Глава двенадцатая

Большая охота на носорогов в Макуэни

Посвящаю данную главу охоте, которая, несомненно, является самой большой охотой на крупного зверя, когда-либо предпринятой мною или кем-либо еще.

Эта охота была организована по просьбе племени вакамба, которое обратилось за помощью к комиссару района Макачос Джорджу Брауну. Основной задачей было — очистить земли для дополнительных поселенцев. Даже в освоенных районах носороги так быстро размножались, что стали оспаривать право местных жителей на их жилища и посевы.

После наступления темноты жители деревень боялись выходить из своих домов. Носороги представляли собой самую настоящую опасность.

Колючие кустарники, в которых укрывались носороги, чрезвычайно густы, и подкрадываться к носорогам очень трудно. Сколько хитрости нужно, чтобы охотиться в этих зарослях. Много раз мне приходилось жестоко расплачиваться за неосторожность: ветер и птицы-симбионты — эти пернатые шпионы носорогов — выдавали мое присутствие.

В конце концов я выработал довольно своеобразный метод. Я как можно ближе подкрадывался к зверю, а потом, не двигаясь с места, поводил плечом из стороны в сторону.

Хотите верьте, хотите нет, но заметившие меня носороги не выдерживали и бросались на меня, насколько им позволяли их проворные ноги, попадая под выстрелы моего ружья. Такая охота требовала большого напряжения нервов

Прежде чем дать мне поручение, капитан Ритчи тщательно все продумал. Будучи энтузиастом и любителем природы, капитан Ритчи, больше чем кто-либо другой, старался сохранить поголовье диких зверей Африки. В связи с освоением новых земель возник вопрос о борьбе с мухой цеце. В районе Макачос есть две разновидности этой мухи — «паулипиды» и «длиннокрылки». Это насекомые размерами примерно с крупного слепня, а их укус напоминает укол раскаленной докрасна иглы. К счастью, эти мухи не заражали смертельной сонной болезнью, которая пагубна для человека. Однако они являлись носителями вируса, который убивал домашних животных; дикие животные не были восприимчивы к этому яду.

До настоящего времени ученые знают только один способ уничтожения этих насекомых. Мухи цеце живут в кустарнике, и если уничтожить кустарниковые заросли, то мухи лишаются места размножения. А для того, чтобы уничтожить кустарники, надо прежде всего выбить из них носорогов. Рабочие команды просто не могут работать в кустарнике, в котором водятся носороги.

Семь лет капитан Ритчи применял всевозможные меры, чтобы избежать массового уничтожения носорогов вблизи этого района. И понятно, что нигде в Африке не водилось столько носорогов, как в округе Макуэни района Макачос. Очищение его от носорогов представляло возможность для самой большой охоты на носорогов, какую только знала история.

Хотя мне часто приходилось сопровождать клиентов во время охоты на носорогов, да и самому приходилось охотиться на этих животных, я сознавал, что в данном случае положение полностью меняется. Охота ради трофеев почти всегда ведется в полуоткрытых местах, где животное можно увидеть на довольно большом расстоянии и выбрать при этом хороший экземпляр. Если зверь скроется в чаще, охотник его преследует.

В помощь мне дали трех туземцев-следопытов, которые большую часть жизни провели в тюрьме за браконьерство. Одному из них перевалило за сорок. Потребовалось несколько минут, чтобы убедиться: передо мной был прекрасный следопыт, мастер своего дела. Второй помощник, более молодой, умел замечательно ловко взбираться на деревья. Это весьма ценное качество. Чтобы обнаружить зверя в кустарниках, довольно часто приходится взбираться на вершину большого дерева.

Он с гордостью заверял меня:

— Мне все равно — покрыто дерево сплошь колючками или же оно гладко, как тростник, буана. Взобраться на него составит мне не больше труда, чем вам пройти по дорожке. Даже бабуины мне завидуют.

Третий помощник был ростом чуть побольше мальчика, но отличался чрезвычайной ловкостью. Несмотря на то что у него не было такого опыта, как у двух других следопытов, я полагал, что он принесет нам большую пользу.

Все трое добровольно пошли ко мне в помощники, хорошо представляя себе опасность, связанную с этой охотой. Им, конечно, хорошо платили, но деньги были для них не главное. Впервые в их жизни появилась возможность научиться стрелять из ружья. Стоило заявить им о таком чуде, как глаза их загорались, а лица расплывались в счастливой улыбке. Как и я, люди эти посвятили всю свою жизнь охоте. Хозяйство, семья, деньги, личная безопасность — все это было второстепенным. Ничто в жизни не могло для них сравниться с тем волнением, которое переживает охотник, идущий в зарослях по следу крупного зверя.

Иногда я доходил до отчаяния, слушая их разговоры о том, что они будут делать со своими ружьями. Это были умные и опытные люди; я ничуть не сомневался в том, что двое старших следопытов значительно превосходили меня в своем мастерстве. Однако местному жителю требуются долгие месяцы мучительной тренировки, чтобы научиться пользоваться нарезным ружьем. Подсознательно каждый из них верит в то, что зверя разит не пуля, а звук выстрела. Они считают ружье столь чудесным инструментом, что никак не хотят поверить в необходимость изучить его.

Найроби был связан дорогой с Макуэни, поэтому первую часть пути мы проделали на грузовике. Прибыв в Макуэни, мы оставили грузовик и пошли пешком в кустарниковые заросли.

Кустарниковые заросли Восточной Африки ни с чем не сравнимое, единственное в своем роде явление. Мне не приходилось видеть ничего похожего в Шотландии, и я сомневаюсь, чтобы подобный ландшафт встречался в какой-либо другой части света. Кустарниковые заросли нельзя назвать ни лесом, ни открытой равниной. Тут мало высоких деревьев. Основную растительность составляют низкорослые колючие деревья высотой от десяти до пятнадцати футов. В иных случаях эти деревья, или скорее «колючие кустарники», как их принято называть, растут рощами-островками площадью в один акр или более. Обычно эти островки разбросаны по равнине, поэтому охотник легко может пройти между ними. Почва здесь смешанная — песчаная с красноватой землей. Как правило, на этой почве хорошо остаются отпечатки следов, что облегчает задачу следопытов. Однако довольно часто встречаются полосы жесткой слоновой травы, на которой следов почти не видно. Встречаются полосы кустарника, где между колючими деревьями ковер густой травы доходит до колен. Вот тут следопыту приходится довольно трудно.

Кроме того, в некоторых районах почва, обожженная палящими лучами солнца, становится твердой, как кирпич. Если по этой почве проходит животное, оно вообще не оставляет никаких отпечатков. Именно этой землей в Кении пользуются для строительства шоссейных дорог — она почти не уступает асфальту. Только в тени колючих кустарников земля остается мягкой. Именно здесь опытный следопыт ищет следы животного.

Несмотря на то что территории, населенные племенами вакамба и масаи, примыкают друг к другу, эти племена совершенно различны. По росту представители племени вакамба несколько ниже европейцев, масаи же значительно выше. Хотя представители племени вакамба не отличаются ярко выраженными негритянскими чертами лица, тонкие губы и ноздри, характерные для представителей племени масаи, у них не встречаются. Племя вакамба — не воины, а охотники. По традиции мужчины охотятся, а женщины обрабатывают шамбы.

Я обратил внимание на то, что кое-кто из мужчин носит луки и колчаны с отравленными стрелами на ремешках через плечо. Поскольку я интересовался всякого рода оружием, я попросил разрешения осмотреть эти смертоносные орудия. Несколько человек с готовностью протянули мне свое оружие.

Луки были прекрасно отделаны, оба конца заострены. По-моему, сила натяжения тетивы доходила до 75 фунтов. Изготавливаются такие луки из дерева, называемого мутуба; по цвету оно темно-красное. Я не без интереса отметил, что на луках не было зазубрин для тетивы. Чтобы тетива не соскальзывала, она привязывается к луку сыромятными ремешками.

Стрелы были отличного качества. Особенно остроумной конструкцией отличался наконечник, стержень которого был толщиной с вязальную спицу, длиной в шесть дюймов. Стержень на дюйм входил в полый конец тростниковой стрелы и закреплялся в нем древесной смолой. Остальная часть стержня длиной в пять дюймов обмазывалась ядом. Яд, употребленный в свежем виде, действует чрезвычайно сильно. Однако он теряет свою силу на солнце. Для того чтобы сохранить силу яда, охотники племени вакамба обвязывают отравленные стержни полосками из мягкой кожи антилопы. Эти полоски снимаются в самый последний момент.

Перед тем как выступить на носорогов, мы со следопытами провели несколько дней у вождя Мутуку. Я использовал это время для того, чтобы обучить следопытов собирать ружье. Сам я постарался усвоить основы языка вакамба и обычаи этого племени. Это откровенный и честный народ. Женщины большие труженицы. Помимо того, что они обрабатывают шамбы, они готовят пищу и носят дрова для своих очагов. Приходится удивляться

— какие грузы способны переносить эти женщины! Едва девочка научится ковылять, как она сопровождает свою мать в заросли для сбора валежника. По дороге домой мать торжественно привязывает несколько веток к спинке девочки, как ее долю груза. По мере того как ребенок растет, этот груз постепенно увеличивается, доходя до 150 фунтов и более.

Мне ни разу не приходилось сталкиваться с какими-либо намеками на «древнейшую профессию» у женщин этого племени, несмотря на их материальную нужду, конечно, за исключением тех случаев, когда они подвергаются растлевающему влиянию «цивилизации». Когда девушка вступает в пору зрелости, ее жених вносит определенную плату. Это напоминает наш свадебный обряд и является как бы магическим «Сезам, откройся!», по которому девушка отдается своему жениху. После этого она переходит жить к своему мужу и упорно трудится, чтобы заработать достаточно денег на вторую жену для своего мужа, которая помогала бы ей вести хозяйство.

Поскольку Киракангано уже больше не было, мне был необходим человек, который мог управлять моим лагерем и взял бы на себя мелкие заботы по обеспечению сафари. Следопытам ведь предстояло сопровождать меня в кустарниках во время охоты, и, кроме того, я сомневался — обладали ли они необходимыми качествами для выполнения функций управляющего? Мне повезло и в этом отношении. Я нашел охотника племени вакамба по имени Мулумбе, уже довольно пожилого человека, на которого можно было полностью положиться. У нас так хорошо пошли дела с Мулумбе, что он находится при мне до сих пор, управляя штатом прислуги. Кроме того, он исполняет обязанности моего личного заряжающего и во время охоты носит для меня запасное ружье.

Однажды ночью меня разбудил яростный лай деревенских собак. У меня это не ассоциировалось с присутствием носорогов. Так как запах льва наводит страх на собак, я полагал, что запах носорога, произведет на них аналогичное действие. Позже я узнал, что собаки приходят в неописуемую ярость, как только учуют носорога. Когда рассвело, вождь Мутуку сказал мне, что носороги побывали на шамбах — повсюду виднелись их огромные следы. Вместе со следопытами я немедленно отправился по следу, который привел нас в кустарник.

Вначале заросли не были густыми и не причиняли нам беспокойства. Однако вскоре мы натолкнулись на непреодолимую стену молодой, утыканной шипами поросли. К счастью, в сухое время года на кустарниках почти нет листвы. Еще не опавшие ссохшиеся и пожелтевшие листья составляли резкий контраст с сероватой окраской носорогов.

По пути нам постоянно попадались маленькие (не больше шотландского зайца) зверьки «дик-дик». Они неожиданно выскакивали из-под кустов, подобно кроликам, нередко заставляя нас вздрагивать.

Перед нами выросла непроходимая стена колючих кустарников. Чтобы пробиться через нее, приходилось идти по извивающимся тропам, проложенным носорогами. Я очень опасался неожиданной встречи с носорогом на одной из этих узких троп. Здесь наши движения были крайне ограничены, и мы не смогли бы подойти к животным с подветренной стороны.

Пасущийся носорог, как правило, идет против ветра. Зная это, можно подойти к нему совершенно неожиданно. В нашем положении оставалось только надеяться на лучшее.

Сопровождавшие меня следопыты (в прошлом браконьеры) были большими знатоками своего дела, и их работа заслуживала высшей оценки.

Отыскивая едва заметные следы носорога на твердой каменистой почве, я временами от сильного напряжения вообще переставал видеть. Мои же следопыты шли по следу без всякого напряжения, словно по хорошо обозначенной дороге. Один из них шел впереди, отыскивая след. Я страховал его, держа наготове свое ружье. Когда один утомлялся, его сменял другой. Таким образом, они избегали чрезмерного перенапряжения зрения.

Вдруг следопыт, шедший впереди, остановился и, подняв голову, стал прислушиваться. Несколько секунд я ничего не слышал. Затем мне удалось уловить слабый звук, издававшийся зубами носорога, пережевывавшего ветку. Зверь пасся в кустах слева от нас. Мы стали продвигаться по возможности бесшумно. Один из следопытов постоянно следил за направлением ветра: он поднимал кусочек ссохшейся земли, пальцами истирал ее в мелкий порошок, улетучивающийся при малейшем дуновении ветерка. Не меньшее внимание мы уделяли тому, чтобы не наделать лишнего шума.

Я считаю, что слух у носорога развит лучше, чем у других крупных животных, и он способен услышать шаги подкрадывающегося человека на очень большом расстоянии.

У меня на ногах были надеты американские мокасины — идеальная обувь для такой охоты. Если случайно наступить в мокасинах на ветку, то сразу чувствуешь, что она вот-вот сломается, и можно вовремя убрать ногу. Мои босоногие следопыты двигались еще тише. Кроме того, они обладали дополнительным преимуществом — были совершенно раздеты, за исключением небольшой повязки из ветоши вокруг бедер. Ветки кустов, задевавшие их кожу, не создавали никакого шума. Но как они выносили пытку, когда шипы держидерева, впиваясь в тело, оставляли царапины на теле — я не могу себе представить.

Мы постоянно останавливались, прислушивались к звуку, издаваемому жующим носорогом. Пока этот звук доходил до нас, мы знали, что носорог не подозревал о нашем присутствии. Вдруг звук прекратился. Один из следопытов показал пальцем, и я увидел перед собой неподвижно стоявшего в кустах носорога. Он поднял голову, вращая ушами, стараясь уловить, откуда донесся слабый шорох, обеспокоивший его.

Уши носорога действуют независимо друг от друга он может одновременно одно ухо наклонить вперед, а другое назад, чтобы улавливать звуки спереди и сзади.

Я стоял неподвижно, надеясь, что животное выйдет в удобное положение для выстрела. Следопыты начали проявлять нетерпение, характерное для местных охотников, которые видят перед собой дичь, но не слышат выстрелов. На спине носорога стояло несколько птиц-клещеедов. Эти замечательные птички очень бдительны и заменяют носорогам глаза. Птицы питаются клещами, которых вытаскивают из складок кожи носорога, и оберегают своего патрона, предупреждая о приближающейся опасности. Когда следопыты заерзали от нетерпения, птицы их заметили. Они немедленно поднялись в воздух и с криками «чур-чур» полетели в нашу сторону. Носорог насторожился. Он повернулся по направлению полета птиц, поставив оба уха вперед. Затем, высоко подняв хвост, пробежал мимо нас. Едва покрыв расстояние в десять ярдов, он заметил наши неподвижные фигуры, повернулся и медленно зашагал в нашу сторону. Он походил на огромный рогатый танк, у которого в моторе спрятан мозг. Трудно представить себе, что думает животное в такой момент. Я полагаю, что носорога можно сравнить с раздражительным близоруким старым полковником, который вдруг обнаруживает постороннего в своем собственном саду. Первый его импульс

— прогнать пришельца. Внезапно его осеняет мысль, что человек может оказаться опасным, и он начинает колебаться. Если он считает, что может с честью ретироваться, то именно так и поступает. Если же его беспокоит желудок, он делается раздражительным, и это может привести к разного рода неприятностям.

«Старик» наклонил голову и ринулся через кусты прямо на нас. Я выстрелил. Носорог опустился на колени. Через мгновение он вновь вскочил. Вторая пуля попала в плечо, он упал и больше не поднялся.

Едва звуки моих выстрелов заглохли, как из-за наших спин донеслись восторженные крики. Вскоре появилась целая процессия полураздетых местных жителей, спускавшихся длинной цепочкой по звериной тропе, проходившей через кустарники. Они несли всякого рода сумки — от плетеных соломенных корзин до мешков, переброшенных через голое плечо на ремешке. Каждый крепко держал в руке самодельный нож. Местные жители почти постоянно голодают из-за опустошительных набегов, совершаемых носорогами на их шамбы. Подобно муравьям, они напали на носорога, и мне с большим трудом удалось задержать их, пока со зверя снималась шкура. Как только эта операция была закончена, туша полностью скрылась под копошащейся массой черных тел. Поднимались и вонзались бесчисленные ножи, и я уверен, что некоторые отчаянные люди нанесли серьезные раны друг другу. Хищные птицы с коричневым оперением камнем падали на толпу, иногда похищая кусок мяса прямо из рук. Птицы действовали столь стремительно, что часто человек не мог сообразить, что случилось. При этом он стоял, глядя на пустые руки, дивясь тому, куда исчезло мясо.

Рога и шкуру я сохранил для представления властям. Шкура носорога сдается по десяти пенсов за фунт и идет на изготовление столешен, кнутов, сидений стульев и кресел. Если ее хорошо промаслить, она приобретает очень красивый темно-янтарный цвет.

Рога стоят по тридцати шиллингов за фунт и более, то есть на десять шиллингов дороже, чем слоновая кость самого высшего сорта. Эти рога имеют весьма любопытное назначение. Жители стран Востока считают их сильным стимулирующим средством. В Индии и Аравии на них большой спрос.

Для других целей рог носорога совершенно непригоден. Его даже нельзя назвать рогом. Это скорее отвердевший волос. Он не поддается обработке, как слоновая кость, так как крошится под ножом.

Когда мы вернулись в лагерь, я решил испытать на себе силу этого средства. Снадобье было приготовлено точно по рецепту, полученному от индийского купца. Я вырезал примерно квадратный дюйм рога, истолок его в порошок, положил в муслиновый мешочек, похожий на мешочек, в котором заваривают чай, прокипятил его в чашке воды, пока жидкость не приобрела темно-коричневый цвет. Я принял несколько доз этого снадобья, однако с сожалением должен сказать, что никакого бодрящего действия не почувствовал. Может быть, мне не хватало веры в него? Вполне возможно также, что охотник, проводящий время в зарослях кустарника в окружении носорогов и местных следопытов, не имеет соответствующего вдохновения, чтобы эта доза оказала действие.

Я без особого труда убил 12 носорогов в этом районе. Затем сюда прибыл господин Беверли из Департамента земледелия, который вместе с большой группой рабочих приступил к корчеванию кустарников. Мы провели длительное совещание, на котором наметили дальнейший план кампании.

— Прежде чем послать рабочих для корчевания кустарников, я должен быть уверен, что носороги в этом районе полностью уничтожены, — объяснил мне господин Беверли. — Если кто-нибудь пострадает от носорогов, остальные откажутся работать и вряд ли можно будет предъявить к ним какие-либо претензии. По-моему, — сказал господин Беверли, — вам и вашим следопытам следует продвигаться впереди нас. Как только вы сообщите, что район очищен от носорогов, мы последуем за вами.

Это было разумно, хотя и означало, что следопытам и мне постоянно придется находиться в самых густых зарослях, чтобы уничтожить носорогов всех до одного. Но за это нам платили деньги!

На следующий день я выступил вместе со следопытами. Едва мы исчезли в кустарниках, как рабочая команда господина Беверли, орудуя своими ножами, приступила к расчистке кустарников, окружавших шамбы местных жителей.

Местность, в которую мы попали, уже не представляла собой плоскую равнину. Это были предгорья, изрезанные узкими долинами. В таких условиях ветер постоянно затрудняет охоту. Сначала он устойчиво дует в одном направлении. Но стоит только перевалить за хребет, как он начинает дуть в совершенно ином направлении. В результате часто приходится разочаровываться: осторожно подкрадываясь, вдруг обнаруживаешь, что ветер дует от тебя в направлении носорога. Возможно, это было только игрой моего воображения, но мне казалось, что даже почва здесь усиливала звук каждого шага. Твердая пористая масса вулканического происхождения, образующая почву в большей части этого района, под ногами издавала глухой звук. Казалось, что идешь по крыше огромной пещеры.

В первый же день младший из следопытов едва не лишился жизни. Юноша уже усвоил основы обращения с нарезным ружьем и горел желанием проверить свои достижения на деле. Увидев идущего вдоль полосы кустарника носорога, он немедленно устремился к нему. Носорог исчез, образовав брешь в густой поросли. Следопыт ринулся за ним. Ветер дул в направлении, благоприятном для следопыта. Но носорог, по-видимому, услышал шаги охотника, быстро повернулся и бросился на него.

Юноша не растерялся — он подпрыгнул высоко в воздух, раздвинув ноги, У носорогов два рога — один за другим. Первый рог не задел юношу, но он напоролся на второй, и носорог подбросил его в воздух. Ружье отлетело в противоположную сторону. Удар о землю оглушил следопыта и он остался лежать на месте. Я бросился к нему, полагая, что он убит. Однако он отделался лишь несколькими синяками и ободранной кожей в паху. Других повреждений не было.

Когда я поднял юношу, он, извиняясь, сказал:

— Буана! Я не успел выстрелить. Между нами не было свободного пространства. У меня даже не хватило времени вскинуть ружье и прицелиться.

Я прекрасно понимал молодого человека. Несмотря на свой огромный вес, носорог удивительно быстро развивает большую скорость. Во время бега он способен мгновенно изменить направление. А на такое не всегда способна даже лошадь, обученная для игры в поло. Носорогов не останавливают самые густые кустарники, утыканные острыми шипами, как будто это заурядная огородная зелень. В зарослях кустарника все животные уступают ему дорогу. Дважды мне приходилось наблюдать, как слон уклонялся от столкновения с этим свирепым зверем.

В обоих случаях носорог и слон шли по узкой тропе навстречу друг другу. Оба, видимо, одновременно обнаружили друг друга. Носорог невозмутимо стоял посередине узкой тропы, не думая уступать дорогу, а слон, нервно понюхав воздух, осторожно двинулся в сторону.

Я совершенно не понимаю, почему эти животные обладают столь свирепым нравом. Однажды один охотник-спортсмен, которого мне пришлось сопровождать, развил интересную теорию. Этот человек имел несчастье столкнуться с разъяренной самкой носорога и, поскольку она напала на него без всяких видимых причин, он решил, что ее поведение безрассудно. После этого я заметил, как внимательно он рассматривает помет носорога, мимо которого мы проходили. В конце концов он совершенно серьезно заявил:

— Хантер, вы знаете почему эти звери столь раздражительны? Это потому, что они постоянно страдают запором!

Я навсегда запомнил это замечание. И в самом деле, возможно, в этом есть доля правды, поскольку носороги глотают неполностью пережеванную пищу, что легко заметить по их помету.

Идти неуклонно вперед через заросли кустарников, систематически убивая всех носорогов, которые могут явиться угрозой для рабочих команд, мне удавалось не всегда. Дело в том, что я постоянно получал тревожные вызовы из различных деревень, жителям которых угрожали особенно агрессивные носороги. Эти просьбы невозможно было игнорировать. К счастью, рабочие команды не могли двигаться быстро, и я мог откликаться на неотложные вызовы.

Несколько раз меня вызывал вождь Мутуку. Другие вожди проявляли нетерпение, считая, что я проводил слишком много времени в районе вождя Мутуку. Однажды ко мне пришел вождь по имени Мачока в сопровождении всей свиты и молил меня оказать ему помощь в уничтожении особенно зловредного носорога, который нападал на его людей. Я несколько раздраженно старался объяснить ему, что не могу находиться повсюду одновременно, и как только покончу с носорогами в районе вождя Мутуку, то приду в его район. Вождь ушел от меня в расстроенных чувствах, несмотря на то, что я обещал прибыть к нему в течение ближайших двух дней.

Несколько позже во второй половине дня я с удивлением увидел, что Мачока снова появился со своей свитой у моего лагеря. Оказывается, по возвращении в свою деревню он узнал, что в его отсутствие носорог убил женщину, собиравшую валежник. Жители его деревни сохранили тело убитой в качестве доказательства.

Вряд ли нужно говорить о том, каковы были мои чувства, когда я услышал это ужасное сообщение. При таких условиях обращение вождя Мачоки переходило в разряд чрезвычайной срочности. Я сказал вождю Мутуку, что носорогами в его районе займусь позже, и выступил тотчас же.

Мы обнаружили убитую женщину на склоне хребта, покрытого мелкой галькой. Вокруг нее был разбросан валежник, который она собирала. По склону спускалась тропинка, вытоптанная многими поколениями босоногих людей. Здесь носорог и убил свою жертву.

По следу я определил, что это была самка. Вскоре рядом с ее следом я обнаружил след детеныша. Присутствие детеныша, несомненно, объясняло необычайную ярость самки.

Обычно охотники не идут на уничтожение самок, особенно с детенышами. Но на этот раз другого выхода не было.

Господин Соваж — профессиональный траппер попросил меня принять в свою группу двух юношей из местного населения на тот случай, если нам удастся поймать живьем молодого носорога. Дело в том, что на этих животных большой спрос в зоопарках. Теперь, когда такой случай представился, я предупредил этих юношей, чтобы они были наготове.

Когда все были в сборе, мы двинулись по следу. С гребня горы, где была убита женщина, открывался вид на огромную долину, сплошь заросшую высоким кустарником, где, несомненно, и скрылась самка носорога с детенышем. С того места, где мы стояли, кустарник не казался особенно густым. Собрались десятки местных жителей, чтобы наблюдать, как мы будем охотиться за животным, убившим несчастную женщину, а заодно и получить свежего мяса. Они уселись вдоль хребта на сотни ярдов по обе стороны от нас, внимательно наблюдая за местностью. Я решил, что действительно легче обнаружить носорога отсюда, нежели идти по его следу через кусты. Вместе со следопытами я присел в ожидании.

Прошло полчаса. Вдруг кто-то возбужденно вскрикнул, несколько рук протянулось, указывая на точку далеко в долине. В течение нескольких минут я ничего не мог разглядеть, затем стал различать какой-то предмет цвета грифельной доски, то исчезавший, то снова появлявшийся. Он легко мог сойти за глыбу гранита.

По прямой линии носорог находился не более чем в полумиле от нас. Ветер дул в благоприятном направлении, и у меня появилась уверенность, что можно будет очень быстро подкрасться к нему. Одного следопыта я взял с собой, а другому велел оставаться на гребней наблюдать за движением носорога.

Спустившись в долину, я вскоре обнаружил, что вид на нее с вершины горы был обманчивым: кустарники оказались гораздо более труднопроходимыми, чем можно было представить. Едва мы вошли в них, как потеряли из виду хребет горы. Пройдя примерно половину расстояния до носорога, мы наткнулись на лежбище самки. У носорогов имеются специальные лежбища, которые они устраивают в самой тенистой части зарослей. Там они отдыхают в жаркое время дня. Поскольку время приближалось к полудню, животное должно было скоро прийти сюда. Я решил ждать.

Примерно через полчаса, следопыт вытянул руку перед собой, согнув палец в моем направлении. Он услышал приближающегося носорога. Прошло еще несколько минут, прежде чем я увидел самку, идущую в нашем направлении. Детеныш бежал за ней. На роге взрослого носорога были видны следы засохшей крови убитой женщины. Самка ненадолго остановилась, а подбежавший к ней детеныш стал ее сосать. Ветер устойчиво дул в одном направлении, но она каким-то образом почувствовала наше присутствие и забеспокоилась. Круто повернувшись в нашу сторону, она стала изучать нас своими маленькими свиными глазками. Детеныш же продолжал сосать. С гребня доносились голоса местных жителей, которые нервировали животное. Самка была готова или броситься на нас, или бежать. Убивать самку — неприятное дело, но отступать было нельзя. Я выстрелил, и она грузно опустилась на землю. Смерть не причинила ей боли. После выстрела на мгновение наступила тишина, а затем раздались возбужденные голоса и топот ног.

Когда детеныш услышал шум приближающейся толпы, он стал тыкать носиком мать, заставляя ее встать. Убедившись, что это бесполезно, он отважно повернулся к людям. В мужестве маленького носорога сомневаться не приходилось. Когда жители столпились вокруг убитой самки, детеныш стал бросаться на них, по-видимому, полагая, что защищает свою мать. По размерам он был немного больше свиньи. Передний рог на его носу еще только формировался. За ним можно было видеть четко очерченный кружок, обозначавший место, где в один прекрасный день вырастет второй рог. Хотя маленький носорог не мог причинить вреда людям, они испуганно шарахались от него. Вместе со следопытом мы безуспешно пытались поймать детеныша. Я начал опасаться, что мы не сможем поймать животное, не причинив ему вреда, но в это время подошли трапперы.

Они прибегли к любопытному, весьма эффективному методу. Один из них пополз по земле вдоль спины убитой самки и, протянув руку через ее туловище, схватился за вымя и помахал сосками. Уставший, проголодавшийся детеныш не смог удержаться от соблазна: соски означали пищу и утешение. Он подошел и стал сосать. Тогда один траппер ловко ухватил его за левое ухо, а другой, подскочив, схватил за правое. Детеныш завизжал, как поросенок, но его быстро связали.

Маленького носорога мы доставили в лагерь, сделав носилки из джутовых мешков, которые натянули между двумя длинными шестами. Чтобы нести носилки, потребовалось шесть носильщиков. Прибыв в лагерь, мы привязали маленького носорога под большим тенистым деревом и кормили его козьим молоком из бутылки. Первые два дня он проявлял большую агрессивность, нападая на каждого, кто осмелится приблизиться к нему. При этом он издавал угрожающие звуки, как взрослый носорог. Он кричал «прафф», вибрируя верхней губой.

На третий день он стал привыкать, подобно молодому теленку принимался сосать наши пальцы. При этом он игриво бодался, напоминая рычащего щенка. Нередко я сам кормил молодого носорога, и он скоро стал узнавать меня и обоих моих помощников, повсюду следовал за нами. Однако, если к нему подходили незнакомые жители деревни, он тут же пригибал свою голову и, выдохнув серию злобных «прафф», бросался в нападение, как взрослый носорог.

К этому времени мы уже провели несколько недель в кустарниках и убили 75 носорогов. Я решил доставить шкуры и рога в Макачос. Выстроившиеся гуськом полураздетые девушки несли мои трофеи до места, где их можно было погрузить в грузовик. Вторая половина дня выдалась очень жаркой. Пот бусинками сбегал по их темным телам, однако девушки не обращали на жару никакого внимания. В руках у них было по рогу. Пробегая гуськом через заросли, каждая старалась ткнуть рогом в голый зад девушки, шедшей впереди. При этом они отлично подражали хрюканью и рычанию разъяренного носорога. Так мы шли под аккомпанемент раскатов звонкого смеха. Когда мы сделали привал на обед у песчаного русла высохшего ручья, до меня донеслись раскаты хохота. Выглянув из-за берега, я обнаружил, что девушки занялись новой игрой. Одна девушка ложилась на спину, а другая, схватив ее за обе ноги, волочила по песку. Перед нашим приходом в песке рылось стадо слонов. Все вокруг было усеяно пометом. Игра заключалась в том, чтобы протащить девушку к куче помета и забросать ее кусками спекшейся грязи.

Я доставил груз шкур и рогов в Макачос и, откровенно говоря, был рад отвлечься на несколько дней от беспрерывной охоты, так как от перенапряжения меня стали мучить бессонница и кошмары.

В этих страшных снах я вновь сталкивался с теми животными, которых убил накануне, только сейчас животные брали надо мной верх. Я стоял с заклиненным ружьем или бил мимо, а нападавший зверь топтал меня. Я просыпался весь в поту, боясь вновь заснуть, зная, что сон повторится.

Следопытов никогда не мучило это эмоциональное похмелье. Какому бы риску они ни подвергались днем, ночью они засыпали, как мертвые.

Моим помощникам представилась полная возможность показать свою отвагу в ближайшие несколько недель, так как то, что осталось позади, не могло сравниться со страхами, которые осаждали нас сейчас. Едва я успел сдать свои трофеи, как от жителей деревень стали поступать отчаянные сообщения. Носороги внезапно стали проявлять гораздо большую, ничем не объяснимую агрессивность.

Вместе со следопытами я срочно вернулся в кустарники. Вождь Мачока привел меня на шамбы своей деревни, чтобы я мог осмотреть нанесенный ущерб. Не было сомнений в том, что его жалобы справедливы. Он заявил, что многие жители его деревни подверглись нападению со стороны зверей и только благодаря необычайной быстроте своих ног ни один из них не был убит.

Несмотря на приближавшийся вечер, я немедленно вышел по следу носорога с двумя следопытами. Пройдя большое расстояние, я уже готов был отказаться от дальнейшего преследования — пробираться сквозь кустарники в согнутом положении очень тяжело. Вдруг один из следопытов обратил мое внимание на хриплое повизгивание, раздававшееся справа от нас. Мы пошли на звук. У ямы с водой два носорога ухаживали друг за другом. Такую картину я наблюдал впервые.

Оба животных стояли носом к носу, обнюхивая друг друга, и издавали булькающее похрюкивание. По всей видимости, самец проявлял медлительность, которая не устраивала самку. Она рассердилась и стала сильно бодать его в бок, не проявляя при этом никакой нежности. Она наносила ему жестокие удары. Самец же только громко рычал от боли, но на удары не отвечал.

Я никак не мог понять причину такого грубого поведения со стороны самки. Однако через несколько минут самец стал проявлять признаки страсти.

Вдруг один из следопытов локтем слегка толкнул меня в бок: через кусты пробирался еще один самец-носорог. Он наверняка был привлечен запахом, издаваемым самкой в период течки. Вновь прибывший стал неуклюже, с важным видом прохаживаться вокруг пары; он брызгал слюной, бросаясь на невидимые предметы, желая показать свою неотразимую красоту. Время от времени он уходил в кусты, но самка оставалась на месте, и он возвращался. Один из следопытов на своем языке пояснил мне, что этот носорог надеется лишить соперника подруги.

Инициативу проявила самка. Она пошла в глубь кустарника, а за ней последовал первый самец — ее избранник. Отвергнутый самец стоял, провожая их взглядом. Я поднял ружье, но следопыты энергично закачали головами: они решительно протестовали против того, чтобы убивать, животных в такое время. Я отдал должное их рыцарским чувствам хотя и знал, что лучше стрелять по носорогам именно сейчас, а не тогда, когда рядом с самкой будет бежать детеныш.

Однако, как часто случается в зарослях, инициатива оказалась не в наших руках.

Отвергнутый носорог или увидел, или почуял нас и тотчас же бросился в нашу сторону. Мне пришлось выстрелить. Услышав выстрел, два других носорога пришли в бешенство и, воинственно рыча, стали неистово бегать по кругу. Затем они бросились на нас.

К этому времени мне удалось перезарядить ружье.

Первой шла самка. Ее спина у плечей была покрыта пеной. Я выстрелил, и она грузно упала, подняв облако красноватой пыли. Самец отскочил и бросился в кустарник.

Теперь выяснилась причина необычной ярости носорогов в этом районе: начался их брачный период. Именно поэтому они стали легко возбудимыми и агрессивными. Я узнал, что брачный период у носорогов длится от сентября до ноября.

Самец чувствует запах самки на много миль. Вокруг нее собираются несколько самцов. Но носороги не дерутся из-за самки, подобно многим другим животным. Выбор целиком зависит от нее. Она в конце концов выбирает себе пару и оба удаляются.

Остальные самцы примиряются с ее решением и уходят искать себе других самок. Самка имеет дело только с одним самцом в сезон. Пока она нуждается в нем, животные находятся вместе.

Чтобы позвать самца, самка издает особый звук. Мой опыт говорит, что только покрытая самка подзывает самца подобным образом. Другие охотники придерживаются иного мнения, полагая, что такой зов подает любая самка в период течки. Браконьеры из племени вакамба очень ловко подражают этому звуку. Они часто устраиваются в безопасности на дереве, держа наготове луки с отравленными стрелами. Время от времени они издают подобные звуки, пока не подманят самца на расстояние выстрела.

В брачный период самцы-носороги становятся чрезвычайно беспокойными. Вместо того, чтобы, как обычно, медленно продвигаться по кустарникам, объедая ветки, они бродят в поисках самок. В это время у них сильно обостряется слух.

Я приложил много усилий к тому, чтобы обучить всех трех следопытов правильному обращению с ружьем. Они все еще проявляли большое желание стрелять по любой видимой части тела носорога. Однажды я шел с двумя следопытами — с самым молодым и «древолазом». Я предупредил их о том, что сегодня стрелять будут только они, сказав, что пойду с ними только как наблюдатель. Еще раз предупредил — нельзя стрелять, если сомневаешься в том, что наверняка убьешь зверя.

Мы шли по кустарнику, пока не наткнулись на свежий след носорога. Древолаз взобрался на высокую акацию и птичьим свистом просигналил, что видит четырех носорогов. Когда он спустился, мы пошли за ним. Впереди шли оба юноши. Один из них нес двуствольное нарезное ружье Джеффери, а другой — магазинное нарезное ружье. В случае, если возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства, они должны были отойти в сторону, давая мне возможность стрелять по зверю. Однако оба заверили, что никаких непредвиденных обстоятельств не возникнет. Они были готовы справиться со зверем в любых условиях. Заросли были негустыми, и поэтому идти бесшумно не составляло труда. Оба следопыта внимательно прислушивались. Зная, что чувства моих туземных помощников гораздо острее моих, я не сомневался в успехе.

Носороги паслись в чаще кустарника. Сколько я ни вглядывался в зверей, я не мог отличить хвоста от головы. Один из носорогов начал двигаться. Я решил, что он пройдет по прогалине. Это сообразил и старший из следопытов и отвел предохранитель своего ружья. Когда раздался металлический щелчок, оба зверя повернулись в нашу сторону. После этого наступила продолжительная пауза, во время которой птицы симбионты, кружа над нами, издавали крики, а носороги застыли на месте.

Затем один из носорогов снова стал двигаться. Когда он прошел по прогалине, я определил, что это самец. Следопыт вскинул ружье и взял точный прицел. Носорог не спеша прошел по открытому месту, постепенно его голова, шея и плечи исчезли в кустах. Следопыт упустил момент для выстрела, которым он мог бы убить носорога наповал. Мне следовало приказать ему не стрелять, но я решил подождать и посмотреть, как будут развертываться события. Вдруг следопыт выстрелил. Самец завертелся волчком и бросился на него. Затем появился второй зверь — самка. Следопыт сделал второй выстрел и промахнулся. Теперь младший из следопытов, с нетерпением поджидавший случая отличиться, вскинул свое ружье и, едва прицелившись, потянул за спуск. Выстрела не последовало. Юноша еще раз нажал спуск; однако выстрела не было.

Несмотря на то что нападавшие носороги находились от него в каких-нибудь двадцати ярдах, он открыл замок ружья и протянул в мою сторону казенник, показывая, что патрон дал осечку не по его вине.

Через несколько секунд оба следопыта были бы подняты на рога. К счастью, старший из них не потерял присутствия духа и бросился ничком на землю, давая мне возможность выстрелить. Никогда в жизни мне не приходилось так быстро стрелять; еще ни разу мои выстрелы не были столь удачными. Дав по одному выстрелу из левого и правого стволов, я убил обоих зверей. Носороги издохли, причем голова одного лежала на шее другого

Когда я подошел, чтобы осмотреть ружье младшего следопыта, я обнаружил, что капсюль патрона не был пробит бойком. Заряжая ружье, юноша не довел рукоятку затвора до нужного положения. Поняв свою ошибку, молодой следопыт взвыл от досады. Это был храбрый парень и хороший мастер своего дела, но он слишком торопился проявить свои способности.

Наша охота задержалась на несколько недель из-за начавшихся дождей. В это время года нам посчастливилось найти идеальное место для лагеря. Моя палатка была разбита в роще ветвистых фиговых деревьев. Трава здесь была сочной, зеленой. Поблизости протекал небольшой прозрачный ручеек — жизненная артерия любого лагеря. Перья, найденные на земле, указывали на наличие цесарок и куропаток в непосредственной близости от лагеря. Это особенно обрадовало меня, поскольку предвиделась перемена в пище, а запасы продовольствия подходили к концу. Мы обсудили вопрос о нашем питании с Мулумбе так же, как хозяйка дома обычно обсуждает подобные вопросы с поваром. Это был, несомненно, приятный разговор, так как в последнее время наши беседы такого рода стали на редкость однообразны:

Я: Какой у нас будет суп сегодня вечером, Мулумбе?

Мулумбе: Суп из мяса носорога, буана.

Я: А что на второе?

Мулумбе: Филе носорога, буана.

Я: А что у нас на завтрак?

Мулумбе: Сердце носорога, буана.

Какую бы часть носорога я ни ел, меня постоянно преследовали видения нападающего носорога, который погиб, защищая свою наследственную территорию. Видения такого рода никак не способствовали пищеварению.

Приятно было полежать в палатке, прислушиваясь к дождю, барабанившему по полотну. Это напоминало мне то время, когда я еще жил в Шотландии и прислушивался к дождевому шквалу, идущему с Солвей-Фирта, который хлестал по крыше дома моего отца.

Когда кончились дожди, я обнаружил, что природа этого района значительно изменилась, при этом — не к лучшему. Появились насекомые. Казалось, что капельки дождя сами превратились в летающих муравьев и москитов. Похожие на сосиски жуки постоянно жужжали вокруг зажженного на ночь фонаря, часто попадая в суп. Повсюду кишели скорпионы, сороконожки и большие волосатые пауки, которых вода выгнала из нор.

После дождей охотиться стало труднее. На кустарнике появилась листва, которая ухудшила видимость. Из земли поднялась огромная жгучая крапива; стебли этой крапивы в иных случаях доходили до дюйма в диаметре. Даже слоны избегают попадать в эту крапиву, которая в нескольких случаях явилась причиной смерти лошадей — они посмели полежать на ней. Единственным преимуществом с точки зрения охоты было то, что в результате дождей земля стала мягче и двигаться бесшумно стало легче.

Темп охоты замедлился, но к тому времени мы убили уже 137 носорогов. Правда, оставшиеся животные проявляли большую осторожность.

Когда мне показалось, что мы почти полностью выбили носорогов в этом районе, я заявил вождю Ндеева, старосте близлежащей деревни, о своем намерении возвратиться в Макачос. Он был очень расстроен и послал группу следопытов по всем горам и долинам на много миль вокруг, чтобы отыскать какого-либо зловредного носорога.

За день или два до нашего ухода в лагерь прибежали, едва переводя дыхание, двое жителей, сообщивших, что в нескольких милях от нас обнаружены три носорога. Третьего человека они оставили на дереве вблизи того места, где были обнаружены звери, чтобы он мог за ними наблюдать. Я тут же выступил со своими следопытами. Мы нашли наблюдателя, и он рассказал нам, что носороги углубились в чашу. У большого кактуса мы обнаружили их следы.

Нас сильно беспокоили шипы колючих деревьев. Это пугало кустарниковых зарослей, держидерево, казалось, росло повсюду. Шипы росли парами в виде миниатюрных крючков для ловли щук. Многие низкорослые акации имели шипы, которые росли в противоположные стороны. Как ни стараешься увернуться, обязательно в них попадешься. Следовавший за мной следопыт все время выдергивал колючки из моей рубашки, чтобы они не беспокоили меня. Мои уши горели от постоянных щипков и уколов этих колючек.

Мы подошли к особенно густым зарослям, сквозь которые тропа, протоптанная носорогами, проходила словно тоннель. Чтобы идти по ней, нам пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Мы пробирались гуськом. Затем впереди я увидел две груды землистого цвета. Тень листвы затуманивала их контуры, образуя какую-то пятнистую смесь. Сколько я ни вглядывался, я не мог отличить головы от хвоста.

Следопыт показал влево: он обнаружил третьего носорога. В нескольких шагах от нас была прогалина. Вместе со следопытом мы вышли на нее и с большим облегчением выпрямились. Не отводя глаз от двух носорогов, я знаком приказал следопыту, следить за третьим. Небольшое движение вызвало подозрение у стоявших впереди носорогов, и они развернулись к нам мордами.

Я выстрелил в самку, она тяжело опустилась на колени. Самец в ярости описал круг, дав мне возможность перезарядить ружье. Затем он бросился вперед; пуля из правого ствола попала ему чуть повыше груди. Он не остановился и продолжал нестись прямо на меня, наклонив голову к земле. До меня донесся шум ломающихся кустов слева. Третий носорог тоже бросился на нас.

Я не посмел отвести глаз от несшегося на меня самца. Еще раз выстрелив, я попал чуть пониже уха и свалил его. В тот же самый момент я услышал топот третьего носорога справа, он на полном ходу пробежал мимо меня, и я заметил, что на его рогах повис следопыт. Я быстро перезарядил ружье. С того места, где я стоял, было почти невозможно точно бить по зверю, не рискуя задеть следопыта. Я подождал какую-то долю секунды и выстрелил в плечо носорога. Зверь свалился, а юноша слетел с него, как всадник с лошади, отказавшейся прыгнуть через препятствие. Следопыт лежал на земле, не двигаясь, и я в страхе подумал: «О боже, я убил их обоих!»

Наверное, пуля, прежде чем попасть в носорога, прошила тело следопыта. У меня не хватило духа подойти, осмотреть юношу, и я продолжал стоять, стиснув ружье и глядя на них диким взглядом.

Затем я увидел, что юноша начал шевелиться, и ничто не могло доставить мне больше радости. Я бегом пустился к нему. Прежде всего я стал искать пулевую рану, но таковой не было. Пуля, должно быть, прошла в какой-то доле дюйма от тела юноши. Рога носорога не порвали его кожу. Когда носорог опустил голову, чтобы подбросить следопыта, юноше удалось схватить зверя за передний рог и удержаться на нем, пока зверь мчался мимо меня. Я считаю, что за все годы моей охоты это был один из самых счастливых случаев спасения человека, который был на волоске от смерти.

На другой день следопыт уже шутил и смеялся вместе с другими и, казалось, забыл об этом случае.

К ноябрю я, наконец, выполнил свою задачу. С носорогами было покончено во всех районах, в которых власти намеревались уничтожить кустарники. Я убил 163 носорога. Такое количество может показаться невероятным, но мои доклады хранятся в Найроби в Департаменте по охране дичи. Туда же сданы все шкуры и рога убитых зверей.

Вместе со следопытами я пустился в обратный путь. Мы теперь могли спокойно идти в Макачос через кустарники, так как почти не было никакой вероятности встречи с носорогом. Идя гуськом, мы взобрались на небольшой холм и, пораженные, остановились. Рядом со мной слышались изумленные вздохи следопытов.

Еще три месяца назад мы шли по той же самой местности, которая сейчас лежала перед нами. Тогда это были густые заросли колючих кустарников и акаций с перепутанными узкими тропами носорогов. Теперь это была голая местность, похожая на полированный стол. Рабочие команды господина Беверли неуклонно шли за нами, выкорчевывая кустарник. То, что всего лишь недавно представляло собой кусочек дикой Африки в том виде, как ее сотворил господь бог, теперь было превращено в земледельческий район. Там не было ни кустика, ни деревца. Растительность была уничтожена, и я мог видеть белевшие тропы носорогов, которые пересекали всю местность. Молодая трава уже начала стирать их. Своенравные звери, которые в течение веков ходили по этим тропам, были уничтожены. То здесь, то там на равнине виднелись кучи их побелевших костей.

Казалось, только вчера мы ползали на четвереньках по этим мрачным белым тропам под густым навесом веток кустарника, а сейчас здесь уже появились хижины. Мы проходили мимо женщин, рывших землю под шамбы. Цивилизация еще на несколько миль продвинулась в джунгли. Через несколько поколений носороги, которые убивали женщин, собиравших валежник в кустарниках, будут не более как воспоминание, легенда или сказка. Она будет передаваться детям, сидящим вокруг очага в вечернее время, так же, как сейчас рассказываются сказки о драконах.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх