Осада Орлеана завершилась – осада, охарактеризованная аббатом Дюнуа как событие, от которого зависит судьба империй. Для герцога Бедфорда оно явилось настоящим шоком, однако он занялся комплектованием новой армии. Что же касается осаждавших войск, то Суффолк легкомысленно рассредоточил их, отправив в Жарго около 700 солдат, в то время как Толбот взял с собой остатки воинов в Мен и Божанси. Граф Дюнуа попытался преследовать Суффолка по дороге в Жарго, но попытка была отбита и француз отступил к Орлеану, меж тем как Дева помчалась верхом на коне сообщить своему королю радостную весть о победе под Орлеаном.

Карл провел несколько военных советов, обстоятельно обсудивших вопрос о том, что следует делать дальше. Жанна добивалась формирования новой армии и дальнейших военных действий с целью освобождения от англичан ряда городов по Луаре, перед тем как отправиться в Реймс для освящения королевской власти и коронации. Но Карл и Ла Тремуай колебались. До них дошли вести о приближении Фастольфа с новой армией, а Фастольф вполне законно вызывал теперь страх. Наконец уговоры Девы возымели действие, к Орлеану отправили армию во главе с герцогом Алансоном и в сопровождении Жанны. По прибытии в Орлеан к армии присоединился гарнизон города во главе с Дюнуа и объединенные силы двинулись по южному берегу реки на освобождение Жарго. Это была хорошо укомплектованная армия, отлично оснащенная для осадных действий, и, как утверждают, ее численность достигала восьми тысяч человек.

С приближением к этому городу созвали военный совет для решения вопроса о том, стоит ли продолжать поход. Совет примечателен двумя моментами. Во-первых, необычно то, что французские военачальники при всей мощи своей армии поднимали вопрос о прекращении похода, едва он начался. Это можно объяснить лишь пасованием перед боеспособностью англичан, которая, конечно, не могла улетучиться за одну ночь или одну осаду. Французские военачальники, видимо, с опаской поглядывали налево, ожидая сюрпризов со стороны грозного Фастольфа. (Ходили слухи о его приближении.) Во-вторых, особенностью этого совета, в отличие от прежних, было приглашение на него Жанны в качестве полноправного участника. Это явилось красноречивым показателем того престижа, который приобрела Орлеанская дева.

На этом совете Жанна энергично высказалась за продолжение похода, и ее мнение возобладало над другими. Армия возобновила марш, дойдя до стен Жарго, и после короткого боя, в котором отличилась Дева, совершившие вылазку англичане были отброшены обратно в город. Вечером Жанна приблизилась к крепостным стенам и обратила к защитникам города следующий незабываемый призыв: «Сдайте город Властителю Небес и королю Карлу, а сами уходите. Иначе вам будет плохо». Суффолк не обратил никакого внимания на угрожающий тон этой колдуньи, но вступил в переговоры с Дюнуа, которые, однако, ничего не дали. На следующее утро, в воскресенье 12 июня, осадные орудия были установлены на позициях и началась бомбардировка. Лишь тремя выстрелами огромной мортиры под названием «качалка» была разрушена одна из основных крепостных башен и нанесен большой ущерб.

Через несколько часов бомбардировки созвали новый военный совет, на котором спорили о том, идти немедленно на приступ или ожидать развития событий. Снова возобладал бескомпромиссный голос Девы, высказавшейся за немедленный штурм, и снова к нему прислушались. К крепостным стенам приставили осадные лестницы, и сама Жанна стала взбираться вверх по одной из лестниц. Осаждавшие ворвались в город и заняли его, пути англичанам к отходу через мост были перекрыты. Граф Суффолк вместе с братом Джоном были схвачены на мосту. Граф поинтересовался у француза, бравшего его в плен, рыцарь ли он. Француз признался, что он всего лишь оруженосец, тогда Суффолк произвел его на месте в рыцари, удовлетворив свою честь, а затем сдался ему.

Весь английский гарнизон города, за исключением знатных лиц, подлежавших обмену за выкуп, был вырезан, церковь, использовавшаяся англичанами, разграблена.

Оставалось взять два города по Луаре, Мен и Божанси, чтобы обеспечить безопасный путь упиравшегося Карла в Реймс. На этот раз французские военачальники действовали оперативно, не потому ли, что на их пути не оказалось Фастольфа? Жарго пал в воскресенье (12 июня) перед неделей, которой было суждено стать памятной. В понедельник армия вернулась в Орлеан, а в среду продолжила путь вдоль южного берега реки к Мену и Божанси. К ночи французы подошли к мосту у Мена. Мост защищали англичане, соорудившие на его южном конце подъемную секцию[91]. В ту же ночь мост был занят. На нем оставили небольшой отряд, но никаких попыток взять сам город, отделенный от моста лугом, не предпринималось.

Армия продолжила шествие по южному берегу реки к Божанси, где обнаружила, что англичане засели на мосту и в замке, точно так же, как это делали французы годом раньше. Вскоре против моста и замка задействовали осадную артиллерию, которая оказалась столь эффективной во время осады Жарго. Чтобы приблизить цели обстрела, несколько пушек поместили на баржи, подогнав их к замку. Но пушечные ядра не могли справиться с массивной и мрачной главной башней замка XII века (который и сегодня выглядит так, словно его никогда не осаждали). Тем не менее бомбардировка продолжалась весь следующий день (в пятницу), а ночью защитники Божанси во главе с Мэтью Гофом и Ричардом Гетином в состоянии безысходности и утраты надежды на помощь договорились с Алансоном об уходе из города на следующее утро с оружием и обозом.

Затем в субботу утром на заре англичане, как было условлено, покинули город, не подозревая, что силы спасения во главе с Фастольфом предыдущим днем остановились в двух милях от них и теперь готовились прийти к ним на помощь, переправившись на южный берег. Чтобы объяснить, как возникла эта необычная ситуация, нужно наведаться в английский стан[92].

5 июня армия под командованием сэра Джона Фастольфа выступила в поход для спасения или усиления гарнизона Жарго, а также других городов, которым угрожали французы. Численность английской армии обычно приводится как пять тысяч, но это подозрительно круглая цифра. Ее невозможно принять. Менее чем двенадцатью месяцами ранее Бедфорд испытал огромные трудности в наборе двух тысяч человек для армии Солсбери. Далее в феврале ему удалось набрать только 1000 человек для армии Фастольфа, и в течение последующих четырех месяцев из Англии не поступало никаких подкреплений. Маловероятно, чтобы повторная попытка поскрести по сусекам дала бы больше результатов, чем первая. Как и в предыдущем случае, под англо-бургундскими знаменами выступили милицейские, или «псевдофранцузские», формирования, составившие значительную часть английской армии[93]. Но даже в этом случае трудно себе представить, чтобы общая численность английских сил достигала трех тысяч человек[94]. Все лучшие и наиболее боеспособные солдаты из гарнизонов Нормандии были уже выбраны, и качество новой армии Фастольфа, должно быть, оставляло желать много лучшего. Это обстоятельство не укрылось от опытного глаза сэра Джона, и оно многое объясняет в последующих событиях.

Фастольф по ряду причин двинулся к Этампу (в 25 милях от Парижа), выделив часть сил для охраны обоза. 13 июня он подошел к Жанвилю, где узнал об осаде Жарго сильной французской армией. Считая безнадежной попытку выручить город, Фастольф сосредоточил все внимание на городах-двойниках – Мене и Божанси. 16 июня к нему присоединился лорд Джон Толбот с крохотным отрядом в 40 рыцарей и 200 лучников, в целом 300 человек. Он прибыл из Божанси, где помещалась его штаб-квартира со времени осады Орлеана, с целью усилить армию Фастольфа, о приближении которой получил сведения.

Толбот прибыл утром. Фастольф посетил своего соратника в его покоях для совместного завтрака. За едой они обсудили военные планы, и вскоре выяснилось, что военачальники придерживаются разных взглядов. Толбот, имевший меньше военного опыта, но наделенный воинственным характером, горячо высказывался за немедленное наступление, так как французы явно угрожали городам по Луаре. Но Фастольф колебался. Он лучше Толбота знал о проникновении в ряды англичан неуверенности и о том, что боеспособность и лояльность французских формирований не являются бесспорными. Кроме того, он знал, что Бедфорд собирается прислать новые подкрепления – возможно, большая их часть была бы набрана в Англии. Сэр Джон склонялся к тому, чтобы отступить и придерживаться оборонительной тактики, пока не прибыли подкрепления. Толбот резко возражал против этого, заявив, что в любом случае намерен идти на выручку Божанси (который он только что оставил!), даже если больше никто не последует за ним. Это переубедило Фастольфа, и он согласился совершить марш на Божанси со всеми имеющимися в наличии силами. Рано утром следующего дня, в субботу 17 июня, когда французская осадная артиллерия обстреливала замок Божанси, английская армия двигалась походным маршем. Но Фастольф вновь предпринял попытку предотвратить то, что считал чреватым катастрофой. Был созван военный совет. Пока он происходил, армия стояла без движения, должно быть подозревая о разногласиях между военачальниками. Когда, наконец, было приказано продолжать движение, армию уже поразил недуг, развившийся в результате этих разногласий.

Однако марш проходил в довольно быстром темпе. Первая остановка имела место у Мена. Отсюда армия последовала по необходимости северным берегом реки, французы все еще владели мостом у города. Не доходя примерно две мили до Божанси, дорога поднимается на невысокую холмистую гряду, с нее просматривается другая холмистая гряда, пересекающая дорогу на расстоянии 800 ярдов. На этой второй гряде строилась в боевой порядок французская армия, очевидно намереваясь дать бой. Заметив это, Фастольф прибег к обычной тактике англичан: он приказал армии остановиться и развернул ее в боевой порядок. Лучники установили перед собой заостренные шесты и стали поджидать приближения французов. Но французы не двигались с места. Требовалось нечто, способное побудить их к действиям. Фастольф послал гонцов передать французам предложение, чтобы три рыцаря с каждой стороны сразились в поединках друг с другом на пространстве между двумя армиями. Это был вариант обычного вызова на поединок военачальников противостоящих армий, которые так нравились Эдуарду III. Но теперь – как почти во всех других случаях – французы проигнорировали вызов и оставались на своих позициях. Фастольф не собирался атаковать первым, поскольку французы слишком превосходили его скромные силы. Поэтому английский военачальник, по всей вероятности, вспомнил тактику графа Солсбери накануне битвы при Краване и последовал ей. То есть он отступил к Мену, намереваясь перебраться там через реку и подойти к Божанси с юга по мосту, который контролировали англичане. В соответствии с этим планом английская армия вернулась вечером к Мену и немедленно стала готовиться к захвату моста. Англичане выдвинули на позиции свои пушки и в течение ночи обстреливали защитников моста, что явилось самым ранним из отмеченных случаев «ночной бомбардировки» артиллерией[95].

На заре в субботу 18 июня мост все еще находился в руках французов. Примерно в 8 утра ударные силы англичан готовили себе из досок импровизированные щиты и прочее для штурма, когда прискакал всадник с тревожной вестью о том, что Божанси захвачен французами и что теперь противник движется в направлении Мена. Это решило дело. Маленькая английская армия оказалась теперь между двух огней к северу и югу от реки. Единственно возможным решением было отступление, и англичане с тяжелым сердцем начали обратный марш к Жанвилю. Едва ли они знали, что это был первый шаг назад в отступлении, длившемся с перерывами 24 года.

Но вернемся в лагерь французов. В пятницу утром Алансон получил неожиданное и неприятное известие о пополнении своих войск. К его лагерю приближался коннетабль Франции Артюр Ришмон во главе тысячного войска бретонцев. Со времени последних боев в Бретани коннетабль был занят при дворе дофина ожесточенной и продолжительной борьбой за власть с Ла Тремуаем. В конце концов он потерпел поражение и был изгнан с позором. Более того, Карл запретил Алансону общаться с Ришмоном. Вот почему встреча не радовала обоих. И облик графа Артюра лишь усугублял положение. Он отличался неуклюжими манерами и непрезентабельным видом, малым ростом, смуглым цветом лица и толстыми губами. Словом, походил на другого выдающегося бретонца – Бертрана Дюгеклена.

Как только Ришмон спешился, Жанна обхватила его колени руками и услышала от коннетабля слова, произнесенные хриплым голосом: «Не знаю, послана ты Господом или нет. Если да, я не боюсь тебя, потому что Господь знает, что моя душа чиста. Если же ты послана дьяволом, я боюсь тебя еще меньше». Эта несомненно достоверная речь дает некоторое представление о смешанных чувствах, с которыми французы относились к Деве на данном этапе ее карьеры.

Жанна выступила миротворцем в отношениях между двумя военачальниками, и, возможно, решение ее задачи облегчила и ускорила неожиданная весть о приближении Фастольфа во главе сильной армиии. Опасность превращает бывших врагов в друзей. Это и случилось. Когда Алансон обратился против англичан, коннетабля с его контингентом включили во французскую армию. Ее численность после этого достигла не менее шести тысяч человек.

Жанна начала свою кампанию походом на Жарго в воскресенье. Но вот наступила суббота, последний день незабываемой недели. Англичане отложили на будущее атаку на мост у Мена и отступили к деревне Пате, расположенной в 18 милях к северу. Узнав об этом, французские военачальники, по обыкновению, стали медлить. «У вас есть шпоры, – возмутилась Жанна, сверкая глазами, – пришпорьте коней!» Они так и поступили. Отобрав лучших всадников в авангардную группу, Алансон приказал ей энергично преследовать англичан. Авангард очень быстро догнал противника, темп движения которого поневоле замедлялся обозом. Таким образом, когда англичане подошли к окрестностям Пате, французы уже находились в Сен-Сигизмунде, в четырех милях к югу. Здесь французы сделали привал на обед и через два часа возобновили поход. Соприкосновения с англичанами не происходило. Дозоры выслали по всем направлениям. Наконец, было получено известие, что, по удачному для французов стечению обстоятельств, англичане остановились южнее Пате. А выяснилось это вот как. Продвигаясь на север по дороге на Пате, конные дозоры напали на след оленя к северу от Сен-Ферави (см. карту-схему 9). Олень помчался вправо, и послышавшиеся затем азартные крики «Ату!» предупредили французов о присутствии поблизости противника.

Дорога на Жанвиль отклоняется от дороги на Пате у этой деревни на две мили к югу. Подойдя к указанному месту, Фастольф узнал от дозорных, что его по пятам преследует французский авангард. Срочно провели военный совет, который обнаружил некоторое расхождение во мнениях. В результате Фастольф согласился, видимо с неохотой, остаться на месте, развернув свои силы в боевой порядок на холмистой гряде. Сейчас по этой линии развертывания проходит железная дорога в двух милях на юго-восток от деревни. В это время Толбот с отрядом в 300 воинов, усиленным 200 «элитными лучниками» из войска Фастольфа, должен был обеспечить рубеж прикрытия к югу от Пате.

Как раз в это время испуганный олень помчался сквозь линии расположения лучников Толбота. Ничего не подозревая, они продолжали оборудование своей позиции, выставив перед собой заостренные шесты и забивая их в землю согласно инструкциям. С Толботом находились отборная часть войска и его лучшие военачальники – Скейлз, Ремпстон и сэр Уолтер Хангерфорд, а в тылу на холмистой гряде крайне медленно развертывались в боевой порядок главные силы англичан, состоявшие из плохо обученных солдат и неопытных командиров. У Фастольфа происходившее не вызывало воодушевления. Его войско представляло собой единственную опору англичан во Франции, и он понимал (подобно адмиралу Желлико накануне Ютландского морского сражения), что мог проиграть бой к полудню.

Боевая позиция была выбрана Толботом у дороги, тянущейся от Линьяроя к Куансу в месте, где она пересекает старую римскую дорогу от Сен-Сигизмунда на Жанвиль. Это место находилось у дна неглубокой впадины, которая, однако, была признана выгодным рубежом в нескольких сотнях ярдов перед грядой, занимавшейся войском Фастольфа. Место окружали небольшие рощи и заборы, вдоль дороги, вероятно, тоже тянулась изгородь, за которой укрывались лучники.

Французы двигались в следующем порядке. Авангард формировали отборные силы кавалерии под командованием Ла Ира и Потона де Ксентрайля, соратников во многих сражениях. Главные силы вели Алансон и Дюнуа, а арьергард – коннетабль де Ришмон и Жанна д'Арк, которую крайне раздражало пребывание в арьергарде.

Французы пришли в соприкосновение с арьергардом англичан в два часа дня. Судьба последовавшего боя решилась стремительно и может быть выражена в нескольких предложениях. Французский авангард, выйдя на небольшую возвышенность, которая тянется от Сен-Ферави к Линьярою, увидел англичан, выстроившихся во впадине перед ними. Воодушевленные Девой и предводимые лучшими командирами-кавалеристами во французской армии, всадники авангарда ринулись вниз по косогору широкой и яростной лавой на 400 английских лучников, которые не были готовы отразить атаку и были захвачены врасплох. Более того, французская кавалерия обошла линию лучников с обоих флангов, и они оказались в окружении раньше, чем могли это осознать. Они попали в безвыходное положение, многие погибли. Немногим удалось отступить к основным силам, а бегство через холмистую гряду добавило сумятицы в беспорядок, охвативший разнородное воинство Фастольфа. Поскольку атаковавшие силы французского авангарда были довольно многочисленными, а сразу за ними следовали основные силы, армия самого Фастольфа оказалась смятой, прежде чем английский военачальник мог предпринять эффективные меры для отражения внезапной атаки. Это было выше сил любого англичанина, находившегося на поле боя. Прежде противник нападал на англичан с оглядкой и даже опаской. Но данная атака проводилась в решительной манере Томаса Дагуэрта, Роберта Ноулиза или Джона Толбота. Действовала закваска Жанны д'Арк. Хлеб выпекли хорошо. Орлеанская дева, которая находилась в арьергарде и не видела атакующих действий, разве что насилие над пленными[96], тем не менее выиграла битву при Пате.

Лорда Толбота захватили в плен близ кустарника, росшего перед передовой линией англичан. Военачальник сидел верхом на коне, но без шпор: очевидно, коня только что к нему подвели, и он собирался покинуть поле боя. Этого англичанина хорошо знали во французской армии, и захват его в плен поднял боевой дух в ее рядах. Ту ночь он провел в одном доме деревни Пате, расположенном у дороги, которая сохранилась до сих пор и называется улицей Толбота. На следующее утро герцог Алансон, сам плененный в битве при Вернее (и недавно выпущенный), не мог не уступить искушению предстать перед пленником в торжествующем виде. Он услышал достойную отповедь. Толбот сказал, что его пленение связано с «превратностями войны». Поведение англичанина произвело столь сильное впечатление, что его слова постоянно цитировали французские хронисты.

В плен к французам попали также лорд Скейлз и другие английские военачальники, но Фастольфу удалось уйти и сохранить часть войска, хотя обоз и пушки были потеряны. Он отступил на 18 миль к Жанвилю. Подойдя к городу, Фастольф обнаружил ворота крепостной стены закрытыми. Ничего не оставалось, как продолжать изнурительный марш в Этамп на расстояние 24 мили. За сутки было пройдено не менее 60 миль. Единственным утешением для старого воина, совершившего труднейший поход, было то, что он предвидел поражение. Но Фастольф сохранил значительную часть лучников. Они стойко отражали каждую атаку преследователей и, когда исчерпали запас стрел, сражались с противником, обнажив мечи.

Когда весть о катастрофе пришла в английскую и французскую столицы, последовала бурная реакция. В Лондоне немедленно собрали фонд средств для выкупа лорда Толбота. В Париже, как утверждают, лишили ордена Подвязки злосчастного сэра Джона Фастольфа[97]. Оказалось, он «проиграл войну после полудня».

Для Жанны блестящая недельная кампания завершилась триумфом. Генерал Лемуан, отмечая, что это была единственная кампания, которая воодушевлялась исключительно Жанной, в восхищении прибавляет: «Она знала одно средство – силу и один аргумент – битву... Вот почему скромная Дева из Домреми занимает свое место среди весьма прославленных военачальников»[98].

Можно предположить, что внутренний голос теперь должен был подсказать Жанне необходимость немедленного наступления на Париж, исходя из хорошо известного принципа: «куй железо, пока горячо». Перспективы такого наступления выглядели радужными. Но Жанна устремила свой взор на Реймс, стремясь к священному помазанию Карла в качестве законного короля Франции. Поражение при Пате неожиданно вызвало примирение между бургундцами и англичанами. Герцог Бургундский сам посетил Париж, были предприняты меры с целью усиления обороны города. Герцог обязался собрать больше войск.

Между тем Карл отправился, наконец, в Реймс. Стремясь вселить в своего государя смелость и уверенность, Жанна заверила его, что марш на Реймс будет скорым и безопасным. 16 июля 1429 года Карл Валуа прибыл в город[99]. На следующий день состоялись помазание и коронация, после чего дофина Карла можно считать Карлом VII. Миссия Жанны д'Арк завершилась. Франция и Англия только бы выиграли оттого, если бы она задумала погибнуть в ближайшем сражении. Но этого не произошло.

Затем последовала весьма кровопролитная, но тем не менее нелепая военная кампания (если ее можно назвать кампанией). Жанна, захваченная идеей наступления на Париж, тщилась настроить на это упиравшегося монарха. Однако тот настаивал на следовании маршрутом в направлении дома до тех пор, пока 5 августа армия не подошла к Бре, намереваясь перебраться на южный берег Сены и вернуться в Бурж. Однако герцог Бедфорд, который не только получил подкрепления, но и обязательство непредсказуемого герцога Бургундского начать активные боевые действия в поддержку своего английского союзника, решил скрестить мечи с недавно коронованным новым королем Франции. В качестве первого шага он оставил в Бре сильный контингент войск, чтобы встретить Карла на переправе, а сам двинулся со своей армией к Монтеро, расположенному в 25 милях к западу. Карл, обнаружив, что его надежды не оправдываются, повернул назад и пошел на север в Крепи, расположенный в 40 милях к северо-востоку от Парижа. Бедфорд послал туда послание преднамеренно оскорбительного содержания, рассчитанное на приведение в агрессивное состояние самого флегматичного труса. Казалось, вызов Бедфорда произвел должное впечатление, потому что Карл совершил 12-мильный марш к Даммар-тену (в 20 милях от Парижа) и там обнаружил английскую армию, построенную в боевой порядок. По окончании целого дня вооруженных стычек французы снова отступили. Затем Бедфорд продвинулся к Санлсу (на 12 миль к северу), и 16 августа обе армии опять встретились лицом к лицу. Бедфорд растянул свои боевые порядки с целью блокировать дорогу на Париж, однако французы снова отказались от атаки и отступили вместе со своим королем в Крепи.

Поняв, что французы не хотят рисковать, Бедфорд увел свою армию в Париж, встревоженный вестями из Нормандии. Коннетабль де Ришмон выступил из провинции Майен и угрожал теперь городу Эвре, расположенному в 25 милях от Руана. В связи с этим Бедфорд отправился с основными силами своей армии в Нормандию, оставив бургундцев с несколькими подразделениями английских войск защищать столицу. Он учитывал угрозу, исходившую от французского короля.

Между тем король Карл находил больше удовольствия и выгоды в принятии без малейших усилий капитуляции бургундских городов, таких, как Компьень, чем в рискованной войне против англичан. Эту тактику ему явно рекомендовал злой гений Ла Тремуая. Все последнее время он вел переговоры с герцогом Филиппом, который, однако, оказался для него слишком искусным собеседником. Пока этот хладнокровный и расчетливый государь связывал свою судьбу с англичанами.

Естественно, ход событий не радовал Жанну, но она не теряла надежду. Наконец ей удалось склонить короля покинуть Компьень и идти на Сен-Дени (всего в четырех милях от Парижа), из которого ушли бургундцы. Он прибыл в город 7 сентября, Жанна с передовым отрядом пришла туда на несколько дней раньше. Атака на столицу планировалась на следующий день. Пока Алансон издали наблюдал за воротами Сен-Дени, Жанна с отрядом штурмовала ворота Сен-Оноре. Дева обнаружила присущую ей отвагу в бою, внешний ров был успешно преодолен. Но было слишком поздно. Недавно оборона была усилена и атака на внутренний ров захлебнулась. Жанну ранили в ногу стрелой из арбалета, до наступления темноты она лежала под открытым небом. Алансон находился поблизости весь день, а король не покидал Сен-Дени. Орлеанскую деву оставили в беде преднамеренно. Доказательства этого очевидны, хотя они могут показаться почти невероятными. Ла Тремуай был, очевидно, отпетым негодяем.

Теперь король Карл продемонстрировал свою волю. Он приказал войску отступить на юг, а Жанне следовать за ним. Переправившись через Сену в Бре, теперь свободный от противника, король благополучно укрылся 21 сентября в Жиене, месте своего отбытия в Реймс.

Дева потерпела неудачу. Свою первую неудачу. Но ее престиж пошатнулся. Худшее оказалось впереди. Почти два месяца она провела при дворе в бездействии, и когда, наконец, ей позволили сражаться после предварительного овладения Сен-Пьером в верхнем течении Луары, последовал второй провал в сражении у Ла-Шарите. Осаждая в течение месяца и в холодную погоду этот город (тоже расположенный в верхнем течении Луары), не получая поставок продовольствия и амуниции от королевского двора, Жанна была вынуждена снять осаду. Затем в наставшую зиму военные действия прекратились.

Наступил 1430 год. Ранней весной боевые действия замедлились. Бургундия пошла на частичное соглашение с Карлом. Но в апреле ее герцог снова взялся за оружие, возможно под впечатлением известий, что новая английская армия под командованием кардинала Бофорта, включая малолетнего короля Генриха VI, собирается высадиться в Кале. Герцог Филипп собрал на этот раз свои силы в Мондидье (в 30 милях на северо-запад от Компьеня) и продвинулся дальше, чтобы захватить Компьень. Узнав об этом, Жанна незаметно покинула королевский двор. С группой сторонников она проследовала поэтапно из Салли в Компьень, прибыв в город 13 мая, через три недели после того, как Генрих VI высадился в Кале.

Формально герцог Бургундский установил осаду города, но она не была столь основательной, как осада Орлеана. Компьень расположен на южном берегу Уазы, его осада велась только с северного берега реки. В составе войска герцога Филиппа действовал отряд англичан под командованием сэра Джона Монтгомери. В течение следующих 10 дней Дева приняла участие в нескольких мелких и бесплодных стычках на южном берегу, однако 24 мая она предприняла неожиданную вылазку во главе отряда в 500 человек к северу от города. Перебравшись через длинную дамбу, участники вылазки внезапно напали на ближайшую позицию бургундцев и рассеяли их. Но вышло так, что в это время позади позиции осматривал с холма местность Жан Люксембургский. Он заметил нападение и послал бургундцам подкрепление. Когда оно подошло, уже кипел жаркий бой, в котором особенно отличалась Дева. Во время боя отряд Монтгомери атаковал французов с тыла. Большинство из них бежало в город, в то время как сама Жанна с небольшой группой воинов была сброшена с дамбы, а путь к отступлению через мост был отрезан. Фактически, англичане загнали ее в расположение бургундцев, которые и захватили Деву в плен.

Оценивая эпизод хладнокровно, по-военному, следует отметить, что он демонстрирует редкий случай удачного взаимодействия между двумя союзниками, подозревать здесь предательство со стороны французского гарнизона или окружения Жанны нет необходимости[100]. Таково было окончание блестящей и совершенно уникальной военной карьеры, и нельзя не пожалеть о том, что Деве не посчастливилось (о чем она молилась) погибнуть в бою. И для Франции, и для Англии это было бы лучшим исходом, потому что ни англичане, ни бур-гундцы, ни французы не вышли из трагических последствий пленения Жанны с честью – за исключением английского солдата, который бросился в костер, в котором сжигали Деву, чтобы передать ей грубо выделанный деревянный крест...

С этого момента, следовательно, мы оставляем прославленную Деву, поскольку здесь нет необходимости пересказывать историю более широко известную, чем любая другая средневековая история, о том, как бургундцы продали Деву англичанам, как ее осудила французская церковь и предала казни английская армия. Попутно можно выразить недоумение, почему английское руководство должно было стремиться к лишению жизни пленницы, которую оно отнюдь не считало ответственной за неблагоприятный поворот в кампании англичан. На самом деле оно не проявляло такой заинтересованности. На этом строится свидетельство о том, что граф Уорвик предложил Жанне свободу за обещание не брать оружия в руки снова[101].

Как бы то ни было, нам приходится вернуться к двум вопросам, которые мы задавали во время появления Девы на политической арене. Какое влияние оказал внутренний голос на военную карьеру Жанны и какое влияние оказала она сама на ход войны?

Ответ на первый вопрос, возможно, дан косвенным путем в предыдущих главах. Никто не полагает, что св. Маргарита или св. Екатерина были хорошо сведущими в военной стратегии или что они вели Жанну во всем, например в ее призывах идти на Париж или снять осаду Компьеня. Сама Жанна никогда не настаивала на этом, раз уж ее король был помазан. Но то, что внутренний голос действительно совершил, так это наделил ее жгучим желанием спасти Францию от иноземцев и твердой верой в то, что спасение должно быть осуществлено насилием – посредством меча. Далее, верой в то, что для закалки и заточки меча необходимо поднять боевой дух войск посредством внушения им такой же уверенности в победе, какая воодушевляла ее. После того как это было достигнуто, остальное последовало за соблюдением хорошо известных принципов наступательной войны – несмотря на все неудачи и разочарования, – которые состояли в оправданном риске, быстроте действий и внезапности. Эти простые, но очень важные для войны качества долго оставались у французов втуне, именно Дева, и только Дева заставила их действовать.

Это указывает на взаимосвязь первого вопроса со вторым: какое влияние оказала Дева на ход войны? – и дает ответ на него. На вопрос можно было бы ответить с большей уверенностью, если бы война завершилась с гибелью Жанны. Но она продолжалась в течение жизни следующего поколения, причем инициатива военных действий на какое-то время перешла, как мы вскоре убедимся, к противоположной стороне. Другая проблема состоит в том, что нас интересует не только влияние Жанны на боеспособность и боевой дух французов, но также англичан. В этом отношении имеется весьма немного данных. Данная тема почти не присутствует в хрониках английских современников Девы, а когда все свидетельства исходят со стороны противника, к ним следует относиться весьма осторожно. На самом деле есть единственный английский документ, касающийся интересующего нас вопроса. Но это очень важный документ, который необходимо рассмотреть с большим вниманием. Я имею в виду знаменитое письмо герцога Бедфорда от 1433 года Английскому совету.

«В это время (время осады Орлеана) на наших людей, собравшихся во множестве, видимо, рукою Господа было обрушено великое несчастье, вызванное большей частью, полагаю, неверием и сомнениями относительно того, что враги располагают дисциплиной и защитницей, именуемой Девой, которая использует злые чары и колдовство. Это несчастье и бедствие не только привело к гибели значительную часть наших людей, но также магическим способом лишило мужества остальных и воодушевило врагов на сплочение для дальнейшей борьбы»[102].

Содержание письма вполне ясно, хотя следует помнить о двух вещах. Во-первых, это письмо, хотя и было написано через три года после захвата Девы в плен, подразумевает влияние на английских солдат, которое она оказывала в период своей кампании, но отнюдь не в последующее время. Во-вторых, Бедфорд, естественно, искал козла отпущения, приписывая вину за все беды того периода Деве, но не себе или английским военачальникам. Однако лучшего свидетельства, чем это письмо, нельзя и пожелать, если мы убеждены, что «полоса неудач началась» с Девы и что она изменила ход военной кампании. И совершенно неуместно полагать, что она появилась при благоприятном для французов стечении обстоятельств, когда бургундцы устали от борьбы и когда маятник фортуны пришел в точку обратного хода, чтобы затем качнуться вспять, когда умер Бедфорд и союз с Бургундией мог скоро закончиться. Все это, конечно, играло роль и, фактически, в течение 23 лет после захвата в плен Жанны происходили (как я уже говорил) некоторые колебания маятника в пользу англичан, прежде чем они окончательно были выдворены из Франции. Однако вся заслуга в том, что маятник начал двигаться в обратном направлении, и в том, что этому движению был придан необратимый ход, принадлежит чудесному созданию, чистой и непорочной Орлеанской деве.

Восстановить картину этой битвы с любой степенью достоверности было особенно трудно, поскольку источники упоминают о ней невнятно и называют разные места полей сражений. Вот почему пришлось в значительной мере полагаться на метод неизбежных военных версий. Тем не менее известны два свидетеля битвы, которые впоследствии писали о ней: со стороны англичан это вездесущий бургундец Жан Уорен, с французской стороны – Гильом Груэль, бретонец, сражавшийся под знаменами коннетабля де Ришмона и впоследствии написавший свою хронику. Однако хроника Уорена столь сумбурна, что возникает впечатление о сумбурном восприятии самого автора того, что происходило на самом деле. Минимум в одном фрагменте он упоминал «авангард», когда следовало говорить «арьергард». Следовательно, его описание не заслуживает того большого доверия, которое ему придается, хотя большинство авторов, кажется, принимают на веру любое его заявление. Он участвовал в марше главных сил под командованием Фастольфа и, очевидно, более заинтересован в том, чтобы оправдать собственное бегство и бегство своего «капитана», чем передать последовательность событий.

Во-первых, следует установить место битвы[103]. Источники согласны в том, что это место находилось: а) близ Пате; б) к югу от деревни.

Другие деревни, упоминаемые в связи с этим: Сен-Сигизмунд, Сен-Ферави, Линьярой и Куанс. Исходя из всех этих указаний, место сражения находится довольно близко от Линьяроя.

Англичане отступили из Мена к Жанвилю. Какой дорогой они пошли? Здесь помогает знание местности. Почти нет сомнений, что они шли по старой Римской дороге, которая тянется между Сен-Сигизмундом и Сен-Ферави, оставляя Линьярой в 1000 ярдов слева. Путь Линьярой – Куанс также проходит по старой дороге. Затем, можно предположить, что позиция Толбота находилась в стороне от дороги, по которой следовала армия, то есть Римской дороги. Это предположение сужает район поисков его позиции.

Когда приходится выбирать позицию в спешке, такую, как выбирают во время следования в арьергарде, проще и легче всего обычно расположиться вдоль обочины дороги. Таким образом, Толбот, видимо, выбрал позицию на обочине дороги Линьярой – Куанс в месте, где она пересекает Римскую дорогу. Как эта позиция соотносится с требованиями обстановки? Она выбрана удачно, однако не идеальна, поскольку идет по впадине. Холмистая гряда от Линьяроя к Сен-Ферави была бы лучше, но ее не так легко занять в спешке[104]. Более того, самый ранний французский источник считает, что позиция была выбрана неудачно. Наконец, в районе заборов, вероятно, частокол располагался и вдоль дороги, а одна из хроник указывает, что боевой строй располагался вдоль забора. Полагаю, что эту позицию и занимал отряд Толбота. Утверждается, что графа взяли в плен у кустарника. Его командный пункт, естественно, находился в центре боевого строя, то есть там, где пересекаются дороги. Выходит, что в этом месте рос одиночный куст, и воображение сразу рисует, как Толбота на коне берут в плен у этого куста. Можно пойти дальше и назвать его «кустом Толбота». На поле сражения нет никаких монументов или мемориалов. Это место подошло бы для установки такого мемориала[105].

Примечания:

1

«Очевидно, что французы опасались принца Уэльского, даже при том, что того несли на носилках». Денифле X. Опустошение церквей... во время Столетней войны

9

Старая резиденция Байоль. До сих пор сохранились остатки девиза и двора замка.

10

На этих позициях в 1918 году сдерживала наступление немцев 5-я английская армия.

91

Следов от нее не осталось.

92

В данном случае я пользуюсь свидетельствами Уорена. Груэль определяет время капитуляции Божанси как ночь на четверг, что невозможно, так как в этом случае Фастольф уже узнал бы об этом в Мене. Более того, граф Шарль Клермон поддерживает дату, названную Уореном.

93

О наличии этих «псевдофранцузских» формирований сообщают два французских источника.

94

Самый ранний французский источник приводит цифру 3500.

95

В наиболее свежем из жизнеописаний Жанны, в «Жанне д'Арк» Люсьена Фабра, утверждается, что англичане атаковали мост с целью захвата города. Здесь все ставится с ног на голову. Получается, что мост нельзя было атаковать без взятия города. Подлинная причина, заставившая англичан атаковать мост, состоит в их желании перебраться на другой берег реки. В войнах простейший довод является самым правильным.

96

В церкви Пате имеется витраж, изображающий этот инцидент.

97

Позднее Фастольфу вернули орден, и он снова командовал войсками в провинции Майен.

98

Жанна д'Арк, военный лидер. С. 53.

99

Автору посчастливилось присутствовать на торжествах в Реймсе в 500-ю годовщину исторического вступления Карла в город.

100

Большинство исторических исследований безапелляционно утверждает, что Жанну захватили бургундцы. Как показало вышеприведенное описание боя, в этих утверждениях некоторое искажение истины. Пленение Жанны стало результатом взаимодействия союзников.

101

Безнравственные авторы упоминали другое условие.

102

Рюмер. Т. IV.

103

Общего согласия в отношении места сражения нет, поэтому трудно пройти мимо информации с места. В своей превосходной книге «Земля Св. Жанны» Оуэн Раттер пишет: «Кажется, никто уже не помнит место сражения. По крайней мере, мы не нашли никого, кто мог бы провести нас к нему, и вернулись в Орлеан».

104

Возможно, Толбот умышленно оставил гряду для войска Фастольфа.

105

В 1950 году тогдашний кюре указал автору эту впадину поперек дороги как место битвы. Однако он ничем не обосновывал свою уверенность.