• Предыстория
  • Земные дороги ведут не в Рим...
  • Звезды — живые и мертвые
  • Ритуальные пляски перед Стеной
  • Трубка моей бабушки
  • Немного о живом
  • Вновьрожденный, или Конец и Начало света
  • Сон, заблудившийся в снах...или башня из слоновой кости[14]
  • Полный шкаф скелетов
  • ЧАСТЬ 1. ВСПОМИНАЯ О СМЕРТИ

    Предыстория

    Я родился в Сан-Диего, крупном портовом городе в Южной Калифорнии, возле границы с Мексикой, в семье русского эмигранта и девушки из состоятельной мексиканской семьи. Александром меня назвали в честь одного русского поэта, который по происхождению, правда, был африканцем[3]. Второе мое имя — вероятно, дань уважения бывшему губернатору штата Калифорния, позднее ставшему президентом[4]. Наверное, у родителей случился приступ местного патриотизма.

    Отец, покинув свое отечество, тем не менее, сохранил приверженность православной вере и по воскресеньям ездил через весь город в единственную в округе русскую церковь — приход св. Иоанна Кронштадтского. Местные прихожане, в основном эмигранты во втором и третьем поколениях, долгое время чурались его, подозревая, что он тайный агент КГБ. Мать же была убежденной католичкой, хотя и с большой примесью индейских верований. В отношении меня родители никак не могли договориться, в какой церкви и в какую веру крестить, решив в конце концов, что я, когда подрасту определюсь как-нибудь сам. Так что рос я в обстановке религиозного, национального и политического сумбура.

    На родине, в Советской России, отец был врачом. Находясь, как и большая часть представителей интеллигенции, во внутреннем конфликте с тоталитарным коммунистическим режимом, он мечтал об эмиграции за рубеж, в «свободный мир». Однажды он сумел устроиться корабельным доктором на торговое судно и несколько лет плавал по всему свету пока судьба не предоставила ему удобную возможность. Сойдя на берег в Тихуане — почти без денег, имея при себе только самые ценные вещи, — он без следа растворился в сутолоке мексиканского торгового порта.

    Благодаря хорошему знанию испанского и английского, а главное — редкому дару вызывать симпатию у незнакомых людей, отцу удалось прибиться к группе мексиканцев, собиравшихся нелегально эмигрировать в США. Среди них был брат моей будущей матери, который быстро подружился с «чудаковатым русским доктором» и привел его в дом своей сестры в пригороде Сан-Диего.

    Дом располагался недалеко от ракетного полигона, и рев взлетающих ракет с самого рождения был для меня звуком знакомым и родным. Такими же родными мне казались огромные южные звезды и русская речь, впоследствии почти забытая мною.

    Когда я был маленьким, отец часто до поздней ночи сидел под открытым небом, держа меня на коленях, попивая текилу и рассказывая мне странные русские сказки. Еще он любил пересказывать фантастические истории о космических путешествиях, полетах к далеким мирам и бесконечности человеческого познания. Так я и засыпал, слушая его. А в те вечера, когда отец работал, я слушал жутковатые легенды и старинные индейские песни моей бабушки.

    Врачебный диплом отца и опыт в практической медицине, приобретенный в бытность его корабельным врачом, позволили ему быстро найти «хорошую работу по специальности» — стать санитаром в больничном морге. Вершиной его карьеры оказалась должность патологоанатома в той же больнице.

    Жизнь отца трагически оборвалась в возрасте тридцати восьми лет, когда мне было всего восемь. Мать давно подозревала его в любовных связях на стороне. Эти воскресные поездки в церковь, которые стали отнимать у него целый день, и частые задержки на работе создавали в их отношениях все большее напряжение.

    Ее заставляло нервничать еще и то, что их брак не был официально подкреплен авторитетом Церкви. Они решили обвенчаться, когда мама была уже на сносях. Но тут неожиданно возник непреодолимый барьер. Оказалось, что православный христианин и католичка не могут сочетаться браком. По церковным законам оба супруга должны были верить не просто в Иисуса, а во вполне конкретного — либо в православного, либо в католического. В этом была определенная логика, ведь эти два Иисуса даже родились в разные дни с разницей почти в две недели[5].

    У моих родителей было ангельское терпение, они многое мне прощали — ведь я был единственным ребенком. Но периодически я начинал донимать их вопросом: «Как может некто, пусть даже и сын Бога, родиться дважды, и не позволяло ли это Ему при жизни праздновать каждый год два дня рождения?» Мне действительно было интересно, но родители богословские споры вести не умели и не любили. Подобные вопросы доводили их до бешенства, напоминая о некоторой нелегитимности их супружества. Беседа превращалась в потасовку они начинали с криками бегать за мной по всему дому а потом, когда я забивался в какое-нибудь недоступное место, уже друг за другом. Отец был сильнее, но мать проворнее и коварней. Пока он замахивался на нее кулаком, она уже успевала выхватить кухонный нож или выбежать на улицу с воплем: «Помогите! Этот русский медведь хочет убить меня и ребенка!» Потом они, разумеется, мирились, а чтобы притупить чувство вины перед любознательным дитятей, давали мне немного денег — на кино или аттракционы.

    А однажды все неожиданно закончилось. Как-то поздно вечером мама в припадке ревности примчалась к отцу на работу и застала его там, на рабочем месте, то есть в морге. Но не очередным трупом он был увлечен, а юной мулаткой-медсестрой. Я до сих пор не знаю, что же произошло в тот вечер; мне сказали — несчастный случай. Так или иначе, но отца я больше не видел. Конечно, я присутствовал на похоронах, но почему-то был твердо уверен: то, что лежит в гробу — не мой отец. Он где-то в другом месте, далеко отсюда, может быть, в своей загадочной России, или странствует по звездному небу, которое он так любил...

    С матерью после этого я общался мало, так как вскоре обучение мое продолжилось в закрытом интернате, и дома я бывал только на каникулах. В мой последний приезд перед поступлением в университет мать отдала мне часть отцовских вещей, в том числе и те, с которыми он впервые ступил на землю американского континента. Особенно меня заинтересовала толстая тетрадь с пожелтевшими от времени листами, густо исписанными его рукой. Я сразу понял, что это личный дневник, хоть и написан он был на малопонятном мне русском языке. Во многом эта рукопись определила мой дальнейший жизненный путь.

    Потом была учеба в университете, занятие нелегальным бизнесом по ввозу в США психоделических веществ из Мексики и Перу нелады с законом, путешествия, встречи, расставания, избавление от наркозависимости, приобщение к старым и новым духовным традициям и даже тоталитарным сектам[6]... И многое другое. К некоторым из перечисленных событий я еще вернусь.

    Земные дороги ведут не в Рим...

    Когда кто-нибудь хочет подчеркнуть важность стоящей перед ним проблемы, он говорит: «Это для меня вопрос жизни и смерти!» Обычно такими вещами не шутят, и мы, проникшись сочувствием, стараемся чем-то помочь и успокоить человека. Ведь подобные фигуры речи указывают на совершенно особую область нашего бытия — ту, где проходят его границы.

    Насколько обширна эта пограничная или, точнее, приграничная область? Можно предположить, что простирается она от первого момента понимания наличия границ, пределов бытия и до их достижения, то есть до полного прекращения бытия, до смерти...

    Является ли граница бытия чем-то реальным; свойственна ли она бытию любого живого существа, любого мыслящего, осознающего свою индивидуальность субъекта либо лишь человеческому бытию? Почему сегодня эта граница похожа на стену от земли до неба, в которую упираются все дороги — стену, исписанную и изрисованную так, что в глазах рябит?

    Самое заметное граффити, украшающее Стену, исполнено в скупом и безрадостном стиле. Оно гласит:

    ДАЛЬШЕ НИЧЕГО НЕТ

    Поверх него и вокруг множество других. Чья-то неуверенная рука явно пыталась исправить утверждение.

    ДАЛЬШЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧТО-ТО...

    Но робкая надежда рассеивается мрачно и весомо:

    ОТТУДА НЕТ ВОЗВРАТА!

    Остальное — пестрое переплетение высказываний разных времен и стилей — то пугающих, то успокаивающих и даже зазывающих, то приводящих в замешательство. ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАН, ГРЕШНИК!

    ПОКАЙСЯ, ПОКА НЕ ПОЗДНО!

    ТЫ БУДЕШЬ СПАСЕН

    ТЫ ПРОЩЕН

    ИДИ С МИРОМ

    ТЕБЯ ЖДЕТ БЛАЖЕНСТВО...

    ТЕБЯ ЖДУТ АДСКИЕ МУКИ...

    ...НА ВЕЧНЫЕ ВРЕМЕНА!

    ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ

    ...НА ТУЧНЫХ ПАЖИТЯХ

    ТЫ СКОРО ВЕРНЕШЬСЯ

    СЕГОДНЯ И ЕЖЕДНЕВНО! БЕЗНАЧАЛЬНО И БЕСКОНЕЧНО! АТТРАКЦИОН «КОЛЕСО САНСАРЫ»[7] - ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАРАНТИРУЕМ! ВОСПОМИНАНИЯ ЗА ОТДЕЛЬНУЮ ПЛАТУ...

    ТАМ НИЧЕГО НЕТ, НО И ЗДЕСЬ ТОЖЕ

    РАЙ ДЛЯ ПАВШИХ ВОИНОВ

    САМОУБИЙЦ И ВЕРООТСТУПНИКОВ - В АД НАВЕЧНО!

    ВЫПОЛНИЛ ЛИ ТЫ СВОЙ УРОК?

    РОДНЫЕ И БЛИЗКИЕ ЖДУТ ТЕБЯ

    ВСЕГО ЛИШЬ СОН...

    ЕСЛИ ТЫ НЕ СДЕЛАЛ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИНЯЛ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИЗНАЕШЬ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ... ТЕБЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ПЛОХО!

    ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ ТОЛЬКО МЛАДЕНЕЦ...

    ВЕЧНО ГОРЕТЬ В АДУ!

    НЕ БОЙСЯ - ЭТО НЕНАДОЛГО!

    ВСЕ ТАМ БУДУТ

    ТАМ ТВОЙ ДОМ

    Ну и так далее.

    Когда-то Стена была девственно чистой, бесцветной и оттого незаметной. До самого последнего мгновения. Со стороны казалось, что достигая ее, человек входит в туман и постепенно исчезает, растворяется в нем. Последний выдох — и вот его уж нет. Те, кто это видел, иногда пытались удержать уходящего или последовать за ним, но плотная невидимая преграда не пускала их. И лишь органическая плоть, все менее и менее похожая на то, чем она была при жизни, оставалась у Стены. Вид ее, хладное окостенение, сменяющееся разложением, сопровождаемым мерзким запахом деградации сложноорганизованной структуры в набор простых веществ, годных лишь на удобрение, внушали отвращение и страх. Поэтому от остатков плоти старались побыстрее избавиться — закапывали поглубже, сжигали, бросали в водоемы или же оставляли на съедение диким животным и птицам.

    Движемся мы, стоим или даже пытаемся двигаться вспять — рано или поздно, но все примерно в одно и то же время, мы оказываемся перед Стеной. За многие века у невидимой границы бытия, превратившейся в Стену, выросли целые города из построек замысловатой архитектуры, населенные причудливо одетыми жрецами и служителями Стены. У них есть множество книг и картин, наполненных историями о том, как и почему возникла Стена и что там за ней. Некоторые жрецы, а также множество держащихся особняком и зачастую, что греха таить, довольно подозрительных типов, утверждают, что ясно видят все происходящее с той стороны Стены, даже сами бывали там и сумели вернуться. Многие верят им. Многие, напуганные страшными перспективами или прельщенные мечтами о будущем блаженстве, делятся деньгами и едой с теми или иными жрецами и рассказчиками, надеясь на лучшую участь в грядущей неизвестности.

    Часть тех, кто непрерывным потоком движется сквозь туман границы бытия, не верит никому и ни во что. Никому кроме особой касты жрецов особого бога. Жрецов этих зовут «ученые», а бога — «Научно-технический прогресс» или просто «Наука». До недавнего времени служители культа Науки не претендовали на Иной Мир, предположительно находящийся за Стеной. Они даже отрицали, что там вообще что-то есть. А тех немногих из их рядов, кто думал иначе, называли шарлатанами и гнали прочь. Раз уж за Стеной ничего нет, то святой целью для большинства жрецов Науки стало с помощью дорогостоящих хитроумных приспособлений и пилюль замедлить движение к Стене и со временем остановить его вовсе. Но со свойственной им откровенностью, граничащей с цинизмом, они не скрывали, что цель эта станет достижимой лишь для тех, кто регулярно приносит щедрую дань их божеству — деньгами, славословием и временем, потраченным на игры с его идолами и ритуальными предметами.

    Совершенно особая и еще недавно довольно-таки малочисленная категория обитателей приграничья — жрецы полного возвращения. Как правило, из больших культовых сообществ их прогоняют, поэтому и держатся они в стороне. Слишком уж драматично все, что связано с полным возвращением, или воскрешением, слишком велика ответственность. Неудачный опыт или шарлатанство в этой области сравнимы с повторным убийством. Как ни удивительно, встречаются здесь не только теоретики и мечтатели всеобщего возвращения, но и практики — дельцы, таким образом зарабатывающие себе на хлеб с маслом.

    Да, многообразно и сложноорганизованно население приграничья: жрецы, целители, ученые, шарлатаны, визионеры-иновидцы, философы, сумасшедшие... Что будет со всеми ними, если граница вдруг исчезнет или переместится в недоступные для них области?

    Но вряд ли вас должна серьезно волновать судьба пестрого табора иждивенцев Приграничья. Этот мрачный диснейлэнд наверняка найдет другие ниши, другие белые пятна в чьем-либо самопознании, и перекочует к новым границам вместе со своими аттракционами и замками ужаса.

    Так существует ли вообще граница бытия, совпадает ли с ней граница существования жизни? На эти вопросы не ответить, не найти практических решений связанных с ними задач, не определив, что такое человек и мир — и, как ни странно, что такое счастье, гармония и смысл жизни.

    Звезды — живые и мертвые

    Мысли о жизни, смерти, а тем более о бессмертии не так уж часто отягощают ум нормального среднестатистического человека. И это вполне понятно. Если бы было иначе, такой человек не мог бы считаться нормальным и среднестатистическим. А чтобы облегчить человеческую жизнь, в психике предусмотрено множество защитных барьеров и предохранителей: все, что выходит за рамки повседневного существования, все вызывающее замешательство и раздражение отторгается, вытесняется или, если уж увернуться от контакта с необычным нет никакой возможности, интерпретируется, объясняется приемлемым для «здравого смысла» образом.

    Как я уже говорил в самом начале, естественное состояние ребенка до первого столкновения с проблемой смерти — это отсутствие самой идеи смерти, ощущение собственного бессмертия. Мыслей и концепций, связанных с бессмертием, у него, конечно, тоже нет — они и не требуются, ведь все разумеется само собой. «Смерть» — просто слово, абстракция, не имеющая к тебе никакого отношения. Чуждо детскому уму и «бессмертие» как отсутствие «смерти» — то, чего нет вовсе, не может и отсутствовать. Вполне достаточно чистого, не замутненного подобными категориями бытия. «Я есть, я не помню момента, когда меня не было, я буду всегда!»

    «Нормальным» я не был даже в детстве. Мне часто снилась смерть. Кроме того, с пяти лет я проводил значительную часть времени в больнице и в морге, куда относил отцу обеды. Однажды, возвратившись оттуда домой, я в очередной раз задался вопросом, что такое смерть. Первой я озадачил свою мать. Выслушав ее долгое «объяснение» и совершенно им не впечатленный, я только спросил: «А зачем люди умирают?» Не получив вразумительного ответа, лишь отметил внутренне: «До чего же неуклюже меня каждый раз пытаются убедить в серьезности всяких нелепых выдумок!» Что ж, мне не стыдно признаться — я и сейчас считаю смерть второй по величине нелепостью. Второй — после бессмертия.

    Поздно вечером, когда мы с отцом любовались звездным небом, я поделился своими соображениями. Он долго и весело смеялся, а потом спросил:

    — Как по-твоему, звезды — живые или мертвые?

    — Конечно, живые. Гляди, как они нам подмигивают! И если долго на них смотреть, то можно почувствовать, что они тоже смотрят на тебя.

    — Ну, мигают-то они потому, что их свет проходит через воздух.

    — Но они же смотрят!

    — А дедушка с портрета в гостиной — он тоже на тебя смотрит?

    — Да-а-а... Он ведь давно умер, да? Но все равно он смотрит, только по-другому.

    — А звезды все одинаково смотрят?

    Я почувствовал какой-то подвох в вопросе и начал внимательно вглядываться то в одну звезду, то в другую... Действительно, их было так много, что сначала, при первом взгляде, казалось, будто на тебя разом уставилась огромная толпа. Как зрители на стадионе. Лишь через некоторое время начинаешь замечать, что зрителей хоть и много, но среди них то тут, то там виднеются изображения, подделки. Как фотография президента в полный рост, в обнимку с которой предлагает сняться уличный фотограф. Или манекены в магазине одежды... Нет, от манекена или куклы другое ощущение — они никогда не были живыми. Манекен не смотрит! Он... как русский спутник, который сейчас медленно пролетел по небу. Или метеорит. Хоть он и светится — там не только нет жизни, но и не было и быть не могло.

    Все это пронеслось у меня в голове за какую-то минуту.

    — Папа, некоторых звезд там нет, там только их изображения, но они не мертвые, как дедушка, они другие...

    Я думал, что отец опять начнет смеяться, но он стал очень серьезен.

    — И как же ты это различаешь? — спросил он несколько напряженно.

    — Я... их чувствую. Вот тут. — Я положил ладонь на живот. — А потом, если продолжаешь смотреть, то и здесь тоже, но уже иначе. — Я плавно поднял руку до середины лба. — А фотография дедушки или вон та маленькая звездочка сразу говорят: «Мы не такие, какими кажемся!»

    Отец открыл рот и хотел что-то сказать, но в этот момент в дверях дома в прямоугольнике света возник темный силуэт моей мамы.

    — Эй, астрономы! Пора чистить зубы и спать!

    Больше мы к этому разговору не возвращались. Только много лет спустя я понял, о скольких вещах мы с отцом могли бы рассказать друг другу сколь многому научиться уже тогда. А сейчас в моих руках осталось лишь несколько тонких ниточек, связывающих нас. Одна из них — его дневник. Но об этом я расскажу позже.

    Ритуальные пляски перед Стеной

    В древности, когда человеческий ум еще не был втиснут в жесткие рамки религиозных доктрин и научных воззрений, казалась нелепой мысль, что организм может износиться или заболеть и от того умереть. Люди искали объяснения смерти в злой воле колдунов, потусторонних сил, в том числе покойников, завидующих пережившим их людям. До сих пор в фольклоре разных народов присутствуют мертвецы, которые душат живых, отнимают у них жизненную силу, пьют их кровь... Голливуд эксплуатирует эту тему постоянно — из десятка новых фильмов один-два обязательно про вампиров. Но киновампиры не имеют никакого отношения к нашей реальности. Что такое настоящие вампиры, вам в кино вряд ли покажут. Впрочем, тут мы немного отвлекаемся от темы.

    Опыт поучает нас: у каждого явления есть причина. Какова же причина телесной смерти? Она, как проклятие, настигает всех — и грешников, и праведников, и взрослых, и детей. И на первый взгляд, причин всего две. Сегодня огромные средства тратятся на борьбу со множеством тяжелых заболеваний, но о главной болезни человека — старости, неизбежно ведущей к смерти, самой страшной эпидемии со стопроцентным смертельным исходом — редко пишут в газетах и мало говорят в теленовостях. Несомненно, первая и основная причина смерти — болезнь старения. О второй причине смерти — несовершенстве физического тела, его «бренности», похоже, никто даже особенно и не задумывается.

    В детстве и юности я мучался, пытаясь понять: что заставляет людей мириться со смертью и старостью, воспринимать их как нечто естественное? Казалось бы, воля к жизни, присущая всему живому — часто неосознаваемая, иногда действующая вопреки сознанию, — не допускает «исчезновения», «растворения» или «угасания» индивида. Так же, как и его мгновенного «ухода». Но люди привыкли к этой предопределенности и всячески стараются ее оправдать! Откуда вообще могла взяться идея оправдания смерти? Почему на протяжении многих веков представители религии, ученые и философы прилагали столько усилий для обоснования этой идеи? Почему со временем эта идея пропитала общественное сознание, стала его основой? В особенности сказанное относится к «почетной старости».

    Абсурд, но когда кто-то умирает здоровым и молодым — от несчастного случая, например, — родственники и знакомые сокрушаются и плачут намного сильнее, чем когда человек умирает немощным и дряхлым, пораженный множеством недугов, часто ослабев рассудком и потеряв память. Старика хоронят даже с каким-то удовлетворением, приговаривая при этом: «Ну отмучился, бедолага!» А молодой, значит, должен еще помучаться и только потом умереть, словно заслужив смерть долгими мучениями. В сказках и сопливых мелодрамах в качестве иллюстрации «счастливого конца» нам часто пытаются подсунуть фразу типа «...жили они долго и счастливо и умерли в один день!» Да еще делают это с таким видом, будто после долгой и счастливой жизни нет ничего более радостного, чем смерть.

    Смерть — зло, гибель и разрушение. Может ли смерть быть благом? Может она быть необходимым эволюционным условием перехода в какое-то иное состояние? Когда, у кого и почему впервые возникли эти странные идеи: «Тот не жил, кто не умирал», «Научись умирать — и ты победишь смерть» и т. д.?

    Действительно ли человек, научившийся умирать, получает в награду ключ от дверей в «Жизнь Вечную»? Еще вчера отвечать на подобные вопросы считали себя вправе исключительно жрецы религий и духовных традиций.

    Медики, биологи и другие адепты Науки к смерти до недавнего времени относились достаточно просто. Они говорили в основном о процессах, сопровождающих смерть, а не о ее истинных причинах и последствиях. Ученые вообще чаще обращают внимание на внешнее и второстепенное, упуская то, что не вписывается в их ограниченные, застарелые схемы.

    В энциклопедических словарях, которые всегда на шаг отстают от уровня развития общества, смерть определяют как прекращение жизнедеятельности организма, его гибель. В разные эпохи под этим понимали разное. Например, связывали смерть с прекращением дыхания.

    В Библии Бог вдыхает жизнь в первого человека Адама. «Дыхание», «дух», «душа» — интересно, что эти слова в русском языке, в отличие от английского или испанского, имеют общее происхождение. К губам умирающего подносили зеркальце, и если оно не запотевало, врач констатировал остановку дыхания и смерть. Почти как в сказке про братьев Гримм у Терри Гиллиама[8]: «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи — кто на свете всех мертвее, не румяней, а белее?» «Бездыханный» — значит, мертвый. Но иногда это мог быть глубокий летаргический сон, и человека хоронили заживо. Были случаи, когда врачи вскрывали для изучения тело «покойника» и обнаруживали, что его сердце медленно пульсирует.

    Решили было отождествлять смерть с прекращением сердцебиения и кровообращения — но даже после полной остановки сердцебиения пациента нередко можно оживить с помощью непрямого или прямого массажа сердца, инъекций и электрических ударов. В середине XX в. ввели понятие клинической смерти, отличающейся от следующей за ней биологической, или «истинной». Если в течение шести-семи минут сердцебиение восстановить не удается, врач выписывает свидетельство о смерти, и пациент становится мертвым юридически. Считается, что за это время в лишенном кровоснабжения мозгу наступают необратимые изменения.

    Тем не менее, известен ряд случаев, когда жизнь удавалось восстановить через десятки минут после остановки сердцебиения, и значительных изменений в работе мозга обнаружено не было. Такое случалось, если человек тонул в холодной воде, но был, как вы понимаете, спасен. Резкое охлаждение предотвращало повреждение мозга. В других случаях это было связано с использованием средств, препятствующих сворачиванию крови или растворяющих кровяные тромбы.

    Исследования показали, что при полном прекращении кровоснабжения мозга сознание угасает в течение нескольких секунд. Уровень электрической активности мозга падает, а ее характер напоминает фазу «быстрого сна»[9], во время которого человек видит сновидения. Как и в случае обычного «быстрого сна», если человека в это время «разбудить» (т. е. вернуть к жизни), у него остаются воспоминания о «сновидениях». Эти воспоминания обычно значительно более ярки, чем в случае повседневного «быстрого сна», намного чаще содержат ощущение полета, нередко переживание счастья, яркого света... и вскоре забываются — так же, как и «быстрые сны». Подобные воспоминания легли в основу нашумевшей книги Р. Моуди «Жизнь после жизни». Может ли быть такое, что распространенные представления о загробной жизни связаны только лишь с этим «смертным сном»? К концу книги у вас будет ответ на этот вопрос, хотя сомневаюсь, что он устроит всех читателей.

    Последний «сон» длится около минуты, затем электрическая активность падает до нуля. Нейроны мозга как бы погружаются в анабиоз. Однако если кровоснабжение восстановить, они могут вновь «ожить» и возобновить нормальную электрическую активность. В отдельных случаях, как уже говорилось, это может произойти и через десятки минут. Необратимые изменения наступают, когда кровь в сосудах мозга сворачивается и закупоривает их. Это означает, что даже если восстановить кровоснабжение, мозг уже не будет работать как раньше. И хотя структура связей нейронов еще некоторое время сохраняется, «воскресить» человека современными методами уже нельзя. Наконец, в процессе разложения тканей (или в результате кремации) структура связей между нейронами окончательно разрушается. Именно это, видимо, и можно назвать окончательной смертью.

    Тело разложилось, претерпело химические и физические изменения, а значит, исчезла целостная система «тело-разум-душа». С телом все понятно, но вот что происходит с разумом и тем более душой, ученые сказать не могут. А тех, кто об этом говорит, до сих пор многие считают шарлатанами или сумасшедшими. Возможно, иногда и небезосновательно.

    Чего стоит хотя бы история с «посмертным взвешиванием»! Ходят упорные слухи, не подкрепленные, впрочем, никакими строгими научными данными, что вес тела человека в момент смерти меняется. Есть две версии: одни говорят, что вес увеличивается, другие — что уменьшается. Цифры при этом отличаются на порядок: от 4-6 до 60-80 граммов. Разумеется, указанная разница и составляет вес отлетевшей души или, в другом варианте, «подъемную силу» души. Объяснения этому, повторюсь, строго научно недоказанному феномену дают разные. В одном случае — что душа при жизни имеет некоторый вес, и тело без души становится легче. В другом — что душа много легче воздуха и при жизни приподнимает тело, уменьшая его вес... Пытливый ум, привыкший рассуждать здраво, подобные «факты» наводят на не очень-то приятные гипотезы в естественнонаучном ключе. Может, стоит проверить скорость образования и подъемную силу появляющихся в кишечнике трупных газов, а также изучить прочие биохимические и физические изменения, происходящие с телом в момент смерти и после нее? Да за одну только ночь среднестатистический человек становится легче на полкило за счет испарения жидкости и выдыхаемого водяного пара. Исследования в этой области могли бы многое объяснить без привлечения такого понятия, как «душа»...

    Некоторые природные явления вводят человека в соблазн неоправданных фантазий на тему смерти. Например, гусеница, проходящая через стадию кокона и «превращающаяся» в бабочку Есть теория, что древние египтяне именно в подражание насекомым изготавливали мумию-«кокон» покойника, дабы тот мог возродиться в виде нового, более свободного и совершенного существа. К Древнему Египту и свойственным ему взглядам на смерть и человека мы еще обратимся достаточно подробно. Но вот что говорит современная наука: гусеница и бабочка — это два разных существа. Их не связывает ни общая память, ни тем более индивидуальность. Кокон — это могила гусеницы и колыбель бабочки. Гусеница не обретает крылья после смерти — точно так же, как съеденная нами курица не становится человеком.

    Другой пример — простейшие одноклеточные организмы. У них естественная смерть особи наступает не в результате старости — бактерии не стареют и в определенных условиях могут жить сколь угодно долго. Смерть и размножение здесь — единый процесс. Деление приводит к прекращению существования данной особи и возникновению вместо нее и, что важно, из нее двух новых. Смерть и жизнь связаны неразрывно, и даже хотелось бы сделать вывод, что смерти как таковой нет на этом уровне организации, поскольку два новых существа, как правило, ничем не отличаются от исходного. Вот слова французского эколога Альбера Жакара: «Бактерия не может знать, что такое смерть, ведь она просто делится на две, четыре части. Смерти для нее не существует. Понятие «смерть» появилось тогда, когда двое соединились, чтобы произвести на свет третьего. Мы позволяем себе роскошь делать что-то новое. А когда делаешь новое, надо освобождать для него место».

    Логика оправдания неизбежности индивидуальной смерти опирается либо на доводы о необходимости эволюционной трансформации, либо на рассуждения о будущем благе и бессмертии всего рода человеческого. Биологи-эволюционисты, последователи естественного отбора и проч., любят распространять свои теории с примитивных существ на людей.

    Но обязательно ли Род — это кровавый языческий бог, требующий человеческих жертвоприношений? Как и отдельные составляющие его индивидуумы, Род изменяется, проходя свои стадии роста. Да, в прошлом Род, в отличие от человека, претендовал на бессмертие. Так было до недавнего времени. Некоторым философам он представлялся надындивидуальным сверхсуществом, обладающим разумом и волей. Сегодня парадоксальным образом оказалось, что Род не менее, а может, и более смертен, чем отдельный человек, и что для обеспечения его бессмертия бессмертной может и должна стать каждая его человекоклетка. Только какого рода[10] это бессмертие?

    Трубка моей бабушки

    Сейчас поздний вечер, а может быть, раннее утро. Я почти сутки проработал над книгой, безвылазно сидя в гостиничном номере. Пора бы отдохнуть. Спуститься в бар, расслабиться в ничего не значащей беседе с кем-нибудь незнакомым. Нет, бар сейчас наверняка пуст. Можно выйти на безлюдную улицу прогуляться и лечь спать, задернув шторы перед первыми лучами солнца... Но на столе передо мной, рядом с портативным компьютером, на клавиатуре которого я набираю эти слова, лежит одна старая-старая вещь. Эта вещь хочет, чтобы я написал о ней, причем именно сейчас. Я пытаюсь ее не замечать, но не получается: кроме компьютера, толстой растрепанной тетради и этой небольшой вещицы, на поверхности стола больше ничего нет. Древние узоры, вырезанные на косточке священной кобылицы... а может, бабушка лукавила, и кость эта вовсе не лошадиная? Индейцы относились к смерти и всему с ней связанному совсем иначе, чем мы. В ходу были человеческие жертвоприношения; это сложно понять современным людям, но часто жертва добровольно соглашалась на свою роль и даже стремилась к ней... Некоторые ритуальные предметы изготавливались из человеческих костей, кожи и т.д. Из чего или из кого сделана эта трубка? Кость кобылицы или... девушки?.. Я мог бы выяснить это у какого-нибудь специалиста. Хотя что изменит такое знание? Я перестану раз в год, в годовщину бабушкиного ухода, набивать ее пахучей смесью и выкуривать, напевая что-то на давно не существующем языке? Нет, не перестану

    Я буду курить и смотреть на картины, возникающие в клубах дыма, пока одна из них не откроет дверь моему восприятию[11].

    Я знаю, кто меня там встретит. Сразу за дверью огромная серая летучая мышь попытается преградить мне дорогу. С ней нужно договориться, ведь это привратник и посредник между миром живых и миром мертвых. Летучие мыши — особые существа. Они не птицы, но летают, они спят вниз головой, причем не ночью, а днем, когда все остальные животные бодрствуют и радуются солнцу. Бабушка передала мне слова, которые нужно тихонько спеть Летучей Мыши, чтобы она пропустила меня дальше, в страну нашего предка — Великого Змея.

    ...Это было очень давно, много веков назад. Наш народ, спасаясь от страшной и неодолимой напасти, шел на север, медленно пробираясь через узкие горные ущелья. Впереди бесшумно двигались разведчики, за ними воины, за воинами старики, женщины, дети, затем шаман с двумя учениками. Замыкал колону еще один отряд воинов. Вторую неделю шел проливной дождь. И вот однажды поздно вечером послышался страшный грохот — это рухнула плотина, сдерживавшая горную реку. Тем временем наше племя шло по дну глубокого каньона. Вода начала быстро прибывать. Люди пытались карабкаться по почти отвесным каменным стенам, но срывались и падали. В последней надежде народ мой обратился к шаману и тот песней стал призывать нашего предка и защитника — Великого Змея, чтобы он спас своих детей. Силы у всех были на исходе, люди захлебывались и отчаянно сопротивлялись натиску ледяной воды, смешанной с песком и глиной; тела самых слабых уже подхватило и унесло бурным потоком куда-то во тьму, на острые камни...

    — А потом? Что было потом? Как они спаслись? — спрашивал я и тряс за рукав словно внезапно уснувшую или впавшую в глубокую медитацию бабушку.

    После долгих усилий с моей стороны она сфокусировала на мне взгляд своих непроницаемо черных глаз, вынула изо рта трубку и ответила:

    — Они не спаслись.

    — Нет, не может быть! Великий Змей должен был помочь им!

    — Он не стал им помогать, и они все умерли.

    — Но ведь мы живы, значит, кто-то из них уцелел?!

    — Нет. Никто.

    — Как такое может быть? Ведь они — наши предки! Если все погибли во время наводнения, то откуда появились мы?

    — Кто тебе сказал, что все погибли в наводнении? Благодаря заклинаниям шамана вода быстро спала, и они благополучно дошли до цели.

    — Но ты только что сказала, что они все умерли!

    — Ну да. Кто раньше, кто позже. Никто не выжил. Великий Змей не захотел дарить бессмертие каждому, он дал его одно на всех!

    Хрипло захохотав, бабушка выбила трубку и ушла в дом, оставив меня в полном недоумении.

    Немного о живом

    Подойдем к вопросу смерти с другой стороны. С противоположной.

    Чтобы умереть, вначале нужно быть живым. Что же можно назвать живым?

    Я постараюсь избегать использования всяких научных терминов. Надеюсь, что ваша цель не в том, чтобы после прочтения книги выглядеть более умными и эрудированными, а в том, чтобы добраться до истины и суметь понять ее.

    Живое — это то, что активно противится разрушению, а точнее, поддерживает свою целостность вопреки законам мертвого мира. Кроме того, уровень сложности организации у живого значительно выше, чем у мертвого, и непрерывно стремится стать еще выше. Живое способно к движению во времени и пространстве по своим собственным законам.

    Закон мертвого — упрощение и выравнивание, стремление к однородности и равновесию. Мертвое строго подчиняется логике этого мира, оно имеет начало и конец, причины и следствия мертвого очевидны. Законы живого прямо противоположны. Причина живого лежит за пределами трехмерного мира и линейного времени. Живое всегда является частью многомерного объекта, а точнее, субъекта, и существует во многих мирах одновременно.

    Ни Жизнь, ни тем более Разум и Дух невозможны в трехмерном мире. Здесь для них отсутствуют основания. Поэтому ограничив способность живого существа воспринимать многомерный мир, можно запереть его в тюрьму абсурда. И в этой тюрьме самые чудовищные вещи провозглашаются законами существования. Закон, что для поддержания своей жизни нужно отнимать чужие. Сожри — или сожрут тебя. Но живое не может наносить вред живому! Это все равно что жарить бифштексы из собственного мяса — пару раз утолишь голод, а потом умрешь... В этом одно из объяснений того, что символом нашего мира является уроборос, т.е. змея, пожирающая собственный хвост. Это и есть колесо сансары, о котором говорят буддисты. Колесо, перемалывающее жизни, катящееся по пути деградации к естественному для этого противоестественного мира концу — ко всеобщей гибели...

    Ложные законы основаны на ложных понятиях. То, что сейчас принято считать живым — люди, животные, растения и т.д., — в большинстве своем живо только частично. Это не живое в полном смысле слова. Древние мудрецы говаривали: «Человек начинает умирать с рождения». Это была констатация очевидного для них факта. Заняв подобную точку зрения, легко понять: нельзя называть вполне живым не живое, а умирающее. Но это только один взгляд. Не менее обоснованной является позиция восприятия живого как оживающего.

    Итак, похоже, есть три разных формы бытия: мертвое, переходное (умирающее-оживающее) и живое.

    И на два важных вопроса вам необходимо найти свой ответ. Первый: «Что является переходной стадией между мертвым и живым — умирание, оживание или что-то еще?» Второй: «В чем принципиальная разница между вечной жизнью и неопределенно долгим умиранием?»

    Оба вопроса имеют один и тот же ключ к разгадке. Ответы зависят от нашей позиции относительно направления движения времени и нашего отношения к причине Жизни и ее цели. Понимание рано или поздно приходит (а может быть, возвращается?) к каждому человеку, хотя зачастую для этого катастрофически не хватает срока, отпущенного на жизнь.

    В силу особых обстоятельств настигшее меня Понимание было подобно взрыву, вспышке Сверхновой...

    Вновьрожденный, или Конец и Начало света

    Это случилось несколько лет назад.

    Я был вынужден поселиться в полузаброшеном загородном доме, принадлежавшем моему компаньону по нелегальному бизнесу в надежде слегка отдохнуть и переждать непогоду. Тучи над моей головой сгущались давно, но молния ударила внезапно и совсем не оттуда, откуда можно было ожидать.

    В бизнесе, которым я занимался последние года два перед описываемым событием, всегда нужно быть готовым к неприятностям. А в данном случае я просто расслабился и свалял дурака. Все, что от меня требовалось — дождаться очередной партии аяваски[12] из Перу получить свою долю прибыли и отправить психоделики дальше по цепочке.

    Насколько я знал, аяваска закупалась в одной подставной фармацевтической фирме в Лиме, якобы занимающейся поставками экстрактов тропических растений для косметической промышленности США. Мой приятель, который в этой книге будет носить имя Чак, представлял липовую американскую компанию с названием, созвучным известному косметическому брэнду. Он давал небольшую взятку таможенникам, чтобы те не слишком усердствовали при досмотре контейнеров со скоропортящимся растительным сырьем, «совершенно незаменимым для изготовления лосьона от подростковых прыщей». В Сан-Диего «лосьон» переливался в фирменные пузырьки, упаковывался, получал фальшивые сертификаты и отправлялся к «покупателю» — в лос-анджелесский фитнесс-клуб. Здесь я вступал в игру и сбывал товар. Удивительное дело — среди потребителей «лосьона» почти не наблюдалось прыщавых подростков!

    Честно говоря, я бы не дал руку на отсечение, что в мутно-бурой жидкости «лосьона» присутствовала именно аяваска. Конечно, ее можно купить на любом перуанском рынке, но без гарантии и не в больших количествах. За настоящей аяваской нужно лезть в джунгли, договариваться с шаманами-аяваскеро, да еще нельзя исключить опасности прогневить местных духов таким коммерческим подходом... Скорее всего, Чак использовал максимально дешевую, но действенную смесь полусинтетических психоделиков, производившихся, небось, где-нибудь в пригороде Лимы на подпольном заводике. Он был большой пройдоха, этот Чак.

    Во избежание лишних подозрений фитнесс-клуб в Лос-Анджелесе действительно функционировал и даже приносил некоторую прибыль.

    Занимая пост директора этого заведения, я, отчасти от скуки, отчасти из любви к искусству, еще и вел ряд занятий по «экзотическим» дисциплинам, преимущественно в женских группах, — йоге, тенсегрити, цигуну и тайчи. Моя внешность — длинные гладкие черные волосы а-ля-готика (наследие матери), высокий рост и серо-голубые глаза (наследие отца) — в сочетании со статусом тренера помогала мне легко заводить короткие романы с ученицами. Необременительные сексуальные связи скрашивали мою холостяцкую жизнь. Все было просто замечательно, пока одна эксцентричная дамочка не вздумала потребовать от меня предложения руки и сердца, а когда я наотрез отказался, подать в суд за сексуальные домогательства.

    Привлечение внимания к моей скромной особе было крайне нежелательным. Вряд ли я сумел бы ответить на все вопросы следователя, а учитывая мои русско-мексиканские корни, на снисхождение рассчитывать не стоило. Единственным выходом было быстро передать клубные дела напарнику и укрыться в каком-нибудь тихом укромном месте.

    Вот так я и оказался в этой американской глуши — с поддельными документами, в чужом доме на берегу священного индейского озера. В качестве талисманов со мной были, как всегда, бабушкина трубка и дневник отца. В качестве развлечения на ближайшие два-три месяца, пока все уляжется, — пять литровых бутылок виски, большая библиотека, спутниковое телевидение и Интернет. Разве мог я предположить, что именно такое стечение обстоятельств и сочетание факторов изменит всю мою жизнь самым неожиданным образом?

    Первые дни я беспробудно пил и знакомился с видеотекой хозяина дома. Она состояла в основном из жесткого немецкого порно и ужастиков о том, как инопланетная и прочая сволочь кушает людей.

    К концу недели я ощутил себя в последней стадии отупения и озверения[13].

    Как-то ближе к вечеру я выполз из дома и тут же обнаружил, что тучи надо мной сгустились в самом прямом смысле: небо было почти черным, в воздухе висела зловещая тишина, озеро, вид которого поначалу действовал на меня весьма умиротворяюще, выглядело просто страшно — казалось, воды его вот-вот расступятся и обнажат разверзшиеся Врата Ада.

    Напряжение нарастало. Я стоял во дворе дома с последней недопитой бутылкой виски в руке, оцепенев от необъяснимого ужаса. Нужно было бежать в дом — но мне казалось, что если я пошевелюсь, небеса рухнут на землю или случится что-то еще более чудовищное. Через несколько секунд поднялась настоящая буря. Крыша дома, загремев железом, казалось, была готова вот-вот сорваться и улететь. Ветер согнул деревья и, ломая сучья, погнал мусор в сторону озера. Вода в озере вздыбилась — и вдруг в самую его середину ударила молния. Она ударила примерно в полукилометре от меня, но я был ослеплен и оглушен. И в тот момент, когда с неба хлынули потоки воды, во мне что-то прорвалось. Я заорал что было сил, залпом допил виски и, швырнув бутылку в сторону озера, запел услышанную в далеком детстве и давно забытую мной индейскую песню моей бабушки. Я прыгал и пел, едва не сбиваемый струями воды, грозя кулаком мечущимся в лесных зарослях серым призракам. Я сорвал с себя всю одежду а молнии били все ближе и ближе, но мне было все равно — я сам был молнией!

    Я был Великим Змеем. Хвостом я врастал в землю, но не был ее пленником. Моя голова уходила в небеса, став источником, питающим небо. Гром от ударов моих крыльев рвал пространство, пронзая его молниями. Мир вращался все быстрее — я стал его осью, все сущее в первозданном хороводе ревело и вопило, разлетаясь в бешеном танце...

    И тут наступила тишина.

    Сон, заблудившийся в снах...или башня из слоновой кости[14]

    «Я тень среди теней. Но что есть тени? Всего лишь тьма, разъятая на клочья самообманом бытия. Исчезнет Свет, и я исчезну растворясь во Тьме. А если я исчезну раньше, изменится ли в этом мире соотношение Тьмы и Света?»

    С такой, прямо скажем, несвойственной для пробуждения и по форме, и по содержанию мыслью я и проснулся. Хотя каждый раз, когда я вспоминаю этот момент, реальность начинает как бы двоиться. И я снова и снова задаю себе вопрос: действительно ли я проснулся, а не остался валяться в дождевой луже обугленным, окоченевшим трупом?

    <...>[15]

    Я очнулся от невыносимого холода и боли. Болело все тело, особенно голова. Я лежал в грязи возле дома, свернувшись калачиком. Или уместнее сказать — в позе эмбриона?..

    Было раннее утро. Гроза началась часов в восемь вечера — выходит, я провел здесь около десяти часов! Шатаясь, я добрел до дома, отогрелся в горячей ванне, затем приготовил себе тосты и крепкий кофе, позавтракал.

    Головная боль ушла, но ничто не спешило занять ее место. Я продолжал сидеть в кресле — с пустой чашкой в руке, в состоянии внутренней пустоты, без мыслей, без желаний.

    Вдруг словно что-то взорвалось — то ли внутри моей головы, то ли вокруг меня, — перемешав все в моем восприятии. Несколько мгновений (или несколько миллиардов лет?) я не мог понять, где я, где мир, где внутреннее, где внешнее.

    Невообразимо огромные пространства, наполненные звездами, галактиками и метагалактиками, оказались сжаты в точку, имя которой было «я». И еще бесчисленное множество таких же «я» существовало в той же точке и в то же мгновение. Мир вывернулся наизнанку но изнанкой мира оказалось мое восприятие. И осколки моего взорвавшегося ума с нестерпимым ревом мчались из бесконечности, огненными протуберанцами сворачивая пространство и время внутрь центра этой сумасшедшей пляски великого Хаоса.

    Свершилось!

    Вылетевшая мгновение назад из моей руки кофейная чашка ударилась о стену и разлетелась в мелкие осколки. И с этим звуком все разом кончилось.

    Иной мир, иной я. Та же игра и те же участники. Иные правила.

    И воспоминания — яркие, полные жизни, полные боли и радости... Хотя боли в них оказалось значительно больше. Бесконечные и безначальные нити воспоминаний, сплетающиеся в клубок мира, где прошлое и будущее одинаково близки и реальны. Где все реально.

    Взгляд скользил по предметам в комнате, пока не остановился на письменном столе. Точнее, на каком-то предмете на его поверхности. Что это? А-а-а, старый, потрепанный дневник моего отца! Я поймал себя на ощущении, идущем изнутри, из района солнечного сплетения. Меня притягивало к этому предмету.

    Я взял дневник и, прижав к груди, начал расхаживать по дому Признаться, за все эти годы я перевел из него всего несколько абзацев. В них не было ничего интересного — просто описание каких-то медицинских опытов и философские рассуждения. Теперь я понимал, насколько важно для меня то, что заключает в себе эта пухлая тетрадь.

    Бродя по дому, я дошел до библиотеки — и внезапно остановился как вкопанный. Мой взгляд уперся в книжный стеллаж, в полки со словарями. Да! Вот что я искал — внушительный кирпич оксфордского русско-английского словаря, а рядом пособие по русской грамматике.

    Я воспользуюсь благоприятным периодом краткого затишья в своей жизни. Я уверен, что у меня есть ровно столько времени, сколько потребуется для перевода и понимания этого бесценного документа.

    Нет, я не собирался тратить время на то, чтобы отдать таким образом сомнительный долг памяти моего отца. Я ему ничего не должен. Как и он мне. Так легли карты — это был наш общий выбор. Просто теперь мне нужна была точная информация по ряду важных для меня вопросов.

    Все это может показаться странным. Но ведь и вся жизнь состоит из событий и поступков в высшей степени странных. И только сочетание, взаимопереплетение и корреляция различных нитей жизни являет нам великолепие узора ткани бытия. Такова эта книга, такова моя жизнь — не все явно сразу — точнее, все неявно. Если что-то кажется понятным отдельно от остального, то наверняка понято оно неверно. Это книга о жизни, смерти и бессмертии, о страшном заговоре против Человека, тянущемся через тысячелетия, о мужестве и величии Человека, о его будущем, определяющем его прошлое, и о настоящем, определяющем пространство для прошлого и будущего. Пусть она сыграет в вашей жизни роль, схожую с той, какую в моей сыграл дневник отца.

    Два месяца я занимался переводом. Несколько дней пытался осмыслить прочитанное, перепроверял правильность трактовки самых невероятных фрагментов. Еще месяц я старался свести концы с концами: сутками рылся в библиотеке, сверял найденное с данными из Интернета, сотнями мегабайт перекачивал тексты из библиотеки Конгресса и из других доступных онлайновых библиотек, связывался по электронной почте с десятками людей в разных концах земного шара...

    Я ощущал себя отшельником, выпавшим из суеты жизни и внезапно увидевшим всю механику приводящую в движение этот аттракцион. То как религиозный фанатик, внезапно обнаруживший, что божество, которое ему является, — это бог из машины[16], то как древний философ, впервые ощутивший всю полноту бытия, я заново открывал для себя мир, сверяя получаемую информацию со своими воспоминаниями и отбрасывая при этом логику и здравый смысл, постоянно мешающие поверить тому, что раскрывалось мне с каждым днем и часом. Я все больше убеждался в реальности возникающей картины, наблюдая, как она освобождается от логической шелухи и предрассудков.

    Полный шкаф скелетов

    Скажу откровенно: мне было нелегко понять и принять тот факт, что мой отец появился на свет в результате странного медицинского эксперимента каких-то сумасшедших ученых-сектантов.

    То есть поначалу я решил, что речь идет об эксперименте кучки Франкенштейнов[17] из НКВД. Но как я и чувствовал (что впоследствии подтвердило расследование), современная наука — всего лишь служанка магии, а вся история человечества — это история борьбы между двумя древними магическими кланами в присутствии и по правилам некоей Третьей Силы. Это история чудовищного, изначального обмана.

    Сказанное — только часть правды. В этой главе я не в состоянии выразиться яснее. Мне достает здравого смысла не оглашать сведенья, которые без определенной подготовки стали бы серьезной угрозой психическому здоровью читателя. Да, жалкая участь суждена человеку лишенному памяти — он подобен мертвецу; но если вспомнить сразу все, это может обернуться шоком, равносильным смерти. Я этот шок сумел пережить. Надеюсь, сумеете и вы. По крайней мере, я постараюсь помочь вам. Поверьте, передо мной стоит весьма сложная задача: передать вам ту правду что стала известна мне, и при этом свести к минимуму реальную угрозу очередного тотального уничтожения человечества.

    Первое моральное потрясение при чтении дневника я испытал не от факта искусственного оплодотворения моей бабушки — этим сейчас никого не удивишь. Шокировало меня то, что молодая замужняя аспирантка ленинградского медицинского института[18] позволила оплодотворить себя семенной жидкостью давно умершего человека. Причем глубокого старика: мой отец называет его в своем дневнике с заметным оттенком уважения — «Старец»! Старцу было 76 лет, когда он стал донором спермы, а его сын родился через 12 лет после его кончины — в 19** г.

    Старец был в любимцах у Советской власти, хотя идеи, которые он открыто проповедовал, плохо сочетались с коммунистической идеологией. Впрочем, с общечеловеческой моралью они тоже не согласовывались.

    Почему через столько лет отец был вынужден скрывать свое происхождение и даже в дневнике боялся написать имя своего биологического отца? С политикой Старец связан не был, обладая в то же время весьма высокой репутацией и в Советской России, и в мире в целом. После смерти он стал чуть ли не хрестоматийным образцом ученого, жертвовавшего всем ради науки.

    У отца были брат и сестра, рожденные вполне нормальным, естественным способом, без применения искусственного осеменения. Так что скорее всего не бесплодие родителя было причиной содеянного. Желание родить ребенка от гения, продолжить его род? Но у Старца были дети. Правда, пережили его только дочери, а трое сыновей погибли весьма трагично...

    К концу добровольного заточения у берегов Священного озера я раскрыл тайну личности моего деда и моего отца, но мотивы и причины столь причудливого плетения людских судеб обрели должную ясность лишь спустя годы. Потянув за кончик логической цепочки, я, к своему изумлению, вытащил на свет нечто значительно большее, чем банальный семейный секрет. К другому концу этой цепи было приковано неведомое и невиданное чудовище.

    Долго еще должно было оно оставаться недоступным для чужих глаз. Но вот оно предстало передо мной — и странные особенности моей жизни, все, с чем я с ранних лет свыкся, теперь высветилось новым светом. Загадочные события, участником которых я оказывался, их персонажи, их скрытый смысл — с каждым новым звеном цепи все это получало новое значение в моей картине мира.

    Итак, за три месяца я многое узнал, но понять и принять это мешал мне мой собственный ум. Он отказывался делать очевидные выводы. Мне мешал мой биокомпьютер. Чтобы реконструировать его полностью, потребовалось еще три года. Только недавно процесс окончательно завершился, и я осознал, насколько трудна и опасна дорога к бессмертию. Сегодня это тропа над пропастью, а вокруг идущих по ней по-прежнему плотный туман. Но вот сквозь туман начинают проступать изменчивые и неясные силуэты...


    Примечания:



    1

    В древнегреческом мифе великан-разбойник Прокруст насильно укладывал путников на свое ложе: тем, кому ложе было коротко, обрубал ноги; тех, кому было длинно, вытягивал. В переносном смысле — искусственная мерка, не соответствующая сущности явления.



    3

    Конечно же, речь идет о великом русском поэте Александре Сергеевиче Пушкине (1799—1837).



    4

    Имеется в виду Рональд Уилсон Рейган (1911-2004), американский государственный деятель, известный своими консервативными взглядами. 40-й президент США в 1981-1989 гг. от Республиканской партии, губернатор Калифорнии в 1967-1975 гг., с 1937 до начала 1960-х гг. актер Голливуда.



    5

    В настоящее время часть христиан (за исключением Армянской и Русской Православной Церкви) празднует рождество 25 декабря, в соответствии с принятым календарным стилем. В Русской Православной Церкви это 7 января по новому стилю.



    6

    Алекс использует термин «культ», но в русскоязычных источниках подобные явления чаще называют «тоталитарной сектой».



    7

    Сансара (санскр.) — одно из основных понятий индуизма и буддизма, сфера перевоплощений души (в индуизме) или личности (в буддизме) в цепи новых рождений (в виде человека, бога, животного и пр.), осуществляемых по закону кармы.



    8

    Имеется в виду фильм известного режиссера Терри Гиллиама «Братья Гримм» (2005 г.). Разумеется, в фильме эти слова звучат чуть иначе.



    9

    «Быстрый» или «парадоксальный» сон характеризуется быстрыми низкоамплитудными электромагнитными ритмами, как при пробуждении, однако парадоксальным образом во время него полностью расслабляются все гладкие мышцы тела и происходят быстрые движения глаз. Наблюдаются неравномерность пульса и дыхания, подергивания лица, пальцев, конечностей, у мужчин возникает эрекция. При пробуждении в этот период сообщается о переживании эмоционально окрашенных сновидений, изменяется ощущение времени.



    10

    Невольный, но явно не случайный каламбур.



    11

    Видимо, намек на известные слова Уильяма Блейка: «Если бы можно было очистить двери восприятия, все предстало бы перед человеком таким, каково оно есть на самом деле — бесконечным». Эта цитата дала название посвященной вопросам психоделического опыта книге Олдоса Хаксли — «Двери восприятия».



    12

    Аяваска (иногда неверно называемая аяхуяской), или «лиана души» — индейский напиток психоделического действия на основе южноамериканской лианы Banisteriopsis caapi с добавлением Psychotria virdis или Diploterus cabrerena, содержащих ДМТ, и еще нескольких растений. ДМТ — диметилтриптамин, психоделик, открытый О. Дженигером. Считается, что аяваска стимулирует экстрасенсорное восприятие.



    13

    Следующий далее эпизод можно принять за своеобразную иллюстрацию теории базовых перинатальных матриц (БПМ) Станислава Грофа, хотя автор и не проводит прямых аналогий.



    14

    Башня из слоновой кости — символ мечтаний и оторванных от жизни философствований. Выражение принадлежит французскому поэту и критику Ш. О. Сент-Беву (1804—1869). Образ восходит к словам католической молитвы.



    15

    В этом издании мы опустили фрагмент, пространного описания самовосприятие угасающего сознания, утратившего контакт с физическим миром.



    16

    В античных трагедиях сложные сюжетные коллизии иногда разрешались логически не обоснованным появлением божества, опускавшегося на сцену с помощью специальной машины.



    17

    Франкенштейн — ученый, создавший человека из кусков тел умерших людей и ожививший его с помощью электричества. Персонаж одноименного романа Мэри Шелли (1797—1851) и многочисленных «фильмов ужасов», снятых по мотивам романа.



    18

    К сожалению, осталось неясным, о каком именно институте идет речь.









    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх