Сюрпризы, сюрпризы

Мой срок пребывания дома подошел к концу — близилось начало формирования летного отряда 27-й САЭ, и мне вновь предложили идти его командиром. Минуло всего десяток лет с того времени, как была расформирована Полярная авиация, но лишь теперь все, кто был связан с летной работой в Арктике и Антарктиде, почувствовали в полной мере гибельность принятого когда-то решения. Дело в том, что для Мячковского ОАО, на который была возложена ответственность по обеспечению авиауслуг советских антарктических экспедиций, основные работы начинались с весны и заканчивались поздней осенью. Львиная их доля приходилась на аэрофотосъемку и химические работы в сельском хозяйстве. Летные отряды, естественно, отдавали им все силы, и никому не было никакого дела до того, как формируется подразделение, идущее в Антарктиду. Но план есть план, никто с Мячковского ОАО обязанности по формированию, обучению, подготовке и отправке летного отряда в Антарктиду не снимал, вот и пришлось начинать вести подборку кадров для него из всех подразделений. Естественно, их командиры лучшие экипажи оставляли для себя, а нам предлагали тех, без кого по каким-то причинам на Большой земле можно было обойтись, — лишь бы заполнить «дырки» в штатном расписании нашего летного отряда. Но какой «урожай» мы соберем в Антарктиде, если туда пошлют непригодных специалистов и явных нарушителей дисциплины? На каждом совещании я поднимал этот вопрос, но что мне могли ответить наши отцы-командиры?

Начались задержки с оформлением документов. Работать пришлось в бешеном ритме, рабочего дня явно не хватало, и часть бумажных дел я вынужден был выполнять дома, после работы, засиживаясь часто до часа ночи. А уже в шесть утра — подъем.

В сентябре началась теоретическая подготовка в УТО. Параллельно проводились тренировки и проверки летного состава. Каждый день приходилось что-то согласовывать в отделах УГАЦ: летно-штурманском, УВД, ПАНХ, кадров. Обстоятельства вынудили и самого проводить занятия в УТО по специальным дисциплинам. На технической базе Мячково под руководством Аркадия Ивановича Колба шла подготовка авиатехники. С каждым годом требовалось все больше инструктивных и приказных документов. И потому мы, не разгибаясь, писали их до одури.

К 5 октября сборы в УТО были окончены, экзамены сданы. Люди и авиатехника распределены по разным судам для доставки в Антарктиду: на теплоходе «Башкирия», отправлявшемся из Одессы, уходили 68 человек — летный, инженерно-технический состав и руководители полетов; на грузовом судне «Пионер Эстонии» — 12 человек инженерно-технического состава, один самолет Ил-14, два вертолета Ми-8 и два самолета Ан-2; на дизель-электроходе «Василий Федосеев» — 10 человек инженерно-технического состава и три вертолета Ми-8; самолет Ил-18Д должен был забрать 22 человека летного, инженерно-технического состава и руководителей полетов. Грузовые суда и Ил-18Д уходили из Ленинграда.

19 октября мы подвели итоги подготовки, обсудили порядок отъезда в Ленинград и Одессу. Проверили укомплектованность отряда полетными картами и спецодеждой, утвердили план теоретической учебы во время следования на морских судах. Можно считать, что мы готовы к отъезду. Теперь встретимся только в Антарктиде в местах базирования групп.


Первая группа под руководством заместителя командира авиаотряда Евгения Склярова отбыла на Ил-18Д 2 ноября и уже 6 ноября приземлилась в «Молодежной», где сразу же приступила к работе по созданию подбаз топлива, обеспечению грузами станций «Новолазаревская», «Мирный», «Восток» и производству ледовых разведок. Авиатехнику, которая оставалась в «Молодежной» на зимнем хранении, подготовила зимовочная группа авиаотряда под руководством инженера Олега Акимова, а аэродром в «Молодежной» — руководитель полетов Селезнев, также зимовавший в «Молодежной». Начало было хорошим, и пока ничто не предвещало больших осложнений в работе, но Антарктида опять подкинула сюрприз.

В ночь с 30 ноября на 1 декабря разыгрался ураган. Порывы ветра достигали 45 метров в секунду, над «Молодежной» стоял рев и стон, будто во тьме вели чудовищную битву неведомые гиганты. Иначе, чем объяснить, что цистерну емкостью в пятьдесят кубических метров, диаметром почти в три метра и длиной — в восемь, сорвало как пушинку с места, и Антарктида стала играть ею. Она перебросила цистерну весом в четыре с половиной тонны через каменную гряду высотой до 10 метров, и полетел этот «мячик», звеня и подпрыгивая, в сторону аэродрома, лежавшего в восьмистах метрах от скалы, к которой бочка была намертво принайтована. Да, мы думали, что намертво, потому что цистерну через проушины, запрессованные в гранит, привязали к скале двумя толстыми прядями стальной проволоки, а с наветренной стороны заклинили ящиками из-под метеоракет. Более того, она на треть ушла в лед и снег, а проволока тоже вмерзла в эту смесь, которую даже лом не брал. И все же ураганом ее вырвало из гнезда и вогнало под носовую часть и винт самолета Ил-14 41808, где она и застряла. О том, какие силы метались в эту ночь над «Молодежной», можно лишь строить догадки: видимо, и у человеческого воображения есть пределы. Но за то, что эта цистерна не прошла чуть правее — иначе точно угодила бы в Дом авиаторов, — можно лишь благодарить судьбу или Бога.

Когда Скляров сообщил мне о случившемся, я лишь зябко передернул плечами. Казалось бы, за годы, проведенные в Антарктиде, я должен был бы уже привыкнуть к ее неимоверной мощи, умению подкидывать самые неожиданные сюрпризы, но всякий раз, когда она демонстрировала нам что-то новое из своего «репертуара», приходилось лишь удивляться ее изобретательности, граничащей с жестокостью.

Вспомнилось, как однажды такой же ураган «спер» с аэродрома в «Молодежке» домик руководителя полетов. Тот прибежал в кают-компанию: «Мужики! Моего дома нет на месте!» И тоже ведь был тросами к скале принайтован, которые полопались, как гнилые нитки. А сколько я пережил других ураганов, когда ветер срывал с якоря самолеты и разбивал их в щепки, сносил крыши домов, рвал на куски «по-живому» металл, и они носились в рвущей мгле со свистом, словно ножи гильотин. Приходилось прятаться поглубже и подальше. Сейчас же мне стало очень жаль израненную «восемьсот восьмую». Хорошая, летучая машина...

«Ладно, — подумал я, — утро воспоминаний закончено».

— Что намерены делать?

— Олег Акимов со своими ребятами обещают восстановить Ил-14, а пока на «Дружной» придется обходиться одним «Илом».

— Хорошо, мы тоже с Колбом подумаем, как вам помочь.

Аркадий Иванович, узнав о случившемся, распорядился о создании усиленной бригады ремонтников, в которую кроме Акимова вошли инженер Кулинич, авиатехники и слесари-клепальщики Роговенко, Стромов, Колыванов и Тюльпанов. Чуть позже им на помощь подоспели Петухов, Чегодаев, Натаров и Подобин. Лишь к январю машина была отремонтирована и готова к контрольному облету.

В тот же год 27 октября основная группа отряда в составе 68 человек на теплоходе «Башкирия» вышла из Одессы, 26-го — из Ленинграда отправился в путь «Пионер Эстонии», а 1 ноября — дизель-электроход «Василий Федосеев».

Из первого порта захода «Башкирия» в Сеуте (Испанское Марокко) отправили домой командира звена В. Ерза, у которого обнаружилось очень тяжелое заболевание. Его забрал транспортный рефрижератор «Рижский залив», который направлялся в Керчь. Отправка на Родину командира звена, несомненно, усложнила организацию работ и проведение необходимых тренировок на научно-экспедиционном судне «Михаил Сомов». Я назначил исполняющим обязанности командира звена опытного вертолетчика Владимира Воробьева. Как показало время, выбор оказался удачным. Грамотный, опытный пилот, дисциплинированный, требовательный и хороший организатор, он сумел сплотить небольшой коллектив, и группа выполнила больший объем работ, чем планировалось в начале экспедиции, что называется, без сучка и задоринки.

Наши передвижения до материка, да и сама работа в Антарктиде по ряду причин была спланирована нечетко. Часто менялся график движения судов и производилась пересадка людей, перестановка авиатехники и грузов. Так, в районе острова Южная Георгия четыре человека перешли на «Башкирию», восемнадцать (группа Воробьева) — на НЭС «Михаил Сомов», двадцать три — на «Василий Федосеев», сорок пять — на «Пионер Эстонии».

После входа в лед с «Пионера Эстонии» на «Михаил Сомов» перегрузили два вертолета Ми-8 и большую часть авиационного оборудования для «Молодежной» и «Мирного», а с дизель-электрохода «Василий Федосеев» на «Пионер Эстонии» перебросили три вертолета Ми-8. Все эти перемещения утомляли и нервировали людей...

В штатном расписании отряда предусматривалось 119 человек, семь из которых уже находились в Антарктиде на зимовке в составе 26-й экспедиции. К счастью, удалось собрать опытный коллектив — семьдесят человек уже ранее работали в Антарктиде. Мы разбились на три автономные группы.

В группу «Дружной» вошли семьдесят человек: два экипажа Ил-14 — Валерия Белова и Владимира Дяблова, три экипажа вертолетов Ми-8 — Олега Горюнова, Михаила Хренова и Александра Кузьменко, два экипажа Ан-2 — Владимира Степанова и Николая Пимашкина, а также инженерно-технический состав.

В «Мирный» ушли двадцать пять человек: два экипажа самолетов Ил-14 — Вадима Аполинского и Василия Ерчева, а также инженеры и техники.

Третья группа, которая базировалась на НЭС «Михаил Сомов», состояла из восемнадцати человек — двух экипажей вертолетов Ми-8 — Владимира Воробьева и Виктора Иванова, а также инженерно-технического состава.

Дежурная группа из четырех человек оставалась в «Молодежной».

20 декабря группа Воробьева на НЭС «Михаил Сомов» прибыла в район «Молодежной», и отсюда у нее начался напряженный рабочий круиз, длившийся до середины апреля, по маршруту: «Молодежная» — «Мирный» — «Ленинградская» — «Русская» — «Ленинградская» — «Мирный» — австралийская станция «Дейвис» — «Молодежная».

В этот же день основная группа на «Василии Федосееве» и «Пионере Эстонии» прибыла в район «Дружной». Благодаря четкой организации работ под руководством Аркадия Колба, авиатехнику успешно выгрузили и собрали за считанные часы. Так, Ил-14 собрали всего за 12 часов, и он успешно перелетел на базу, а вертолеты сразу же включились в разгрузку судов.

Всеми работами на «Дружной» руководил заместитель начальника сезонной экспедиции, известный ученый, геолог Гарик Эдуардович Грикуров. Спокойный, уравновешенный, хороший организатор, он все понимал с полуслова и ему не нужно было лишний раз что-то доказывать. Раньше мне не приходилось с ним работать, и сейчас, когда обстановка сложилась очень непростой, общаться с умным руководителем, который все видит сам, понимает сложившиеся обстоятельства и не пытается «поддавливать» с высоты своего положения, было большим облегчением.

Поскольку «восемьсот восьмая» осталась на ремонт в «Молодежной», на «Дружной» пришлось снять научную аппаратуру с другого самолета и на нем начинать работу по установке выносных барометрических станций (ВБС). Они были предназначены для научных работ, но заодно обеспечивали и нас, летчиков, информацией о состоянии погоды в районе полетов. Два экипажа, сменяя друг друга, работали на этом Ил-14, не упуская ни часа. В «Молодежной» вместе с Ил-14 41808 застряли и инженер-синоптик, и инженер, который должен был принимать так нужную нам информацию о погоде с ИСЗ. Из-за этого в декабре и начале января разведку погоды пришлось выполнять экипажам, в которые постоянно включался кто-то из представителей командно-летного состава.

Лишь 7 января после контрольно-испытательного полета прибыл на «Дружную» и Ил-14 41808. Во время этого перелета мы опробовали новый маршрут из «Новолазаревской» на юг с выходом через горы на ледник и далее напрямую к «Дружной». Горы оказались высокими, начавшийся сильный южный ветер срывал с их пиков косы снега. Самолет медленно набирал высоту, но так и не смог подняться выше вершин. Пришлось выходить на ледник между двумя остроконечными пиками, прижимаясь к одному из них с наветренной стороны. Наконец, набрав высоту 3500 метров, пошли над ледником, но вскоре опять пришлось уходить выше, поскольку ледник очень круто поднимался, хотя по нашим картам этого не должно было быть.

С прилетом самолета 41808 на первый Ил-14 опять установили научную аппаратуру и вся авиация заработала в полную силу.

С Ан-2 велась авиадесантная геофизическая съемка по каркасу между ВБС-1, ВБС-3, ВБС-4, ВБС-5, ВБС-6, с вертолетов Ми-8 — гравиметрическая на шельфовом леднике Роне, а они также обеспечивали геологические исследования в южной части гор Антарктического полуострова.

С Ил-14 «наука» провела гравимагнитную комплексную съемку между горным массивом Дуфек, горами Шеклтон и Террон. Кроме полетов по замкнутым участкам были выполнены полеты по аэровизуальному дешифрированию, которые охватывали весь район съемок, а также горы Антарктического полуострова и береговую черту до станции «Новолазаревская». Мы летали на рекогносцировку местности, которую предполагалось обследовать в следующей, 28-й САЭ. Погодные условия в районах ледниковых куполов оказались сложными. Эти купола расположены на восточном побережье Антарктического полуострова, и за все то время, когда мы к ним летали, купол Макинтош был открыт два раза, Батлер и Стил — только однажды, а Юинг не удалось увидеть вообще — он постоянно был закрыт сплошной облачностью, будто Антарктида прятала его от нас. «Пристрелочные» осмотры Макинтоша и Стила показали, что они имеют уклоны, их края изрезаны продольными трещинами длиной до двух километров, и если все же позволяют производить посадки и взлеты, то только в ясную погоду.

Немало пришлось нам поработать над дооборудованием и вводом в строй полевой базы «Дружная-2». 8 января 1982 года над ней был поднят Государственный флаг СССР, а уже через пять дней база приняла более 50 полярников. Открыли ее в «подбрюшье» Антарктического полуострова, куда надо было забрасывать и грузы и людей. Но авиацией всего, что нужно, не завезешь, а кораблю пробиться к месту базирования не так-то просто. Дело в том, что в определенное время года с ледников начинали дуть сильные ветра, которые отжимали припайный лед от барьера, и у кромки берега появлялась чистая вода — своеобразный «канал», по которому судно могло проскочить к «Дружной-2». Но каждый такой проход был связан с большим риском — как только ветер стихал, лед возвращался обратно, и если судно не успевало вернуться по «каналу» в океан, то его ждала печальная участь быть раздавленным. Это заставляло нас, летчиков и моряков, так планировать свою работу, чтобы корабль как можно меньше времени находился между «молотом и наковальней» — между материком и припайным льдом. А для этого все, что можно доставить на базу самолетами и вертолетами, возили мы, и только тяжелые грузы — дизели, трактор, тягач, топливо, домики и т.д. привозили на судах.

В один из январских дней мы предприняли сверхдальний рекогносцировочный полет. Нужно было после взлета с «Дружной-2» осмотреть все восточное побережье Антарктического полуострова, выйти на станцию «Беллинсгаузен» и напрямую, через горы, вернуться на «Дружную-2». Залили баки топливом «под пробки», взяли еще несколько бочек в грузовую кабину с таким расчетом, чтобы по пути где-нибудь сесть и перекачать топливо из бочек. Для взлета места было более чем достаточно. Перед нами расстилалась ровная снежная целина с плотным настом. До ближайших трещин было километров 12 — 15. Бежали долго, пока не взлетели. Прошли больше половины пути, но сесть было негде — Антарктида укрылась плотной облачностью и туманом. Вскоре мы попали в теплый район. Снизились до визуального полета, но картина внизу оказалась, мягко говоря, безрадостной: тающие ледники, озера чистой воды на льду, речушки, бегущие к океану. Напрочь исключалась возможность посадки Ил-14 в этом районе. Для продолжения полета по маршруту надо было перекачать топливо из бочек в дополнительные баки. В Арктике эту операцию мы не раз выполняли в воздухе, но теперь я не стал рисковать — машина сильно наэлектризовалась, на блистерах появились бегущие синие прожилки статического электричества, на рубильнике антенного калибратора повисла вольтовая дуга, в наушниках — сплошной треск электрических разрядов...

Я решил, что перекачка топлива в таких условиях равносильна самоубийству, потому что любая проскочившая искра привела бы к взрыву паров бензина, которые могли просочиться в кабину. Пройдя еще некоторое время на север, решили вернуться, хотя достать до станции «Беллинсгаузен» очень хотелось, поскольку ни один советский самолет над ней пока не появлялся. Наш прилет стал бы полной неожиданностью для обитателей многих иностранных станций, расположенных рядом с «Беллинсгаузеном». И все же этот полет не был безрезультатным, и мы сделали, что могли. Нам удалось проверить новую навигационную самолетную систему «Омега», установленную на Ил-14 еще в Москве. Весила эта аппаратура 143 килограмма. Мы ее опробовали и раньше, но ледники, как щитом, закрывали прохождение радиоволн. Теперь же эта система, начиная с широты 72 градуса 40 минут и далее на север устойчиво принимала до пяти станций, что позволило экипажу выходить на контрольные ориентиры с точностью до 1 минуты по времени и до 200 метров по боковому уклонению. Пробив облачность, мы пошли над облаками. Впереди на юге разливалась нежно-розовая заря. По расчету оставалось пройти еще 300 километров, но вдруг как будто совсем рядом мы увидели, что облачность обрезается, четко видна освещенная солнцем снежная пустыня и на ней «Дружная-2». Прошло еще более часа, но база не приближалась, а потом исчезла совсем. Это был не мираж, а рефракция и настоящую базу мы увидели, подойдя к ней на расстояние всего в двадцать километров.

Впервые в Антарктиде в этом районе была опробована дальномерная система, дополненная приставкой, созданной представителями геофизического отряда. Мы прошли на Ил-14 по ломаному маршруту 1600 километров, а погрешность в конце этой дистанции составила всего 700 метров. Самолетный дальномер использовал сигналы двух наземных радиостанций на «Дружной-1» и «Дружной-2», работающих как приводные.

Для меня работа в западном секторе Антарктиды во многом оказалась новой, пришлось осваивать полеты в районы, где никто никогда не бывал, да и погодные условия здесь отличаются от тех, с которыми мне пришлось сталкиваться в восточном секторе. Даже характер трещин другой... Освоил полеты к новым горам, посадки в их долинах. Когда открывали полевую сезонную точку у горы Крауль, в очередной раз убедился, насколько карты, которыми мы пользовались, далеки от истинного ландшафта. Подошли на Ил-14 к точке высадки группы ученых, и тут оказалось, что рядом с ней не пологая и чистая равнина, отмеченная на карте, а глубокое широкое ущелье, покрытое синим льдом. Пришлось искать новое место для посадки. Сели, выгрузили домик, оборудование, наладили быт тех, кто оставался, и только тогда ушли. Но попотеть пришлось основательно. Когда мы приземлились, сразу развернулись и по своим следам прошлись несколько раз, укатывая снег, с которого нужно будет взлетать. Укатали. Остановились. Стали выгружать груз, а он тут же «тонул» — оказалось, что мы стоим в свежем пушистом снегу, слой которого достигал полутора метров. Конечно, помощь экипажа оказалась как нельзя кстати при разгрузке и установке домика и налаживании жизнеобеспечения тех, кто оставался в поле. Впрочем, ни разу ни один экипаж не ушел с точки, пока не обустроятся те, кто оставался, — это стало законом нашей жизни, и он соблюдался свято.

При выполнении полетов в западном секторе Антарктиды мы неоднократно убеждались в несоответствии карт и действительного состояния местности:

— на маршруте «Дружная-1» — «Новолазаревская» отметки превышения гор Коттас на карте нет, а фактическая их высота составляет 3500 метров;

— высота гор Крауль на карте обозначена в 751 метр, а на самом деле она доходит до 1500 метров;

— на маршруте «Дружная-1» — горы Террон пересекается нормаль 1200 м, на карте же указано лишь 700 м;

— на маршруте «Дружная-1» — ВБС-3 на удалении от «Дружной» примерно 220 км лежит купол, не нанесенный на карту;

— возвышенность Беркнер с востока на запад на карте тянется на 260 км, тогда как в действительности ее длина составляет 160 км;

— конфигурации многих куполов на карте не соответствуют местности;

— береговая черта в реальности смещена на север до 60 км. И эти примеры можно множить и множить.

После окончания экспедиций меня постоянно приглашали на заседания коллегии Госкомгидромета, где ученые, проводившие наблюдения за погодой, докладывали о потеплении климата в Антарктиде. Безусловно, этот процесс сказывается на изменении ландшафта, и для успешной безаварийной работы в этих районах постоянно требуется аэрофотосъемка и корректировка карт.

Но это — в идеале. Летать же приходилось по тем картам, что мы имели, и все время быть в постоянной готовности к любым неожиданностям, на которые так щедра Антарктида. Лишенные практически помощи с земли, мы вынуждены были не просто выполнять задания, а извлекать из каждого полета даже малейшие крупицы опыта, анализировать все, что видели и ощущали, и думали, думали, думали... Тот, кто не научился осмысливать полет, чаще всего попадал в беду, ибо Антарктида безалаберного отношения к себе не прощает. Если же ты научился «читать» ее, она нередко сама приходит на помощь.

Что такое дальний перелет? Простейший ответ — это перемещение самолета, людей и груза из точки А в точку В. Но в Антарктиде такой подход иногда грозит большими неприятностями, если ты ошибся в выборе маршрута, неверно определил высоту полета, неправильно оценил метеообстановку. И наоборот: точный выбор параметров полета чаще всего гарантирует помощь Антарктиды. 4 января 1982 года мы прошли на Ил-14 от «Дружной-1» до «Новолазаревской» за 7 часов 20 минут, 8 января — за 7 часов 05 минут, вместо привычных 8-9 часов. 1 марта полет по маршруту «Молодежная» — «Мирный» занял 6 часов 55 минут, 15 марта — 6 часов 22 минуты, хотя обычно на него уходит 9-11 часов. Но для того, чтобы научиться так летать, мне пришлось много лет искать общий язык с природой Антарктиды, ее ветрами, небом и льдами. На Большой земле это исключено...

К 25 февраля все работы в западном секторе были закончены, Ми-8 и Ан-2 погрузили на морские суда, а Ил-14 перелетели в «Молодежную». Для выполнения полетов, запланированных на март, в конце февраля я получил радиограмму от начальника сезонной 27-й САЭ Дмитрия Дмитриевича Максутова. В ней он сообщал, что считал бы «весьма полезным создание базы в районе озера Бивер в этом году для 28-й САЭ. Также будет необходима ледовая разведка в районе «Новолазаревской», «Молодежной», «Мирного» перед подходом судов».

Откровенно говоря, перспектива летать на Бивер меня не обрадовала. Близился конец сезона, экипажи вымотаны до крайности, а тут... Точное место для завоза топлива в бочках не было указано. Озеро Бивер — большое, ограниченное с севера нагромождением разломов ледника Стагнант, а с юга горами Принс Чарльз, пользуется репутацией одного из весьма негостеприимных мест на Шестом континенте. Стояла морозная, ветреная погода. Мы решили возить по пять бочек с «Молодежной» на расстояние в 1000 километров. Осмотр ледового озера, как я и прогнозировал, радости нам не доставил: вся его поверхность была неровной, шишкообразной, ближе к горам усеянной мелким щебнем и крупными камнями. С гор дул очень сильный срывной ветер, так что пробег после посадки составлял всего 250 метров, а разбег на взлете — 200-300 метров. С гор часто летели мелкие камни. Мы нашли в северной части этого озера более-менее ровную площадку на надуве спрессованного снега. Однако уже после трех рейсов эту затею пришлось «зарубить», потому что после каждого полета надо было менять лыжи из-за срыва о лед и «вычищать» щебень из полиэтиленового покрытия. Отремонтированных же лыж в «Молодежной» насчитывалось весьма ограниченное количество, а производство новых прекратили два десятка лет назад. На этом авиагруппа «Дружной» работу завершила.

Очень удачно отработала в своем регионе группа, которая базировалась в «Мирном». Экипажи Ил-14 «на отлично» решили свою основную задачу — обеспечение всем необходимым станции «Восток», а также участие в разгрузке морских судов, подходивших к припайному льду в районе «Мирного». Столь успешной работе группы помогло то, что в этот раз Антарктида будто решила передохнуть и дать возможность летчикам полетать в весьма благоприятных условиях. Морозы держались весь сезон, что исключило интенсивное таяние снега и позволило держать ВПП «Мирного» и «Молодежной» в хорошем рабочем состоянии. Уже первым рейсом Ил-14 доставили на «Комсомольскую» группу специалистов под командой руководителя полетов Юрия Колтового. Они сумели подготовить и поддерживать там в эксплуатации взлетно-посадочную полосу, что значительно облегчило работу экипажей Ил-14 на трассе «Мирный» — «Восток». С «Комсомолки» также постоянно шла информация о состоянии погоды в этом районе полетов. В течение сезона ВПП «Комсомольской» удлинили до 2300 метров, хорошо замаркировали, на подходе к ней сделали «усы», что дало возможность быстрее находить станцию в ледовой пустыне и облегчало посадку самолетов Ил-14. Слаженность в работе, взаимопонимание всех служб и летного состава, обеспечивавших жизнедеятельность «Востока», позволили в конце февраля, когда туда подошла уже очень низкая температура, выполнить санрейс на «Полюс холода» и вывезти электромеханика Астафьева, у которого развился острый высокогорный отек легких. Если бы мы могли знать, что та же участь вскоре постигнет еще одного из «восточников»?! Но, об этом речь впереди...

А пока группа «Мирного», выполнив все работы, 7 марта перелетела в «Молодежную». Один Ил-14 они законсервировали на зиму, второй разобрали для погрузки на корабль и доставки на капитальный ремонт.

Чем больше авиационного народу собиралось в «Молодежной», тем легче у меня, как командира отряда, становилось на душе. Настал день, когда в автономном режиме осталась работать лишь группа вертолетчиков В. Воробьева, но от него постоянно шли настолько четкие, лаконичные телеграммы о сделанном, о состоянии экипажей и авиатехники, что не оставалось поводов для беспокойства об этой группе. И не случайно после окончания экспедиции я получил немало самых лучших отзывов от руководства САЭ, начальников станций, капитанов кораблей о работе наших вертолетчиков.

Единственное, что омрачало нам настроение, было происшествие, случившееся в дежурной группе «Молодежной». При складировании грузов авиатехник Земсков, оступившись, упал в снежную воронку, которая образовалась зимой вокруг авиационной мастерской под действием ветра. Он получил тяжелую травму — открытый оскольчатый перелом правого бедра. Однако на Родину его смогли вывезти лишь 23 февраля.

Помимо чисто производственных задач отряду удалось решить еще одну, очень важную — подготовить мощный костяк для Антарктического летного отряда из летчиков, отработавших в экспедиции. Допуски к самостоятельным полетам с правом подбора площадок с воздуха получили командиры экипажей Ил-14 Владимир Дяблов, Вадим Аполинский, Василий Ерчев, прошел стажировку Валерий Сергиенко. На самолете Ан-2 прошли стажировку Николай Богоявленский и Анатолий Груненышев. Получил допуск к самостоятельным полетам в Антарктиде и с палубы морского судна командир вертолета Ми-8 Виктор Иванов, а с правом подбора площадок в горах до высоты 2000 метров — Михаил Хренов, Александр Кузьменко, Олег Горюнов. Олегу, кстати, пришлось оказывать помощь английской экспедиции, находившейся на судне «Брэнсфидд», попавшем в ледовый плен. На Ми-8 он вместе с капитаном корабля искал выход из западни и нашел.

Отлично отработал в этом сезоне пилот-инструктор самолета Ил-14 Александр Федорович.

В общем, я еще раз убедился, что не зря оставил руководству МОАО и УГАЦ свои предложения по организации специализированного Антарктического летного отряда, основу которого должны составлять подготовленные для работы в Антарктиде экипажи. Часть их уже есть, а вскоре сможем создать полноценный отряд, обладающий резервом нужных специалистов.

В этой экспедиции для плановой доставки и вывоза ее участников использовались тяжелые самолеты Ил-18Д на колесном шасси. Впервые в истории САЭ более трети личного состава экспедиции перевезено этими самолетами. Они выполнили один рейс по маршруту Ленинград — Мапуту — «Молодежная» и два рейса по маршруту «Молодежная» — Мапуту — «Молодежная». А ведь расстояние от Мапуту до «Молодежной» над океаном составляет 4835 км — это восемь-девять часов беспосадочного полета, без возможности вернуться назад со второй половины пути из-за резкого ухудшения погоды в «Молодежной», что здесь не редкость.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх