Часть третья

Семь Ступенек Алхимии

Во времена короля Артура ни одному поиску не отдавались с такой страстностью, как поиску Святого Грааля. Каждый из рыцарей Артура мечтал завладеть этим ускользающим призом, который должен был принести Божью защиту и благословение их королю. Для того чтобы получить представление о том, как выглядит Грааль, рыцари старались искупить свои грехи, а художники состязались в том, чтобы каждое изображение Тайной Вечери сделать как можно более роскошным.

— Почти невозможно убедить смертных в том, что поиск никогда не бывает направлен на зримые вещи, хотя они и святые, — сказал однажды Мерлин Артуру.

Тот вспоминал эти слова всякий раз, когда лихорадка поиска Грааля достигала своей высшей точки, что обычно бывало в долгие зимние месяцы, когда рыцари томились от скуки. Самые молодые из них всегда готовы были отправиться на поиск в Святую Землю, или в замок Монсалват, или в любое другое место, реальное или мифическое, где, по их мнению, мог находиться Грааль.

Король держался в стороне от всех этих страстей.

— Если вы хотите ехать… — начинал он и замолкал.

— Что? Вы не верите в существование Грааля? — нетерпеливо спросил сэр Кэй. Поскольку еще до того, как Артур вытащил из камня меч, Кэй считался братом короля, он позволял себе больше свободы, чем любой другой.

— Верю? Мне кажется, ты должен был бы знать, что я верю в существование Грааля, — спокойно ответил Артур, — но не так, как ты себе это представляешь, и не так, как веришь ты.

Этот ответ был слишком тонким для Кэя, и он прикусил язык, чтобы не задавать больше дерзких вопросов.

— Грааль действительно существует, мой король? — спросил Галахад гораздо более спокойным тоном.

— Ты спрашиваешь так, как будто думаешь, что я любовался им, — ответил Артур.

— Я сам не знаю, верить ли в это, — начал Галахад, запинаясь, — но ходит столько всяких слухов.

— О каких слухах ты говоришь?

— О том, что рассказывают о Мерлине. Говорят, он сам принес Чашу из Святой Земли, где она тайно хранилась в течение долгих веков.

— Как и во всех слухах, в этом есть крупица правды, — сказал Артур, минуту подумав.

Двор заволновался, потому что король впервые признал какую-то свою связь с сокровищем, о котором все они мечтали. Но Артур больше ничего не добавил.

Однажды весенней ночью, когда на полях уже растаял снег и показались первые бледно-желтые нарциссы, вдали от стен замка запылал костер. У костра сидели сэр Персиваль и сэр Галахад, которые дали торжественное обещание вместе отправиться на поиски Святой Чаши. Было слишком рано для того, чтобы искать убежища в лесной чаще, где под деревьями еще лежали грязные снежные сугробы, скопившиеся за зиму, поэтому два рыцаря, помолившись, укрылись в небольшом шатре, который был хорошо виден из королевских покоев.

— Однажды я решил, что моя мечта завладеть Граалем, — это пустая прихоть, — начал Персиваль. — Каждый рыцарь стремится стать первым в этом поиске, но я на долгие годы оставил эти мечты, считая их просто разыгравшейся гордыней. Но теперь, Галахад, я должен тебе признаться, что моя душа опять горит желанием отыскать Святой Грааль.

— Король говорит, что это не вещь, — напомнил ему молодой рыцарь.

— Но он также говорит, что Мерлин принес его в Англию. Ты ведь сам это слышал, не так ли? — в голосе Персиваля прозвучал вызов, и Галахад молча кивнул.

Иногда молитва и покаяние разжигают больший огонь, чем они в состоянии погасить, подумал он. Он не мог не признать, что он тоже разделяет растущее желание Персиваля.

— Если кому-то суждено завладеть Граалем, конечно, это должен быть один из нас, — сказал он, подбросив несколько сухих веток орешника в костер и ожидая, пока они загорятся. — Мы принадлежим к единственному отряду рыцарей, которые посвятили свою жизнь тому, чтобы сохранить мир, а не тому, чтобы совершать набеги на сельских жителей и сеять среди них ужас. Я не знаю, достаточно ли чисто мое сердце, чтобы получить право владеть Граалем, — я не настолько тщеславен или глуп, чтобы считать, что он должен сам упасть ко мне в руки, — но я буду очень страдать, если не попробую это сделать.

В эту минуту до них донеслись слабые звуки — лед, который еще покрывал тонким слоем землю, хрустел под чьими-то шагами. Оба насторожились в ожидании приближающегося незнакомца, когда вдруг услышали спокойный голос, в котором сквозила легкая ирония:

— Не пугайтесь и да хранят вас мои молитвы. Вы мне разрешите погреться у вашего костра?

Бросив вопросительный взгляд на Галахада, Персиваль прокричал во тьму:

— Уходите прочь и разожгите свой собственный. Это пристанище двух рыцарей, которые на время хотели бы избежать вмешательств внешнего мира.

В ответ раздался насмешливый хохот.

— Разложить собственный костер, вы сказали? Хорошо, я немедленно это сделаю.

Не успели отзвучать эти слова, как Персиваль в страхе вскочил на ноги, потому что земля под ним вспыхнула ярким пламенем. Галахад удивленно смотрел вокруг, видя, как его окружает огонь, вырывающийся прямо из промерзшей земли. Прежде чем он успел вскрикнуть, высокая фигура, размером в старую пихту, прошла через пламя и остановилась рядом с ними.

— Мерлин, — сказал Галахад, с трудом справляясь с охватившим его волнением. — Что заставило вас прийти сюда после столь долгого отсутствия?

— Не ваш высокомерный друг, — ответил Мерлин, переводя глаза на Персиваля, который пытался держаться с достоинством, насколько это возможно для человека, у которого спина в огне. — А вы садитесь, садитесь, — уговаривал волшебник.

Почувствовав, как охватившая его боль проходит, Персиваль сел рядом с Галахадом, напротив Мерлина. Он никогда раньше не видел его в глаза, но описание волшебника, не раз слышанное от Артура, было настолько точным, вплоть до грубой ткани черной поношенной мантии, что ошибиться было невозможно.

— Не ешь меня глазами, — сказал Мерлин, — я думаю.

— О чем? — спросил Персиваль.

— И не перебивай, — резко ответил волшебник. Но минуту спустя суровое выражение его лица смягчилось. — Да, я думаю, вы говорите правду. Вопрос только в том, что с этим делать.

— Правду о Граале? — спросил Галахад. — Мы действительно хотим отправиться на его поиск.

Мерлин посмотрел на него одобрительно.

— Ты сразу же узнал меня, без всяких глупых вступлений, а теперь ты подошел к чтению моих мыслей. Ты подаешь надежды, — сказал Мерлин.

Будучи от природы скромным, Галахад опустил глаза, надеясь, что Персиваль не станет завидовать этой неожиданной похвале.

— Ваш король говорил правду, — продолжал Мерлин, — Грааль — это не вещь, которую вы можете перебросить через спину лошади, подобно подстреленной лисице. В нем нет ни золота, ни драгоценных камней, и поэтому он не может принести никакой пользы, кроме обладания его тайной. И это обладание не дарит дополнительного Божьего благословения — оно остается таким же, как у тех, кто им не владеет.

— Как вы можете это говорить? — прервал Персиваль, не в силах больше сдерживать волнения. — Грааль должен давать Божье благословение.

Мерлин бросил на него уничтожающий взгляд.

— Глупец, если весь этот мир — творение Бога, то как может любая его частица, пусть самая отдаленная, самая мелкая или незначительная, получить меньше благословения, чем все остальные?

— Но ведь Грааль существует? — спросил Галахад. — Король говорил, что вы его хранитель.

Мерлин кивнул.

— Я храню то, что не нуждается в охране, я руковожу поиском, которого вы не сможете осуществить нигде в другом месте, и когда вы найдете Грааль, я к вам приду, хотя вы не увидите ни меня, ни его.

Мерлин закурил свою любимую трубку и, выпуская клубы дыма, явно наслаждался тем впечатлением, которое произвела на них эта загадка.

Персиваль внезапно вскочил на ноги.

— Что ж, если меня здесь считают болваном, я лучше уйду.

Мерлин слегка смягчился.

— Ты тот, кто ты есть, — пробормотал он, — достаточно хороший в глазах Господа и довольно редкое явление в этом безнадежном мире. Займи, пожалуйста, свое место.

Персиваль, все еще мрачный, последовал этому любезному приглашению.

— Я не случайно оказался у вашего костра. Я здесь для того, чтобы повести вас на поиски Грааля, — сказал Мерлин. — Существует правило, которое нельзя нарушать: если ученик готов, появляется учитель. Я могу научить вас тому, что вы хотите знать. Не считайте мои вступительные замечания грубыми или таинственными. Я только хотел очистить ваши головы от всяких мечтаний, которые могли вас ввести в заблуждение относительно предмета вашего поиска.

Движением руки Мерлин заставил огненное кольцо погаснуть, так что его черты стали едва различимы при свете тлеющих углей. Теперь рыцари скорее видели перед собой длинную тень с копной белых волос, освещенных восходящей луной.

— Поиск, наградой за который будет Грааль, не похож на то путешествие, которое совершает невежественный рыцарь, взобравшись на лошадь. Это внутреннее путешествие, поиск превращения. Вы когда-нибудь слышали о такой вещи, как алхимия?

Персиваль и Галахад молча кивнули. Их неясные фигуры едва вырисовывались в сгущающейся темноте.

— Алхимия — это искусство трансформации, — продолжал Мерлин, — и когда вы преодолеете семь ее ступенек, тогда, и только тогда, вы сможете думать о Граале.

— Семь ступенек? — спросил Персиваль. — Так что, Грааль все-таки сделан из золота? Ведь известно, что алхимики…

— Все это вздор и чепуха. Вы слишком мало или ничего не знаете об этом искусстве, хотя и занимаетесь им каждый день с того самого момента, как появились на свет, — прервал его Мерлин. — Каждый ребенок рождается алхимиком, потом забывает это искусство, и только спустя некоторое время овладевает им вновь.

Персиваль испугался, что волшебник опять начнет говорить загадками, если он и дальше будет в нем сомневаться, и поспешил замолчать.

— Самая страшная утрата в мире, — сказал Мерлин, — это утрата духа. Каждый из смертных приходит в этот мир для того, чтобы найти Грааль. При рождении никто не имеет преимуществ перед другими. Волшебник видит, что каждый создан для того, чтобы найти свободу и реализовать свои возможности.

— Разве я уже не свободен? — спросил Персиваль.

— В простейшем смысле — да, поскольку тебя не держат в клетке, но я имею в виду свободу в более глубоком смысле: как возможность делать то, что бы вы ни пожелали и когда бы вы ни пожелали, — ответил Мерлин. — Но существуют еще более глубокие уровни. Вы не можете не признать, что вы все время находитесь в плену своего прошлого — ваша память создает условия, которые определяют вашу жизнь. Если бы вы смогли освободиться от прошлого, перед вами открылись бы бесконечные возможности, разрушающие границы того, что известно вам. Грааль — это обещание того, что подобное совершенство достижимо. Вам понятно?

Воодушевленный своими собственными словами, волшебник не стал ждать ответа от своих слушателей.

— Я уже говорил, что к свободе и реализации своих возможностей ведут семь ступеней алхимии. На первую ступеньку вы ступаете в момент вашего рождения, несколько следующих преодолеваете в детстве, остальные вам осталось преодолеть. О вас всегда заботится божественный замысел, но по мере того, как вы взрослеете, ваша собственная воля и желания усиливаются. Когда вы были детьми, вы были достаточно чисты, чтобы завладеть Граалем, но слишком невежественны, чтобы знать о его существовании. Став взрослыми, вы узнали, что вам нужно, но не знаете, как это найти. Привлечение свободной воли — вот причина утраты Грааля, хотя это и средство, с помощью которого вы можете завладеть им в конце пути.

— Вы покажете нам эти семь ступеней? — быстро спросил Галахад, опасаясь, что Персиваль начнет возражать.

По лицу Мерлина пробежала понимающая улыбка, и легким кивком головы он выразил свое согласие.

Первая ступень — невинность

— Когда вы появляетесь на свет, вы совершенно чисты. Из всех ингредиентов, используемых алхимиком, это самый важный. Новорожденный ребенок не задается вопросами о своем существовании: он живет в атмосфере самоприятия, доверия и любви. Он еще не слышит мучительного голоса сомнений.

— Если вы заглянете в глаза ребенка, вы увидите в них очень мало индивидуального. Вопрос "Кто есть я?" лишен для него смысла. Вместо этого он проникнут осознанием себя самого, источника всей мудрости. Ребенок приходит в этот мир из самого источника жизни, но постепенно он теряет с ним связь. Какое-то время ребенок остается погруженным в бесконечность. У него нет представлений о прошлом или будущем, он видит только раскрывающееся перед ним настоящее. Вот что значит жить в вечности, ведь что еще может быть вечным, кроме постоянно обновляющегося настоящего момента? Всем, что обещает Грааль, — бессмертием — ребенок уже наслаждался, потому что жить так, чтобы над вами не довлело время, — в этом и заключается секрет бессмертия.

— Если это так, — серьезно спросил Галахад, — тогда почему мы не рождаемся бессмертными?

— Источники и стремления, — ответил Мерлин. — У каждого ребенка есть стремление переместиться из бесконечного мира в мир часов, дней, лет, от безмолвия внутреннего мира к активности внешнего, от поглощенности собой ко всем удивительным вещам, которые его окружают. Понаблюдайте за ребенком в первые недели его жизни. Вы увидите, как привлекает его внимание этот удивительный новый мир, который он обнаруживает вокруг себя. Так начинается алхимия — постоянное превращение, которым будет сопровождаться каждый наш вздох во все последующие годы жизни.

— Ребенок — не ангел, его чистота недолговечна. Вскоре он начинает ощущать у себя внутри первые вспышки гнева и страха, недоверия и сомнения. Хотя ребенок продолжает сохранять невинность, он погружается в жестокий мир, где начинает получать удары и ушибы. У него возникают желания, которые не находят немедленного удовлетворения. Он впервые испытывает боль.

— Вы, смертные, называете это утратой Божьей милости, но вы ошибаетесь. Божья милость сопутствует каждому шагу человеческой жизни, и только ограниченность вашего восприятия мешает вам ее видеть.

— Но какое отношение к алхимии имеет эта грустная история? — спросил Персиваль, который никак не мог расстаться со своим скептицизмом.

— Здесь работает скрытое волшебство, — ответил Мерлин. — Когда ребенок растет, он на самом деле не теряет своего изначального целомудрия. То, что происходит, можно назвать еще более таинственным. Невинность остается нетронутой во всей своей полноте, но вы об этом просто забываете. Ваша жизнь становится фрагментарной. Мир для вас ограничен; ваше самоощущение определяется индивидуальным опытом и накопленными воспоминаниями.

— Когда вы забываете о своей целостности, вам кажется, что вы утратили себя — того, каким вы были, — но это только иллюзия. Ваши чувства и поступки не похожи на чувства и поступки новорожденного, но сущность остается нетронутой. Целостность невозможно разделить на части, правде не может повредить неправда. Ваша утрата целомудрия была реальным событием, которое в то же время вообще не имеет никакого отношения к реальности. Силы алхимии работают за пределами того, что вы можете видеть, слышать или осязать.

— Как же я могу узнать, что это целомудрие действительно здесь? — спросил Галахад.

— Если ты захочешь соприкоснуться со спрятанным внутри целомудрием, обрати внимание на те черты, которые свойственны ребенку: алертность, любознательность, способность удивляться, чувство безопасности, о котором вы так мечтаете на этой Земле, ощущение, что вас окружает абсолютный покой, не имеющий ни начала, ни конца. Так чувствуют себя все дети.

Вторая ступень — рождение эго

— Вторая ступень, — продолжал Мерлин, — знаменуется появлением на сцене эго, ощущения своего «я». Для того чтобы существовало «я», должно также существовать «вы» или «оно». Рождение эго — это рождение двойственности. Оно означает начало появления противоположностей, а значит, и начало противопоставления. Каждая новая ступень алхимии уничтожает ту, что была раньше, переворачивая вверх ногами — ваш старый мир, но этот переворот, пожалуй, самый потрясающий — вы перестаете быть богом!

— Представьте себе существо, которое чувствует себя всемогущим в этом мире. Все, что радует его глаз, он воспринимает как собственное отражение. И вдруг люди и вещи приобретают собственное, отдельное существование. Никто из вас не помнит этого сокрушительного удара, потому что он происходит в очень раннем детстве. К тому же, это превращение происходит мгновенно, оно равносильно новому рождению. Вы чувствовали себя счастливым, как бог, и вдруг вы рождаетесь для мира смертных.

— Это также рождение для мира боли, — сказал Персиваль. — Неужели эта ступенька абсолютно необходима?

— О, конечно. Источники и стремления, как я уже говорил. Когда присущее ребенку любопытство заставляет его обратить свое внимание на окружающий его мир, что он видит прежде всего? Лицо своей матери. Ребенок автоматически реагирует на свою мать как на источник любви и питания. Но это источник, который находится вне самого ребенка. Это ловушка, ведь какой бы ни была совершенной материнская любовь, это не ваша собственная любовь к себе, и в течение многих лет вы будете вздыхать об утрате совершенной любви, пока не осознаете, что это ностальгия по своему собственному я, каким оно было, прежде чем на сцене появился кто-то еще.

— Сначала разделения не существует. Когда ребенок прикасается к материнской груди, к детской кроватке или к стенке, все эти предметы кажутся частью одного и того же плавно меняющегося ощущения без всякого деления. Однако вскоре каждый ребенок начинает осознавать, что существует нечто еще, кроме него самого, — внешний мир. Эго заявляет: "Это я, а это не я". Затем он постепенно начинает отождествлять некоторые вещи с понятием «я» — моя мама, мои игрушки, мой голод, моя боль, моя кроватка. Как только возникает предпочтение, появляется целый мир, который не есть я — ни моя мама, ни мои игрушки и т. д.

— Я не могу вспомнить такого, как вы его назвали, рождения, — сказал Персиваль. — Но если то, что вы говорите, правда, значит, именно здесь должен начинаться поиск Грааля. Где же еще он начинается, как ни при отделении?

— Да, пока вы ощущаете себя богоподобным, нет необходимости в поиске, который вернул бы Божье благословение, — согласился Мерлин. — При отделении вы начинаете смотреть на себя как на объект и явление. Вы теряете способность видеть в себе истинный источник всего сущего. Для ребенка совершенно естественно считать себя источником жизни. Но когда вы начинаете использовать внешний мир и вас очаровывают принадлежащие ему предметы, вы связываете свое счастье с этим миром. Это можно назвать предметной направленностью, которая приходит на смену самонаправленности ребенка.

— И эта ступень не теряется, когда ребенок продолжает расти? — спросил Галахад.

— Ничто никогда не теряется. Рождение эго дает начало развитию всех тех качеств, которые вы до сих пор замечаете в себе: боязни одиночества, необходимости в одобрении, чувства собственности, заботы о себе, привычки жаловаться на судьбу. У вас возникает привязанность к миру, в котором вы пребываете, потому что вас больше не удовлетворяет та простая жизнь, которая удовлетворяла ребенка. Но не стоит отчаиваться, потому что под этими изменениями скрыта более глубокая сила, которая продолжает работать.

Третья ступень — рождение достигающего

— Как только у вас появилось эго, — продолжал Мерлин, — появился мир "вне вас" и возникли новые стремления — настойчивое желание отправиться в этот мир и чего-то достичь. Первые признаки такого изменения весьма примитивны. Ребенку хочется захватить предмет и подержать его в руке; у него появляется желание самому разведать, что находится вокруг него, но при этом он должен быть уверен, что мама рядом. Потом он учится ходить и начинает протестовать, если мама его не отпускает. Это желание убежать и передвигаться самостоятельно появляется первым. Но со временем этот ребенок, который так нуждался в поддержке и защите, с криком требует, чтобы ему предоставили самостоятельность. Это вполне здоровый инстинкт, потому что эго знает, что неизвестное — источник страха. Если не отпустить ребенка завоевывать мир, он, становясь старше, все сильнее будет его бояться.

— Теперь мы начинаем все дальше уходить от ощущения покоя и единства, и от того доверия, вместе с которым мы появились на свет. Эго начинает доминировать над духом. Когда ребенок достигает этого состояния, он утрачивает чистое осознание — оно заменяется водоворотом воспоминаний. Он приобретает личный опыт, который никем не может быть полностью разделен.

— Еще одна грустная история, — пробормотал Персиваль.

— Если ее на этом закончить, то да, — сказал Мерлин. — Но рождение достигающего дает вам уверенность и ощущение уникальности. Этот мир предметов и событий обладает одним качеством — он индивидуален. Эго нуждается в этом, во всяком случае, на том пути, который избрали вы, смертные.

— Но ведь не каждый из нас достигающий. Эта ступень необходима? — спросил Галахад.

— Не каждый ставит успех превыше всего или отождествляет себя с деньгами, работой или общественным положением, — сказал Мерлин. — Но стремления достигающего проще и основательнее всего этого. Это обозначение эго в действии, попытка доказать себе, что отделение можно вынести. На самом деле рождение достигающего наполняет этот радостный мир множеством вещей, которые необходимо сделать или изучить. В некоторых людях достигающий продолжает жить очень долго. Настойчивое желание владеть женщиной и погоня за удачей затмевают истинную цель поиска. Но Бог позволяет свободно проявлять свою волю, и, если человек решает, что мир «снаружи» важнее его самого, он отправляется в погоню за женщиной и за удачей.

— Эго, такое, каким его видит волшебник, вообще не предоставляет никаких возможностей для реализации. Оно неспособно любить, и оно все время руководит вашими поступками. "Слушай меня, — постоянно слышите вы от него, — хватай для себя все, что можешь. Этот путь ведет к счастью". Смертные следуют советам, которые пригодны только на время. С точки зрения Бога, в этом нет ничего плохого, потому что Его доверие свободной воле превращается в самый мудрый путь.

— Вряд ли стоит говорить вам, что эта третья ступень остается с вами, ведь пока существует эго, существует и достигающий. Аппетиты достигающего никогда не могут быть удовлетворены. К тому же, не существует предела тому опыту, который вы можете накопить: разнообразие мира не знает границ. Но по мере того, как эго растет, оно окутывает дух слоями всякого хлама — богатство, власть, собственный имидж — пока наконец не появляется слабый голос сомнения: "А где же любовь? В чем смысл существования?" И тогда наступает время для четвертой ступени — еще одного рождения.

Четвертая ступень — рождение дающего

— Со временем у эго появляются новые представления о счастье, — добавил Мерлин. — Оно понимает, что счастье не только в том, чтобы брать, но и в том, чтобы отдавать. Это исключительно важное открытие, поскольку оно освобождает эго от многих видов страха. Это страх изоляции, к которой всегда ведет полный эгоизм. Это страх утраты, который появляется, когда вы понимаете, что не можете удержать навсегда все, что имеете. Это страх перед врагами, теми, кто хочет у вас что-то отнять.

— Но становясь дающим, эго начинает избавляться от этих страхов, во всяком случае, они его терзают не так, как раньше. Проблема, которая доставляла столько неприятностей, оказывается решенной. Однако здесь есть и нечто более глубокое, работа чего не проходит даром. Даяние соединяет двух людей — дающего и получателя. Эта связь рождает новое ощущение общности, не пассивной общности ребенка со своей матерью, которая автоматически вытекает из акта его рождения, но активной общности с кем-то, кто сумеет сделать вас счастливым.

— Даяние созидательно. Оно полностью переворачивает представления эго. До рождения дающего важнее всего представляется необходимость защититься от потерь. От потерь денег и всего, чем вы владеете, но также и от утраты своего имиджа, собственной значимости. Теперь же человек добровольно чем-то поделился, и он не ощущает это как потерю. Наоборот, при этом эго испытывает удовольствие. И как ни странно, оно совсем не похоже на удовольствие получать.

— Любовь входит в сердце — вот в чем разница, задумчиво произнес Галахад,

— Да, — ответил Мерлин, — Пока эго преследует свои интересы, оно не знает любви. Оно может испытывать большое удовольствие, удовлетворение или привязанность. Эти чувства иногда называют любовью, но любовь по своей природе бескорыстна, и только бескорыстный поступок может привести к рождению любви. Даяние не ограничивается деньгами или вещами, переданными другому. Даяние — это также служение, отдача себя, преданность, дарение любви в чистом виде.

— И поэтому рождение дающего ощущается как нечто новое, освобождающее. Даже если эго все еще доминирует, оно начинает замечать не только себя. Большинство людей научаются удовольствию отдавать еще маленькими детьми, когда родители учат их делиться с другими детьми. Но настоящее рождение дающего может прийти значительно позже. Пока вы отдаете только потому, что вам советуют это сделать, или потому, что вы считаете это правильным, вы не получаете настоящего удовольствия от этого акта. Даяние должно быть спонтанным, возникающим из ощущения "Это то, что я хочу сделать", а не "Это то, что мне лучше сделать".

— Если человек начинает отдавать, это признак того, что эго умирает? — спросил Персиваль.

Мерлин нахмурился.

— С точки зрения алхимии, это не смерть. Ничто не погибает на пути к Граалю. Это старое представление о смерти эго предполагает, что существуют вещи, за которые Бог вас судит.

— Но вы только что говорили, что эго неспособно любить и что оно руководит нашими поступками, — возразил Персиваль. — Не является ли это частью Божьего замысла?

— Божий замысел относительно вас состоит в том, чтобы вы нашли себя, — сказал Мерлин. — Вы не предназначены просто для достижения какой-то определенной цели. Если вы хотите исследовать, хорошо ли быть эгоистичным, невежественным, жестоким, жить без всякой веры, Бог разрешает вам все эти эксперименты. А почему бы и нет? Раз вы не судимы, ни один из ваших поступков не может быть в глазах Бога ни плохим, ни хорошим.

— Но это ужасно, — сказал Галахад. — Вы хотите сказать, что святой и убийца равны?

— Они равны, если святой и грешник — это всего лишь маски, которые вы надели, — ответил Мерлин.

— Святой в этой жизни может быть грешником в другой, а сегодняшний грешник может научиться, как стать святым завтра. В глазах Бога все эти роли — иллюзия. Я не хочу сказать, что вы должны это проверить на себе. Вы попросили меня указать вам путь, и я хочу показать вам, что стоит за этим путем.

Пятая ступень — рождение ищущего

— В течение долгого времени эго получало все, что попадалось на его пути, — продолжал Мерлин. — Все другие соображения перевешивало одно: что хорошо для меня? Реальным казался только ограниченный, присущий именно ему взгляд на мир. И это естественно. Как я уже говорил, задача этого относительного мира состоит только в том, чтобы научить вас индивидуальности. Но индивидуальность в конечном счете начинает раскрываться и расширять свои горизонты. Нетрудно догадаться, что данная человеку свободная воля должна была бы только потакать все большему и большему разрастанию эгоизма. Если бы неспособное любить и всем заправляющее эго было единственным, чего должен достичь человек в этом мире, тогда, может быть, это и стало бы вашей участью, но алхимия работает незаметно, в невидимых изгибах вашей души.

— Со временем дающий поднимается на следующую ступеньку, туда, где находится ищущий. На этом этапе ваше старое, знакомое отношение к своему эго уходит в сторону. Ощущение своего «я» начинает расширяться. Теперь человек жаждет духовного опыта, ощущения источника любви и удовлетворения, каких не может подарить даже самая сильная любовь другого человека. Опять это полное изменение направления вызывает потрясение. Дающий — в лучшем случае филантроп. Он начинает с того, что делится с семьей и друзьями тем, что имеет, потом переходит к благотворительности, но в конце концов дух дающего перестает удовлетворяться этим и стремится принести пользу всему человечеству.

— Но можете ли вы действительно что-то дать кому-нибудь еще в этом мире? Этот вопрос подводит нас к границе индивидуальности — на этот вопрос может ответить только святой. Так что вполне естественно, что на стадии дающего возникают вопросы, не находящие ответов. Таким образом подготавливается путь к новому рождению. Дающий, который хотел обнять весь мир, вдруг обнаруживает, что мир больше не является для него источником удовлетворения. То, что раньше приносило удовольствие, начинает казаться мелким, неинтересным. В частности, потребность эго в самоутверждении и признании его значимости перестает быть источником удовлетворения. Появляется настоятельное желание увидеть лик Господа, жить среди света, испытать молчание чистого осознания: зарождение ищущего может найти самое разное проявление.

— Но общим для всех ищущих является ощущение, что материальный мир вряд ли является местом, где их желания могут быть удовлетворены. Почему это так? Разве Бог не живет повсюду, разве в мельчайшей песчинке не обитает дух? И да и нет. Бог может быть повсюду, но, если вы не видите этого, значит, вы недостаточно хороши. Ищущий ищет для того, чтобы увидеть.

— Я думаю, именно на этом этапе начинается поиск Грааля, — сказал Галахад.

— Для некоторых смертных Грааль действительно становится в это время символом более глубоких внутренних потребностей, — ответил Мерлин, — но каждая предыдущая ступень — это тоже поиск, даже утрата невинности. Вам, смертным, присуще разделение этой реальности на хорошее и плохое, святое и грешное, угодное и неугодное Богу, тогда как на самом деле вся жизнь — это один божественный поток. Жизнь движется вперед благодаря единственному импульсу — стремлению обладать полными знаниями и получить полное удовлетворение.

— Но в каком-то смысле ты прав. С рождением ищущего нам в первый раз удается назвать желание, которое до сих пор оставалось неопределенным. Будет ли этим именем Бог, Грааль, Всевышний или дух — это не имеет значения. Все они говорят о новой, глубоко прочувствованной потребности вырваться из тех границ, которые налагает на нас время и пространство. Ваша сущность безгранична. Вы рождены для жизни, не знающей границ. Мир кажется ограниченным временем и пространством, но это только видимость.

— Почему же мы обманываемся этой видимостью? — спросил Персиваль.

— Вселенная не скрыта ни от кого из вас, — ответил Мерлин. — Вас никто не обманывает. Видимость ограничений возникает потому, что этот мир служит школой, местом обучения. И основное правило заключается в том, что такими, какими вы видите себя, вы видите весь мир. Если вы видите себя несчастным, презренным, то одно это не позволяет вам увидеть Бога. Вы можете говорить, что вы хотите увидеть Бога, но в то же время вы не хотите расставаться с подобными суждениями о себе.

— Так что Бог держится в стороне, — с грустью заметил Галахад. — И поиску Грааля никогда не будет конца. Мерлин посмотрел на него с симпатией.

— Дух, даже если бы и хотел, не может держаться в стороне, потому что все есть дух. Вы не найдете ни одного тайника, где бы его не было. Но с точки зрения Бога, с вами ничего плохого не происходит.

— Позвольте мне побольше рассказать вам об ищущем, потому что это та ступень алхимии, на которой к вам приближается волшебник, но это также и та ступень, к которой смертные оказываются меньше всего подготовленными. С тех пор, когда вы были ребенком, ваши желания становились все больше и больше. Ищущий — это просто тот, чьи желания расширились до такой степени, что его уже ничто не может удовлетворить, кроме личной встречи с Богом. Это желание нельзя назвать более «высоким», чем желание иметь игрушку или деньги, женщину или любовь. Игрушки, деньги, женщины, любовь — когда они были для вас важнее всего — все они были лицом Бога. Все, что согласно вашему убеждению может принести вам окончательное успокоение и удовлетворение, — это выражение Бога. Однако по мере того, как вы переходите с одного этапа на следующий, вы все ближе подходите к настоящей цели: ваше представление о Боге становится ближе к истинному, к пониманию того, что Бог — это чистый дух. Но каждый шаг — божественный.

— Если правда то, что вы говорите, значит тот, кто собирается совершить кражу или убийство, тоже следует божественному порыву? В конце концов, ведь это тоже желания, — сказал Персиваль.

— Любовь универсальна, поэтому она не делит мир на черное и белое, — ответил Мерлин. — Эго это может не нравиться. Оно может заявить: "Я заслужил любовь Бога, но этот человек ее не заслуживает". Но Бог смотрит на это иначе. Вор лишает кого-то собственности, убийца лишает кого-то жизни. Пока эти потери кажутся вам реальными, вы, конечно, будете осуждать того, кто это совершил. Но разве время не ворует вашу собственность, а в конечном счете — и жизнь? Время тоже следует считать преступником? Если посмотреть на грех с этой точки зрения, то он окажется просто иллюзией. Все, что вы называете грехом, ни на крупицу не уменьшает Божью любовь.

— И ищущий может автоматически увидеть и испытать то, к чему он стремится? — спросил Галахад.

— Каждый представляет себе божественное по-своему. Одному Бог приходит как видение, другой увидит его в цветке. Есть много видов ищущих. Одним необходимо вмешательство чуда и спасение, другие следуют невидимой силе, голос которой они слышат среди самых земных дел. Просто ищущим движет неотступное стремление к более высокой реальности. Это вовсе не означает, что все предшествующие этапы божественного исчезли без следа. Но теперь даяние осуществляется без каких бы то ни было эгоистических соображений, теперь им движет сострадание.

— В первый раз ставится под сомнение справедливость заявления эго о своем всезнании и всесилии. Поэтому рождение ищущего может проходить очень бурно. Представьте себе экипаж без кучера, который тащат несколько лошадей. Лошади уверены, что экипаж принадлежит им. Но однажды тихий голос, доносящийся из экипажа, шепчет" «Остановитесь». Вначале лошади не слышат этого голоса, но голос повторяет опять: «Остановитесь». Не веря своим ушам, лошади ускоряют свой бег, просто чтобы доказать, что они никому не подчиняются. Голос изнутри не становится громче, он не протестует, а только продолжает повторять: "Остановитесь".

— Именно это происходит у вас внутри. Экипаж — это ваше «я», лошади — ваше эго, голос, доносящийся из экипажа — дух. Когда дух, появившись на сцене, заявляет о себе, эго вначале его не слушает, потому что оно уверено, что его власть абсолютна. Но дух не использует той власти, к которой привыкло эго. Эго привыкло к отталкиванию, оно привыкло судить и разделять, и принимать только то, что, по его мнению, принадлежит ему. Дух — это просто тихий голос Бытия, заявляющий о том, что есть. С момента рождения ищущего вы начинаете слышать этот голос, но вы должны быть готовы к ужасным реакциям со стороны эго, которое не желает отказываться от своей власти без борьбы.

— Как же вообще может закончиться эта борьба, если дух не обладает никакой силой? — спросил Персиваль.

— Я сказал только, что дух не пользуется той силой, которая известна эго. Со временем вы поймете, что дух — это не что иное, как сила, причем у этой силы нет границ. Это организующая сила, которая поддерживает идеальное равновесие между всеми атомами Вселенной. По сравнению с этой силой сила эго до смешного ограничена и тривиальна. Но это осознание пробуждается только после того, как вы начнете контролировать, предсказывать и отстаивать все потребности эго. Его сила ограничена этими тремя вещами. Если бы эго могло справиться со всеми тремя фазу, не было бы никакой необходимости в следующих ступеньках роста — было бы достаточно рождения ищущего.

— Однако этого не случается. Голос духа сообщает о существовании более высокой реальности. А как подняться к этой реальности — это уже другой вопрос.

— Я думаю, что, учитывая всю сложность борьбы, ищущие встречаются не так уж часто, — сказал Галахад. — Многие, должно быть, терпят поражение и теряют надежду. Именно поэтому немногие рождены для того, чтобы найти Грааль?

— Каждый рожден для того, чтобы найти Грааль, — напомнил ему Мерлин. — Причина того, что ищущие кажутся столь редкими, скорее в социальных проявлениях. Поиск — это полностью внутренний опыт. По внешним признакам невозможно определить, кто ищущий и кто нет. Общество не установило никаких особых отличий или наград для ищущих, которые часто удаляются от общества, живут в полной изоляции или же, наоборот, могут продолжать находиться в гуще жизни.

— Как человек определяет, что он является ищущим? — спросил Персиваль.

— Есть несколько внутренних признаков ищущего: любое даяние он совершает из бескорыстной любви и сострадания; в своих поступках он полностью доверяется своей интуиции, которая заменяет грубую рациональность; он улавливает проблески невидимого мира как высшую реальность; появляется ощущение Бога и бессмертия. Вместе с этим большее наслаждение начинает доставлять одиночество, уверенность в себе вместо оглядки на общественное одобрение, волнующее ощущение Бытия и готовность верить. Многолетние привычки начинают исчезать. В повседневную жизнь входит медитация и молитва. Хотя все эти проявления духа уводят вас от материального мира, вы, как ни странно, начинаете замечать более глубокую связь с природой, уютнее чувствовать себя в своем теле и легче принимать других людей. Это происходит потому, что дух не противостоит материи. Дух — это все, и его появление в вашей жизни делает вещи лучше, даже те, которые кажутся несовместимыми.

Шестая ступень — рождение видящего

— Я уже говорил вам, — продолжал Мерлин, — что ищущим движет желание видеть, и вскоре он начинает видеть. Эта шестая ступень, рождение видящего, в любой момент открыта для всякого ищущего. Сам по себе поиск не приносит удовлетворения: искать и не находить — значит не знать ничего, кроме разочарований. К счастью, божественный замысел предполагает наличие ответов на все вопросы, все цели находятся в самом их источнике. Если вы действительно задаетесь вопросом "Где Бог?", вы обязательно увидите ответ.

— Мне не хотелось бы вводить вас в заблуждение. Рождение видящего вызывает такую же ломку, как и восхождение на все предыдущие ступеньки. Оно объявляет о конце эго, конце внешнего отождествления. Представьте себе, что ваша жизнь — кинофильм, который проецируется на белый экран. До тех пор пока в вас преобладает эго, вы фокусируете свое внимание на движущемся изображении и принимаете его за реальность. Когда на сцене появляется ищущий, вы начинаете ощущать нереальность этого изображения. Но с рождением видящего вы оборачиваетесь и видите свет. С этого момента вы видите себя именно тем, что вы есть, а хрупкая проекция казалась реальной только потому, что эго отчаянно нуждалось в том, чтобы придать важность временному уму и телу.

— Видящий видит сквозь эту мотивацию и больше ей не доверяет. Вместо того чтобы видеть себя в виде плоти и костей, которые служат жилищем для духа — призрак внутри машины, — вы осознаете, что все есть дух. Тело — это дух, вылившийся в форму, которая способна чувствовать, видеть, воспринимать запахи; ум — это дух, выразившийся в форме, которая может слышать и понимать. Но ни то, ни другое не является духом в чистом виде, его может ощущать только утонченная интуиция. Вам, наверное, приходилось слышать выражение: "Тот, кто знает Его, о Нем не говорит; тот, кто говорит о Нем, Его не знает". Такова тайна духа.

— Но разве вы только что не говорили о Нем? — спросил Галахад, который казался сбитым с толку.

— Не так, как вы могли себе это представлять. Когда я говорю о скале, вы можете ее увидеть и потрогать. Когда я говорю о духе, я указываю на невидимый мир. Из этого мира прилегают к нам стрелы света, чтобы осветить наши души, но мы не можем послать назад стрелы своих мыслей.

— Это звучит очень таинственно, — пробормотал Персиваль.

— И роза показалась бы таинственной, если бы вы только думали о ней и никогда не получили от нее непосредственного впечатления. Дух — это непосредственное переживание, но оно выходит за границы этого мира. Это чистое безмолвие, исполненное бесконечными возможностями. Когда вы узнаете о чем-то другом, вы узнаете определенную вещь; когда вы узнаете дух, начинается узнавание себя. Все вопросы отпадают, потому что вы находите себя в чреве реальности, где все просто есть. Когда видящий бросает на что-то взгляд, он просто принимает это таким, как есть, не вынося суждений. Здесь отсутствуют присущие эго потребности — захватить, обладать, разрушить. При отсутствии страха не возникает подобных побуждений, потому что потребность в обладании возникает в результате отсутствия. Когда вы не ощущаете отсутствия чего бы то ни было, то высшая цель, к которой вы можете стремиться, — это просто находиться здесь, в этом мире, в своем теле.

Последние слова Мерлина поразили Персиваля и Галахада. Они внимательно следили за первыми ступенями, поскольку эго, приобретающий, добивающийся, дающий — все это им было уже знакомо. Когда волшебник говорил об ищущем, оба рыцаря увидели себя такими, какими они были в этот момент. Однако то, что они услышали о видящем, вызвало у них благоговейный страх, как будто они поднялись на горную вершину и видят новый широкий горизонт, столь желанный, но неведомый.

— Как бы мне хотелось стать тем видящим, о котором вы говорите, — пылко произнес Галахад.

Мерлин кивнул.

— Это значит, что ты уже готов к этому. Для волшебника существует только три вида людей: те, которые еще не испытали, что такое чистое Бытие; те, которые это попробовали, и те, кто полностью узнал, что это такое. Ты из тех, кто попробовал и теперь хочет испытать полностью. Для тебя этот мир перестает быть миром твердых вещей, и его заливает всепроникающий свет Бытия. В далекой стране, называемой Индия, говорят, что обычная жизнь бледнеет перед Богом, подобно свече, которая кажется яркой в темной комнате, но становится невидимой при полуденном солнце. На эту же ступень я ставлю и тебя, — продолжал он, поворачиваясь к Персивалю, — хотя ты и вообразил, что я тебя осуждаю.

Персиваль побагровел, потом, заикаясь, произнес:

— На что похожа эта новая жизнь?

— Как и всегда, она ощущается как новое рождение. Видящий отличается от ищущего тем, что он перестает отбирать и выбирать. Ищущий еще подвержен иллюзии, что он должен разделять: "Это — то, где есть Бог, это — то, где Бога нет". Видящий же видит Бога в самой жизни. Длительная внутренняя борьба наконец завершается, и к воину приходит покой. Вместо борьбы вы вдруг ощущаете, что все ваши желания естественным путем, без всяких усилий сбываются. Не существует внешних признаков, по которым можно было бы определить, кто из нас видящий, но в душе он ощущает открытость и удовлетворение, он позволяет другим быть такими, как они есть, что является высшим выражением любви, он не мешает другим людям и событиям, и он больше не придает никакого значения своему "я".

Седьмая ступень — Дух

— Трудно себе представить, чтобы существовала еще более высокая ступень в жизни, — произнес Галахад после недолгого молчания, глубоко пораженный описанием видящего.

— Будь осторожен с определением более высокий, — предостерег Мерлин. — Это для эго существует высокое и низкое. Цель вашей жизни — свобода и завершенность. Завершенность не может быть достигнута, пока вы не узнаете Бога так же полно, как Он сам знает Себя. Вы, смертные, всегда жаждете чуда, но самое большое чудо — это вы сами, потому что Бог дал вам эту уникальную способность отождествления с Его природой. Самая совершенная роза не знает, что она роза; совершенный человек знает, что значит быть божественным.

— Можно ли описать это состояние? — спросил Персиваль.

— Это седьмая и последняя ступень алхимии — чистый дух. Когда он пробуждается, видящий обнаруживает, что то, что казалось полной радостью и завершенностью, начинает еще больше расширяться. Как видите, достижение присутствия Бога — это не конец, а только начало. Вы начали с невинности и тем же вы должны закончить. Но на этот раз невинность совсем другая, потому что вы достигли полного знания, тогда как у ребенка есть только ощущения.

— Когда вы сможете увидеть себя как дух, вы перестанете отождествлять себя с этим телом и этим умом. Одновременно исчезнет представление о рождении и смерти. Вы превратитесь в клеточку, принадлежащую телу Вселенной, и это космическое тело станет таким же близким вам, каким вы сейчас ощущаете свое собственное тело. Это ближе всего к тому, что чувствует волшебник, потому что волшебник — это и есть второе название седьмой ступени.

— Для волшебника рождение — это только представление: "Я имею это тело", а смерть — это только представление: "Я больше не имею этого тела". Поскольку волшебник не подвержен иллюзии рождения, любое взятое им тело он видит как форму энергии, любой ум — как форму информации. Эти формы изменяются: они приходят и уходят. Но сам волшебник находится за пределами всяких изменений. Ум и тело подобны комнатам, которые выбираются для того, чтобы в них жить, но не навсегда.

— Сколько бы вы ни думали и что бы вы ни чувствовали, это не приблизит вас к этому состоянию. Дух рождается в чистом безмолвии. Внутренний диалог вашего ума должен закончиться и больше никогда не возникать опять, потому что того, что приводит к внутреннему диалогу — дробление себя на части, — больше нет. Ваше Я становится единым, и, подобно ребенку, с которого вы начинали, вы больше не чувствуете сомнений, стыда или вины. Потребность эго в раздвоении возникает в результате деления на хорошее и плохое, правильное и неправильное, свет и тень. Теперь же вы видите, как эти противоположности слились вместе. Именно в таком свете видит Бог, потому что, куда бы Он ни посмотрел, что бы Он ни увидел — все это Он.

— Если вы чувствуете, что эта цель слишком высокая или слишком далекая для вас, в этом весь секрет. Хотя вам кажется, что вы прошли все семь ступеней алхимии, каждая из них присутствовала уже с самого начала. В целомудрии существовала общность с Богом, так же как и в эго, и в состоянии приобретающего, дающего, ищущего. То, что действительно изменялось, так это фокус вашего внимания. В вашем существе есть все аспекты Вселенной, такие же полные и вечные, как и сама Вселенная. Но все же рождение в виде духа — огромное событие. По мере созревания единства вы все ближе знакомитесь с божественным, пока наконец вы не почувствуете Бога как бесконечное бытие, движущееся с бесконечной скоростью через бесконечное пространство. После возникновения этого приводящего в трепет ощущения все начнет казаться таким простым и естественным, как то, что мы сидим здесь под звездами, хотя каждая танцующая звезда станет вами.

Как часто бывает в тех случаях, когда говорит волшебник, обоим рыцарям казалось, что они переносятся именно в то состояние, которое он описывает. Галахад поднял глаза в небо, и вдруг у него возникло такое чувство, как будто он прикоснулся к звездам. Ощущение настоящей общности с миром заполнило его сердце.

— Мы дома, — прошептал Персиваль, ни к кому не обращаясь.

— Не пугайтесь, — тихо сказал Мерлин. — Вы так остро все ощущаете, потому что эти чувства для вас внове. С другой стороны, это ваше естественное состояние. Объединиться с космосом, почувствовать близость с жизнью во всех ее проявлениях, чтобы в конце концов стать единым целым со своей собственной Сущностью — вот ваше назначение, вот конец вашего поиска.

— В конце мы вернемся к началу, — прошептал Галахад.

— Да, — сказал Мерлин. — Каждый из вас начинает с любви, проходит через борьбу, игру страстей и страдания только для того, чтобы опять прийти к любви.

Голос Мерлина становился мягче по мере того, как окружавшее их кольцо света постепенно исчезало.

— Как я уже говорил, вы, смертные, жаждете чуда и, как избранные дети Вселенной, не должны отвергать ничего. Дух — это и есть состояние чуда, которое открывается в три этапа:

— На первом этапе вы будете испытывать чудесное, находясь в состоянии, которое носит название космического сознания. У каждого материального события есть своя духовная причина. Каждое местное происшествие происходит также на уровне Вселенной. Ваши малейшие желания будут приводить в действие космические силы, которые обеспечат их исполнение. Но, как ни удивительно это звучит, это вовсе не какое-то высшее состояние, потому что задолго до этого вы уже достигали космического сознания, когда вы использовали свою волю для мгновенного осуществления своих желаний.

— На втором этапе вы будете совершать чудеса в состоянии, называемом божественным сознанием. Это состояние чистого созидания, когда вы сливаетесь с силой Бога, в результате чего Он творит мир и все, что в этом мире происходит. Бог ничего не делает для того, чтобы пришла эта сила, — это просто Его свет осознания. Вы увидите, что все, на что бы вы ни бросили свой взор, как щедрым золотым сиянием, пронизано Божественным осознанием. Мир начнет светиться изнутри, и не останется никаких сомнений в том, что материя — это просто проявление духа. Находясь в состоянии Божественного сознания, вы будете видеть себя не плодом творения, не получателем, а творцом.

— На третьем этапе вы станете чудом — состояние, которое называется единым сознанием. Тогда исчезнут любые различия между Творцом и тем, что им создано. Дух, который живет внутри вас, полностью сольется с духом во всем остальном. Ваше возвращение к целомудрию будет всеобъемлющим, потому что, подобно ребенку, который, касаясь своей кроватки или стенки, ощущает только себя, вы будете видеть каждое действие как дух, сливающийся с духом. Вы будете жить в полном понимании и доверии. И хотя вам будет казаться, что вы все еще остаетесь в своем теле, это будет только песчинка Бытия на берегу бесконечного океана Бытия, который и есть вы.

Ни один из рыцарей не имел ни малейшего представления о том, сколько времени продолжался рассказ Мерлина. Им казалось, что они поднялись в пространство, где одна за другой открываются сферы Бытия, подобно лепесткам распускающегося цветка. И когда раскрылся последний лепесток, в центре они увидели медленно вращающийся почти прозрачный бриллиант.

— Что это? — хотел спросить Галахад, но не отважился.

— Смотрите на Грааль, — прошептал Мерлин. — Раскрытие вашего поиска позволяет увидеть цель — точку чистого света, бриллиантовую сущность, которая сверкает в ваших душах.

Оба рыцаря опустились на колени на холодную землю и в душе вознесли молитвы за то, что они удостоились этого видения.

— Запомните на всю жизнь этот момент, — сказал Мерлин. — Я привел вас сюда, следуя самому сокровенному вашему желанию, но теперь вы должны завоевать настоящий Грааль, для себя, а не просто возможность на него посмотреть.

— Настоящий Грааль? — тихо переспросил Персиваль. — Такой же, как мы только что видели?

— Не нужно надеяться или предвидеть, — предостерег Мерлин, когда видение Грааля, начало исчезать. — Человек ищет символ, а символы год от года меняются. Но то, что я вам показал, это не символ, это настоящий Грааль. Грааль — это кристаллическая частица Бытия в вашем сердце. Каждая ее грань отражает свет, и это отражение рождает все способности ума и тела, которые вы воспринимаете с помощью своих чувств. Все, что она отражает, реально, но куда более реален этот прозрачный бриллиант чистого Бытия.

Неожиданно Мерлин зевнул, запрокинув голову, как будто ничто в мире не могло ему доставить большего удовольствия. Сладко потянувшись, он поднялся. Костер догорал, и теперь их окружала почти полная темнота, но Персиваль и Галахад чувствовали, что Мерлин пристально смотрит на них. Наконец он произнес:

— Однажды вы вспомните эту ночь и вам захочется спросить: "Кто вы, Мерлин?" Через толщу времени я вам отвечу: "Я тот, кто не надеется на чудо. Я волшебник и для меня быть здесь — уже чудо. Что может быть более чудесным, чем сама жизнь?"

С этими словами старый человек направился прочь, едва освещаемый последними отблесками костра. Персиваль и Галахад стояли в полной тишине, не произнося ни звука. Они все еще находились во власти очарования от рассказа Мерлина, и, когда начали приходить в себя, оба вздрогнули, охваченные сожалением о том, что нужно возвращаться на землю. Как только забрезжил рассвет, они направились обратно к замку. У окна королевских покоев стоял король Артур: его взгляд был направлен прямо на них.

— Как ты думаешь, мы должны ему обо всем рассказать? — спросил Персиваль, махнув рукой в сторону замка.

Галахад покачал головой.

— Я уверен, что король знает о том, что произошло. То же самое должно было произойти с ним, иначе почему он так не хочет говорить о Граале? Послушай меня, дорогой друг. Мне очень хочется, чтобы Артур понял, что в этом поиске, назначенном Мерлином, мы с ним. Давай договоримся называть эту ночь ночью в хрустальной пещере. Король будет знать, что мы имеем в виду.

И хотя вместо сводов пещеры у них над головами догорали звезды небесного свода, Персиваль охотно с ним согласился.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх