Ложный «свидетель»

Перевод – К. Леонов

«Случайный свидетель», кажется, некоторое время назад позволил себе высказать некое казуистическое нравоучение по поводу распространения «теософов». Термин, использованный этой добродетельной газетой, весьма неопределенен, ибо «теософы» столь же многочисленны и разнообразны, как и их мнения и убеждения. Все же, поскольку этот выпад выглядит столь же подозрительно, как и другие, совершенные против нас, мы принимаем на себя неприятную обязанность ответчика, хотя стрелы и не достигли цели. Говорит «Свидетель» (курсив наш):

Теософы жалуются в последнем номере своего журнала, что «с тех пор, как мы поселились в этой стране, побуждаемые искренними и честными намерениями – хотя, возможно, как мы сегодня сами готовы признаться, слишком эмоциональные, чересчур необычные для иностранцев, чтобы внушить доверие местным жителям без предоставления каких-либо более существенных доказательств, чем просто наши слова, – мы были окружены большим числом врагов и оппонентов, чем друзей и симпатизирующих нам людей». Главным образом они сами должны быть виноваты в том сопротивлении, которое они встретили. О том, каковы были их мотивы, мы не беремся рассуждать, но их действия были во многих отношениях позорными. Они начали с вынесения совершенно бессовестных и лживых обвинений против миссионеров и проявления такой безумной ненависти к христианству, которая делала смехотворными их последующие призывы к всеобщей любви и братству. Их убеждения были возвышенными, а их практическая деятельность – низменной, и нет ничего удивительного в том, что большая часть их приверженцев покинула их с чувством разочарования и отвращения. Их оккультные представления [?], были ли они вызваны ловкостью рук или некой особой одаренностью в области животного магнетизма, не носили такой характер, который повысил бы мнение о них среди мыслящих людей или показал, что они могли бы привести к достижению каких-либо важных или полезных целей. Мы не удивимся, если вскоре нам доведется услышать, что они безвозвратно покинули берега Индии, опечаленные и в чем-то мудрее, чем они были тогда, когда пришли сюда. В то же время, основанное Богом стоит прочно, и Его церковь преуспевает [sic] на своем триумфальном шествии к несомненной победе.


Поистине, это очень любезно! Не это ли тогда «бальзам долины Гилеад» для тех «теософов», которые исчезнут с этих берегов «опечаленные и в чем-то мудрее»? Мы столь непростительно невежественны в отношении названий бесчисленных христианских сект и подсект, которые действуют в Индии, что мы действительно не знаем, какая из них оплачивает свидетельство редактора «Случайной» газеты. Имя этим сектам – Легион. Ибо, не обращая внимания на прямое указание: «Не засевай виноградника своего двумя родами семян, чтобы не сделать тебе заклятым сбора семян, которые ты посеешь» (Второзаконие, 22:9), они все вместе и каждая в отдельности пытаются превратить покрытую пальмами Арьяварту в «Виноградник» своего Господа, делая брахмана, который пьет их вино, подобно Ною, «пьяным», и таким образом «делают заклятым» сбор своих семян. Впрочем, мы склонны думать, что это голос методистов. Лишь эти великодушные сектанты столь щедры, что считают «возможным спасение всего рода человеческого». Однако принадлежит ли «Свидетель» к первометодистам, новому объединению методистов, методистской церкви, кальвинстам-методистам, объединенной свободной методистской церкви, уэслианским реформистам, библейским христианским епископалам (англиканам), пресвитерианам, баптистам или любым другим сектам, мы сожалеем, что вынуждены развенчать их редакторский дар не только в божественном пророчестве, но и в примитивном медиумическом ясновидении. «Теософы», то есть, основатели Теософского общества, не намерены «безвозвратно покидать берега Индии». Они искренне сожалеют, но действительно не могут угодить своим «Случайным» добрым друзьям и другим миссионерским центрам.

А теперь «обращение к здравому смыслу». Давая себе волю в резкой и католической критике, наш цензор (кем бы он ни был) очевидно, «забыл спросить совет у своей собственной подушки», как говорится. Поэтому он перескакивает к заключениям, которые, как минимум, опасны для него самого и братии, поскольку это обоюдоострое оружие. Ни у какого другого класса, во всем мире, нет столь «возвышенных убеждений» и столь «низменной практической деятельности», как у наших благожелательных друзей, падре, – разумеется, за некоторыми почетными исключениями. Опираясь на наши слова, что мы были «окружены большим числом врагов и оппонентов, чем друзей и симпатизирующих нам людей», он заявляет, что «большая часть» наших приверженцев покинула нас «с чувством разочарования и отвращения». Даже если считать с полудюжиной «приверженцев» в Бомбее, которые оставили нас по мотивам чисто личным и эгоистическим, не имеющим никакого отношения к «теософии», в 1881 году Общество – во всех его отделениях – покинули всего девять человек. Далее наш критик внушает самому себе веру в то, что если мы встретили «сопротивление», то это является результатом (1) того, что наши действия были «во многих отношениях позорными»; (2) наших «совершенно бессовестных [?] и лживых обвинений против миссионеров»; и (3) нашего «проявления такой безумной ненависти к христианству, которая делала смехотворными их (наши) последующие призывы к всеобщей любви и братству», – вот три обвинения, первое из которых является злобной, нечестивой и совершенно неуместной клеветой, и мы попросили бы автора доказать это утверждение при помощи безупречных фактов; второе заявление – лживое и огульное; третье – это весьма неблагоразумное и опрометчивое отождествление, которое мы бы назвали смешением «центра с окружностью», причем христианство – это одно, а христиане – это совсем другое. «Много званых, но немного избранных», – эта аксиома применима к миссионерам и духовенству с много большим основанием, чем к теософии. Должны ли мы в сотый раз повторять, что, верим ли мы во Христа как в Бога или нет, мы имеем не больше «ненависти к христианству», чем к любой другой религии, в которую мы заведомо не верим? И мы ни во что не верим вслепую. Мы боремся не против наставлений Христа – столь же чистых, мудрых и добрых, как, в целом, и любые другие, – но против догм и их самовольных интерпретаций сотнями конфликтующих и совершенно противоположных друг другу сект, называющих себя «христианами», которые, на самом деле, стремятся лишь к власти, удовлетворению амбиций, в лучшем случае, к созданию человеческих организаций. То, что «основано Богом» – если под Богом здесь подразумевается Истина, – «стоит прочно», это совершенно верно. Истина одна, и никакое количество ее искажений и извращений, допущенных «Случайным свидетелем» или даже «Теософистом», никогда не сможет возобладать над Единой Истиной. Но, прежде чем наши истинно добродетельные конкуренты по прессе позволят себе в дальнейшем похвастаться тем, что «церковь преуспевает на своем триумфальном шествии к несомненной победе» (конечно, они имеют в виду лишь свою собственную церковь), мы должны настоять на том, чтобы они доказали, что права именно их секта, и никакая из сотен других, ибо все они не могут быть правы. Для того чтобы подтвердить наши слова и показать, что «церковь», вместо успешного продвижения к «несомненной победе», не только зашла в этом веке в окончательный тупик, но и все больше и больше исчезает из поля зрения, мы приведем здесь признание одного христианского священника. Пусть «Случайный свидетель» опровергнет его, если сможет.

Последующую выдержку из речи, произнесенной недавно в шотландском городе Пейсли преподобным Дэвидом Уотсоном, священником пресвитерианской церкви, можно найти в работе м-ра Таермана «Оправданное свободомыслие».


Великие, мудрые и могущественные не с нами. Я боюсь, что все мы чувствуем это, сколь бы ни печально нам было это говорить; и чем больше мы читаем историю, поэзию, биографию и литературу этого века, тем больше мы убеждаемся в этом. Лучшая мысль, наиболее мудрое знание и самая глубокая философия отбрасывает нашу церковь за ненадобностью. И не то чтобы они занимали враждебную позицию по отношению к нам – ее имеют некоторые, но не все, – но они повернулись к нам спиной со спокойной неприязнью, невысказанным неодобрением и практическим отказом, намного более убедительным, чем это мог бы выразить какой-нибудь многословный человек. Я не упоминаю имен, было бы нечестно делать это, ибо все еще существует социальное клеймо, которым метят человека, пытающегося освободиться от общепринятой веры. Но это ни на йоту не меняет ничего – великие, мудрые и могущественные не с нами… Они не с нами даже номинально. Они не смотрят на наши небеса, они не страшатся нашего ада. Они ненавидят то, что они называют бесчеловечностью нашей веры, и презирают тот систематизированный спиритуализм, в который мы верим. Они ушли в умозрительный атеизм, ибо они могут там дышать свободнее… Но, заметите вы, они не переходят к практическому атеизму, ибо сколь бы не было им ненавистно название ортодоксии и всего теологического, их сердца слишком великодушны, а их души слишком религиозны – инстинктивно религиозны, – чтобы забыть то благоговение и почтение, которое является должным, подобающим и достойным. Некоторые стали практикующими филантропами и философскими наставниками человечества, поддерживая промышленность, распространяя знание, защищая умеренность и воздержание, основывая организации, которые служат воплощением христианства, способствуя развитию общества тысячами способов, реформируя нравы и создавая человека своего времени и своей страны… Все они совершенно уверены в окончательном спасении человека – это вера, которая вдохновляет их усердно трудиться и испытывать стыд за наше жалкое лицемерие. И все же этих людей – выдающихся умов и великих лидеров человечества – Контов, Карлейлей, Гете, Эмерсонов, Гумбольдтов, Тиндалей и Гексли, согласно вашей воле, мы называем атеистами; они выпадают из нашей основной христианской церкви, и в нашей пресвитерианской ортодоксии их ставят к позорному столбу как «еретиков» перед Богом и человеком. Почему же эти люди и подобные им находятся за оградой христианской церкви? Не потому, что они негодны – мы сами не лучше; не потому, что они слишком велики – нам это известно; но потому, что мы недостойны их, и силой невежественной толпы их гонят прочь. Они избегают нас из-за нашего неправильного понимания и упорно искаженного представления о небе, человеке и Боге. Они чувствуют, что их хорошие манеры не вписываются в наши злобные отношения; они ощущают наше ограниченное видение, сокращающее и приближающее бесконечный горизонт, и, потому, как некое необходимое условие самого существования своих душ, они обособляют себя от нас и отказываются – а многие из них делают это весьма неохотно, – поклоняться вместе с нами нашему общему Богу.


Это признание честного и благородного человека, который равным образом бесстрашен в своей речи и искренен в своей вере и религии. Для него эта религия представляет истину, но он не смешивает ее с личными качествами ее духовенства. Небеса запрещают нам когда-либо выступать против столь правдивого человека, сколь мало мы сами не верили бы в его Бога! Но до самого последнего нашего дня мы будем громко протестовать против Муди и Санки, и им подобных. «Мы все виновны в предательстве Христа, и мы все должны придти к нему с веревками, повязанными вокруг наших шей, зная, что мы заслуживаем адского огня», – таково замечание м-ра Томаса Спарджона, которое, как пишет одна сиднейская ежедневная газета, он сделал в своей речи, произнесенной в Протестантском Холле, при содействии Христианского союза молодых людей.

Таковы люди и миссионеры, против которых мы выступаем. Что же касается «бессовестных [?] и лживых обвинений против» последних, то это как раз бессовестное и лживое обвинение, выдвинутое «Случайным свидетелем» против нас. Мы никогда не публиковали ничего задевающего наших друзей, падре, не приводя тому веских доказательств. Может ли наш преподобный критик предоставить доказательства хотя бы одного из наших «позорных деяний»? Если же он не может – а он и в самом деле не может, – то, как же тогда должны мы назвать его поступок?

«Случайный свидетель» – в нашем случае ложный «свидетель» – говорит, что наши «оккультные представления… не носили такой характер, который повысил бы мнение о них [нас] среди мыслящих людей или показал, что они [мы] могли бы привести к достижению каких-либо важных или полезных целей». Никогда не совершая «оккультных представлений», но лишь экспериментируя с оккультными силами перед немногочисленными личными друзьями и в частных домах – и «Случайному свидетелю» известно об этих опытах не более чем он смог выудить из газеты, изобилующей анекдотами, – мы могли бы совершенно не упоминать об этом. Но мы все же напоминаем его редакторам, что в экспериментальной науке нет явлений более высокого или более низкого порядка; все открытия естественного закона уважаются и превозносятся. Мы полагаем, что «Свидетель» столь высокопарно и напыщенно отзывается о наших экспериментах с «папиросной бумагой» и других, о которых до него дошли слухи. Хорошо; дублирование клочка бумаги или «чашки», или чего-либо еще – столь же научно и, во всяком случае, по своему положению это явление не ниже, чем мгновенное превращение «пыли земной» во «вшей» или «лягушек», которые, умирая, «пахнут землей»; к тому же это практичнее и, определенно, менее опасно или в меньшей степени ведет к злу, чем превращение воды в вино. Наши опыты были безобидными и научными экспериментами, без малейшей претензии на их божественное или сатанинское происхождение. Напротив, они имели определенную цель рассеять любую веру в «чудеса» или «сверхъестественное», которая является позором в наш век науки. А оккультные фокусы «Моисея, повелевающего вшами», и тому подобные чудеса, помимо изначальной низости, привели к тому, что пятьдесят миллионов человек были уничтожены огнем и мечом в течение восемнадцати столетий либо за то, что они не верили в подлинность этого мнимого «чуда», либо потому что они желали повторить его на более научных основах. Но ведь, по ходу дела, наши «представления», которые не являлись ни публичными, ни тем более «чудесами», а наоборот, были научно обоснованны – даже если кажутся «невероятными» на взгляд скептиков, – вовсе не предназначались для того, чтобы возвысить «мнение о нас среди мыслящих людей» (причем под последними, безусловно, подразумеваются исключительно редакторы миссионерской «Случайной» газеты и ее немногочисленные читатели). Очень хорошо, пусть будет так. Наши «призывы к всеобщей любви и братству» являются «смехотворными», потому что мы осудили некоторых невежественных, фанатичных миссионеров, которым намного лучше было бы остаться дома и пахать землю, чем жить за счет труда бедных глупых служанок, которых они запугивают до обморочного состояния своими историями об адском огне. Одну вещь, по крайней мере, отрицать даже «Случайный свидетель» не может. Мы живем не за счет вымогательства или добровольных пожертвований, но работаем для поддержания нашей жизни и теософию проповедуем бесплатно. Мы не принимали и не просили не единого пенса от тех, кто видел наши «оккультные представления» и верит в них; мы также не претендуем на непогрешимость, как наших учений, так и нас самих. Могут ли сказать о себе то же самое христианские миссионеры?

Предполагаемые христианизаторы Индии поступили бы намного мудрее, если бы они последовали примеру своих более разумных собратьев в Америке и Англии! Если бы падре признали истину, как это сделал преподобный Дэвид Уотсон в приведенном выше фрагменте, или рассмотрели религиозные верования своих оппонентов, как поступил преподобный Генри Уорд Бичер в отношении самого смертельного врага христианства – полковника Роберта Дж. Ингерсолла, – тогда «теософы» стали бы их друзьями и проявили бы не больше враждебности по отношению к их мнениям и христианским взглядам, чем они [теософы] проявляют сегодня по отношению к правоверным брахманам, которые также отвергают их [теософов] догмы и взгляды, но чьи Веды, как древнейшая философия и древнейшая книга на земле, пользуется у них [теософов] глубоким уважением. Пространство человеческих представлений, философских и религиозных, широко, и там есть место для всех, чтобы мы не сталкивались друг с другом лбами и носами. Нижеследующий материал является характерным признаком этого века. Мы приводим его из уважаемой нами австралийской газеты «Предвестник света», ученый редактор которой является представителем нашего Теософского общества в Мельбурне:


Генри Уорд Бичер и Ингерсолл, «американский Демосфен», побратались таким способом, который шокировал многие религиозные души и привел в изумление остальных. В «New York Herald» говорится: «Сенсация, произведенная преподобным Г. У. Бичером в Музыкальной академии Бруклина, когда он произнес блестящую хвалебную речь полковнику Роберту Дж. Ингерсоллу и публично пожал ему руку, все еще не утихла». Впоследствии оба эти джентльмена были независимо проинтервьюированы репортером «Herald», который жаждал выяснить, какого мнения они придерживаются друг о друге. По его словам, полковник Ингерсолл заявил: «Я считаю м-ра Бичера величайшим человеком из всех проповедников в мире… Я сказал ему в ту ночь, что я поздравляю мир с тем, что в нем есть священник с достаточно широким интеллектуальным горизонтом и ментальным небом, усыпанным звездами таланта настолько, чтобы с презрением относиться ко всем вероучениям, которые вызывают возмущение в человеческом сердце… М-р Бичер уверен во многих вещах, которые я самым решительным образом отрицаю, но в целом мы верим в свободу мысли. У меня есть два основных возражения против ортодоксальной религии – рабство здесь и ад там. Я не верю, что м-р Бичер не согласится со мной в этих вопросах. Реальное различие между нами в том, что он говорит – Бог, я говорю – Природа. Подлинное согласие между нами в том, что мы оба говорим – Свобода… Он является великим мыслителем, удивительным оратором, и, по моему мнению, он больше и грандиознее, чем любая вера любой церкви. Мужество – это его величайшее достоинство, и я хотел бы жить и умереть его другом».

Об оценке Ингерсолла м-ром Бичером можно сделать вывод со следующих слов: «Я считаю его одним из самых великих людей этого века. Я посвящен в сан и верю в богооткровенную религию. Поэтому я обязан считать всех людей, которые не исповедают эту религию, впадающими во грех. Но на широкой платформе человеческой свободы и прогресса я должен братски протянуть им свою правую руку. Я готов сделать это тысячекратно. Мне в точности не известны религиозные взгляды полковника Ингерсолла, но я имею о них общее представление. У него есть такое же право свободно мыслить и говорить, как и у меня… Я искренне восхищаюсь Ингерсоллом, потому что он не боится говорить вслух то, что он думает, и мне остается лишь сожалеть о том, что он не думает так же, как я. Мне никогда не доводилось слышать в течение двухчасовой речи столь яркие и сильные слова, как в эту ночь. Я хотел бы, чтобы все мои прихожане были там, чтобы слышать их».


Браво, Атеист и Священник! Вот то, что мы могли бы назвать волком и овцой, лежащими вместе.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх