Глава 4

А у кого-то хеппи-энд уже произошел..


   Группа Торнтона собралась перед огромным монитором через час после начала первого практического занятия субъектов. Огромный экран был разделен на четыре окна, что позволяло самым тщательным образом отслеживать реакции питомцев. Динамики передавали даже самый тихий вздох.

   -- Ну что ж, реакция двоих в норме, -- подытожил пару минут наблюдений Торнтон.

   -- Теперь осталось лишь объяснить субъектам, что занятия должны проходить в тишине, -- заметил еще один наблюдатель.

   -- А с этим есть какие-то проблемы? -- удивился Линкольн Райт. -- Объявляем, что каждый издаваемый ими звук будет способствовать удлинению тренировки на час и дело с концом -- больше мы стонов не услышим. Меня больше волнует реакция вот этих двоих, -- Райт поочередно кивнул на Роберта и Джен. -- Они-то молчат. И в карантине они адаптировались последними, особенно Грин.

   -- Может, у них шок и они просто ничего не чувствуют?

   -- Да вы на их лица посмотрите! -- возмутился Райт и почти ткнул пальцем в экран. -- Все они чувствуют, только молчат, и, признаться, мне это не нравится. Этих придется прессовать сильнее прочих.

   -- Да, прессонем мы их, Линк, прессонем -- это не проблема. Слава Богу, у нас достаточно возможностей, одни экзамены чего стоят... Но все же, почему эти двое? Девчонка и какой-то художник... Признаться, я ставил на топ-менеджера, -- с сожалением сообщил Торнтон. -- Кстати, Линк, вы ведь проводили собеседование как раз с Грином. Как, по-вашему -- в чем истоки его упорства?

   "В генетике, в чем же еще! -- мысленно выругался Райт. -- Кто и когда видел покладистых Томпсонов?!"

   -- Да какие впечатления? -- произнес он вслух. -- Типичный представитель "золотой молодежи", не без талантов, конечно, но привыкший ко всеобщему обожанию, толпам восторженных девиц и покровительству политиков. Возможно, его упорство объясняется нежеланием потерять лицо перед девчонкой, а ее -- в стремлении понравиться недавнему кумиру. Никаких других причин я не вижу.

   -- Ну что ж, это не фатально. Значит, программа проста -- сначала жесточайший пресс, потом положительное подкрепление. Я считаю, что с помощью положительного подкрепления можно вышколить даже обезьяну, а не только разумное существо. Да и образец для подражания у нас уже есть.

   -- Браун?..

   -- А кто же еще? -- Торнтон довольно усмехнулся. -- Он первым прошел адаптацию, значит, будет первым и дальше, особенно, если мы ему слегка поможем. Субъекты должны убедиться в плюсах послушания и во всех неудобствах упрямства: время занятий на тренажерах, одежда, матрас в общежитии -- да мало ли какие поблажки мы можем дать! Ладно, коллеги, сегодня мы еще можем отдыхать, а завтра начнется работа. Барри, речь перед субъектами на вас. Линк, раз уж вы имели дело с Грином, наблюдайте за ним и дальше и прессуйте по полной. Совет всем -- воспользуйтесь последней возможностью отдохнуть, и, кстати, Линк, перерегистрируйтесь, наконец, в сети, сколько можно напоминать?!


 ***

   "Занятия на тренажерах"... Уже через пару дней одно упоминание подобного наказания заставляло пленников бледнеть в ожидании выламывающей все тело боли. Наверное, даже удар разрядника не мог вызвать подобных страхов, но после пребывания "питомцев" в клетке их "воспитатели" ни разу не прибегали к столь грубым методам внушения. Никаких ударов прикладами, никаких разрядников -- только "занятия на тренажерах", но уж они-то обрушивались на пленников при малейшей провинности. И если угроза наказания заставляла подопытных бледнеть, то при объявлении о самом наказании пленники начинали дрожать всем телом и обливаться потом, а уж от слов "Четыре часа занятий на тренажерах" или, не дай то Бог -- "пять", провинившемуся так и хотелось опуститься на колени, чтобы молить о снисхождении. Джек так и делал, и трое оставшихся пленников быстро поняли, насколько подобное поведение было эффективным. Коленопреклонение и слезы неизменно приводили к тому, что внушения Джеку, нет, не отменяли -- это было невозможно, но делали менее тяжелыми. На Роберта же наказания сыпались как из рога изобилия.

   Каждый раз, слыша слова "Пять часов занятий на тренажере", Роберт по примеру Джека пытался принудить себя встать на колени, но каждый раз так и не вставал. Дело было не в гордости и даже не в воспоминаниях о прошлом -- ради избавления от изматывающей боли и омерзительного чувства беспомощности можно было пойти на многое -- но в инстинктивном ощущении, что стоит ему склониться перед "наставниками" еще и в этом, как он уже не сможет остановиться. Многолетний опыт лжи пока спасал Роберта, но он же подсказывал, что рано или поздно ложь становится правдой. Еще немного, и он мог бы уподобиться Джеку, локхидовцу и Джен, начал бы просительно заглядывать в глаза похитителям, благодарил бы их за заботу и от души молил бы Господа даровать ему хорошего опекуна.

   Роберт не просил о нисхождении, но толку от этого не было никакого -- чтобы подвергнуть его наказанию, крепкие парни в ошейниках все равно швыряли его на колени, да и вообще стоять на коленях приходилось часто и подолгу. Во время обязательных молитв о даровании опекуна: сразу после подъема, перед завтраком, обедом и ужином, а также перед отбоем и... -- "Три часа занятий на тренажере за недостаточно прочувственную молитву!". В ходе многочисленных практических занятий... На экзаменах...

   Для молодого человека было шоком узнать, какое именно занятие признано для него оптимальным, наиболее полно раскрывающим его склонности и таланты. Не меньшим шоком было понять, что все его представления об обязанностях лакеев страдали редкой неполнотой. По сравнению с тем, что должен был освоить он, прислуга в доме деда вообще ничем не занималась. Окончательно же сразило Роберта открытие, что экзамены становятся для него почти непреодолимой преградой, заслужив ему репутацию тупицы и лентяя.

   Уже со второго дня обучения в группе появилась звезда, и этой звездой стал Джек. Он с легкостью сдавал экзамены, реже всех получал взыскания и, конечно, раньше всех заслужил право на одежду. Правда, назвать это одеждой можно было лишь с очень большой натяжкой, но как заявил свободный Райт, до одеяния уборщиков им надо было еще учиться и учиться и очень много работать. Эти уборщики, с точно такими же пластиковыми ошейниками, носили тонкие оранжевые шорты на резинке и оранжевые же распашонки без застежек и напоминали то ли больничных санитаров, то ли заключенных. Вот только принимать их за заключенных было большой ошибкой, потому что уборщики всегда с охотой доносили на промахи пленников и относились к ним примерно так же, как старшие курсанты военной школы к младшим.

   Таким образом, Роберт оказался в самом низу здешней иерархии. Джек сдавал экзамены с первого раза. Джен и бывший топ-менеджер, как правило, со второго, а Роберт ни разу не смог сдать экзамен раньше третьего. "Наставники" хмурились, а свободный Райт холодно сообщил, что если бездельник посмеет завалить выпускной экзамен, то будет отправлен на утилизацию.

   Роберт молчал, упражнялся на муляжак, а сам мучительно пытался понять, что все это значит. Зачем их похитили и что от них хотят? Ни в какой другой мир под звездно-полосатым флагом Роберт не верил.


 ***

   Доктор Рассел Брук, уже месяц как нумер, довольно откинулся на спинку кресла и не без самодовольства поинтересовался:

   -- Ну как?

   -- Великолепно, -- совершенно искренне ответил свободный Милфорд, MD. -- Вы лучший кардиохирург, которого я видел, а я видел немало.

   -- В таких операционных работать одно удовольствие, -- вернул комплимент Брук.

   -- Дело не только в операционной, -- не согласился Милфорд. -- Какая точность, какое вдохновение... Бог мой, да я давно не получал такого удовольствия, просто от того, что вам ассистировал. Нашему миру фантастически повезло...

   -- Пожалуй, мне тоже, -- согласился Брук. Сейчас он ничем не напоминал того растерянного человека, что страдал из-за вечной разлуки с женой какой-то месяц назад. "Все, что ни делается, делается к лучшему", -- размышлял он. -- Вы знаете, я счастлив! В моем распоряжении операционная, о которой только можно мечтать, прекрасная бригада, расторопные медсестры... Вы не поверите, но даже санитары здесь лучше всяких похвал!

   -- Ну, почему же не поверю... -- заметил Милфорд.

   -- А наука?! Да мне никогда не было так легко ею заниматься...

   -- Да?! -- MD счел необходимым понимающе кивнуть. -- Вы говорили о какой-то бюрократии...

   -- Бюрократия... -- проворчал Брук. -- Это не бюрократия, а тупые идиоты, которые шагу не дают ступить и, собственно, ради чего?! Ради абстракций! Там бы я месяцами давал показания перед всевозможными комиссиями и так называемыми этическими комитетами, а здесь мы провели блестящий эксперимент, и я не удивлюсь, если этот парень даже выживет. Ради одного этого стоило попасть в шторм, а затем и сюда. Но дело не только в этом, -- продолжал нумер. -- Представляете, вчера на прогулке я заблудился. Вечерело, мне стало не по себе и что же? -- Брук торжествующе посмотрел на собеседника. -- Благодаря моему удостоверению личности мне удалось связаться с оператором и меня легко вывели к дому. И что самое удивительное, -- добавил он, -- за все время моей прогулки мне ни разу не встретилось ни одного угрожающего лица! Я не видел ни брошенных банок из под пива, ни разбитых бутылок или выброшенных шприцов -- ничего... Никаких обкуренных подростков и размалеванных девиц... Удивительно -- но ваш мир просто великолепен!

   -- Наш мир, Рассел, наш, -- поправил Милфорд. -- И кстати, -- вернулся к деловому тону врач, -- вы тоже немало сделали для нашего общего мира, и консулы просили передать вам благодарность. Помните операцию неделю назад?

   Доктор Брук пожал плечами:

   -- Господь с вами, Дэн... А что там было неделю назад? По-моему, какое-то банальное АКШ[1]... ничего серьезного...

   -- Конечно, но вы оперировали сенатора Данкана, а сенатор Данкан весьма уважаемый человек.

   -- Бросьте, -- рассмеялся Брук, -- вот сегодняшняя операция действительно заслуживает внимания и, запомните мое предсказание -- за ней будущее, даже если этот парень к вечеру умрет. Но все равно -- я рад, что вернул обществу столь полезного человека, как сенатор, ведь теперь он представляет и меня, не правда ли? И теперь это и мой дом...

   -- Конечно, и должен признать, вы проходите адаптацию на удивление быстро и легко.

   -- Кстати, все время хотел спросить, -- Рассел Брук с любопытством наклонился вперед. -- У трех моих операционных сестер такие же удостоверения личности, как и у меня. Они тоже попаданки? Но откуда? Не могу определить по произношению.

   Дэн Милфорд предпочел устроиться в кресле поудобнее.

   -- Ну, что вы, Рассел, попаданцы встречаются не так уж и часто. Это местные уроженки, которые находятся под покровительством государства. Вы же сами заметили, до чего наш мир доброжелателен и уютен. Но в любом социуме существуют люди, которые не умеют заботиться о себе, не способны себя содержать, находить свой путь в обществе -- наверняка, там, в оставленном вами мире, вы встречали таких.

   Нумер поморщился:

   -- А, бездельники... живут на пособие, получают продовольственные талоны и еще недовольны, что им, видите ли, мало дают...

   -- Не будьте так суровы, Рассел, -- укоризненно покачал головой Милфорд. -- Эти люди не виноваты в том, что их дурно воспитывали. Хотя мы признаем, что не каждый человек может заботиться о себе, сколько его не учи. Мы избрали иной путь. Да, есть люди, которые не способны сделать выбор, ну что ж, этот выбор делает за них общество. Существует система тестов, которая помогает определить склонности человека. Мы даем таким людям специальность и работу, направляем их и тем самым благополучно решаем все социальные проблемы. У нас нет бродяг, нет нищих, нет неполнолетних матерей-наркоманок... Каждому мы находим работу по возможностям, руководим его деятельностью и при необходимости делаем ему внушения. И вот результат -- наши улицы идеально чисты, парки ухожены, дети всегда под надзором, а молодежь занята делом... Да, питомцы государства ограниченны в правах, но как они могут голосовать на выборах, если не способны разобраться в собственной судьбе? Впрочем, стоит им доказать, что они научились отвечать за свои поступки и решать проблемы самостоятельно, как они получают все права граждан. Согласитесь, это разумно.

   Доктор Брук задумался. В памяти сами собой всплыли воспоминания о разбитых окнах первого этажа госпиталя, где он начинал работать, затем -- последнее зашитое после ножевого ранения сердца тринадцатилетнего подростка... Все еще пребывая в задумчивости, Брук кивнул.

   -- Конечно, это непривычно, но разумно и... честно, -- признал он.

   -- Рад, что вы с нами согласны, -- проговорил Милфорд. -- Кстати, вы сможете получить все гражданские права месяца через три или даже через два, как только познакомитесь с нашим миром поближе.

   -- Я должен буду сдавать экзамены на знание Конституции? -- уточнил Брук. -- И приносить присягу?

   -- А у вас это принято? -- удивился Милфорд. -- Да нет, зачем? Готовность человека служить обществу видна и так, здесь все решается индивидуально.

   -- Но все же мне бы хотелось ознакомиться с вашей... с нашей, -- поправился хирург, -- Конституцией. Каким образом я смогу это сделать?

   -- Нет ничего проще. Посмотрите в сети. Вы сможете ознакомиться и с Конституцией, и со всеми поправками, которые наши законодатели умудрились внести в нее за последние полсотни лет, и со всеми комментариями наших замечательных правоведов. Но поверьте, вряд ли наша Конституция так уж отличается от вашей. Я не юрист и не политик, но полагаю, здесь трудно придумать что-то новое.

   -- Вот и хорошо, -- обрадовался Брук. -- Я не слишком люблю юристов, хотя и признаю, что без них не обойтись, и, между нами говоря, никогда особо не интересовался политикой. И, кстати, как там мои товарищи по счастью? -- жизнерадостно вопросил он.

   -- Да примерно, так же как вы. Осваивают новую жизнь. Хотя не могу сказать, что с одинаковым успехом. Скажите, вы знали раньше Роберта Шеннона?

   -- Больше понаслышке и пару раз встречал его на коктейлях, -- пожал плечами доктор. -- А что -- у него какие-то проблемы?

   -- Можно сказать и так, -- кивнул MD. -- Понимаете, он ведет себя... не совсем адекватно. Непонятное упрямство... Нежелание адаптироваться к изменениям... Мы стараемся ему помочь, но что мы можем сделать без его сотрудничества?

   -- Ну, это понятно, -- кивнул Брук и откинулся на спинку кресла. -- Классический посттравматический синдром. Что вы хотите от человека, который родился с серебряной ложкой во рту? Понимаете ли, Дэн, Шеннон человек совсем другого склада, чем я. Я сделал себя сам, а Шеннон все и всегда получал в готовом виде. Лучшая частная школа, самый престижный университет, сенаторы и президенты в качестве друзей семьи и огромный банковский счет. Представьте, что он испытывает, лишившись всего, что составляло его личность? Конечно, он впал в депрессию...

   -- Мы так и подумали, -- задумчиво произнес Милфорд.

   -- Поймите меня правильно, -- вновь заговорил Брук, -- я вовсе не утверждаю, что Шеннон безнадежен, ни в коем случае -- он неплохой архитектор, у него есть талант, но ему никогда не приходилось трудиться систематически. В свое время я был поражен, что он стал работать -- должно быть, ему было скучно. Вы не представляете, как много о Шенноне писали в светской хронике. Ну, вы понимаете, обычные истории плейбоев: длинноногие старлетки, гоночные машины, драки с такими же плейбоями, как он, и травка. Шеннон напоминает мне ваших питомцев государства, которые не умеют управлять собственной судьбой. Ей Богу, ему повезло, что он попал сюда -- здесь у него будет возможность дожить до глубокой старости, а там он бы умер через пару лет от передоза.

   -- Вы полагаете...

   -- А чего еще можно ждать от богемы? Для них это обычная жизнь... Если бы Шеннон был только архитектором -- все было бы проще, но он же еще и художник... Вы представляете, он писал даже обнаженную натуру!

   -- Хм-хм... -- Милфорд неопределенно покачал головой.

   -- Да нет, не думайте, он не так испорчен, как может показаться, -- торопливо заметил Брук, -- просто у него было не самое лучшее окружение. Поверьте, он вполне способен работать и даже делать интересные проекты. Ему лишь надо понять, что отныне он будет работать не ради развлечения, а для обеспечения собственного пропитания, и не от случая к случаю, а каждый день.

   -- Значит, вы считаете, что у него есть перспективы, и мы сможем ему помочь?

   -- Бесспорно, -- подтвердил нумер. -- Только не стоит потакать его депрессии и устраивать вокруг него пляски пау-вау. В конце концов, он взрослый мужчина, а не капризный подросток. Поручите ему небольшой проект, чтобы у него в подчинении было два или три сотрудника. Я не силен в психологии, но работа с людьми прекрасно излечивает от любой депрессии -- для понимания этого не требуется быть психоаналитиком, уж вы мне поверьте...


 ***

   Если практические занятия с муляжами были неприятны, то переход от кукол к людям был тошнотворным. Муляжи, по крайней мере, молчали, не двигались, не пахли и вообще были практически безобидны. Сказать то же самое о людях было нельзя. Дома у Роберта была прислуга, но даже в бреду ему не приходило в голову требовать от камердинера, чтобы он одевал и раздевал его, мыл или оказывал некоторые другие услуги, которые обычно люди выполняют в отношении себя сами, если, конечно, не являются паралитиками. Требовать подобного от слуг можно было лишь в одном случае -- если не считать их людьми. Впрочем, после пребывания в клетке, постоянных "занятий на тренажерах" и рассуждений похитителей об "опекунах" Роберт в этом и не сомневался. Он только не мог понять, почему...

   Другой мир, другие обычаи и законы... Что бы там не болтали их "наставники", Роберт не мог поверить в подобную чушь. По собственному опыту он знал, что о других мирах рассуждали либо свихнувшиеся физики, либо люди, злоупотреблявшие психоделиками. Как-то Роберту случилось попробовать подобную хрень, и он зарекся от повторного эксперимента. Сначала все было почти нормально, но через три дня Роберт обнаружил в раковине зеленую мышь размером с хорошую индейку. Каким-то шестым чувством он догадался, что это была мышь Эйнштейна, и даже попытался вступить с ней в диалог. Только на второй минуте увлекательнейшей беседы, когда Роберт уже начал разрисовывать зеркало зубной пастой, чтобы продемонстрировать зеленой собеседнице грандиозный проект по строительству порталов между мирами, молодой человек сообразил, что происходит что-то не то. С тех пор всякие предложения попробовать что-нибудь раскрепощающее сознание встречали со стороны Роберта самый резкий отпор, а попытки настаивать вполне могли закончиться ударом в челюсть -- беседы с мышью Эйнштейна и котом Шредингера не входили в планы молодого человека.

   Впрочем, рассуждения об иных мирах и новой жизни могли иметь и другое значение, и Роберт не мог не задуматься над этим. Похитители имели странную привычку изъясняться эвфемизмами. И если пленников они называли "питомцами", ошейник -- "удостоверением личности", пребывание в клетке -- "карантином", наказание колодками -- "тренировкой на тренажерах", а его самого -- "тупицей", но при этом "великолепным экземпляром", то под "другим миром" и "аукционом" могло подразумеваться, что угодно.

   Пленников почти не оставляли наедине с собой, но ночью, пока вымотавшийся за день Роберт не успевал уснуть, или во время наказаний, когда он пытался хоть как-то отвлечься от боли, молодой человек пытался понять, что происходит. Как ни была для Роберта дика картина происходящего, выводы, которые он делал, казались еще более дикими. Их похитители не напоминали сумасшедших, и в их действиях просматривалась конкретная и четкая цель. Его натаскивали в качестве лакея, из Джека делали шута, бывший топ-менеджер обучался садоводству, а Джен готовили на роль сексуальной игрушки. А еще от них требовали полной покорности, доходящей до той степени, когда человек превращается в тупую скотину, готовую выполнить любой приказ.

   Роберт не видел, чем их положение было лучше положения рабов из каких-то древних времен. Судя по заявлениям "наставников" после сдачи экзаменов именно такое рабство их и ожидало, а постоянное натаскивание на поклоны, коленопреклонения и прочие выражения рабского почтения подсказывало, что их собираются отправить куда-нибудь на Восток. Должно быть, их будущим хозяевам будет приятно иметь в рабах людей Запада, размышлял Роберт. Оставалось понять, зачем все это было нужно похитителям. Как ни ломал молодой человек голову, у него находился лишь один ответ на этот вопрос -- их собирались использовать в качестве террористов-смертников.

   И все-таки Роберт не мог поверить, что Америка может так поступить со своими гражданами, и потому начал размышлять о заговоре внутри властных структур -- о чем-то вроде государства в государстве, вспоминать фильмы "Внутренний враг" и "Враг государства", прочитанные книжки и дискуссии в Интернете. От дискуссий в Интернете его мысль плавно перешла на слухи, уже не первый год бродившие в среде архитекторов, а от слухов к небезызвестному документальному фильму о событиях одиннадцатого сентября -- фильму, весьма вольно трактовавшему события 2001 года и крайне нелестно отзывавшемуся о нравственных устоях властных структур США. Прежде Роберт отмахивался от сделанных в фильме выводов, но сейчас, находясь в плену на базе, над которой развевался звездно-полосатый флаг, уже не мог сохранять прежнее спокойствие и доверие. Уж если их правительство без зазрения совести могло отправить на тот свет почти шесть тысяч граждан США, лишь бы получить предлог развязать войну против своих врагов, то что было говорить о них? На фоне жизней тысяч людей жизнь четырех человек не стоила уже ничего.

   Дойдя до подобного вывода, Роберт понял и другую вещь. Коль скоро речь шла о врагах, о которых так любили распространяться в прессе и на телевидении, о всех этих бородатых террористах с наркотиками и взрывчаткой, то они должны были с удовольствием получить в свою власть людей, имена которых нередко упоминались в деловых новостях и светской хронике. Да и сама их известность должна была послужить алиби, усыпить бдительность, исключить всякие подозрения в их связях со спецслужбами.

   Роберт не мог понять только одного -- каким образом их собираются подсунуть этим людям, но и не желал этого знать. Пленник все чаще думал о побеге, вот только осуществить его не представлялось ни малейшей возможности. Молодой человек помнил, что рассказывали им в военной школе о правилах поведения джи-ай в плену, и думал, что их похитители действовали так, будто сами эти правила и писали, иными словами отрезали им всякую возможность к бегству. Спрятаться в лагере военнопленных, не выйти на перекличку, назваться другим именем, организовать беспорядки или сделать подкоп -- сейчас эти рекомендации способны были вызвать разве что смех, если бы Роберт еще способен был смеяться.

   В памяти сами собой всплыли насмешливые слова седого краснолицего инструктора в летнем лагере на Среднем Западе: "А теперь забудьте всю эту хренотень. Эти инструкции годятся лишь для одного -- чтобы подтирать ими задницу. Хотя нет, для этого тоже -- не годятся, еще подхватите экзему, вот будет радости-то!.. Почему не годятся? Да потому, что наши враги вовсе не слепые и глухие олухи, и за такие художества способны без затей вас шлепнуть. И нечего делать такие глаза -- мы с ними тоже не церемонимся. Если уж вам не повезет попасть в плен, то ваше дело ждать и стараться выжить. Да, причем тут ваши жизни?! Вы должны все запоминать, а потом рассказать тем, кому это будет положено знать. Если вы что-то забудете, не беда -- вам помогут вспомнить. Главное, наблюдать. Что? При транспортировке? Ну, тут шанс, может, и появится, но я бы не стал на это рассчитывать, разве что уж совсем припечет. А теперь хватит болтать ерунду, еще десять часов сухой голодовки -- вы же мужики, а не дерьмо!".

   Роберт изо всех сил старался запоминать, но все чаще замечал, что память подводит. Последние дни пребывания в клетке и первые дни обучения тонули в тумане, вспоминаясь лишь обрывками сцен и слов, да и вести счет дням становилось все трудней и трудней. Молодой человек с ужасом понял, что не помнит, сколько времени провел в заключении. Роберт не знал, чего ждать даже от самого себя -- провалов памяти, раболепного подчинения, как у Джека, или реакции на какую-то кодовую фразу, которая превратит его в живую бомбу или Бог знает, что еще. Оставалось надеяться, что в процессе транспортировки к неизвестным "опекунам", о которых то и дело твердили похитители, он все же сможет бежать и добраться до ФБР, а еще лучше до прессы. Пока же следовало выжить, а значит, терпеть, молчать, брать пример с Джека и при этом не спятить. И это давалось все трудней.


 ***

   Марша Смит принимала поздравления и подарки, как всегда сохраняя спокойствие и самообладание. Ей не показали новорожденного, и она была благодарна врачам за подобную деликатность. Впрочем, о нем вообще никто не говорил, словно никакого младенца и не было. Маршу поздравляли с успешно выполненной миссией, восхищались ее выдержкой и беспокоились о ее здоровье. Последнее было напрасным -- здоровью Марши не угрожало ничто. Молодая женщина вежливо улыбалась, благодарила посетителей за заботу и размышляла о своем будущем.

   Без малого два месяца прошло с тех пор, как ее жизнь круто изменилась, но теперь будущность Марши в новом мире была обеспечена, хотя и дорогой ценой. Молодая женщина никогда не пыталась спорить с неизбежностью, и теперь была обладательницей полных гражданских прав, пятидесяти тысяч долларов на обзаведение, пяти предложений о работе, а также благодарности консулов. Все эти блага обязаны были привести ее в полный восторг, так что Марша согласно кивала, время от времени вставляли в разговор ничего не значащие фразы, а когда это было необходимо, уверяла, что всегда готова служить свободному миру.

   Поплакать же Марша решила ночью, когда ее, наконец, оставят в покое.


 ***

   Свободный Торнтон холодно оглядел четырех подопытных, и Линкольн Райт довольно заметил, как под этим взглядом субъекты побледнели и поежились. Предстояло осуществить последнюю стадию эксперимента и тем самым окончательно расставить все точки над "i". В целом опыт прошел успешно, питомцы были тихи и послушны, и даже Роберт Шеннон ничем не напоминал человека, которого он впервые увидел в комнате собеседований. Бывший архитектор являл собой блестящий пример мастерской дрессуры, с готовностью отзывался на данную ему кличку, а во время трехдневного экзамена продемонстрировал прекрасную выучку и послушание. К невероятному облегчению Линкольна Райта никакой опасности для сенатора Томпсона этот ненужный родственник более не представлял.

   Свободный Торнтон взял со стола распечатку, и Роберт почувствовал, как по спине пробежал холодок. Еще ни разу ему не удавалось сдать экзамен раньше третьего раза, а сейчас у них была лишь одна попытка. При мысли, что он мог не сдать экзамен, Роберта начинало колотить. Молодой человек уже не верил, что при провале экзамена их могут убить -- слишком много средств и сил было вбухано похитителями в их обучение, но неизбежное наказание и несущая им боль заставляли сердце колотиться почти в самом горле.

   -- Йеллоу, шаг вперед, -- приказал Торнтон, и дрожащая Джен вышла из строя.

   Некоторое время свободный разглядывал девушку с головы до ног, как будто не замечал растущего страха подопытных, а затем произнес:

   -- Ты сдала экзамен. 98 баллов -- лучший результат.

   Роберт услышал вздох облегчения Джен и почувствовал смятение Джека. Джек больше не был первым и сейчас пребывал почти в панике.

   -- Браун, шаг вперед.

   Джек торопливо подчинился. Роберт не мог видеть его лица, но ему казалось, что даже спина Джека выражает его желание услужить и понравиться.

   Когда тишина стала почти невыносимой, а Джек явно готов был упасть на колени, чтобы молить о втором шансе, Торнтон разомкнул губы.

   -- 82 балла -- не лучший результат, но ты сдал экзамен.

   Плечи Джека опустились, казалось, еще немного и он разрыдается от счастья.

   -- Грин, шаг вперед.

   На негнущихся ногах Роберт присоединился к Джеку и Джен. От волнения во рту пересохло, и молодой человек почувствовал, как на лбу выступила испарина.

   -- 77 баллов. Минус три балла -- и ты бы провалил экзамен. Что ж, тебе повезло. Вайт! Три шага вперед!

   Когда бывший топ-менеджер вышел вперед, пленникам показалось, что температура в комнате понизилась на несколько градусов. Роберта пробрал озноб.

   -- 74 балла, -- ледяным тоном объявил свободный Торнтон. -- Ты не сдал экзамен, Вайт. Утилизация!

   Локхидовец растерянно оглянулся, попытался что-то сказать, но с его губ сорвался только хрип.

   -- Я буду стараться... -- прошептал, наконец, он, -- я буду все делать... пожалуйста... еще один шанс...

   И в этот момент раздался выстрел. Не веря своим глазам, Роберт увидел, как несчастный пошатнулся, а затем стал медленно оседать. Рухнул на колени, пару мгновений постоял, потом упал лицом вниз.

   -- Поздравляю вас с успешной сдачей экзаменов, -- спокойно продолжил Торнтон, словно ничего не случилось. -- Отныне ваша будущность обеспечена. Через два дня вы отправитесь на аукцион, где впервые предстанете перед вашими будущими опекунами. Постарайтесь произвести на них хорошее впечатление...

   Он еще что-то говорил и говорил, но Роберт почти не слышал. Локхидовцу не хватило одного балла -- один балл разделил жизнь и смерть. У него в запасе оказалось целых три балла... всего только три...

   Вид мертвого тела делался непереносимым, запах крови вызывал дурноту и молодой человек отвернулся.

   -- Грин! -- Торнтон оборвал свою речь и повелительно простер руку в сторону Роберта. -- Приказа отворачиваться не было! Шесть часов занятий на тренажере!!

   Роберт стал почти зеленым. Через два дня их повезут на аукцион... Через два дня у него будет шанс на побег... если только не шесть часов в колодках... Роберт глубоко вздохнул и опустился на колени.

   -- Свободный Торнтон... я виноват... я раскаиваюсь... пожалуйста... простите... -- отчаянно твердил он слова, которые обычно говорил Джек. -- Это больше не повторится...

   Линкольн Райт и Джеймс Торнтон довольно переглянулись -- перезагрузка завершилась.

   -- Ну что ж, -- задумчиво произнес руководитель эксперимента. -- Я рад, Грин, что ты понимаешь свою вину. Хорошо, на этот раз тебе будет достаточно четырех часов занятий. Браун, принеси тренажер и помоги Грину.

   Джек поклонился и со всех ног бросился выполнять приказ. Роберт стоял на коленях, чувствуя себя совершенно опустошенным. Мольба о пощаде оказала на него большее воздействие, чем он ожидал, и сейчас он отчаянно пытался собрать осколки своего "я". Воспоминания о школах, встречах с президентами -- все было не то, и Роберт ухватился за память о деде. Дед никогда бы не сдался, что бы с ним не случилось. Дед бы сражался до конца!

   Джек приволок колодки, установил их перед Робертом и, повинуясь приказу Торнтона, надавил молодому человеку на затылок. Роберт послушно наклонился, разместил шею и запястья в специальные выемки, и Джек старательно закрепил сверху еще одну плиту.

   -- Молодец, Браун, -- похвалил Джека Торнтон и покровительственно потрепал его по щеке, -- ты хороший питомец. Я уверен, у тебя будет прекрасный опекун. А ты, Грин, постарайся впредь вести себя хорошо. Это в твоих же интересах. Йеллоу и Браун до ужина можете отдыхать и, кстати, скажите уборщикам, чтобы навели тут порядок.


 ***

   На этот раз в кабинете Томаса Лонгвуда собралась только группа Торнтона. Отчет об эксперименте вызывал одобрительные кивки главы службы адаптации. Торнтон гордо демонстрировал на экране снимки и схемы, а по окончании отчета подвел итог:

   -- Таким образом, эксперимент с малой группой завершился успехом. Сложности были только с одним субъектом, но в результате и там мы смогли добиться полной перезагрузки личности. Теперь необходимо перейти на опыты с крупными группами.

   -- И кто же доставил вам трудности? -- поинтересовался Лонгвуд. -- Топ-менеджер?

   -- Нет, шеф, как ни странно, архитектор. Но и с ним мы справились. Прошу вас, разрешите начать опыты с большими группами.

   -- Хорошо, -- Лонгвуд кивнул. -- Следующая же крупная партия попаданцев будет ваша, за исключением "инкубаторов" и ценных специалистов. Но вернемся к вашим питомцам. Они вам больше не нужны?

   -- Да нет, шеф, -- пожал плечами Торнтон. -- Дело сделано, можно отправить их на реализацию. Как предлагал ранее коллега Райт, субъектов мужского пола можно реализовать с аукциона, а субъекта женского пола отправить в Службу психологической поддержки -- пусть работает.

   Лонгвуд насмешливо фыркнул:

   -- И вы всерьез полагаете, что эта девчонка способна приступить к работе? Ну, вы хватили, Торнтон.

   -- Но она прошла полную перезагрузку! -- горячо принялся отстаивать свою точку зрения глава группы.

   -- Я не сомневаюсь, и от души поздравляю вас с успехом -- вы дали нашему миру прекрасное оружие защиты. Но положа руку на сердце, вы действительно полагаете, что для работы в службе психологической поддержки этого достаточно? Вы-то сами желаете заполучить подобное чудо послушания себе в постель?

   Торнтон открыл было рот и почти сразу же закрыл его.

   -- Вот и я о том же, -- насмешливо кивнул Лонгвуд. -- Так что готовьтесь, Торнтон, извиняться перед нашими коллегами за то, что мы отправляем им полуфабрикат. Не забудьте все необходимые расшаркивания и напоминания, что мы делаем общее дело. Сегодня и повезете, вы лично.

   -- В таком случае, шеф, мне бы не помешало ваше письмо.

   -- Составляйте, я подпишу, -- кивнул Лонгвуд. -- И готовьте своих питомцев к аукциону. Вы, Райт, тоже примете в нем участие -- вам не помешает новый опыт. И еще. Линк, мне уже надоело напоминать вам о необходимости перерегистрироваться. Работа -- это прекрасно, но не забывайте и о необходимых формальностях. Если сегодня до пяти вы не перерегистрируетесь, ей-Богу, я наложу на вас штраф. Все, свободны.


 ***

   Свободная Дорис Палмер, доктор философии, глава службы психологической поддержки, дочитала письмо Томаса Лонгвуда и недовольно отложила его в сторону. Ей не слишком нравилось завершать чужую работу, но Лонгвуд был прав -- они делали общее дело и каждый по-своему стоял на страже благополучия свободного мира.

   -- Ну что ж, детка, сегодня у тебя начинается новая жизнь, -- наставительно произнесла свободная Палмер. -- Скажи, как тебя зовут.

   -- Йеллоу, -- проговорила Джен, от усердия вытянувшись чуть ли не по стойке "смирно".

   Дорис скорбно вздохнула.

   -- Деточка, меня не интересует собачья кличка, которой тебя наградили эти идиоты. Как тебя называли там?

   -- Джен... Джен Сазерленд, -- растерянно пробормотала девушка.

   -- До "доктора Сазерденд" тебе еще расти и расти, но "доктор Джен" пока подойдет. Итак, Джен, ты понимаешь важность своей работы?

   -- Да, свободная, -- отрапортовала Джен. -- Служба психологической поддержки помогает людям выйти из психологического кризиса и универсальным способом такого выхода является секс. Благодаря нашей помощи ученый может решить важную задачу, которая продвинет мир вперед по пути прогресса и процветания, и я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие и послужить прогрессу.

   Новый вздох Дорис был еще более скорбным, чем предыдущий.

   -- Верно по существу, -- заметила она. -- И совершенно неверно по форме. Что ж, Джен, тебе предстоит много учиться и много работать. Но кое-что ты должна усвоить прямо сейчас. Да, секс прекрасный способ решения психологических проблем, но одного секса недостаточно. Людям нужно тепло и ты должна будешь научиться его дарить. Наши пациенты не простые люди -- это люди науки, искусства и политики, как свободные, так и нет. И от твоего усердия и понимания их проблем зависит благополучие всего нашего мира. Ты должна уметь выслушать самые занудные излияния пациента, уметь поддержать разговор, при необходимости доказать теорему Пифагора или процитировать Данте. Ты должна дать нашим пациентом именно то, что им необходимо, а для этого тебе придется учиться. С завтрашнего утра у тебя начнутся занятия музыкой и танцами. Два раза в неделю у тебя будет массаж, и раз в неделю ты будешь посещать бассейн. Кроме того, раз в неделю ты будешь прослушивать обзор наших научных достижений, и каждый день учиться нравиться. Да, Джен, пока что твой образ никуда не годен, но мы сделаем из тебя человека, а потом и женщину... если получится.

   Свободная Палмер нажала кнопку на столе и через несколько минут в комнате появился молодой человек в ошейнике.

   -- Доктор Аллен, это доктор Джен, поработайте над ее образом.

   Стилист обошел Джен со всех сторон, затем охнул и картинно всплеснул руками:

   -- Но, Дорис, это же не женщина, а кошмар! Наши пациенты разбегутся от нее в ужасе -- кто куда!

   -- Совершенно с вами согласна, -- кивнула свободная Палмер, -- но вам и надо сделать из нее что-то стоящее. Задатки у нее есть.

   -- Я постараюсь, -- жеманно пожал плечами доктор Аллен, -- но ничего не могу обещать. Что за руки... что за балахон... что за взгляд... Я в шоке!

   Дорис Палмер терпеливо выслушивала сетования стилиста и кивала.

   -- Я надеюсь на вас, доктор, вы -- лучший в этом деле, и если с задачей не справитесь вы, то не справиться уже никто. Это было бы печально...

   Доктор Аллен страдальчески вздохнул, а потом потащил Джен за собой, и девушке показалось, будто ее подхватил необычайной силы тайфун. Новый медицинский осмотр, утомительная фотосессия, яростные споры стилистов, горы париков, белья, обуви и платьев... Джен никогда не приходилось мерить столько нарядов за раз, а сейчас от нее требовали натягивать и скидывать эти платья с армейской быстротой, пронимать красивые позы, изображать то задумчивость, то задор, то скромность, то вызов. У Джен кругом шла голова, а перед глазами плыли разноцветные круги. К концу бесконечного и утомительного дня Джен почти не держалась на ногах, а на ужине не чувствовала вкуса еды, и даже не смогла оценить свою комнату -- настоящую мечту любой красивой девушки. Только без сил повалившись на благоухающие свежестью простыни и укрывшись настоящим одеялом, Джен сообразила, что за все эти долгие часы ни разу не вспомнила ни своих недавних соучеников, ни бывших наставников. Но эта мысль унеслась куда-то прочь, как и все остальные мысли Джен. Девушка закрыла глаза, но и с закрытыми глазами видела бесконечные ряды платьев, туфель и дорогого белья, думала, как ей повезло, и что она еще будет счастлива в этом мире.



Примечания:



1

Аорто-коронарное шунтирование









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх