Глава 2

Все хорошо, что хорошо кончается... или не кончается... или не совсем хорошо...



   Когда ты теряешь вертолет со своими людьми -- это плохо. Когда теряешь яхту, за которой наблюдал этот вертолет -- это очень плохо. Но когда выясняется, что во внезапно разразившийся шторм пропали пять яхт, трое купающихся и один любитель фристайла на гидроцикле, пропажа вертолета начинает казаться сущей чепухой, потому что на тебя надвигается Новость Месяца Номер Один, и надо работать, постаравшись забыть, что в пропавшем вертолете были твои коллеги и почти друзья.

   Седьмому району Береговой охраны США пришлось хуже, чем репортерам и комментаторам. Отвратительные условия поиска, постоянные звонки, идиотские вопросы... Репортеры донимали пресс-службу Береговой охраны запросами о судьбе Молодого гения из Массачусетса, а Белый Дом и Пентагон не давали покоя лично коммандеру, беспокоясь о судьбе топ-менеджера "Локхида", также весьма некстати угодившего в шторм. К концу первого дня поисков ежечасные отчеты президенту довели адмирала Паппа до того, что коммандер впервые за многие годы задумался о смысле жизни, но поскольку философские размышления не входили в круг его обязанностей, пришлось срочно выкинуть их из головы и вернуться к делам.

   Когда к вечеру второго дня поисков в штаб-квартире Береговой охраны было объявлено, что спасательная операция прекращается и начинается операция по поиску тел погибших, пресса, телевидение и Интернет-сообщество разразились негодующими воплями. Еще через пару часов, когда гнев поклонников Роберта сменился неизбежной скорбью, комментаторы всех мастей принялись рассуждать о яркой, но короткой жизни молодого архитектора, об очередной тайне Бермудского треугольника и о самой красивой и романтичной любви последнего десятилетия. Лишь Береговая охрана США своими трудами напоминала согражданам, что в разразившийся шторм кроме Роберта Шеннона и Патриции Ричмонд без вести пропали еще тридцать два человека, и у этих людей тоже были свои планы, надежды, свои радости и мечты...

   Сначала были найдены обломки гидроцикла, рассеянные в радиусе пятнадцати миль. Затем женская туфля со следами акульих зубов. Туфля принадлежала Марше Смит, находившейся на седьмом месяце беременности. Фотографии рыдавшей матери Марши и двух ее маленьких сыновей -- полутора и трех лет -- обошли все газеты атлантического побережья США. Через семь часов в двадцати милях от того места, где была выловлена туфля Марши, было найдено и тело ее мужа. А еще был надувной матрас одного из купающихся, бумажник телеоператора, сумка девчонки-фотографа, буквально в последний момент напросившейся в пропавший вертолет, спасательный круг с яхты топ-менеджера и рюкзак с вещами, среди которых были найдены шесть пластиковых пакетиков с героином. Разбитая кабина вертолета с трупом пилота была предпоследней находкой Береговой охраны. Последней стала видеокамера одного из погибших репортеров, вынесенная на пляж Майами. Больше не было найдено ничего -- ни обломков, ни тел, ни вещей... Море, акулы и шторм умеют хранить тайны.

   Не сомневаясь более в гибели людей, журнал "Тайм" вышел с фотографией Роберта на обложке, двумя датами -- 1984-2012 -- и траурным заголовком "Роберт Шеннон мертв". Выстроенные по его проектам виллы мгновенно подскочили в цене, а специалисты отметили рождение новой моды -- иметь в доме, построенной Робертом, хотя бы одну его картину, хотя бы один рисунок или набросок, стало считаться высшим шиком. Молодой гений из Массачусетса навеки ушел из жизни, но остался в картинах, зданиях, памяти и сердцах...

   ...Патрицию Ричмонд тоже помнили. Погубивший столько жизней шторм был назван ее именем.


 ***

   Остервенелый лай собак, лучи прожекторов, повторяющийся чуть ли не каждый час призыв "Вы проникли в запретную зону, сохраняйте спокойствие" оставляли у Роберта чувство, будто он попал в чужой кошмар и не может проснуться. На бетонном поле, огороженном металлической сеткой с колючей проволокой и четырьмя вышками по углам, их было двадцать восемь человек. Сейчас по прошествии четырех дней после задержания женщины уже не плакали, а мужчины перестали ругаться. Страх и усталость сделали свое дело, они в молчании сидели на бетонном покрытии, понуро опустив головы, и пытались прикрыть глаза от слепящих прожекторов. Все это до отвращения напоминало Роберту лагеря для военнопленных, виденные им в кино. В фильмах доблестные джи-ай попадали в плен к злобным врагам, а другие, не менее доблестные американские солдаты, вызволяли их из плена. В военной школе подобное кино было необычайно популярно, но сейчас все происходило не на экране, а в реальности, вызволять их никто не собирался, а над базой развевался не красный и не зеленый флаг, а звездно-полосатый с орлом. Роберт пытался припомнить, у какой военной службы США был такой флаг, но память упорно отказывалась дать хоть какую-то подсказку. Больше всего флаг походил на штандарт Береговой охраны, но, насколько помнил Роберт, у "морской гвардии" полосы шли вертикально, звезды отсутствовали вовсе и вместо них на белом фоне красовался синий орел, а на полосах имелись скрещенные синие же якоря. Здешний флаг Роберт припомнить не мог, но не сомневался, что им "повезло" угодить на какую-то закрытую базу США. От подобного "счастья" Роберт предпочел бы держаться как можно дальше, но кто же знал, что в их жизнь так некстати вмешается шторм?

   ...Сначала все шло по плану. Над ними висел репортерский вертолет, они усиленно делали вид, будто пытаются от него удрать, и так старательно изображали влюбленную романтичную пару, что Роберт чуть не забыл, что они с Пат уже два года были любовниками. Джек довольно потирал руки и время от времени брался за фотоаппарат...

   А потом начался шторм.

   Даже сейчас Роберт не мог восстановить последовательность тех событий. Казалось, это был не шторм, а прадедушка всех штормов, когда-либо бушевавших в этой части Атлантики. Сначала они потеряли вертолет. Или сначала яхта чуть было не легла на левый борт?.. Роберт помнил огромные от ужаса глаза Пат, бледного Джека, спасательные пояса, но подробности ускользали из памяти. А потом все закончилось. Нет, волны еще вздымались вокруг и ветер не желал униматься, но это был уже обычный, почти нестрашный шторм, а не прадедушка всех штормов, чуть было не отправивший их на тот свет. Пат рыдала от счастья у него на груди, Джек с облегчением ругался, а он думал, что им срочно надо добраться до ближайшего причала, иначе до родного порта они могут и не дойти.

   До причала они добрались -- по крайней мере, в этом им повезло, а потом везение резко закончилось. Потому что на яхту буквально ворвались автоматчики, положили их на палубу лицом вниз, бесцеремонно обыскали, отобрали сотовые телефоны и часы, а потом погнали сюда, на это бетонное поле.

   "Вы проникли в запретную зону, сохраняйте спокойствие", -- вновь раздалось из громкоговорителя, и Роберт сморщился. За четверо суток эта фраза засела в голове, словно железный прут и каждый раз, когда он ее слышал, Роберту хотелось заткнуть уши и замотать голову курткой. Последнее было невозможно, так как куртку он отдал Пат, да и от затыкания ушей ладонями проку было мало. Оставалось сидеть на плацу и размышлять... и размышления были не слишком радостными.

   -- Позовите старшего офицера! -- неожиданно закричал Джек, вскочив с места. -- Мы не террористы, вы слышите?! Мы можем заплатить выкуп! Позовите своего старшего!! -- надрываясь, вопил Джек. -- Мы не террористы!!!

   -- Джек, прекрати кричать и сядь, -- негромко скомандовал Роберт, но Джек подчинился.

   -- Почему... почему я должен молчать? -- почти всхлипнул рекламщик.

   -- Во-первых, потому, что ты не даешь уснуть Пат, -- ответил Роберт. -- По-моему, нам вполне хватает собачьего лая и громкоговорителя, чтобы слушать еще и тебя. Во-вторых, в первый день нашего заключения здесь было достаточно криков и что-то незаметно, чтобы от этого был хоть какой-то прок. Ну, а самое главное -- эти парни не берут выкуп. Сейчас где-то там, -- Роберт кивнул в темноту, где с трудом можно было разглядеть массив зданий, -- решают, что с нами делать и, уж если мы попали в запретную зону, не проще ли будет без затей нас шлепнуть...

   -- Они не посмеют! Мы граждане США...

   -- Ага, -- кивнул Роберт, -- и над нами развеваются "Звезды и полосы"... Джек, за четыре дня нам не задали ни одного вопроса. Тебе не кажется это странным?

   -- Но... ты слишком известный человек... это вызовет огласку...

   -- Какую? -- пожал плечами Шеннон. -- Держу пари, после такого шторма и четырех дней поиска нас уже объявили пропавшими без вести. Джек, официально мы почти трупы и чтобы сделать нас трупами окончательно этим парням даже не потребуется особо стараться. Здесь все простреливается -- спрятаться негде. И потом -- промывание мозгов умеют делать только в этих идиотских ужастиках, а в жизни все решается проще. Да и что такое -- я, ты, Пат, по сравнению с национальной безопасностью США? Я бы понял, понадейся ты на него, -- Роберт кивнул в сторону массивного седого мужчины, -- топ-менеджер "Локхида" кое что стоит, но я бы предпочел, чтобы он был не менеджером -- в нашей стране они легко заменяются -- а ведущим инженером корпорации... А так... у нас есть два пути, Джек, встретить смерть на коленях с мольбами о милосердии и пощаде или вспомнить, что мы американцы, и умереть с достоинством. Вот только тем парням глубоко безразлично, как мы умрем. Мы здесь не первые, можешь мне поверить, слишком уж здесь все отлажено...

   -- Но если нас не убили до сих пор... -- упрямо возразил Джек.

   -- Да, -- согласился Роберт, -- это дает надежду, что они все же попытаются разобраться... Но, видишь ли, Джек, мне не нравится, как они на нас смотрят... Так не смотрят на людей, во всяком случае -- на живых. Мы для них уже трупы, они нас даже не видят...

   "Нет, видят", -- мысленно поправил себя Роберт, -- "хотя и странно". Как художник, он не мог определить значение этих взглядов. В них чувствовалась заинтересованность, но какая-то неправильная. Ближе всего эти взгляды напоминали оценивающий взгляд инструктора в летнем военном лагере, когда тот размышлял, подтянется ли мальчишка еще раз на турнике или нет, пробежит ли с полной выкладкой дистанцию или свалится на середине пути, и что будет, если дать ему пинка -- разрыдается или бросится на тебя с кулаками? И все же во взгляде инструктора человечности было больше. Нет, сейчас Роберт столкнулся с чем-то иным. С чем-то очень знакомым, что он наблюдал совсем недавно. Но что?


 ***

   Ричард Томпсон, сенатор Свободных, поднялся со своего места и произнес "Нет" и почти тотчас перехватил гневный взгляд Эллис Дженкинс. Оставалось надеяться, что Свирепая Эллис не станет в отместку топить его законопроект. В конце концов, для ответственного сенатора поддержание в должном порядке дорог должно было значить больше, чем возможность снижения минимального возраста для женщин, жаждущих насладиться зрелищем Арены. Сама Эллис, как сенатор и председатель комитета, ни под какие ограничения не подпадала, но, видимо, страдала за положение женщин в целом. Будь на то воля Ричарда, он вообще запретил бы женщинам любоваться боями -- не только с трибун, но даже и по сети -- а еще лучше и вовсе запретил бы Арену, но это была одна из тех целей, путей к которой сенатор пока не видел. Оставалось делать то, что можно, и искать пути к тому, что пока было нельзя.

   Когда голосование по законопроекту Ричарда завершилось, и даже Эллис после томительной паузы сказала "Да", консул Томпсон, старший брат Ричарда, ободряюще кивнул, консул Стейтон, кузен Ричарда, одобрительно поднял руку, а консул Торнтон, не принадлежащий ни к одной из знаменитых семей, счел необходимым подойти к сенатору, чтобы поздравить Ричарда и пожать ему руку. Законодательный месяц подошел к концу, и теперь у сенатора было шесть дней на отдых и встречи с нужными людьми.

   Закрытый департамент Библиотеки как всегда встретил его прохладой и тишиной. Незнакомый нумер выскочил из-за стола, и Ричард скользнул взглядом по его ошейнику.

   -- Доктор Джордан, мне нужны все данные по стабилизации прокола за последние десять лет, -- подал заявку сенатор.

   -- Это потребует времени, свободный. -- Нумер согнул спину под идеальным углом, являвшимся выражением максимальной почтительности, а затем, почти захлебываясь от рвения, указал сенатору на кресло и журнальный столик. -- Прикажете подать кофе, чай или минеральную воду?

   Настроение сенатора испортилось. Линкольн Райт никогда не был столь услужлив, с ним всегда можно было почти по-человечески поговорить, и он никогда не забывал взять чашечку кофе и себе.

   -- Кофе, доктор, -- Ричард расположился в кресле, схватив первый попавшийся журнал. "Хорошее все же обращение -- "доктор", -- уже в который раз думал он. Дома он уже смирился с этим -- в конце концов, домашнюю обслугу и правда можно было счесть почти детьми, но обращаться к опытному инженеру или историку как к несмышленому ребенку было бы неловко и стыдно. -- А где доктор Райт? -- задал сенатор волнующий его вопрос.

   -- Доктор Райт принял участие в новых исследованиях по социологии -- "Программа С", -- немедленно удовлетворил его любопытство новичок. -- Прикажете подготовить отчет?

   -- Спасибо, доктор, не надо,-- ответил Ричард.

   Итак, у него еще будет возможность попить кофе с доктором... то есть, уже свободным Райтом.

   -- Лучше поторопите ваших людей по моему запросу. У меня мало времени.

   Сенатор бросил взгляд на обложку иномирного журнала и оба нумера тотчас вылетел у него из головы, потому что с обложки на Ричарда смотрел молодой еще дед Джейк.

   Несколько минут сенатор лицезрел фотографию, а потом наваждение рассеялось. Это был другой человек. У него были темные волосы, карие, а вовсе не серые глаза. А еще у него не было родинки над губой и рассеченной брови. И все же он был удивительно похож на деда. "Роберт Шеннон мертв", -- прочитал Ричард. -- "1984-2012". Раскрыл журнал и увидел еще несколько фотографий. На этот раз сходство показалось ему не таким сильным -- другая прическа, иная одежда, однако стоило все это прикрыть, как на Ричарда вновь начинал смотреть дед. Сенатор глубоко вздохнул, а затем принялся перелистывать журнал в поисках основной статьи номера. Ее заголовок вполне подходил для характеристики деда Джейка: "Молодой гений из Массачусетса".

   "Роберт Френсис Томпсон Шеннон, -- читал Ричард, -- родился в Бостоне..."

   Томпсон и Бостон? Совпадение или нет? -- вскинулся сенатор. Ричард перевернул страницу и остановился. На этот раз на него действительно смотрел молодой Джейк.

   "Родословное древо семейства Томпсонов-Шеннонов", -- гласила подпись. Фотография прадеда -- Ричард помнил ее по семейному альбому... Фотография Джейка и... подумать только, а у деда, оказывается, была сестра и она вышла замуж в тот самый день, когда деда не стало. А еще у деда был племянник -- вот этот самый Роберт Шеннон. Который, выходит, приходился ему дядей и был четырьмя годами его моложе. Вот именно, что был, -- мрачно размышлял Ричард. Был и нелепо погиб несколько дней назад. Значит, надо забыть об этой истории. Их деды порвали со старым миром, жаль только не окончательно, в который раз вздохнул сенатор. К сожалению и эта проблема относилась к той горе нерешенных проблем, решить которые Ричард пока не мог. Оставалось взять себя в руки и заняться возможным. Ричард отбросил журнал и отправился в подготовленную для него кабину.

   Через четыре часа напряженной работы Ричард покинул Сенат Свободных. Теперь его ждали в одной из транспортных компаний столицы. Дорога была почти свобода, так что через полчаса сенатор вошел в небольшую уютную комнату, где собрались десять человек.

   -- Привет, Дик, -- доброжелательно приветствовал сенатора один из собравшихся. -- Садись. Что-то случилось?

   -- Случилось, -- хмуро кивнул Ричард, усаживаясь за стол. -- Вчера на заседании комитета по статистике было отмечено -- правда, пока как курьез -- что во втором юго-восточном округе самое распространенное имя для новорожденных мальчиков это имя Джейк. Между прочим, это очень сильно расходится с данными по другим округам. Ну, а если вспомнить, что большинство наших людей проживает именно во втором юго-восточном округе... мне продолжить?

   -- Ты хочешь сказать, что мы на грани провала? -- уточнил мужчина постарше. -- Но, может быть, ты преувеличиваешь?.. -- начал он и остановился под возмущенный взглядом Ричарда.

   -- Мой дед, конечно, был бы тронут такой благодарностью, но вряд ли ему бы понравился бессмысленный риск. Вы что, не можете выбрать какое-нибудь не столь говорящее имя? Или просто быть как все?

   -- Дик, а если провалишься ты? -- взволнованно поинтересовался самый молодой из собравшихся. -- Что будет тогда?

   -- Со мной или с вами? -- уточнил сенатор.

   -- Со всеми, -- с некоторым смущением проговорил молодой человек. -- Пойми меня правильно, я слышал, есть такие средства -- химические, и если их ввести человеку -- он будет говорить...

   -- Будет, -- согласился Ричард, -- только надо еще найти специалиста, который сможет расшифровать весь тот бред, что начинает нести человек после применения подобных средств. Не надо пугать себя химерами. Вся эта химия -- ерунда! Есть другие средства, может быть и более грубые, зато намного более надежные, но мне это тоже не грозит.

   -- Твой дед тоже так полагал...

   -- Мой дед прекрасно отдавал себе отчет в том, что делает, -- жестко возразил Ричард. -- И я тоже отдаю себе в этом отчет. Если кто-нибудь попробует предъявить мне обвинение, он не успеет задать мне ни одного вопроса, потому что мой брат узнает об обвинениях первым и постарается, чтобы я скоропостижно скончался от сердечного приступа. И будьте уверены, на этом он не остановится. Он не позволит бросить на нашу семью хотя бы тень подозрения и любой, кто попытается это сделать, очень быстро покается за несправедливые обвинения, а потом отправится в отставку, да еще бегом...

   -- Но если он не успеет...

   -- Кто? Стив?! Я могу, что угодно думать о его убеждениях, но мой брат идеальный консул, он успевает все, -- отрезал Ричард. -- Так что если ты опасаешься, что я могу кого-то выдать...

   -- Стоп, молодые люди, -- вмешался самый старший из собравшихся. -- Дик, не кипятись. Рон в тебе не сомневается, просто мы беспокоимся за тебя, и нам вовсе не хотелось бы тебя потерять.

   -- Я знаю, -- уже более мирно проговорил Ричард.

   -- Ну и хорошо. А теперь, может быть, ты все же скажешь, что случилось? Не может же быть, что ты сам не свой из-за какой-то статистики!

   Сенатор помолчал.

   -- Да ничего не случилось. Во всяком случае, ничего важного. Просто я устал.

   -- Тогда кофе?

   Ричард усмехнулся:

   -- За последнюю неделю я вылакал его столько, что можно загнать любое сердце. Мне просто надо отдохнуть.

   -- Давно пора, -- согласился хозяин дома. -- Кстати, у нас неплохие новости. Рон ездил на Юг и познакомился с весьма интересными людьми. Так вот...

   Ричард рассеянно слушал и думал, что все происходит как всегда. Множество усилий, минимальные результаты и отвратительное ощущение, что они медленно сползают в пропасть. Надо было что-то делать. Знать бы еще что...


 ***

   "Вы проникли в запретную зону, сохраняйте спо..." -- осточертевшая фраза оборвалась на середине слова и другой голос скомандовал:

   -- Встать! Построиться! Идентификация личностей!

   Охрана вбежала внутрь периметра. И лай собак стал совершенно непереносим.

   -- Встать! Быстро! Строиться!

   -- Боб, я боюсь! -- панический вопль Пат.

   -- Молчать! Руки за голову! Бегом марш!

   Как ни странно, до темного массива зданий они бежали минут десять, и только теперь Роберт сообразил, что база была много больше, чем он полагал. Пат споткнулась, он постарался ее поддержать и сразу же получил тычок прикладом.

   -- Руки за голову! Пошел!..

   Большой вестибюль совершенно не соответствовал представлениям Роберта об облике военных баз, но то, что случилось дальше, не соответствовало его представлениям об идентификации личности еще больше.

   Анкеты -- весьма внушительные стопки листов -- каждому. И кабины -- множество кабин вдоль стены, словно случаи с проникновением в запретную зону повторялись уже множество раз.

   -- Сейчас вы заполните анкеты. На заполнение -- полчаса. Тот, кто сдаст незаполненную анкету, будет интернирован, -- офицер говорил в мегафон, как будто полагал, что его могут не услышать. -- Время пошло.

   Сто вопросов за полчаса... Роберту казалось, что кто-то здесь сошел с ума, и это был не он, но когда, едва уложившись в отведенное им время, он сдал анкету в открывшееся окошечко, стопка бумаг едва не полетела ему в лицо.

   -- Вы дали ложные сведения!

   И тут Роберт взорвался:

   -- Какие, к черту, ложные?! Я гражданин США -- не шпион, не террорист и не агент мафии! Мне нет смысла лгать!

   -- Хорошо, тогда заполняйте анкету заново. Если вы не понимаете значения задаваемых вам вопросов, я окажу вам помощь.

   Эта была другая анкета... а, может быть, та же самая. Роберт уже перестал что-либо понимать. Двести вопросов, которые следовали один за другим в бешенном темпе. А затем до него дошло, что справа и слева происходит то же самое -- обвинения, возмущение или слезы, новые анкеты... вопросы... ответы... и голоса, голоса, голоса...

   А потом все закончилось -- почти одновременно. Окошечки в кабинках закрылись, и Роберт вздрогнул от внезапно наступившей тишины.

   И... очередной приказ построиться.

   -- Сейчас вы пройдете собеседование. Вы должны отвечать на вопросы с максимальной искренностью и откровенность. Это в ваших интересах.

   ...Они вновь сидели, на этот раз на каменном узорчатом полу. По три-четыре человека перед каждой дверью. Сортировку произвела охрана -- очень быстро, жестко и деловито. Женщин отогнали к двум крайним дверям, так что теперь Роберт мог подбадривать Пат только издали. И потянулись часы... тягучие, нестерпимо томительные после ненормальной спешки с анкетами... Когда подошла очередь Роберта, день клонился к закату, и молодому человеку основательно хотелось есть и пить. Пат уже давно скрылась за своей дверью, Джек тоже, и Роберт мог только размышлять, что, должно быть, в кабинетах есть и другие выходы, потому что ни один из прошедших собеседование не вернулся.

   Над дверью зажглась надпись "Вход" и охранник ткнул в него автоматом:

   -- Пошел!

   Кабинет показался Роберту неожиданно уютным -- деревянные панели, удобная мебель, по домашнему тикающие часы. Впервые после задержания Роберт встретил среди персонала базы человека в штатском. И впервые мог сесть не на бетон и не на пол, а в кресло.

   -- Обращайтесь ко мне доктор Райт, -- доброжелательно произнес хозяин кабинета. -- Кофе или чай?

   -- Чай, -- коротко ответил Роберт.

   -- Ну, а я с вашего позволения возьму чашечку кофе, -- добродушно сообщил Райт.

   Весь его облик -- мягкая улыбка, доброжелательный взгляд, заинтересованный наклон головы, даже морщины вокруг глаз -- излучали понимание, сочувствие и доброту. Этому человеку хотелось верить, и если бы не четыре дня на бетонном плацу, Роберт и правда поверил бы в доброжелательность собеседника. Но сейчас верить не получалось. И все же Шеннон не рискнул бы называть доктора Райта лжецом. Скорее, профессионалом высокого класса. Как и любая звезда, пришедшая к славе в молодом возрасте, Роберт пару раз посещал психоаналитиков, пытаясь понять, как себя вести с неадекватными поклонниками и папарацци. В докторе Райте чувствовался опытный психиатр.

   -- Начнем, Роберт, -- предложил хозяин кабинета, а затем склонил голову и прошептал пару слов в странное переговорное устройство, напоминающее ошейник. -- Сейчас я задам вам несколько вопросов, постарайтесь ответить на них с максимальной искренностью.

   "Несколько" вопросов доктора Райта больше всего напоминали лавину, так что чай Роберта остался почти нетронутым. Если в начале беседы интервьюер еще уточнял некоторые моменты биографии Роберта, его знакомств и возможных поручителей, то с каждым новым вопросом собеседование становилось все асбсурднее. Доктор Райт интересовался мнением Шеннона о сериалах, которые он не смотрел, компьютерных играх, в которые он не играл, и книгах, которые он не читал. Вообще-то, читать Роберт любил, однако книги, о которых спрашивал доктор, были ему совершенно неинтересны. В нью-йоркской квартире Роберта валялось с десяток бестселлеров с автографами авторов, но личное знакомство у него состоялось лишь с Джоан Роулинг, для которой он спроектировал загородный дом в стиле "минимализм" -- английскую писательницу тошнило от псевдо-средневековых башенок. Когда же доктор задал Роберту вопрос, как он относится к традиции обязательного проживания в Белом доме собаки, терпение молодого человека подошло к концу.

   -- Послушайте, мистер Райт... -- начал он.

   -- Не надо называть меня "мистер", -- мягко поправил Райт, но за этой мягкостью промелькнуло нечто неприятное. -- Называйте меня "доктор".

   -- Извините, доктор... -- благоразумие взяло верх, и молодой человек счел необходимым покаянно опустить голову. -- Я только хотел спросить, какое отношение все эти книги, фильмы, игры и собаки имеют к нашему задержанию. Вы хотите убедиться, что я это я, а не киношный шпион, выдающий себя за американца? Скажите, поручительства губернатора Массачусетса будет достаточно? А если вам этого мало -- так поручиться за меня могут три президента США, включая ныне действующего. Вам нужно лишь позвонить им.

   -- Все необходимые запросы будут сделаны в свое время, -- с прежним терпением ответил Райт. -- Не беспокойтесь, Роберт.

   -- Моя фамилия Шеннон, -- резко напомнил молодой человек.

   -- Да-да, припоминаю, -- с улыбкой кивнул доктор. -- Вы что-то такое говорили. Ну что ж... Вы уверяли, Роберт, будто читали книги о Гарри Поттере. Скажите, что вы думаете о существовании других миров, к примеру -- магического мира?

   Роберт на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл их, наткнулся на холодный изучающий взгляд Райта. Вся доброжелательность, понимание и сочувствие исчезли с его лица, словно их и в помине не было, однако заметив, что молодой человек открыл глаза, доктор вновь засветился сочувственной доброжелательностью. Роберту показалось, будто Райт включил рубильник.

   -- Так что вы думаете об идеи множественности миров? -- повторил доктор.

   -- Я думаю, -- ответил Роберт, изо всех сил сдерживаясь, -- что эта идея хороша для детских сказок, блокбастеров и комиксов, но не имеет ни малейшего отношения к нынешней ситуации. Послушайте, доктор Райт, я, моя невеста, мой подчиненный -- мы понимаем необходимость обеспечения безопасности... э-э... ценных объектов США. Мы не предъявляем никаких претензий за наше интернирование. Мы подпишем любые бумаги о неразглашении... Если нам будут задавать вопросы, мы объясним свое четырехдневное отсутствие Бермудской аномалией, похищением инопланетянами или любой другой чушью, которую одобрит ваше командование. Но мы хотим вернуться домой... и как можно скорее...

   -- А скажите, Роберт, что именно вы подразумеваете под домом? У вас их так много... что значит для вас это понятие -- дом?

   На мгновение Роберт стиснул зубы.

   -- Под домом я подразумеваю штат Массачусетс. Вас устроит такой ответ?

   -- Ну что ж, мы приложим все усилия, чтобы вы могли вновь обрести дом, -- проникновенно произнес доктор Райт. -- А теперь вернемся к нашим вопросам. Вы ведь не являетесь врагом свободного мира, не так ли, Роберт?

   -- Нет, не являюсь.

   -- Значит, у вас нет оснований уклоняться от ответов. Продолжим...

   Когда по истечению трех часов собеседование завершилось, Роберту казалось будто его вывернули наизнанку, как следует выпотрошили, а потом в беспорядке побросали внутренности обратно. Последнее ощущение было вызвано тем, что интерес к нему доктора Райта исчез без следа, словно он вновь повернул рубильник. Конечно, психоаналитики, которых Роберту приходилось посещать, изображая участие и внимания, по окончании сеанса вполне могли украдкой поглядывать на часы, вежливо давая понять, что у них есть и другие заботы, кроме забот о клиенте. Однако доктор Райт не давал себе труда изобразить хоть какую-то видимость интереса.

   -- Вам туда, -- холодно кивнул интервьюер и нажал клавишу на пульте. Двери раздвинулись, и Роберту ничего не осталось, как шагнуть в открывшийся проем. Стена за его спиной сомкнулась.

   Если в комнате собеседования было уютно, то в помещении, куда попал Роберт, не было почти ничего, кроме белого кафеля, нескольких пластиковых контейнеров у стены и небольшого возвышения с лентой транспортера, чем-то напоминающего ленту транспортера в аэропорту. Роберт с некоторым недоумением оглянулся, и сразу же услышал ненавистный голос: "Вы проникли в запретную зону. Сохраняйте спокойствие. Вы и ваши вещи будут дезинфицированы. Разденьтесь и упакуйте вещи в соответствии с инструкцией". Роберт оглянулся. Предложение пройти дезинфекцию казалось глупым после того, как с ними общались столько людей, включая доктора Райта, и все же голос не унимался: "Вы проникли в запретную зону... Разденьтесь и упакуйте вещи в соответствии с инструкцией". Судя по всему, контейнеры у стены как раз и предназначались для вещей. Роберт заглянул внутрь одного из них и обнаружил три пластиковых мешка. Пиктограммы на мешках поясняли, что один предназначался для телефонов, часов и всего того, что может оказаться в карманах человека, второй -- для одежды, а третий -- для обуви. К черту! -- взбунтовался Роберт. Он со злостью отбросил мешки и уселся на пол, повернувшись в ту сторону, где, по его мнению, должна была находиться видеокамера.

   Сначала ничего не изменилось. Шлюз оставался закрытым, но примерно через десять-пятнадцать минут температура в помещении резко повысилась. Роберт вскочил, уже более внимательно осматривая помещение -- ничего похожего на вентиляционные отверстия не наблюдалось. От души выругавшись, молодой человек принялся скидывать верхнюю одежду. Температура продолжала повышаться, и тогда, чувствуя, что уже с трудом может терпеть этот жар, Роберт разделся до нога. "Упакуйте вещи в соответствии с инструкцией. Поставьте контейнер на ленту транспортера". Еще раз выругавшись, молодой человек подобрал с пола вещи и принялся упаковывать их, как ему и было приказано. Судя по всему, военнослужащие базы намеревались тщательно обыскать одежду и обувь невольных нарушителей. Что ж, грубо, но действенно, -- вынужден был признать Роберт.

   Контейнер исчез из глаз, и только тогда в стене открылся шлюз, точно напротив шлюза, через который он вошел. На этот раз Роберт оказался в душевой. "Встаньте в середину круга", -- зазвучал все тот же голос. Крохотная кабина вызывала неприятные чувства, Роберт шагнул в круг и сразу же со всех сторон в него ударили струи воды. Вода... пена... Роберт непроизвольно прикрыл лицо и зажмурился. Струи были жесткими, колючими, они смывали пот и усталость, бодрили, так что впервые за все дни заключения Роберт ощутил нечто похожее на благодарность. А потом все резко прекратилось и вместо воды его обдало горячим воздухом. "Словно машину на автомойке", -- подумал Роберт, и от этой мысли ему вновь стало неприятно и тревожно.

   Новый шлюз открылся перед глазами, Роберт сделал несколько шагов вперед и с трудом удержался от вскрика. Он ожидал оказаться в еще одной кабине, где ему выдадут одежду, взамен отнятой. Ожидал... он многое мог ожидать, но не того, что увидел. Огромный зал, освещенный бестеневыми лампами. Ряды небольших кабин, разделенных полупрозрачным пластиком, медицинское оборудование и врачи, а еще его товарищи по несчастью -- как и он раздетые, согнанные в одну толпу. Роберт зажмурился, а потом резко открыл глаза, надеясь, что эта дикая картина исчезнет, но она не исчезала, а лампы слепили чуть ли не до слез. Роберту приходилось слышать о нарушении прав личности на базе Гуантанамо, он видел ролики в сети, читал возмущенные статьи, однако там речь шла о террористах или, во всяком случае, о людях, заподозренных в терроризме, но представить, что они, лояльные граждане США, окажутся в подобной ситуации, Роберт не мог.

   Грубый толчок привел его в чувство, ближайший охранник ухватил Роберта за плечо и втолкнул в группу нагих людей.

   -- Шевелись, скотина!

   Люди стояли молча, некоторые согнулись, чтобы хоть как-то прикрыть свою наготу, другие закрыли глаза. Роберт чувствовал, как горят его щеки, уши и даже лоб. Да, он писал обнаженную натуру, но никогда не позволял себе...

   Додумать ему не дали. Еще один толчок охранника:

   -- А ну, пошел!

   Никогда в жизни Роберт не проходил такого тщательного медицинского осмотра и никогда не сталкивался с подобной грубостью и бесцеремонностью медиков. Должно быть, ветеринары были заботливее и деликатнее при осмотре животных, чем эти при осмотре людей. У Роберта брали анализы, делали снимки и тесты, вводили какие-то зонды, прослушивали, простукивали, мяли и проводили вовсе непонятные манипуляции. Молодому человеку казалось, будто он попал на безумный конвейер, постепенно из человека превращаясь в кусок мяса, который надо тщательно осмотреть, вынести о нем суждение, а потом либо выкинуть на помойку, либо положить в морозилку. Он уже не мог сказать, как долго длится освидетельствование. Сознание выхватывало лишь отдельные моменты этих часов. Слепящие лампы... Странные переговорные устройства у некоторых врачей, вроде того, что он заметил у доктора Райта... Гул голосов медиков... Тяжелые шаги охраны... И плачущая Пат... Роберт запретил себе думать... запретил чувствовать. "Это происходит не со мной!" -- твердил он. "Мне это снится".

   А потом их вновь вытолкали на бетонное поле, так и не дав одеться. Только на этот раз их окружала не сетка с вышками, а шесть этажей огромного четырехугольного здания. Охрана гнала их по коридору из решеток, сплошь уставивших гигантский двор, а потом втолкнула в очередной зарешеченный загон. Решетка с металлическим грохотом захлопнулась, охранник повернул ключ.

   Небо над зданием посерело, предвещая рассвет. Роберт поднял голову и его взгляд наткнулся на решетку. Они были в клетке...

   Молодой человек выругался, и тогда зарешеченное небо ответило дождем.










Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх