Глава 2

Патрулирование

В начале войны в Великобритании базировались две эскадрильи торпедоносцев – 22-я и 42-я, оснащенные устаревшими «вайлдбистами» и с нетерпением ожидавшие поставок большого числа новых бристольских «бьюфортов». Этот самолет, естественный последователь «бленхейма», начал поступать в 22-ю эскадрилью на остров Торни возле Портсмута в начале 1940 года.

«Бьюфорт» имел прочную конструкцию и во время введения в строй считался самым быстрым средним бомбардировщиком в мире. Два двигателя «Таурус» позволяли ему развивать скорость до 290 миль в час и поддерживать крейсерскую скорость около 145 узлов. Экипаж из четырех человек удобно располагался внутри фюзеляжа. Плексигласовый носовой отсек давал штурману прекрасный обзор. Его кресло находилось справа от пилота, но в случае необходимости он мог менять свое местонахождение. Радист удобно устроился в фюзеляже, непосредственно за пилотом. Их разграничивала бронированная плита и радиостанция. Он также мог свободно перемещаться внутри самолета. Выполняя задание пли отражая атаку истребителей, он покидал свое место у рации и управлял двумя свободными пулеметами Виккерса, установленными в двух поясных люках по обе стороны фюзеляжа. Турель с электроприводом располагалась в задней части самолета, примерно в середине фюзеляжа, и два стрелка могли сменять друг друга по мере усталости. Сидеть в одиночестве целый день в турели, час за часом выслеживая вражеские самолеты, было весьма трудным и утомительным занятием.

Ранее подготовка торпедистов проводилась на самолетах «сордфиш» и «вайлдбист», чья крейсерская скорость не достигала 100 узлов, а метод атаки этих самолетов заключался в пикировании на цель со сравнительно безопасной высоты, выравнивании машины и выпуске торпеды. Но «бьюфорт» в пике очень быстро набирал скорость, гораздо большую, чем необходимо для выпуска торпеды. Даже выравнивание машины не позволяло быстро погасить эту скорость. Поэтому «бьюфорты» должны были начинать атаку на низкой высоте – как подход, так и пуск. Для преодоления этого тактического ограничения предпринимались различные попытки, такие, как установка тормозных закрылков и использование ле-тающей торпеды, известной как «тораплейн», которую можно было сбрасывать с высоты 1500 футов и которая летела к воде под нужным углом. Но ни один из этих методов не оправдал себя на практике и оперативно не использовался. Поэтому пришлось смириться с подходом «бьюфорта» к цели на низкой высоте, когда на самолет обрушивалась вся мощь заградительного огня и машина долгий период после этого могла совершать лишь весьма ограниченные маневры.

Подготовка экипажей к этому новому методу атаки началась на острове Торни в феврале 1940 года, а в апреле 22-я эскадрилья уже перебазировалась в Норт-Коатс на побережье Линкольншира в нескольких милях к югу от Гримсби. Здесь экипажи «бьюфортов» впервые использовали свои самолеты для выполнения оперативных заданий, устанавливая мины во вражеских прибрежных водах.

«Бьюфорт» был новым самолетом, и, как у всех новых машин, у него только «начинали резаться зубки». Во время операций по установке мин несколько экипажей пропало без вести. Несколько аварий произошло при взлете, причем некоторые имели фатальные последствия. Пилоты стали подозревать, что причина этого кроется в моторах. Однако двигатели тщательно проверялись изготовителями. Как может случиться что-то серьезное с таким замечательным, совершенно новым самолетом? Командир эскадрильи всячески пресекал эти слухи и, пытаясь скрыть очевидное, доказывал всем, что неприятности происходят из-за неопытности пилотов.

На самом же деле управлять «бьюфортом» было не так просто. Пилоты торпедоносцев привыкли к «сордфишам» и «вайлдбистам», которые летали как бы сами по себе. Но с «бьюфортом» дело обстояло иначе. Он был намного тяжелее, имел два мощных мотора, а площадь его крыла была маленькой. Машина легко несла на себе торпеду и экипаж из четырех человек с гораздо большей скоростью и дальностью полета, но летать на ней было сплошным мучением.

К концу мая полностью сформировалось мнение о том, что серьезные механические неполадки действительно связаны с двигателем «Таурус», когда сам командир эскадрильи не вернулся после рядовой операции по установке мин. Через пару дней была создана комиссия по расследованию, имевшая целью установить оперативную эффективность «бьюфорта» и его моторов. В итоге к этому были привлечены 42-я и 22-я эскадрильи, вплотную занимавшиеся проверкой «Таурусов». 21 июня 42-я эскадрилья провела бомбардировку «Шарнхорста», в которой впервые участвовали «бьюфорты». В это время комиссия еще продолжала свою работу.

22-я эскадрилья, теперь уже под командованием подполковника Ф.Дж. Брайтвайта, возобновила свои действия в начале сентября серией бомбовых атак на гавани противника – Флашинг, Остенде, Кале и Болонья. Затем 11 сентября состоялась первая торпедная атака. В 14.30 у Кале был замечен конвой противника, и Брайтвайт получил приказ нанести удар. Пять машин, ведомых одним из двух командиров звеньев, лейтенантом Диком Бьюманом, должны были направиться к цели под прикрытием истребителей. Однако истребители так и не появились, и Бьюман принял решение пойти на задание без них. Когда его соединение достигло Кале, конвоя уже нигде не было видно. Бьюман решил обследовать северо-восток Остенде и на своем пути обнаружил конвой. «Бьюфорты» атаковали незамедлительно. Три торпеды так и не удалось сбросить из-за неполадок в электрике, но Бьюману и другому командиру звена, Остряку Френсису, все же удалось провести атаку. Одна торпеда взорвалась преждевременно, упав на песчаную косу перед целью. Вторая попала в цель и полностью уничтожила торговое судно. Остальные «бьюфорты» тоже подключились к работе, расстреливая из пулеметов зенитные установки кораблей сопровождения. Все пять машин благополучно вернулись в Норт-Коатс. Во время операции практически все шло не по правилам, и все же это было воодушевляющим началом.

Через четыре дня началось первое патрулирование, которое стало обычной формой ежедневных операций на многие месяцы. Задание заключалось в патрулировании и вооруженной разведке кораблей противника в конкретном районе. Оно выполнялось небольшим числом самолетов, работавших независимо, каждый в своем квадрате. Это было связано с общей нехваткой боевых и разведывательных самолетов, и «бьюфортам» приходилось искать свои цели на известных морских путях.

Кроме этого, в задачу эскадрилий торпедоносцев входила разработка тактики торпедирования с использованием этого нового самолета. Учебный центр в Госпорте ждал их отчетов, и поэтому в течение некоторого времени подготовка экипажей вообще не проводилась.

Между тем сама тактика патрулирования, прочно укоренившись, воспитывала в пилотах и их экипажах умение принимать самостоятельные решения, ставшее со временем особенностью характера этих людей. Несмотря на довольно расплывчатые общие условия, правила патрулирования были весьма строгими. Пилоты летали в пределах видимости вражеского берега. Обычно для 22-й эскадрильи это был голландский берег, видимый при хорошей погоде за 10 миль. Как правило, погода была довольно облачной, и «бьюфортам» легко удавалось прятаться в облака от вражеских истребителей. Никто не тешил себя иллюзией относительно возможностей «бьюфорта» в борьбе с «Мессершмитом-109». Кроме того, задача «бьюфорта» заключалась в потоплении вражеских судов, а не в участии в воздушных боях. Если при приближении к вражескому берегу у пилота не было прикрытия в виде облаков, ему полагалось незамедлительно вернуться на базу.

Обычно тактика заключалась в патрулировании на низкой высоте близко к поверхности воды. Видимость была ограниченной, зато и сам «бьюфорт» трудно было обнаружить. Таким образом, «бьюфорт» превращался как бы в скоростной торпедный катер, мчавшийся у поверхности воды. Зачастую его нападение оказывалось совершенно неожиданным для цели.

Если вначале при патрулировании машины летали на уровне облачности в надежде на то, что это спасет «бьюфорт» от атак истребителей и обеспечит самолету обзор, то позже выяснилось, что на этой высоте «бьюфорт» легко заметить с расстояния и, что еще хуже, его может засечь радар противника, находящийся за пределами видимости. Кроме того, при обнаружении цели «бьюфорту» было необходимо спуститься для пуска торпеды. Отсюда следует, что провести атаку неожиданно можно было лишь в том случае, если самолет уже идет на малой высоте. Но низкая облачность все же считалась необходимым условием, и пилоты всегда следили за тем, чтобы их машины находилась вблизи облаков.

Суть тактики патрулирования заключалась в непрерывном движении. Провести несколько минут в одном районе или кружить над целью перед атакой означало навлечь на себя большие неприятности. Секрет успешного выполнения операции заключался в быстром определении цели и незамедлительной атаке. Это был единственный путь застать противника врасплох.

Несмотря на то что данная тактика скоро стала стереотипом, люди, которые составляли экипажи «бьюфортов», хоть и заражались индивидуализмом одиноких волков, рыщущих в поисках противника вдалеке от своей базы, все же обладали различными характерами. Прежде всего следует упомянуть о командире эскадрильи Брайтвайте. Это был импозантный, высокого роста мужчина тридцати четырех лет, которого нельзя было не уважать или не восхищаться им. Идеальный командир эскадрильи. Хотя штаб группы ограничил число его собственных вылетов до двух в месяц, он знал, что некоторые пилоты его эскадрильи обладают не меньшим опытом патрулирования, и поэтому не считал зазорным для себя быть у них ведомым. Он был великолепным психологом и тут же распознавал, когда человек проявлял признаки усталости от напряженных боевых вылетов или когда пилот по своему темпераменту не подходил для работы на торпедоносце. Хотя в начале войны еще не было таких вещей, как оперативная ротация. Из-за нехватки подготовленных экипажей опытным пилотам приходилось выполнять более пятидесяти вылетов подряд без какой-либо надежды на отдых. Брайтвайт умудрялся перемещать людей, находящихся на грани нервного срыва, на посты инструкторов еще до того, как этот срыв произойдет. Он знал, что эти люди представляли собой великолепный материал, и каждый человек, как бы прочен он ни был, рано или поздно подходит к пределу своих возможностей. Некоторые из этих людей вернулись и сделали много замечательных дел в течение второго срока службы.

Пилотами с совершенно различными характерами были Дик Бьюман и сержант Норман Херн-Филлипс, более известный под прозвищем Х-Ф. Бьюман обладал всеми чертами народного героя – удалой, отважный, симпатичный, целеустремленный и бесстрашный. Правда, немного испорченный привычкой к успеху. Ему нравилась роль одинокого волка, и он с большим удовольствием патрулировал голландский берег, находясь при этом в пределах видимости, иногда летая над самим побережьем в поисках противника. Женатый на красивой девушке, имея маленького сына, он обладал всем, что может желать человек в этом мире. Вместе с тем он был упрямым и нетерпимым. Топить корабли было его работой и целью жизни, поэтому он стремился делать это каждый день. Несомненно, это был самый выдающийся пилот периода патрульных операций. Он задавал темп, который неминуемо приводил к возникновению духа соперничества в эскадрилье.

И еще у Бьюмана был такой недостаток, как запальчивость. Он постоянно гнался за результатами и любил театральность. Однажды в штабе береговой обороны он увидел сделанные разведкой фотографии «Бремена» и «Европы», находившихся в Бремерхавене под защитой барж и торпедных сетей. С этого момента он постоянно мысленно направлялся на север к Бремерхавену, а во время патрулирования уже физически старался подобраться поближе к этому месту. Он изучил карту эстуария, составил план торпедирования и однажды во время ночного патрулирования все-таки проник в эту гавань. Под интенсивным огнем, ослепленный прожекторами, он продолжал полет и неожиданно увидел стоявшие на якоре «Бремен» и «Европу» прямо перед собой. Провести торпедную атаку не было возможности, и ему пришлось с поворотом резко взять вверх, чтобы не протаранить корабли. Вернувшись на базу, Бьюман выслушал уговоры пилотов оставить дальнейшие попытки добраться до этих кораблей, поскольку это было бы просто самоубийством, но не оставил своих попыток.

Херн-Филлипс вступил в ВВС в ранге сержанта-пилота в 1936 году. Сдав экзамен на должность пилота, он прошел подготовку по торпедированию, а затем по общей разведке. Вероятно, это был самый подготовленный человек во всей эскадрилье. Х-Ф всегда придерживался своих принципов. Он был профессиональным солдатом. Его работа заключалась в том, чтобы уничтожить противника и, по возможности, сохранить свою жизнь и самолет. Он никогда не заходил глубоко в зону видимости, если этого не требовалось для нанесения удара. Будучи ведомым, следовал за лидером послушно, даже если в чем-то сомневался. Почти постоянно держался в 10 милях от берега, откуда мог заметить не только каботажные суда, но и корабли, находящиеся в некотором отдалении. Если облачность отсутствовала, Х-Ф прекращал выполнение задания и возвращался на базу. Для него всегда существовало завтра. Война была работой, к которой он относился вполне серьезно, отвечая за дорогостоящий самолет и подготовленный экипаж. Однажды, сбросив торпеду, которая тут же села на мель, он вернулся и долго изучал прибрежные карты, отмечая все мели, непроходимые для торпед. При этом он обнаружил, что к некоторым участкам берега самолету нецелесообразно подходить ближе чем на 10 миль, так как они несудоходны и, следовательно, там не может быть кораблей. Именно таким и другими аналогичными путями он увеличивал свои шансы торпедировать корабли и выживать самому.

Однажды его радист опоздал к взлету. Осознавая опасность положения, Х-Ф все же не собирался пропустить время вылета. Ему ничего не оставалось, как взлететь без радиста. Х-Ф знал парня лично, считал его отличным радистом, нужным членом экипажа и хорошим человеком, однако он больше не летал с ним.

Посетители эскадрильи, представители командования и корреспонденты обычно летали с хладнокровным Х-Ф, так как у него была «привычка» всегда возвращаться назад.

Остряк Френсис, второй командир звена, вероятно, был вторым потенциальным лидером эскадрильи. Бьюман обладал определенной долей безответственности, поэтому, несмотря на его достижения и яркую личность, он был слишком эгоистичным для единоличного командования. Френсис же был прирожденным командиром, смелым и целеустремленным, но не безрассудным. До июля 1940 года он служил пилотом учебно-исследовательского звена торпедоносцев в Госпорте, и только после длительных и настойчивых переговоров ему удалось попасть в 22-ю эскадрилью, что стало триумфом его упорства.

Френсис провел первую торпедную атаку в этой войне – ночной удар по кораблям в гавани Шербура. В целях подготовки к этой операции отдельное подразделение из шести экипажей базировалось на острове Торни. Они прибыли туда из Норт-Коатс примерно в полдень, провели там вторую половину дня, а потом были распущены до следующего утра.

– Разрешите нам покинуть лагерь? – спросил Х-Ф.

Херн-Филлипс и Фартинг, штурман Френсиса, были расквартированы на острове Торни вместе со своей эскадрильей в первые месяцы войны. Там у них было много друзей.

– Да, но не возвращайтесь поздно. Возможно, рано утром вам предстоит вылет.

Х-Ф и Фартинг ушли. Большинство других отправились смотреть кино. Вечером поступил приказ нанести удар по Шербуру этой ночью. Одного или двух летчиков нашли в пивных в деревне и доставили автобусом, о сборе было объявлено по громкой связи, но ни у кого не было ни малейшего представления, где искать Фартинга и Х-Ф.

Лишь случайно им удалось вернуться вовремя и поспеть к рейду. Х-Ф решил, что, как двум старшим офицерам группы, ему и Фартингу следует вернуться пораньше, чтобы подать хороший пример. Как только они появились в лагере, их затолкнули в оперативную комнату, где выяснилось, что все экипажи уже прошли инструктаж и отправились к своим самолетам. Их быстро ввели в курс дела и сообщили, что им придется действовать вместе с несколькими «бленхеймами» над Виттерингом.

– Какова цель?

– Шербур. Корабли в гавани, самые большие, какие вы сможете обнаружить.

Когда их отпустили, инструктаж продолжил Френсис, который готовился к вылету со штурманом Х-Ф. Быстро собравшись, они взлетели, присоединились к своему подразделению и легли на курс. Такое приключение могло вывести из себя многих, но не невозмутимого Х-Ф.

Светила луна, но ее закрывали облака, и ночь была темной. По плану «бленхеймы» должны были идти первыми и начать бомбардировку доков зажигательными бомбами. Возникший после их налета пожар должен был осветить силуэты кораблей в гавани для приближающихся «бьюфортов», которым предстояло нанести удар по гавани тремя волнами по два самолета с разных углов: два с восточной стороны гавани, два с севера и два с запада.

На пути через полуостров Шербур самолеты попали в облачность и были вынуждены спуститься. Х-Ф тоже снизился, но под облаками обнаружил, что остался один. Он продолжал лететь вперед, следя за появлением остальных. Его штурман следил за курсом самостоятельно. Когда появился французский берег, они поняли, что их снесло на восток. Х-Ф повернул вправо и в течение нескольких минут летел параллельно берегу. Вскоре у него появился ориентир в виде заградительного огня над Шербуром в нескольких милях впереди. «Бленхеймы» уже работали над гаванью. Х-Ф было приказано заходить с востока. Он шел как раз под этим углом и, когда он поравнялся с волнорезом, примерно в миле впереди заметил двух «бьюфортов». Он снова повернул вправо, чтобы пролететь над гаванью с западного направления, но когда летел вдоль волнореза, заметил другой «бьюфорт», шедший перпендикулярным курсом и заходивший с запада. Х-Ф решил срезать путь и перелететь через центр волнореза, чтобы при нанесении удара держаться в стороне от другого самолета. Когда же он наконец повернул к гавани, то увидел на горизонте красные всполохи и огни горящего города.

На фоне пожаров были четко видны мачты многочисленных кораблей – три миноносца и, возможно, два или три торговых судна. В качестве цели он выбрал миноносец и торговое судно за ним. Если торпеда пройдет под одним кораблем, то непременно поразит и другой. Когда волнорез остался позади, Х-Ф попал в зону заградительного огня. Осколки, словно град, молотили по металлической поверхности «бьюфорта». Пилот оценил высоту полета по мачтам и корпусам кораблей, однако в потемках все еще существовала опасность врезаться в корабль. Сбросив торпеду, он резко открыл дроссели. «Бьюфорт» моментально взмыл вверх, но именно этого он и не хотел – лететь в свете пламени, словно мошка у свечи, представляя собой прекрасную мишень для зенитчиков. Х-Ф постарался снизить машину, опустив триммер вперед, но тот свободно болтался. Половина хвоста, включая триммеры, оказалась оторванной.

Х-Ф удалось выйти из-под заградительного огня Шербура и, пролетев над морем, вернуться обратно на Торни, но когда он проверил подкрылки, оказалось, что они тоже не работают. Отказала гидравлика, но можно было попробовать выпустить шасси с помощью аварийного патрона. Он нервно нажал на кнопку, но ничего не последовало.

Он снова набрал высоту и приказал радисту:

– Сообщи им, что у нас неприятности с шасси, пусть сперва посадят остальных. Если нам придется садиться на брюхо, то мы по крайней мере не заблокируем посадочную полосу.

Радист послал сообщение, и вскоре после этого управление полетами дало Х-Ф зеленый свет. Поскольку он атаковал последним, то предполагал, что остальные уже вернулись. Ему удалось благополучно приземлиться, не выпуская шасси, прямо на середину освещенной посадочными огнями дорожки. Но кто-то совершил грубую ошибку. Как только Х-Ф выбрался из разбитого самолета, на него набросился разъяренный дежурный пилот:

– Что ты наделал, черт тебя побери! Как я буду сажать остальных?

Х-Ф столько испытал за эту ужасную ночь, что ему было бы простительно не сдержаться, но это было не в его характере.

– Я радировал о том, что у меня повреждена подвеска, и вы дали мне зеленый свет. Это не моя ошибка, старик. Я помогу тебе передвинуть посадочные огни.

В результате они передвинули освещенную дорожку и благополучно посадили остальных. Их оставалось только четверо. Шестой самолет был сбит над Шербуром. Четыре пилота сбросили торпеды, а пятый заблудился и повернул назад. На следующий день разведка сообщила, что один торговый корабль получил повреждения. Это была довольно жаркая ночка для Шербура.

После выполнения этой новой и необычной задачи экипажи вернулись в Норт-Коатс и занялись своим привычным делом – патрулированием. Бьюман, Френсис и Х-Ф быстро зарекомендовали себя выдающимися пилотами. Экипажи уходили, как правило, в плохую погоду, и не всем это нравилось.

В октябре в эскадрилью прибыли три новых пилота, которым предстояло состязаться с уже зарекомендовавшими себя асами и которые получили в последующие два года в общем и целом пять наград, включая крест Виктории. Это были Джимми Хайд, Кен Кемпбелл и Пет Гиббс. Хайд, австралиец, служивший в британских ВВС, уже получил свое боевое крещение на торпедоносце в качестве второго пилота-штурмана у Бьюмана. Он хорошо изучил «бьюфорты», служа в эскадрилье, и теперь был готов командовать самолетом лично. Хайд зарекомендовал себя старательным, целеустремленным пилотом торпедоносца, таким же спокойным и независимым, как Х-Ф. Кемпбелл, 24-летний шотландец из Солткоата (Айршир), присоединился к ВВС сразу же после начала войны, закончив авиашколу в Кембридже. Вскоре он стал необычайно действенным и волевым пилотом, обладая всеми качествами лидера. Завершал это выдающееся трио Пет Гиббс.

Гиббс был молодым офицером, который присоединился к ВВС в 1934 году, окончив летную школу в Кронвелле. Его не интересовала карьера военного, ему просто нравилось летать. Первый год войны он проработал инструктором по торпедоносцам в Госпорте и подготовил многие экипажи эскадрильи. В течение многих месяцев он безуспешно пытался перевестись в 22-ю эскадрилью, и, когда Френсис покидал учебный центр в Госпорте, Гиббс сказал ему полушутя: «Скажи своему новому командиру, что я хочу попасть в эскадрилью». Обычное заявление о назначении могут в порядке очередности рассматривать после других многочисленных бумаг, но полеты – совсем иное дело. И если находится человек, который может профессионально выполнять трудную работу пилота, то в этом случае запрос командира эскадрильи приносит исключительно быстрый результат. Френсис хорошо знал Гиббса, знал, как надоедают бесконечные тренировочные полеты, и не забыл его, когда в конечном итоге сам попал в 22-ю. Брайтвайт вскоре сделал Гиббсу вызов, тем более что число самолетов в эскадрилье увеличилось, и было сформировано третье звено, командиром которого и стал Гиббс.

Он всегда считался опытным и способным пилотом, никогда не претендуя на звание отличного. Его полеты не представляли собой ничего чрезвычайного, однако он пять лет занимался торпедированием и считал торпеду отличным оружием. У него был боевой инстинкт и стремление наносить удары по врагу. Гиббс думал о приближающейся войне на протяжении всего периода становления нацизма, но, когда все началось, вынужден был провести первые двенадцать месяцев в Госпорте. Любое упоминание о Пете Гиббсе у всех ассоциировалось со словом «целеустремленный». Он полностью посвятил себя выполнению задачи потопления кораблей с помощью торпед.

Во всех авиационных подразделениях служили тысячи смелых людей, но каждый из этих пилотов отличался особыми качествами характера и индивидуальной манерой ведения боя, которая выделяла его среди всех остальных. Чешир прославился прицельным бомбометанием, Бадер и Джонсон – результативными воздушными боями, Пейп – удачливостью и умением оставаться в живых в сложных боевых условиях. Все эти люди были настоящими профессионалами, и имя Пета Гиббса стоит среди них.

С ним не всегда было просто в общении. Когда дело касалось торпед, он казался одержимым до фанатизма. Он хотел быть единственным в своем роде. Уверенный в своей правоте, Гиббс всегда обвинял других, но не себя. Его не волновало, с кем он спорил, сколько людей высказывались против или какой чин занимал его оппонент, он всегда был уверен, что прав. Это не делало его популярным среди сослуживцев и в конце концов привело к столкновению со штабными офицерами, однако его энтузиазм привлек на его сторону многих старших офицеров и всех подчиненных. Гиббс был очень чувствительным, впечатлительным и легкоранимым человеком, глубоко переживающим все перипетии боя. В нем как бы постоянно происходила борьба, он совершенствовал искусство торпедирования и не прощал другим ни малейших промахов.

Гиббс вылетел на свое первое оперативное задание вскоре после появления в эскадрилье, вторым номером Дика Бьюмана, для дневного патрулирования. Стояла хорошая погода, подходящая для выполнения задания. Низкая облачность опускалась до нескольких футов, шел дождь, ограниченная видимость предохраняла их от атаки истребителей и в то же время позволяла засечь любые корабли, двигавшиеся по морскому пути. Перед полетом Гиббс ощущал все обычные при этом эмоции: возбуждение, нервное напряжение, душевный подъем, подогретые его собственным темпераментом. Но как только самолет поднялся в воздух, все эмоции улеглись и уступили место спокойной уверенности конкретного момента. А поскольку он шел навстречу противнику, то так оно и должно было быть.

Он летел на некотором расстоянии справа от Бьюмана, достаточно близко, чтобы видеть, как ведущий подбадривающе махал ему рукой. Его согревало чувство товарищества. Ему всегда нравилось быть частью команды, независимо от того, ведомый он или ведущий.

И вот появились очертания островов недалеко от голландского берега. Они выглядели мирными и дружественными и мало отличались от аналогичного песчаного побережья Англии. Видимость составляла 3–4 мили от берега, и Гиббс предполагал, что Бьюман повернет еще до того, как они достигнут земли. Однако тот летел прямо над островами, между ними, над материком, а его штурман постоянно делал фотографии. Держась под облаками, два самолета летели напрямую через Тексель, Терсхеллинг и Боркум, заглядывая в бухты, наблюдая за береговыми батареями, безуспешно обстреливавшими их. Их огонь казался обманчиво безопасным.

Бьюману здесь все было знакомо, это был его участок берега, но для Гиббса все было новым, и он не понимал, при чем здесь торпеды. Они летели над мелководьем, и любой корабль, на который стоило потратить торпеду, должен был находиться по крайней мере в 5 милях от берега. Наконец, Бьюман устал от предварительной работы и направился в сторону моря.

Гиббс старался следовать за петляющим курсом ведущего, но когда они повернули в сторону моря на высоте 50 футов, облака снизились, сливаясь с горизонтом, и проливной дождь стал хлестать по кабинам, приставая к стеклу, словно липкая краска. Шансы обнаружить какой-либо корабль таяли на глазах. Но какую бы тактику ни применял Бьюман, он всегда добивался результатов, и вскоре Гиббс увидел, как самолет ведущего покачивает крыльями, давая сигнал к атаке. Но где же корабли? Наверное, Бьюман все же что-то заметил. Гиббс отвел самолет немного в сторону от хвоста Бьюмана, слегка нарушив строй, и в тот же момент заметил два корабля, выплывавшие из белого тумана. Потом ему показалось, что он видит еще несколько судов. Бьюман летел прямиком на самый большой корабль – танкер водоизмещением около 2000 тонн. Судно охраняли три зенитных корабля. Создавалось впечатление, что корабли либо еще не заметили их в тумане, либо не признали за врагов. Гиббс летел в 200 ярдах от Бьюмана. Он увидел, как торпеда ведущего упала в воду, оставив после себя брызги и белую пену, откуда дорожка пузырьков потянулась к цели. Гиббс нацелил торпеду в то же место, уже не ощущая того напряжения, которое чувствовал при взлете, а только холодный расчет и предчувствие, словно наблюдал за сменой кадров в кино. Его торпеда уже начала свой путь, когда он ушел за Бьюманом в правый поворот.

Атака Бьюмана застала конвой врасплох, и ему удалось уйти от выстрелов. Но зенитные корабли засекли Гиббса, когда он сбрасывал свою торпеду. Загрохотали выстрелы, трассеры пронизывали небо вокруг, стали появляться облачка взрывов, а пулеметные очереди поднимали фонтанчики воды за ним, словно кипела вода в котле. Когда Гиббс поднимался, резко уходя вправо, послышался громкий скрежет металла, и внутри самолета прогремели три оглушительных хлопка. «Бьюфорт» вздрогнул и затрясся, кабина наполнилась едким дымом, штурман и кормовой стрелок упали, раненные, потерявший управление самолет погрузился в туман.

Быть сбитым на первом же задании! Эти слова звенели в ушах Гиббса, заглушая рокот моторов и завывание ветра. И это все, что он успел сделать для командира эскадрильи, который вызвал его! Быть сбитым на первом же задании!..

Когда дым в кабине рассеялся, Гиббс постарался восстановить управление самолетом. Каким-то образом машина еще летела, покачиваясь, капризничая, но летела. Тяга управления рулем высоты отсутствовала, плексигласовый нос был разбит, кровь забрызгала карты и схемы, но машина летела. Вскоре он обнаружил, что может подняться с помощью руля высоты, который остался цел. Элерон и руль направления, похоже, также не пострадали. Гиббс бросил быстрый взгляд назад в фюзеляж, где Рыжий Коулсон, его радист, склонился над раненым кормовым стрелком. Коулсон поймал его взгляд, показал поднятый вверх большой палец и улыбнулся.

Это резко подняло настроение Гиббса. Внезапно все кругом показалось просто забавным. Он сидел, улыбаясь своему штурману, двигая ручкой управления вперед-назад без какой-либо ответной реакции, словно это была самая веселая шутка на свете. Летчики указывали пальцами на дыры в обшивке самолета и смеялись.

Весь путь домой они придумывали и запоминали причины, по которым им не пришлось оказаться на дне Северного моря, и при этом раскатисто смеялись.

Гиббс благополучно посадил самолет на аэродроме Линкольншира. Двух раненых забрали в госпиталь, а из эскадрильи за Гиббсом и Коулсоном прислали самолет. Бьюман встречал их на посадочной полосе в Норт-Коатс.

Гиббс был уже в курсе дела. В сводке германских новостей говорилось, что его «бьюфорт» был сбит.


Операции по патрулированию продолжались. Иногда, если кораблей не обнаруживали, самолеты загружали бомбами для атаки на наземные цели. Большинство вылетов инициировалось самой эскадрильей, когда командиры звеньев чувствовали приближение нужной погоды и настаивали на том, чтобы командование выпустило их самолет на поиск цели. Такая работа напоминала творчество свободного художника, и экипажам это нравилось. Иногда они несколько дней оставались на земле, ожидая нужной погоды, словно фермеры. Потом в течение недели небо покрывалось низкой облачностью. Сперва летчики могли ничего не найти, затем нанести удар и промазать, потом послать еще два-три самолета, чтобы исправить этот недочет. Они постоянно обсуждали тактику боя, особенно Гиббс и Френсис, которые проводили почти все время вместе, планируя удары по вражеским кораблям, делясь опытом, обсуждая допущенные ошибки и взвешивая реакции противника. Оба эти человека совершили много ошибок, но они никогда не повторяли одну и ту же ошибку дважды. Им нравилась их работа, и расстраивали промахи. Гиббс называл патрульные операции «наиболее требовательными с точки зрения индивидуальных действий, наиболее удовлетворительными в плане результатов и максимально душещипательными в ходе осуществления».

В конце октября эскадрилья провела с большой высоты бомбардировку немецких лайнеров «Бремен» и «Европа» в Бремерхавене (по этому случаю Гиббс удвоил число своих часов ночных полетов), а в начале ноября шесть экипажей, включая Френсиса, Гиббса и Х-Ф, были приданы Сент-Эвалю для бомбардировки базы подводных лодок в Лориенте. Но не успели они прибыть в Сент-Эваль, как появилась замечательная цель для торпедирования – 8000-тонный торговый корабль возле Уэсана, направлявшийся в гавань Бреста. Это было не патрулирование, а плановый удар по конкретной цели. Облачности не было, и им приходилось работать в зоне досягаемости вражеских истребителей, однако вопрос о том, чтобы повернуть назад, просто не стоял.

Френсис разработал план атаки еще до взлета. Он пойдет первым, за ним Х-Ф и Гиббс, с интервалами в десять секунд. Они будут следить за любым маневром, который может предпринять корабль, чтобы уклониться от атаки Френсиса, и соответствующим образом нацелят свои торпеды. Но когда они засекли цель, Гиббс решил, что Х-Ф слишком далеко оторвался от него и Френсиса, оставив, таким образом, его, Гиббса, далеко позади. Он решил обогнать Х-Ф еще до начала атаки и заполнить этот пробел. У Х-Ф, как и у Гиббса, не осталось времени снова занять свои позиции, и три торпеды были выпущены в быстрой последовательности. Однако они недооценили скорость корабля, и все торпеды прошли мимо.

Гиббс очень переживал эту неудачу. Весь их сумбурный полет был напрасен, три ценные торпеды утеряны, а танкер продолжал гордо двигаться в прежнем направлении. Пилотам оставалось вернуться домой ни с чем и признать свою ошибку.

Три ночи они бомбили Лориент, не потеряв ни одного экипажа, хотя штурман Гиббса был ранен, а сам Гиббс совершил аварийную посадку в Сент-Эвале. Когда задание было выполнено, Гиббс успел совершить шесть вылетов, во время которых повредил два самолета и отправил двух штурманов и стрелка в госпиталь. Все это время Рыжий Коулсон, радист, оставался с ним. Он стал для Гиббса как бы талисманом, подобно игрушечной панде, которую всегда брал с собой в полет.

После серии бомбовых ударов по занятым немцами аэродромам во Франции эскадрилья опять вернулась к выполнению операций против кораблей противника в Норт-Коатс. В конце ноября Бьюман и Гиббс вылетели вместе на патрулирование. Несколькими днями ранее поступили новости о награждении Херн-Филлипса медалью за боевые подвиги в воздухе. Бьюман переживал трудное время, неоправданно упустив хорошую цель дважды за последние недели. Он жаждал реванша. Гиббс следовал за Бьюманом, теперь хорошо зная, что можно ожидать от своего ведущего.

Когда они летели над Северным морем, облачность усилилась, а к моменту приземления в Текселе стала почти идеальной. Как обычно, Бьюман долго летел над землей, посетил Ден-Хелдер и Боркум, придерживаясь северо-восточного направления. Гиббс подумал, что Бьюман снова вынашивает идею атаки на «Бремен» и «Европу». У Гиббса барахлил мотор, и в условиях ухудшающейся погоды ему становилось все труднее следовать за петляющим самолетом Бьюмана. Неполадки усугублялись, и в конце концов Гиббс, будучи не в силах угнаться за призраком самолета Бьюмана, повернул домой.

А в это время Бьюман спешил к устью Эльбы, где обнаружил большую группу стоящих на якоре кораблей. Он спикировал на нефтяной танкер водоизмещением 8600 тонн и оставил его тонущим и объятым пламенем. После атаки Бьюман пролетел рядом с танкером, чтобы прочитать его название, а штурман сфотографировал корабль, весь объятый пламенем, в клубах черного дыма. Новости о потоплении судна были переданы в девятичасовой передаче Би-би-си, а снимок горящего корабля появился в газетах через пару дней.

Через двенадцать дней, 9 декабря 1940 года, было запланировано выступление Бьюмана с рассказом о торпедной атаке в службе метрополии.

Как и ожидалось, в ноябре стояла отличная погода для патрулирования. Через два дня после впечатляющего потопления танкера Бьюман снова отправился на патрулирование по направлению к своему обычному ориентиру в Ден-Хелдере. Сопровождавший его самолет был вынужден повернуть назад из-за неполадок с мотором, и Бьюман остался один. Незадолго до полудня он засек недалеко от Терсхеллинга конвой, состоявший из пятнадцати торговых судов, и атаковал одно из них. Однако он допустил какую-то ошибку на подходе, и стрелки видели, как торпеда, плюхнувшись в воду, ушла на дно. Бьюман благополучно оторвался от конвоя и послал телеграмму в Норт-Коатс, где, как обычно, два самолета дежурили в ожидании новостей о наличии цели. План атаки второй пары в таких случаях фундаментально отличался. Первая пара соблюдала правила патрульной операции. Если она засекала цель, которая требовала дальнейшей обработки, вторая пара отправлялась с заданием ее уничтожить. Она имела приказ атаковать вне зависимости от условий облачности.

На этот раз дежурили Гиббс и Барри. Под теплым осенним солнцем утренний туман рассеялся, и, когда они взлетели, на бледно-голубом небе попадались лишь редкие высокие облака. В этих условиях навигация приобретала особо важное значение. При патрулировании было достаточно сделать привязку, чтобы знать, в каком месте по отношению к береговой линии вы находитесь. Но сейчас, когда позиция конвоя была известна и корабли были начеку после атаки Бьюмана, единственным решением задачи было безошибочно выйти на цель, пройдя на низкой высоте над Северным морем весь путь, одновременно сбросить торпеды и затем повернуть домой.

Когда они прошли над морем и приблизились к позиции конвоя, Гиббс и Барри почувствовали себя словно голыми – они не привыкли работать так далеко от базы в ясную погоду. После предыдущей атаки не было сомнений, что поблизости будут кружить истребители. Гиббс надеялся, что истребители с их ограниченным радиусом действия вряд ли будут прикрывать конвой. Это было бы слишком расточительно. Скорее всего, охранять конвой будет самолет со средним радиусом действия, а эскадрилья истребителей будет дежурить на ближайшем аэродроме. Завидев два их «бьюфорта», самолет охраны пошлет сообщение на землю, и истребители поднимутся в воздух. Успех атаки зависит от скорости ее нанесения. Направление было точным, видимость неограниченной, и еще до того, как показался берег, они заметили целый лес мачт и небольшой дымок, поднимавшийся над горизонтом. По мере приближения за мачтами появились трубы, а затем из воды возникли корпуса целой вереницы кораблей.

Самолеты занимали правильную позицию для незамедлительной атаки, но видимость была настолько хорошей, что конвой вполне успел бы связаться с истребителями до того, как «бьюфорты» успеют покрыть оставшиеся 10 миль разделявшего их водного пространства.

Гиббс насчитал восемь шедших строем торговых судов. Со стороны моря их прикрывали корабли сопровождения, которые, как он мог судить с расстояния, были удалены от конвоя как раз на радиус сброса торпеды и находились перпендикулярно направлению торпедной атаки. Никаких признаков обнаружения самолетов пока не было.

Размер конвоя, расстояние, которое он прошел, и метод построения кораблей заставили Гиббса отказаться от первоначального плана атаки. «Бьюфорты» подходили к такому большому числу кораблей с фланга, со стороны вражеской территории, несколько часов спустя после предыдущей атаки, и, естественно, не могли остаться незамеченными. Но в тот момент самолеты находились еще слишком далеко от конвоя, чтобы тот мог их засечь. И Гиббс решил повернуть вправо, сохраняя нынешнюю дистанцию до конвоя, и с помощью маневра приблизиться, насколько это возможно, к головному кораблю и атаковать его в лоб. Он знал, что вражеские наблюдатели, несомненно, будут ждать появления самолетов с правого борта, со стороны моря, поэтому при заходе с этой стороны любой корабль их быстро засечет. А при заходе в лоб лишь головной корабль сможет увидеть самолеты, а уже потом тревога будет объявлена на остальных.

Строй возглавлял самый большой корабль конвоя, 8000-тонное торговое судно. Гиббс решил, что, если ему удастся миновать один или два впереди идущих корабля незамеченным или хотя бы не вызвав слишком интенсивный заградительный огонь, он задержит свой выход на атакующую позицию, пока не окажется прямо перед этим кораблем. Но когда их заметят и корабли сопровождения откроют огонь, промедление с атакой может закончиться тем, что их собьют еще до того, как летчики успеют сбросить торпеды.

Прижавшись к воде, самолеты быстро приближались к головному кораблю, держась противоположного конвою курса. С замиранием сердца летчики ждали, когда начнется огонь. Пока эта тактика была успешной – никто их не заметил.

Они миновали первый корабль, второй, напряжение сменилось любопытством. Может, немцы заснули? Сколько еще им удастся пролететь таким образом? Ситуация становилась почти нелепой. Возникали сомнения и опасения. Может быть, у немцев был свой план? Может быть, они ждут момента, чтобы открыть огонь?

В это время они уже должны были находиться под самым плотным огнем. Истребители должны были вылететь на перехват. Может, так оно и было. Однако стрелки видели над собой лишь чистое небо. Они летели внутри самого большого конвоя, который когда-либо видели, и выбирали свою цель. Это какой-то абсурд.

Опасаясь привлечь внимание, Гиббс лишь слегка покачал крыльями «бьюфорта», как будто его сигнал ведомому мог дать отсчет направленным на них орудиям открыть огонь. После этого он повернул на 8000-тонное судно. Сигнал Гиббса был настолько слабым, что Барри пропустил его и последовал дальше вдоль конвоя, в то время как Гиббс начал свой заход.

Гиббс летел в 50 футах над искрящейся водой, направляясь к цели. На секунду отвернувшись от нее, он бросил взгляд на приборы: 145 узлов. Все точно. Под ним был корабль сопровождения, который через секунду останется позади. Как только это случится, они окажутся в радиусе атаки.

В тот момент, когда самолеты пронеслись над кораблем сопровождения, весть о присутствии двух «бьюфортов» словно взорвалась в немецком конвое. К этому времени Барри уже понял, что пропустил сигнал, и повернул за кормой корабля сопровождения для атаки другого судна, находившегося дальше в строю. Как бы это ни повлияло на саму атаку, разделение двух «бьюфортов» незамедлительно повлекло за собой разрыв линии сопровождения. Теперь со всех сторон на них обрушился шквал огня. Похоже, конвой выпустил все свои когти, крайне раздраженный пропущенной им внезапной атакой.

Как только торпеда ушла, Гиббс ни на долю секунды не оставил свой «бьюфорт» в линейном полете. Он толкнул ручку управления вперед, взял ее на себя, наклонял то вправо, то влево, заставляя машину биться в конвульсиях. От такого сумасшедшего полета и страха перед заградительным огнем он взмок. Но физические усилия подавляли страх, а мысли следили за ходом торпеды, направлявшейся к цели. Он не забывал об этом ни на секунду. Независимо от интенсивности заградительного огня именно это было целью всей операции, и по этому будут судить о ее результатах.

Из-за боязни увидеть, что промахнулся, Гиббс не решался оглянуться на цель. Гораздо проще было уйти после атаки прямо в облака и верить в то, во что хотелось верить, в то, что торпеда идет верным курсом и должна поразить цель. Но сегодня облаков не было, и ему придется оглянуться.

– Попал! – Восторженный крик кормового стрелка резанул ему по ушам.

Быстро оглянувшись, он увидел столб воды, медленно опускавшийся на корму атакованного корабля.

Когда они спешно возвращались домой, черный дым от взрыва все еще обволакивал корму корабля и поднимался к небу, словно огонь погребального костра.

Гиббс поразил цель лишь в самый последний момент. Торпеда угодила в край кормы судна. Еще несколько футов, и она прошла бы мимо. Атака Барри окончилась безрезультатно. Но по дороге на базу Гиббс и его экипаж ликовали. Им с детским нетерпением хотелось поскорее вернуться домой и рассказать, как это случилось. Они живо представляли себе каждую деталь полета и, наконец, будущую вечеринку в столовой.

Между тем Бьюман и Хикс, вернувшись после первой атаки, перезагрузили самолеты и вновь вылетели для нового удара по конвою час спустя после Гиббса. Этот факт расстроил пилотов, ожидавших своей очереди к вылету и считавших, что теперь пришло их время. Их встретил интенсивный, но не точный огонь кораблей сопровождения, не столь опасный, как выглядел, но достаточный для того, чтобы сбить самолеты с цели. Обе их торпеды прошли мимо.

А на аэродроме в Норт-Коатс Гиббс влетел в оперативную комнату и сделал свой доклад. В это время два самолета дозаправлялись и оснащались торпедами.

Времени для поздравлений не было. С Гиббсом, офицером, который удачно провел атаку, хотел поговорить по телефону командующий.

– Считаете ли вы, что следует нанести еще один удар по конвою?

– Конечно.

– А облачность для этого достаточная?

– Да, конечно, сэр. Вполне достаточная для нанесения быстрой атаки. – Гиббс просто не мог ответить иначе.

Итак, они снова поднялись в воздух. На этот раз три самолета, ведомые Гиббсом. Ожидая своей очереди, Х-Ф был в тихой ярости оттого, что и на этот раз он остался дома. Его можно было простить за мысль о том, что Бьюман и Гиббс проявили некоторый эгоизм. Обнаружена достойная цель, Х-Ф был следующий в очереди, отдохнувший и готовый к бою. Он считал, что мог бы подняться в воздух до Гиббса и Барри, которым пришлось проходить повторный инструктаж. Важно было не упустить время, вскоре наступят сумерки. Но Гиббс жаждал полета, более того, он чувствовал, что должен лететь именно он. Он точно знал все условия, успешно провел одну атаку и вполне мог провести вторую.

В половине пятого три самолета поднялись в воздух, почти не надеясь достичь цели при свете дня. Атаку придется проводить в темноте. Сразу же после взлета три самолета разошлись и полетели независимо друг от друга. В своих мечтах Гиббс успел поразить два корабля в один день, однако опускавшаяся темнота разрушила их. Пилотам не удалось повторно обнаружить конвой и пришлось вернуться домой.

Ко времени возвращения в Норт-Коатс Гиббс налетал уже восемь часов, включая полеты на низкой высоте. Он пережил периоды огромной физической концентрации, нервного возбуждения и чувства опасности. Он очень устал. Предстояла ночная посадка на базе. Взлетной полосой служило зеленое поле с двумя рядами огней. Ночные полеты для Гиббса были еще в новинку.

На подходе он выровнял машину и на секунду отпустил рычаги газа, чтобы поправить свет в кабине. Рычаги почти мгновенно скользнули назад, и оба мотора заглохли. Самолет начал терять высоту. Через стекло кабины Гиббс видел, как сигнальные огни поползли вверх. Он бросился открывать дроссели, но было уже поздно. «Бьюфорт» с ужасной силой ударился о землю, несколько раз перевернулся и развалился на части. Последнее, что помнил Гиббс, были сигнальные огни, взметнувшиеся в небо над ним, когда самолет, перевернувшись через крыло, врезался в насыпь Линкольншира.

Коулсон очнулся в поле недалеко от самолета в полубессознательном состоянии, но целый и невредимый. Штурман сломал обе ноги. У стрелка было сильное сотрясение мозга. Гиббс повредил голову и сломал правую руку. Пройдет еще много месяцев, прежде чем он снова сможет летать.

На следующее утро Френсис нашел на насыпи игрушечного панду. Он сильно пострадал, как и остальные члены экипажа, но уже этой ночью медвежонок сидел на тумбочке возле кровати Гиббса в госпитале.


Гиббс отсутствовал в эскадрилье четыре месяца. Обычно достаточно половины этого срока, чтобы пилота отчислили из эскадрильи и взяли на его место другого. Однако Брайтвайт хорошо знал этого человека, знал, что ничто так не поможет Гиббсу в его стремлении поправиться, как знание того, что его место сохранено. В любом случае Брайтвайт не хотел его потерять.

Через два дня после аварии Гиббса, 1 октября, Бьюман снова вылетел на патрулирование для атаки торгового судна водоизмещением 5000 тонн недалеко от Терсхеллинга, а четыре дня спустя он опять патрулировал тот же берег, на этот раз вместе с Френсисом и Х-Ф. Френсис атаковал 3000-тонный корабль, но никаких видимых результатов атаки не было. Х-Ф выпустил торпеду по торговому судну вблизи Куксхавена, но она прошла за кормой. По дороге домой он пролетел мимо Вильгельмсхавена, где заметил одинокий «бьюфорт», пересекавший эстуарий реки по направлению к гавани. Береговые батареи уже вели по нему заградительный огонь. Х-Ф видел, как «бьюфорт», уходя от огня, шел низко над водой. Пилотом «бьюфорта» был Дик Бьюман. Больше его никто не видел.

По всей видимости, «Бремен» и «Европа» стали лебединой песней Бьюмана. Торпедная атака на эти корабли в гавани была сродни попытке самоубийства, но в эскадрилье все хорошо знали, что Бьюман обуреваем этой идеей. Менее чем за десять месяцев он совершил пятьдесят оперативных вылетов, и его отчаянный авантюристский характер позволял ему выбираться из многих опасных ситуаций. Успешный запуск торпеды против одного из этих кораблей стал бы венцом его карьеры, но он был сбит еще до того, как смог к ним приблизиться.

Это были времена, когда еще не было оперативной ротации, когда награды было труднее заработать, чем в любой другой период войны. Будучи пилотом торпедоносца, Бьюман тоже был вовлечен в эту охоту, которую в последующие годы войны называли охотой за наградами, и проиграл.

Эскадрилья сначала не поверила, а потом загрустила. Бьюман казался неуязвимым, но все чувствовали, что он относится к тому типу пилотов, которые обычно не доживают до конца войны. В других командах люди считались асами и получали награды даже за гораздо меньшие заслуги, чем у Бьюмана. Трудно было найти другого такого пилота, который так досаждал противнику.

Бьюман погиб за четыре дня до того, как мир мог бы его услышать. Вместо него по радио выступал Брайтвайт. И лишь через несколько месяцев после того, как Бьюман не вернулся с задания, пришла запоздалая весть о его награждении крестом «За боевые подвиги в воздухе».

А что стало с экипажем Бьюмана? Что должны были чувствовать члены экипажа к пилоту, который постоянно подвергал их жизнь всем вообразимым опасностям?

Человек, подобный Бьюману, всегда набирает в свой экипаж людей, схожих с ним по темпераменту. Как правило, экипаж не обижается на своих водителей. Люди скорее гордятся своим единством. Если их пилот смело идет навстречу опасностям и не избегает их, лучше идти с ним в ногу, чем выказывать недовольство. Гиббса удивило, с каким фатализмом его собственный экипаж воспринял свои увечья в ту ночь на насыпи. Для них крушение, произошедшее по вине пилота, было обычным делом.

Составить экипаж для пилота было все равно что заключить брак, хорошо ли, плохо ли, но до самой смерти.

Декабрь стал черным месяцем для эскадрильи. Через два дня после Рождества Френсис был сбит зенитным огнем при атаке на торговое судно водоизмещением 5000 тонн. Его «бьюфорт» упал в воду и исчез. В течение четырех недель не стало всех трех командиров звеньев.

В марте Гиббс вернулся в совершенно другую эскадрилью. И все же это была 22-я, милая, родная, ведущая эскадрилья торпедоносцев, всегда дорожившая своей честью и высокой репутацией. Брайтвайт оставался ее командиром. В эскадрильи появились новые люди: например, Тони Гедд, один из командиров звеньев, который, подобно Гиббсу, провел первый год войны в Госпорте, а также Кемпбелл, в некоторой степени напоминавший Бьюмана своим неуемным стремлением уничтожать вражеские корабли. И Джимми Хайд был подходящим человеком, как и Хенк Шерман, плотный широкоплечий черноволосый пилот, который, подобно Хайду, начал свою службу в 22-й с ранних рейдов в качестве второго пилота-штурмана и в конце концов стал первым пилотом и капитаном. Х-Ф находился на отдыхе. Он выполнил более шестидесяти заданий и был направлен инструктором по «бьюфортам» на курсы младших офицеров. Приказ, лимитирующий число заданий, которые должен выполнить пилот перед тем, как отправиться на отдых, который мог бы спасти жизнь Дика Бьюмана, пришел с опозданием на месяц.

Хотя Гиббс и вернулся в эскадрилью, он еще не мог летать. И когда в апреле 1941 года эскадрилью перебросили в Сент-Эваль для выслеживания «Шарнхорста» и «Гнейзенау», возвратившихся в Брест, Брайтвайт оставил Гиббса в Норт-Коатс заведовать материальным снабжением, ремонтом самолетов и выполнять максимально возможный объем рутинной административной работы. Эскадрилья оставалась в Сент-Эвале пять недель и в этот период провела одну из самых опасных, новаторских и значимых торпедных операций за всю войну.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх