• Дети — мои учителя
  • Заочное знакомство
  • Первый учитель
  • Бухгалтерия педагогического времени
  • Глава I

    НАКАНУНЕ (31 августа)

    Посвящается

    Валерии Гивиевне Ниорадзе,

    Нателе Александровне Амонашвили –

    учителям и ученым

    Дети — мои учителя

    Последние дни августа в Тбилиси всегда жаркие. Тает асфальт, и люди как будто теряют интерес ко всему.

    На улице мало детей. Большинство из них родители отправили на курорты, в дачные места, в пионерские лагеря, особенно же — в села, к своим бабушкам, дедушкам, сельским родственникам.

    Любят дети бывать на селе, играть с сельскими ребятишками, ходить вместе с ними в лес за ежевикой, кизилом, плести корзинки. Это сейчас во мне заговорило мое детство, оставшееся там — в долинах Кахетии, недалеко от Цинандали, от Икалто, от Алаверди и Греми. Бегал я вместе с сельскими ребятишками купаться в ленивой Алазани; садился на лошадь, которая паслась в долине, и скакал на ней без устали; таскали мы на своих плечах мешки с кукурузой и пшеницей на водяную мельницу, и было интересно смотреть, как крутились огромные плоские круглые камни, в такт выбрасывая в амбар горстки душистой муки; устраивали соревнования в борьбе, и на небольшой полянке собиралось почти все село повеселиться.

    Нет слов, любят дети бывать на селе — это я точно знаю, потому что сам был ребенком. Там много радостей, больше свободы, шире просторы для страстных и опасных приключений.

    Август в Тбилиси тает медленно под огнем солнца, вот уже скоро первое сентября (и мы все знаем, что это значит!), а на улице еще нет детского гомона, мало детей.

    А что, если учеба начнется не первого сентября, а на недели две, а то и на месяц позже? Разве можно нормально учиться в такую жару! А там, в деревне, поспевает виноград, поспевают другие фрукты — надо же детям запастись витаминами…

    Но школа зовет! Это самый святой призыв, после призыва защитить Родину.

    Скоро звонок! И буквально за два-три дня горящий под солнцем город уподобляется огромному распускающемуся цветку, многоцветному, красивому. В него вселяется дух, возвращается жизнь. И ощущаешь, осмысливаешь, может быть, до сих пор не раскрытую для тебя истину: оказывается, старый город, насчитывающий более чем 1500 лет и гордящийся своими Мтацминда и Кашуети, ничего не будет значить, не сможет жить без своих самых молодых граждан, без детей.

    Шум! Какой шум на улице, веселье, радость! Дети спешат, дети бегут, кто на велосипеде мчится по тротуару, проскальзывая меж прохожих. Они мешают нам спокойно и уныло ходить по улицам, они меняют тему нашего привычного летнего разговора: «Ой, как жарко!» Лица прохожих более оживленные, озабоченные, радостные — вернулись домой дети!

    Термометр пока упорствует. Но какое дело детям до термометра!

    38 градусов сегодня! Им разве не жарко?

    Нет, не жарко детям! У них другая горячка — они готовятся к школе. Надо приобрести учебники, тетради, авторучки, линейки, готовальни, цветные карандаши. Уложить все это в портфели. Надо приготовить школьную форму, надо выглядеть покрасивее…

    Ну что ж, дорогие мои коллеги! И мы заполнили наши учительские. Обменялись приветствиями, впечатлениями. И надо ведь, чтобы в наших портфелях тоже лежали к новому учебному году новые воспитательные планы, новые надежды, а сердца переполнялись трепетным ожиданием встречи с нашими питомцами и нас охватывало неопределенное, смутное состояние волнения и радости!

    Если вас действительно охватывают такие чувства, это хорошо, и к вам обязательно придет победа, вы будете награждены самым почетным орденом, учрежденным детьми всего мира, — их любовью и доверием. Ну, а если вас мучает даже представление о ваших будущих уроках, о встречах с этой не любящей подчиняться приказам толпой? Что, тогда?

    Но лучше, если дело не дойдет до этого, и вы поспешите…

    Однако решайте сами, как поступать!

    Последние дни августа я до позднего вечера провожу за своим рабочим столом. Обдумываю, планирую, переоцениваю, подытоживаю, спорю с самим собой, рисую контуры своего педагогического преобразования. Я, воспитатель нескольких поколений детей, хочу расти и развиваться вместе со своими детьми.

    И мне кажется, что я куда в более выгодном положении, чем они. У них, у моих «нулевиков», учитель будет один, у меня же — тридцать шесть (а может быть, и больше). Все они станут самыми настойчивыми моими учителями. Я буду учить их читать и писать, считать и умножать, рисовать и петь, а они дадут мне самое высшее педагогическое образование. Только нужно чувствовать себя обучаемым и воспитываемым, чтобы больше узнавать у своих детей, какой педагог им нужен. И сидя за своим письменным столом и обдумывая встречу с моим новым подготовительным классом, я наношу на листок бумаги свою заповедь:

    Стремясь познать тайну детской души, педагогического мастерства и науки Педагогики, буду видеть в каждом ребенке своего учителя и воспитателя.

    Уже двадцать девять лет изо дня в день проверял я благотворность этой заповеди…

    Какие же они, мои маленькие учителя?

    Заочное знакомство

    Я захватил домой личные дела всех моих детей. Хочу познакомиться с каждым ребенком достаю фотокарточки из личных дел, раскладываю их на столе. Вот мой класс! В ушах у меня звенят звонкие голоса, смех детей. Что это? Детский шум? Неудобно назвать это шумом. Надо иметь педагогический слух, чтобы различить в этом якобы шуме звуки настраивающихся инструментов оркестра, и вас охватит чувство предвкушения будущей симфонии жизни. Мы ведь не говорим, что птицы шумят, кричат! Вот также и дети не могут шуметь. Из всех слов, которые сейчас приходят мне на память, для названия того специфического детского шуми, которым полна школа, мне кажется, больше всего подходит грузинское слово «жриамули». Оно означает веселый шум птиц и детей. Птиц и детей! Придумали его наши предки, чтобы отмежевать обычный шум людей от детского шума — радостного и веселого.

    И вот смотрю я на фотокарточки моих тридцати шести детей и меня охватывает нетерпение встречи с этим детским «жриамули». Я принимаю любовь к «жриамули» как доказательство того, что смогу их понять; а так как мне нравится это «настраивание инструментов», этот детский «жриамули», значит, смогу сам стать обучаемым и воспитываемым. Убежден:

    Кому нравится детский «жриамули», тот склонен к педагогической деятельности, а кто уже пристрастился к нему, тот обретает свое профессиональное счастье.

    Какие красивые дети, сколько улыбок! Неужели все они сфотографировались только для того, чтобы запечатлеть на них свою радость перед школьным звонком?

    Чего вы, дети, ждете от меня? Ваши улыбки вселяют в меня радостную тревогу. Вы так щедры и доверчивы к своему педагогу. Вы еще не видели меня, но уже посылаете мне такие очаровательные улыбки и смотрите на меня такими доверчивыми глазами. Что вы хотите? Чтобы я научил вас разным наукам? А если я окажусь злым, строгим, буду вас наказывать за каждый ваш проступок, буду кричать на вас? Как же тогда — вы все-таки будете тянуться к наукам? Нет, я точно знаю — этого не произойдет. Вы разлюбите педагога со всеми его науками, мудростями, добрыми намерениями по отношению к вам. Так о чем же говорят ваши улыбки, что мне читать в них?

    «Мы добрые от рождения, не делайте нас злыми!»

    Скажите, пожалуйста, кто из вас произнес эти слова?

    Беру первую фотокарточку. «Tea» — написано на обороте имя улыбающейся мне девочки. Надо запомнить лицо, чтобы узнать ее завтра, обратиться по имени. Может быть, ты сказала эти слова?

    На обороте другой фотографии стоит — «Гоча». Какие у него кудрявые волосы! Я не буду требовать от родителей, чтобы они постригли мальчика. Пусть ходит так. Что тут плохого? Гоча смеется звонко. «Смотри, мальчик, я узнаю тебя завтра среди тридцати шести детей! Не драчун ли ты? Не капризничаешь?»

    «Ния» — читаю имя на следующей фотографии. Она улыбается, нет — смеется, и я вижу, что у нее нет ни одного переднего зуба. Ей, наверное, будет трудно произносить точно многие звуки. Но я не разрешу никому из детей смеяться над ней. «Послушай, Ния, не будешь ли ты ябедничать? Запомните, дети, в нашем классе строго запрещено ябедничать друг на друга!»

    У этого мальчугана чуть длинный подбородок. Глазки — умные, с хитрецой, улыбка строгая. «Саша» — читаю на обороте. Постой, ты не тот ли самый Саша?! Тебя еще не было на свете, когда твоя мама уже заботилась о том, в какую школу тебя определить. Мы встретились с ней шесть лет назад по служебному делу, и я рассказал ей о моих педагогических намерениях, о своей работе с детьми. Тогда она и сказала мне: «Я своего ребенка приведу в ваш подготовительный класс». Так значит, ты мой старый знакомый, но завтра мы впервые пожмем друг другу руки.

    «Бондо». Наклонил голову, доверчиво улыбается. «А ты, Бондо, добрый? Можешь поделиться с товарищем конфетой? Можешь уступить девочке, защитить слабого?»

    А это кто? «Элла». Какая пухленькая. Право, не пойму — улыбается она или фотограф запечатлел ее в момент декламирования стихотворения. «Ты, Элла, наверное, знаешь много стихотворений? А считать до десяти умеешь? А читать? Если ты все это будешь знать, тогда что же мне с тобой делать? Дать тебе другие задания, чтобы ты не теряла интереса к школе? Поживем увидим».

    Я перекладываю фотокарточки, как будто рассаживаю детей по партам. Гига, наверное, высокий. Лела тоже, их можно посадить на задней парте. А Марика сядет на первой парте слева. Виктора посажу у окна… Передо мной вырисовывается классная комната с детьми. Я стою у доски.

    «Дети, — обращаюсь я мысленно ко всем, — это вы сказали мне, что вы все добрые?»

    «Да!» — как будто прозвенел в ушах единодушный ответ.

    «Дети, это вы просили меня не делать вас злыми?»

    «Да… Да!»

    Ну что же, мы еще посмотрим, какая у нас получится педагогика. А теперь еще раз поупражняюсь в запоминании всех лиц и имен. Это, должно быть, Магда. Переворачиваю фотокарточку.

    Верно… Это Дато. Нет, ошибся, это Тенго. А Дато вот этот… Проверяю. Верно… Это Тека… Это…

    Первый учитель

    Каждому из этих детей неделю назад я отправил поздравительное письмо, которое они, наверное, уже получили. И, конечно же, не один раз попросили маму или папу, бабушку или дедушку перечитать его. Вот что я писал:

    Здравствуй, дорогой …

    Я твой учитель. Меня зовут Шалва Александрович. Поздравляю тебя — ты поступаешь в школу, становишься взрослым. Надеюсь, что мы с тобой станем большими друзьями и что ты будешь дружить со всеми ребятами в классе. А знаешь, сколько у тебя будет товарищей? Тридцать пять. Школа у нас большая, в четыре этажа, с переходами. Ты уже взрослый, и поэтому сам должен найти свой класс. Запомни, как это сделать. Как только поднимешься по ступенькам главного входа, увидишь красные стрелки. Следи за ними, и они приведут тебя в твой класс. На дверях его нарисована ласточка. А если все же запутаешься — не бойся, тебе обязательно помогут найти дорогу пионеры, они дежурят в коридоре.

    Я буду ждать тебя в классе, буду рад познакомиться с тобой!

    Учитель.

    Нужно ли доказывать, что у многих ребят эти письма сейчас лежат под подушками? Письмо на цветной бумаге, адресованное ему, из школы, от первого учителя!

    Но каков этот первый в его школьной жизни учитель?

    Нет сомнений — в каждой семье в последние дни только и говорят обо мне. Нет, не именно обо мне, а об учителе, который послал это письмо и который 1 сентября встретит своего воспитанника в школе. Говорят по-разному — папы и мамы, бабушки и дедушки — в зависимости от того, у кого что наболело в общении с ребенком, у кого какая точка зрения на воспитание. И нужно ли гадать, что в воображении каждого ребенка его первый учитель, которого он еще в глаза не видел, рисуется по-разному? По-разному рисуются его облик и характер. И почему только я не приписал в конце своего письма просьбу к каждому ребенку, не дал им первое задание: «Возьми цветные карандаши и бумагу и нарисуй своего первого учителя — так, как ты его себе представляешь».

    В большинстве семей в воображении ребенка родители и старшие создают образ всезнающего, доброго, чуткого, горячо любящего детей человека. В этих семьях дети нарисовали бы меня в образе доктора Aйбoлитa и, придя в школу, бегали бы за мной по пятам, залезали бы ко мне на колени, задавали бы тысячу вопросов, бесконечно рассказывали бы о себе и полюбили бы меня сразу, потому что доктора Айболита нельзя не любить. Разумеется, для этого будет необходимо, чтобы я обрел черты характера этого доброго доктора.

    В некоторых семьях суждения родителей и старших создадут в воображении ребенка существо, строго следящее за любым малейшим проступком каждого ребенка; оно будет наказывать — строго! — всех, кто не слушает старших, не ест все, что дает мама или бабушка, капризничает, шумит и шалит, оно выгонит из школы всех таких детей, оно… Дети в таких семьях нарисовали бы первого своего учителя в облике Бабы-Яги или Буки. А на другой день, придя в школу и увидев своего учителя, закричали бы, что есть мочи, прильнув к матери: «Не хочу в школу!.. Хочу домой!»

    Почему создается в одних семьях облик учителя — доктора Айболита, в других — Бабы-Яги? Ведь родителям шестилетних детей давно не страшны никакие Бабы-Яги и Буки, но они пугают ими своих малышей. Почему? Почему некоторые из них берут в союзники в воспитании своих детей этих героев, а не докторов Айболитов? Почему они думают, что ребенка легко воспитывать запугиванием? Мой опыт мне подсказывает: молодые родители просто не знают азбуку воспитания.

    И в действительности — откуда им знать эту науку? В школе их этому никто не учил, как будто не они — потенциальные мамы и папы. Надо же понять, что выпускник школы может скоро обзавестись семьей и стать родителем. Вот и «приходят» в дом Бабы-Яги, Кощеи Бессмертные, всевозможные Буки, чтобы ребенок утихомирился, не капризничал, не бегал и не кричал, не ломал игрушки.

    Миллионы юношей и девушек, сидящих за студенческими партами, ученые обучают всевозможным наукам, дабы сделать их первоклассными специалистами производства. Но и здесь забывают, что они уже потенциальные мамы и папы и им необходима наука о воспитании. Неужели подразумевается, что тут нечего знать, тут все просто? Какое заблуждение!

    О чем я мечтаю в канун первого сентября, сидя до глубокой ночи за своим письменным столом? Вот о чем: чтобы во всех старших классах школьники держали в руках самую красивую книгу и спешили на самый интересный урок, чтобы студенты всех техникумов, вузов, учащиеся профтехучилищ тоже держали эту же самую красивую книгу и спешили послушать самую интересную лекцию. А предмет, который заключен в этих книгах, о котором говорится на этих интересных уроках и лекциях, я бы назвал так — «Человек — созидатель Человека». Педагогика становится обязательной наукой для всех, ибо быть воспитателем — гражданский долг каждого члена общества. Далеко ли до исполнения этой мечты? Как хочется приблизить ее!

    А тем временем в школе я буду делать свое…

    «Какие у вас очаровательные улыбки, дети! Разве я имею право погасить их в классе? Может быть, есть среди вас такие, которых пугали мною ваши мамы и папы, бабушки и дедушки? Ах, эти взрослые! Не бойтесь меня, дорогие мои, я вовсе не пугало и совсем не злой! Вы любите доктора Айболита? Он же мой друг! Вот видите, у нас есть общий любимец! Так приходите завтра без опоздания. Вы все мне очень нравитесь, и я жду вас с нетерпением!»

    Мое общение на расстоянии со своим классом я заканчиваю. Каждую фотокарточку кладу в личное дело. Завтра надо будет отнести их обратно в школу.

    Бухгалтерия педагогического времени

    У меня давно появилась привычка: в канун сентября подсчитывать количество будущих школьных дней и уроков на весь времени учебный год, на все четыре года начального обучения, высчитывать даже минуты моего непосредственного общения с детьми. В результате меня всегда охватывала тревога из-за нехватки времени, ответственность за то, чтобы не потерять по дороге ни одну секундочку, не посеяв ее на хорошо вспаханном и облагороженном педагогическом поле.

    В детстве вместе с сельскими ребятами я собирал на убранном поле оставшиеся колоски. Мы собирали по одному колоску, но когда складывали их вместе, взрослые удивлялись: сколько же могло быть потеряно зерна!

    Но как собрать секунды и минуты, которые исчезают сразу, как только их разбросаешь?

    Иногда мне представляется, что классные комнаты, школьные коридоры, заполненные детьми, — это то же самое поле, воспитательное, обучающее, по которому непрерывно проходит «педагогический комбайн» — сея и убирая урожай. Но остаются пропавшими бесследно тысячи секундочек и минуточек, которые уже никогда нельзя будет собрать. Это как беспечный сеятель сеет пшеницу, разбрасывая горстки семян направо и налево, не замечая, что они оказываются за пределами' поля или попадают на невспаханные участки, так и беспечный учитель разбрасывает неповторимые и бесценные семена педагогического времени направо и налево. Если можно было бы собрать все эти драгоценные секунды и израсходовать их содержательно, экономно, скупо, то что это могло бы дать? Мы без труда ввели бы пятидневную учебную неделю, сократили бы длительность уроков, увеличили бы продолжительность перемен. А самое главное — не страдало бы своевременное развитие детей. Ведь каждая педагогическая секунда каждому школьнику нужна в строго определенное время — не раньше, не позже.

    Нет, не следует растрачивать педагогические секунды, ибо мы бедны ими, и нет никакой физической и человеческой силы, способной умножить их, приостановить их.

    Давно я уже ввел в своей практике пятидневку и 35-минутные уроки. По субботам дети будут дома, а если родители захотят, то могут привести их в школу, и я для них устрою игры, походы, поведу в музей, зоопарк, цирк, кино. Что же в таких условиях получится? Вот что:

    Количество учебных дней в одном году — 170

    Количество уроков в подготовительном классе — 630 = 28800 мин.

    Количество уроков в I, II, III классах в каждом в отдельности — 850 = 29750 мни.

    Количество уроков за четыре года начального обучения –3230=113050 мин.

    Время активного общения педагога с детьми (на уроках, на переменах, после уроков) в подготовительном классе) — 32300 мин.

    Время активного общения педагога с детьми в I, II, III классах в отдельности — 39950 мин.

    Время активного общения педагога с детьми за четыре года начального обучения — 154700 мин.

    Кажется, какой он длинный — учебный год! Но в какие короткие периоды времени вмещается процесс преобразования растущего человека! За 3230 школьных уроков ребенок вырастет до неузнаваемости: и физически, и умственно. Много ли этих уроков? Надо ли увеличивать их количество? Каков процент соотношения времени общения педагога с детьми за четыре года начального обучения (154 700 мин.) с четырьмя календарными годами жизни детей (2103380 мин.)? Получается… около 7 %! Неужели так мало? Только 7 % времени жизни младшего школьника приходится на долю школьного воспитания! В подготовительном классе еще меньше — приблизительно 5,5 %.

    Я встревожен. Может быть, не стоит вводить пятидневку и сокращать уроки на 10 минут? Однако короткие уроки нужны мне, чтобы помочь детям работать, мыслить плодотворно. Чувствую, что нахожусь в педагогическом цейтноте. Ну что же… Человек, любящий жизнь и увлеченный делом, всегда находится в цейтноте. И я записываю заповедь, которой буду следовать с завтрашнего дня:

    Находясь в педагогическом цейтноте, часто буду вынужден за считанные секунды решать сложнейшие задачи воспитания, способные менять всю последующую жизнь ребенка. Я должен делать это без спешки и помнить, что я ответствен за его судьбу.









    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх