Глава 13

ОТ ВЕРНЕЯ ДО ОРЛЕАНА

Наутро после битвы при Вернее перспективы англичан казались радужными. Французской полевой армии больше не существовало, и дофин вряд ли смог бы набрать новую армию за короткий период времени, поскольку потратил все наличные средства на формирование прежней. Говоря откровенно, ничто не мешало Бедфорду двигаться к Буржу и его захвату. Подобная операция, возможно, означала бы окончание войны, поскольку дофинисты, чувствуя полное бессилие французской власти, впали бы в уныние и отказались от борьбы – как поступили в 1360 году парижане. Конечно, дофин мог отступить и основать новую столицу где-нибудь еще южнее, например в Тулузе[69], а война продолжилась бы. Но даже в этом случае наступление на Бурж явилось бы наилучшим решением и означало бы конец конфликта.

Однако герцог Бедфорд уклонился от этого решения. Взамен он последовал своему первоначальному плану, состоявшему в покорении провинций Майен и Анжу, распространив его, впрочем, на овладение территориями, лежащими к северу от Луары, и захват почти неприступной крепости Мон-Сен-Мишель.

С этой целью герцог разделил свою армию на несколько частей, поручив ведение кампании в Майене и Анжу сэру Джону Фастольфу и лорду Скейлзу, покорение территорий к северу от Луары – графам Солсбери и Суффолку. К Мон-Сен-Мишель был послан сэр Николя Бурде. Сам Бедфорд отправился в Руан, явно с целью наказать нормандцев, дезертировавших из-под Вернея.

Возможно, такое поведение герцога покажется сегодня довольно безынициативным, но, прежде чем порицать Бедфорда, следует иметь в виду две вещи. Во-первых, в те дни такие осады, какие возобновились теперь, были обычным методом ведения войны. Во-вторых, и Эдуард III после Креси, и Генрих V после Азенкура не воспользовались практически такими же возможностями. Стало быть, действовали факторы, направленные против продолжения наступления на дофина, которые невозможно определить по истечении столь продолжительного периода времени. Но при всем этом Джон Бедфорд не заслуживает места среди величайших полководцев.

Но какие бы упреки ни адресовались регенту, военная обстановка оставалась благоприятной и имела тенденцию к улучшению. Прогресс наблюдался на всех направлениях боевых действий, кроме одного. Вероятно, он был не столь быстрым, зато неуклонным. За несколько месяцев, последовавших за победой при Вернее, англичане овладели большей частью Майена и Анжу, началась кампания по покорению территорий к северу от Луары, пали несколько крепостей, еще державшихся в Пикардии и Шампани, а с ними капитулировал и грозный капитан Ла Ир. Успешнее всего, однако, развивалось сотрудничество с герцогом Бургундским. Он вел боевые действия далеко на юге и почти достиг города Макон. Только в направлении Мон-Сен-Мишель генеральное наступление застопорилось.

Казалось, что «все трудности остались позади», когда внезапно произошел один из совершенно неожиданных зигзагов судьбы, которые так озадачивают и интригуют военных историков. Чтобы объяснить то, что должно было произойти, необходимо вернуться в минувший год и погрузиться в чистую политику.

Все началось простым и явно безобидным образом. Молодая Жаклин, графиня Эны и Голландии, вышла замуж за грубоватого герцога Брабантского. В 1421 году она рассорилась с мужем и бежала ко двору в Англии, где влюбилась в очень привлекательного герцога Глостера. Не без трудностей графиня сомнительным образом развелась и вышла замуж за герцога Хамфри. Теперь Эна и Голландия стали владением герцога Брабантского, а Жаклин стремилась, естественно, вернуть их себе. Также естественно, как мне представляется, новый муж графини стремился помочь ей вернуть законные права. С этой целью он занялся в Англии сбором войск для выдворения сторонников герцога Брабантского из владений бывшей супруги. За затею, чреватую серьезными осложнениями, Хамфри решительно осудили почти все историки. Проблема состояла в том, что герцог Брабантский происходил из младшей ветви бургундской династии, а герцог Филипп горячо симпатизировал делу своего кузена.

Толчок к дальнейшим событиям был дан в октябре 1424 года, когда герцог Хамфри и графиня Жаклин высадились во главе наемного войска на побережье Фландрии. Очень скоро графиня вернула свои владения, а Хамфри направил в Брабант отряд наемников, который занимался грабежами вплоть до ворот Брюсселя. Это подлило масла в огонь. Герцог Филипп даже угрожал войной Англии и вступил с герцогом Глостером в ожесточенную переписку. Хамфри доказывал, что Филиппу следовало бы скорее принять сторону Жаклин, а не герцога Жана Брабантского, и формально он был прав. Но фраза, которая возмутила бургундца, заключалась в том, что он говорит «против правды». Филипп заявил, что эта фраза является покушением на его честь, и вызвал англичанина на дуэль, император должен был выступить посредником. Хамфри принял вызов, но, поскольку император не показывался, герцог Бургундии согласился на посредничество Бедфорда – что является признанием авторитета герцога Джона. От Бедфорда потребовалось максимум такта, способностей дипломата и терпения, чтобы успокоить в течение нескольких месяцев разгневанного бургундца[70].

Угроза разрыва между двумя союзниками была постепенно устранена неожиданным путем. Наемное войско встретило в Эне сильное сопротивление, каким-то образом Хамфри удалось вернуться в Англию. Больше он на континенте не появлялся.

Хотя Хамфри, несомненно, заслуживал адресованных ему уничижительных эпитетов, нельзя не обратить внимания на романтическую сторону происшествия, которая побудила молодого аристократа поспешить на помощь прекрасной графине, оказавшейся в стесненных обстоятельствах. По-человечески его поведение понять можно. Но его последствия оказались весьма серьезными, и, если бы не посредничество Бедфорда, все закончилось бы открытым разрывом с Бургундией и полным крахом дела англичан во Франции. Но, хотя разрыв предупредили, негативные последствия происшествия дали о себе знать: оно замедлило темпы наступления англичан во Франции в момент, когда оно выглядело весьма многообещающим. Так появились первые «признаки отчуждения» между Англией и Бургундией.

По вышеупомянутым причинам мы ограничимся кратким обзором боевых операций этого периода. Наступление в провинциях Майен и Бос (между Шартром и Луарой) остановилось и не возобновлялось до прибытия сюда летом 1425 года графа Солсбери с подкреплениями[71]. Затем он совершил еще одну из своих успешных кампаний. После «стабилизации» обстановки в Шампани он двинулся в Бос на запад. Захватил Этамп и Рамбуйе и направился в провинцию Майен. Ее столица, Ле-Ман, сдалась его войскам 10 августа, а вскоре после нее – Майен. Этим завершилось покорение Майена. Из-за отсутствия каких-либо английских хронистов этого периода подробности кампании неизвестны, что характерно для большинства операций Солсбери во время этой кампании. После этого война замедлилась, чему опять косвенно способствовал Глостер. На этот раз из-за того, что он вызвал напряжение внутри Англии, в частности, поссорился со своим дядей, кардиналом Бофортом, что повлекло за собой пребывание в Англии Бедфорда с декабря 1425-го по апрель 1427 года. Глостер был протектором Англии, но Бофорт фактически правил страной. Постепенно между двумя лидерами разгорелась борьба за власть, продолжавшаяся 20 лет.

Пока Бедфорд находился в Англии, операции, заслуживающие упоминания, проводились только в Бретани, где отъявленный ренегат Жан V, герцог Бретани, теперь связал свою судьбу с дофином. Поэтому в январе 1426 года небольшое войско под командованием сэра Томаса Ремпстона вторглось в герцогство и однажды продвинулось почти до столицы Бретани. Затем Ремпстон устроил свою базу в небольшом городке Сен-Жан-де-Боврон на границе с Нормандией, на полпути между Авраншем (контролируемым Суффолком) и Фужером.

Брат герцога Бретани, Артюр Ришмон, недавно назначенный коннетаблем Франции, выступил со своей армией на помощь брату и в феврале 1426 года осадил Сен-Жак. Его армия насчитывала около 16 тысяч человек, в то время как гарнизон городка во главе с Ремпстоном – всего 600 человек[72].

Коннетабль привел с собой внушительные силы артиллерии и с ее помощью очень скоро пробил в городской стене две бреши. 6 марта он предпринял штурм города, у стен которого завязался ожесточенный бой, длившийся до вечера. В отчаянном положении состоялся военный совет гарнизона, который решился на дерзкий шаг. Поручив горстке воинов сдерживать противника у брешей, Ремпстон с остатками отряда вышел сквозь ворота для вылазки за стену, окружил бретонцев и атаковал их с тыла с криками «Солсбери! Святой Георгий!». Атакованные сразу с двух сторон, французы обратились в бегство, несмотря на огромное неравенство сил. Многие из них были загнаны в ближайшее озеро и утонули, остальные отступили к лагерю, понеся большие потери. Но этим дело не закончилось. В течение ночи паника среди бретонцев усилилась. Они сожгли свои палатки, бросили артиллерию, запасы амуниции и продовольствия и поспешили в обратном направлении, пока не достигли места выступления в поход близ Фужера. Потери бретонцев оцениваются как 600 убитых, 50 пленных и 18 штандартов[73]. Де Бокур резюмирует: «Так бежала его армия, разгромленная противником, уступавшим ему в численности в 20 раз. Так завершился этот самый позорный поход, на который коннетабль возлагал все свои надежды».

Невероятный «разгром при Сен-Жаке», являющийся одним из самых поразительных эпизодов Столетней войны, озадачил французских хронистов того времени и последующих историков (этот эпизод не получил толкования английских историков). Пролить свет на него могли бы английские источники того времени, но ни одного из них в наличии не имеется. Выдвигались разные версии, которые выглядят, однако, довольно искусственными. Какова бы ни была истинная причина разгрома, его последствия очевидны: Артюр Ришмон отступил в Анжу и оставался там в бездействии все наступившее лето. Англичан в Сен-Жаке больше не тревожили. Через два дня после битвы туда прибыл с полуторатысячным войском граф Суффолк, очевидно узнавший о победе и полный решимости развить неожиданный успех. Тем не менее он заслуживает порицания за то, что не прибыл сюда раньше. Возможно, граф попросту списал со счетов этот город ввиду подавляющего превосходства французов.

Граф Суффолк, объединивший силы с гарнизоном города, двинулся теперь на Рен. Этот город расположен в 45 милях к западу от Сен-Жака, а на полпути между ними находился город Доль, окруженный крепостной стеной (где так отличился Гарольд Годуинсон, когда сражался под знаменами герцога Вильгельма Нормандского). Суффолк занял Доль без всякого противодействия со стороны коннетабля Ришмона или Иоанна V. Дальнейшего продвижения не понадобилось, ибо переменчивый герцог Бретонский решил, что настало время снова сменить ориентацию. Он прислал гонца с просьбой о трехмесячном перемирии, на которое Суффолк согласился. После незначительных стычек в следующем году перемирие переросло в мирный договор, подписанный летом 1427 года. Согласно договору, Иоанн V признавал Генриха VI королем Франции. Его поворот на 180 градусов был завершен.

Между тем регент вернулся во Францию, а прибывшие вместе с ним подкрепления позволили активизировать войну. Он отправил войско под командованием Уорвика и Суффолка численностью две тысячи человек в восточную зону боевых действий. 1 июля войско осадило Монтаржи, расположенный в 60 милях от Парижа и 40 милях к востоку от Орлеана. Осада продолжалась два месяца и вызывает интерес по двум причинам. Она не только вернула на арену боевых действий Ла Ира (уже освободившегося из плена), но сделала известным нового деятеля того времени в лице графа Дюнуа, незаконнорожденного сына последнего герцога Орлеанского. Эти два предприимчивых военачальника нанесли удар по осаждавшим войскам, рассеяли их, захватили брата Суффолка и освободили город. Англичане отступили, оставив большинство своих пушек. Это был первый «солнечный луч» (как выразился Бокур), который обогрел французов. Карл VII называл этот эпизод в то время, когда еще была жива Жанна д'Арк, «началом и основанием нашего счастья». Несомненно, это была неудача англичан, но трудно сказать, как далеко она отбросила назад процесс завоевания Франции. «Солнечный луч» согрел сердца дофинистов, и они несколько активизировались на западе страны, но англичане явно не впали в уныние, не отказались от планов активных действий в дальнейшем. Их трудность состояла в нехватке войск. Следует заметить, что более двух лет англичане вели войну самостоятельно, поскольку герцог Бургундии, хотя и не пошел на открытый разрыв с союзниками, отвел свои войска в Нидерланды для борьбы с Жаклин. Единственным бургундским лидером, который продолжал бои во Франции, оставался Жан Люксембургский, который, сохраняя верность дому Ланкастеров, действовал в Аргоне на востоке Франции. Графа Солсбери снова отослали домой для вербовки новых войск. Он занимался этим последний квартал 1427-го и весной 1428 года. Задача Солсбери затруднялась из-за настойчивых попыток Хамфри Глостера возобновить войну в Нидерландах на стороне графини Жаклин. Любые формирования, которые Хамфри мог собрать для этой цели, неизбежно уменьшали количество войск, предназначенных для кампании во Франции. В конце концов Бедфорду удалось сорвать планы Глостера и Солсбери и собрать небольшое войско численностью 2700 человек. С этими силами он отправился 19 июля морем из Сэндвича и высадился 24 июля 1428 года в Кале, откуда двинулся в прямо в Париж через Амьен.

Пока Солсбери собирал в Англии подкрепления, в Майене были проведены две отдельные операции. Они заслуживают внимания, поскольку связаны с новым военачальником, с которым нам придется еще не раз встречаться до конца книги, – лордом Джоном Толботом.

Когда Бедфорд вернулся весной 1427 года из Англии, в его окружении был лорд Толбот. Он принял боевое крещение во время захвата Понторсона графом Уорвиком. Позднее Толбот участвовал в осаде Монтаржи, а по окончании весны 1428 года собрал у Алансона войско для операции, о существе которой ничего не сообщает французский источник. Во время сборов он получил послание из Ле-Мана, расположенного в 30 милях к югу, о том, что вездесущий Ла Ир захватил город, а гарнизон города укрылся в башне Рибендель. Толбот немедленно отреагировал на послание. Совершив марш с отрядом всего лишь в 300 воинов, «этот доблестный английский рыцарь», как его называет француз Кузино, прибыл под стены города в промежуток времени между зарей и восходом солнца, то есть в наиболее благоприятный момент для атаки[74]. Его воины перебили сонных стражников и ворвались в город с криками «Святой Георгий!». Внезапное нападение завершилось полным успехом. При помощи лояльных горожан французов выдворили из города и освободили из башни гарнизон.

Вскоре после этого Толбот осуществил другую молниеносную операцию. Он захватил город Лаваль (на полпути между Анжером и Авраншем), который до этого всегда враждовал с англичанами.

Эти две операции, отразившие становление характерных для Толбота методов ведения войны, произвели громадное впечатление на французов того времени, хотя в Англии они остались незамеченными.

Примечания:

6

Версия приведена в книге Рене де Белеваля «Битва при Азенкуре». Однако источник я не нашел.

7

В данном случае Альбре был более проворен и эффективен, чем немцы, предпринявшие в сентябре 1944 года попытку остановить наступление британской армии от Сены к Сомме.

69

Тогда его владения стали бы прототипом территории, контролировавшейся вишистским режимом.

70

Его усилия доходили даже до угроз принять участие в поединке самому, чего прежде он себе не позволял. Герцогу недоставало воинственности трех его братьев.

71

Солсбери часто навещал Англию, и его визиты, несомненно, преследовали двоякую цель – не только сбор рекрутов для подкреплений, но и обеспечение их военной подготовки «сообщениями с фронта».

72

Эти цифры взяты из французских источников и принимаются как доктором Косно в его восхитительной книге «Коннетабль Ришмон», так и Дю Френом де Бокуром в его «Истории Карла VI».

73

Эдуард Холл утверждает, что англичане захватили 14 «мощных орудий», 14 бочонков с порохом, 300 бочек вина, 200 бочек с печеньем и мукой, 200 «корзин» с инжиром и изюмом и 500 бочек с селедкой. Несомненно, продовольствие заготавливалось с учетом предстоящего поста.

74

Кузино Г. Хроника Девы.