Глава 5

ХАОС И ПОРЯДОК

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском океане,

И в дуновении чумы.


Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волнения

Их обретать и ведать мог.

(Александр Пушкин)
Эпоха эпоса

Английский мыслитель Джон Лёббок писал: «Природа предстает перед нами в виде какой-то священной книги, богато иллюстрированной, но написанной на не понятном нам языке». Обилие научных сведений о природе создает лишь иллюзию понимания, ибо гигантское количество фактов лишь затрудняет их осмысление.

Может быть, с познанием общества дела обстоят лучше? Как бы не так! Во-первых, оно постоянно меняется, и, чтобы учесть это, необходимо вносить коррективы в теоретические схемы, а то и принципиально обновлять их. Во-вторых, на эти теории оказывает сильное влияние текущая политическая ситуация и пристрастия авторов. В-третьих, общество в отличие от природных объектов находится в большой зависимости от изменений в духовной сфере, в психологии народных масс.

В периоды спокойного существования общественная жизнь течет ровно подобно равнинной реке. Более или менее обоснованные с научной точки зрения теории общественного развития описывают именно такие периоды. Иная ситуация — в бурные эпохи крупных социальных потрясений или научно-технических революций. Они проходят при эмоциональном подъеме и с ослаблением влияния строгой логики, холодного рассудка. Поэтому такие эпохи порождают эпические творения, героические мифы.

Так было у всех народов. Наиболее древние — сказания о культурных героях, добывающих или похищающих у богов блага цивилизации: огонь, полезные растения, воду для орошения земель, уничтожающих или усмиряющих свирепых животных. В древнем Двуречье таким героем был Гильгамеш, у ацтеков — Кетцалькоатль, у древних греков — Прометей.

В конце концов люди начинают соперничать с богами. Лидийский царь Тантал, похитив с неба нектар и амброзию, раздавал божественную пищу людям. Певец Фамирид вступил в состязание с музами. Дочь Тантала Ниоба считала себя красивее Латоны, матери Аполлона и Артемиды. Диомед вступает в рукопашный бой с Аресом и Афродитой. Фаэтон дерзает управлять конями солнечной колесницы, а Геракл взваливает себе на плечи свод небесный!

Героические мифы воспевают людей, дерзнувших совершить невероятное, небывалое, а то и невозможное. Они отличаются от животных тем, что имеют высшие устремления, не удовлетворяясь прозябанием, пусть даже благообильным и сытным. Такова суть человека. Он даже способен вступить в противостояние с Богом. Как писал Яков Полонский:

С Богом боролся во сне
Сын Исаака Иаков, и Бога не мог
Даже во сне побороть он, и стал оттого хромоног.

Говорят, что сатана был некогда светоносным ангелом Люцифером, но восстал против Бога, за что был низвергнут с небес на землю и тоже повредил ногу. Странные предания. Выходит, если Бог всемогущ, значит, он допускает и мятеж даже на самом высшем уровне духовных небес. Не это ли имел в виду Максимилиан Волошин, утверждая:

В начале был мятеж,
Мятеж был против Бога,
И Бог был мятежом.
И все, что есть, началось чрез мятеж.

Действительно, без устремлений за пределы изведанного не бывает научных открытий. Смирение и долготерпение — качества благие, но не в любых обстоятельствах. Порой они становятся клеймом на лбу покорного раба. О таких не складывают ни песен, ни мифов. Народ хранит память о героях, пусть даже таких буйных натурах, как Стенька Разин или Емельян Пугачев.

И когда мы продумываем события 1917 года, всколыхнувшие всю Россию, то постоянно сталкиваемся с мифами. Они придают историческим событиям фантастический оттенок, словно переносят их из реальности в миры воображаемые. Героические эпохи порождают эпос.

Новые мифы не похожи на поэтические сказания далекого прошлого. Настала пора других людей, озабоченных политикой и выгодой для своих групп, партий, классов. Прежние классические мифы воплощали в себе единую духовную культуру: религиозные, философские, научные идеи своего времени, облеченные в поэтическую форму. Тем не менее и под политической шелухой мифов 1917 года можно увидеть нечто значительное, серьезное и поучительное, помогающее лучше понять не только прошлое, но и настоящее, а возможно, предвидеть некоторые черты будущего.

Любой исследователь или читатель в той или иной степени подвержен воздействию СМРАП и мнениям, распространенным в духовной среде его обитания. Требуются немалые усилия, чтобы понять это (все уверены, что мыслят независимо, самостоятельно, и это — самое безнадежное заблуждение). Но после этого нетрудно преодолеть «притяжение среды» и подняться в более высокие интеллектуальные сферы, как бы пребывая в идеологической невесомости.

Такой переход необходим для тех, кто стремится жить осознанно, как и положено человеку разумному. Но это вовсе не означает, будто не следует иметь никаких твердых убеждений. Ведь и тем, кто пребывает в невесомости на космических орбитах, требуется надежная защита от опасных внешних воздействий и постоянный приток энергии, источник которой, в конечном счете, — Его Сиятельство Солнце.


Крушение мифа — падение монархии

Григорий Распутин — одна из наиболее загадочных фигур XX века. Диапазон мнений о нем предельно диаметральный. Одни считают его великомучеником, ангелом-хранителем царской семьи и России. Другие уверены: он — демон зла и распутства, погубивший царскую семью, виновник краха Российской империи.

В подписи кшаржу на царицу (1917) говорилось: «Известна как рукодельница, вышивавшая рубашку св. Григорию». В сноске уточнялось: сокращенное слово не «святой», а совсем другое. Таковы две крайности его характеристик.

Как он и предрекал, вскоре после его смерти царская власть пала, а еще через некоторое время были убиты Николай II, его жена и дети, близкие родственники. Это похоже на пророчество Распутина. Не означает ли это, что на него нисходила благодать как дар свыше?

Десять лет назад журналист Ф. Морозов опубликовал заметку о том, что в Царском Селе на месте захоронения Григория Распутина (тело его было выкопано и сожжено) «ежегодно совершаются непонятные обряды. 17 декабря по старому стилю ветви окрестных елей окрашиваются в синий цвет, верхушки светятся, словно намазанные фосфором».

Статья была в популярном журнале «Чудеса и приключения», а потому загадочное излучение нельзя считать убедительно доказанным. Однако очевидно, что до сих пор образ Григория Распутина окружен ореолом тайн и чудес.

Не вдаваясь в детали, обратимся к свидетельству преемника П.А. Столыпина на посту председателя Совета министров Российской империи (с 1911-го по 1914 год) В.Н. Коковцова. Он был человеком строгих правил, умным и трезво мыслящим. На него в отличие от великосветских дам чары Распутина не действовали.

Коковцова сильно тревожили газетные статьи о беспутствах Распутина при дворе, его кутежах и близости к царской семье, появившиеся в 1912 году. Однажды было напечатано сообщение о том, что на почве отношений к Распутину возникла размолвка в царской семье; якобы великая княгиня Елизавета Федоровна из-за этого совершенно отдалилась от Царского Села.

В Государственной думе пошли пересуды в «кулуарах», затем перешли и на думскую трибуну. По столице распространились отпечатанные на гектографе копии писем — одно императрицы Александры Федоровны, остальные от великих княжон — к Распутину. Письма относились к 1910-му или 1909 году, а их содержание, в особенности отдельные места из письма императрицы, отражающие, по мнению Коковцова, ее мистические настроения, давали повод к возмутительным пересудам.

Попытки Коковцова и министра внутренних дел Макарова уговорить редакторов не печатать такие материалы вызывали ответ: «Удалите этого человека в Тюмень, и мы перестанем писать о нем». Как не без оснований полагал Коковцов, такие статьи «играют в руку всем революционным организациям, расшатывая в корне престиж власти монарха, который держится главным образом обаянием окружающего его ореола, и с уничтожением последнего рухнет и самый принцип власти».

Последнее соображение можно толковать так: одной из главных опор государственной власти была традиционная вера в царя как помазанника Божия, поставленного высшей волей над всеми подданными. Этот миф следовало всячески поддерживать, особенно в трудные для страны времена. Конечно же, то же самое относится к любой государственной власти.

«Газетная кампания не предвещала ничего доброго, — писал Коковцов. — Она разрасталась все больше и больше, и, как это ни странно, вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего будущего и не сходил со сцены почти за все время моего председательства в Совете министров, доведя меня до отставки с небольшим через два года».

Николай II однажды сказал ему, что хочет поговорить с министром внутренних дел, чтобы подумать об издании закона, который давал бы правительству некоторое влияние на печать. Коковцов ответил, что Дума не решится поддержать такое предложение из опасения встретить обвинение себя в реакционности. Государь перевел разговор на другие темы. Свобода печати, дарованная императором в комплексе либеральных реформ, укрепила позиции «демократов», в частности, кадетов, и способствовала ослаблению, а затем и падению царского режима.

Родственник Коковцова, знавший Распутина, отзывался о нем так: «Он, конечно, негодяй, но хуже его те, которые пресмыкаются перед ним и пользуются им для своих личных выгод. Вот ты поступаешь хорошо, что не знакомишься с ним, но зато это тебе не выгодно. Не поклонишься ему, тебе, вероятно, несдобровать».

Редактор газеты «Россия» Г. Сазонов постоянно надоедал Коковцову советами познакомиться для пользы дела с Григорием Ефимовичем. В подтверждение силы и влияния Распутина Сазонов рассказал, что весной 1911 года он вместе с ним ездил в Нижний Новгород, где они были приняты «на славу», их кормили, поили и забавляли, «чего лучше невозможно». Распутин спросил губернатора Хвостова, согласен ли он быть министром внутренних дел, если на должность председателя Совета министров снова назначат графа Витте. Хвостов якобы отказался. Вернувшись в Петербург, Распутин сказал будто бы, что Хвостов «хорош, шустёр, но очень молод. Пусть еще погодит» (министром внутренних дел Хвостов был в 1915 и 1916 годах).

Произошел новый конфликт с участием Распутина. Его вызвали на беседу епископ Гермоген и почтенный иеромонах Илиодор. Они стали упрекать его в развратной жизни и посещениях Царского Села, чем он губит государя, ибо газетные статьи топчут в грязь имя, которое должно быть священно для всех. От Распутина потребовали немедленно уехать к себе в село Покровское Тобольской губернии. Он стал горячиться и браниться. Ругань перешла в драку. Она могла закончиться удушением Распутина, если бы за него не заступился юродивый Митя Козельский. Распутин вырвался из рук своих приятелей, выбежал на улицу в растерзанном виде и стал кричать, что его хотели оскопить. Гермоген послал государю телеграмму с просьбой об аудиенции, намереваясь раскрыть перед ним весь ужас создающегося положения. Однако уже на следующий день Гермогену было приказано срочно отбыть из Петербурга, а Илиодору — отправиться во Флоришеву пустынь, где и пребывать, не выходя из ограды монастыря.

«Весь этот инцидент еще более приковал внимание Петербурга к личности Распутина, — писал Коковцов. — В обществе, в Государственной думе и Совете только и говорили, что об этом, и меня вся эта отвратительная история держала в нервном состоянии… Государь со мной не заговаривал о происшествии и даже наводимый мной на этот предмет ловко уклонялся».

В феврале 1912 года Коковцова пригласила вдовствующая императрица Мария Федоровна (мать Николая II). В ответ на ее вопрос он честно признался, что сильно обеспокоен тем, что интимная жизнь царской семьи стала предметом пересудов всех слоев населения, сплетен и клеветы. Мария Федоровна горько заплакала и сказала: «Несчастная моя невестка не понимает, что она губит и династию, и себя. Она искренне верит в святость какого-то проходимца, и все мы бессильны отвратить несчастье».

Она была совершенно права. Корни Февральской революции относятся именно к тем годам. Главным фактором подрыва авторитета царя стала близость к нему и его семье Григория Распутина (другим фактором была столыпинская реформа сельского хозяйства, но это уже другая тема).

Распутин письменно попросил председателя Совета министров принять его. О том, как происходила беседа, Коковцов рассказал подробно.

Когда Распутин вошел к нему в кабинет и уселся в кресле, Коковцова поразило отвратительное выражение его глаз. Глубоко сидящие, близко посаженные друг к другу, маленькие, серо-стального цвета, они впились в собеседника. Распутин смотрел молча, долго и пристально, точно стараясь загипнотизировать Коковцова. Затем резко закинул голову кверху и стал рассматривать потолок, обводя его взглядом по всему карнизу, потом потупил голову и стал упорно смотреть на пол и — все время молчал. Коковцову показалось, что они бесконечно долго сидят в таком бессмысленном положении. Он обратился к Распутину:

— Вот вы хотели меня видеть, что же именно хотели вы сказать мне? Ведь так можно просидеть и до утра.

Распутин как-то глупо, делано осклабился и пробормотал:

— Я так, я ничего, вот просто смотрю, какая высокая комната.

Он продолжал молчать и, закинув голову кверху, смотрел на потолок. В это время пришел знавший его сенатор Валерий Николаевич Мамонтов, женатый на сестре Коковцова. Он поцеловался с Распутиным и спросил, действительно ли он собирается уехать домой. Вместо ответа Распутин снова уставился на Коковцова своими холодными глазами и проговорил скороговоркой:

— Что ж, уезжать мне, что ли? Житья мне больше нет, и чего плетут на меня!

— Да, конечно, вы хорошо сделаете, если уедете, отозвался Коковцов. — Плетут ли на вас или говорят одну правду, но вы должны понять, что здесь не ваше место, что вы вредите государю, появляясь во дворце и в особенности рассказывая о вашей близости и давая кому угодно пищу для самых невероятных выдумок и заключений.

— Кому я что рассказываю, все врут на меня, все выдумывают, нешто я лезу во дворец, зачем меня туда зовут! — почти завизжал Распутин.

Его прервал Мамонтов, заговорив тихим, вкрадчивым голосом:

— Ну что греха таить, Григорий Ефимович, вот ты сам рассказываешь лишнее, да и не в том дело, а главное — не твое там место, не твоего ума дело говорить, что ты ставишь и смещаешь министров, да принимать всех, кому не лень идти к тебе со всякими делами да просьбами и писать о них кому угодно. Подумай об этом хорошенько сам и скажи по совести, из-за чего же льнут к тебе всякие генералы и большие чиновники, разве не из-за того, что ты берешься хлопотать за них? А разве тебе даром станут давать подарки, поить и кормить тебя? И что же прятаться — ведь ты же сам сказал мне, что поставил Саблера в обер-прокуроры, и мне же ты предлагал сказать царю про меня, чтобы выше меня поставил. Вот тебе и ответ на твои слова. Худо будет, если ты не отстанешь от дворца, и худо не тебе, а царю, про которого теперь плетет всякий, кому не лень языком болтать.

Распутин сидел с закрытыми глазами, опустив голову. Молчание продолжалось необычайно долго и томительно. Подали чай. Распутин забрал пригоршню печенья, бросил его в стакан, уставился опять на Коковцова своими рысьими глазами, и тот сказал напрямик:

— Напрасно вы так упорно глядите на меня. Ваши глаза не производят на меня никакого действия. Давайте лучше говорить просто, и ответьте мне, разве не прав Валерий Николаевич?

Распутин усмехнулся, заерзал на стуле, отвернулся и проговорил:

— Ладно, я уеду, только уж пущай меня не зовут обратно, если я такой худой, что царю от меня худо.

Коковцов стал расспрашивать Распутина о продовольственном деле в Тобольской губернии, где в тот год был неурожай. Распутин отвечал здраво, толково и даже остроумно. Но стоило только мне сказать ему: «Вот, так-то лучше говорить просто, можно обо всем договориться», — как он опять съежился, стал закидывать голову или опускал ее к полу, бормотал какие-то бессвязные слова: «Ладно, я худой, уеду, пущай справляются без меня, зачем меня зовут сказать то да другое, про того да про другого…» Долго опять молчал, уставившись на Коковцова, потом сорвался с места и сказал только: «Ну, вот и познакомились, прощайте», — и ушел.

Судя по этим воспоминаниям, на спокойного, здравомыслящего человека «животный магнетизм» Распутина не оказал никакого воздействия.

У Коковцова был опыт общения с людьми подобного типа во время службы в Министерстве юстиции. По его мнению, Распутин — типичный сибирский варнак, бродяга, умный, играющий роль простеца и юродивого. Ему недоставало только арестантского армяка и бубнового туза на спине, как опасному каторжнику.

На следующий день Коковцов узнал от Мамонтова, что «миленький» (так называл он Распутина, подражая его привычке говорить всем «милой, миленькой») уже доложил в Царском Селе о том, что был у председателя Совета министров, который уговаривал его уехать в Покровское. И услышал в ответ сердитые слова о том, что Коковцов суется туда, куда не спрашивают.

При очередном докладе царю, закончив деловую часть, Коковцов передал ему содержание разговора с Распутиным. Николай II спросил:

— А какое впечатление произвел на вас этот мужичок?

— Самое неприятное. Мне казалось во все время почти часовой с ним беседы, что передо мной типичный представитель сибирского бродяжничества. С подобными типами я встречался в начале своей службы в пересыльных тюрьмах, на этапах, среди так называемых не помнящих родства. Они скрывают свое прошлое, запятнанное преступлениями, и готовы буквально на все во имя достижения своих целей. Мне не хотелось бы в дальнейшем встречаться с ним наедине. У него отталкивающая внешность, искусственные приемы какого-то гипнотизерства и юродства. Он способен на простой толковый разговор на обыденные темы, но который быстро сменяется потом таким же юродством.

Распутин уехал из Петербурга. Коковцову довелось убедиться, что письмо императрицы к Распутину было подлинным. В нем ему запомнилась фраза: «Мне кажется, что моя голова склоняется, слушая тебя, и я чувствую прикосновение к себе твоей руки». Были и другие высказывания, из которых можно было заключить о достаточно близких отношениях «миленького» с супругой царя. Она верила в Распутина как в чудотворца, способного исцелить ее горячо любимого сына.

Выяснилось, что Распутин показал эти письма Илиодору, когда они дружили, и позволил ему взять их на хранение. В конце концов они оказались у Мамонтова, а он показал их Коковцову. По каким-то своим соображениям Мамонтов передал их государю. Тот побледнел, вынул письма из конверта, взглянул на них и сказал: «Да, это не поддельное письмо». Открыв ящик стола, резко бросил туда конверт. А вскоре последовала отставка Мамонтова.

Сближение Распутина (его настоящая фамилия была Новых) с царской семьей произошло из-за неизлечимой болезни цесаревича Алексея — гемофилии, слабой свертываемости крови. Царица была убеждена, что он может помочь сыну. Как человек сообразительный, Распутин расположил к себе даже царя и стал влиять на некоторые государственные дела. Вот и Коковцов был снят со своего высокого поста в значительной степени (если не исключительно) из-за того, что он якобы позволил Государственной думе слишком много говорить и критиковать действия исполнительной власти, а главное — не смог пресечь публикаций о Распутине. Несмотря на отставку, Коковцов сохранил теплое чувство к царю.

…Вопрос не в том, насколько сильно влиял Распутин на царицу, а через нее и на царя. Основная беда для царской России была в пересудах на этот счет. Они быстро распространились в обществе. Когда во время войны в кинотеатрах показывали награждение Николая II Георгиевским крестом, из рядов публики раздавалось глумливое: царь с Георгием, а царица с Григорием.

Великосветские сплетни о «распутинщине» распространялись по стране не только благодаря газетам, но преимущественно в анекдотах и листовках, слухах. Слишком высоко был вознесен трон, и виден он был отовсюду; слишком много сплетен и злословия, глупости и пошлости было в «высших кругах».

Авторитет царской власти, основанный на вере в помазанника Божия, рушился. Подтачивались главные опоры трона — невидимые глазом. Ведь основа государственной власти находится не в политической или экономической, а в духовной сфере.

У одного из наиболее квалифицированных историков советской цивилизации С.Г. Кара-Мурзы есть книга «Столыпин — отец русской революции». На мой взгляд, такое мнение справедливо только в социально-экономическом аспекте.

На духовную жизнь русского общества реформы Столыпина не оказали даже малой доли того тлетворного влияния, которое распространилось в связи с близостью к царской семье Григория Распутина. Смута и хаос в стране возникают не только, а то и не столько из-за причин материальных. Смута и хаос воцаряются сначала в мыслях и душах людей.

…Характерен эпизод последней официальной встречи Коковцова в ранге руководителя правительства с Николаем II в конце 1913 года. Выслушав доклад о трудностях во внешней и внутренней политике страны и угрозе войны с Германией, государь произнес:

— На все воля Божья!


История — это судьба

Мы привыкли к «научно обоснованному» подходу к человеческой истории примерно так же, как к истории земной природы, исходя из фактов, логики и определенных законов развития общества. В древности предпочитали уклоняться от подобных объяснений, ссылаясь на волю Божью или на силу Рока.

По мнению Н.А. Бердяева, «революция… свидетельствует о господстве иррациональных сил в истории. Деятели революции сознательно могут исповедовать самые рационалистические теории и во имя их делать революцию, но революция всегда является симптомом нарастания иррациональных сил… Ленин был крайним рационалистом, он верил в возможность окончательной рационализации социальной жизни. Но он же был человеком судьбы, рока… Революция есть судьба и рок».

Он так обосновал свой вывод: «Для историософии христианской раскрывается, что смысл революции есть внутренний апокалипсис истории. Апокалипсис не есть только откровение о конце мира, о Страшном суде. Апокалипсис есть также откровение о всегдашней близости конца внутри самой истории, внутри исторического еще времени… В нашем греховном, злом мире оказывается невозможным непрерывное, поступательное развитие. В нем всегда накопляется много зла, много ядов, в нем всегда происходят и процессы разложения. Слишком часто бывает так, что в обществе не находится положительных, творческих, возрождающих сил. И тогда неизбежен суд над обществом, тогда на небесах постановляется неизбежность революции…»

С позиций религиозной философии достаточно сослаться на высшую волю. Но хотелось бы еще и продумать механизмы, которые приводят к революционным переворотам.

Крупные исторические явления связаны с комплексом разнообразных факторов, подчас, казалось бы, незначительных или сугубо субъективных; зависят от более или менее случайного совпадения во времени некоторых событий. Тем более если общество находится в неустойчивом состоянии.

Это можно сравнить с напряжением атмосферы в момент прихода грозового фронта, при столкновении воздушных масс, когда скопившаяся энергия разряжается по причудливым путям молний. Куда направится, куда ударит очередной разряд, предугадать невозможно.

В начале 1917 года предугадать грянувшую вскоре революцию было нельзя хотя бы уже потому, что никаких особых оснований для нее тогда не было. Поэтому о ней даже в начале февраля не помышляли ни теоретики, ни руководители разных партий, а также царь и его окружение.

По наивной легенде, Наполеон Бонапарт не выиграл Бородинское сражение из-за насморка. По точным данным, Александр II остался бы в живых, послушавшись кучера и оставаясь в карете, которая практически не пострадала от бомбы террориста, и если б не пошел к схваченному преступнику вопреки предупреждению сопровождавшего. Тогда второй террорист смог ценой своей жизни убить императора. Не будь трагического сцепления подобных мелких обстоятельств, Александр II принял бы либеральный проект Лорис-Меликова, призванный охладить революционные страсти. (Есть версия, что именно по этой причине и торопились некоторые революционеры устроить на царя покушение, усиливая напряженность в обществе.)

«Была ли Февральская революция результатом заговора? — задается вопросом В.Е. Шамбаров в интересной и отчасти спорной книге «Оккультные корни Октябрьской революции». — Но тут надо уточнить, а что понимать под словом "заговор"? Глобальный заговор — был. То есть были нацеленные против России и ее царя подрывные действия правящих кругов Англии и Франции, отечественных либералов, германских шпионов, масонства, революционных партий, сепаратистов. Движений даже и не совместимых между собой, но имеющих одно направление — расшатывание устоев государственности».

Надо бы только не делать знака равенства между Россией и царем. Скажем, правящие круги союзников были конкретно против Николая II, боясь, что он заключит сепаратный мир с Германией. Правительство не могло сознательно расшатывать устои государственности, ибо это бы означало пилить сук, на котором сидишь. Отечественные либералы в большинстве желали конституционную монархию, желали продолжать войну и панически боялись революции.

«Были ли в России здоровые силы? — спрашивает Шамбаров, исходя из интересов сохранения самодержавия. И отвечает: — Да, были. И немалые». В доказательство приводит записки монархистов царю с предложениями мероприятий, призванных укрепить существующую власть. Но разве Николай II и его приверженцы не догадывались об этих мероприятиях? Или из гуманизма не желали использовать государственный терроризм против своих врагов? Или недооценивали опасность революции?

Мне кажется, не такими уж глупцами, наивными гуманистами или недальновидными политиками были царь и его советники. Дело в другом. Не было в стране достаточного количества «здоровых сил», готовых решительно защищать существующий строй и лично императора с его супругой. Потому-то и был обречен тот строй, олицетворением которого являлся царь: разных противников было много, а сторонники оказались слишком слабы и малочисленны, подчас не отличавшиеся ни честностью, ни умом.

Шамбаров отмечает, что 28 февраля «стихийный бунт и погромы начали приобретать черты революции. К Думе пошли гимназисты, интеллигенция, пошли рабочие. Пошли и войска — и уже не группами и толпами, а частями. С офицерами, с оркестрами. Моряков Гвардейского экипажа привел к Таврическому дворцу великий князь Кирилл Владимирович — с красным бантом на груди. Вслед за Питером и в Москве люди и воинские подразделения стали стекаться к городской Думе».

В том-то и дело, что солдатские массы отказались стрелять в граждан, а полицейские кордоны были сметены. Даже личная гвардия царя и многие казаки предпочли сохранить нейтралитет или примкнуть к демонстрантам. Они понимали: правда на стороне рабочих.

Подобно современным русским монархистам (их ловко использовали в своих целях сторонники Горбачева и Ельцина, в частности, Гайдар и Чубайс) Шамбаров — яростный ненавистник революций. Таких толкователей истории в наше время появилось немало. 20 последних лет их воспитывали в духе ненависти к революционным переворотам, атеистам, большевикам, Красной армии и т.д. Хотя феномен революции требует трезвого осмысления, а не эмоций.

Подчеркнем три обстоятельства. Во-первых, социальные бури бывают разные: одни освобождают народ, другие его порабощают. Во-вторых, надо учитывать, какой стала страна после переворота. В-третьих, революции свершаются не потому, что кому-то этого хочется. Если тот же Шамбаров боится подобных стихий, то может отсидеться дома. Каждому — свое.

Нынешним, как говорится, не нюхавшим ни пороху, ни трудового пота людям было бы полезно знать и понимать: противником самодержавия, революционером был бывший камер-паж императора Александра II, его личный знакомый князь Петр Алексеевич Кропоткин — одна из самых светлых, благородных, мужественных личностей в истории человечества. Он был выдающимся путешественником-исследователем и ученым. Неужели Кропоткин хуже разбирался в тех событиях, свидетелем которых был, и хуже знал ту царскую Россию, в которой жил, чем современные «царисты» (слово Сталина)?

Хочется вразумить их: друзья мои, неужели вам не понятно, что вами манипулируют те же самые «закулисные» деятели и прочие ненавистники России, которые обогатились и вознеслись к вершинам власти благодаря горбачевско-яковлевской «перестройке» и ельцинско-гайдаровским «реформам»?!

Впрочем, любые исторические явления каждый человек воспринимает субъективно, по литературным данным, личному опыту, своему образу мысли и жизни, по тем идеям, которые внедряются в его сознание и подсознание извне, общественными группами и организациями, а в последние десятилетия преимущественно СМРАП.

История страны зависит, помимо всего прочего, от общих закономерностей развития науки и техники, производства и технологий, не говоря уже о состоянии природной среды. Сочетание множества не поддающихся сопоставлению и логическому анализу факторов мы привыкли называть судьбой. Она порой проявляет себя неотвратимо и непредсказуемо.

Например, определенную роль в обострении февральских стачек и манифестаций в Петрограде сыграло то, что солдаты стоявших в городе резервных частей не желали отправляться на фронт. Более существенно другое: они вынуждены были стремиться к превращению манифестаций в революционный переворот. По свидетельству В.В. Шульгина, Н.Д. Соколов сказал:

— Перед тем как должна была собраться Государственная дума, произошло совещание революционных организаций Петрограда, как рабочих, так и солдатских. Представители рабочих предложили организовать уличные демонстрации. Солдатские же представители ответили: «Для чего вы нас зовете? Если для революции, то мы выйдем на улицу, но если для манифестации — то не выйдем. Потому что вы, рабочие, после уличных манифестаций можете вернуться к себе на фабрики, а мы, солдаты, не можем — нас будут расстреливать!» Представители рабочих признали эти соображения правильными и заявили, что для революции они не готовы…

«Они — революционеры — не были готовы, — продолжал Шульгин, — но она, революция, — была готова. Ибо революция только наполовину создается из революционного напора революционеров. Другая ее половина, а может быть, три четверти, состоит в ощущении властью своего собственного бессилия».

Вот некоторые из факторов, которые сказались на превращении демонстраций, митингов, уличных беспорядков — происшествий достаточно тривиальных — в революцию. Немало зависело и от личного мнения каждого солдата и рабочего, решивших выйти на улицы столицы с требованиями изменения существующего государственного устройства.

Ученые исправно стараются выстроить умственную конструкцию, показывающую в максимальной полноте и четкости, как механический процесс, ход исторических событий, объясняющую их причинно-следственные связи. Так создаются мифологемы. Хотя проявляются в истории, порой с чрезвычайной силой, духовные явления (не путать с более узкими — религиозными), коллективное сознание и подсознание — феномены, до сих пор недостаточно изученные.

Во всяком живом организме, в каждом из нас ежесекундно совершаются миллионы различных биохимических и нервно-психических процессов, восстановить которые сколько-нибудь адекватно нет никакой возможности. Нечто не менее сложное происходит в общественной жизни, не говоря уже об окружающей природе — биосфере.

Любое объяснение крупных исторических событий (предмет историософии, философии истории) имеет признаки мифа. Вопрос лишь в том, насколько эта концепция приближается к реальности, к той самой правде, которая не всегда достижима, тем более без серьезных исследований, напряжения мысли и, главное, предельной честности.


Мятеж, бунт, переворот, революция

С этими понятиями связано немало споров и предрассудков. И не удивительно. Они имеют не только теоретический, но и практический интерес, ибо во многом определяют жизнь общества и влияют на судьбы людей. А политики используют их в своих целях так бесстыдно, что вносят лишь смуту в общественное сознание.

Мятежи, бунты, перевороты существуют тысячи лет — с тех пор, как возникло государство. Их можно считать социальными катастрофами. С не меньшим основанием они претендуют на роль сильных толчков, стимулов, а то и движущих сил, определяющих развитие общества, культуры, науки и техники, человеческой личности.

Революция — показатель кризиса системы: не обязательно социальной, но также интеллектуальной, экономической, природной. В некоторых случаях противоречия могут разрешиться более или менее спокойно, мирными преобразованиями. Однако нередко происходит катастрофа.

Русский ученый и мыслитель А.А. Богданов, заложивший основы общей теории систем и кибернетики (он назвал открытую им науку об организации — тектологией) выделял два главных типа кризисов. В одном случае система, пройдя период нестабильности, переходит на более высокий уровень сложности, организованности, энергоемкости. Во втором — деградирует или разрушается.

Этот закон помогает понять, что происходит с человеческой личностью, обществом, окружающей средой. Надо четко классифицировать революционный переворот. И учесть, что по времени результаты могут сказаться быстро (скажем, у человека) или через годы, если речь идет о таком крупном объекте, как общество, государство.

Подлинные социальные перевороты расшатывают сложившиеся устои общества и обычно вызывают гражданские войны, террор, бедствия значительной части населения. Но те, кто в результате выгадал, непременно называют свершившиеся перемены прогрессивными. Это еще в XVI веке отметил англичанин Джон Харрингтон (перевод С.Я. Маршака):

Мятеж не может кончиться удачей.
В противном случае его зовут иначе.

Да, тогда он называется революцией.

В отличие от дворцовых переворотов революции преображают общество, а не только меняют властителей. Сразу же возникает сомнение: можно ли считать февральские манифестации 1917 года и последующее отречение царя Николая II революцией? Ведь после этого существовавший государственный строй сохранялся.

Крупные социальные перевороты подобны природным катаклизмам. Их последствия в первое время обычно бывают разрушительными. Затем наступает период бурного роста, становления новой системы с последующей стабилизацией. Она переходит в состояние относительного совершенства. Оно, в свою очередь, чревато неизбежным кризисом. Ибо внутренние силы или внешние обстоятельства вызывают противоречивые процессы в обществе, расшатывая его структуру.

Если не происходят постепенные преобразования, то противоречия разряжаются очередной социально-политической, духовной и экономической катастрофой. И вновь ее результатом может быть либо подъем на новый уровень развития, либо деградация.

В самых общих чертах таков цикл любых сложных систем — от глобальных геологических и биологических, до социальных, интеллектуальных (эволюция личности — не исключение). Кратко: становление — расцвет — стабилизация (относительное совершенство) — кризис — становление (или деградация) и т.д.

Выдающийся французский естествоиспытатель Жорж Кювье свою знаменитую книгу назвал «Рассуждения о революциях на поверхности земного шара» (в русском переводе — «о переворотах»). Она была написана вскоре после Великой французской революции. Изучая слои горных пород, ученый сделал вывод: «у природы могли быть свои внутренние войны», а «поверхность земного шара подвергалась переворотам и катастрофам». Общественные потрясения навели Кювье на мысль, что нечто подобное характерно и для природных процессов.

В России еще в середине XIX века распространилось мнение, будто революции в общественной жизни совершаются по воле отдельных злонамеренных лиц, обуянных бесовщиной. В романе Ф.М. Достоевского «Бесы» главный герой утверждает: «Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ». Но, кроме зверского убийства, его тайная организация ничего сделать не смогла. Нечто подобное происходило в действительности. Более того, партия социалистов-революционеров осуществляла сотни террористических актов. И все-таки, несмотря на многочисленные жертвы, никакой революции они не совершили.

Те, кто обвиняют в революциях конкретных людей, подпольные общества или партии (короче — революционеров), подобны верующим в силу магических заклинаний… Впрочем, за последние два десятилетия у нас в России приобрели невиданную популярность всяческого рода колдуны, маги, экстрасенсы, ворожеи, гороскописты. Очевидный показатель утраты здравого смысла! Данный феномен обстоятельно проанализировал Сергей Георгиевич Кара-Мурза в книге «Потерянный разум».

Подлинные революции стихийны подобно природным катастрофам. Они вызваны глубинными процессами, происходящими как в общественной системе, так и в общественном сознании.

Чрезвычайно трудно объективно относиться к социальным катастрофам и революционерам. Исследователь вынужден выбрать определенную идейную позицию. Он может быть сторонником или свергнутого, или установившегося нового строя; ему могут быть по нраву эволюционные медленные изменения и не нравиться резкие преобразования как таковые (хотя подобная точка зрения нелепа; это все равно что отрицать землетрясения или цунами вместо того, чтобы изучать их причины и разрабатывать мероприятия по предотвращению катастроф или уменьшению их нежелательных последствий).

Слишком многое зависит от общественного мнения, установок власти, состояния государства. Например, за последние два столетия в сознании российской публики складывались два несовместимых, полярных, предельно контрастных взгляда на эти вопросы.

В царское время официальная пропаганда клеймила революционеров как смутьянов, насильников, врагов России, агентов западных держав, анархистов-антихристов, обуянных бесовской гордыней и страстью к разрушению. Однако в среде интеллигенции, деятелей культуры возникло и со временем приобрело немалую популярность иное мнение: это — бесстрашные борцы за правое дело, за справедливость, свободу, равенство и братство, за освобождение русского народа от гнета самодержавия, мироедов, эксплуататоров.

После установления власти большевиков отношение к революционерам изменилось на прямо противоположное. Официальная пропаганда представляла их (не всех) как героев и борцов за правое народное дело. А в кругах интеллектуалов западного и «почвенного» направления складывались о них негативные представления. Первые утверждали, что советская власть отказалась от благодетельной буржуазной демократии, установив тоталитарный режим, подобный царскому. Вторые обвиняли революционеров в разрушении искони русской триады «Бог, Царь и Отечество», равно как «православие, самодержавие, народность», даже несмотря на то что свергла царизм именно буржуазия.

В одном были едины царская, буржуазно-демократическая и советская власть: они крайне отрицательно относились к анархизму. Это естественно. Руководители государства не могут признать благом безвластие.

…Сергий Булгаков, говоря о событиях 1905 года в России, отметил: «Если до революции еще легко было смешивать страдающего и преследуемого интеллигента, несущего на плечах героическую борьбу с бюрократическим абсолютизмом, с христианским мучеником, то после духовного самообнаружения интеллигенции во время революции это стало гораздо труднее».

Добавим: еще резче это обозначилось во время и после 1917 года. Тогда представители русской интеллигенции оказались по разные стороны баррикад и фронтов. Даже многие священнослужители не были смиренны, не стали «над схваткой», призывая не к братскому единению, а к братоубийству. Об этом свидетельствовал Сергей Есенин, которого нельзя заподозрить в предвзятости. Он пересказал признания монахов в своей родной деревне:

И говорят,
Забыв о днях опасных:
«Уж как мы их…
Не в пух, а прямо в прах…
Пятнадцать штук я сам зарезал красных,
Да столько ж каждый,
Всякий наш монах».

Христианское подвижничество смиренно. В этом отношении оно противоположно революционному порыву. Но и то, и другое в своем искреннем, подлинном виде проявляется не слишком часто. Мало ли лицемеров святош? Не менее и тех, кто использует революционную ситуацию в своих эгоистических целях.

В угаре политических распрей или тем более гражданской войны, борясь за власть или обретя ее, люди преображаются. Экстремальные ситуации вызывают экстремальные действия. Как поступать в таких случаях? Бороться за свержение существующего строя или защищать его?

И кристально честный человек, и прожженный негодяй могут оказаться как на одной, так и на другой стороне. Те, кто предпочтет занять выжидательную позицию (большинство), вряд ли достойны восхищения. Они стараются приспособиться к изменчивой обстановке чаще всего ради личной выгоды или из трусости. Хотя есть у них и положительная социальная роль как инертной массы, определяющей стабильность общества.

Революционеры стремятся свергнуть правительство (правителя), свершив государственный переворот, и коренным образом изменить общественный строй. Любое правительство, любая государственная система и все те, кто ее поддерживают, с подозрением или с ненавистью относятся к подобного рода организациям.

Однако большинство жителей любой страны более всего желает стабильного, спокойного существования. Из них немногие поддерживают революционную идеологию. Тем более что ее стараются извратить, преподнести в неприглядном виде имущие власть и капиталы, соответствующие государственные органы.

Немало есть желающих осыпать проклятиями революционные периоды «бури и натиска», невероятных взлетов и падений, страшных переживаний и страданий. Но следует ясно понимать: история человечества не обходится без этих периодов, и никакие стенания тут не помогут. В конце концов, полный покой обретает человек только на кладбище.

Кризисы, катастрофы, перевороты отражают законы мироздания, а не волю людей. Полезно иметь в виду справедливое утверждение Максимилиана Волошина:

Лишь два пути открыты для существ,
Застигнутых в капканы равновесья:
Путь мятежа и путь приспособленья.
Мятеж — безумие; законы
Природы — неизменны. Но в борьбе
За правду невозможного безумец —
Пресуществляет самого себя.
А приспособившийся замирает
На пройденной ступени. Зверь всегда
Приноровлен к склонениям природы.

Уточним: приспособившийся не только замирает, как бы превращаясь в живую окаменелость. Он чаще всего деградирует, ибо стремится пристроиться в ограниченной «экологической нише». У человека в этом отношении всегда есть выбор:

Настало время новых мятежей
И катастроф: падений и безумий.
Благоразумным:
«Возвратитесь в стадо!»
Мятежнику:
«Пересоздай себя!»

Извращение и опошление истории

Во времена СССР у нас преобладал упрощенный взгляд на исторический процесс. Его «раскручивали» в виде спирали, восходящей от дикости и варварства к цивилизации. На последнем этапе капитализм порождал социализм, а в перспективе сияло коммунистическое будущее.

Такая схема имеет определенное основание, обобщает множество фактов, исходит из некоторых философских предпосылок. Ее называют историческим материализмом. С ней можно соглашаться во всем или частично, ее можно опровергать. Но следует признать, что она привносит научные принципы в историософию.

При таком подходе, как мне представляется, недооценивается духовная жизнь общества, не учитываются трансформации человеческой личности в разные эпохи, взаимосвязь природы и цивилизации. Данная концепция упрощает историю человечества. Ничего плохого в этом нет (схематизация неизбежна). Беда лишь в том, что ретивые идеологи считали ее единственно верной, что повредило более всего самому историческому материализму, превратившемуся в окаменелость, лишившемуся возможности развиваться.

Теперь у нас произошло нечто значительно более печальное и опасное: под видом популяризации знаний началось тотальное опошление истории культуры, цивилизаций, природы.

Само по себе и это не вызывало бы возмущения, если б не одно обстоятельство. Примитивнейшие, вульгарные идеи преподносятся с большим апломбом многомиллионной аудитории в сопровождении кино- и фотоиллюстраций, со ссылками на документы, порой извлеченные из секретных архивов, с высказываниями свидетелей. Создается полная иллюзия достоверности. И только заинтересованный специалист способен заметить, что преподносится тенденциозная выборка, замалчиваются важнейшие сведения, порой показывают фальшивки, а выводы не соответствуют фактам.

Главный вопрос: для чего это делается? Ради каких целей и в чьих интересах?

Ответ на последний вопрос в нынешних условиях капиталистической, буржуазной и коррумпированной России не представляет труда: в интересах тех, кому принадлежат СМРАП, — имущих власть и капиталы.

Ради каких целей? Естественно, для того чтобы данные группы, кланы, социальные прослойки укрепляли свою власть и увеличивали капиталы.

Можно возразить: но ведь данный контингент заинтересован в том, чтобы сохранялась, укреплялась Россия, а ее народ, который они эксплуатируют, воспринимал свое положение спокойно или даже с удовольствием. Для этого следует позаботиться о его благосостоянии, разве не так?

В идеале любой собственник не заинтересован, чтобы его «дойная корова» худела, чахла и могла отбросить копыта или взбеситься. О тех, кого эксплуатируешь, целесообразно хотя бы минимально заботиться. По-видимому, на это рассчитывали те «россияне», которые голосовали за капитализм, передачу национальных богатств в частные руки. Они готовы были служить на хозяев, надеясь получить от них больше благ, чем предоставляла им социалистическая система.

На деле вышло иначе. Ловкие хозяева позаботились о том, чтобы в кратчайшие сроки стать миллионерами и миллиардерами. За счет кого? За счет, естественно, народа. В результате появились массы безработных или месяцами не получающих зарплату, бомжи, нищие, беспризорные дети, самоубийцы в не виданных нигде и никогда масштабах, а народ стал вымирать.

Так почему же новоявленные эксплуататоры ведут себя столь непредусмотрительно? Почему они не боятся народного гнева, забастовок, бунтов, новой революции? Разве они не чувствуют, что пилят сук, на котором сидят, режут курицу, несущую золотые яйца, уничтожают собственную дойную корову?!

А чего им бояться, если народ предпочитает влачить жалкое существование и вымирать, но не восставать против несправедливости ради собственного будущего? Впрочем, и восставать ему не надо. Ведь в России установлена буржуазная демократия. Значит, вполне достаточно на выборах проголосовать против тех, кто обманом навязал этот губительный для большинства режим.

Например, были недовольны Ельциным. Почему бы не «прокатить» его на выборах, как это сделали белорусы с его сообщником Шушкевичем? Нет, избрали Ельцина президентом второй раз даже после того, как по его приказу расстреляли Верховный Совет и убили несколько сот граждан. Он в очередной раз обманул ожидания избирателей, вызвал общее недовольство… На следующих выборах избрали того, кого он назначил своим преемником.

Подавляющее число граждан возмущены обокравшими их Гайдарами, Чубайсами, абрамовичами, швыдкими и пр. А в результате голосуют за партию власти и за тех президентов, при которых продолжается «гайдарономика» и на высших должностях находятся нелюбимые, а то и ненавистные деятели.

Казалось бы, уму непостижимое явление: спокойная реакция большинства населения России на то, что произошло и происходит с Отчизной, на свое униженное, жалкое положение на собственной земле. Массовое безумие?

В книге С.Г. Кара-Мурзы «Потерянный разум», подзаголовок: «Утрата здравого смысла. Утрата логики. Утрата меры», на огромном количестве примеров показано, как чудовищно умственно деградировали современные интеллектуалы, которых удалось обмануть с помощью нехитрых приемов западной агитации и пропаганды. Им внушили веру в несусветные блага капитализма — открытого общества, правового государства, священной частной собственности — и неисправимые пороки социалистического закрытого, бесправного общества. Это удалось сделать легко и просто прежде всего потому, что эти люди имели одинаково скудные представления и о западном, и о советском обществе (наиболее яркий пример — академик А.Д. Сахаров), а также об истории Отечества и человечества.

И все-таки, пожалуй, наиболее страшная, если не безнадежная, утрата этого контингента служащих по ведомствам науки, просвещения, искусства, управления и пр. — утрата совести. В отличие от подлинных интеллигентов, у которых духовные интересы преобладают над материальными, данные индивиды обуреваемы жаждой накопления материальных благ. За это они с радостью готовы и родину продать.

Здравый смысл и логику люди забывают обычно тогда, когда им это выгодно. Ибо их утрату нетрудно при желании восполнить: достаточно оглядеться вокруг, поразмыслить, почитать книги умных и честных авторов. Было бы только желание понять, обдумать всерьез.

Утрата совести, сострадания, чувства взаимопомощи и справедливости — безнадежна. Подавив в себе эти чувства, люди совершают любые самые скверные, мерзкие поступки, презренные и проклятые с давних пор: предательство, измену воинской присяге, обман, казнокрадство, ложь… Послушный эмоциям рассудок подыщет им оправдание. Такова структура человеческой психики.

В том-то, пожалуй, и беда, что не утратили «враги народа» (назовем так тех, кто исполнен нечистого буржуазного духа личной выгоды, алчности, лжи, изворотливости, стремления получать максимум денег за минимум работы) ни рассудка, ни здравого смысла, ни логики. Они быстро нашли оправдание. Оно основывается главным образом на «обновленном» освещении истории России в XX веке. В кратком изложении эта версия такова.

Российская империя при Николае II была процветающим государством. Ленин на германские деньги осуществил революцию, развязал Гражданскую войну, выдворил из страны всех носителей высокой культуры, устроил геноцид русского народа. Подлинными героями и патриотами России были белогвардейцы, а носителями культуры — эмигранты. Тех и других надо прославлять.

Сталин продолжил черное дело Ленина: скрыл от народа его завещание; убил своего лучшего друга Кирова, установив режим массового террора; расстреливал или загонял в лагеря миллионы ни в чем не повинных людей; на костях рабов воздвиг «стройки коммунизма», а благодаря штрафным батальонам и заградотрядам победил фашистов; по маниакальным побуждениям репрессировал целые народы (чеченцев, крымских татар и пр.), не успев сделать то же с евреями. Подлинными патриотами России были генерал Власов, бандеровцы и все те, кто выступал против русских оккупантов и сталинщины.

Короче говоря, коммунисты — изверги, Ленин и Сталин — величайшие злодеи всех времен и народов. Они создали империю зла — Советскую Россию—СССР. Вывод очевиден: эту страну необходимо разрушить до основания; Ленина и Сталина проклясть во веки веков; русскому народу, пособнику злодеев и склонному к фашизму, надо всемирно покаяться; необходимо воспитать новых русских, россиян, отрешившихся от 70 лет гнусного и презренного советского прошлого и приобщенных к западной цивилизации.

Вполне логичная конструкция, не правда ли? Далеко не всякий обыватель сможет установить, что вся она построена на лжи, клевете, подлогах. Ну, а если его такая конструкция устраивает, то он (а тем более она) примет ее и вовсе без сомнений. Когда говорят, что ложь — грязная, смердящая, отравленная и отвратительная, все это субъективные определения. Та же самая ложь может быть увлекательной, привлекательной, желанной.

Достаточно «подправить» историю, умело извратить и опошлить ее, а затем представить такую стряпню чистой правдой и пищей для ума, внедрить ее с помощью СМРАП в массовое сознание, и предатели родины смогут чувствовать себя патриотами, а расхитители национальных богатств и враги народа — его благодетелями.

Так произошло в нашей стране.

Не следует думать, будто извращение отечественной истории XX века представляет собой нечто небывалое. В XIX веке наши демократы-историки постарались очернить образ и деяния Ивана Грозного (позже его как великого злодея сравнивали со Сталиным), создателя Великой России. Хотя наш царь был образованней и гуманней (!), чем все правители западных держав того времени. Во время опричнины было убито менее трех тысяч человек, тогда как в Испании, Англии или Франции короли совершали несравненно более страшные и менее оправданные злодеяния (вспомним хотя бы Варфоломеевскую ночь в Париже), жертвами которых были многие десятки тысяч человек.

При советской власти историки, называвшие себя марксистами, изображали историю царской России в мрачных красках. Это понятно: требовалось оправдать свержение царизма. Только со второй половины 1930-х годов, когда Сталин стал диктатором, положение начало меняться. Он понимал, что патриотизм предполагает любовь к Отечеству, а не только к существующему государственному устройству.

Сказано русским философом, вынужденным эмигрантом Сергием Булгаковым: «Родина есть священная тайна каждого человека, так же как и его рождение. Такими же таинственными и неисследованными связями, которыми соединяется она через лоно матери со своими предками и прикрепляется ко всему человеческому древу, он связан через родину и с матерью-землей, и со всем Божьим творением. Человек существует в человечестве и природе… Нужно особое проникновение, может быть, наиболее трудное и глубокое, чтобы познать самого себя в своей природной индивидуальности, уметь полюбить свое, род и родину, постигнуть в ней самого себя, узнать в ней свой образ Божий…»

Не следует понимать последнюю его мысль примитивно: мол, атеистическая советская власть не позволяла человеку узнавать в себе образ Божий. Ведь дело в том, во что человек верит, как он живет, как относится к ближним и дальним, к Родине.


«Есть у революции начало…»

Была советская песня с такими словами, имеющими продолжение: «…нет у революции конца». Мысль верная. Обычно имеется более или менее определенная дата государственного переворота. Когда он завершен, указать затруднительно.

С Февральской буржуазной революцией не было покончено в октябре. Приход к власти большевиков и левых эсеров означал лишь начало социалистического переворота. Ленин не предполагал, какими страшными будут его последствия. Хотя уже после корниловского мятежа слышались предупреждения об опасности гражданской войны.

Эсеровская газета «Речь» 7 сентября поместила резолюцию Ростовского-на-Дону комитета партии народной свободы, где говорилось: «Всякое выступление против Временного правительства и возвещенной им программы ближайшей деятельности является актом контрреволюционным. Дальнейшее углубление революции ведет к разрушению хозяйственной и культурной жизни и угрожает гражданской войной. Комитет убежден в том, что гражданская война может смести все завоевания революции и поглотить в потоках крови нашу молодую, неокрепшую свободу, а потому полагает, что энергичный протест против углубления революции, продиктованный несбыточными социалистическими утопиями, необходим в интересах спасения завоеваний революции».

В ответ газета «Рабочий путь» опубликовала статью Ленина «Русская революция и гражданская война». Он признал: положено начало гражданской войны, в которой пролетариат показал «силу, сознательность, почвенность, рост и упорство». Буржуазия ничего подобного не обнаружила, даже с помощью своих капиталов, и обречена на поражение.

«Говорят о "потоках крови" в гражданской войне… — продолжал он. — Эту фразу повторяют на тысячи ладов все буржуа и все оппортунисты. Над ней смеются и будут смеяться, не могут не смеяться после корниловщины все сознательные рабочие». Он упомянул о «морях крови», пролитой в империалистической войне, сравнения с которыми не выдерживают «потоки», неизбежные в междоусобице. Завершил статью так:

«Не пугайте же, господа, гражданской войной: она неизбежна, если вы не хотите рассчитаться с корниловщиной и с "коалицией" теперь же, до конца, — то эта война даст победу над эксплуататорами, даст землю крестьянам, даст мир народам, откроет верный путь к победоносной революции всемирного социалистического пролетариата».

Что же в прогнозах Ленина оправдалось, а что оказалось либо заблуждением, либо полемической агиткой?

В сражениях Гражданской войны жертв было действительно меньше, чем в империалистическую. Однако мирное население пострадало чрезмерно: около 15 миллионов погибли от эпидемий, голода, белого и красного террора. Настоящая народная трагедия! Кто был в ней виноват? Принято теперь обвинять Ленина и большевиков. Но можно ли однозначно смоделировать события, которые произошли бы без их участия? А если бы тогда Россия как самостоятельное государство перестала существовать?

Власть Временного правительства была слаба; страну могла охватить смута с постоянными местными бунтами. Недовольство империалистической войной было слишком велико; дезорганизация действующей армии, несмотря на улучшившееся снабжение боеприпасами, грозила серьезными поражениями… Бесспорно другое: в том, что произошло, проявлялись не столько воля и желание Ленина и его сторонников, сколько действие объективных исторических факторов.

Надежды на мировую революцию (если они к тому времени у Ленина были искренними) не оправдались. Рабочие многих стран поддержали социалистическую революцию в России, и это помогло ей устоять под напором Антанты. Социалистические преобразования продолжались подчас насильственными революционными методами. Процесс завершился принятием в декабре 1936 года Конституции СССР, которую прежде называли Сталинской (он возглавлял конституционную комиссию). После этого можно было утверждать: Октябрьский переворот 1917 года, начавший социалистическую революцию, завершился.

Однако победа была, как показали следующие полвека, не окончательной. Произошла вторая буржуазная революция, «сверху». Ее организовала значительная группа представителей разных социальных слоев, зараженных буржуазной идеологией. Инициаторами, вдохновителями и исполнителями были номенклатурные работники партийного и государственного аппарата, культуры и пропаганды, КГБ и армии, торговли, а также так называемые цеховики, представлявшие криминальную экономику. Поддерживали всех зарубежные враги России.

У Февральской буржуазной революции было продолжение, проявившееся через семь десятилетий. Такой срок выглядит длительным в обыденном масштабе времени. Для общества, государства он невелик.

Несломленная сила российской буржуазии, не окрепшей в условиях царской власти, проявилась вскоре после Октябрьского переворота. Большевикам пришлось ввести новую экономическую политику — переходную форму от военного коммунизма (его А. Богданов называл казарменным) к «государственному капитализму» (такую формулировку использовал Ленин). Трудным этапом стала коллективизация. Как признавался позже Сталин, ему тогда было тяжелей, чем во время войны. Исследования историков и экономистов показали: этот этап был необходим.

Частное мелкое и среднее сельское хозяйство не могло удовлетворить даже минимальные потребности населения страны в продуктах питания. Тем более когда проходила ускоренная индустриализация промышленности, укреплялся оборонный потенциал и одновременно шла культурная революция. Необходимы были преобразования в сельском хозяйстве. О переводе его на индустриальную основу еще в конце XIX века писал Д.И. Менделеев императору Александру III.

Несмотря на лишения и страдания, советский народ смог преодолеть огромные трудности и создать за три пятилетки великую державу. Она выдержала испытание самой страшной в истории человечества Великой Отечественной войной. Без духовного единства народа и его веры в руководство страны была бы невозможна победа. Это следует осознать раз и навсегда.

Надежды Ленина на мировую социалистическую революцию были по меньшей мере наивны. Но то, что она окончательно победила в одной стране через 20 лет после Октябрьского переворота, — это факт. Другой факт: еще через 2 десятилетия под водительством Хрущева партийная номенклатура совершила дворцовый переворот, свергнув… умершего к тому времени Сталина! (Надо знать, что миф о «хрущевской оттепели» лжив; либеральные реформы ввел не он, а Маленков.)

Итак, никто не свергал царскую власть. Были февральские массовые демонстрации, митинги, беспорядки в Петрограде и мартовское отречение Николая II и великого князя Михаила от трона. Государственный переворот все-таки свершился, власть захватило «демократическое» Временное правительство. Это позволяет называть данное событие буржуазной революцией.

Октябрьский вооруженный переворот 1917 года явился только прологом Великой социалистической революции. Она с переменным успехом проходила около двух десятилетий, окончательно победив только в конце 1930-х годов. Был установлен не предвиденный теоретиками социализм. Вернее, о нем не догадывались ни Маркс и Энгельс, ни Ленин. Хотя его почти за полвека до этого предсказал оригинальный и глубокий русский мыслитель Константин Леонтьев.


Социализм как высшая стадия феодализма

Эта мысль требует критического анализа и серьезного обоснования. Мне она дорога, можно сказать, как память. Полвека назад она осенила меня, хотя показалась более занимательной, чем серьезной.

Позже я узнал: нечто подобное утверждал К.Н. Леонтьев. Об этом мыслителе нередко говорят с восторгом. Однако его творческое наследие используют чаще всего в угоду текущей идеологической политике, следовательно, искаженно. Современным интеллектуалам было бы полезно задуматься о его пророческих мыслях. Он утверждал:

«Великий человек, истинно великий вождь, могучий диктатор или император… может нынче явиться только на почве социализма. Для великого избранного вождя нужна идея хоть сколько-нибудь новая, в теории еще незрелая, на деле не практикованная, идея, выгодная для многих, идея грозная и увлекательная, хотя бы и вовсе гибельная потом».

Это в полной мере относится к И.В. Сталину, а также к двум великим и очень разным диктаторам XX века — Мао Цзэдуну и Гитлеру.

Развал СССР подтвердил мысль Леонтьева: «Для России нужна внутренняя сила, нужна крепость организации, крепость духа дисциплины». Такое общество было создано у нас при Сталине — социалистическая монархия. И пока был достойный, широко образованный (не по дипломам, а по знаниям и уму), много и плодотворно работающий монарх, оно развивалось невиданными темпами и действовало с необычайной мощью.

Чтобы оперативно исправлять недостатки государственной системы или принимать решения в трудных ситуациях, стране необходима твердая централизованная власть. Эту общую закономерность, по мнению К. Леонтьева, особенно важно учитывать в условиях России. Только тогда русский народ будет достоин своего призвания и возвеличит свою страну. В противном случае, «через какие-нибудь полвека, не более, он из народа "богоносца" станет… "народом богоборцем"».

В данном случае слова «богоносец» и «богоборец» следует понимать широко: как верность высоким идеалам добра и красоты или, напротив, отрешение от них. Леонтьев учитывал, что в России распространено не только православие. Разнообразие верований он считал признаком цветущей культуры (религия, как известно, одна из составляющих духовной культуры вместе с философией, наукой, искусством).

На фоне технического прогресса и тотальной демократизации личность духовно деградирует — почти точно по Леонтьеву. Она становится стандартной, самодовольной, ориентированной на максимальное потребление материальных благ и приспособление к техносфере (я называю это техногенной личностью).

Леонтьев не возлагал больших надежд на широкое распространение христианства. По его словам, «если видимое разнообразие и ощущаемая интенсивность жизни (т.е. ее эстетика) суть признаки внутренней жизнеспособности человечества, то умаление их должно быть признаком устарения человечества и его близкой смерти… Более или менее удачная повсеместная проповедь христианства должна неизбежно и значительно уменьшить это разнообразие».

Для государства современной эпохи технической цивилизации архаичные религиозные верования играют второстепенную роль. Любое государство — это земной, а не идеальный или небесный град. Страна крепка лишь в том случае, когда народ верит в мудрость своего руководителя и справедливость государственного устройства.

При буржуазной демократии, в системе частного капитализма ничего подобного быть не может. Там все подвластно богу-богатству. Вот подлинный символ веры, идол — золотой телец. Ему вынуждены подчиняться представители традиционных религий — христианства, ислама, иудаизма, синтоизма. Надо смотреть правде в глаза и честно это признать. Недаром единственным насильственным действием Иисуса Христа было изгнание торгующих из храма. Но разве они не возникают вновь и вновь?

Монархический социализм в СССР при Сталине оставлял возможность гражданам (не членам КПСС) исповедовать традиционную религию. Хрущев стал вторым после Троцкого свирепым борцом против христианства и разрушителем церквей. Он стремился установить абсолютную гегемонию партократии во всех областях государственной и духовной жизни. Ему были абсолютно чужды представления о цветущем разнообразии личностей, идей, верований.

Константин Леонтьев отвергал равенство. А за последние 20 лет в России постоянно твердят СМРАП, будто в СССР была уравниловка. Это — ложь. Когда в 1936 году в СССР приезжал известный французский писатель Андре Жид, он с позиций троцкизма критиковал советский строй за… неравенство! При Сталине существовали большие привилегии представителям трудных и опасных профессий, крупным деятелям науки, культуры. Премиями награждали за успехи в труде, за открытия и изобретения, достижения в области культуры. Академик получал зарплату в несколько раз больше, чем инженер. Сталин боролся против привилегий партийной номенклатуры и ее влияния на государственную деятельность. Он приравнял этих деятелей к нормальным труженикам. Разве такая «уравниловка» плоха?

Феодализм сталинского образца был кастовым, но не наследственным. Два сына вождя были офицерами — артиллеристом и летчиком. Они участвовали в войне (Яков, как известно, погиб). Поощрялись заслуги. В каждой профессии человек имел возможность получать льготы и деньги по труду.

Социализм вовсе не обязательно следует за капитализмом. Так было, в частности, у нас в стране. А коммунизм может быть анархическим (в идеале), военным и казарменным (в реальности). Современные богатые капиталистические страны давно используют элементы социализма. Это позволяет им сглаживать экономические кризисы, избегать острых выступлений трудящихся. Когда в РФ ввели «антисоциализм», русский советский народ был обречен на деградацию и вымирание (другого народа в стране, по существу, не было). Выгадали наихудшие его представители.

Почему русские, издавна склонные к анархии, признали жесткий, порой суровый порядок, установленный Сталиным? Не от страха, конечно. Только ущербный человек может думать, будто трудовые и боевые подвиги, научные открытия, великие достижения совершаются из страха перед начальством или репрессиями. Так полагают трусливые приспособленцы, бездарные и пошлые, а то и подловатые. Они всегда готовы пользоваться результатами чужого труда и прислуживать тем, от кого получают деньги.

При феодализме идеал, к которому стремятся одни, — рыцарь, а другие, — мастер. Именно эти качества превозносились в СССР, можно даже сказать, насаждались. В общественной жизни ценились коллективизм и справедливый порядок.

Но те же особенности феодализма в немалой степени определили крушение Российской империи и Советского Союза.

В идеологии этого строя важную роль играют мифы о верховной власти как данной свыше (кесарю — кесарево); о верховном правителе как отце народа. Григорий Распутин подорвал уважение и доверие народа к царской власти, и она зашаталась и рухнула. (В буржуазных демократиях президента достаточно сменить, вот и все.) Хрущев низвел ниже своего уровня образ Сталина, опошлил его. Это стало началом конца СССР.

Говорят, когда Михаила Шолохова спросили, был ли в Советском Союзе культ личности, он ответил: «Культ был. Но и личность была». Системы феодализма предполагают культ личности.

Как только при капитализме от культа рыцаря и мастера перешли к культу буржуя-богача, духовная немочь распространилась в обществе. Для русских людей, для Российской империи и СССР культ техногенного человека, «недоличности» был чужд. Крушение возвышенных мифов стало катастрофой для великих держав, которые существовали на территории нашей страны в недавнем прошлом.


Мифическая Совдепия

С конца 1917 года появилось новое название для России, где к власти пришли большевики: Совдепия. Слово имело негативный оттенок. Мол, была империя, стала Совдепия, где верховодят Советы всяческих депутатов.

Позже было провозглашено создание Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Затем — Союза Советских Социалистических Республик. Краткая формулировка — Советский Союз.

Насколько справедливы подобные термины, производные от слова «совет»? Нередко можно услышать: они не отвечают реальности, а являются идеологическим мифом, искажающим реальное господство компартии.

Попробуем разобраться.

Что такое советская власть? Может ли в принципе вся власть принадлежать Советам рабочих, солдатских, матросских и крестьянских депутатов? Да, это будет анархическая система народной демократии, ибо в перечисленные категории входило абсолютное большинство населения России первых десятилетий XX века.

Было бы корректно — с формальной точки зрения — оставить только крестьянских депутатов как представителей самого многочисленного класса. Их Чрезвычайный съезд открылся 10 ноября 1917 года в Петрограде. Из 330 депутатов (многие не смогли приехать) было 195 левых эсеров, 65 правых эсеров и 37 большевиков. Если бы в России установилась народная демократия, то правительство должно было состоять из социалистов-революционеров, которые первыми выдвинули лозунг «Земля — крестьянам!».

Но разве справедливо всю власть предоставлять только представителям арифметического большинства? Не окажутся ли среди меньшинства образованные интеллектуалы, знатоки промышленности, техники, финансовых систем, управления?

Чтобы представить полную социальную палитру, следовало бы создать еще Советы офицеров и генералов, учителей и врачей, чиновников и предпринимателей, инженеров и техников, ученых, духовенства, представителей свободных профессий… Нельзя же все эти категории граждан относить скопом к буржуям и лишать права голоса! Они представляют наиболее образованные социальные слои. Разве без них может нормально существовать развитое государство?

Активной политической деятельностью в любой стране занимаются не те, кто трудятся на тяжелых физических работах и составляют большинство населения, а интеллектуалы (не обязательно умные), в некотором роде представители буржуазии, а также деклассированные элементы — профессиональные революционеры. Вот почему в странах буржуазной демократии власть не может принадлежать трудящимся. Они вынуждены выбирать «буржуев». В России при Временном правительстве была установлена такая система.

За нее выступали поначалу и большевики, когда требовали созыва Учредительного собрания. От этого лозунга они не отказались и захватили власть. Правительство, образованное после Октябрьского переворота, в сущности, снова было временным. Предполагалось, что оно просуществует до Учредительного собрания, делегаты которого, избранные на основе всеобщего избирательного права, провозгласят волю большинства населения России.

Уже на Чрезвычайном съезде крестьянских депутатов позиция большевиков оказалась слабой. Однако по ходу этого собрания выяснилось, что разногласия между левыми и правыми эсерами более резкие, чем между первыми и большевиками. Пока шли бесконечные выступления, прения и выяснения отношений, большевики предложили руководителям левых эсеров создать Всероссийский исполнительный комитет, объединив ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов с ЦИК Советов крестьянских депутатов. После непростых переговоров согласие было получено.

В правительство вошло несколько левых эсеров; оно называлось «временным рабоче-крестьянским», а декреты и постановления сопровождались пояснением: «Впредь до решения Учредительного собрания». ВЦИК, на правах парламента, включал по 108 депутатов от съезда крестьянских Советов и от съезда рабоче-солдатских Советов, 100 от армии и флота, 50 от профсоюзов.

14 ноября было сообщено о достигнутом соглашении. Это выглядело триумфом. В Петрограде прошла праздничная многолюдная манифестация. Казалось, наконец-то удалось добиться хотя бы временного согласия в обществе. Председателем ВЦИК избрали Я.М. Свердлова. Так появилась страна Совдепия. Ситуация устраивала даже противников большевистского правления. Ведь и правящим комиссарам вскоре после Учредительного собрания можно было сказать: «Которые тут временные, слазь! Кончилось ваше время!»

20 декабря Совнарком назвал дату созыва Учредительного собрания: 5 января 1918 года. Интересная деталь: на 8 января было намечено открытие Третьего Всероссийского съезда Советов. Случайное совпадение? Вряд ли. Значит, предполагалось противоборство двух демократических организаций. Кто окажется сильнее?

Учредительное собрание, как любой парламент, призвано было быть «говорильней», где сталкиваются интересы разных партий и групп, создаются блоки и т.п. Лишь после этого принимаются решения. В условиях стабильного государства подобные дискуссии могут быть и плодотворными, и пустословными, ничего принципиально не меняя: общество продолжает жить по установленному порядку.

Ну а если страна пребывает в смуте? Если отсутствует крепкая власть? Если продолжается война, но армия находится в полном разброде? Если в условиях стихийной анархии единственной реальной силой являются Советы солдатских, матросских, рабочих, крестьянских депутатов?

Какая роль в таких условиях предопределена Учредительному собранию? Жалкая! Или оно должно было поддержать власть, или прекратить свое существование.

Ему ВЦИК представил ультиматум в виде «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ней утверждались декреты, принятые Совнаркомом, с указанием: «Поддерживая советскую власть… Учредительное собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества». То есть ни о какой конституционной монархии или буржуазной демократии речи быть не может!

3 января ВЦИК принял и опубликовал написанное Лениным постановление, где говорилось: «Вся власть в Российской республике принадлежит Советам и советским учреждениям». Более того: «Всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваема как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы».

Так большевики предупредили, что не собираются отказываться от власти. Учредительному собранию предлагалось узаконить существующее положение. Но ведь у большевиков было менее четверти всех мандатов (из 715 делегатов на 5 января прибыло в Петроград только 410). Большинство принадлежало эсерам. Были еще кадеты, меньшевики…

Зал Таврического дворца торжественно оформили для первого в России демократического парламента. Открытие его долго задерживалось (по-видимому, по вине большевиков) и началось с беспорядков. ВЦИК предложил от ЦК РСДРП(б) кандидатуру Я.М. Свердлова, тогда как традиционно в подобных случаях это предоставляется старейшему депутату. Им был эсер С.П. Швецов. Да и Свердлов опоздал к открытию. Вот как описал происходившие события депутат большевик Ф.Ф. Раскольников:

«Эсеры хотели открыть Учредительное собрание независимо от советской власти. Напротив, нам было важно подчеркнуть, что Учредительное собрание открывается не путем самопроизвольного зачатия, а волею ВЦИКа, который отнюдь не намерен передавать "учредилке" свои права хозяина Советской страны.

Видя, что Швецов всерьез собирается открыть заседание, мы начинаем бешеную обструкцию: кричим, свистим, топаем ногами, стучим кулаками по тонким деревянным пюпитрам. Когда все это не помогает, мы вскакиваем со своих мест и с криком "долой!" кидаемся к председательской трибуне. Правые эсеры бросаются на защиту старейшего. На паркетных ступеньках трибуны происходит легкая рукопашная схватка. Швецов растерянно звонит в колокольчик и беззвучно, беспомощно шевелит бледными трясущимися губами. Своим шумом мы заглушаем его слабый старческий голос. Вдруг рядом с осанистым рыхлым Швецовым на председательском возвышении вырастает узкоплечий и худощавый Свердлов в черной кожаной куртке. С властной уверенностью берет он из рук оторопевшего старца светлый никелированный колокольчик и осторожным, но твердым жестом хладнокровно отстраняет Швецова.

Неистовый шум, крики, протесты, стук кулаков по пюпитрам несутся со скамей взволнованных эсеров и меньшевиков. Но Свердлов, как мраморный монумент, с невозмутимым спокойствием застыл на трибуне и с вызывающей насмешкой глядит на противников сквозь крупные овальные стекла пенсне. Он хладнокровно звонит в колокольчик и делает широкий повелительный жест худой волосатой рукой, безмолвно призывая собрание восстановить тишину. Когда постепенно шум смолкает, Свердлов с необыкновенным достоинством, громкой и внятной октавой на весь зал возглашает:

— Исполнительный комитет Советов рабочих и крестьянских депутатов поручил мне открыть заседание Учредительного собрания.

— Руки в крови! Довольно крови! — истерически завизжали меньшевики и эсеры, как собаки, которым придавили хвосты.

Бурные аплодисменты с наших скамей заглушают эти истерические стенания.

— Центральный исполнительный комитет Советов рабочих и крестьянских депутатов… — металлическим басом торжественно отчеканил товарищ Свердлов.

— Фальсифицированный, — тонким фальцетом тявкнул опять какой-то эсер.

— …Выражает надежду, — не смущаясь, по-прежнему твердым тоном продолжает товарищ Свердлов, — выражает надежду на полное признание Учредительным собранием всех декретов и постановлений Совета народных комиссаров. Октябрьская революция зажгла пожар социалистической революции не только в России, но и во всех странах…»

Он прочел «Декларацию прав…». Объявил Учредительное собрание открытым. Депутаты-большевики поднялись и запели «Интернационал». Все остальные тоже встали и подхватили гимн. При словах «Но если гром великий грянет /Над сворой псов и палачей» лидер эсеров Чернов сделал широкий жест в сторону левых.

В дальнейшем заседание продолжалось под периодические взрывы криков, стуков, воплей то одной, то другой половины зала. Депутат эсер М.В. Вишняк вспоминал:

«Стенографический отчет отмечает кратко и сдержанно: «Шум слева. Голоса: "Долой", "Самозванец". Продолжительный шум и свист слева». На самом деле было много ужаснее, гнуснее и томительнее. С выкриками и свистом слились вой и улюлюканье, топанье, хлопанье пюпитрами и по пюпитрам. Это была бесновавшаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа. Особо выделялись своим неистовством Крыленко, Луначарский, Степанов-Скворцов, Спиридонова, Камков. Видны открытые пасти, сжатые и потрясамые кулаки, заложенные в рот для свиста пальцы. С хоров усердно аккомпанируют. Весь левый сектор являл собой зрелище бесноватых, сорвавшихся с цепи. Не то сумасшедший дом, не то цирк или зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, здесь и пытали: горе побежденным!»

На место председателя были выдвинуты две кандидатуры: от правых эсеров — В.М. Чернов, от левых — М.А. Спиридонова, поддержанная большевиками. За нее было подано 153 голоса, а за Чернова — 244.

Начались выступления, споры, взаимные обвинения. Большевики объявили, что не желают участвовать в пустых прениях, где сторонники буржуазии стремятся ущемлять права трудящихся, и в полночь покинули зал заседаний. С ними ушли левые эсеры и еще часть делегатов. Осталось менее трети списочного состава, но это не остановило словесные водопады. Так продолжалось до четырех часов ночи. Затем на трибуну поднялся матрос Железняков (анархист), оттеснив очередного оратора, произнес:

— Караул устал. Прошу очистить помещение.

Было 4 часа 40 минут.

Судя по воспоминаниям очевидцев, уже до этого матросы и солдаты охраны вместо того, чтобы обеспечивать порядок, то и дело щелкали затворами, демонстративно наводили ружья на некоторых выступавших эсеров. Ленин даже предложил своим сторонникам уйти во время перерыва, а не демонстративно покинуть зал, после чего караул мог расстрелять оставшихся как «контру». Когда депутаты уходили, один из караульных сказал в адрес Чернова:

— Вот этого бы в бок штыком!

Большевики сделали все для того, чтобы сорвать Учредительное собрание, если оно не утвердит их власть. В частности, разогнали демонстрацию преимущественно служащих, студентов, офицеров с лозунгами «Вся власть Учредительному собранию!». При этом несколько человек было убито и ранено. 6 января вышел декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания. Оно просуществовало 12 часов 40 минут. Самый короткий парламент в мировой истории…

Антисоветчик Д.С. Анин высказался достаточно точно об «установлении нового, до сих пор не виданного строя, выражающегося в единодержавии вождя и его аппарата». Впрочем, любая монархия основана на тех же принципах руководства. В данном случае «невиданность» была в том, что возглавляли правительство не потомственные аристократы и не представители крупной буржуазии, а революционеры, вознесенные на вершину социальной пирамиды мощной волной анархии.

Тот же Анин пришел к выводу: «Итак, одно из величайших событий в человеческой истории явилось в большой степени результатом случайностей, неверных оценок и недоразумений. Тем не менее можно, не рискуя ошибиться, сказать: большевистское завершение революции в первую очередь обязано непреклонному фанатизму Ленина и разнузданной демагогии Троцкого». Он добавил: сказалась психическая болезнь Ленина и симптомы падучей болезни у Троцкого.

Таков образец распространенного ныне объяснения исторического процесса сочетанием нелепостей при своеобразном культе личности. Словно не было тогда других непреклонных фанатиков или разнузданных демагогов. Словно народные массы только за такими деятелями и готовы идти, позабыв обо всем на свете. Как у Владимира Высоцкого: «Настоящих буйных мало,/ Вот и нету вожаков». Но у поэта пациент Канатчиковой дачи говорит о своих коллегах. А тут — историософ-антисоветчик! Или это — диагноз?

Следовало бы признать простую истину. В том состоянии разброда и развала, в котором находились российское общество и армия, единственная надежда на сохранение государства была в установлении диктатуры строго организованной партии под руководством авторитетного лидера. Правые эсеры, меньшевики и кадеты, представлявшие большинство Учредительного собрания, были способны только на дискуссии, на создание очередного буржуазного правительства по типу Временного. Это лишь усугубило бы смуту. Учитывая настроение анархически настроенных матросов (они нередко говорили: «Нам и Ленин не указ!»), Учредительное собрание из представителей «буржуазии» могло завершиться кровавым побоищем.

История убедительно доказала верность политики ленинской партии. Только ей было суждено восстановить Великую Россию. Но была ли при этом установлена власть Советов? Разве не стал Верховный Совет СССР совещательным органом, подчиненным партийному руководству?

Не совсем так.

Правящая партия не сможет успешно управлять огромной страной без поддержки народных масс. Для того и существует «пирамида власти», чтобы передавать из «мозгового центра» директивы, указания, рекомендации. Но такая система не будет действовать эффективно без обратной связи: сигналов, поступающих из местных органов в центральные.

В нашей стране при Сталине была создана социалистическая монархия на основе народной демократии, которую олицетворяли Советы разных уровней. Такая структура при однопартийной системе и единой идеологии доказала свою необычайную прочность в критических ситуациях, единство руководства и народа.

И.В. Сталин был действительно народным вождем, патриархом. Своей скромностью в быту и простотой в поведении, самоотверженной деятельностью и разумным руководством он полностью оправдывал это свое положение. У него личные интересы целиком подчинялись общественным, ради которых он жил и работал. Но когда установилась диктатура партийной номенклатуры, начались вырождение социализма, утрата власти Советов.

Общее замечание. Некорректно рассматривать весь период СССР как нечто единое. Он начинался с военного коммунизма при Ленине, перешел в социалистическую монархию при Сталине и стал вырождаться как система партократии с хрущевского периода, завершившись при Горбачеве предательством идеалов социализма и коммунизма на самом высшем уровне, смутой в обществе и торжеством буржуазных ценностей.


Борьба с хаосом

Анархия — не хаос, а свобода. Вопрос лишь в том, какая свобода, для кого и ради каких целей.

В одном случае свободная личность имеет твердые принципы, способна управлять собой и действовать в интересах общества, частью которого является. В другом случае человек озабочен только личными или групповыми интересами в ущерб обществу, и оно вынуждено его изолировать или изгнать. Третий вариант: каждый волен действовать по своему разумению, и нет запрета на антиобщественные поступки, включая казнокрадство, экономические преступления, аморальную пропаганду и агитацию, ложь и клевету.

Часто это третье состояние и называют анархией. Точней говорить о смуте и хаосе. Такое состояние грозит перейти в социальную катастрофу, выход из которой — революция и диктатура или продолжение деградации общества, упадка, а то и гибели данной страны, цивилизации.

Вот и человек, развиваясь, переживает критические периоды «революционных» перестроек организма или тяжелых болезней. Таковы кризисы роста, преодоления внешних враждебных влияний (болезнетворных вирусов, например). Вопрос лишь в том, чтобы приняты были должные меры противодействия кризисным явлениям. Если же применяются методы, усугубляющие опасный процесс, он грозит завершиться инвалидностью, душевным недугом, летальным исходом…

У нас нет возможности анализировать факторы гибели земных цивилизаций. Мне приходилось исследовать эту проблему. Общий вывод: материальные устои общества чаще всего расшатываются из-за конфликта с окружающей природной средой; выйти из него помогает новая техника (технологии).

Внутренние социальные конфликты ослабляются реформами либо подавляются силой, методами диктатуры. Открытый террор осуществляют соответствующие государственные органы. Хитрое и наиболее эффективное духовное насилие осуществляется методами психотехнологий с помощью главным образом СМРАП. В этом случае духовная деградация общества может зайти очень далеко.

Однако вернемся к периоду Октябрьской революции. Он продолжался около двух десятилетий, до окончательной победы советской власти и установления социалистической монархии — как показал опыт, наиболее устойчивой и эффективной системы. Хотя у нее был один роковой изъян: слишком многое зависело от интеллектуального и морального уровня монарха и партийного руководства.

…Среди мифов Октября один из наиболее популярных: шла борьба за власть между революционным пролетариатом и представителями дворянства и буржуазии; сражались Красная и Белая армии. Такова привычная схема, хотя даже в рамках ее ситуация представляется значительно сложней в связи с активным участием в русской смуте западных держав.

Теперь подумаем: каким был главный фактор падения самодержавия? Стихийные выступления масс, деструктивная анархия.

Каким был главный фактор падения Временного правительства? Все тот же самый, которым умело воспользовались большевики, руководимые Лениным. «К ноябрю 1917 г., — писала советский историк Е.В. Иллерицкая, — 91,2% уездов оказались охваченными аграрным движением, в котором все более преобладали активные формы борьбы, превращавшие это движение в крестьянское восстание. Важно отметить, что карательная политика Временного правительства… перестала достигать своих целей. Солдаты все чаще отказывались наказывать крестьян».

А что в наибольшей степени угрожало власти большевиков? На этот вопрос вполне определенно ответил их вождь. По его признанию, мелкобуржуазная анархическая стихия представляет собой «опасность, во много раз превышающую всех Деникиных, Колчаков и Юденичей, сложенных вместе». Он считал, что она — «самый опасный враг пролетарской диктатуры».

Понятно, как политический деятель, он имел в виду интересы своей партии, дела, которому он посвятил свою жизнь. Но ситуация была гораздо серьезней. Деструктивная анархия, захлестнувшая страну в 1917 году, могла завершиться развалом России, сначала отчленением окраинных территорий, а затем и Центрального района, Сибири (ведь даже казаки требовали автономии). Такова была суровая реальность. Остановить развал, укрепить государственные устои, сохранить целостность державы могла только жесткая диктатура.

Вот, к примеру, письмо, направленное в адрес Учредительного собрания 22 октября 1917 года А. Сыромятниковым, возможно, представителем образованной части общества. Оно опубликовано в 1992 году («Неизвестная Россия. XX век». Кн. 2). В частности, в нем говорится:

«Старый строй с его жандармско-полицейским режимом, безусловно, мне не симпатичен, "новый" так называемый строй страдает симптомами анархии и полной государственной беспринципностью. Но нужно заметить, что в океане русской анархии повинна старая власть. Историческая лошадь, русский народ, получил свободу… Народ, олицетворяемый русским мужиком, стал царем земли русской, хозяином положения, и он презрел "буржуя", говорящего высоким, не понятным для мужика языком… Воспитанный в крайнем невежестве, скупой, неповоротливый и ленивый, он, почесываясь, стал усваивать принципы истинной гражданственности и… начал творить русскую историю своими товарищами — топором и спичкой, а не удовлетворившись, начал скучать о "царе". Если проникнуть во внутреннюю психологию "мужика" с его крепкой махоркой и понять его религиозно-нравственное миросозерцание, то невольно приходится сделать вывод, какая огромная инерция духа скрыта в нем, та особенная русская неповоротливость, лень, которая так близка инерции земного шара, вращающегося вокруг солнца. И какая огромная культурно-просветительная работа нужна и предстоит еще, чтобы разбудить самые элементарные культурные понятия… Эта особенная, тяжеловесная его психология, тяжелая, как земля, особенно гармонирует с тяжеловесностью бывшего уклада русской жизни».

Наивен миф о едином, темном и ленивом русском мужике (поработал бы автор письма на месте крестьянина!). Но что правда, то правда: выезжала Россия на этом самом «Микуле Селяниновиче», как на тягловой лошади. А гигантскую просветительную работу, настоящую культурную революцию произвели чуть позже, уже в СССР. И русский народ поистине воспрял духом, распрямился и показал всему миру, на какие подвиги он способен…

Для крестьянина-частника любая власть представляется неизбежным злом, ибо заставляет выплачивать подати, налоги, порой отдавать даром плоды своего труда. В гражданскую войну крестьянам приходится кормить армии враждующих сторон, получая взамен денежные знаки, на которые почти ничего не купишь по причине разрухи.

Не Красная армия, а столыпинские переселенцы-крестьяне разгромили Белую армию Колчака. Его соратник генерал А.П. Будберг записал в дневнике:«Восстания и местная анархия распространяются по всей Сибири; главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников». Когда в одном из центров переселенцев, Славгороде, объявили о призыве в Белую армию, «там поднялось восстание, толпы крестьян напали на город и перебили всю городскую администрацию и стоявшую там офицерскую команду».

Будберг полагал, что у этих крестьян «большевистские аппетиты». Но многие из восставших против белоармейцев выступили чуть позже и против советской власти. Одна из листовок гласила: «Народ уничтожил Деникина и Врангеля, уничтожил Колчака, уничтожит и коммуну. С нами Бог и победа, ибо мы за правое дело». Иначе говоря — за анархию, безвластие.

По имеющимся данным, в сражениях Гражданской войны погибло около полутора миллионов человек. Эти военные потери были примерно в десять раз меньше, чем гибель мирных граждан от голода, эпидемий, террора белых и красных, петлюровцев и махновцев. Для народа было губительно состояние взаимной ненависти, развала государства.

Как удалось преодолеть эту страшную пагубу? Установлением так называемой диктатуры пролетариата. Как всегда, осуществляет диктат руководящая группа, которую поддерживает значительная часть наиболее активного населения.

Почему же массы не поддержали буржуазных демократов, местных националистов, идейных анархистов? Предполагаю: инстинкт самосохранения, не утраченный в период смуты, подсказал единственно разумный выход из критической ситуации — установить порядок в стране. Это могли сделать только те, кто выражал волю большинства народов бывшей Российской империи.

Власть богатых устойчива лишь в том случае, когда им удается подчинить себе, преимущественно подкупом, карательные органы и СМРАП, воздействовать на общественное мнение и деформировать духовную сферу личности. Такова диктатура буржуазной демократии. Населению дают сделать выбор правящей партии, управляя сознанием масс, чтобы он был таким, какой требуется для удержания этой власти капитала.

Мало кто сможет сохранить совесть, ясный рассудок и твердую память, чтобы сказать, как Марина Цветаева в 1918 году:

Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей — и что — орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца — неразрывно слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!

Тогда русский народ (тот, настоящий, героический, а не нынешний «новорусский») осознал, что победить этих двух врагов любого общества сможет только диктатура большевиков. И народ оказался прав.


Террор

В переводе с латинского «террор» — страх, ужас. Когда ребенка пугают Бабой-ягой, медведем с липовой ногой. Это, можно сказать, проявление духовного терроризма. Испуганный малыш не может возразить, проникаясь темным страхом.

Помню, внучке Анюте, не желавшей спать, спел: «Придет серенький волчок, тебя схватит за бочок». Она: «Нет, нет!…» Подумав, предложила: «Придет серенький волчка, принесет молочка». Импровизированное заклятие от страха.

Взрослых духовно терроризируют не только на словах, но и действием, а также созданием соответствующих организаций. На верующих воздействуют, запугивая гневом Божьим. В период позднего Средневековья в Западной Европе практиковали аутодафе (от португальского — «акт веры») — публичное сожжение еретиков на костре.

Любая государственная система для своей устойчивости и общественной безопасности использует методы террора. В прежние времена с этой целью проводили показательные казни (этот обычай сохранился только в некоторых странах).

Есть еще революционный и контрреволюционный террор. Он характерен для гражданских войн. О нем обычно говорят так, словно это нечто особенное, ни с чем не сравнимое по жестокости. Отчасти это верно. Враждующие стороны используют террор не только в борьбе между собой, но и подавляя стихийную анархию, то есть против народных масс.

За последние 20 лет в нашей стране упорно и шумно реанимируют миф о красном терроре как о чудовищном преступлении большевиков и лично их лидеров. Это — клевета. Не потому, что не было красного террора. А потому, что прежде был и белый, и стихийный террор. Невозможно сказать, какой из них был более страшен и жесток. Но, судя по всему, началось все с белого террора.

В январе 1918 года генерал Л.Г. Корнилов издал приказ: «Пленных не брать». Таково попрание законов войны в стремлении терроризировать противника. В конце лета того же года было покушение на Ленина и некоторых большевистских лидеров. Ответной мерой стало объявление красного террора.

Судя по некоторым утверждениям антисоветчиков, зверства большевиков начались сразу же, как только они захватили власть. В книге Владимира Солоухина утверждается, что их вождь был психически больной. Мол, по «личным распоряжениям, по указаниям, приказам Ленина уничтожено несколько десятков миллионов россиян».

По утверждению Солоухина, как только в Зимнем дворце арестовали министров Временного правительства, по приказу Ленина, «не мешкая ни часу, ни дня, посадили их в баржу, а баржу потопили в Неве». Правда, ничего подобного на дне Невы не обнаружено да и не может быть вообще. (Миф о подобных затопленных баржах очень распространен.) Вот авторитетное свидетельство В.В. Кожинова:

«26 октября (8 ноября) 1917 года министры Временного правительства (последнего ее состава) были вскоре же освобождены, и большинство из них прожили долгую и по-своему содержательную жизнь». Он рассказал о судьбе некоторых из них (7 министров осталось в России, 8 эмигрировали). Двое из оставшихся стали видными деятелями советской власти. «Живший во Франции военно-морской министр адмирал Д.Н. Вердеревский, — писал Кожинов, — в 1945 году явился в посольство СССР, пил там за здоровье Сталина и даже успел стать гражданином СССР».

Нелепо обвинять Ленина в гибели десятков миллионов россиян уже потому, что всего во время Гражданской войны погибло около 17 миллионов человек. По указаниям и распоряжениям Ленина было убито, по-видимому, не более нескольких тысяч человек. Но если подсчитать число жертв иностранной интервенции или террора белогвардейцев, то подобное или даже более тяжкое обвинение можно было бы предъявить руководителям многих стран и армиям Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля…

Есть некоторые основания вести отсчет красного террора со времени создания Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), 7 декабря 1917 года. Возглавил организацию Ф.Э. Дзержинский. Сначала ее права были невелики, но с февраля 1918 года были расширены в связи с иностранной интервенцией, бандитизмом и активными выступлениями врагов советской власти. Германские войска начали наступление по всему фронту, угрожая Петрограду.

21 февраля Совнарком принял декрет, написанный Лениным: «Социалистическое Отечество в опасности!» В нем утверждался принцип государственного терроризма: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». То есть без суда и следствия.

Тем самым создавались условия для беззакония. Но было ли это проявлением зверского настроения Ленина и его соратников? Нет, конечно. Они стремились подавить выступления против советской власти и запугать ее неактивных врагов. По жестокости они, безусловно, значительно превосходили либералов из Временного правительства (хотя там был и такой известный террорист, как Б.В. Савинков). Но и ситуация была критической. Речь шла о судьбе Великой России, которой угрожало расчленение с переходом на положение сырьевого придатка Запада.

В июле 1918 года в 22 губерниях РСФСР контрреволюционеры расстреляли более 4 тысяч человек, в августе значительно меньше, хотя в сентябре уже 6 тысяч. Ленин, имея в виду взятие заложников, признавался: «Я рассуждаю трезво и категорически: что лучше — посадить в тюрьму несколько десятков или сотен подстрекателей, виновных или невиновных, сознательных или несознательных, или потерять тысячи красноармейцев и рабочих? Первое лучше. И пусть меня обвинят в каких угодно смертных грехах и нарушениях свободы — я признаю себя виновным, а интересы рабочих выиграют».

Это высказывание демонстрирует эмоционально напряженное состояние Ленина. Как профессиональный юрист, он понимал, что принимает незаконные меры борьбы со своими врагами. Но ведь и они действовали так же. Вообще гражданская война есть, говоря спортивным языком, борьба без правил.

«По накалу страстей, — пишет С.Г. Кара-Мурза, — Гражданская война в России на стадии столкновения добровольческих армий была сходна с войнами этническими и религиозными. В этих условиях логика и процедуры государственных органов приобретают особый характер, который бесполезно втискивать в рамки обычных представлений». Он подчеркнул, что в Красную армию в 1920 году пришли в 5 раз больше новобранцев, чем в Белую. А М.М. Пришвин в том же году записал в дневнике: «Рассказывал вернувшийся пленник белых о бесчинствах, творившихся в армии Деникина, и всех нас охватило чувство радости, что мы просидели у красных» (до этого он мечтал о приходе белых).

Было бы несправедливо обвинять Деникина в этих преступлениях. Дело не в нем, а в так называемых белогвардейцах, многие из которых, не выдержав испытания войной, превратились в наркоманов, грабителей, насильников. Деникин пытался пресечь бесчинства. Тщетно!

В рядах большевиков, например, в ВЧК, тоже были недостойные люди. Недаром Ленин предлагал «более строго преследовать и карать расстрелом за ложные доносы». Историк ВЧК А.С. Велидов признавал: «Разумеется, нельзя отрицать и того, что в деятельности ВЧК, особенно ее местных органов, имели место ошибки и злоупотребления. Были случаи, когда в ЧК проникали с корыстными или враждебными целями чуждые элементы. Некоторые чекисты проявляли правовой нигилизм, допускали необоснованные аресты граждан, нарушали инструкции о порядке производства обысков, конфискаций. Такого рода нарушения законности наблюдались главным образом в период проведения массового красного террора».

В этой связи вряд ли следует удивляться и возмущаться тем, что в 1936—1938 годах было репрессировано около двадцати тысяч чекистов и несколько тысяч крупных военачальников. К тому времени сложилась новая революционная ситуация. Готовился государственный переворот, а не просто убийство Сталина. Лозунг «Обогащайтесь!» вдохновлял многих. Враги России готовы были воспользоваться этим переворотом. А страна, ставшая сверхдержавой и находящаяся на подъеме, готовилась к грядущей войне.

Неслучайно в 1938 году было принято постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б), запрещающее органам НКВД и прокуратуры проводить массовые репрессивные операции. В частности: «Установить, что за каждый неправильный арест наряду с работниками НКВД несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор». Это означало прекращение террора против врагов сталинской системы организации общества.

Антисоветчики возмущаются тоталитарным режимом, диктатором и прочими ужасами сталинизма. Таковы штампы, вбиваемые пропагандой в массовое сознание. Хотя тоталитаризм и подавление инакомыслящих при буржуазной демократии более губительны для природы и личности, чем при другой организации общества.

Итак, на наш взгляд, сталинскую систему можно называть народно-демократической монархией на основах социализма. В этом были ее достоинства и недостатки.

…Идеальной структуры общества не бывает. Та, которая установилась в СССР, наиболее подходила для Великой России. Доказательство — не на словах, а на деле. Именно тогда наше Отечество достигло вершины экономического и культурного развития, духовной мощи и всемирной славы.

Прекращение революционного террора означало завершение Октябрьской социалистической революции.










Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх