Были намного выше России

— А, если им сказать: слушайте, голубчики сюда, и поймите. Во-первых, мы начали не с тех азов, с которых Европа начала. Там культура началась на много лет раньше. Причем, сто лет до нашей революции. Там культура была совершенно иная, и жизнь была иная, и уровень иной. Затем, значит, Россия начала с азов, с рванья, с крепостного права, и крепостничество практически еще в конце девятнадцатого века было, потом войны были, войны царя с народом — с девятисотого по семнадцатый годы. В восемнадцатом — гражданская война. Потом нам надо было готовиться к войне с фашизмом. На нас нападали. Россия переживала такие муки адские!

Сейчас мы воспеваем князя Игоря и так далее — так что, там, тогда была жизнь лучше? Сколько Россия пережила для того, чтобы стать государством, страной! Приходится и нам сейчас переживать. Что ж вы думаете, так просто это все пойдет, легко?

— Они, знаете, скажут что? Финляндия получила независимость, после революции, была на уровне России, а как поднялась за семьдесят лет!

— Нет. Она была выше России. Намного выше России. И Прибалтика была выше, конечно, и Финляндия. Конечно, мы увлеклись немного строительством заводов.

— Но у вас не было другого выхода.

— Выхода не было.

— Война на носу…

— Мы должны были за десять лет пробежать то, что другие пробежали за сто лет.

— Вы сделали неслыханное. То, что другие не сделали. Сейчас все это оплевывают, смеются.

— Пройдет, — говорит Каганович. — Болезнь общества. Болезнь роста.

— Все-таки есть еще поколение, которое очень обижается на то, что этих людей выставляют как зря проживших жизнь, — говорит дочь.

Это военное поколение. Им говорят: не за того воевали, надо было за Гитлера воевать. Я читал статью в журнале «Родина» о генерале Власове — он изображается чуть ли не как народный герой! Это был борец со сталинизмом, он хотел использовать немцев как временных союзников, — говорю я.

— А кто же это пишет такие статьи?

— Сколько угодно сейчас.

— И печатают? — спрашивает Каганович с грустью. Он четко улавливает мысль и следит за ней в разговоре.

— Печатают.

— В журнале «Родина»?

— Хотел будто бы спасти Россию от большевизма, а Гитлера использовать как временного союзника, чтобы потом, когда возьмет власть в России, прогнать Гитлера. Но это же наивно! Немцы такие дураки, чтоб занять Россию до Урала, а потом отдать ее Власову? Смешно.

— Ставят памятники Махно, Бандере, как это такое? — говорит дочь.

— В Кишиневе сняли памятник Ленину, — говорю я. — А съезд украинских националистов как вам нравится?

— Что там было? — спрашивает Каганович.

— По телевизору показывали: почтить память погибших националистов, их невинно осудили. А что они творили на Украине, невинные? Кто убил Ярослава Галана?

— Меня интересует, — говорит Каганович, — значит, вы считаете, интеллигенция средняя не так уж воинственно настроена?

— Пожалуй, да.

— Средних лет и старых лет — менее воинственно настроена, чем молодая?

— Молодая — без веры.

— Без веры.

— Они сейчас кинутся в рынок. Им рынок предложат, где можно заработать. Если сумеют устроиться. Конечно, каждый не устроится, это ясно. Но кто-то устроится. Это прельщает. Толпы у посольств, чтоб уехать за границу. Это тоже факт.

— Толпы? Хотят уехать? Все?

— Ну не все.

— То есть разные национальности… И русские, и евреи, всякие? — спрашивает Каганович.

— Раньше только евреи в Израиль стремились, а теперь многие рвутся на Запад. Немцы бегут в Германию новую…

— Как же мы все-таки справимся с этим делом? — спрашивает Каганович.

— Что-то мы с национальными делами не додумали. Или нельзя это все было отпускать, многопартийность создали рано. Мало мы прожили в социализме.

— Слишком быстро, — соглашается Каганович.

— Семьдесят лет — это маленький срок еще. Народы только притирались друг к другу. Какая огромная страна, сколько национальностей, и жили. Не было этих стычек, погромов; убийств. В Закавказье, в Средней Азии что творится! Мальчика убили в Кишиневе за то, что он говорил по-русски на улице!

— Мальчика убили? Серьезно? — всполошился Каганович.

— Я стихи такие написал:

Я равнодушен. Мне ничто не внове,
Как будто душу наглухо закрыл.
Но мальчика убили в Кишиневе
За то, что он по-русски говорил.

— Да-а-а. Неужели молдаване могли дойти до такого?

— Самое страшное — националистическое движение. Не разбираются. Потом они одумаются и поймут, что сотворили. А пока идет слепая толпа… Бей русских, бей украинцев, бей евреев — кого покажут! Вы знаете какой лозунг в Молдавии? «Утопим русских в еврейской крови!»

Каганович смеется: — А когда-то в Кишиневе много евреев было.

— И сейчас их много. Но что там творится! Евреи боятся, не знают, куда бежать оттуда. Русские пытаются обменять квартиры. Звонил мне один товарищ из Кишинева: нельзя ли поменять? Кто ж туда сейчас поедет? Только молдаване.

— У Косолапова была какая-то статья, — говорит Каганович, — я не помню где… Я даже хотел узнавать. У него книга есть о социализме.

— Молотов ее тоже читал.

— Какая-то статья у него была. Ладно, вспомню — скажу.

— Вы меня спрашивали про статьи Зимина и Волкогонова. Я вам выписал.

— Очень хорошо.

— Была статья контр-адмирала Зимина «Два вопроса генералу Волкогонову». Зимин там называет Волкогонова перевертышем, контрреволюционером и карьеристом.

— А статья где была?

— «Литературная Россия», июнь девяностого года. Волкогонов ответил так: «Для людей с черно-белым мышлением набор обвинений стереотипен. По их мнению правы только они. Спорить с ними бесполезно… Пути, способы достижения социалистических целей оказались ошибочными, неверными, а в сталинские времена — и преступными». А вот что писал Волкогонов раньше, в «Этике советского офицера», семьдесят третий год:

«Социализм уже доказал великую жизненную силу. Новый общественный строй прочно утвердился на нашей планете. Идеи коммунизма овладели сознанием многих сотен миллионов людей и продолжают победное шествие на всех континентах. Полное торжество дела социализма во всем мире неизбежно. Советский народ успешно строит коммунизм».

Теперь Волкогонов пишет: «Исторический семидесятилетний эксперимент кончился неудачей. И сегодня мы рассматриваем вопросы, которые другие государства решили давно». Это из его речи на Первом съезде народных депутатов РСФСР, девяностый год.

— Его чуть ли не председателем Верховного Совета избрать хотели, — говорит Каганович.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх