• Глава 14. Государь «всея Руси»
  • § 1. Ханский «улусник» на пути к единому Российскому государству
  • § 2. Как «улусник» стал «государем всеа Руси» и «Русьских стран христианским царем»
  • § 3. Россия на периферии Европы и у ворот Азии
  • § 4. Дела семейные, государственные, державные
  • Глава 15. Россия в XV — середине XVI в.: страна и общество
  • § 1. Природная среда и хозяйственное пространство земледельца
  • § 2. «Золотой век» российской пашни: крестьянин в контурах двора, деревни, общины
  • § 3. Российский крестьянин: образы социального бытия
  • § 4. «Гость» и ремесленник в российском городе
  • § 5. Воины и управители: российская знать и дворянство на переломе эпох
  • § 6. Молящиеся у престола: общественная роль русской церкви
  • Глава 16. Два лика грозного царя: Россия в эпоху реформ и контрреформы середины XVI в.
  • § 1. В канун царского венчания: политическая борьба и кризис власти в 20—40-е годы XVI в.
  • § 2. «Казанская война» и начало реформ
  • § 3. «Избранная рада» и Российское централизованное государство
  • Глава 17. Русская культура второй половины XIII—XVI в.
  • § 1. Просвещение. Накопление знаний
  • § 2. Фольклор. Литература
  • § 3. Живопись
  • § 4. Архитектура
  • § 5. Прикладное искусство
  • § 6. Быт
  • Глава 18. Смута начала XVII в. и исторические судьбы России
  • § 1. Россия на рубеже двух столетий: кризис общества и государства
  • § 2. Была ли Смута первой гражданской войной в России?
  • § 3. Политические центры эпохи Смуты и «конечное разорение Московского царства»
  • § 4. Восстановление единой государственности в России и последние раскаты Смуты
  • § 5. Последствия Смуты и международное положение России в канун Тридцатилетней войны
  • Глава 19. Государство после Смуты
  • § 1. Первые Романовы
  • § 2. Боярская дума и Земские соборы
  • § 3. Приказы
  • § 4. Местное управление
  • § 5. Законы
  • § 6. Государство и церковь
  • § 7. Преемники царя Алексея
  • § 8. Народное хозяйство — от упадка к подъему
  • Глава 20. Социальные противоречия и потрясения
  • § 1. Сословия
  • § 2. Народные восстания
  • § 3. Восстание Степана Разина
  • § 4. Восстания в Москве
  • Глава 21. Внешняя политика: войны, расширение границ
  • § 1. Русско-польская (Смоленская) война
  • § 2. Укрепление южных границ. «Азовское сидение»
  • § 3. Воссоединение Украины с Россией
  • § 4. Война России и Украины с Речью Посполитой
  • § 5. Русско-турецкая война. Чигиринские походы
  • § 6. Крымские походы
  • § 7. Азовские походы
  • § 8. Присоединение Сибири
  • Глава 22. Русская культура в XVII в.
  • § 1. Просвещение
  • § 2. Научные знания
  • § 3. Фольклор. Литература
  • § 4. Архитектура
  • § 5. Изобразительное искусство
  • § 6. Театр
  • РАЗДЕЛ III. Становление Российского централизованного государства

    Глава 14. Государь «всея Руси»


    Так с определенного момента именовал себя великий князь Иван Васильевич, подчеркивая рождение единой территории полностью самостоятельного государства. В воскресенье же 28 марта 1462 г ., когда столица Московского великого княжения встречала нового единоличного правителя, до этого дня было еще далеко. Но, быть может, уже тогда, в первые часы бремени власти и личной ответственности, он сформулировал эти отдаленные и столь желанные цели? Навряд ли. И дело тут не в отсутствии необходимого опыта или широкого политического кругозора. К моменту смерти Василия Темного за плечами его старшего сына Ивана Васильевича был шестилетний стаж соправительства и рождение наследника-первенца. Так что все было при нем. На московский стол садился вполне зрелый правитель, много чего испытавший и повидавший в свои двадцать два года.

    Дело в другом. У политиков-практиков — а Иван Васильевич был именно таковым — осознание стратегических целей происходит в конкретных, реальных задачах, обнаруживаемых в наличной ситуации, в просчете соотношения сил. То, с чем он имел дело в начале 60-х годов, мало подвигало к постановке удаленных, «идеальных» намерений. Иван III всегда двумя ногами стоял на почве политической ежедневности. Но из нее неочевидным и неприметным поначалу образом произрастали явления, приводившие к принципиальным переменам в границах страны, в строении государства.

    Даже беглый взгляд подмечает разительные отличия в ритме, стиле, образах «государственной биографии» Ивана III и его отца (а иной жизни у них, собственно, не было). Василий Темный почти всю жизнь провел в борьбе за достижение, сохранение или возврат власти великого князя. Много лет подряд он наносил удары ближним и дальним родичам, мстил, ослеплял, казнил, был лишен зрения сам, подвергался заточению и гонениям, не один раз бывал обманут и обманывал сам. Накал соперничества, его театральная непредсказуемость, временная протяженность междоусобия — все это сближает события жизни Василия II с многоактными шекспировскими трагедиями-хрониками о войне Алой и Белой роз. Ничего подобного не углядеть в течении дел и забот Ивана III. Его жизни, его правам на московский трон никто всерьез не угрожает ни в стране, ни извне. Если продолжать литературные параллели, то перед нами монументальный, многосюжетный роман, в котором со смертью главного героя соединяются отнюдь не все концы и начала. И что важно — это объемное повествование. Сага не о Форсайтах, а о московском великом князе и его семье. Политику-практику нужна долгая жизнь, чтобы предчувствовать, а затем осознать и реализовать серьезные цели. Иван Васильевич, по меркам средневековья, прожил удивительно долго: без двух с небольшим месяцев 66 лет.

    Пребывание Ивана III у власти удобно делится на три периода. Первый из них завершается событиями 80-х годов. Это время оказалось едва ли не самым опасным и трудным.


    § 1. Ханский «улусник» на пути к единому Российскому государству

    Улусниками в кочевых империях обозначали автономных владетелей, пожалованных ханом землями и людьми. «Жалованье» оформлялось в виде специального ярлыка. Нужды нет, что хан невольно или добровольно учитывал наследственные права в рамках определенных княжеских династий. Легитимность власти князя (великого или удельного) придавало прежде всего ханское пожалование, ханский ярлык. Эволюция от улусника хана до «вольного», суверенного властителя — одна из главных событийных линий первого периода.

    Опытный читатель удивится: как быть с теми расхожими в литературе взглядами, что Иван III занял великокняжеский стол «по благословенью» и распоряжению отца без всякой на то санкции из Орды. Доказывается это просто — летописи молчат о каких-либо акциях любого государства-наследника Золотой Орды в связи с вокняжением Ивана III в 1462 г . Но ведь те же летописи ничего не говорят о ханском пожаловании Василию II в 1425—1426 гг. великого княжения. Но мы-то точно знаем из тех же самых летописей, что выдача ханом ярлыка на стол во Владимире в указанное время имела место быть. Значит, редакторы летописных сводов могли сознательно опускать соответствующую информацию, и мы вправе подозревать осознанное умолчание применительно к событиям 1462 г .

    Это доказательство от обратного. Поищем позитивные аргументы. Они существуют. В договорах 1473 г . Ивана III с родными братьями, Борисом Волоцким и Андреем Угличским, прямо говорится об уплате ими выхода в Орду (точнее — Орды) согласно распоряжению в духовной Василия Темного. Из докончаний 1473 г . не вполне ясны временные характеристики уплаты дани в Орду (давался ли выход «на все годы» или только за ряд лет), но не в том суть. Любой подобный платеж подразумевает наличие ханского ярлыка на княжение как юридического основания для взимания дани.

    Текст Ермолинской летописи (на него мало обращали внимания) подтверждает правильность нашей догадки: Иван III получил ханский ярлык на великое княжение именно в 1462 г . В летописной статье этого года сначала кратко пересказывается распорядительная часть завещания Василия Темного в отношении всех его сыновей и жены. Затем следует особая фраза о том, что Иван Васильевич «седе на столе отца своего на великом княжении в Володимери, и на великом княжении в Новгороде Великом, и Нижнем, и на всей Русской земли». Удивительный текст. Абсолютно ясно, что в его основание не была положена соответствующая часть духовной Василия Темного — там упоминаний о Великом Новгороде вообще нет, а Нижний фигурирует среди владений, завещаемых Ивану III, но не обозначается в качестве великого княжества. С перечисленных единиц государственно-политического устройства в Орду шел особый выход в каждом случае (равно как с Твери, Ярославля, Рязани). Где должно было учитываться это обстоятельство прежде всего? В ханских ярлыках, а также в дефтерях, где подробно расписывались суммы с определенных городов и местностей. С большой долей уверенности мы можем предполагать, что процитированная фраза основана на ханских ярлыках, полученных

    Иваном III (ярлык на стол во Владимире сопрягался с ярлыком на Великий Новгород).

    Правильность такой интерпретации доказывается также одним фактом, мимо которого прошли почти все исследователи. В 1461 г . Казимир IV получил от крымского хана Хаджи-Гирая пожалование, освобождавшее целый ряд подвластных Казимиру городов и населенных пунктов от платежа регулярной дани в пользу хана. В перечне назван и Великий Новгород. Ярлык из Большой Орды Ивану III 1462 г . (вряд ли из Казани) и стал своеобразным ответом на это.

    Иван III получил санкцию легитимности власти от хана Большой Орды Махмуда, в Орду должен был идти и действительно шел выход. По-видимому, не только Орда претендовала на дани с Москвы. После поражения 1445 г . что-то должны были регулярно платить казанскому хану. Вот здесь ранее и быстрее всего проявились скрытые противоречия.

    Что порождало особенную остроту? Множество причин. В числе важнейших — территориальные и суверенно-политические претензии казанских властителей на некоторые нижегородские и вятские земли, на верховенство над Вятской землей в целом, регулярные набеги не только на пограничные районы, но и на исторический центр — Владимир, Суздаль, Стародуб Клязьменский. Московское правительство сразу попыталось перехватить инициативу глубоким вторжением русских сил с двух направлений. Несмотря на отдельные успехи, кампания 1467 г . тем не менее не принесла решительной удачи. Война растянулась на три года, причем порой русские рати дважды за год отправлялись к далекой Казани. Переломным стало лето 1469 г ., когда под водительством дмитровского удельного князя Юрия большая русская армия осадила Казань. Твердое и умелое руководство Юрия, перевес сил, отсутствие надежд на внешнюю помощь привели к заключению мира «на всей воле великого князя». Можно лишь догадываться, в чем она заключалась. Бесспорно, освобождался весь христианский полон, захваченный и уведенный казанцами. Конечно, речь должна была идти о свободе торговых поездок «на низ» по Волге российских купцов. Скорее всего, Казань отказалась от тех или иных территориальных претензий (показательно, что Вятка в течение войны соблюдала тщательный нейтралитет) и от уплаты в ее пользу каких-то даней. Успешный итог войны надолго, почти на десятилетие, обеспечил безопасность восточных границ.

    Непросто складывались отношения в московском княжеском доме. Раньше обострения обычно возникали в канун ликвидации тех или иных уделов, во время перемены статуса каких-либо земель. Парадокс ситуации в 60-е годы заключался в том, что осложнения имели место во время образования удельных княжений, в соответствии с завещанием Василия Темного. Не вдаваясь в детали, отметим только неодновременность их реального выделения. Ядро удела князя Юрия существовало уже с 1456 г ., а в 1462 г . лишь расширилось в соответствии с пунктами духовной. Сразу же образовалось Угличское княжение Андрея Большого. Вскоре был сформирован удел князя Бориса. Но лишь около 1467 г . произошло наделение Вологдой с Кубеной и Заозерьем младшего сына Василия II, Андрея Меньшого. В целом, однако, распоряжения духовной были выполнены.

    Важные перемены обозначались в отношениях с другими великими княжениями Северо-Восточной Руси. Правда, с Тверью был сразу подтвержден прежний равноправный союзный договор. Осенью 1463 г . был отпущен на Рязань великий рязанский князь Василий Иванович, проживавший после смерти отца на Москве. Патронат над этим государственным образованием со стороны Москвы был дополнен в 1464 г . браком рязанского князя с сестрой Ивана III Анной. Главной же новостью стало присоединение Ярославского великого княжения в 1463—1464 гг. Источники не сохранили многих деталей этого знаменательного события, но кое-что существенное нам известно.

    Скорее всего, произошла индивидуальная и групповая продажа своих прав ярославскими князьями во главе с последним великим князем Александром Федоровичем с последующим подтверждением этой сделки в Орде. Ликвидацией государственно-политической самостоятельности дело не ограничилось. Началось длившееся несколько лет переустройство поземельных и служебных отношений. Это привело к образованию объемного фонда великокняжеских земель, к упрочению служебного статуса местных светских вотчин. Но главное — взамен рыхлого конгломерата ратей различных ярославских владетельных князей довольно быстро образовалась единая городовая (иначе — уездная) корпорация феодалов-землевладельцев. Верхушкой ее стала сословно-территориальная группа ярославских Рюриковичей. Эти изменения шли под бдительным надзором одного из самых доверенных лиц Ивана III — ярославского наместника князя Ивана Стриги-Оболенского. Результаты обнадеживали: в 1469 г . «ярославцы» вместе с другими уездными корпорациями участвовали в успешном походе на Казань. Можно сказать и так. В Ярославле опробовались рождавшиеся самой жизнью методы включения в единое государство бывшего ранее самостоятельным государственного организма — лишь с частичной ликвидацией прежних поземельных и служебных отношений.

    Итак, собирание под рукой одного монарха независимых княжений и земель все более переходило в плоскость практических задач и шагов. Они были разными: формально равноправный союз с Тверью, патронат над Рязанским княжеством, ликвидация самостоятельности Ярославского княжения. Ни то, ни другое, ни третье не вызвало внешнеполитических затруднений. Но был особенно болезненный нерв московской политики — это отношения с Новгородом. Здесь в начале 60-х годов слишком многое было зыбким и неопределенным.

    Обострившиеся взаимоотношения с Новгородом Иван III унаследовал от отца. Московское посольство в Новгород в январе 1462 г . не дало результата. Вот почему архиепископ Иона отказался от поездки в Москву. Кончина московского правителя ничего не изменила. Большое новгородское посольство во главе с Ионой побывало-таки в Москве в начале 1463 г . и было встречено с почетом. Но, как меланхолично заметил новгородский летописец, «далече от грешник спасение»: договориться не удалось. Конфликт грозил перейти в открытую форму, а отсюда двойная миссия Новгорода в Литву в 1463 г .: к Казимиру и князьям-эмигрантам — Ивану Андреевичу Можайскому и к сыну Шемяки. Их призывали выступить на защиту Новгорода от великого князя, на что они дали согласие. Эпизод не получил развития, но явственно обнажил опаснейший аспект московско-новгородских противоречий — международный.

    Как далеко могло зайти правительство Литвы? Политикам в Москве следовало учитывать противоречивые факторы. Самый важный из них — отказ Казимира подтвердить договор 1449 г ., в котором Новгород полагался находящимся «в стороне» московского государя. Иными словами, литовская элита в принципе возвращалась к ключевому пункту восточной политики Витовта — установлению патроната над Великим Новгородом. Это не значило, что в любой момент вооруженного конфликта Москвы с Новгородом Вильно готов к войне с Иваном III. Скажем, в 1463 г . следовало учитывать вовлеченность Польши в Тринадцатилетнюю войну с Орденом, недовольство Казимиром в правящих кругах Литвы. Раздавались голоса в пользу возрождения института особого литовского великого князя. В любом случае смена приоритетов порождала дипломатическую активность, Литва искала союзников против Москвы. Можно не сомневаться, что включение Новгорода в ярлык Хаджи-Гирая было подсказано литовской стороной.

    Следующий кризис в московско-новгородских отношениях наступил в 1470 г . В начале ноября умирает архиепископ Иона, старавшийся компромиссами умерять остроту конфликтов. В ожесточенной борьбе за владычный престол выявились разные позиции, связанные с конфессиональными вопросами. Главная проблема — где и от кого принять поставление новому «нареченному» архиепископу: в Литве, от киевского митрополита Григория (несмотря на униатское прошлое, он был признан в качестве киевского митрополита тогдашним константинопольским патриархом) или в Москве, от митрополита Филиппа, поставленного Поместным собором русских иерархов. Для политиков в Москве (светских и церковных) намерение пролитовской партии Новгорода осуществить поставление в Киеве было едва ли не самым главным обвинением новгородцев.

    Внешний ход событий, казалось, оправдывал самые мрачные предположения. Через несколько дней после кончины Ионы в Новгороде появился знатный Гедиминович, князь Михаил Олелькович. Позднее в Москве этот факт описали как шаг в наступлении короля против Новгорода и Москвы. Что вряд ли верно. Михаил не входил, скорее всего, в ближайшее окружение Казимира. Но значит ли это, что он не склонялся, подобно иным магнатам, к активизации восточной политики? Кроме дальних родственных связей с московской великокняжеской семьей, нет никаких указаний на его промосковские симпатии. В Новгороде он появился с вооруженным отрядом как литовский князь. Новгородцы не изгнали наместников Ивана III, но само пребывание Михаила в республике в качестве служилого князя объективно свидетельствовало об усилении литовского влияния в Новгороде

    Той же осенью 1470 г . до Москвы дошли новости из Орды. Туда прибыл литовский посланник с предложением хаь Ахмаду о наступательном союзе против Москвы. В переговорах литовский дипломат не скупился на подарки ханскому окружению. То был один из первых шагов Литвы в натравливании Большой Орды на Московское княжество. Это о начало, помимо прочего, начало геополитических изменень в Восточной Европе. Казимир предпочитал добиться стратегического ослабления Москвы чужими руками.

    Новгородско-московские антагонизмы нарастали. Был избран Фнлофей, сторонник умеренного курса в отношениях с Москвой. Новгородский посол запросил «опасную грамоту» на приезд Филофея. Грамота была дана, но в сопровождении «речей» великого князя, в которых он именовал Новгород своей «прародительской отчиной от первых князей». По возвращении посла в Новгород тезис вызвал открытое возмущение не только у литовской партии бояр, но и в широких слоях торговцев, ремесленников. Бурные собрания веча выявили преобладание тех групп населения, которые ориентировались на Литву. Попытки московского государя разрешить противоречия дипломатическими мерами не принесли желаемого. Филофей в Москву на поставление зимой—весной 1471 г так и не приехал.

    Московскому великому князю оставалось или примириться с тогдашним соотношением сил в Новгороде, или изменить ситуацию военным путем. Учитывая отвлеченность Казимира династической борьбой в Центральной Европе, «некие зацепки» у хана, отрицательный резонанс, который вызвала бы чрезмерная уступчивость новгородцам, Иван III предпочел вооруженное разрешение конфликта. Впрочем, риск был немалый. Московские воеводы хорошо понимали все трудности, связанные с организацией летней кампании в Новгородской земле. Природно-климатические условия сильно затрудняли простое передвижение больших масс войск и их снабжение Примечательно то, как принимали решение. Оно исходило, можно не сомневаться, от великого князя и его ближайших советников. Для обсуждения специально созвали собрание представителей разных благородных сословий. Участвовали удельные владыки, братья московского государя, князья, митрополит и епископы, бояре, воеводы, воины. Именно к ним обратился с речью великий князь, получив советы и одобрение акции. Поход возводился в акт веры, главной его целью было якобы пресечение уклонения новгородцев в латинство.

    Неточности, мягко говоря, в московской позиции несомненны, но и мотивы понятны. Требовалось доступное для многих и внушающее доверие объяснение военной акции, запланированной против своих же соплеменников-христиан. Ее масштабы впечатляли: были мобилизованы почти все военные силы Московского великого княжества, предусматривалось участие Твери, Пскова, Вятки. В авангардной рати князя Д.Д. Холмского насчитывалось до 10 тыс. воинов. С недельным интервалом после нее выступили в поход отряды князя И.В. Стриги-Оболенского, а затем — самая крупная армия, во главе с великим князем. Тверичи вошли в состав главной армии, псковичи наступали отдельно. Особые отряды (включавшие формирования с Вятки) были направлены в подвинские владения Новгорода. Военные действия сразу приобрели характер тотального столкновения.

    Так оно и получилось. В отличие от войн с Казанью, на все понадобилось чуть более полутора месяцев, б июня из .Москвы отправился авангард, ему и довелось сыграть решающую роль в разгроме новгородских войск. Вскоре после взятия и разграбления Руссы в конце июня Холмский последовательно нанес поражение двум пешим новгородским отрядам. Затем, 14 июля, на берегах р. Шелони произошло решающее сражение: рать Холмского, многократно уступавшая по численности новгородскому войску, разгромила его полностью. В бою пали видные деятели Новгородской республики, несколько десятков посадников и бояр попали в плен, тысячи новгородцев были убиты и ранены. 27 июля в ожесточенном бою на Двине были разбиты новгородские отряды во главе с князем В.В. Гребенкой Шуйским. Всего лишь месяц реальных военных действий выявил полную неспособность Новгорода противостоять организованной армии.

    Причин было множество. Лето 1471 г . обнажило стародавнюю новгородскую болезнь: структура и характер общегородского и частного светского землевладения не обеспечивали военный потенциал республики. Политического единства в армии не было: полк владыки отказывался воевать против великокняжеских войск, множество рядовых ратников попало в новгородскую армию насильственно. Иллюзорными оказались внешнеполитические расчеты (точнее — просчеты): никакой дипломатической поддержки, не говоря уже о военной акции, от Литвы не последовало. Вообще, никто не вмешался в процесс «наказания» Иваном III своей «отчины».

    В день поражения на Двине в местечке Коростыне начались переговоры. Их процедура была унизительной для новгородской делегации, которую возглавил Феофил. Новгородцы били челом «о печаловании» боярам великого князя, те донесли их просьбу московским удельным князьям, а они, «печалуясь», и изложили моление новгородцев Ивану III. Главный итог Коростынского мира — долгая эпоха равностатусных отношений Новгорода с великими князьями безвозвратно ушла в прошлое. Новгородцы признали себя «отчиной» московского государя, любые обращения к Литве объявлялись незаконными, усилилась роль институтов княжеской власти в Новгороде: наместников и дворецкого. Но городцы утратили права на совместные владения с великим князем, на многие свои северные волости. При этом, правя особность государственно-политического устройства, его главные институты, социальная структура сохранились неизменными. Сношения с Литвой (реальные или только подозреваемые) трактовались после 1471 г . как изменнические на правовых основаниях. Добавим к сказанному казнь четырех новгородских посадников (Д И. Борецкого в их числе). Она была произведена по приказу Ивана III за три дня до начала переговоров без судебного разбирательства. Группу лиц из наиболее авторитетных фамилий отправили в заточение в Коломну. Присовокупим огромную контрибуцию, выплаченную Новгородом (свыше 16 тыс. руб.), немереную добычу, захваченную московскими и псковскими войсками. Только с учетом всего этого становятся осязаемыми размеры постигшей Новгород катастрофы. Собственно в 1471 г . политические судьбы боярской республики были предрешены.

    Поход хана Большой Орды Ахмада на Русь в июле 1472 г . стал попыткой реализации антимосковского союза Литвы и Орды. Трудно сказать, подразумевал ли Казимир действительное участие литовских войск в войне против Москвы или он только провоцировал тотальный ордынский натиск против нее. События 1472 г . показали правильность последнего предположения. Отметим также неожиданность появления больших масс ордынцев вблизи русских рубежей: московские власти были явно застигнуты врасплох. Но даже в таких обстоятельствах складывавшаяся система порубежной службы сработала. На левый берег Оки быстро выдвинулись отряды удельных князей, великокняжеские рати, так что не слишком настойчивые попытки ордынцев форсировать реку были пресечены. Дело ограничилось разорением нескольких волостей на правобережье Оки и взятием сожженного Алексина. Затем последовало поспешное отступление, Ахмад не рискнул на генеральное сражение. Провал похода Ахмада стоил дорогого: труды Ивана III по созиданию единого государства получили тем самым подтверждение.




    § 2. Как «улусник» стал «государем всеа Руси» и «Русьских стран христианским царем»

    «Христианским царем Русьских стран» называл Ивана III ростовский архиепископ и его духовник Вассиан. В тяжкие дни осени 1480 г ., когда судьба государства была на волоске, ростовский владыка укреплял решимость своего духовного сына в его противостоянии ордынскому хану (т.е. царю). А «улусником», притом непокорным, Иван III был именно для хана. Но все это случилось поздней осенью 1480 г ., нам же надо вернуться в 1472 г . Обратим внимание на малозаметный как будто бы факт: во время похода в обозе у хана находился московский посол. Из этого сообщения извлекается важная информация. Во-первых, это означает, что вплоть до 1471 г . между Ордой и Москвой поддерживался обмен посольствами. В соответствии с традицией русско-ордынских отношений это подразумевало уплату выхода и признание верховенства ордынского правителя. Еще существеннее другое: поход 1472 г . также не привел к перерыву привычных сношений. В 1472—1476 гг. налицо регулярные посольства в Москву и Орду. Московские политики опасались решительных шагов до окончательного решения проблем с Новгородом, до изменения ситуации в Восточной Европе. Ликвидация новгородской автономности прошла в два приема. В поездке «миром» в конце 1475—начале 1476 г . Иван III ввел прецедент княжеского суда над степенным посадником по коллективному челобитью горожан двух улиц, укрепив авторитет княжеской власти. Толчок к решающим шагам дали события весны 1477 г . То ли по собственной инициативе, то ли по подсказке московских политиков новгородские послы на переговорах в Москве назвали Ивана III «государем», а не «господином» Великого Новгорода. Маловажное, казалось бы, различие имело принципиальное значение: признание титула «государь» значило уравнять Новгород с другими подвластными московскому великому князю областями. Когда этот факт стал известен в Новгороде из уст московских послов, он вызвал внутриполитический кризис. Была учинена расправа над несколькими боярами из «московской» партии, были изгнаны московские купцы, заявление новгородских послов о титуле было дезавуировано. Иван III решил покончить дело силой.

    Новый общероссийский поход на Новгород начался в октябре 1477 г . Военных действий, строго говоря, не было. Войска взяли Новгород в плотную осаду с конца ноября, а уже 7 декабря начались переговоры. Московская позиция, заявленная одной из ближайших к Ивану III персон, князем И.Ю. Патрикеевым, была жесткой. Вечу, посадникам и вечевому колоколу — не быть, Новгород уравнивается в отношении к великокняжеской власти с иными частями Российского государства, подлежат розыску и конфискации в пользу государя бывшие княжеские вотчины в Новгородской земле. Практически все решающие требования были приняты новгородцами быстро. Торг шел по относительно второстепенным вопросам. Уладили и эти проблемы: великокняжеский фонд восстанавливался за счет вотчин архиепископа и кончанских монастырей, служба же ограничивалась собственно новгородскими и псковскими границами.

    15 января 1478 г . состоялся парадный въезд в «свою отчину» «государя и великого князя всеа Руси» Ивана Васильевича. Он назначил четырех наместников (по два на каждую половину Новгорода — Софийскую и Торговую), по его приказу арестовали восемь бояр. Месяц провел торжествующий победитель в столице поверженной боярской республики, демонстрируя рачительное отношение хозяина к своей «отчине». 17 февраля 1478 г . Иван III отправился в Москву, за ним везли вечевой колокол — зримый символ государственной самостоятельности Новгорода.

    В правовых понятиях Орды принципиальное изменение государственного статуса одного из подвластных столов (выход с которого учитывался отдельно) требовал безусловной санкции хана. У нас нет данных о том, что Иван III обращался по этому поводу к Ахмаду. Москвичи осенью 1480 г . были уверены в том, что великий князь вообще прекратил уплату дани в Орду и что это случилось незадолго до 1480 г . Но тогда выстраивается следующая логика политических действий московского государя. Окончательное включение Новгорода в Российское государство не повлекло немедленной реакции ни Литвы, ни Орды. Затем Иван III решил испытать на прочность саму Орду.

    На рубеже 1478—1479 гг. в Крыму на ханском престоле в очередной раз утвердился Менгли-Гирай. История Крымского ханства в 60—70-е годы переполнена переворотами, внутренними усобицами, сложным лавированием между Османской империей и Литвой. Несколько раз сменяли друг друга на троне сыновья Хаджи-Гирая — старший Нур-Даулят и следующий по старшинству, Менгли-Гирай. При установлении протектората Османской империи над Крымом в 1475 г . последний был свергнут. Затем в борьбу вмешался хан Большой Орды Ахмад, в 1476 г . посадивший в Крым своего племянника Джанибека. Впрочем, уже в мае 1477 г . с помощью османов власть вновь захватывает Нур-Даулят. В свою очередь, недовольство крымской знати вынудило старшего сына Хаджи-Гирая к бегству в Литву, что привело на трон в третий и теперь последний раз Менгли-Гирая. Еще в 1474 г . он вел интенсивные переговоры с Москвой о союзе. В изменившейся ситуации крымский хан весной 1480 г . пошел на соглашение: главным «недругом» для Крыма назывался хан Большой Орды Ахмад (и Москва обязывалась помочь в случае нападения Большой Орды на Крым), а для Москвы — литовский великий князь Казимир (Крым должен был оказать военную помощь Москве в случае литовско-русской войны). Так образовались два противостоящих союза: Литва — Большая Орда, Москва — Крым.

    Ближайшее развитие событий проявило международные противоречия, обнажило накопившиеся конфликты в России и поставило Ивана III перед самыми тяжкими проблемами за все время его правления. Внешнеполитические сложности стали ясными еще до того момента, как крымский хан принес присягу в соблюдении обязательств по договору перед московским послом в мае 1480 г . Интенсивный обмен посольствами между Вильно и Ордой состоялся в 1478—1480 гг. Был предварительно согласован срок начала военных действий против Руси — лето 1480 г ., и в обеих странах шла реальная подготовка к ним. Литва, в частности, намеревалась нанять в Польше отряды тяжеловооруженной конницы. Но самые серьезные намерения были у Ахмада: хан на протяжении многих лет пытался воссоздать Золотую Орду в ее прежних размерах. Он возглавил коалицию сил, разгромивших войска узбекского хана Шейх-Хайдера, и подчинил астраханского хана Касыма (племянника Ахмада). Ахмад вывел в Поле из Средней Азии многие кочевья примкнувших к нему племен, включая часть калмыцких улусов, временно посадил своего ставленника в Крыму. В его великодержавных планах Россия занимала, надо полагать, видное место. Совсем не случайно посол из Орды в Москве летом 1476 г . звал великого князя «ко царю в Орду» — речь шла о личном присутствии московского государя «при царском стремени». Налицо желание хана вернуться к архаичным и наиболее тяжким формам зависимости.

    Поэтому сравнение начавшегося похода Ахмада на Русь с нашествием Батыя, пришедшее на ум московским политикам и зафиксированное летописцами, не было пропагандистским преувеличением. Намерения Ахмада грозили отбросить Русь на многие десятки лет назад. В самом начале 1480 г . обострились псковско-орденские отношения, так что Иван III, находившийся в январе 1480 г . в Новгороде, отправил во Псков своего воеводу с войсками. Конфликт не был улажен, он вновь обострился в конце лета. Нельзя говорить о наличии антирусского союза Ливонского ордена и Литвы, но что власти Ливонского ордена пытались использовать реальные затруднения великого князя и совершить агрессию против Пскова — несомненно.

    Первые внутренние затруднения Ивана III стали очевидными осенью 1479 г ., когда произошло острое столкновение между митрополитом Геронтием и государем: он обвинил первосвятителя в неправильном обряде освящения Успенского собора. Митрополит отверг эти укоры, настаивая на неправомерности вмешательства Ивана III в эти дела. Споры происходили публично, что придавало им политическую окраску.

    Еще ранее постепенно набрал силу конфликт между московским государем и его братьями, удельными князьями — Андреем Большим и Борисом. Главной причиной стало нежелание Ивана III делиться «примыслами». При этом братья подчеркивали исправность несения службы своими войсками: они участвовали в кампаниях против Казанского ханства. Большой Орды, дважды против Новгорода и т.п. Впрочем, конкретный предлог для открытого неудовольствия был иным: отъезд к Борису князя И.В. Лыко-Оболенского, великокняжеского наместника в Великих Луках. Великий князь неоднократно через послов требовал от брата возвращения Лыко, но получил отказ. Его настояния шли вразрез с нормами межкняжеских договоров. По приказу Ивана III Лыко был арестован в его вотчине и заточен в тюрьму. Это дало толчок к открытому мятежу братьев: 1 февраля 1480 г . Борис с семьей и всеми своими вассалами направляется к Андрею в Углич. Оттуда их объединенные войска направились к Ржеву. Известия о мятеже застали великого князя в Новгороде — там был третий узел внутренних осложнений.

    В Новгород Иван III отправился в самую распутицу, в конце октября, далеко не разрешив своего конфликта с митрополитом. Пробыл там почти три месяца. Значит, причины поездки были очень серьезными. Скорее всего, дело было не просто в оппозиционных настроениях новгородского боярства. Арест Феофила ослабил позиции антимосковского движения. Информация о выступлении удельных князей вынудила государя срочно вернуться в столицу. Оказалось, что мятеж принял самые грозные очертания.

    Удельные князья уклонились от собственно военных действий. Движение их войск к западной границе вызывало у Ивана III законные опасения другого рода: в какой мере их действия были согласованы с Казимиром? По-видимому, на первом этапе мятежа Андрей и Борис искали опоры против старшего брата внутри страны — они явно хотели опереться на оппозиционные круги в Новгороде. Когда это не удалось, а трехраундные переговоры с Иваном III не дали результата, братья со своими войсками расположились в Великих Луках, отправив семьи в Витебск (его предоставил в качестве убежища Казимир). Литовский великий князь пытался взять на себя функции гаранта завещания Василия Темного и посредника в конфликте. В реальности же он укреплял позиции мятежных удельных князей. Понятно почему — весной 1480 г . его союзник хан Ахмад уже закончил приготовления к наступлению на Москву. Так переплелись в один клубок внутренние неурядицы и внешние угрозы.

    По подсчетам венецианских дипломатов, в середине 70-х годов хан Большой Орды мог выставить войско численностью более ста тысяч воинов. Эту цифру надо увеличить: в поход на Русь Ахмад повел выведенные из Средней Азии улусы (включая калмыков), отряды Астраханского ханства. Стратегической целью хан поставил соединение с литовской ратью и только затем вторжение в центр страны. Начав кампанию, он отправил в Литву своего посла вместе с литовским посланником и стал медленно продвигаться к русским границам. В июле основные его силы кочевали в междуречье Северского Донца и Дона. Еще летом Ахмад регулярно высылал отряды к Оке, прощупывая крепость позиций русских войск на ее берегу, а заодно подвергая грабежу волости на правобережье Оки. «Разведка боем» выявила готовность русских отразить наступление ордынцев. Выдвижение «скорых воевод» по «первым вестям» произошло в конце мая, в начале июня отправились к привычному рубежу отряды из двух уделов, 8 июня выступил в поход великий князь Иван Иванович (старший сын Ивана III от первой жены) во главе основной армии. Центром расположения этих ратей стал Серпухов. Наконец, 23 июля на театр военных действий направился сам московский государь.

    Убедившись в плотности обороны в среднем течении Оки, Ахмад в первой половине сентября направился к устью Угры, левому притоку верхней Оки, служившей тогда границей между Россией и Литвой. Хан все еще лелеял надежду на выступление Казимира, так что он шел навстречу его ратям. Хан полагал также, что изменение маршрута станет известным русской стороне не сразу, а перемещение больших масс войск Ивана III по лесистому левому берегу Оки не будет быстрым. Кроме того, сама Угра представлялась менее сложной для переправы больших масс конницы. Наконец, кочевая армия в принципе не могла долго находиться на одном месте.

    Расчеты ордынского властителя не оправдались. Литва так и не начала войны против России, русские войска поспели к Угре пятью днями ранее ордынцев, а потому имели время для основательной подготовки к отражению их атак. Ранним утром 8 октября Ахмад перешел к решительным действиям: по его приказу главные силы Орды предприняли попытку форсировать Угру в ее нижнем течении. Сражение длилось несколько часов, продолжалось в последующие дни, но желанного для хана результата не было. Ордынские отряды пытались переправиться по перевозам выше по течению Угры, но везде они натыкались на крупные силы русской армии. Ее успех был обеспечен широким применением полевой артиллерии и огнестрельного оружия, удачным расположением войск, эффективным их маневрированием. Главные заслуги принадлежали виднейшему воеводе Московского княжества в 70—80-е годы XV в., князю Д.Д. Холмскому и великому князю Ивану Ивановичу Молодому.

    Сам Иван III в эти тревожные дни находился в Москве, куда он приехал 30 сентября. Его уже ждали послы от мятежных братьев. Ни весной, ни летом они не сумели ничего добиться от старшего брата. Теперь же, в решающий момент противостояния Орде, не найдя поддержки внутри страны (их попытка обосноваться во Пскове была отвергнута псковскими властями), они были вынуждены идти на уступки. Иван III также склонялся к компромиссу: в преддверии главных событий он нуждался в полках удельных князей. Его обещания удовлетворили братьев. В дни, когда на Угре начался ледостав, Андрей и Борис со своими войсками влились в русскую армию. Почти двухнедельное пребывание великого князя в столице было вызвано еще и другими обстоятельствами. В окружении Ивана III вспыхнули с новой силой споры о целесообразности решительного противостояния Орде. Кое-кто из политиков предпочел зависимость от Орды в прежнем виде риску тяжелого поражения.

    Определенные резоны за такой позицией были: в 1480 г . прекрасно помнили поражения 1437 и 1445 гг., набег 1451 г ., а кто мог дать гарантии победного исхода в противоборстве с Ордой (тем более в союзе с Литвой), проявлявшей невиданную ранее настойчивость? Кампания длилась уже более трех месяцев. Обсуждения переросли узкие рамки великокняжеского совета: среди горожан начались волнения, порожденные и видимой нерешительностью великого князя, и отъездом его семьи с казной, и самим фактом споров в верхах. Последовавшие известия о начале решающих боев на Угре подтолкнули Ивана III: с собранными подкреплениями он срочно прибыл в Кременец, находившийся вблизи от главных сил.

    Ордынцы не оставляли надежд на победу, но хан, тем не менее, приступил к переговорам. Быстро выявилась внутренняя слабость Орды: столь длительных операций ее войска в лесных районах Руси в XV в. не вели. Требования хана о явке «у своего стремени» самого Ивана III, а затем его сына или брата московской стороной были отвергнуты. На нее не подействовали угрозы хана о новом наступлении после того, к ак река окончательно замерзнет (это произошло в конце октября). В начале второй декады ноября хан начал отступление, предварительно тотально разорив территории в верховьях Оки, принадлежавшие тогда Литве. Он выместил на населении свой гнев на неверного, вторично обманувшего е го союзника. Русские войска успешно преследовали ордынцев, не позволив разграбить московские волости на правобережье Оки.

    Значение событий 1480 г . было осознано в Москве далеко не сразу. Даже убийство хана Ахмада его врагами в Орде в январе 1481 г . не давало русским политикам полной уверенности в том, что долгой, тяжелой эпохе ордынской зависимости пришел конец. Формировавшееся Российское централизованное государство, наконец, обретало полную суверенность. Да и то сказать — само становление российской государственности было немыслимым без окончательной ликвидации подневольности Орде. Эта задача, равно как и задача включения Новгорода в состав Российского государства осмыслялись в 60—70-е годы XV в. как главные, фундаментальные цели российской политики. Об этом свидетельствуют официальные летописные рассказы и в особенности послание ростовского архиепископа Вассиана Ивану III 1480 г . Об этом же говорят сами действия московского правительства.

    Все оставшееся прошло как бы по инерции. Братья действительно получили в феврале 1481 г . приращения к своим уделам (впрочем, серьезным оно было только у Андрея Большого, ему достался Можайск). Но они были вынуждены согласиться с новым принципом в их взаимоотношениях с государем: отныне любые прнмыслы великого князя не подлежали родственному разделу даже при активном соучастии удельных войск. В том же 1481 г . умер Андрей Меньшой, его удел был включен в состав Московского государства. В несколько приемов произошла ликвидация Верейско-Белозерского удела. Князь Михаил Андреевич умер в 1486 г ., завещав свои владения московскому великому князю.

    Уделы родных братьев Ивана III имели разную судьбу. Борис скончался своей смертью в 1494 г ., разделив княжение между двумя сыновьями. После их кончины в начале XVI в. Рузский и Волоцкий уделы (последний уже при Василии III) поступили в распоряжение московского государя. Андрей Большой умер в ноябре 1493 г . в заточении, его сыновья были пострижены. Арест произошел двумя годами ранее, в сентябре 1491 г . Официальная причина опалы — неучастие Андрея и его войск в походе против сыновей Ахмада. Реальные же мотивы включали всю сумму неудовольствий и подозрений к нему великого князя. Как бы то ни было, к моменту подведения жизненных итогов Иван III оставил на политической карте страны только один удел из числа тех, которые он унаследовал.

    В Рязани в январе 1483 г . произошла смена князей. Новый рязанский великий князь, которому было всего 15 лет, правил под контролем матери (родной сестры Ивана III), причем Рязанское княжение уже не имело прав на самостоятельную дипломатию. Оставалось последнее относительно независимое государственное образование в Северо-Восточной Руси — Тверское великое княжение.

    Еще в конце 70-х годов произошел первый случай массового отъезда тверских бояр и детей боярских на службу к московскому князю. Выезжали тверичи целыми родами и семьями. Окончательный баланс подвели в 1485 г . Тверской князь Михаил Борисович предпринял попытку резкой смены внешнеполитической ориентации, замыслив женитьбу на внучке Казимира (это был его второй брак). Намерения его были жестко пресечены Москвой, причем по новому соглашению тверской князь признавал себя «молодшим братом» Ивана III. Тем не менее Михаил не прекратил сношений с Литвой, в чем его обвиняли московские власти. В августе 1485 г . начался поход московских войск против Твери. Собственно, военных действий практически не было: московская рать беспрепятственно осадила Тверь. 12 сентября Михаил бежит в Литву, на следующий день с депутацией от Тверского княжества было подписано соглашение, а 15 сентября состоялся торжественный въезд в Тверь Ивана III и Ивана Молодого. Тверское княжение было включено в состав единого Российского государства, но сохраняло при этом в первые годы определенную автономию. Тверским великим князем стал Иван Молодой (напомним, его матерью была родная сестра князя Михаила Борисовича), при нем существовали тверская Боярская дума, свой государев двор, обособленная в служебном отношении тверская корпорация служилых людей по отечеству. Не было и массовых переселений.

    Иначе все происходило в Великом Новгороде. Там дело не ограничилось конфискацией половины вотчин владыки, крупнейших монастырей, казненных или попавших в опалу посадников и новгородских бояр. Оппозиционность новгородских землевладельцев представлялась Ивану III столь массовой и столь опасной, что он прибегнул к крайним мерам. Уже зимой 1483—1484 гг. началось массовое переселение новгородских бояр и житьих людей в центральные и Юго-восточные уезды страны, где они получали земли на поместном праве. В свою очередь, в новгородских пятинах испомещались представители служилых фамилий из центра страны, а кроме того боевые холопы попавших в опалу московских и новгородских бояр. К концу XV в. новгородская корпорация превратилась в наиболее многочисленную и едва ли не самую боеспособную часть российской армии.

    И последнее. В 1489 г . состоялся поход больших сил на Вятку, итогом которого стало ее окончательное включение в состав Российского государства. Претензии Казанского ханства, оппозиция сепаратистски настроенной местной верхушки (по крайней мере, ее большинства) растянули присоединение этого региона на тридцать лет: вспомним экспедиции против вятских городов в конце 50-х годов. Иван III и здесь применяет уже испытанные способы укрепления московской власти: самые активные противники были публично казнены, многих вятчан, «лучших людей», переселили в уезды к юго-западу от Москвы. Все вятские города перешли под твердый контроль назначенных из Москвы наместников.

    Коренные изменения произошли за первые тридцать лет правления Ивана III с политической картой Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Множественность политических рубежей и суверенитетов, пестрота форм государственного устройства — все это сменилось на глазах одного поколения современников быстро кристаллизующимся единством суверенной власти одного монарха, территории и границ, государственного и административного устройства. Титул «великий князь всеа Руси» Иван III употреблял в особенных случаях задолго до 1478 г . или 1485 г . по только после 1478, 1480 и 1485 гг. такое титулование московского государя приобрело всю полноту правовых и политических смыслов, которые сопрягались тогда с этим понятием. Страна обрела единство, монарха, самостоятельность и независимость. Впрочем, только что обретенный полный суверенитет необходимо было отстаивать и укреплять в очень сложной и переменчивой международной обстановке.




    § 3. Россия на периферии Европы и у ворот Азии

    Вычленение дипломатической сферы из всего круга забот и дел Ивана III в определенной мере искусственно. В калейдоскопе событий внутриполитические проблемы переплетались с внешнеполитическими и порою трудно определить, какие из них были главенствующими в круговороте повседневности. Как бы то ни было, заметно преобладание внутренних задач в политике московского государя до середины 80-х годов и наоборот — превалирование внешнеполитических сюжетов в последний период правления Ивана III.

    Сколь разительными были тут перемены, наглядно видно из простого сравнения международного горизонта Василия Темного и Ивана III. Если не считать послов из Большой Орды, Казанского ханства, Литовского княжества, то вряд ли Василий II общался с кем-либо из дипломатов европейского или азиатского зарубежья. Его главные контрагенты по переговорам — великие и удельные князья и их представители Северо-Восточной Руси, посольства из Новгорода, Пскова. Полной изоляции Руси от Европы, конечно же, не существовало. Достаточно напомнить связи Новгорода и Пскова (экономические, политические, культурные) с Ливонским орденом, ганзейскими городами, Швецией, а через них и с другими странами Европы. В этих сношениях московский великий князь выступал гарантом интересов двух названных боярских республик и преследовал собственные цели. При всем том горизонт русской дипломатии при Василии Темном крайне узок. С принципиально иной ситуацией имел дело его старший сын. Около полутора десятков европейских государств, около десятка азиатских, не считая прежних традиционных партнеров — вот ареал деятельности русских дипломатов в годы правления Ивана III. Именно тогда внешняя политика окончательно выделилась в специфическую и очень важную сферу государственного управления России, произошло громадное расширение объема международной информации и дипломатических отношений, их усложнение, а самое главное — постепенно определялись внешнеполитические приоритеты и национально-государственные интересы страны.

    Специфические сложности быстрого и широкого включения России в международную жизнь Европы, Азии заключались еще и в том, что это происходило в эпоху первого этапа в складывании мировой системы. Она формировалась вокруг исходного ядра — передовых государств Западной Европы. Уплотнялась сама сеть международных связей, резко возросла их интенсивность, значимость для внутреннего развития каждого государства, включавшегося в эту систему. Заметно усложнились структура и формы международного общения. В новых условиях большие затруднения испытывали многие европейские страны. Что же говорить о новичке (пусть даже относительном), стремительно вовлеченном в водоворот международных союзов, дипломатических браков, интриг и канцелярской обыденности внешнеполитической практики? Тем не менее, успехи оказались внушительными, а сформулированные в последней трети XV в. цели российской дипломатии определяли ее деятельность в течение двух-трех столетий.

    Главным было западное направление. Хотя в 60—70-е годы дело не дошло до войны с Литвой, именно пресечение попыток литовских политиков вернуться к восточной политике Витовта стало приоритетной целью московского великого князя. Включение Новгорода в состав единого государства потребовало почти двадцати лет, и все это время за спиной антимосковских сил в Новгороде вырисовывалась фигура литовского великого князя и польского короля Казимира. Его действиям вполне справедливо приписывали московские политики походы на Русь хана Большой Орды Ахмада в 1472 и 1480 гг. Противостоянием Литве и Орде объясняются поиски русскими дипломатами стратегического союзника. Неудача первых переговоров с Ментли-Гираем в 1474 г . проистекала как раз из того, что он не хотел указывать поименно главного «недруга» Ивана III, против которого он обязывался выступить в случае войны, — Литву. Весной 1480 г . договор был ратифицирован крымским ханом, но сработал он двумя годами позднее. 1 сентября, во время похода всех крымских сил на украинские земли Литвы, был взят и разграблен Киев. С осени 1482 г . и следует говорить об оси Москва — Бахчисарай, направленной против Вильно и Большой Орды.

    Восточное направление московской политики выдвинулось на первый план в 1480 г . — в решающий момент борьбы за ликвидацию зависимости от Орды. Характерная ее деталь — активно оборонительная позиция Руси. Нет и речи о дипломатическом или военном наступлении, Москва только отражает нашествие армии Ахмада. Позднее (как, скажем, в 1491 г .) Иван III выполнил союзные обязательства перед Крымом и направил свои войска против сыновей Ахмада. Особенная важность Казани в международном раскладе определялась для Москвы недавней историей, опасностью нередких набегов казанских ратей, задачами обеспечения условий для торговли русских гостей по Волге. Вот почему после успеха 1469 г . Иван III перешел позднее к политике укрепления своего прямого влияния в Казани. Междоусобная борьба сыновей казанского хана Ибрагима в середине 80-х годов дала повод Москве для вмешательства. В апреле 1487 г . русская армия под командованием Д.Д. Холмского направилась к Казани, 18 мая началась ее осада, а 9 июля город был взят. На ханский престол был посажен ставленник Москвы Мухаммад-Эмин.

    С конца 60-х годов завязались активные связи Руси с рядом государств на Аппенинском полуострове. Поводом для них стали поиски второй жены для московского государя. От кого бы ни исходила инициатива брака Ивана III с Софьей (Зоей) Палеолог (по этому вопросу историки спорили и спорят), несомненен факт регулярных, интенсивных отношений Москвы с Римом, Венецией, Миланом. Превалировала экономическая составляющая, хотя собственно торговля была невелика по объему после того, как турки захватили все колонии Генуи в Крыму и установили свой протекторат над Крымским ханством. Для России главный интерес представляли «фрязские» специалисты и ремесленники. В несколько приемов русские послы заключили контракты и доставили в Москву десятки архитекторов, строителей, врачей, пушечных мастеров, ювелиров, мастеров денежного дела и литейщиков. Аристотель Фиораванти, Пьеро Антонио Солари, Алоизо де Каркано, Ламберти де Монтаньяно Альвизе, Паоло Дебоссис — вот только наиболее известные имена архитекторов и литейщиков, чей вклад в отечественную архитектуру и артиллерию очень велик. Московский Кремль и кремлевские соборы, Грановитая палата и церкви в столице за пределами кремлевских стен — это зримые до сих пор следы удивительно органического синтеза русского зодчества и итальянской архитектуры эпохи Возрождения. Панегирик Успенскому собору и его создателю Фиораванти вообще занимает совершенно особое место в русской хронографии.

    Политический контекст русско-итальянских связей также несомненен. Римский престол путем брака Софьи и Ивана III пытался вернуться к проблеме унии католичества и православия, воздействуя на московского государя через его супругу. Затея не удалась. Позднее, на первый план выступает заинтересованность в вовлечении Руси в антитурецкий союз. Эта задача надолго стала одной из центральных в дипломатической игре римского первосвятителя и многих итальянских государств. Впрочем, попытки использовать Россию в этом плане предпринимались и ранее. Важнее, пожалуй, другое. С конца XV в. при различных итальянских дворах накапливается информация о России, постепенно распространившаяся в ряде стран Европы, включая тем самым страну в орбиту общеевропейского общения.

    Казалось бы, ничего нового не могло произойти в отношениях со Швецией, Ливонией, Ганзой. Еще в последние годы правления Василия Темного Москва взяла под более плотный контроль эту сферу международных связей, все решительнее отстаивая интересы не только Новгорода и Пскова, но в целом общероссийские. Вся совокупность старых и новых проблем сводилась к пограничным конфликтам, к отражению периодических нападений Ливонского ордена, к охране имущественных и личных прав российских купцов, торговавших в Ливонии, к защите «русских купцов» и церквей в Дерпте, а также в Колывани (Таллине).

    Все эти задачи были выполнены московскими дипломатами Особенно показательны события 1473—1474 и 1480— 1481 гг. В обоих случаях речь шла о крупных военных акциях Ордена против Пскова и соразмерных ответных действиях Москвы Показательно, что в 1473 г . московская рать, состоявшая из корпораций двадцати двух уездов страны, даже не успела начать кампании. Одно ее появление во Пскове поздней осенью 1473 г . вынудило и орденские власти, и дерптского «бискупа» приступить к переговорам. Заключенное в январе 1474 г перемирие (с Орденом — на 20 лет, с епископством — на 30 лет) включило в себя ряд новых статей, дававших известные преимущества псковским купцам (право розничной и гостевой торговли и т.п.), а также подтверждало принадлежность спорных пограничных территорий Пскову. В преамбуле текста договора была сохранена формула о заключении мира по челобитью орденских властей, московскому же великому князю и его старшему сыну усваивался титул «господина нашого, государя... и царя всея Руси» (текст от имени псковских властей). Это один из первых примеров укрепления суверенитета Российского государства — в тексте международного соглашения признается развернутый титул московского монарха.

    Договор 1474 г оказался непрочным. С конца 70-х годов наблюдается рост пограничных конфликтов, причем нападавшей стороной чаще выступали ливонцы. Москва не была заинтересована в войне, поскольку нуждалась в мире на западной границе для упрочения своих позиций в Новгороде (только что утерявшем свою независимость) и до разрешения противоречий с Ордой и союзной ей Литвой. Но вот орденские власти сполна воспользовались создавшейся ситуацией для подготовки крупномасштабной агрессии против Пскова. Военные и финансовые приготовления начались еще в 1479 г . По призыву орденских властей Ганзейский союз выделил заметную часть с доходов своих членов в Ливонии на ведение войны в течение пяти лет.

    Первые стычки произошли зимой 1480 г ., когда Иван III находился в Новгороде: он был вынужден отправить на помощь псковичам часть своего двора с воеводой. Основные события развернулись во второй половине 1480 г . По подсчетам позднейших хронистов, магистр повел в поход армию в 100 тыс. воинов. Это многократное преувеличение, но несомненно, что под стенами Пскова в конце августа 1480 г . оказалась самая крупная в XV столетии ливонская армия. Несмотря на подавляющий перевес в живой силе, несмотря на значительную артиллерию, несмотря на неоднократные приступы ливонская армия не сумела взять ни Псков, ни Изборск. Поспешное отступление при известии о подходе к Пскову братьев Ивана III из Великих Лук со своими отрядами подчеркнуло полную безрезультатность акции магистра. Ответная карательная акция имела место в феврале—марте 1481 г . Во Псков прибыли объединенные силы из центральных уездов (более 20 тыс. воинов) и Новгородской земли. Русская армия взяла две крепости, заняла основную часть резиденции магистра — Феллин (получив за отказ от штурма замка выкуп в две тысячи рублей), разорив обширные области в Ливонии. Орден не мог продолжать войну, Москва же не была заинтересована в земельных приобретениях в Ливонии В итоге в сентябре 1481 г . стороны заключили перемирие на 10 лет. Повторив в главном договор 1474 г ., докончание включило новые статьи, укреплявшие позиции русских купцов: орденские власти в пределах своей компетенции гарантировали безопасность морской торговли русских купцов, а также поддержание порядка, охрану русских купцов и православных церквей не только в Дерпте, но и в других городах Ливонии. Московские политики взяли твердый курс на обеспечение полного равенства прав российского купечества в балтийской торговле. Этой главной задачей диктовался пересмотр некоторых статей в Новгородско-Ганзейском договоре 1487 г ., а в особенности практика регулирования торговых отношений новгородскими наместниками. Самые дискриминационные моменты отменялись решениями наместников, причем юридически только в отношении русских участников сделки. Арест и казнь двух русских гостей в Ревеле (вряд ли справедливая) вызвали длительный и острый конфликт с Ганзой. Окончательное урегулирование отношений произошло лишь во втором десятилетии XVI в.

    Что важно. В период первой русско-литовской войны 1492—1494 гг. московскому правительству удалось избежать создания антирусской коалиции на западе и более того — добиться разъединения усилий Ливонии и Ганзы. В 1493 г . с Ливонией был заключен новый договор, подтверждавший условия и нормы перемирия 1481 г . Конфликт с Ганзой в следующем году не вызвал перехода орденских властей на открыто враждебные по отношению к России позиции. То был несомненный успех русской дипломатии.

    Цели русской политики в этом регионе отчетливо выявились в двух событиях. В 1492 г . на берегу Наровы, напротив орденской крепости Нарвы стремительно возводится пограничная русская крепость Ивангород. В ней как бы символизировалось устремление России к расширению и упрочению связей по Балтийскому морю. На следующий год был заключен союзный договор с Данией, имевший в системе международных обязательств России такое же стратегическое значение в данном регионе, как докончание Ивана III с крымским ханом Менглн-Гираем.

    Война со Швецией была частью балтийской политики Ивана III. Мы замечаем важные перемены в ее мотивах и способах проведения: она несомненно становится активной. Намеревались решить две задачи. Во-первых, вернуть захваченные Швецией у Новгорода еще в первой четверти XIV в. три погоста на Карельском перешейке. Во-вторых, воспрепятствовать планам правителя Швеции Стена Стуре, стремившегося к антирусскому союзу с Ливонским орденом. В сентябре 1495 г . русская армия направилась из Новгорода к Выборгу. Началась осада, шведский гарнизон был в критическом положении, но тем не менее крепость устояла. Ивану III, который в ноябре 1495 г . в последний раз побывал в Новгороде, не довелось торжественно въехать в побежденный город. Военные действия продолжались. В первые месяцы 1496 г . русские рати прошли огнем и мечом по южной, отчасти и центральной Финляндии, вернувшись с большой добычей. Позднее в том же году состоялся поход в северные и центральные районы Финляндии. Хотя шведские силы были стянуты к театру военных действий, хотя там находился и сам правитель, до крупных сражений дело не дошло. Впрочем, шведы под водительством Свана Стуре (племянника правителя) нанесли неожиданный и очень болезненный удар совсем в другом месте: их отряд в 6 тыс. воинов на 70 судах в августе 1496 г . взял Ивангород и сжег саму крепость. Война грозила перерасти в затяжную, в чем обе стороны заинтересованы не были. В начале 1497 г . было подписано перемирие сроком на шесть лет.

    Неудачи в восточной войне стали одной из причин острого кризиса и временного отстранения от власти Стена Стуре. Датский король, являвшийся формальным главой Шведского королевства (между Данией и Швецией существовала государственная уния) и поддержанный Государственным советом Швеции, восстановил на время свои полномочия в реальности. Московские политики, опираясь на договор 1493 г ., попытались добиться поставленной задачи дипломатическим путем. По ряду причин этого не получилось.

    Балтийскому вопросу еще предстояло через полвека стать центральным в русской внешней политике. Пока же на первый план выдвинулись иные приоритеты. Главным препятствием даже во внутренних конфликтах — идет ли речь о Новгороде, Твери, удельных князьях — нередко была Литва. Конечно, нацеленность Казимира и его многочисленных сыновей на центральноевропейские троны, известная подмена национально-государственных интересов Польши и Литвы фамильно-династическими сдерживала активность восточной политики Литвы. Казимир вообще был более польским королем, чем великим князем литовским, что постоянно порождало почти нескрываемое недовольство в Литве. В 70— 80-е годы, бесспорно, ухудшились социальные и конфессиональные условия жизни православной шляхты и даже знати в Великом княжестве Литовском. А это имело два печальных — с точки зрения эффективности восточной политики Литвы — следствия. Прежде всего, возврат к приоритетам политики Витовта не объединял более все благородные сословия Литовского княжества. Соответственно падал интерес Казимира и его ближайшего литовского окружения к твердости и последовательности в отношениях с Россией. Во-вторых, с 70-х годов XV в. постепенно растет эмиграция православной знати из Литвы на Русь. Такие отъезды давали порой законный предлог Москве для военных акций.

    По опыту, информированности, наработанной практике, широте привычных связей дипломатию и дипломатов Казимира нельзя даже рядом поставить с их российскими коллегами. Последние, не получив, можно сказать, даже среднего образования, были разом брошены в водоворот почти одномоментно расширившихся международных связей страны. Но вот парадокс: дипломатическое обеспечение первой русско-литовской войны в конце 80-х — начале 90-х годов XV в. выиграли куда менее опытные московские политики.

    Главным было обнаружить общий интерес в совокупности дипломатических приоритетов, реально совпадающий у партнеров. В сношениях с Великим княжеством Молдовой (они установились на рубеже 70—80-х годов), с Венгерским королевством (они известны с начала 80-х годов), с Империей (официальные контакты начались в 1488 г .), в привычных отношениях с Крымским ханством и еще рядом государств таким интересом стала антнягеллонская направленность. Конечно, существовало еще множество вопросов, представлявших взаимный интерес. Конечно, удельный вес и контекст антиягеллонского фактора был сугубо индивидуален и к тому же изменчив. К примеру, после смерти Матьяша Хуньяди в 1490 г . соперничество Габсбургов с Владиславом Ягеллоном, чешским королем, за Венгрию резко усилило их заинтересованность в союзе с Москвой. Однако урегулирование этой проблемы Пресбургским миром (ноябрь 1491 г .) привело к заметному охлаждению связей Империи с Россией. Правитель Молдовы Стефан Великий в конце 80-х годов был вы-"Ужден даже пойти на временный патронат Польши в интересах антиосманской борьбы, сохранив при этом заинтересованность в договоренностях против Казимира.

    России не удалось создать широкой антилитовской коалиции. Но важнее другое. В стратегическом плане активное взаимодействие Руси с Крымом с учетом почти постоянного турецкого нажима оказалось намного результативнее союза Литвы с Ахмадом, а после 1481 г . с его сыновьями. Казимиру не удалось ни изолировать Русь от Крымского ханства, ни создать антирусский союз в Прибалтике.

    Конфликт долгое время находился в стадии мелких пограничных столкновений. Интенсивнее всего с 1487 г . они шли в районах Торопца, Ржева, Вязьмы и особенно в верховьях Оки, где находились владения верховских служилых князей. Они, по характеристике русских дипломатов, «служили на обе стороны». Здесь с 1487 г . воевали между собой родственники: князья Воротынские, Одоевские, Мезецкие. В 1489 г . случился уже массовый отъезд князей с «вотчинами» к Ивану III. Дипломатические шаги (несмотря на вооруженные конфликты стороны регулярно обменивались посольствами) оказались неэффективными. В 1492 г . Москва перешла к решительным действиям. В результате походов крупных сил ей удалось овладеть, помимо верховских княжеств, Мценском, Любутском, Серпейском, Рогачевом и т.д. Успеху русских ратей способствовала смерть Казимира в июне 1492 г . и разделение тронов: королем в Польше стал Ян Ольбрахт, великим князем литовским — его родной брат Александр. Зимнее наступление в начале 1493 г . привело к взятию русскими Вязьмы, Опакова и т.д. Все попытки Александра получить действенную военную помощь в Польше оказались бесполезными. Последовавшие переговоры привели к заключению мира в 1494 г .: Москва сохранила за собой почти все приобретения, по инициативе литовской стороны заключался брак между дочерью Ивана III Еленой и Александром. Каждая из сторон, естественно, преследовала собственные интересы: Иван III видел в дочери будущую опору православных в Литве, канал воздействия на литовских политиков; Александр же усматривал в браке способ решения многих спорных проблем.

    Уже вскоре была отправлена назад в Россию сопровождавшая Елену свита, жалобы же русских послов на «приневоливание» московской княжны к переходу в латинство едва ли не рефреном повторяются из года в год. Иллюзорными оказались надежды Александра: его брак вовсе не приостановил активности московской политики. В определенном смысле ситуация ухудшилась, поскольку пример вероисповедных затруднений у самой великой княгини подталкивал православную знать к большей оппозиционности. Вообще заметную роль в усилении напряженности в Литве сыграл новый киевский митрополит Иосиф Болгаринович (с мая 1498 г .), бывший смоленский епископ. Он был ревностным и к тому же весьма деятельным сторонником Флорентийской унии. Значительная волна недовольства стала заметной буквально в первые же месяцы его пастырской деятельности. Одно из последствий не замедлило проявить себя: где-то в конце 1499 — начале 1500 г . переходит на службу к Ивану III князь С.И. Бельский с вотчиной. Полной фантастикой стало решение потомков злейших врагов московской династии и эмигрантов из России: по конфессиональным мотивам выразили желание перейти под руку московского государя князь Семен Иванович Стародубский (сын князя Ивана Андреевича Можайского; Стародуб был центром его обширных владений в Литве) и новгород-северский князь Василий Иванович Шемячич (внук Дмитрия Юрьевича Шемяки; Новгород-Северский был центром его большого удела в Литве). Сведения об этом поступили в Москву в апреле 1500 г ., но тайная переписка по этому поводу происходила значительно ранее. В мае Иван III направляет в Литву гонца с «разметной» грамотой: началась новая русско-литовская война.

    Ее международные условия были, пожалуй, менее благоприятны для России, чем в конце 80-х — начале 90-х годов XV в. Молдавия перешла под совместный патронат Польши и Литвы (1499). Отношения с Габсбургами у Ягеллонов на тот момент были урегулированы. Более того, Литва пыталась создать широкую антирусскую коалицию в Прибалтике. Большой не получилось, равно как не вышло переманить на литовскую сторону Крымское ханство. Тем не менее союз с Ливонским орденом был близок к подписанию, Александр продолжал надеяться и на Шах-Ахмада с его Ордой. Но почти все его расчеты оказались опрокинутыми благодаря, во-первых, переходу на русскую сторону упомянутых служилых князей, а во-вторых, быстрым и решительным действиям русских войск.

    Кампания 1500 г . была проведена блестяще. Русская армия действовала на трех направлениях. Первых больших успехов достигла юго-западная группировка: уже в мае пал Брянск, переход же С.И. Стародубского и В.И. Шемячича означал передачу почти десятка крепостей в междуречье Десны и Днепра. Тогда же под руку Москвы отдались князья Трубецкие (из Гедиминовнчей) и Мосальские (из Рюриковичей). Часть сил, включая полки вновь перешедших князей, была затем направлена в помощь ратям, действовавшим на западном направлении. Здесь и произошли решающие события, определившие не только исход кампании, но и войны в целом.

    Первым успехом здесь было взятие Дорогобужа где-то в первой половине июня 1500 г . Затем в район действий выдвигается большая армия во главе с князем Д.В. Щеней (она состояла из полков всей Тверской земли и отрядов несколы ких центральных уездов). На берегах речки Ведроши в середине июля состоялось решительное сражение между главными силами Литовского княжества во главе с гетманом князем К.И. Острожским и русской ратью. Начало сражения осталось за литовцами: им удалось разбить русские передовые отряды. Несколько дней противники провели в ожидании и разведке. Наконец, 14 июля гетман перешел в наступление, переправившись через речку. Сражение длилось почти шесть часов и завершилось полной победой русской армии благодаря умелому использованию засадного полка. Сам гетман, множество мелких и крупных литовских военачальников, рядовых шляхтичей попало в плен (около 500 человек); было убито, по русским данным, несколько тысяч литовцев. Следствия не замедлили проявиться. 9 августа пал Путивль, мощная крепость, находившаяся под непосредственным контролем литовского государя (наместник, князь Б.И. Глинский, попал в плен). В тот же день был взят Торопец войсками, действовавшими на северо-западном направлении. В ближайших планах Ивана III был зимний поход на Смоленск при поддержке крымского хана. Но этот замысел остался нереализованным: помешала суровая и снежная зима.

    Весна и лето 1501 г . принесли новые осложнения. Главное из них заключалось в наконец-то осуществившемся союзе Ливонского ордена и Литвы: в соответствии с соглашением магистр фон Плеттенберг планировал совместное наступление на Псков. Но военного взаимодействия в очередной раз не получилось. Александру было не до войны — в середине июня 1501 г . умер польский король (его брат) Ян Ольбрахт, сеймовая сессия должна была начаться в августе. Поэтому на долю орденских сил объективно выпала задача максимально связать военную активность русской стороны. Еще зимой 1501 г . в Москву прибыли послы от Владислава Чешского и Яна Ольбрахта, настаивавшие на возврате захваченных литовских территорий и начале мирных переговоров. Первое было решительно отвергнуто русскими политиками, второе предложение было приемлемым. Трудно сказать, сколь информирован был об этом ливонский магистр: его акция по существу должна была подкрепить слабые позиции Литвы.

    Впрочем, решительного успеха Орден не достиг. Хотя в сражении на Серице в конце августа 1501 г . ливонцы одержали несомненную победу, никаких реальных выгод они не добились. Взятую крепость (Остров) они были вынуждены оставить, Изборск вообще устоял, о походе же на Псков речи уже не было. Ответный рейд русских сил состоялся осенью — сильному погрому подверглась территория Дерптского епископства. Сражение под Гельмедом было скорее выиграно ратью

    Ивана III, но и это не имело серьезных следствий. В начале 1502 г . магистр нанес два удара: один под Ивангородом, второй — в направлении Пскова. Ни тот, ни другой не принесли решающего успеха.

    Затишье 1501 г . на литовском театре сменилось в следующем году явным ухудшением обстановки для Александра. В июне 1502 г . Менгли-Гирай нанес решающее поражение Большой Орде, после чего она перестала существовать как государственное образование. В августе последовал большой набег на правобережные украинские земли. Единственным утешением для Александра стала неудача московской армии под Смоленском. Правда, русские временно захватили Оршу и подвергли разорению пограничные литовские волости. Но этим дело и ограничилось. В конце октября осада со Смоленска была снята. Действия на Ливонском фронте в сентябре 1502 г . принесли еще одну неудачу московским ратям, но это не изменило общей картины. По разным причинам стороны стремились к заключению мира. Весной 1503 г . было заключено перемирие на шесть лет с Литвой и на такой же срок с Ливонским орденом и Дерптским епископством. Последнее соглашение почти полностью восстанавливало довоенное положение дел. Перемирие же с Литвой практически закрепило за Москвой все ее литовские приобретения.

    Из последних внешнеполитических событий при жизни Ивана III следует отметить антимосковские действия летом 1505 г . казанского хана Мухаммад-Эмина (арест посла, купцов и т.п.). Конфликт объяснялся многими причинами. Этот несомненный неуспех московских политиков тем не менее весьма красноречив. Вспомним, с чего начиналось правление Ивана III? Одной из главных задач тогда, в 60-е годы, была ликвидация последствий поражения 1445 г . под Суздалем в русско-казанских отношениях. Что теперь? Неудачей признается ситуация, при которой казанский хан освобождается от прямой зависимости от московского государя, а был он «под его рукой» почти двадцать лет.

    Еще один взгляд на восток. С конца 80-х годов известны сношения Руси с рядом государств в Средней Азии, Закавказье. Еще ранее фиксируются оживленные связи с государством Ак-Коюнлу (на территории современного северного и Центрального Ирана), ногайскими владетелями и мирзами на правобережье и левобережье Нижней Волги. Вообще, заметно стремление московских политиков содействовать росту восточной торговли, обеспечивая мерами дипломатического свойства безопасность Волжского торгового пути. Активно защищает правительство интересы русских промысловиков на Волге, прежде всего рыболовов. Видимо, уже в последний период княжения Ивана III в Москве начинают осознавать важность геополитического единства Волжского пути. В 1496 г . устанавливаются дипломатические и торговые отношения с Османской империей.

    Трудно переоценить значение эпохи Ивана III во внешнеполитической истории России. Страна стала важным элементом восточно- и североевропейской подсистемы государств. Западное направление становится — и притом надолго — ведущим в русской дипломатии. Внутренние сложности Литовского княжества, особенности курса Казимира Старого были прекрасно использованы московским правительством: западная граница была отодвинута на сотню с лишним километров, практически все Верховские княжества и Северская земля (захваченные в свое время Литвой) перешли под власть Москвы. Важной и самостоятельной частью русской внешней политики стал балтийский вопрос: Россия добивалась гарантий равных условий — правовых и экономических — участия русских купцов в морской торговле. Связи с Италией, Венгрией, Молдовой обеспечили мощный приток в страну специалистов разного профиля и многократно расширили горизонт культурного общения.

    После свержения зависимости от Большой Орды и ее окончательной ликвидации Россия объективно становится сильнейшим государством в бассейне Волги по экономическому, демографическому и военному потенциалу. Ее намерения не ограничены традиционными пределами. Вслед за новгородцами XII—XIV вв. отряды русских войск, артели купцов и промысловиков приступают к освоению бескрайних просторов Урала и Зауралья. Совершенный в 1499 г . поход на Югру, на земли нижней Оби обозначил цели и ориентиры московской экспансии на восток. Рождавшееся Российское государство прочно вошло в сложную систему международных отношений.




    § 4. Дела семейные, государственные, державные

    Течение российской политики зависело порой от мало предсказуемых поворотов в политической элите московского общества, от сложных взаимоотношений в великокняжеской семье. Последнее было вызвано особенными обстоятельствами. В 1467 г ., в дни, когда великого князя не было в столице, умирает его первая жена, дочь тверского великого князя Мария Борисовна. Ее смерть, возможно, не была естественной. Второй брак в таких условиях был неизбежен: великому князю в тот момент не было и 28 лет. В литературе спорят, по чьей инициативе возникла идея женитьбы московского государя на представительнице императорской византийской фамилии Палеологов. Зоя (в России ее звали Софья) была племянницей двух последних императоров и дочерью их родного брата, морейского деспота Фомы Палеолога. Она никогда не жила в Константинополе, с 1465 г . находилась в Риме. Обмен посольствами происходил несколько лет, окончательное решение было принято лишь в 1472 г . В ноябре того же года она вместе с послом Ивана III и папы римского прибыла в Москву. Во временном деревянном здании Успенского собора (он в это время перестраивался) 12 ноября состоялось бракосочетание московского государя с византийской деспиной. Факт вторичной женитьбы и то, что избранницей стала представительница императорской фамилии, породили множество следствий, но еще больше мифов.

    Большинство из них повествует об исключительном влиянии Софьи на мужа при решении политических вопросов. Еще в начале XVI в. в придворном окружении бытовала легенда о том, что именно великая княгиня подсказала Ивану III, как удалить ордынского посла из Кремля, чем способствовала ликвидации зависимости. Рассказ не имеет никаких оснований в реальных источниках. То, что мы наверняка знаем о Софье (быть может, за вычетом нескольких последних лет), показывает нормальный ход жизни великокняжеской семьи, где функции жены ограничивались рождением и воспитанием детей (мальчиков лишь до определенного возраста), некоторыми хозяйственными вопросами. Показателен текст Контарини, венецианского посла в Ак-Коюнлу, особыми обстоятельствами оказавшегося в Москве осенью 1476 г . Он попадает к ней на прием только по инициативе и по разрешению великого князя. В разговорах с Иваном III какого-либо влияния Софьи на мужа не видно. Да и сам прием у великой княгини был сугубо протокольным, подробнее и заинтересованнее повествует венецианец о своих беседах с великим князем (Софья на них не присутствовала). Выделяйся хоть как-то положение, стиль поведения московской великой княгини, вряд ли бы наблюдательный дипломат упустил такую деталь. Ведь знает же он о неприязни княжича Ивана Ивановича к Софье и то, что из-за этого княжич в немилости у отца.

    В Успенском летописце рассказывается о том, как в 1480 г . Софья «бегала» с детьми на Белоозеро, какие насилия творила ее свита над местным населением. Здесь она выглядит весьма неприглядно, хотя понятно, что решение о поездке было принято не ею. Подробно говорят летописи об опале на нее великого князя в 1483 г . Когда Иван III хотел одарить свою сноху, жену старшего сына, драгоценностями первой жены, то выяснилось, что Софья раздарила значительную их часть своей племяннице (она вышла замуж за князя Василия Верейского и бежала с ним в Литву) и брату. Новая опала подстерегала Софью на исходе XV в., когда неприязни и противоречия в великокняжеской семье переросли в крупнейший политический конфликт.

    Предыстория его такова. Софья исправно исполняла главную функцию — она родила Ивану III пятерых сыновей и нескольких дочерей. Ее первенец появился на свет 25 марта 1479 г . Этот факт, равно как окончательное подчинение Новгорода и завершение строительства Успенского собора знаменовали важнейшие заключительные события великокняжеской летописи в редакции 1479 г . Но соправителем у отца, пока еще формальным, был Иван Иванович: с момента своей гражданской зрелости (а для великих князей она наступала рано) в 1471 г ., когда ему исполнилось 13 лет, он уже носил титул великого князя. Печальный опыт былой княжеской смуты учитывался.

    После 1480 г . Иван Иванович, прекрасно проявивший себя при отражении полчищ Ахмада на Угре, стал реально исполнять функции великого князя-соправителя при отце. Тверь после присоединения долго сохраняла особенный, полуавтономный статус, существовали своя Боярская дума, свой государев двор, собственное дворцовое ведомство, особая организация военной службы. Некоторые из этих особенностей Тверской земли дожили до середины XVI в. Собственный же великий князь фиксируется только дважды. Г первый раз сразу после 1485 г ., когда Иван Иванович совмещал функции великого князя-соправителя при отце и великого князя тверского. В таком статусе князь Иван Иванович и умер в марте 1490 г .

    Еще 10 октября 1483 г . у него родился сын Дмитрий. Рано или поздно перед Иваном III должен был встать вопрос о том, кто станет наследником престола. В 90-е годы ситуация оставалась напряженной. Дмитрий еще был мал, Василий же, который был старше на четыре года, «припускался» к государственному управлению (в той же Твери), но именовался только с княжеским титулом.

    Все разрешилось на протяжении нескольких лет на рубеже XVI столетия. Первыми в опалу попали Софья и Василий. Княжич Дмитрий-внук в феврале 1498 г . был торжественно коронован в Успенском соборе Кремля из рук Ивана III («при себе и после себя») великим княжением Владимирским и Московским. Это был акт выдающегося значения, что подчеркивалось особым чином священнодействия митрополита (так, в частности. Иван III назывался православным царем и самодержцем). Принципиальная новизна заключалась в том, что легитимность власти российского монарха отныне была самодостаточной: наследование ее по прямой нисходящей мужской линии и божественная санкция обеспечивали ее полную суверенность. Недаром еще в 1488 г . Иван III в ответ на предложение имперского посла Н. фон Поппеля о возможном даровании ему от императора королевского титула, отвечал: «Мы Божьей милостью государи на своей земли изначала от Бога». В предисловии к новой Пасхалии митрополит Зосима именовал Ивана III в 1492 г . самодержцем и сравнивал его с новым Константином, а Москву называл новым Константиновым градом. Впрочем, еще осенью 1480 г . ростовский архиепископ Вассиан, укрепляя дух мужественного противостояния Ивана III хану, обращался к нему так: «великий христианский царь Русьских стран».

    С этой традицией церковных текстов, подчеркивавших не столько политический суверенитет московского правителя (но и его тоже), сколько его роль защитника православного христианства, корреспондирует дипломатическая документация. Именно в ней ранее всего должны были отразиться претензии московского князя на международное признание своего государственно-политического статуса. Договоры с Ливонским орденом, Дерптским епископством, Ганзейским союзом, документация по сношениям с Империей и Венгрией дают вполне ясную картину. Во-первых, московский государь усваивает себе титул царя (кайзер по-немецки), который признается, как правило, полномочными представителями названных стран. В этой формулировке заключен также общерусский характер титулатуры московского государя. Трудно сказать, в какой мере правители и власти западных государств понимали, что тем самым в определенной степени формируются международно-правовые основания для претензий Москвы на древнерусские земли и города в составе Великого княжества Литовского. Позднее литовские великие князья протестовали порой против подобной практики соглашательства. Естественно, литовские политики не признавали такой титулатуры за московским великим князем. В дипломатической переписке они доказывали незаконность титулов московского монарха главным образом тем, что еще недавно он был ханским холопом.

    Понятно, что международно-правовой статус Российского государства — а это прежде всего статус его монарха — определился далеко не сразу. То был длительный процесс, который не завершился и к концу жизни Ивана III. Именно в этой сфере постепенно нарабатывается комплекс государственно-правовых идей, обосновывающих ранг и статус монарха России. Скорее всего, начальное ядро государственно-политической теории возникло в связи с подготовкой к коронации 1498 г . Согласно этой теории, московская династия через прародителя Рюрика восходила к римской императорской фамилии, а кроме того, унаследовала путем передачи инсигний и прерогативы императорской власти от византийской династии. Поэтому тексты чина венчания Дмитрия-внука не были полной сенсацией в мире государственно-правовых идей. Принципиальной новостью был сам факт венчания: с точки зрения государственного права именно в этот момент Россия стала в полной мере наследственной монархией, с собственным источником легитимности.

    Историческое значение события не совпало с реалиями жизни. Первый венчанный суверенный монарх России, соправитель при своем деде, недолго удержался на московском троне. Жестокая борьба «партий» Дмитрия-внука и князя Василия завершилась победой последнего. Правда, не сразу. Сообщения источников скупы, и историки вряд ли когда-нибудь узнают наверняка о мотивах предпочтений Ивана III, о составе «партий», их ориентации. Почтенный возраст московского государя провоцировал разделение придворных по принципу верности одному из двух возможных наследников. Немаловажное значение при этом имела внешнеполитическая нацеленность «партий». Но никак нельзя преувеличивать значимость всего этого. Мощный ограничитель был налицо — Иван III был действующим правителем, что не могло не учитываться теми, чьим умом, опытом, руками реализовывались все властные функции московского монарха.

    Следует, пожалуй, подчеркнуть два обстоятельства. Прежде всего, это большая ожесточенность конфронтации. Опала на Софью и Василия была связана с так называемым заговором В. Гусева. Наказания для верхушки заговорщиков (все они были членами государева двора, а кое-кто принадлежал к высшей знати) были жестокими: шестерых предали смерти, в том числе четвертованием. Очень многие оказались в тюрьме, были сожжены ведуньи, вхожие в покои Софьи. В январе 1499 г . опала разразилась вообще над первыми лицами страны. Князь Иван Юрьевич Патрикеев входил в тройку наиболее влиятельных лиц в стране. Многолетний наместник в Москве, едва ли не главное действующее лицо в столичных боярских судебных инстанциях, владелец бесчисленного множества вотчин, он был насильственно пострижен вместе с двумя сыновьями, один из которых также уже был на первых ролях. Его зять, князь С.И. Ряполовский (младший) был казнен 5 февраля 1499 г . А ведь он принадлежал к знатной фамилии стародубских Рюриковичей, его отец и дяди были в числе вернейших сторонников Василия Темного, именно они спасли в феврале 1446 г . малолетних княжичей Ивана и Юрия от рук заговорщиков. Чуть позже в опалу попали князь В.В. Ромодановский (близкое к Ивану III лицо) и А. Коробов. Несомненно, соперничество разных группировок сопровождало все правление Ивана III, а не только последние годы. Но мы ничего не знаем о массовых казнях знатных лиц в предшествующие годы. Из Великого Новгорода были выселены многие сотни бояр и житьих, но немногие из них были казнены. Так что борьба за наследование престола и впрямь была опасной для жизни всех ее участников, в том числе и самих претендентов. Дмитрий-внук, арестованный в 1502 г ., из тюрьмы уже не вернулся — он умер в феврале 1509 г ., проведя в «железах» последние три с лишним года заточения.

    Вторая особенность политических коллизий последних лет Ивана III, как бы противоречащая первой, — поиск форм политического сосуществования обоих претендентов на наследство. Княжич Василий провел в заключении более года, при своем возвращении на государственное поприще он получает титул великого князя, но лишь применительно к Новгороду. Именно в этих пределах он соправительствует со своим отцом. Это означало сужение территориальной компетенции Дмитрия-внука, но сам его статус соправителя формально не был еще поколеблен и был выше статуса Василия. Летом 1501 г . Василий получает в управление Тверское великое княжение и, возможно, некоторые другие территории. Но единственным соправителем при отце он становится лишь через два дня после ареста Дмитрия-внука, когда 14 апреля 1502 г . был венчан на великое княжение Владимирское, Московское, Новгородское, Тверское (наверняка по образцу церемонии 1498 г .). В течение трех лет московский государь пытался создать сложную равновесную систему соправительства, не устраняя окончательно ни одного из двух наследников, используя при этом государственно-политические традиции и реалии в структуре Российского государства (и Новгород, и Тверь самостоятельные государства в недалеком прошлом, сохраняли в то время черты автономного устройства). Это подчеркивает, что правление Ивана III — время поиска, время проб и ошибок в формировании структуры государственно-политического устройства.

    Можно ли в этой цепи событий провести четкую границу между частной жизнью семьи Ивана III и его государственным бытием? Навряд ли. Наследственная монархия (не ограниченная ясными формулами конституционного устройства) вообще имеет неустранимый патримониальный привкус. Он может быть выражен слабо или же, наоборот, преобладать, но он есть всегда. В России, только что освободившейся от ордынской зависимости, с только что установленными государственными границами, с меняющейся сословно-групповой структурой и системой социальных связей в привилегированных слоях, с рождающимися на глазах институтами государственного центрального управления и его аппарата — этот признак монархического устройства был резко выражен. Практически все, даже малозначимые события в великокняжеской семье становились фактами публичной жизни. Так было и с брачными проектами относительно великого князя Василия: в 1499 г . у русских дипломатов возник план его женитьбы на датской принцессе Елизавете. Осуществление этого намерения, бесспорно, укрепляло позиции России в Прибалтике и могло разрешить вопрос о трех карельских погостах. Предложение не вызвало, однако, большого интереса у датской стороны; тем более, что принцесса вскоре была обручена с бранденбургским курфюрстом. В 1503 г ., после подписания перемирия с Литвой, Иван III через свою дочь, великую княгиню литовскую, пытался выяснить возможность брака Василия с одной из дочерей сербского деспота Иоанна, умершего в конце 1502 г . Но и эта акция не имела следствий. Три дочери Иоанна уже были замужем. Брачные наметки относительно Василия демонстрируют нерасторжимость интересов великокняжеской семьи и государства, резко раздвинувшийся горизонт внешнеполитических связей России. Но также и то, что она только еще вписывается в сложную систему общеевропейских контактов.

    Выделим те сферы государственного строительства, где семейный контекст малозаметен. Символично принятие осенью 1497 г . первого общероссийского правового кодекса. Историческое значение Судебника 1497 г . как раз и заключалось в том, что нормы процессуального, гражданского, а отчасти административного права Московской земли были систематизированы и распространены на всю территорию государства. В нормах и статьях Судебника мало новизны, в нем даже не отразились важные реалии нового государственного устройства. Главное было в другом — в унификации правовых установлений, в упорядочивании самого процесса судопроизводства и порядка функционирования судебных инстанций — в центре и на местах. Московское право, по преимуществу в том виде, в каком оно складывалось на протяжении конца XIV—XV в., сведено теперь воедино, стало общероссийским правом. На местах правовые установления фиксировались уставными наместничьими грамотами, иными аналогичными текстами. Они основывались на Судебнике 1497 г ., но были самодостаточны как для тех, кто управлял, так и для тех, кем управляли. Общероссийское право по преимуществу продолжало функционировать как совокупность текстов документов, каждый из которых был территориально ограничен. И здесь мы видим признаки только еще становящегося централизованного государства.

    О каких институтах умолчали авторы Судебника 1497 г .? О двух центральных ведомствах, истоки которых уходят в более раннее время, но ставших именно в последней трети XV в. общероссийскими ведомствами. Речь идет о великокняжеских Казне и Дворце (с определенного момента — совокупности Большого и областных дворцов). В деятельности этих учреждений отчетливо проявились общегосударственные функции, связанные с взиманием и контролем над поступлением денежных и натуральных налогов и оброков, с контролем над оборотом земель, прежде всего конфискованных и переходивших в фонд великокняжеских владений, с контролем над функционированием системы кормлений, с контролем над несением военной службы основной массой уездного дворянства. Почему о них ничего не сказал законодатель, в общем понятно: он преследовал иные цели и центральные ведомства интересовали его только под углом зрения судебных функций. А в этом отношении дворецкие и казначеи не отличались принципиально от тех, кого Судебник именует боярами: и те, и другие обладали правом боярского суда.

    Именно эти учреждения стали колыбелью великокняжеских канцелярий. В них формировались кадры управленческого аппарата — дьяков и подьячих. Если при Василии Темном известны немногие подобные лица, то за годы правления Ивана III счет идет уже на десятки. Какого они происхождения, эти люди, в руках у которых оказались многие важные нити государственного управления и контроля, государевы доходы и расходы, воеводские и наместничьи назначения? Обычно, вслед за князем Андреем Михайловичем Курбским, в дьяках и подьячих видят по преимуществу выходцев из «людского всенародства», главным образом из поповских детей. Им-то книги, документы, гусиное перо с чернильницей были куда сподручнее, чем сабля, шлем и воинский доспех. Это не совсем так, а в определенные моменты — во многом не так. Среди дьяков нередко преобладали выходцы из служилых детей боярских центральных уездов В складывавшейся структуре чинов государева двора то был путь довольно быстрого повышения социального статуса этих фамилий

    Эпоха Ивана III — время становления еще одного важнейшего государственного института России, Боярской думы. Нередко то, что известно об этом важнейшем органе государственного быта страны в XVII столетии, переносят на более ранние времена. Это просчет. Конечно, совет при любом монархе существовал в России (как и в других средневековых странах) издревле. К середине XV в. сложилась многовековая традиция, определявшая процедуру работы этого института. Но именно в годы княжения Ивана III поменялось слишком многое. При нем возникло и укрепилось узкое значение самого термина «боярин», т.е. официального с момента получения пожизненного статусного ранга члена совета при великом князе Нам неизвестно, как происходили пожалования в бояре при Иване III, но какая-то процедура утвердилась. Дума постепенно приобретала черты представительности от разных слоев формировавшейся тогда аристократии. В персональном ее составе это реализовывалось в двух планах: ведущим был фамильно-родовой, менее существенным — территориальный.

    Уже тогда Дума обрела внутреннюю структуру. Помимо высшего думного чина существовал более низкий — окольничие. Для решения конкретных вопросов Дума выделяла (по распоряжениям великого князя) временные комиссии. Обычно речь шла о международных переговорах или судебном разбирательстве: нескольким боярам в Москве как высшей судебной инстанции докладывались дела, предварительно разбиравшиеся судьями низшей инстанции. Функции и прерогативы Думы расширялись по мере усложнения в дифференциации задач государственного управления. Он постепенно превращается в «соправительствующий» opraн при монархе в едином государстве. Потому, кстати, и была столь болезненной опала князей Патрикеевых и Ряполовских в 1499 г . Важно, что Дума становится ядром сословной организации благородной части общества. В государевом дворе, который переживал при Иване III существенные изменения, она стала высшей его частью, задававшей тип связей в рамках этого социального института (в нем объединялась аристократическая и политическая элита российского дворянства). Дума также — ядро совещательных органов широкого состава, созывавшихся великим князем в канун решительных событий.

    Обязательными участниками широких совещаний при Иване III были виднейшие представители русской церкви, объединенные в рамках важнейшего ее института — Поместного собора. Эти регулярно собиравшиеся собрания всех иерархов российской церкви (после окончательного отпадения православных епархий в Литве — канонические и государственные границы совпали), виднейших представителей монашества и белого духовенства имели предметом обсуждения собственно церковные вопросы. На них происходили избрание и поставление московских митрополитов и епископов на освободившиеся кафедры. Проблемы евангелизации и катехизации общества (важнейшие функции христианской церкви) приобрели во второй половине XV в. особое значение. Прежде всего потому, что перед многими российскими жителями, вовлеченными в торговлю, политику, жившими в крупных городах, буквально на глазах решительным образом менялась картина мира. Он оказался намного больше и намного сложнее привычных для удельной Руси представлений. В этом большом мире должна была найти свое особенное место Россия как православная страна.

    Один из вызовов этого быстро расширяющегося мироощущения — еретические умствования лиц, тесно связанных с интеллектуальными занятиями. В новгородском и московском еретических кружках оказались представители белого приходского духовенства, немногие монахи, кое-кто из бояр, приказные, торговцы, ремесленный люд. Сомнению подвергались, а в чем-то отрицались (основываясь на ветхозаветной традиции) важнейшие догматы православия. Московские еретики исповедовали более умеренные взгляды, но зато каким был их состав: видные представители приказной элиты, дьяки братья Курицыны, в том же числе священники из кремлевского духовенства, крупные купцы-гости. Несомненна их связь с окружением великого князя Ивана Ивановича, а после его смерти — Дмитрия-внука и вдовы князя Ивана, великой княгини Елены Стефановны. Сам державный привечал некоторых лиц, взгляды которых отличались по меньшей мере неортодоксальностью. Вот почему борьба с еретиками была и длительной, и упорной, а в финале — неожиданно жестокой.

    Толчок к ней дал новгородский архиепископ Геннадий (до поставления — архимандрит московского Чудова монастыря и очень близкое к Ивану III лицо). Тем не менее его попытки придать искоренению ереси общерусский размах, поразить суровостью наказаний долгое время не давали результата. Лишь после смерти митрополита Геронтия, при новом московском первосвятителе Зосиме (его, кстати, самого позднее обвинили в еретичестве, хотя вряд ли основательно) в октябре 1490 г . был созван церковный Собор с участием самого великого князя и ближайших его советников. Взгляды еретиков были осуждены, некоторые новгородские священники, перебравшиеся в Москву, были извергнуты из сана, аресту подверглось довольно много лиц. Но великий князь скорее всего отказался от светского преследования осужденных (как то было принято в практике православных государств), отослав их к новгородскому владыке. Тот устроил позорное шествие, часть еретиков была подвергнута пыткам (от которых некоторые умерли), а затем сосланы в заточение. Неутомимым обличителем московских еретиков стал архимандрит Иосиф Волоцкий. Его многолистные послания с резким осуждением еретических воззрений прошумели в 90-е годы на всю страну. Волоцкий игумен рассылал их множеству иерархов и видных монахов. Решительный поворот произошел после окончательного падения Дмитрия-внука и его матери, смерти виднейшего дьяка и дипломата Федора Курицына (ок. 1500—1501 г.) и начавшейся болезни самого Ивана III. На соборе 1504 г . еретики были осуждены вновь, а в декабре того же года запылали клетки с осужденными на льду Москвы-реки и Волхова — около десятка виднейши представителей ереси были сожжены. В их числе известны дьяк Иван Курицын, сын боярский Д. Коноплев, юрьевски архимандрит из Новгорода Кассиан и другие, менее известные лица. Никогда в истории России не было столь жестоких расправ по такого рода делам. Это вызвало явное неудовольствие и среди белого духовенства, и в монашествующей среде.

    Впрочем, расхождения между двумя течениями духовенства обозначились намного ранее. Обычно их условно обо: начают как нестяжателей и иосифлян, поскольку идейно главой последних признавался Иосиф Волоцкий, выходцы н его обители составили костяк данной церковной «партии». Основанием для споров было главным образом глубоко различное понимание условий и назначения монашеской жизни. Нестяжатели усматривали в уходе из мира способ индивидуального нравственного совершенствования и личного спасения: общественные функции монастырей, по преимуществу скитов, отступали на второй план. Вот почему для них не имели существенного значения проблемы материального обеспечения, владение же недвижимой собственностью (землей), в особенности населенной крестьянами, признавалось крайне нежелательным — это так или иначе обращало монашествующих к мирским страстям, к господству над себ подобными, к пагубному для монаха стяжанию — земли, д« нег, богатств, имущества и т.п. Источник существования дл нестяжателей — руга от государства, личный труд, дары и подаяния. Для Иосифа монастырь был местом спасения монахов в силу суровости устава обители и дотошного его исполнения, в силу отсутствия личной собственности монахов (не считая скромных предметов личного обихода). Монастырь несет общественные функции в очень широком диапазоне, а потому необходимо нуждается в крепком хозяйственном обеспечении. Данное или пожертвованное в монастырь дано Богу, а потому ни при каких условиях не может быть отобрано. Поражает быстрый рост вотчин Иосифо-Волоколамского монастыря, четкая организация его хозяйственной жизни, детальный «тариф» монашеских услуг — за разные виды поминания, погребение и т.п. Собор 1503 г . подтвердил «недвижность» церковной земельной собственности, сузив здесь возможности светской власти.

    Здесь был один из главных пунктов противоречий между светской и церковной властью. Эти противоречия, а они не один раз и по разным поводам проявлялись в правление Ивана III, были наиболее политизированной сферой церковной жизни. В самом общем виде, то был вопрос о превосходстве церковной власти над светской или наоборот. В принципе для христианина ответ не так уже затруднителен: вневременное, небесное и духовное, конечно же, превосходит тленное, земное и материальное. Первый ряд понятий сопрягался с церковью, второй — с миром вообще (человеческим обществом) и светской властью в частности. Но принцип довлеет в абстрактных суждениях, на практике важны реальные соотношения. А они были таковы, что и в политическом, и в экономическом плане православная церковь как общественный институт решающим образом зависела от государства, особенно учитывая известную аморфность православных церковных институтов.

    Впрочем, в конкретных условиях второй половины XV в. ситуация была несколько иной. Автокефалия русской церкви, утвердившаяся благодаря митрополиту Ионе, сыгравшему очень важную роль в окончательной победе Василия Темного, сильно укрепила авторитет московских митрополитов вообще. Позднее он усилился в связи с конфессиональным обоснованием включения Новгорода в состав Российского государства (в 1471 и 1478 гг.), окончательной ликвидации зависимости Руси от Большой Орды (в 1480 г .), западной внешней политики (русско-литовские и русско-орденские войны). Митрополит Филипп стал инициатором возведения нового здания Успенского собора Кремля, символизировавшего единство православной Руси как царства и патронат Богородицы над ним. Вот почему столкновения Ивана III с Митрополитом Геронтием, приобретшие большой общественный резонанс, дважды заканчивались поражением и покаянием державного. Вот почему Иван III в конце 90-х годов публично каялся на церковном Соборе в том, что он «своею неосторожею уморил» в заточении родного брата Андрея. Вот почему Иосиф Волоцкий, недовольный позицией великого князя в отношении еретиков, позволял себе публичные суждения об истинных и неистинных носителях верховной власти, отказывая последним в праве требовать повиновения от подданных и предоставляя самим подданным право не подчиняться таким тиранам.

    Публичное учительство державного его духовными пастырями еще было умеренным. Здесь, как и во многих других областях, эпоха Ивана III была переходной. Ни нестяжатели, ни иосифляне не праздновали еще победы ни в церкви, ни в обществе. Принципы отношений иерархов православной церкви и монархов постепенно нарабатывались. Кстати, это во многом объясняет уникальный полифонизм русского летописания той эпохи. Удивительное разномыслие и богатство взглядов, позволяющих порой объемно воспроизвести даже подспудное течение политической жизни.

    Иван III серьезно заболел на рубеже 1504—1505 гг. Еще в 1504 г . началось выделение уделов старшим после Василия сыновьям уходящего государя. На протяжении года он постепенно отходил от дел, а зарубежные информаторы сообщали наперебой о его тяжкой болезни. Уходили в небытие и близкие к нему лица. В апреле 1503 г . скончалась Софья, в январе 1505 г . в заточении умерла Елена (Елена Волошанка — дочь молдавского господаря Стефана Великого), мать Дмитрия-внука. При жизни отца, но вряд ли при его участии, великий князь и государь всея Руси Василий Иванович сочетался браком с Соломонией Сабуровой, из старомосковского боярского рода. Первый камень в основание продолжения династии был положен.

    Что оставалось за плечами уходящего государя? Итог его деяний можно определить через напрашивающееся сравнение. В середине 80-х годов началась перестройка всех крепостных сооружений Московского Кремля, его центральной части — государевой резиденции и ряда соборов, перепланировка всего центра города. Через три с небольшим года после смерти Ивана III его наследник въедет в новый дворец, но строительство в Кремле и вокруг него продлится еще не одно десятилетие. Что важно? Принципиально существенно, что главные цели и задачи стройки были определены при Иване III, при нем был выполнен основной объем работ. Точно так же обстоит дело с обществом и государством. И здесь еще многое в социальном и государственно-политическом устройстве страны осталось незавершенным. Многое тут закончат реформы середины XVI в. И тем не менее состоялось главное — был сделан решительный шаг в созидании единого централизованного Российского государства.










    Глава 15. Россия в XV — середине XVI в.: страна и общество


    Рождение Российского централизованного государства происходило в кровавых схватках внутренних усобиц, в жестком противостоянии большинству соседей. Россия обретала свое место в мире, свое геополитическое пространство в изнурительной борьбе с Большой Ордой, Казанским, а с начала XVI в. и Крымским ханствами, Литовским княжеством. Ливонским орденом, Шведским королевством. Становление крупных и национальных государств неотрывно от долгой череды длительных войн и кратких перемирий. Так было всегда, так разворачивались события и в России, и вокруг нее. Своеобычность нарождавшейся российской государственности (ее истоки обретаются именно там — в последней трети XV — начале XVI в.) заключалось в ином. Подчеркнем только три существенно важных в геополитическом измерении обстоятельства.

    Прежде всего, протяженность и распахнутость легко доступных границ. На востоке, юге, западе Россия попеременно, а порой одновременно враждовала с государствами кочевников, полукочевников и оседлых обществ, притом сильнейшими в регионе. Литва в конце XV в. также боролась порой на два фронта, но она не знала такого числа врагов. Противостояние ратям «дочерей» Золотой Орды и одновременно европейски организованным армиям с запада сильно влияло и на социально-политические структуры, и на организацию военного дела в России.

    Во-вторых, очень рано и вполне отчетливо проявился конфессиональный компонент международного противостояния России. Его значимость не нужно преувеличивать (вовсе не им определялись конкретные дипломатические и военные цели), но нет оснований и преуменьшать. Важно отметить, что в выборе между исламом и католичеством «предпочтение» отдавалось последнему: борьба с «латынством» на шкале ценностей русских политиков ценилась выше. В десятилетия, когда Россия стремительно вовлекалась в несравненно более широкий контекст политических, социальных, экономических, культурных контактов прежде всего с европейскими странами, резкая конфессиональная обособленность русского православия заметно влияла на формы и интенсивность таких связей.

    Наконец, в-третьих, Российское централизованное государство стало таковым, лишь сбросив тяжкую зависимость — политическую и экономическую — от Орды. Максимальное сближение во времени этих двух фактов удивительно и едва ли не уникально. Как это происходило в XV в. на стремнине исторического развития, в круговерти политической и военной борьбы, рассказано в предшествующих главах. Теперь пристальнее приглядимся к тому, что оставалось за авансценой действа истории, что составляло ее глубинные, неспешно разворачивавшиеся процессы.



    § 1. Природная среда и хозяйственное пространство земледельца

    Первые ассоциации, возникающие во все времена при упоминании о России, — бескрайность пространств и многолюдство населения. Если первое приложимо к концу XV — началу XVI в. с оговорками, то второе попросту ошибочно. При Василии Темном подвластная ему территория отличалась скромностью размеров: западная и южная границы отстояли от Москвы на 110—190 км, немногим дальше пролегали северные рубежи и лишь к юго-востоку и востоку счет шел на многие сотни верст. Впрочем, там само понятие границ размывалось неясностью принадлежности ряда районов. К началу 20-х годов XVI в., когда под рукой московского великого князя оказались вся Северо-Восточная и Северо-Западная

    Русь, Смоленщина и Северщина, ряд регионов в Среднем Поволжье, Российское государство действительно стало крупнейшим в Европе по площади. Но не забудем: оно и тогда было более чем в два раза меньше европейской части бывшего СССР.

    На этой территории Российского государства к середине XVI в. проживало, по наиболее обоснованным подсчетам, около 6,5 млн. человек, при этом средняя плотность в целом по стране составляла 2,3 чел. на 1 км 2 . Для сравнения: в исторических областях Польши этот показатель был равен 21 человеку на 1 км 2 . Во Франции в 60—80-х годах XVI в. он чуть не дотягивал до 30 человек на 1 км 2 . Даже в самых освоенных областях России и в момент кульминации длительного экономического прогресса — в 40—50-е годы XVI в. — средняя плотность населения колебалась в пределах 3—5 человек на 1 км 2 , лишь в исключительных, наиболее благоприятных случаях поднимаясь до 7—10 человек. Разница, как видим, велика. Она воочию демонстрирует ограниченность возможностей российских крестьян, поскольку численность рабочих рук на единицу территории определяла в первую очередь успехи земледелия.

    Но если бы все беды российской деревни исчерпывались неудовлетворительной демографией. Природно-климатические факторы также в целом были неблагоприятными. Ареал пашни лежал в России примерно между 54° и 60—61° северной широты и лишь с присоединением Северщины несколько отодвинулся к югу: Путивль и Чернигов располагались немного к северу от 51° северной широты. Для сравнения: житница Франции, ее центральная и северная части находятся между 46°—49° северной широты. Сумма плюсовых температур в освоенных районах была такова, что севернее 60° вызревали лишь скороспелые сорта ячменя, некоторые огородные культуры. Южнее 60° в принципе возделывались многие злаковые, технические и садово-огородные культуры, но во многих районах это было сопряжено с немалым риском. Умеренно-континентальный климат характеризовался тогда вполне достаточным уровнем осадков, порой их было слишком много. Засухи были нечасты, они редко упоминаются в летописях. Зато в них регулярно сообщается о сильных заморозках в конце весны — начале лета, раннем выпадении снега осенью, сильных морозах зимой.

    Здесь многое объясняется рельефом Русской равнины: она не знает гор, ее просторы распахнуты к побережью морей Ледовитого океана, откуда вторгались в самое неподходящее для пахаря время массы холодного воздуха. Неблагоприятным для земледельца было соотношение зимы и теплых периодов: к северу от линии Калуга — Нижний Новгород снег лежал, как правило, около полугода. В результате цикл сельскохозяйственных работ (не считая молотьбы) сжимался до 5—5,5 месяцев — со второй половины апреля до середины — конца сентября. В странах Западной и Центральной Европы этот цикл занимал 9—10 месяцев. Понятны основные следствия. Во-первых, жителям России для работы и для простого поддержания жизнедеятельности требовалось намного больше затрат пищи и энергии. Во-вторых, российский крестьянин вынуждался природой максимально концентрировать трудовые усилия, особенно в пиковые моменты. Это весенняя пахота и сев (яровых), сенокос и заготовка кормов в середине лета, уборка урожая в конце лета — начале осени, осенняя пахота и сев озимых примерно в те же сроки. Зимой, в рамках аграрного цикла, готовились лишь новые участки под освоение с помощью подсечно-огневой системы (подрубали и частью ошкуривали деревья и т.п.). Земледелец Западной Европы тот же или несколько меньший объем трудовых затрат распределял намного равномернее.

    Но и этим не завершался перечень трудностей русского крестьянина. Границы земледелия России лежали в подзонах южной тайги, хвоино-широколиственных и широколиственных лесов. Лишь на крайнем юго-западе и юге в ареал осваиваемых земель включались отдельные участки лесостепи. Но большая часть территорий располагалась к северу от линии Калуга — Нижний Новгород (не менее 85—90% всей площади тогдашнего государства), в первых двух подзонах. Здесь преобладали земли с пониженной биологической продуктивностью. Господствовали подзолистые почвы (главным образом суглинки и песчаные), реже встречались дерново-подзолистые и дерново-карбонатные (темноцветные и светлые). Последние, равно как и аллювиально-луговые, были заметно плодороднее, но распространены они были в так называемых опольях (Владимиро-Суздальском, Переяславском, Ростовском, Угличском, Костромском), а также в речных и приозерных равнинах. Эти земли были освоены земледельцами с древности. В эти наиболее развитые районы Северо-Восточной Руси были направлены главные удары полчищ Батыя, позднее они много раз подвергались разорению .от «скорых ратей» Орды. Тогда, в середине XIII в., как мы уже знаем, российский пахарь приступил к интенсивному освоению водоразделов, «черных» многоверстных лесов в западных и северо-западных районах междуречья Оки и Волги, в Заволжье. Земли были здесь заметно скуднее, зато безопаснее. Кроме того, требовалась кооперация труда немалых коллективов на начальном этапе колонизации для сведения многовековых лесов. А они покрывали здесь почти все территории, даже сейчас они занимают в целом ряде областей Заволжья от 40 до 55% всей площади. Если добавить сюда многочисленные болота и озера (кое-где они составляют до 15% всей территории), реки и речушки, многочисленные трудности российского земледельца станут, можно сказать, осязаемыми.

    К югу от средней Оки, в подзоне широколиственных лесов и в отдельных местностях лесостепи, климат, рельеф и почвы заметно благоприятствовали земледельческому труду. Неистощившееся еще естественное плодородие серых лесных почв и оподзоленных или выщелочных черноземов приводило к урожаям, удивлявшим даже европейских наблюдателей в начале XVI в. Сезон сельскохозяйственных работ был здесь длительнее более чем на месяц, мера лесистости и характер лесов не требовали столь больших единовременных затрат труда в начальном освоении. Подсчитано по данным XVII в., что аналогичная и даже большая урожайность зерновых (ржи, овса, пшеницы) достигалась в уездах к югу от Оки вдвое меньшими затратами труда, чем в центральных и северных. На юге ограничивались однократной пахотой. Севернее, в центральных и заволжских уездах, «двоение паренины» (под озимь) не было редкостью. В ряде северных местностей особо тщательная обработка скудного плодоносящего слоя почвы производилась порой трижды, а в исключительных случаях и четыре раза (это зафиксировано источниками XVII в.). Нетрудно вообразить огромный объем труда, который крестьяне должны были затратить в краткий, пятимесячный цикл сельхозработ. Требовались, стало быть, и максимальная концентрация трудовых усилий, и очень большая их интенсивность.

    Что же мог противопоставить сложным и тяжелым обстоятельствам российский крестьянин? Сметку, выносливость, наработанную веками привычку к тяжелому труду, опыт личный и многих поколений предков, взаимопомощь и кооперацию труда в семье, деревне, общине. Кое-что из сказанного следует пояснить. Опыт российского земледельца накапливался веками и непосредственно передавался от поколения к поколению. Он фиксировался в народных календарных приметах аграрного года, в практических знаниях, навыках, приемах труда. Он овеществлялся в орудиях труда, постепенно усовершенствующемся наборе инструментов, в жилых и хозяйственных постройках, в разводимых породах рабочего и продуктивного скота, в ассортименте и способах возделывания зерновых, технических, огородных культур. Непрерывность трудовой деятельности, накопление умений и результатов труда — одно из решающих условий подъема аграрного производства в стране, внутренней, а частично и внешней колонизации в интересующую нас эпоху.

    К этому времени — XV—XVI вв. — земледелие на северо-востоке и северо-западе Руси насчитывало не менее пяти веков. Начиналось оно с подсечно-огневой системы, требовавшей огромных затрат труда и приносившей высокий или удовлетворительный урожай в течение немногих лет. Судя по соотношению озимых и яровых зерновых культур уже к XI—XII вв. относятся первые шаги пашенного зернового земледелия с двух- или трехпольным севооборотом. Трехполье стало господствовать не позднее второй половины XV в. Оно не приносило высоких разовых урожаев, которые удавались на «лядинах», «гарях», «росчистях», «притеребах», «суках» (все эти термины связаны с использованием подсечно-огневой системы). Но при прочих равных условиях трехполье обеспечивало среднедостаточную урожайность в длительные временные периоды при некоторой экономии труда и куда более эффективное использование земель, доступных тогда для крестьянина. Именно трехполье обеспечило быстрый экстенсивный рост земледелия в XV — середине XVI в. в большинстве регионов страны.

    Широкое распространение трехпольного севооборота повлекло за собой многие изменения. Преобразился ассортимент зерновых: соединение ржи (единственной озимой культуры) и овса (он преобладал в яровом клину) стало классическим сочетанием, своеобразным символом российского земледелия. Практически вышла из хозяйственного оборота полба, заметно сократился удельный вес других культур в яровом клину — пшеницы, ячменя, проса. Довольно широко распространилась успешно растущая на кислых почвах гречиха, обладавшая ценнейшими питательными свойствами. Требовательные к почвам и труду технические культуры (конопля, лен) возделывались или на приусадебных, или на особых полевых участках. С трехпольем связано также более четкое пространственное разделение полевых тех огородных культур, которые выращивались не только рядом с усадьбой, но и на удалении от нее (капустники, pern ща). Вообще ареал возделываемых земледельцами культу насчитывал свыше 30 наименований.

    Маломощность гумусного слоя диктовала меры по поддержанию плодородия почв. Наиболее эффективным был унавоживание. Не позднее XIV в. обязанность крестьян вывозить навоз на господские поля зафиксирована документами. В XVI в. такие упоминания в отношении крестьянски наделов и доменов собственников земли нередки. Наверняк уже тогда были известны эффективные нормы и способы унавоживания. Но вряд ли когда-либо эти нормы соблюдались — работа была тяжелой, самого же навоза, как правило, не хватало. Поэтому использовались другие приемы восстановления плодородия: часть введенной в хозяйственный оборот земли регулярно запускалась в перелог, вновь распаханные земли обрабатывались как «пашня наездом», удваивался ротационный цикл (т.е. все поля делились пополам и тем самым увеличивалось время пребывания участков под паром). Погодные напасти преодолевались обычно изменением пропорций в севообороте: вымерзание озимых вело к увеличению ярового клина, с засухой боролись расширением посева озимых, сокращая пар.

    Довольно разнообразным был набор пахотных орудий. Множественность видов сох (коловых, двух- и трехзубых) была связана и с локальными особенностями, и с неодинаковыми их функциями. Именно в XIV—XVI вв. соха российского земледельца приобретала новые детали и устройства, постепенно превратившие ее в орудие плужного типа: полицу и отрез. Не позднее конца XVI в. в документах называется coxa-косуля, уже соединившая в себе преимущества сохи и плуга. Впрочем, в ряде регионов использовались плуги и рала. Совершенствуются в это время и многие другие привычные орудия труда крестьян: с XVI в. известны косы-литовки и т.д.

    Неблагоприятные природно-климатические условия сказывались и на животноводстве. Суровый климат заставлял по полгода держать скот в особых помещениях, заготавливать на это время много кормов. Сенокос и все связанные с ним работы были едва ли не самыми трудоемкими в годовом цикле крестьянских забот. Луга, особенно заливные, высоко ценились уже в XV в., а конфликты из-за покосов случались довольно часто. Наличие отхожих пожен — рядовой факт в крестьянском хозяйстве. Равно как и выпас скота на запущенных в перелог землях, на пожнивных полях. Последнее особенно характерно для многодворных поселений, где использовался принудительный севооборот.

    Но даже при таком скрупулезном использовании сенокосных угодий, при том что на корм скоту зимой шли солома, мякина и многое другое (рабочих лошадей перед весенней пахотой подкармливали овсом), твердых гарантий в устойчивости животноводства не было. Именно потому качественный состав того, что содержал крестьянин, не отличался разнообразием, скромными были размеры этого стада. Для указанного времени нет даже отрывочных прямых сведений. По немногим, более поздним сообщениям, по косвенным показаниям документов можно высказать предположения. Правилом, к примеру, считалось иметь одну рабочую лошадь на одного полного (взрослого) работника, причем, когда наблюдались большие отработки в пользу государства и сеньора (ямская повинность, строительные и ремонтные работы, заготовка и возка дров и т.п.), разделяли «страдных» и используемых на этих издельях лошадей. При взрослой лошади были один-два жеребенка разного возраста. Сюда следует добавить одну, реже двух коров (с телятами), несколько овец, кур и другой птицы. Свиней в деревне почти не держали: они требовали много кормов, были требовательны к уходу. Овец содержали на выпасе дольше других животных, зимой им было достаточно элементарного легкого загона. От овец получали мясо, сыры, шерсть, кожу и овчину; от свиней же только мясо, сало и невысоко тогда ценившиеся кожи.

    В конце XV — середине XVI в. конское поголовье в России в значительной мере пополнялось извне. В годы мирных отношений с Ногайской Ордой тамошние купцы приводили на продажу десятки тысяч лошадей ежегодно. Кобылы ногайской породы были самыми дешевыми на российских рынках в первой половине XVI в. Конечно, было и собственное коневодство: большие стада боевых, выездных и рабочих коней содержали в дворцовом хозяйстве, во владениях богатых землевладельцев, монастырей и т.д. Второе, о чем не надо забывать, — мелкость скота, отсутствие у него ярко выраженных породных качеств. По данным археологии, коровы XV—XVI вв. были мельче самой малорослой породы XIX в. (мещерской).

    И третье. Конечно, без лошадей (а в опольях — без волов) крестьянское пашенное хозяйство было попросту немыслимо. Обязательной частью натурального оброка (владельцу земли) и кормов (в пользу местных администраторов) были продукты животноводства: мясо, сыры, масло, яйца, шерсть и изредка кожи. Само собой, без молока не обходилась ни одна крестьянская семья, а мясо, хотя и нечасто, разнообразило белковую составляющую ее пищевого рациона. Но важно, что при потребности в деньгах крестьянин отправлялся на ближнее или дальнее торжище прежде всего с теми же продуктами животноводства или скотом. Хлеб, а он «всему голова», продавался если не в последнюю, то в предпоследнюю очередь. Совсем не случайны устойчивые пережитки верований в одного из главных божеств славянского языческого пантеона. Белее был покровителем домашнего скота и одновременно считался хранителем, споспешником богатств. Вот эта связь между успехами в разведении домашних животных и имущественным благополучием крестьянского двора сохранилась в немалой мере в культе священномученика Власия, «скотьего угодника».

    Деньги приносили и иные занятия земледельца — промыслы и деревенские домашние ремесла. Их роль в балансе трудовой деятельности крестьянской семьи в России была очень весомой. Этому во многом способствовали многообразие природно-климатических зон (от субарктической тундры до лесостепи), неисчислимое множество рек и водоемов, едва ли не богатейшая в Европе фауна и разнообразнейшая флора. Среди промыслов назовем ранее всего рыболовство, охоту и бортничество с делавшим первые шаги пасечным пчеловодством. Первенство здесь было, конечно, за ловлей рыбы, восполнявшей недостаточность пищевого рациона трудового люда в первую очередь. Рыбы ценных и редких пород потреблялись знатными, состоятельными людьми и были одной из экспортных статей. Очень высоко на европейских и азиатских рынках ценились добываемые на северо-востоке Руси хищные птицы, а главное — меха. Россия стала чуть ли не монопольным поставщиком ценнейших шкурок, прежде всего соболя, еще с XV в. Меха других животных (от белки и горностая до рыси и медведя) расходились во множестве по стране и вне ее. Мед и воск находили широкий сбыт как в самой России (из меда готовили самые распространенные тогда хмельные напитки), так и в европейских странах. Наконец, повсеместно были распространены все ремесла, связанные с обработкой дерева. В России было столько плотников, сколько насчитывалось мужицких рук. Нехитрый инвентарь, простейшую деревянную посуду, немудрящую обстановку в крестьянской избе, жилые и хозяйственные постройки, лапти — все это и многое другое изготовляли едва ли не все взрослые земледельцы. Уже на рубеже XV—XVI вв. выделяются районы со специализацией в этой сфере: посуда из Калуги, сундуки и поставцы из городов Верхнего Поволжья, жилые и хозяйственные срубы оттуда же и ряда центральных уездов были известны во многих областях. Производство срубов было стандартизировано и, можно сказать, поставлено на поток: вот почему так быстро отстраивались русские города после частых и весьма губительных пожаров.

    Наконец, лес — это смолокурение (опять-таки экспортный товар), производство поташа, заготовка дров и древесного угля для железоделательного и кузнечного промыслов, солеварения, производства селитры и пороха, бытовых нужд и т.п.

    Показательно, что производство железа в сыродутных домницах, развитое в ряде регионов страны, сосредоточивалось в сельской местности и было прочно связано с полнокровным крестьянским хозяйством. Доход от железа не превышал 20—30% в общей сумме всего произведенного в крестьянском дворе. Менее очевидна связь земледелия и солеварения, хотя последнее только в немногих пунктах было привязано к городским центрам добычи. И здесь возможная кооперация труда заключается в том, что наибольшие затраты труда по заготовке дров приходились на зимний период. Вообще, желание максимально использовать все ресурсы рабочей силы в крестьянской семье, включая женщин, стариков, подростков, во многом объясняет распространенность домашних ремесел и промыслов.




    § 2. «Золотой век» российской пашни: крестьянин в контурах двора, деревни, общины

    Мы уже не раз упоминали главную ячейку аграрной жизни любого средневекового государства — крестьянский двор. Именно дворохозяйство было главной единицей обложения налогами, платежами, оброками и повинностями со стороны государства, владельцев вотчин и поместий. Что представлял он собою в XV — середине XVI в. в экономическом отношении? Кое-что было сказано выше (тяглый и продуктивный скот), теперь назовем два других главных показателя потенций двора земледельца — обеспеченность землей (надел) и семейно-демографический состав.

    В распоряжении ученых для конца XV в. есть массовые сведения о крестьянах Новгородской земли и отрывочные сведения по центральным уездам. Средний крестьянский надел в разных районах Новгородчины колебался в пределах от 7—9 до 15—17 десятин в трех полях, а в отдельных дворцовых, светских и церковных владениях центра страны — от 8—10,5 до 15—20 десятин. И хотя, помимо пара, скорее всего учитывалась резервная, пущенная в перелог пашня, цифровые показатели наделов того времени намного превосходят таковые в XVII—XIX вв. В распоряжении главы дворохозяйства находились также приусадебная земля, нередко особые участки под огородами (капустники и репища), сенокосные угодья. Нормальным считалось соотношение 5:1 — на пять десятин пашни одна десятина покосов. Но именно здесь уже в те времена обозначилась в ряде регионов недостаточность таких угодий. Одной из главных причин было непропорционально большее закрепление за светскими и духовными сеньорами лугов и пожен. Мы не знаем о фактах вненадельной аренды пашни крестьянами, зато известны далеко не единичные случаи съема ими за деньги покосов. В качестве общинника каждый дворохозяин обладал правами на хозяйственное пользование лесными угодьями, рыбными ловлями, рощами и лесными покосами.

    О населенности крестьянских дворов известно только по новгородским источникам: на рубеже XV—XVI вв. на один двор приходилось 1,3 взрослого женатого мужчины (порой – до 1,6 человека). Это значит, что в каждом третьем новгородском крестьянском дворе (а иногда — во втором) вели общее хозяйство сложные крестьянские семьи. Они состояли или из родительской семьи и неотделенного женатого старшего сына, или же из семей неразделившихся братьев. Впрочем, преобладала малая индивидуальная семья двухпоколенного, реже трехпоколенного состава, которая в среднем могла насчитывать от 5 до 9 душ обоего пола, включая детей.

    Крестьянское дворохозяйство — циклично. Только что выделившаяся и севшая на надел семья обладала минимумом трудовых и иных возможностей. При нормальных обстоятельствах она достигала максимума состоятельности и экономической мощи в годы, когда подрастающие сыновья входили в мужичью пору, но еще не уходили из родительской семьи. Следовавшие за женитьбой большаков их выделы в отдельные дворы вновь уменьшали потенции отцовского хозяйства, сыновье же только начинало вставать на ноги.

    Жили крестьяне в селах, сельцах, слободах, деревнях, починках, если к ним добавить пустоши, селища, печища, то мы практически исчерпаем список обитаемых и заброшенных поселений. Современные ассоциации могут помешать верному пониманию типов поселений и сети расселения в ту пору. В принципе, дворность всех видов поселений была тогда значительно меньше, чем в XVII—XIX вв. Но — в сопоставимых границах — заметно больше была плотность поселений.

    Села обычно насчитывали сравнительно немногие десятки дворов, чаще всего в пределах от 15—20 до 30—35. Встречались единичные исключения. В селе Климентьевском, под-монастырском Троице-Сергиевой обители, в конце XV в. было свыше 130 тяглых крестьянских дворохозяйств. Подобные огромные по тогдашним меркам поселки встречались очень редко, — на речных путях и больших дорогах, связанных с внешней торговлей, в зонах устойчивых промыслов и т.п. Кроме размеров, село, как правило, было центром светской, монастырской или дворцовой вотчины. В них находились церкви и фокусировалась жизнь прихода. Они располагались по преимуществу в староосвоенных районах с благоприятными ландшафтными условиями; в округах городов. Села выступали обычно средоточием комплекса поселений: к нему тянули (как тогда выражались) деревни, починки, пустоши — порой десятками. В таком качестве село являло себя и центром крестьянской общины.

    Слободы, деревни, починки отразили кардинально важный этап в экономической истории страны: эпоху «великих расчисток» лесов под пашню (название даем по аналогии с такими же процессами в Западной и Центральной Европе XI— XIII вв.). Этимология и семантика слов прямо свидетельствуют об этом. Слободами именовали в XIV—XVI вв. крупные поселки, а чаще совокупности малодворных поселений, куда призывались на льготу из-за рубежа крестьяне. Получали слободчане в большинстве случаев судебный иммунитет, подчиняясь слободчику (лицу, которое по поручению того или иного владетельного князя «осадил» эту слободу). Обретались слободы по преимуществу в порубежных районах. Слобода для земледельца понималась двояко: во-первых, это полная или частичная, но на определенный срок, свобода от налогов и повинностей; во-вторых, свобода от постоянного судебно-административного контроля со стороны местных властей.

    Еще выразительнее в этом плане деревня и починок. Эти термины, скорее всего, и появились в XIV в. Этимология «деревни» ведет к глаголу «драть, деру» и существительному «дерть», означавшему «новь, целину». «Разодранная» из-под леса пашня, крестьянский двор с подобным участком земли — вот первые значения слова «деревня». Это уже обжившись, «расставившись» новыми дворами, полями, «притеребами», пожнями и угодьями, она обретает статус самого распространенного сельского поселения. В таком селении совсем нечасто можно встретить одно дворохозяйство, но и деревни с полутора десятками дворов были редкостью. От 3—4 до 7—8 дворов — вот преимущественный показатель дворов российских деревень в разных регионах в ту эпоху. Многое здесь диктовалось почвами, микрорельефом местности и т.п. Существенным фактором была социальная среда: тип землевладения, устойчивость земледельческой культуры, размеры наделов, обеспеченность угодьями и т.д. При прочих равных обстоятельствах именно в малодворных деревнях обеспечивались наивысшие размеры крестьянских наделов.

    Починок — как поселение, сигнализирующее о самом первом шаге земледельческой культуры в данном месте, — сменяет в этом качестве деревню. Его происхождение прозрачно: от глагола «почать, почну», т.е. начинать. Обычно в них было 1—3 крестьянских двора, и главное отличие починка от деревни заключалось в том, что починки не были внесены в налоговые кадастры. Пустоши, селища, печища обозначают разные стадии запустения. От сравнительно недавнего (обрабатывавшаяся ранее земля еще учитывалась как перелог в трех полях) до теряющегося в памяти насельников, когда лишь следы порушенной печи напоминали о былом освоении участка.

    Запустевшие поселения и земли — неизбежный спутник средневекового аграрного производства, когда каприз погоды или военная фортуна могли на годы прервать нормальное течение жизни. Преобладала, однако, в XIV—XVI вв. неуклонная, хотя и не без спадов, внутренняя колонизация. Ареал окультуренных земель, соотношение пашни и леса, достигнутое к 50-м годам XVI в., сохранялось в главных своих показателях вплоть до новой волны сведения лесов в центральных областях уже в конце XVII—XVIII в. Особенно быстрым и устойчивым экономический рост деревни был во второй половине XV — середине XVI в. Численность населения, плотность поселений в ряде новгородских регионов за полтора десятилетия в конце XV в. возросла на 15—25%. Привычными стали тогда судебные поземельные конфликты. Споры на меже умножились потому, что в результате росчистей вошли в тесное соприкосновение разные владения. Даже запустевшая земля представляла тогда значимую хозяйственную ценность. В документах XV — середины XVI в. на многие десятки и сотни сел, деревень, починков приходятся немногие, считанные пустоши. Яркое свидетельство несомненных, весьма масштабных успехов внутренней колонизации. Истина и в том, что темпы и условия расчисток (социальные, политические, экономические) были приемлемы, по крайней мере отчасти выгодны для крестьян. Сфера приложения их труда расширялась. Чем, кстати, не замедлили воспользоваться владетельные и великие князья, сократив сроки налоговых льгот для вновь поселившихся на пустых землях земледельцев с 10—15 (так было в XV в.) до 3—5 лет (так стало в XVI в.).

    Никогда ранее и никогда позднее на Руси не было столь многочисленной, столь плотной сети расселения. Первый английский мореход, посетивший Россию в 50-е годы XVI в., был удивлен числом и многолюдностью поселений вдоль торговой дороги от Ярославля до Москвы. В наиболее освоенных районах, там, где позволял микрорельеф местности и где процесс окультуривания новых земель или заброшенной пашни не ушел еще в прошлое, деревни и починки нередко располагались друг от друга в пределах 1,5—2 — 4—5 км. Иногда можно было докричаться из одной деревни в другую. С 70—80-х годов XVI в. началось сокращение населенных пунктов. В последней трети XVII в. отчетливо проявилась новая их устойчивая конфигурация. Считается, что тогда в сопоставимых границах и с примерно равнозначным ареалом обрабатываемых земель цифра обитаемых сел, деревень, слобод была меньше на 30—40% аналогичного показателя на середину XVI в.

    Обобщенным показателем уровня сельского хозяйства всегда была урожайность. Сколь-нибудь объемных данных о ней во второй половине XV в. нет. В литературе же налицо резко отличающиеся точки зрения. С учетом успехов внутренней колонизации (осваиваемые земли не успели еще истощиться), с учетом благоприятных в целом природных и социально-политических факторов следует признать более близкой к реальности оценку средней урожайности (так, кстати, считали и правительственные чиновники в XVI в.) по ржи сам-3 — сам-4, по овсу — сам-2,5 — сам-3,5 с заметным повышением в ряде уездов к югу от Оки (Ряэанщина, Северщина). Это, в принципе, соответствует европейским показателям в схожих регионах и в эпоху экстенсивного земледелия.

    Итак, по комплексу экономических примет столетие с 60—70-х годов XV в. и до начала 60-х годов XVI в. можно полагать «золотым веком» российской деревни. «Большие расчистки» и стали скрытым от поверхностного взгляда основанием прогресса страны. Успехи московских великих князей базировались во многом на усилении военного потенциала. Последнее было немыслимым без стремительного роста российского служилого дворянства и при Иване III, и при Василии III. Увеличение численности благородных ратников обеспечивалось умножением объемов всего производимого российскими мужиками. Последнее же было достигнуто в результате значительного расширения ареала обрабатываемых земель, заметного демографического подъема в деревнях, развития в них промыслов.

    Другой пример — каменное строительство. Возведение крепостных, культовых, дворцовых, частных сооружений из камня и кирпича имело место в зримых масштабах именно во второй половине XV — первой трети XVI в. До этого времени (если, конечно, не принимать во внимание Великий Новгород и Псков) каменная архитектура была редкостью. Великолепный комплекс Московского Кремля — первый зримый плод и начавшегося подъема деревни, и освобождения страны от ордынской зависимости.

    Но не забудем сказанного в начале главы. Вся совокупность природных факторов заметно лимитировала хозяйственные потенции российских земледельцев. Показательно, что, несмотря на мощную концентрацию средств и ресурсов, строительство Кремля в Москве длилось четверть века, а с учетом нового здания Успенского собора — почти сорок лет. База экономического роста российской деревни была в целом узкой, размеры прибавочного продукта крестьян оставались весьма ограниченными.




    § 3. Российский крестьянин: образы социального бытия

    В отечественной мысли есть вечные темы. Судьбы российского крестьянства в его социальном и этнокультурном аспектах из их числа. Очень скудны документальные «остатки», нарративные тексты о земледельцах за XIV—XVI столетия. Бедность источников нередко пытались компенсировать множественностью концепций. Вот почему столь разнообразны вариации на тему «типических представителей» сельского люда в ученых и публицистических трудах. Представляли в качестве господствующего типа арендатора-наймита, лишенного прав на землю, не обремененного излишней собственностью и легкого на подъем. Так думали одни ученые. Другие усматривали решающие особенности крестьянского статуса в сильном ограничении его свободы, в начавшемся еще до Судебника 1497 г . закрепощении. Третьи исследователи полагали главной фигурой российских земледельцев крестьянина черной или черносошной волости, т.е. территорий, находившихся под непосредственным управлением представителей княжеской власти. Правда, сам статус черносошных крестьян трактовался неодинаково. Кто-то видел в них собственников земли и промысловых угодий, своеобразный питательный бульон для экономического расслоения и первых явлений раннебуржуазного толка в жизни страны. Другие же усмотрели в феномене черносошных земель своеобычный факт разделенной собственности: феодального государства в лице великого князя и волостной общины. Невозможно на немногих страницах описать все дискуссии на эту тему. Столь же нереально изложить свои взгляды с подробной аргументацией. Важно указать на решающие доводы в спорах о статусе разных категорий крестьян, ведущую тенденцию в изменениях их правового положения. Этим не исчерпывается бытие крестьянина в обществе: мы ознакомились с усредненными экономическими характеристиками его дворохозяиства, но их нужно вписать в социальную среду. Как взаимодействовали крестьяне с государством и его представителями, с церковными и светскими собственниками имений, какую роль играла во всем этом община и какова была ее структура? Наконец, что оставалось, собственно, у крестьян после того, как они рассчитывались с государством и господами? Вот вопросы, на которые необходимо получить ответы.

    В XIII—XV столетиях (как, впрочем, и ранее) сельское население России обозначалось в документах, юридических памятниках множеством терминов. Одни из них подсказывают происхождение данной группы, другие несут на себе отпечаток локального распространения, третьи фиксируют те стороны их статуса, которые проявляются лишь в определенных правовых ситуациях. Наконец, четвертые свидетельствуют об устойчивых особенностях в их экономическом бытии. Конечно, все эти термины не застывали в своем первоначальном значении. Некоторые из них превращались постепенно в обозначение той или другой категории сельского люда по комплексу ведущих признаков. Отдельные примеры тому мы приведем позже. Сейчас же подчеркнем иное. Самое поразительное в пестром сонме слов, соотносившихся современниками с людьми сохи, косы и топора, — отсутствие обобщенного понятия, в котором бы сливались локальные, владельческие, ситуационные, экономические отличия всех групп земледельцев. Или иначе: крестьяне тогда не назывались крестьянами, что автоматически присуще российскому сознанию более позднего времени. Причем, дело не в том, что само слово не было известно на Руси. Отнюдь, оно было прекрасно знакомо с рубежа X—XI вв., но только в главном и изначальном смысле. Хрестианин — человек, исповедовавший христианскую религию и состоявший членом христианской (православной в России) церкви.

    Мы точно знаем, когда это слово существенно расширило свое содержание: с последних десятилетий XIV в. оно стало прилагаться к деревенскому люду, причем подразумевались два смысловых уровня. Во-первых, крестьянин — непосредственный сельский производитель. Во-вторых, это такой производитель, который не находится в холопской зависимости от любого собственника земли из числа светских лиц («холопы на пашне» были постоянной, но малочисленной группой сельского населения). На протяжении XV в. расширяются сферы применения термина «крестьянин, крестьяне», так что к рубежу следующего, XVI столетия он господствует в источниках.

    Что стояло за этими, казалось бы, сугубо лингвистическими переменами? Очень многое, ибо смена социальной терминологии сигнализирует о важных подвижках в жизни общества. Несомненно, что проявление нового смысла у термина «крестьянин» было обязано успехам русской церкви в евангелизации сельских жителей. Без этого отождествление абсолютно господствовавшей по численности сельской части российского населения с адептами христианской веры было немыслимым. Так сказались духовно-нравственные перемены в обществе. Прозрачны государственно-политические мотивы: сообразно территориально-политическому объединению шла постепенная унификация сословных статусов, а значит, унифицировалась система терминов. Своеобразная стандартизация терминологии происходила, конечно же, постепенно. Но вот о чем обычно забывают, так это о социально-психологических мотивах.

    Действительно, в ту эпоху в общественном сознании любого уровня (от мудрствующего до обыденного) сетка сословных понятий в редких случаях была нейтральной. Понятия оценивались или со знаком плюс, или со знаком минус. Любое значение термина «крестьянин», любой оттенок его смысла воспринимался тогда положительно. Поэтому закрепление этого слова за основной массой сельского люда означало усиление позитивных моментов в восприятии обществом всех групп земледельцев. Правда, если не будет доказано, что ранее рубежа XV—XVI вв. совокупность терминов, описывавших сельских производителей, расценивалась позитивно. Но это совсем не так. Есть термины, нейтральные по оценочной шкале («люди черные, тяглые», «сельчане», «деревенщики» и т.п.) и даже слегка окрашенные положительно («старожильцы»). Но куда длиннее перечень слов, несомненно воспринимавшихся в обществе со знаком минус. Амплитуда была значительной: от бранно-презрительного «смерда» до снисходительно-сочувственных «сирот». А в промежутке — многочисленные или малолюдные «закупы», «закупные наймиты», «наймиты-челядины», «половники», «половники в серебре», «третники», «люди юрьевские рядовые», «ордынцы», «люди численные» и т.д. Различия в происхождении этих понятий не заслоняли объединяющего момента: их престижность в общественном мнении несомненно была со знаком минус.

    Негативная оценка проистекала из их неполноправия как сельских производителей. Владельческие права на обрабатываемую землю у представителей данных групп были малы, так как надел предоставлялся им сеньорами. Формы их личной зависимости были более тяжелыми, поскольку они основывались не только на зависимости по земле. Как правило, такие земледельцы получали крупную ссуду при заведении хозяйства — деньгами, рабочим скотом, семенами. Это и определяло дополнительные моменты в их личной зависимости, связанные с большими затруднениями в прекращении этих отношений. Мера их эксплуатации была обычно выше, чем у крестьян, не бравших подобной подмоги. Наконец, некоторые из этих групп земледельцев не несли государева тягла в полном объеме или же несли его в специфической форме. Этот факт самым выразительным образом оттеняет их сословную ущербность по сравнению с теми сельскими производителями, которые платили все положенные налоги, пошлины, натуральные взимания и отбывали все предписанные повинности. Скорее всего, в их жизни иной была роль общины. Закуп, половник и прочие подобные им земледельцы вступали в отношения зависимости от собственников земли в индивидуальном порядке, эти отношения не опосредовались крестьянским миром. Конечно, такой производитель втягивался в общий ритм хозяйственных и социальных забот общины, которая была в этом заинтересована. Но это происходило далеко не сразу, на протяжении длительного времени. В данном перечне есть крестьяне, оброки и повинности которых были специфически связаны с зависимостью Руси от Орды: они обеспечивали проезд и пребывание в стране представителей ханской власти.

    В приведенных выше нейтральных и позитивных терминах зафиксированы другие прослойки крестьян XIII—XV вв. Объединяющие их признаки — наследственная, прочная связь с наделом и большие владельческие права на него; полнокровное участие во всех сферах жизни общины; вообще полнота обязанностей и прав тяглых земледельцев. Данные признаки заметно разнились у черных (государственных) и владельческих крестьян, но куда важнее само наличие у них этих черт. Возьмем, к примеру, владельческие права на надел. Они связаны с традиционными представлениями крестьян о трудовой заимке как естественном, неоспоримом основании права на дворовой участок, надел с передачей их по наследству и при определенных условиях с правом распоряжения (обмена, продажи). Последнее хорошо прослеживается в актах черносошных крестьян XV—XVI вв. Известны также отдельные аналогичные примеры в светских вотчинах. При переходе в черную или дворцовую волость крестьянин порой как бы прихватывал с собой надел, исходя, надо думать, из таких воззрений. Что и порождало, в частности, судебные конфликты.

    Не менее выразительна ситуация, когда старожилец возвращается в вотчину, где он ранее проживал. В таких случаях сокращался срок льготы по сравнению с теми земледельцами, которые призывались впервые. Обычно это трактуется двояко: объясняются возможные мотивы уменьшения льготы, сам же возврат старожильца рассматривается как усиление его прикрепления к земле. Это неверно. Акт возвращения доброволен, он не сопровождался мерами принуждения. В льготных жалованных грамотах, на наш взгляд, фиксируется именно право старожильца вернуться на свой надел. Иными словами, даже сравнительно длительное отсутствие не разрывает окончательно владельческой связи крестьянина с его наделом, ограничивая тем самым распорядительные права сеньора. Те же старожильцы, участвуя в процессах в качестве знатоков границ владений, выступают не только как индивидуальные лица. Они суть представители той или другой общины и так или иначе отстаивают ее интересы.

    Итак, термин «крестьянин» обнимал собой практически всю совокупность прежних понятий, содержательно ближе всего к терминам «люди волостные», «старожильцы», «люди тяглые» и т.п. Последовательное сопоставление прежних и новых понятий подтверждает, таким образом, уже сформулированный тезис. Смена терминов отразила повышение социального престижа крестьянства в обществе, прежде всего за счет отмирания или резкого сужения области применения негативно окрашенных слов (смерды, закупы, половники, сироты и т.п.) и позитивной оценки тяглого крестьянина-общинника, как в рамках черной волости, так и частного имения.

    Но, быть может, более уважительное отношение общества к крестьянину сопрягалось с объективным ухудшением его правового статуса и экономического положения? Многие историки, к примеру, полагают, что первый принципиальный шаг в закрепощении крестьян был сделан в Судебнике 1497 г . и даже ранее. Что с этой эпохи началось наступление на права крестьян, усиление их эксплуатации. В этом есть доля истины, но в целом с ними трудно согласиться.

    Юридический статус крестьян фиксировался и общегосударственными нормативами (не только Судебником, но и официальными актами), а также обычным правом (общинным и вотчинным). Неверно усматривать главный, если не единственный показатель закрепощения в ограничениях перехода. Необходимо доказать усиление эксплуатации (вотчинно-поместной и государственной), нажим на владельческие права крестьян, их правоспособность. Разве это происходило в XV — середине XVI в.?

    Начать с того, что крестьяне индивидуально и в составе общины оставались субъектами права, а не его объектом, и в таком качестве судились сеньориальным или государственным судом. В эти десятилетия сокращался судебный иммунитет феодалов, а значит, по большему кругу дел высшей уголовной юрисдикции владельческие крестьяне подлежали именно государственному суду. Судебник 1497 г . зафиксировал процессуальное равенство черных крестьян и рядовых феодалов в двух отношениях. Они были равноценными свидетелями при признании обвиняемого татем (т.е. вором), существовал единый срок давности для возбуждения иска в поземельных делах. Наконец, Судебник 1497 г . закрепил присутствие судных мужей из «лучших, добрых» крестьян на суде у кормленщиков. Судебник 1550 г . не внес тут никаких принципиальных перемен.

    Ни Судебник 1497 г ., ни текущая практика, ни обычное право не знают ответственности крестьян собственным имуществом за несостоятельность своего сеньора. И наоборот — за гражданские возмещения и уголовные штрафы крестьянин отвечает по суду сам (в ряде случаев, с помощью общины и поруки). Его господин, участвуя в совместном суде, лишь ответствен за исполнение решения и может получить часть судебных пошлин. Наконец, не только черносошные, но и владельческие крестьяне по мере становления органов местного суда и управления (губные избы и т.п.) еще с 30-х годов XVI в. активно привлекались в исполнительный аппарат этих институтов, формировавшихся на базе представительства от локальных сословных групп.

    Наивно думать, что перемена жительства была для крестьян регулярным и желанным занятием. Если не возникали исключительные обстоятельства, земледелец предпочитал оставаться на месте. При крайней сжатости цикла сельскохозяйственных работ, их интенсивности время перехода определялось практическими соображениями весьма жестко: конец осени — начало зимы. Любой другой промежуток грозил невосполнимыми упущениями в ведении хозяйства. Кроме того, именно в этот период имели место основные выплаты по отношению к казне и собственнику земли. Так что Судебник 1497 г ., фиксируя время перехода неделей до и неделей после Юрьева дня осеннего (26 ноября по старому стилю), не вводил никаких новостей. Относительной новизной было установление уплаты пожилого для всех разрядов крестьян — ранее подобная пошлина взималась лишь с некоторых групп с повышенной личной зависимостью.

    Важно не забывать, что законодатель имел в виду лишь глав дворохозяйств: на подраставших или взрослых сыновей, живших с отцом, норма не распространялась. Судебник не предусматривал никаких органов надзора за правильным выполнением этих норм. Подразумевалось, что возможные нарушения должны становиться предметом гражданского иска и состязательного процесса. И еще одно существенное обстоятельство: правовые и документальные тексты конца XV — середины XVI в. не используют в отношении крестьян слово «бегство». Крестьяне «уходят», «сходят», «выходят», но не «бегут». В предшествующий период «бежали», т.е. незаконно уходили от сеньоров, закупы (кроме двух оговоренных случаев), половники и некоторые иные подобные им категории.

    Итак, анализ правового поля жизнедеятельности крестьян не дает оснований полагать, что их положение в этой сфере заметно ухудшилось. Наоборот, следует признать ведущей тенденцией в XV — середине XVI в. определенное улучшение их юридического статуса. Прежде всего за счет изживания более архаичных групп с ясно выраженной личной зависимостью и меньшими владельческими правами. Но также и за счет численного расширения и, что, пожалуй, важнее, укрепления правового положения слоя полнонадельных крестьян-тяглецов, глав дворохозяйств и семейств, полноправных членов общин (волостных или владельческих), субъектов права.

    Но, быть может, заметно усилился нажим на крестьянское хозяйство в названный период, что повлекло за собой экономический спад в деревне? Действительно, в ряде регионов налицо в течение длительного времени заметное запустошение — в Нижегородском крае, в южных районах Вятской земли и т.п. Но решающая причина тут — регулярные набеги отрядов из Казанского ханства. Разорение центральных уездов, Рязанщины летом 1521 г . стало следствием опустошительного похода крымской рати. Случались также периодические недороды из-за капризов погоды. При всем том, целостная картина состояния аграрного производства несомненно позитивная. Одно из выразительных доказательств тому — господство средне- и многопосевных крестьянских хозяйств в малодворных поселениях Новгородчины (до 90%). Отрывочные сведения по центральным уездам также свидетельствуют о преобладании подобных дворов. Заставить крестьян обрабатывать большие наделы на невыгодных для них экономических условиях — невозможно, особенно при отсутствии эффективных средств внеэкономического принуждения. Неуклонно расширялась внутренняя колонизация, быстро переводились впервые запущенные в пахоту земли в состав тяглонадельных. И в этом случае земледелец должен был оценивать ситуацию как приемлемую, как хотя бы отчасти выгодную для себя.

    Итак, совокупный нажим государства и собственников земли пока не останавливал хозяйственной инициативы крестьян. Значит ли это, что в сфере налогов, повинностей, частнофеодальной ренты не было никаких изменений? Конечно же, нет. Одно предварительное уточнение. Вплоть до середины XVI в. налоговый пресс государства (после ликвидации зависимости от Орды) шел по двум линиям. Дань, другие ведущие налоги, повинности общегосударственного масштаба (ямская гоньба, строительство крепостей и т.п.) платились и отбывались центральным государственным органам. Второй канал взиманий с тяглецов — их платежи и службы в пользу представителей великокняжеской власти на местах. Одни из них обладали административно-судебными полномочиями на длительный срок (наместники, волостели, великокняжеские тиуны), другие выполняли разовые специализированные поручения (данщики, писцы, сборщики посохи и т.п.). И те, и другие были кормленщиками, поскольку сами получали деньги и продукты с тяглецов за выполняемую работу.

    Не видно увеличения ставок традиционных налогов и сборов. Размеры положенных кормленщику и его аппарату (состоявшему из собственных холопов-послужильцев) взиманий оставались принципиально на одном и том же уровне на протяжении полутора столетий. Равно как судебные пошлины и штрафы. Аналогичным образом не видно резкого увеличения ставок дани и иных налогов в пользу государства. Но изменения и определенное усиление налогового гнета имели место. Просто их проявления следует искать в другом. Не повышались нормы старых сборов, зато возникали новые поборы и взимания. Умножались виды косвенного обложения — внутренних пошлин на торговлю, на занятия промыслами. В руки центральных ведомств переходили питейные сборы. Заметно возросла тяжесть повинностей в пользу государства, особенно в 30—40-е годы XVI в. Наконец, возросло само число судебных пошлин и штрафов. Ну и, конечно, злоупотребления властью, особенно со стороны кормленщиков. Они были очень широко распространены, особенно в 30—40-е годы XVI столетия. Государство уплотняло сеть разнообразнейших платежей, постепенно уменьшало долю государственно-корпоративных поступлений, шедших прямо в карман кормленщикам, но пока не поспевало полностью за возросшими экономическими потенциями крестьянского хозяйства.

    Не заметно резкого роста частнофеодальной ренты. Преобладал натуральный оброк, причем обе его формы — издолье и посп (т.е. фиксированные размеры зерна и некоторых иных продуктов) — не имели ярко выраженного превосходства. В издолье занимали первое место плательщики четвертого и пятого снопа, более тяжелые формы встречались реже. Но даже те, кто отдавал каждый второй сноп, не уплачивали половины от всего произведенного. Барщинные отработки были распространены, но тяжесть их была невелика. Полевая барщина была малообременительной (в светских имениях барский клин обрабатывали холопы на пашне), крестьян привлекали к сенокошению, транспортной и строительной повинностям. Денежная рента присутствовала почти повсеместно, но только в двух новгородских пятинах ее доля в совокупной ренте достигала 20—27%. В принципе же она была невелика, но уже различимы тенденции к ее повышению. По приблизительным, достаточно грубым подсчетам среднее крестьянское хозяйство отдавало от 20 до 30% своего совокупного продукта, причем возможные доходы от промыслов и иных подобных занятий учтены в этих подсчетах минимально. После вычета возмещения семян и иных производственных расходов, пищевых потребностей семьи крестьянина и скота, периодических затрат на жилые и хозяйственные постройки, орудия труда и т.п., при урожае сам-2,5 — сам-4 простое воспроизводство оставалось вполне устойчивым, позволяя даже иногда некоторые накопления, а в отдельных случаях — расширенное воспроизводство. Государство и феодалы пока еще не изымали у крестьян все, что находилось за пределами минимальных хозяйственных и житейских потребностей. Крестьянство в целом к середине XVI столетия поднакопило «жирок» и ресурсы.

    Велика роль общины. Она воздействовала на крестьянское землепользование (пахотные наделы, огородные участки), контролировала использование сенокосных угодий, промысловых территорий, озер и рек. Общинные власти были в постоянном контакте с собственником земли, с кормленщиками и их людьми, с присылавшимися из столицы представителями центральной власти. Бесспорно, община в немалой мере гарантировала экономические и социальные аспекты жизнедеятельности своих членов. Типичной была община-волость (как правило, черносошная, но и владельческая тоже), имевшая двухуровневую структуру. По мере развития феодального землевладения получают распространение владельческие общины, как правило, менее крупные. Подчеркнем два обстоятельства. Даже при полном поглощении черной волости вотчинами и поместьями сохранялись некоторые общеволостные функции, в частности, связанные с разверсткой налогов и выполнявшиеся с участием представителей тяглецов. Во-вторых, общинные структуры использовались государством при формировании аппарата новых местных органов, базировавшихся на принципе представительства от локальных групп местного люда. Таким образом, расширялись функции общин, они включались в процесс управления на низшем уровне, но одновременно усиливалась их зависимость от государства.

    На последнем этапе складывания Российского централизованного государства образ крестьянина-тяглеца выглядит внешне вполне благопристойно. В нем разгладились черты архаичных, довольно жестких форм зависимости, трудом земледельца и промысловика был создан материальный фундамент политических успехов, его экономическое положение и юридический статус в целом улучшились. Однако стали обрисовываться контуры грядущего исторического выбора — между крепостническим и некрепостническим развитием страны и общества. Это было, правда, в неблизкой, объективной перспективе, актуальными же были задачи завершающих преобразований (государственных, политических, военных, социальных) в построении централизованной государственности.




    § 4. «Гость» и ремесленник в российском городе

    Ушла в далекое прошлое Киевская Русь, представлявшая, по заинтересованному мнению викингов-варягов, «страну городов». В начале XVI столетия на огромной территории рождавшегося централизованного государства по одному из подсчетов (скорее всего несколько завышенному) было разбросано около 130 поселений городского типа. Это весьма негусто для таких пространств. Это совсем немного, если исходить из потребностей аграрного и ремесленного производства. Это очень мало с учетом протяженности границ и потребностей в обороне. Это явно недостаточно с точки зрения административного управления страной.

    Как группировались города до середины XVI в.? Российское государство унаследовало естественно сложившееся в XIII—XV вв. их расположение под влиянием могучего ордынского фактора (отлив горожан с юга и юго-востока, запустение целого ряда городов), владетельных амбиций и внутренних усобиц, экономических потребностей (возникновение городов в зонах колонизации, на важнейших речных торговых путях), наконец, оборонных нужд. Так, в Новгородской и Псковской землях довольно многочисленные каменные города-крепости были сосредоточены вдоль северо-западных, западных и южных границ. Планомерное обустройство восточного, южного, западного порубежья началось в Российском государстве во второй четверти XVI в. и продолжалось, по мере роста его территории, на протяжении веков. Нетрудно заметить сгущения в размещении городских центров. Они концентрировались по верхнему и среднему течению Волги, в междуречье Оки и Волги, особенно по рекам Москве, Клязьме, Оке, вдоль главных дорог.

    Доля городского населения была невелика и намного меньше, чем в развитых странах Западной и Центральной Европы-. Правда, в Новгородской земле горожане составляли около 9% всего населения, причем и сам Новгород, и Старую руссу даже по европейским меркам следует отнести к числу крупных и средних городов: в Великом Новгороде насчитывалось более 32 тыс. горожан, в Руссе — свыше 10 тыс. Столь «приличный» процент горожан следует объяснять позициями Новгорода в торговле между Русью и Европой: он в многом монополизировал в ней роль посредника и сам выставлял на экспорт богатства своих северных владений. Большие объемы торговли (город был стапельным пунктом Ганзы) требовали развитых ремесел и многих людей по обслуживанию торговли. Связи с Ливонией и Литвой подпитывали благополучие и демографический рост во Пскове. В целом по России доля городского населения была заметно ниже. В 70-е годы уже XVII в. считалось, что за вычетом феодалов и духовных лиц непривилегированные горожане составляли чуть более 7% трудового населения страны. Для первой половины предыдущего столетия этот показатель следует уменьшить не менее чем в полтора раза.

    Итак, городов было немного, их размещение оказалось неравномерным, доля городского населения была небольшой. Но и этого мало — крайне неравноценными оказались городские поселения по численности. В Новгородской земле на два «нормальных» города приходилось до десятка крепостей-городов, в которых население исчислялось немногими сотнями. Так же обстояло дело и в других регионах. Весьма скромная цифра крупнейших (Москва справедливо причислялась к выдающимся по численности городам Европы) и крупных городов (Тверь, Ярославль, Вологда, Кострома, Нижний Новгород, Смоленск, Коломна, Рязань и некоторые другие) вобрала подавляющую часть горожан. Это имело немаловажные экономические, социальные и отчасти политические следствия.

    Каков был статус российских городов и трудового их населения? Вопрос очень труден (прежде всего из-за крайней ограниченности источников), ответы же на него предлагаются весьма различные. Первое, что необходимо отметить, — тяжкое наследие ордынской зависимости. Дело не только в массовом и неоднократном погроме и разорении русских городов, не только в массовом уводе ремесленников и торговцев, но и в том, что город изначально стал главным объектом эксплуатации со стороны ханской власти. Великие и удельные князья на Руси так или иначе унаследовали эти права Этим во многом и объясняется тот факт, что городская земля тяглых горожан была государственной собственностью — аналогично черным сельским волостям.

    В городе, естественно, сосредоточивалось не только ремесленное и торговое население. С момента зарождения классовых обществ городские поселения органично сосредоточивали функции политического и экономического господства над деревней, соответственно в них концентрировалась политическая и социальная элита общества. Первой оседлостью новгородских бояр стала городовая усадьба, а не сельская резиденция. Близкие явления имели место в городах Северо-Восточной Руси. Но с XIII—XIV вв. исторические пути северо-запада и северо-востока Руси в этом пункте разошлись. В Новгороде и Пскове окончательно сложился своеобразный тип боярского корпоративно-городового государства (княжеская власть до середины XV в. имела минимальное значение). В княжествах северо-востока наоборот к исходу XIV столетия сошли на нет политические институты феодальной элиты в городе, автономные по отношению к княжеской власти (институт тысяцких и т.п.). Это не значит, что феодалы забросили свои дворы в городах, переместившись в сельские вотчины. Совсем нет. Городские, «осадные» дворы феодалов — важный компонент в социальной топографии российского города. Суть в другом: эта элита оказалась отключенной в политическом плане от тяглого городского населения. Городом ведал, судил черных горожан, следил за крепостными сооружениями, правильным сбором торговых пошлин и питейных доходов княжеский наместник, выражавший политическую волю н хозяйственные интересы своего сюзерена (не забывая о собственном кармане и статусе), но не местной феодальной элиты. Логика борьбы в XIV—XV вв., кстати, нередко предполагала назначение во вновь завоеванный центр не местного человека.

    Означает ли сказанное, что в городе полностью отсутствовали институты самоуправления? Отнюдь. Доподлинно известно о городских ополчениях, именно горожан, а не уездных корпораций служилых феодалов. В летописных известиях упоминаются городские житницы и некоторые иные постройки общественного характера. Все это требовало организации и управления. Хорошо знакомы по сведениям конца XIV—середины XVI в. формы сословной группировки горожан по роду их занятий. Мелкие торговцы, ремесленники, огородники, лица, занятые обслуживанием торговли и транспорта, объединялись в XVI в. по территориальному признаку в сотни и полусотни. Возможно, что и в предшествующее время дело обстояло таким же образом. По крайней мере, известны сотники и десятские во многих городах. В любом случае, однако, в основании таких образований лежал территориальный, а не профессиональный принцип. Ремесленных цехов Россия в чистом виде тогда не знала.

    Зато русское общество было хорошо знакомо с профессиональными организациями крупных купцов. Они вели торговлю в масштабах страны, нередко заграничную, объединяясь в особые корпорации гостей и суконников. Эти лица обладали большими привилегиями, и по ряду пунктов их статус сближался с положением боярства. Недаром переход из одной группы в другую случался и в XV, и в XVI столетиях. Вот представители гостей и возглавляли институты самоуправления тяглых горожан. Наверняка мы об этом знаем для первой половины XVI в., но, судя по косвенным указаниям, эта практика возникла не позднее середины XV столетия. Можно наметить функции таких институтов. С точки зрения государства, важнейшая заключалась в исправном платеже налогов и отбывании повинностей (строительных, городовых и т.п.). Надзирали за этим особые представители княжеской власти, но разверстка между сотнями и внутри них отдавалась в руки самоуправления. Управление общественными зданиями и страховыми запасами, благоустройство улиц и дорог, контроль за участием горожан в военных действиях при осаде или же в княжеском походе, наконец, контроль за тем, чтобы посадская земля не выбывала из тягла — таков вероятный круг забот городского самоуправления.

    В чисто политическом плане тяглые горожане не имели легальных способов воздействия на княжескую власть. Это совсем не значит, что они не имели политических позиций и не влияли на ход политической борьбы. Воздействовали и притом порой весьма существенно. Напомним только несколько эпизодов. В 30—40-е годы XV в. позиция москвичей не раз влияла на исход столкновений соперничавших князей. Возмущение горожан подтолкнуло Ивана III к продолжению решительной борьбы за ликвидацию зависимости от Орды осенью 1480 г . Наконец, московское восстание 1547 г . дало толчок к началу реформ середины XVI в. В кризисные моменты течения политической жизни горожане оказывали заметное воздействие на исход столкновений. В том числе и потому, что города были главной ареной политической борьбы князей и княжеств.

    Еще до реформ середины XVI в. в строе управления городской жизнью намечаются перемены. У великокняжеских наместников в ряде городов изымаются некоторые дела, связанные с военно-оборонительными и финансовыми функциями. Они передавались городовым приказчикам, назначавшимся великим князем, обычно из числа местных феодалов.

    Обеспечивали ли наличные города достаточный уровень ремесленного производства? И да, и нет. Утвердительный ответ покоится на том, что постепенное сложение и развитие местных и областных рынков имело место в XV—середине XVI в. и, конечно, совсем не завершилось в это время. Важное значение имела межобластная и особенно внешняя торговля. Число и специализация городских ремесел в целом обеспечивали сельчан необходимым набором предметов производственного и бытового назначения. Но сеть городов была столь редкой (в Западной Европе средние расстояния между средними и малыми городами измерялись в 15—20 км), что крестьянам для покупок и продаж в городе необходимо было преодолевать многие десятки, а порой и сотни верст. Отчасти это восполнялось увеличением внегородских рядков, слобод, посадов с еженедельным или менее частым торжищем, отчасти же — развитием деревенских ремесел в крестьянской семье.

    Профессий в городах насчитывалось несколько десятков. Хорошо были представлены производство пищевых продуктов, обработка кож и пошив обуви, все связанное с конским обиходом, кузнечные и ювелирные ремесла, монетное дело, производство высококачественной и массовой посуды, строительных материалов, столярное ремесло, строительное дело и т.п. Особо следует выделить производство оружия. Защитный доспех, рубящее, колющее, метательное оружие, большие луки, разнообразнейшие наконечники стрел (включая бронебойные), арбалеты — все это, изготовленное искусными русскими ремесленниками, пользовалось очень большим спросом и внутри, и вне страны. Недаром данная продукция относилась к «заповедным товарам», которые запрещалось продавать южным и восточным соседям. В конце XV в. в Москве возникла государственная мануфактура по изготовлению пушек, пищалей и другого огнестрельного оружия. В целом страна покрывала свои нужды в вооружении, военном снаряжении собственным производством. Однако опыт первой половины XVI в. выявил здесь немало узких мест. Одни .касались организации армии вообще и, в особенности, вооруженной огнестрельным оружием пехоты (см. ниже). Другие прямо вытекали из ограниченных возможностей ремесла, промыслов в стране, подразумевая важность совершенствования профессионального мастерства, увеличения ввоза необходимых материалов, орудий труда и т.п. Отсюда жесткая потребность не просто в сохранении, но в расширении экономических связей со странами Западной и Центральной Европы. Всего лишь один пример. Россия той эпохи не имела месторождений цветных и благородных металлов, серы, железо добывали только из бедных болотистых руд. Разного рода оружие, серебряная монета, сукно массовых, недорогих сортов — все перечисленное было очень важными статьями российского импорта в морской и сухопутной торговле. Зависимость страны в этом пункте имела стратегическое значение и осознавалась еще Иваном III. Но решающие шаги в данном направлении были еще впереди. К обсуждению острых проблем торговли, войны и мира власть еще привлечет российских купцов и ремесленников. Пока же, по словам приметливого имперского посла барона С. Герберштейна, дважды посетившего Россию при Василии III, «простой народ и слуги по большей части работают, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы есть дело господское...»



    § 5. Воины и управители: российская знать и дворянство на переломе эпох

    Заголовок параграфа нуждается в небольшом пояснении. Уже говорилось о служилом боярстве эпохи Дмитрия Донского и Василия I, верностью и службой которого была обеспечена победа Василия Темного в смертельной схватке за власть. Естествен вопрос: в чем же тут перелом эпох? Его надо искать позднее. Что такое дворянство и знать в конце XIV — середине XV в. при всей условности этих понятий? Прежде всего, это совокупность разделенных государственными границами ассоциаций представителей благородных сословных групп во главе с владетельными (великими, удельными, служилыми) князьями. Каждая ассоциация в любом княжении описывалась сначала словосочетанием «бояре и вольные слуги», а с 30-х годов XV в. — «бояре и дети боярские».

    Здесь необходим небольшой комментарий. Ошибкой будет думать, что термин «боярин» и в XIV и, скажем, в XVI в. имел одинаковую смысловую нагрузку. В XVI в. боярин — член совета при великом князе, которому этот чин «сказывался» официально. Среди всех лиц, принимавших по праву участие в заседаниях этого совета, бояре занимали первое место, их число (в каждый данный момент) было ограниченным. В XIV — середине XV в. бояр относительно много. Их отличия от вольных слуг не описываются во всех деталях, но главное ясно. Боярин, во-первых, знатное по происхождению и значимое по службе предков лицо. Во-вторых, это человек зрелого возраста, собственник вотчин, обладающий и городской оседлостью в столи.це княжества. Он может входить, а может и не входить в совет при князе, но характер его службы — военной и управительской — соответствует его происхождению и статусу. Его отношения с князем носят индивидуальный характер, хотя и вписаны в контекст служебно-фамильных связей всего боярства.

    Происхождение вольных слуг не столь однозначно, их служба князю и статус чаще определяются в составе аналогичной группы. Живя постоянно в городе, они не всегда, видимо, обладали значимой земельной собственностью, характер их служб был рангом ниже.

    Что объединяло и тех, и других? Некое единство прав и обязанностей. В обязанностях — верная служба сюзерену «конно и оружно», «куда пошлет». В понятие военной служ бы входила также обязанность «сесть в осаду» в том городе, в округе которого у боярина или слуги располагалась вотчина. Права распространялись на материальное вознаграждение, на соучастие в управлении совокупностью тяглых людей данного княжества, возможность беспрепятственного отъезда к иному князю без потери вотчин, на включение в институт социальной организации подобных лиц — государев двор.

    Понятие «государев двор» имело несколько значений. Но ведущее из них в это время — совокупность бояр и вольных слуг, связанных с князем-сувереном вассально-служебными отношениями. Более узко под двором понимали тех из них, которые в силу разных причин постоянно или периодически находились при князе. Включение в состав двора, судя по всему, было пропуском в систему кормлений, с помощью которой, собственно, и осуществлялось все управление княжеством. Иными словами, иерархически выстроенная ассоциация феодалов («бояр и вольных слуг») во главе с князем и была государственным аппаратом данного княжения. В качестве наместников, волостелей, княжеских данщиков, писцов, тиунов, праведчиков фигурировали сообразно своему происхождению, статусу, заслугам и притом в очередь бояре и слуги. В рамках этой социальной структуры элитных слоев, государственного управления теснейшая переплетенность, взаимообусловленность власти и собственности сверхочевидны. Мы вправе говорить о государственно-корпоративной собственности ассоциаций бояр и вольных слуг во главе с монархами-князьями на все тяглые земли в городах и сельской местности, а в определенном смысле — и на самих тяглецов, горожан и крестьян. Конечно, в наиболее отчетливом виде отношения этой формы феодальной собственности (государственно-корпоративной) проявлялись на черносошных (черных) тяглых землях города и деревни. Но она — эта форма — охватывала и частные (светские и духовные) вотчины с владельческими крестьянами. В той мере, в какой они привлекались к отбыванию повинностей в княжеских селах. В той мере, в какой они были подведомственны управлению и суду кормленщика, а не их сеньора. В той мере, в какой эти владельческие крестьяне платили в государеву казну дань, иные платежи, включая выход в Орду.

    Вообще, и сеньориально-вотчинные, и государственно-корпоративные отношения собственности взаимно обременены схожими чертами. Вотчинник в своем владении — государь, обладающий публично-правовыми прерогативами. Но выразительнее другая сторона сравнения. Вот кормленщик «наезжает» на управляемую территорию. Кто же его сопровождает, кто осуществляет повседневность суда и управления — вызывает в суд участников разбирательства, берет по них поруки, контролирует проведение судебных поединков, осуществляет исполнение судебных решений? Холопы-послужильцы (российские мннистериалы) своих господ — те же лица, которые управляют от имени господина в его собственных вотчинах, участвуют с ним в военных походах и т.п. Они собирали натуральное обеспечение (корма) для господина и себя с подвластного населения. В XV в. в спокойных районах и в спокойные годы кормленщик пребывал в резиденции наместника или волостеля лишь время от времени: военная служба была важнее. В такие периоды его замещал тиун, из числа все той же группы боевых холопов-послужильцев. В пользу наместника население отбывало ряд повинностей (строительство и ремонт двора). Если же вспомнить о насилиях наместников вполне сеньориального толка, то искомый вывод рядом: государственно-корпоративная собственность действительно обладает многими чертами из арсенала сеньориально-вотчинной собственности.

    Что отразила смена терминов «бояр и вольных слуг» на «бояр и детей боярских»? Немногое — принципиальных перемен пока нет, — но показательное. Прежде и ранее всего — факт облагораживания того многочисленного слоя, который обозначался ранее как «вольные слуги». Несомненно, что «дети боярские» ближе к боярам по всем смысловым оттенкам. Конечно, речь идет в первую очередь не о возрастных отличиях. Сам термин «дети боярские» оказался настолько удачным, что он закрепился на два с лишним столетия вперед для обозначения уездного дворянства. Второе обстоятельство — новое словосочетание прояснило уже отмеченную эволюцию термина «боярин»: в последней трети XV в. это слово чаще употребляется в том узком его значении, которое закрепилось за ним в XVI в.

    В ряде жалованных грамот, в летописных известиях эта нерастыкующаяся пара понятий обрастает третьим термином — «княжата», так что перечень благородных групп теперь выглядит следующим образом: «бояре, княжата и дети боярские». Синхронно и, может быть, чуть ранее в княжеских договорах возникают «служилые князья». В обоих случаях перед нами следы начавшейся принципиальной эволюции князей-суверенов. Первый их шаг по лестнице, ведущей вниз,— утеря статуса удельного князя и обретение ранга служилого князя. Две особенности выразительно рисуют разницу: служилый князь теряет вотчину при отъезде к иному суверену; подобно боярину и сыну боярскому он отправляется на службу, «куда пошлет князь великий». Но отношения великого князя со служилым князем индивидуальны, последний в своих землях пользуется всеми судебно-административными и податными правами, он имеет вассалов и т.п. Еще один шаг вниз по той же лестнице — появление территориальных княжеских корпораций как особых групп в составе государева двора. Их главное отличие — монарх строит отношения с ними не на индивидуальной, но корпоративно-групповой основе. К концу XV в. эта сословная группа, состоящая из ряда территориальных корпораций, вполне сложилась.

    Последняя ступенька в этой недлинной лестнице — дворянин с княжеским титулом входит в состав той или иной страты государева двора или же какой-либо территориально-уездной корпорации.

    Эволюция статуса княжеских фамилий лишь небольшая часть куда более массивных подвижек в служилом сословии. Первая из них — стремительный демографический рост. Второе обстоятельство — важные изменения в земельном обеспечении служилых людей по отечеству со стороны государства. Третий пункт — характер иных способов материального вознаграждения. Четвертый момент — существенные изменения в формах социальной организации и социальной мобилизации.

    По косвенным данным, демографический рост дворянства в целом, начавшись в 60—70-е годы XV в., продолжался вплоть до последней трети XVI в. Его источниками были не только естественный прирост, но пополнение за счет холопов-послужильцев, части горожан, эмигрантов из соседних стран. Быстрое увеличение численности и ухудшение генеалогического состава дворянства неизбежно привели к росту напряженности.

    Одна из точек напряженности — неодинаковость принципов в земельном обеспечении. Условное землевладение (крайне неустойчивое) много старше первых поместий конца XV в. Но из условных владений только поместья превратились в конце XV в. сначала в значимый, а позднее в ведущий фактор светского землевладения вообще. В 30—40-е годы XVI в. нарастало не только неравенство в поместных «дачах», но сословно и фамильно маркированное неравенство в пожаловании вотчин. К середине века эти противоречия обострились. Сильно затрагивало интересы служилых дворян неравенство тяжести службы.

    И в начале XVI в., и в середине столетия дети боярские делились на тех, кто «емлет кормление», и тех, кто «емлет государево денежное жалованье». Последние относились к неродовитым и наименее престижным группам. Но кормлений на всех уже не хватало. Здесь проходил второй разлом интересов всей массы детей боярских. К тому же было неравенство условий получения: самостоятельно у кормленщиков, с ясной перспективой злоупотреблений, и через государеву казну у остальных — нерегулярно, но строго по нормам.

    В последней трети XV в. вполне обозначились главные контуры стратификации дворянства. Государев двор включал теперь не почти всех вассалов того или иного суверена, но генеалогическую и выдвинувшуюся по службе элиту. Сама элита была неравноценной, вот почему не позднее 90-х годов XV в. начинает усложняться структура двора. Нормы местничества возникли многим раньше этого времени, но сфера их бытования была по неизбежности ограниченной. Сейчас для ее функционирования открылись просторы: требовалось согласовать взаимные претензии множества фамилий и родов из разных регионов. Структура двора предусматривала тогда разного рода автономные институты.

    Начавшимся системным переменам в дворе соответствовали изменения в устройстве служилого дворянства. За основу — с учетом опыта и традиций — был взят принцип территориально-уездной корпорации. Но слишком велики были различия между отдельными корпорациями, неодинаков был статус членов даже одной и той же корпоративной группы (в его главных основаниях), не определен механизм социальной мобилизации. А главное, не было единства в учете тяжести службы и материального обеспечения.

    Теперь наложим эти в общем понятные и естественные в процессе развития противоречия на реальный ход событий. Из 35 последних лет правления Ивана III мирными были не более 10—12. Это не считая обязательных выдвижений дворянских отрядов в весенне-летний период в крепости на южные и западные границы. Та же ситуация в правление Василия III: 18—20 лет приходятся только на крупные походы и масштабные военные действия. Сложно в таких условиях провести единую и последовательную линию преобразований в социальном, материальном, организационном устройстве дворянства. Ее и не было в качестве разработанного и реализуемого проекта. Изменения шли естественным путем, опираясь на традиции, с учетом новых реалий, методом проб и ошибок. При этом накапливание последних почти неизбежно. Что и порождало дополнительную напряженность между элитой и основной массой служилых людей, между разными уездными корпорациями детей боярских. Начавшиеся перемены требовали логического завершения.

    Осознавали ли себя все названные прослойки и группы чем-то единым? В совсем немногих пунктах. Практика закрепила сознание, что только несущие «ратную, смертную службу» имеют право на земельные владения с крестьянами. Исключения здесь были немногочисленны. И второе. Тот же барон Герберштейн, рисуя нравственно-психологический облик представителей дворянства, заметил: «Как бы ни был беден боярин, т.е. знатный человек, он все же считает для себя позором и бесчестием работать собственными руками». Понимание своей функции в обществе — защищать всех и соуправлять всеми тяглецами — прочно укоренилось в сознании большинства детей боярских в качестве престижной и очень значимой жизненной установки.

    Много ли их было? Некоторые иностранцы насчитывали к середине XVI в. до 200 тыс. Это большое преувеличение. Скорее всего, их насчитывалось (с семьями) порядка 120— 150 тыс. или 2—2,5% от численности всего населения. Совсем немного, исходя из военных потребностей, но в меру хозяйственного подъема и экономических возможностей производителей.



    § 6. Молящиеся у престола: общественная роль русской церкви

    24 августа 1481 г . митрополит Геронтий отправился из Успенского собора в Симонов монастырь, оставив в кафедральном храме святительский посох. Так он протестовал против вмешательства Ивана III в сугубо внутренние вопросы церкви.

    Конфликт вспыхнул осенью 1479 г ., когда великий князь обвинил митрополита в недопустимой ошибке при освящении нового здания Успенского храма. За грехом, по мнению Ивана III, последовало наказание: сентябрьский пожар уничтожил едва ли не половину построек в Кремле. Споры осенью 1479 г . не дали результата. Но последовали события в Новгороде, мятеж братьев, «нахождение» полчищ орды т ского хана Ахмада в 1480 г . Как будто потухший костер конфронтации вновь разгорелся летом 1481 г ., когда великий князь запретил освящать построенные на его средства две церкви сообразно правилам митрополита. Это переполнило чашу терпения Терентия, тем более, что все «эксперты» были на его стороне. Ссора стала публичной, приобрела политический характер. Столкновения Ивана III с Геронтием уже случались, но это было самым длительным и острым. Великий князь дважды пытался кончить дело компромиссом. Не вышло. Пришлось подчиниться настояниям митрополита и отправиться лично в монастырь (почти как императору Генриху IV в Каноссу) с челобитьем к Геронтию о его возвращении на кафедру, обещая слушаться «речей» святителя.

    Прошло сорок с небольшим лет. В декабре 1521 г . митрополит Варлам добровольно, а фактически по желанию великого князя Василия III съехал все в тот же Симонов монастырь, а чуть позднее был отправлен в ссылку. Причины недовольства державного наверняка неизвестны. Скорее всего, его возмутило то, что митрополит печаловался за лиц, попавших в опалу после летней катастрофы 1521 г . Кстати, в глазах тогдашних людей это было нравственной обязанностью в общественном служении святителя. Времена, однако, стали другими. В очень важной сфере существования церкви — в отношениях носителей светской и духовной власти — произошли существенные изменения.

    В каждой христианской стране средневековья духовным лицам отводилась теоретически первая позиция. К примеру, в сословных собраниях им полагалось первое место. Их труд — молитва за всех мирян перед Всевышним — почитался самым важным. Церковь осуществляла (чудесным образом) связь верующих с Богом, с одной стороны, а с другой — олицетворяла царство Божие в мире сем. Устремленная в идеале к небу, она своей организацией, разнообразием функций, всей деятельностью была укоренена на земле и среди людей. Россия не была исключением. Правда, между теорией и практикой (опять-таки повсеместно и неизбывно) образовывался зазор. В сближениях и расхождении тогдашних идеальных моделей и реальных процессов отчетливее всего можно разглядеть историю церкви.

    Первый вопрос — структура русской православной церкви и материальные основания ее деятельности. Если исключить православные кафедры Великого княжества Литовского, канонически подведомственные по традиции Московской митрополии (именно она была единственной наследницей Киевской митрополии), то можно насчитать девять епископий на территории Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Это — Новгородская (с XII в.) и Ростовская (с первой трети XV в.) архиепископии, Рязанская, Суздальская, Тверская, Коломенская, Пермская, Сарская и Подонская епископий, а также митрополичьи десятины (т.е. территории, которыми в церковном отношении митрополит управлял наподобие других владык). Никаких серьезных перемен в границах территорий кафедр в XV — середине XVI в. не происходило. Лишь сарский владыка в середине XV в. вынужденно перебрался в Крутицы под Москвой, да новые приобретения России на Северщине в конце XV — начале XVI в. оказались в Суздальской епископий.

    Поражают размеры территорий большинства кафедр: они просто несопоставимы с аналогичными показателями епископий в восточных патрнаршествах. Впрочем, не забудем о малой плотности населения в стране. Но вот приходы несомненно и довольно быстро росли сообразно успехам колонизации. Уплотнялись приходы в городах — об этом можно заключить на основании растущего храмового строительства, особенно в Великом Новгороде, Москве, Пскове. Но не только. Еще в XIV в. большинство небольших центральнорусских городов обзавелось городскими соборами, что предполагает наличие и приходских церквей. Бурное развитие монастырской жизни также способствовало росту числа храмов. Разраставшаяся сеть соборных и приходских церквей была и предпосылкой, и самым выразительным проявлением успехов в деле евангелизации. Церквей в XV — середине XVI в. насчитывалась, возможно, уже не одна тысяча.

    Факт существенный и многослойный. С этого времени следует полагать воздействие иерархов на мысли, настроения, социальное поведение прихожан достаточно эффективным. Церковь естественным образом становилась значимой и автономной от светских властей силой во многих сферах жизнедеятельности. Чему способствовала и упрочившаяся материальная самостоятельность. Ведь что значил в этом плане рост числа приходов? Увеличение доходов епископа и институтов епископального управления. В пользу кафедры шла церковная дань со священников, диаконов, отчисления за обряды и таинства, ряд иных взиманий. Епископ и его представители судили церковных лиц в духовных делах, а в идеале — вообще по подавляющей части дел. Другое дело, что текущая документация XV—XVI вв. показывает, сколь далек был идеал от мирских реалий: в светских делах с участием представителей духовенства преобладал, увы, княжеский суд. Наконец, владыки вершили суд по делам о преступлениях против нравственности, по спорам о наследовании над всеми мирянами. Как и в светском суде, все этапы процесса, составление и заверение документации сопровождались уплатой пошлин и штрафов.

    Включенность владык в земные заботы видна из самого устройства епископального управления. В середине XIV — середине XVI в. штаты этого управления пополнялись за счет светских феодалов — бояр, детей боярских и т.п., — находившихся в служебно-вассальных отношениях с той или другой кафедрой. Именно они оказывались на постах владычных наместников, десятинников, заезщиков и т.п. Митрополичьи и епископские бояре составляли по преимуществу судебную курию при иерархе. Особая стать у Новгородской архиепископ и и с конца XIV в.: в структуре ее органов, объеме функций, характере деятельности ряда владык (в середине XV столетия) различимы признаки теократизма.

    Другой источник материального обособления церкви — ее землевладение. Оно возникло еще в эпоху Киевской Руси, но со второй половины XIV в. темпы его роста стали ощутимыми. Митрополичья кафедра, некоторые епископии превратились в очень крупных феодальных вотчинников. В заметных размерах земельной собственностью были обеспечены некоторые соборные храмы. В обычных же приходах дело обстояло иначе. Помимо выплат и натуральных поступлений от прихожан, причту полагался сравнительно небольшой надел, который обрабатывался силами семьи.

    Со второй половины XIV в. быстро росла земельная собственность монастырей. Порой даже говорят о монастырской революции. Это слово вряд ли уместно. Но несомненно, что образ монастырской обители разительно изменился. На смену господствовавшему ранее городскому или пригородному монастырю келлиотского, «особного» жития с немногочисленной группой монашествующих приходит «ушедшая от мира» обитель, которой основатель предписывает строгий устав общежитийного монастыря с довольно большим контингентом монахов и послушников. Уход от мирян в чащобный ненаселенный лес вряд ли стоит понимать буквально: от ближайших поселений старцев отделяли порой совсем немногие версты и нечасто — десятки верст. Монастыри возникали в зонах начавшейся колонизации, когда они сами как бы намечали ее направления. В других случаях основатели обители следовали за земледельцами.

    Вряд ли уместно сейчас говорить о всех мотивах и следствиях этого очень важного явления русской жизни. В нем сплелись многие факты социальной, хозяйственной, политической, нравственной и культурной жизни. Тяжкая рука Орды над Русью при хане Узбеке (вторая четверть XIV в.) подталкивала к уходу из мира в стремлении путем личного нравственного самосовершенствования и служения Богу обрести спасение. Уходили чаще из городов, так как в них в том или ином виде концентрировалось ордынское присутствие. Кровавое соперничество русских князей порождало крайнюю непредсказуемость социального бытия тогдашних привилегированных групп. И это способствовало уходу в «молебное служение» представителей благородных от рождения лиц.

    Конечно, основание массы новых обителей в сельской местности базировалось и сопровождалось развитием монастырей в городах. Последние подготовили нравственную и умственную почву. Всплеск монастырской жизни отчасти проявил пробуждение национального духа. Всем хорошо известные имена олицетворяют этот процесс — митрополит Алексий и Сергий Радонежский. Сергий, его ученики, ученики его учеников дали начало более чем трем десяткам обителей во многих областях страны. Но были и иные лица, вставшие во главе этого движения в других регионах. Таковы, к примеру, суздальский владыка Дионисий и основатель знаменитого суздальского Спасо-Евфимиева монастыря — Евфимий, фактические современники Сергия.

    За полтора века жизни общежительные обители реализовали несколько вариантов внутреннего устройства, форм и способов связи с внешним миром. К началу XVI в. постепенно сформировались и выразили себя текстом две позиции. В одном случае речь идет о маленькой обители (ските) или узком их сообществе, где немногие и сильно продвинувшиеся на пути спасения старцы учительствуют в отношении небольших групп учеников и нерегулярно появляющихся мирян. «Моления за мир» — очень значимая часть их забот. Не менее важно их самосовершенствование и индивидуальное спасение. Они не отвергают любой земельной собственности у церкви но прямо порицают владение вотчинами, населенными крестьянами. Обычно их называют нестяжателями.

    Другой вариант — обустроенная, крепко стоящая в хозяйственном плане обитель. Она бросается в глаза издали своими кирпичными (реже деревянными) стенами с надврат ными церквами. За оградой — комплекс культовых, жилых и хозяйственных здании. Рядом зачастую расположены пруд и сад, подмонастырское село, монастырская и крестьянская пашня. Как правило, это только центр владений. У одних таких обителей обнаруживаются немалые вотчины в двух-трех соседних уездах, у других владения раскиданы по десяткам уездов. В чем побудительные мотивы таких процессов? Прежде всего, в таких монастырях намного ярче выявлена функция моления и заступничества, особенно за усопших. Обычай поминальных вкладов в монастыри широко распространился с XIV в. При затрудненности денежного обращения гораздо чаще давали вклады землей и натуральными продуктами с условием внести родителей и близких родственников в синодики. Регулярные моления иеромонахов и просто монахов за персонально названных лиц должны были благотворно сказаться на потусторонних судьбах умерших. Для представителей знати и вообще элиты становятся типичными захоронения в притворах монастырских церквей или рядом с ними Подобные обители намного успешнее нестяжательских скитов выполняли функции общественного призрения и благотворительности (монастыри обычно содержали больницы, богадельни, гостиницы). Кроме того, такие монастыри объективно служили целям накопления общественного богатства, используемого властью в кризисные времена. Подобные, хозяйственно обустроенные, с четким уставом обители были приемлемым и надежным прибежищем для знатных лиц, принимавших постриг. По имени Иосифа

    Волоцкого это течение в монашестве и церкви вообще именуют обычно иосифлянским.

    Общежительные монастыри быстро стали рачительными хозяевами. Успехи определяли корпоративный их уклад, неотчуждаемость недвижимости, запрет на изъятия светскими властями вотчин согласно постановлениям Вселенских соборов, прагматизм и большие возможности в управлении имениями.

    Нередко считают, что владычные кафедры, монастыри, соборы владели в первой половине XVI в. третью феодальной земельной собственности. Это сильное преувеличение. Трудно назвать реальную цифру. В любом случае, однако, церковные земли стали значимым, а порой болезненным для светских феодалов фактом действительности. Возникали, а частью реализовывались идеи частичных конфискаций, первых запретов на дальнейший рост вотчин монастырей. Но тогда еще и речи не было о секуляризации.

    Концентрация материальных средств в монастырях быстро и ярко проявила их культурно-образовательную функцию. Она тесно связана с внутренним распорядком жизни. Ежедневный цикл служений требовал полного собрания богослужебных книг, сборников поучительного характера, кратких и пространных редакций житий (отрывки из них читались на трапезах) и т.п. Переписывание и сличение книг стало одним из важных видов монашеских послушаний, равно как и написание икон. Концентрация людей хотя бы элементарно грамотных, накопление традиций в изготовлении рукописных книг, фиксация сначала только местных, а затем и общероссийских событий в особых летописцах, составление сборников энциклопедического характера, наконец, появление различных полемических сочинений — вот основные области книжного и культурного дела в жизни монастырей. Сохранившиеся собрания рукописей Троице-Сергиева, Кирилло-Бело-зерского, Спасского Ярославского, Иосифо-Волоцкого, Соловецкого монастырей дают наиболее объемные представления о книжности XIV — середины XVI в.

    Обозначившаяся материальная независимость церкви (точнее сказать, в ряде случаев — материальная автономность от светской власти) — важный этап в становлении сословной организации русского духовенства. Еще один признак этой тенденции — своеобразная наследственность статуса белого духовенства. В православии был обязателен брак для священников и диаконов. Их сыновья, скорее всего, наследовали социальную позицию и сан родителя (рукоположение владыкой не было, конечно, автоматическим). Ряды монахов пополнялись в немалой мере за счет вдовых священников (второй брак был для них запрещен), особенно после постановлений церковного Собора 1503 г .

    Существеннейший признак сословности духовенства — самоорганизация церкви. С этим дело обстояло сложнее. Прокламированный святительский суд над всеми церковниками — скорее желаемый идеал, но отнюдь не будни реальной жизни И официальные документы, и наблюдения иностранных путешественников свидетельствуют о практике светского суда по делам светской юрисдикции над лицами духовного звания. Второй пункт этой проблемы — порядок замещения кафедр и игуменские назначения. И в том, и в другом случаях решающее слово оставалось за носителями светской власти. Начнем с епископских кафедр. Конечно, поставление владык было прерогативой московского митрополита и только в совершенно исключительных случаях (к примеру, когда митрополия «вдовствовала») могли обратиться к равностатусному лицу. Но вот ведь что характерно. До ликвидации государственной самостоятельности Твери, Рязани, Новгорода, Ростова вакансии на эти кафедры замещались почти исключительно представителями местного духовенства. Решающая роль принадлежала, конечно, местным же великим и просто владетельным князьям. В Великом Новгороде процедура избрания жеребьевкой одного из трех кандидатов вообще превратилась в одну из главных процедур новгородских институтов власти. Это происходило на городском вече с участием посадников, тысяцких, Собора местного духовенства.

    Московский митрополит до середины XV в. назначался и ставился константинопольским патриархом. Затем, начиная с Ионы, Поместным собором русской церкви. Но уже при поставлении Зосимы в конце XV в. (не исключено, что и Терентия) главное решение принимал великий князь. Произвол светских властей (объективно мотивировавшийся конъюнктурно-политическими соображениями) при сведении с кафедры митрополита Даниила в 153S г., а немногим позднее Иоасафа, — показал крайнюю нежелательность подобных действий. Церковь теряла роль арбитра и института, способного внушить соперничающим партиям идею компромисса. Для православия вообще характерна известная рыхлость церковной организации по сравнению с жестко структурированной католической церковью. Это как бы подталкивало государей не просто покровительствовать и охранять церковь, но вмешиваться в ход внутрнцерковных дел.

    Еще нагляднее это прослеживается в отношении монастырей. Опять-таки в идеале они канонически подведомствены местному епископу. Но то в теории. На практике замещения освободившихся должностей игумена или архимандрита были почти целиком в руках того или иного князя. Это непростая сфера взаимоотношений светской и духовной властей, в которой сталкивались их интересы. Но именно здесь хорошо различимы признаки превращения русской православной церкви в государственно-национальную. В XV—XVI вв. данный процесс охватил разные уголки Европы.

    Прежде всего, даже начало автокефалии церкви означал разрыв с Константинопольским патриархатом, в чьем каноническом ведении находилась московская кафедра. Случилось это после ареста митрополита Исидора, последнего ставленника патриарха в Москве. Приказ об аресте от имени великого князя воспоследовал сразу по завершении им литургии в Успенском соборе, которую он совершал в соответствии с принятой на Ферраро-Флорентийском соборе унией католической церкви и православной. Исидор показал себя ревностным ее сторонником. Ему дали возможность бежать в Тверь в том же 1441 г ., откуда он вскоре удалился в Литву. В течение некоторого времени сама кафедра в Константинополе была занята приверженцами унии, в 1453 г . столица Византийской империи пала, оказавшись под властью турок-османов. Все это сделало невозможным восстановление канонического и юридического верховенства патриархата над Москвой. Первым московским митрополитом, избранным и поставленным на Поместном соборе российских иерархов в 1448 г ., был Иона. Он сам успел указать перед смертью на своего кандидата, процедура выборов Филиппа и Геронтия не вполне ясна (с точки зрения участия в них великого князя). Позднее именно его решение было определяющим, хотя формальный выбор и само поставленне происходили на Поместном соборе владык русской церкви.

    В 1459 г . совпали канонические пределы московской митрополии с политическими границами рождавшегося Российского централизованного государства. Это произошло в результате окончательного обособления в самостоятельную митрополию православных епископств Великого княжества Литовского. Московская митрополия была единственной наследницей бывшей Киевской митрополии, так что новое учреждение митрополичьей кафедры в Киеве было произведено под политическим давлением Казимира IV. С тех пор территориальные границы прерогатив московских святителей менялись лишь с изменением государственных границ России. Заметим попутно, что с сугубо формальной точки зрения несовпадение церковных и государственных рубежей сохранялось недолгое после 1459 г . время — пока не ушла в небытие государственная самостоятельность Новгорода, Твери, Рязани.

    В тяжкие и кровавые годы усобицы в московском княжеском доме упрочилась тесная связь между московскими первоиерархами и московской правящей династией. Ни князь Юрии Дмитриевич, ни его сыновья — князь Василий Косой и Дмитрий Шемяка — не получили церковной санкции своих претензий на великокняжескую власть. Особенно велики заслуги митрополита Ионы — благодаря его усилиям неудачливый в делах и в бою Василий II добился все же окончательного успеха. И что, пожалуй, важнее. Иона, Филипп, Геронтий, ростовский владыка Вассиан постепенно формировали и формулировали (в текстах и на практике) политическую доктрину Российского государства как полностью суверенного христианского православного царства. Понятно, что акцент делался на вероисповедном компоненте, что ликвидация зависимости от Орды и ханов описывалась в терминах борьбы с «незаконным» исламом, конфликты же с Литвой — как противостояние схизме католичества.

    После 1453 г . все более стал осознаваться факт единственности России как православного государства. На этом во многом зиждились представления — и мудрых книжников, и простецов — о России как о «святой земле». С этим стали соотносить и другие факты духовно-церковной жизни, прежде всего разрастание монастырей. Постепенное вызревание идей этого круга имело разноплановые последствия. Начинают смещаться также акценты в характере поведения церкви. Если традиционно в столкновениях с иными конфессиями русская церковь занимала скорее активно-оборонительные позиции, то в первой половине — середине XVI в. различим переход к наступательности. Не след этому удивляться. Это вполне соответствовало духу эпохи в Европе и на Ближнем Востоке, реалиям международных отношений, возможностям и целям российской дипломатии. В то же время сама церковь нуждалась в реформировании многих сторон своей внутренней жизни, взаимоотношений с властью и обществом. Одним из самых острых вопросов, как показал опыт последних двух десятилетий XV в., могло стать покровительство великого князя и близких к нему лиц еретическим течениям. Тогда церковь справилась с ситуацией огромным напряжением сил. В середине XVI в. вновь обозначились признаки подобного кризиса.



    Глава 16. Два лика грозного царя: Россия в эпоху реформ и контрреформы середины XVI в.

    В общественном сознании эпитет «грозный» неотторжим от имени российского монарха, первого в истории страны венчанного царя Ивана IV Васильевича. Изредка это прозвание давали его деду, первому «великому князю всея Руси» Ивану Васильевичу. Совершенно определенно бывал грозен, а порой лют Петр I, первый полноправный российский император. Но ни народная память, ни ученые труды не удержали за ними этого сурового и мрачного определения. Очевидны те события, после которых прозвище намертво приросло к имени царя Ивана. Разгул его массовых казней, опустошивших города и села России, пришелся, главным образом, на опричные и первые послеопричные годы. Эти годы занимают около трети того времени его царствования, когда Иван IV по возрасту реально исполнял функции монарха. Однако именно они врезались в память подданных «удобь подвижного» на опалы монарха, зарубежных современников, близких и далеких потомков. Российские авторы «бунташного столетия» видели одну из главных причин великой Смуты начала XVII в. во «вражьем разделении» общества и страны в годы опричнины. Ученые-историки XIX—XX вв. усматривали в ней то торжество беззакония и деспотического самодержавия, то неизбежную, «прогрессивную» в основе политическую борьбу за единство и централизацию государства. «Спокойные» же времена правления Ивана IV оставались в тени.

    Но разве истинно и справедливо такое соотношение? Ведь именно в период реформ середины XVI в. уже территориально и политически единая Северо-Восточная и Северо-Западная Русь по всем решающим признакам превратилась в то, что ученые XIX в. предпочитали называть Московским Царством. Реформы на полтора столетия определили механизм функционирования российского общества и тенденции в его последующей эволюции. Какие причины и мотивы обусловили начало преобразований? Ответ надо искать прежде всего в событиях и процессах первой половины XVI в. Обратимся к ним.



    § 1. В канун царского венчания: политическая борьба и кризис власти в 20—40-е годы XVI в.

    Эпоха Василия III на первый взгляд представляет почти идиллически спокойную картину политической и социальной жизни по сравнению с последовавшим царствованием Ивана IV. И современники, и потомки видели в ней прежде всего продолжение тех процессов, которые были начаты при Иване III. И в этом утверждении немалая доля справедливости.

    Действительно, старший сын Ивана III и Софьи Палеолог как бы шутя, без особого напряжения и резких мер завершил территориальное объединение Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. В 1510 г . прекратилось автономное государственное бытие Пскова, причем вся псковская элита была перемещена в центральные и юго-восточные уезды страны. В 1521 г . закончилась «самостоятельная» жизнь Рязанского великого княжения, которое, впрочем, находилось под реальным контролем Москвы еще с 60-х годов XV в. В смутные события лета 1521 г . (о них речь впереди) последний рязанский князь (близкий родственник московского государя) бежит из-под ареста в столице в родные места. Но вот что характерно: даже острейший кризис не дал ему сколь-нибудь серьезного шанса вновь закрепиться в наследственном владении — он находит убежище и скорое забвение в Литве.

    Василий III продолжил дело отца в отношении старых и новых уделов. Первых, впрочем, досталось на его правление совсем немного. Волоцкое княжество Федора Борисовича в 1513 г . перешло в руки московского государя как выморочное. То же произошло с Калужским и Угличским княжениями: вслед за кончиной князей Семена (1518) и Димитрия (1521) владения унаследовал их старший родной брат, Василий III. Младший сын Ивана III, Андрей получил от брата завещанный отцом удел только в 1519г., когда ему шел уже 29-й год. У Василия III случались острые конфликты и с Юрием (вторым по старшинству сыном Ивана III от Софьи, главой Дмитровского удела), и с Семеном. Но эти столкновения никогда не превращались в открытое политическое противоборство. При наличии наследника у Василия III никто из братьев ни формально, ни реально не мог претендовать на московский трон. И хотя проблема сына-наследника оказалась для Василия III неожиданно острой, но даже до рождения Ивана IV на долю Юрия оставались лишь надежды ожидания.

    Не случайно и то, что большинство братьев Василия III остались холостяками. Московский монарх совсем не стремился к наследственным уделам. Только князю Андрею — и то на 43-м году жизни, когда великий князь уже обзавелся двумя сыновьями — было позволено жениться. Припомним теперь и другие обстоятельства. По традиции удельные князья не обладали никакими внешнеполитическими прерогативами. Иван III наделил своих младших четырех сыновей намного скупее, чем то сделал в свое время Василий Темный. Удельные князья начала XVI в. были лишены полномочий чеканить свою монету, их имущественные права на часть доходов с Москвы и на владения в столице были ограничены. В их княжествах значительные слои местных феодалов служили великому князю, собственно удельные отряды исправно несли службу в составе российских ратей. Вот почему ни удельные князья, ни стоявшие за их спинами вассалы не представляли фактом своего существования прямой угрозы единству страны.

    Ничего не меняли здесь вотчины служилых князей. Как и удельные, они имели собственных вассалов, обладали фискальными и судебными правами над тяглым населением княжения, выдавали жалованные грамоты. Они посылали на военную службу по распоряжению великого князя своих ратников отдельными полками. Их владения, как правило, были наследственными, но скромными по размеру. В центральных, юго-восточных и верхневолжских уездах служилых князей ко времени правления Василия III уже не осталось, за единичными и притом не из местных родов исключениями. Их было немало в юго-западном пограничье. Крупнейшие служилые княжества принадлежали потомкам эмигрантов из Москвы, — князьям B.C. Стародубскому (внуку И.А. Можайского) и В.И. Шемячичу (внуку Дмитрия Шемяки). Первое из них досталось Василию III в 1518г. как выморочное, княжение же Шемячича было ликвидировано после его ареста весной 1523 г .

    Легкость, с которой великий князь решал упомянутые конфликты, демонстрирует обширность личной власти московского монарха. Недаром один из его придворных роптал в частных беседах на то, что великий князь не любит противоречащих ему, а все дела решает, «запершись сам-третий у постели». В унисон этому австрийский барон Герберштейн был поражен тем «рабством», которым российский государь «одинаково гнетет» и самых знатных лиц страны, и рядовых Дворян. Было бы ошибкой, однако, думать, что его личная власть была абсолютно неограниченной. Помимо письменного права, существуют правовые обычаи и традиции, закрепленные практикой политической жизни. Именно в годы правления Василия III совет при монархе (Боярская дума) обретает в полной мере характерные для XVI—XVII столетий черты. Дума становится соправительствующим при монархе органом единого государства, обладая законосовещательными, судебными и координирующими в сфере дипломатии, военного и административного управления функциями. Пожалования в думный чин осуществлял великий князь. Но его предпочтения ограничивались естественно сложившимся представительным характером совета. Великий князь подвергал опале отдельные персоны, целые группы знатных воевод, но в совете почти всегда были представлены князья суздальские, ярославские, оболенские, ростовские, стародубские, тверские (все — Рюриковичи, как и московская династия), князья Гедиминовичи и старомосковские с XIV в. боярские роды (Захарьиных-Юрьевых, Морозовых, Плещеевых, Челядниных и т.п.).

    Важные изменения претерпел государев двор. В удельную эпоху он объединял почти всех феодалов того или другого княжения. Уже при Иване III ситуация стала кардинально меняться: в государев двор включалась (на разных основаниях и в разной форме) главным образом элита — высшая и средняя. Этот порядок закрепился в правление Василия III. Боярская дума была наиболее значимой частью государева двора, структура которого (дворовые чины и сословно-статусные группы двора) начала усложняться, а численность возрастать. Здесь и возникали главные разломы соперничества благородных сословий России.

    Первый из них — борьба родственно-клановых по преимуществу группировок знати за влияние на великого князя, за наиболее значимые позиции в Думе, во дворе, в командовании войсками, в управлении на местах. Именно в этой среде получила распространение практика местничества. Назначения на важные военные и гражданские должности соподчиненных лиц регулировались происхождением и значимостью службы их предков. Монарх не мог в противоречии со складывающимися правилами выдвигать фаворитов — их путь наверх мог быть только в обход той системы государственных учреждений и постов, где норм местничества избежать было нельзя.

    Политические амбиции, престижность, материальные мотивы порождали противоречия и борьбу внутри знати. Но в отличие от предшествующей эпохи принципиально изменился ее статус по отношению к носителю высшей государственной власти: вассальные связи (как правило, персональные) уступали место унифицированному подданству. Это, а также наследственность статуса должны были скреплять формирующуюся московскую аристократию общностью корпоративных интересов, потенциально оппозиционных монархической власти. Отчасти так оно и было, вот почему и Иван III, и Василий III легко могли менять лиц, но не принципы существования знати в государстве. И все же — особенно в сравнении с Великим княжеством Литовским — московская аристократия обладала заметно меньшим политическим весом. Объяснений тут будет немало. Существенно, что российская знать как сословная группа не имела права решающего голоса в налоговой системе — этот важнейший рычаг был целиком в руках монарха и его окружения. Принципиально и то, что почти все земли и княжения включались в состав единого государства в результате военных акций или политического давления. Поэтому, как правило, оказывались разрушенными или сильно подорванными прежние социальные связи местной верхушки со служилыми землевладельцами; за спиной московских аристократов не было иной вооруженной силы, кроме собственных военных холопов-послужильцев. Вот почему внутренние конфликты в среде знати выливались в форму дворцовой борьбы.

    В годы правления Василия III ясно обозначился еще один разлом противоречий, — между элитой и служилыми детьми боярскими. Они, несомненно, были обязаны прежде всего экономическим и социальным факторам: слишком несоразмерным тяжести интенсивной военной службы было обеспечение рядовых дворян землей и деньгами. Явное неравноправие наблюдалось в способах и размерах пожалований.

    Элита, верхушка наследственного провинциального дворянства получали кормления (с практически неограниченными возможностями для злоупотреблений), значительная часть служилого люда пробавлялась денежным жалованьем из казны, весьма скромным и выплачивавшимся на протяжении всей служебной биографии всего несколько раз. Члены государева двора владели, как правило, наследственными вотчинами, куплями, а также поместными землями, притом в разных уездах страны. Рядовая мелкота служила обычно с некрупных поместий и была лишена или утратила земли на вотчинном праве. Более того, значительная часть небольших поместных владений не обладала широким судебно-административным иммунитетом. Так что и сами помещики, и зависимые от них крестьяне подпадали под юрисдикцию наместников и волостелей. Если к сказанному добавить противоречия между служилым дворянством разных регионов, то картина социальных напряжений в господствующем классе будет почти полной.

    Противоречия в среде «благородных сословий» вовсе не означали их автоматической трансформации в факты политической борьбы. Сцена политического действа при Василии III несколько увеличилась, поскольку в нее оказались вовлеченными более широкие круги государева двора. В этом раскладе сил великий князь был искушен: на рубеже двух столетий он блестяще завершил «академическое образование» в данной области. Полученных тогда умений, наработанного опыта за первые годы правления с лихвой хватило до конца жизни. Случайно или нет, но практически постоянно в опале были персоны из ведущих родов титулованной и нетитулованной знати, притом так, что соотношение сил разных кланов существенно не менялось. До поры до времени разрешались и социальные неудовольствия: фонд поместных раздач в центральных и поволжских уездах как-то незаметно, но постоянно рос. Острых проявлений борьбы за власть в годы правления Василия III не видно. И тем не менее два обстоятельства сулили перспективу грядущих потрясений.

    Самая болезненная точка — длительное отсутствие наследника. Василий III женился впервые, как мы уже знаем, в сентябре 1505 г . на Соломонии Сабуровой, представительнице старого боярского рода. Брак оказался неудачным в главном предназначении: детей у супругов не было. В первой половине 20-х годов проблема наследника у монаршей четы обострилась до предела. События лета 1521 г . наглядно показали, сколь переменчива фортуна и даже суверену не дано знать его ближайшей судьбы. При отсутствии наследника главным претендентом на московский престол автоматически становился князь Юрий. С ним у Василия III отношения сложились неприязненные: известно, что и сам удельный князь, и его окружение были под бдительным присмотром осведомителей. Переход к Юрию высшей власти в стране вообще сулил масштабную перетряску в правящей элите России. Ведь за Юрием в столицу потянулось бы из Дмитрова и его окружение.

    Единственным выходом из создавшейся ситуации для Василия III стало расторжение брака с Соломонией. Обсуждение этого вопроса началось за несколько лет до осени 1525 г . и, возможно, по инициативе некоторых членов Боярской думы. По строго соблюдавшейся традиции второй брак православного христианина в России становился возможным только в двух случаях: смерти или добровольного ухода в монастырь первой жены. Соломония была здорова и, вопреки официальным сообщениям, не собиралась добровольно перейти в обитель «невест Христовых». Опала на нее и насильственный постриг в конце ноября 1525 г . завершили этот акт семейной драмы, надолго расколовший русское образованное общество.

    1525 год был насыщен тяжелыми событиями разного рода. В январе—феврале по политическим мотивам состоялись следствие, суд и казни ряда лиц из придворного окружения, был привлечен и знаменитый ученый монах с Афона Максим Грек \Триволис), осужденный в мае — и вряд ли справедливо — уже церковным соборным судом якобы за еретические ошибки. Затем из-за засухи многие районы постиг неурожай. В таком контексте недобровольный постриг Соломонии только обострил общественную реакцию.

    В январе 1526 г . великий князь, которому вот-вот должно было исполниться 47 лет, сочетался вторым браком с молодой княжной Еленой Глинской «лепоты ради лица и благообразия возраста, наипаче же целомудриа ради». Ее отца не было в живых, а родной дядя, знаменитый на всю Европу воин, послуживший Германской империи, Ордену, Литве и России, князь Михаил Глинский находился в заточении. Фактический правитель при литовском великом князе Александре, он был отстранен от власти Сигизмундом I. Неудачный заговор против него заставляет Глинского в 1508 г . бежать в Россию со всеми родственниками, друзьями, подручными шляхтичами. Он был душой русских походов 1512—1514 гг. на Смоленск, претендуя как будто на особый статус Смоленщины в составе России под своей властью. Василий III решил иначе, князь Михаил был арестован, уличен опять-таки в заговоре и в намерении бежать — теперь уже в Литву. Брак племянницы помог ему выйти из политического небытия.

    Второй брак также не сразу имел счастливый исход. Долгожданный наследник появился на свет лишь в 1530 г ., 25 августа, в день апостолов Варфоломея и Тита (юродивый Дементий предрекал Василию III, что у него родится «Тит — широкий ум»), отмеченный, по свидетельству новгородской летописи, небывалой грозой. Крещен был ребенок в Троице-Сергиевом монастыре игуменом Троицкого монастыря в Переяславле Даниилом и двумя старцами — троицким Ионой Нуриевым и волоцким Кассианом Босым и наречен во имя усекновения главы Иоанна Предтечи Иоанном. Так в блеске молний и раскатах неудачного похода русских ратей на Казань страна обрела будущего государя, первого российского царя Ивана Васильевича. Поход на Казань упомянут не случайно. Второе обстоятельство, грозившее России крайними затруднениями, заключалось в принципиальном ухудшении геополитического положения страны.

    До сентября 1514 г . дипломатия России развивалась успешно сообразно задачам, сформулированным еще в конце XV в. Главным был конфликт с Литвой. Как и ранее, наступающей стороной была Россия, пытавшаяся использовать в своем интересе вероисповедные и политические конфликты в правящих кругах Литвы. Взятие Смоленска в конце июля 1514 г . стало пиком российских успехов. 8 сентября московские рати потерпели жестокое поражение от литовских войск, причем в плен попало несколько сотен дворян, включая главных воевод и многих знатных лиц. Победа литовцев под Оршей сразу и притом резко ослабила позиции России. Впрочем, ситуация начала постепенно меняться в неблагоприятную для России сторону еще до осени 1514 г .

    Успехи на западе обеспечивались во многом безопасностью южных и юго-восточных границ России. Но после окончательного разгрома Большой Орды в 1502 г . союз с Россией потерял для Крыма былую притягательность. Хотя престарелый хан Менгли-Гирай не перешел сам к вражде с Москвой, он уже не всегда полностью контролировал ситуацию: в 1508 и 1512 гг. крымские царевичи с большими отрядами нападали на русское пограничье. Смерть давнего союзника Ивана III в апреле 1515 г . стала точкой отсчета в смене курса крымских ханов. Менялась ситуация и в Казани. Посаженный «из рук» московского государя Мухаммад-Эмин уже в 1505 г . спровоцировал антирусское выступление. Позднее отношения были урегулированы, но позиции антимосковской «партии» в Казани при поддержке Крыма заметно усилились, особенно после смерти в декабре 1518 г . Мухаммад-Эмина, на котором прекратилась династия местных ханов.

    Ареал дипломатических контактов на западе при Василии III расширился, а главное, они приобрели более регулярный характер, прежде всего в сношениях с Империей, Данией, Тевтонским орденом. Главная стратегическая задача — действенный союз против Литвы и, соответственно, Польши — выполнена не была. Предварительный текст договора с Империей был дезавуирован императором в конце 1514 г . К тому же, после Венского конгресса 1515 г ., на котором Габсбурги урегулировали главные конфликты с Ягеллонами, принципиально изменилась геополитическая ситуация в Центральной и Юго-Восточной Европе. Империя теперь стала посредницей в русско-литовских переговорах, склоняясь более к поддержке литовской стороны. Ее интерес заключался не просто в переключении главных усилий России на юг: существенно важным было втянуть ее в открытую конфронтацию с Османской империей. Но это вовсе не входило в число реальных российских интересов.

    В целом безрезультатными для России оказались соглашения с Тевтонским орденом. Впрочем, здесь, быть может, российская сторона не была пунктуальна в выполнении всех своих обязательств. Как бы то ни было, союзные договоренности с Данией (в 1516 г . и в конце 20-х годов) не были также реализованы. В 20-е годы XVI в. стали регулярными и интенсивными связи России с Ватиканом. Это, кстати, отразилось в несомненном интересе европейских ученых и политиков к далекой христианской державе. Никогда ранее не писалось и не издавалось так много разного рода сочинений о России, притом сочувственных к ней, что вполне объяснимо. За активностью «римского архиепископа» проглядывались вполне весомые политические и конфессиональные мотивы. Вновь реанимировалась идея унии, животрепещущая для Рима в период первых, отозвавшихся по всей Европе шагов протестантизма. И, конечно, римский первосвященник не менее Габсбургов и других монархов был кровно заинтересован в активном вовлечении России в антиосманский союз. Это было сверхактуально, что показало полное поражение венгров от турок под Мохачем в августе 1526 г .

    К тому же у России были, как будто, свои причины откликнуться на призывы к борьбе с исламской угрозой. В конце 10-х годов нападения с юга стали частыми. В самом начале 1521 г . в Казани произошел переворот: московский ставленник, касимовский хан Шах-Али был свергнут, трон занимает Сахиб-Гирай, младший брат крымского хана Мухаммад-Гирая. Все началось с болезненных, но по большому счету не опасных набегов отрядов из Казани, а завершилось катастрофой в июне—июле 1521 г . Крымская рать во главе с ханом форсировала Оку, разбила одни московские войска и обошла другие, ворвавшись в самый центр страны. Грабежу подверглись ближайшие к столице села, монастыри, сам Василий III бежал из Москвы в Волоколамск. Страхи были так велики, что даже в Пскове ждали татар. Великий князь был вынужден дать обязательство с собственной подписью об уплате выхода в Крым. Только хитростью этим документом удалось овладеть наместнику в Рязани у возвращающегося хана. Материальный урон, особенно по числу уведенных в плен и затем проданных в рабство русских людей, был чудовищен.

    Не замедлили и политические результаты: в опалу попали почти все главные воеводы, здесь и завязка последнего конфликта с Шемячичем. Не сразу были оценены стратегические последствия, а они были тяжелы. Прежде всего, Россия лишалась свободы рук на западе — ее усилия здесь отныне лимитировались степенью военной угрозы с юга и востока. Во-вторых, существенно изменился уровень затрат на военно-оборонительные акции по южной и восточной границам. Теперь одна или две рати из пяти полков каждая ежегодно находились в крепостях южного порубежья с весны и до поздней осени. В-третьих, выяснилось, что тесный военный союз Крыма, Казани и Ногайской Орды представляет грозную опасность для России, даже для ее независимости. Объективно в спектре международных интересов России главными стали отношения с государствами-наследниками «злыя мати Золотой Орды». На десятилетия и века вперед эта многотрудная и очень дорогая забота потребовала огромных затрат на военные цели, терпеливой и последовательной дипломатии, неуклонной колонизации, крепкостоятельства и веры в успех.

    Конечно, цели в отношении Крыма и Казани различались. Наступление на Крым было тогда немыслимым. Необходимо было сочетание активной обороны и искусной дипломатии, что было особенно трудным: крымские правители уверенно полагали, что в Казани должен находиться представитель только их династии. Казанское ханство обладало меньшим потенциалом, чем Крым, было достижимо для русских ратей. Задачей российских политиков становилась поддержка прорусски ориентированной местной элиты, правление московского ставленника на ханском престоле, наряду с укреплением восточных границ. По записям разрядных книг (они фиксировали военные назначения по всему государству) почти физически ощущаешь, как прогибались под набегами казанских ратников линии крепостных гарнизонов в этих регионах. Если, к примеру, в 1519г. упомянуты воеводы лишь в Мещере, то после 1521 г . фигурируют обычно пять-шесть крепостей с поименно названными военачальниками. Масштабные походы русских армий (на судах и конных) на Казань в 1524 и 1530 гг. оказались в целом безрезультатными. После первого не произошло серьезных политических перемен в Казани, перевод международного торга из-под Казани в Нижний Новгород завершился провалом. В 1531 г . произошла смена ханов: московский ставленник Джан-Али (младший брат Шах-Али) занял казанский трон и усидел на нем до 1535 г . Но не следует обольщаться. При нем, к примеру, московские дипломаты тщетно добивались возврата нескольких десятков пищалей, которые были утрачены в дни осады 1530 г . Власть Джан-Али была непрочной. С Казанью Василию III явно не везло.

    В таких условиях идти на риск открытой конфронтации с «блистательной Портой», как того добивались западные дипломаты, при далеких и ненадежных союзниках было бы верхом безумия. В Стамбуле находился один из рычагов, пусть и сомнительный, воздействия на Бахчисарай (крымский хан, как известно, был вассалом султана). Кроме того, это привело бы к активному вмешательству Турции в дела всего региона в стремлении создать под своей эгидой мощное исламское образование с антироссийской направленностью.

    Василий III неожиданно и тяжко заболел поздней осенью 1533 г ., во время традиционного охотничьего объезда. Он умер в своих покоях в Кремле в ночь с 3 на 4 декабря 1533 г ., на 55-м году жизни. Его наследнику шел только четвертый год, великой же княгине было вряд ли более 25 лет. Так нежданно остро возникла проблема преемства верховной власти. Хотя, казалось бы, московский государь подготовился к этому еще в августе 1531 г ., когда наследнику исполнялся год. Тогда в связи с этим в Новгороде и Москве воздвигли обетные деревянные храмы (они строились за один день), братья Василия III, удельные князья Юрий и Андрей подписали новые договора, в которых обязались «не искать» под Василием III и его сыном великого княжения, юному великому княжичу приносилась присяга. Но теперь, вослед за кончиной великого князя началась борьба за власть. Обязательства стоили немногого, уже через неделю по решению Боярской думы был арестован Юрий — он стал переманивать на свою сторону бояр. Вообще, совет при государе (мы сейчас не говорим об изменениях в его составе) оказался эффективным государственным институтом. 30—40-е годы XVI в. изобиловали непримиримыми политическими столкновениями — проигравшие, как правило, довольно быстро завершали земной путь в заточении. Случился даже мятеж старицкого удельного князя Андрея в мае 1537 г . И тем не менее все эти внутренние конфликты не поставили ни разу под сомнение территориальную и государственную целостность страны. За исключением попытки Андрея никто не покушался формально на прерогативы малолетнего великого князя Ивана IV. Более того, в годы так называемого боярского правления (этими словами историки традиционно обозначают данное время) не просто продолжено многое из того, что начинали Иван III и Василий III (в частности, были уточнены нормы испомещений служилых людей). Кое-что в государственном строительстве было начато заново. В ряде уездов вводились местные органы (губные избы), которым передавались из-под юрисдикции кормленщиков-наместников и волостелей дела о разбоях. Здесь предвосхищались два элемента будущих перемен: сокращались судебные функции кормленщиков по делам высшей юрисдикции, новые учреждения комплектовались на принципах представительства от местных сословных групп, дворянства в первую очередь.

    Противоречия, несомненно, обострились. Ожесточенная борьба шла за представительство в Боярской думе, за прямое влияние на мальчика-государя, особенно после неожиданной смерти Елены Глинской в апреле 1538 г . (ее, возможно, отравили), за престижные и материально значимые наместничества. Усилились местнические споры, возросла бесконтрольность в земельных и иных пожалованиях. Так обстояли дела в элите. Куда опаснее было постоянно растущее недовольство правящими группами со стороны общества. Жалобы на насилия кормленщиков выплеснулись на листы летописей и публицистических сочинений. Максим Грек создал — на века вперед — словесный образ России в виде женщины в черном вдовьем платье, сидящей на распутье дорог и окруженной дикими зверями. Имя ей — царство, но правят и властолюбцы и славолюбцы, которые совсем не пекутся благе подданных. Такой неутешительный взгляд на ход дел в единственном православном государстве разделялся многими мудрствующими. Но и для рядовых воинников, а также простецов характерна неудовлетворенность сложившимис порядками. Это прямо выразилось в ряде документов, выступлений дворян, горожан, имевших несомненную политическую окраску.

    И было еще малоприятное обстоятельство — дальнейшее ослабление международных позиций России. В «незнаменитой» войне с Литвой в 1534—1537 гг. пришлось уступить кое-какие города и территории. Но главное — понадобились большие материальные и людские ресурсы для укрепления крепостей по западной границе. В годы правления Елены Глинской крепостное строительство вообще приобрело особый размах, что, однако, не гарантировало военных успехов. Правда, широковещательный поход крымского хана Сахиб-Гирая летом 1541 г ., целью которого, по его заявлению, было «пленить» всю землю Русскую, а самого великого князя «впрячь в соху и заставить сеять золу», провалился. Но главной болью, основной заботой стала Казань, после того как в 1535 г . был убит московский ставленник. Практически замерли отношения с теми европейскими странами, с которь ми ранее они шли интенсивно. Взаимосвязь внешнеполить ческой слабости и внутренних напряжений стала очевидностью.




    § 2. «Казанская война» и начало реформ

    В истории многих стран начало преобразований шло параллельно с войнами, нередко неудачными. Именно в такие моменты обществом особо остро ощущалась необходимост перемен. В судьбах России такое повторялось не единождь в первый раз в середине XVI в. Войну с Казанью обычно относят к 1545—1552 гг.: весной 1545 г. имел место первый после 1530 г. поход большой русской армии под Казань, с последним походом она пала 2 октября 1552 г. Первые шаги реформ по традиции датируют 1547—1551 гг.: венчание Ивана IV царским титулом в январе 1547 г. и начало кардинальных изменений в системе органов местной власти в 1551 г. Но прежде о причинах решительного конфликта с Казанью и его длительности. Тут не все ясно.

    Джан-Али, ориентировавшийся на Москву, был убит в сентябре 1535 г. Трон перешел к Сафа-Гираю. Еще в годы своего первого правления в Казани (1524—1531) он отличался ярко выраженной антирусской направленностью. После его второго воцарения открытая враждебность усилилась. С осени 1535 г. возобновились набеги по всему периметру юго-восточных и восточных границ России. Загонные отряды казанцев проникали порой очень глубоко, особенно на территории лесного Заволжья и Вятки. К чему приводило постоянное давление, известно. Русские земледельцы вынужденно ушли из наиболее плодородных южных земель Нижегородского края, хотя соха землепашца провела здесь первые борозды еще во второй половине XIV в. Вообще, темпы колонизации в левобережном Поволжье (от Костромы до Балахны и Нижнего Новгорода), на юге Вятской земли замедлились. Резко возросла интенсивность дворянской военной службы. С 1537 г. разряды ратей пятиполкового состава во Владимире стали привычным делом, порой подобные назначения случались дважды за год. В 5—7 городов этого пограничья воеводами крупных гарнизонов регулярно посылались знатные лица. Тем не менее, оборонительная тактика в условиях близости ханства желаемых результатов не давала. Если к цене оборонных усилий приплюсовать цену уведенных в полон русских людей, то становится ясной истинная стоимость враждебного соседства Казани. Полагали, что к 1551 г. во всем ханстве было свыше 100 тыс. пленных из России. А сколько их было продано на невольничьи рынки в Крыму, Персии, Средней Азии?

    Порой возражают: не надо сближать оседлую и сельскую Казань с кочевыми по преимуществу Крымом и Ногайской Ордой, у политических элит этих государств были разные интересы и цели. К тому же, Казань не представляла стратегической угрозы для Российского государства. Все дело, наоборот, в экспансионизме последнего, в его стремлении захватить новые земли и установить контроль над Волгой. В таком подходе верность некоторых посылок оборачивается неполнотой и ошибочностью выводов. Разберемся.

    Прежде всего, возникает вопрос: находился ли ранее бассейн Волги под одной властью? Несомненно. Это имело место в эпоху расцвета Золотой Орды, в первой половине XIV в. Конечно, ее властители контролировали все течение Волги — от истоков до устья — по-разному. Но самоочевидно, что геополитическое единство бассейна Волги стало тогда фактом государственно-политического бытия. Притом это единство реализовывалось, помимо политического, на уровне культурно-цивилизацнонных контактов, на уровне мировой торговли. Раз возникнув, подобные данности не уходят в небытие. Важно понять, сколь актуальными такие цели, как установление контроля над Волгой и присоединение новых земель, были для властителей и политиков в XVI в.

    Надо сразу исключить из возможных соискателей Казанское и Астраханское ханства, Ногайскую Орду. Их потенциал не позволял замахиваться на цели стратегического порядка в регионе, к тому же все они держали под контролем важные участки торгового пути, извлекая из этого немалые выгоды. Другое дело — Крым. Его правители и стоящая за ними Османская империя включали в приоритеты внешней политики укоренение протектората над всеми тюркскими государствами Поволжья. Конечно, эти цели были среди жизненно важных интересов Крыма, а для Стамбула они находились не на первом, и даже не на втором-третьем местах. Что не мешало послам Турции в Москве заявить еще в 20-е годы XVI в. о верховных правах султана на ханства в этом регионе. С наступательной политикой в Поволжье у Крыма была сцеплена активная антирусская направленность. В головах крымских ханов в XVI в. возникали порой заманчивые планы политического и экономического господства над Москвой. Задумки не оставались бесплодными мечтаниями: и 1521, и 1541 гг. показали это с устрашающей очевидностью. Спасало то, что у Крыма не хватало мощи и последовательности. К тому же, противоречия разных линий

    Чингизидов оказались неизбывными. Крым не стал объединителем, ни тем более центром прорастания новой кочевой империи. Для Российского же государства геополитическая целостность Поволжья стала актуальной тогда, когда обнаружилась невозможность решить назревшую проблему традиционным способом — закреплением трона в Казани за московским ставленником.

    Далее. Без сомнения, потенциал Казанского ханства не таил смертельной угрозы для России. Отчасти верно и то, что элита оседлой, земледельческо-промысловой по преимуществу Казани отличалась от элиты в Ногаях и Крыму, где полностью господствовало или преобладало кочевое скотоводство. Но на первых ролях во всех этих странах, включая Казань, были представители четырех-пяти кыпчакских родов, чьи ценности и образ жизни были унаследованы из быта Золотой Орды. И для казанских князей, мирз, уланов военная добыча была престижной, материально значимой и привычной частью повседневного существования. Главным «полем» для подвигов в этой сфере была Россия. Вслед за крымским ханом Мухаммад-Гираем казанские «вышние люди» имели право сказать: «Не велишь пойти на московского и волошского, — чем быть сыту и одету?» Правда, с двумя оговорками. До Молдавского княжества они не добирались, а для набегов на русские земли позволения султана им не требовалось. И еще одно обстоятельство. Не нужен был формальный союз для естественно получавшейся координации военных усилий противников России. Кочевники из Ногай и Крыма предпочитали для набегов позднюю весну — лето, реже — осень. Оседлым ратникам из Казани вполне подходили поздняя осень и зима. Россия в 30—40-е годы истощала свои оборонные ресурсы в постоянном перемещении сил между двумя распахнутыми границами — южной и юго-восточной. Переход к решительным действиям в этой ситуации назревал. Зададим попутный вопрос: разве брань с Казанью ведет отсчет с 1545 г.? Отнюдь, необъявленная война началась по инициативе Сафа-Гирая десятилетием раньше.

    В 1545 г. московские рати дошли до Казани, нанесли поражение противнику, но решительной победы не одержали. Впрочем, факт появления под стенами столицы мощной армии стал неожиданностью. Обострилась внутренняя борьба, так что в начале 1546 г. СафаТирай был низложен. Вторичное появление на казанском троне Шах-Али оказалось непродолжительным, в конце лета 1546 г. в Казани вновь правит Сафа-Гирай, который опирался не только на приведенных из Крыма лиц, но и на самую сильную группировку в Ногаях во главе с князем Юсуфом. Главный итог этого междоусобия в том, что обнаружилась невозможность консолидации казанской элиты на пророссийской основе.

    Раскол в правящих кругах обострился в результате казней Сафа-Гираем своих противников, кое-кто из знати отправился в эмиграцию — в Москву, вскоре чуваши на правобережье Волги отправили в Москву послов с просьбой о принятии их в подданство. Этим был вызван зимний поход 1547 г. рати во главе с будущим главным героем взятия Казани, князем А.Б. Горбатым-Шуйским.

    С поздней осени 1547 г. берут отсчет «царские» походы на Казань. То, что русские полки возглавил сам государь, подчеркивает первостепенность «восточной политики» России и значимость казанской проблемы. Эта акция, несомненно и многообразно, связана с начавшимися изменениями в обществе, социальными потрясениями в стране. Напомним их. Мужание юного великого князя не привело к стабильности в правящей верхушке. Наоборот, появились дополнительные факторы политической неопределенности, обязанные свойствам характера Ивана IV и смене влияний на него разных лиц. Немотивированные опалы и казни 1545—1546 гг. (к тому же, как правило, внесудебные), открытые проявления недовольства тяглыми горожанами, пищальниками подвигли элиту на нестандартные решения. Необходимо было укрепить авторитет верховной власти, превратив ее в центр консолидации. Для этого (скорее всего по инициативе митрополита Макария) в январе 1547 г. Иван IV венчался царскими регалиями. Изменение ранга московского монарха (царский титул тем самым приравнивался к «царским» династиям Чингизидов, императорскому роду Габсбургов и т.п.) имело несомненную двуединую направленность: внутреннюю и внешнюю.

    Второй шаг — резкая смена в поведенческом стиле монарха: его женитьба (в феврале 1547 г.), прекращение казней и пыток (после лета 1547 г.), регулярное личное участие в управлении, отправлении правосудия, значимых военных операциях. Потрясением для Ивана IV, его окружения и вообще знати стало выступление московских горожан вслед за катастрофическим пожаром в столице летом 1547 г., в огне которого погибли множество горожан. Шокирующим стало не просто убийство близких родственников государя (из клана Глинских, холопы которых, по слухам, подожгли Москву), но и то, что столица какое-то время находилась под контролем тяглых горожан-мужиков. При подобных обстоятельствах победа над традиционным и опасным врагом стоила дорогого. Однако она в 1547 г. обошла русские войска стороной. Соображения стратегического порядка (охрана южных границ летом) подвигли московских воевод на зимний поход. Но сказались неожиданные оттепели и недостаточность огнестрельного оружия. Царь вернулся из похода, не перейдя границ своего государства.

    Зимний поход 1549/50 г. готовился намного тщательней, притом в условиях уже начавшихся реформ. Благоприятствовали, казалось, и события в Казани: в марте 1549 г. умер давний враг Москвы Сафа-Гирай, ханом был провозглашен его маленький сын Утямыш. Фактическим правителем стал знатный воин из Крыма Кучан. На этот раз основные силы армии во главе с Иваном IV подошли к Казани. Но даже многочисленная артиллерия (ей при подготовке похода уделялось особое внимание) не принесла успеха — неожиданная распутица, «великая мокрота» не позволили ее применить, да и вообще превратили в бессмыслицу любую попытку штурма. Двойная неудача подвигла московское правительство на принципиальное изменение плана войны и ускорила уже начавшиеся реформы. Главное, как всегда, — финансы. Тут было много новостей. Первая из них больно ударила прежде всего по монастырям: в 1548—1549 гг. началась, а в 1550—1551 гг. была проведена отмена финансовых изъятий (привилегий) на уплату основных налогов и разнообразных проездных и торговых пошлин. В Судебнике 1550 г. тарханы (т.е. освобождение от части или всех платежей в пользу государства) были отменены, в мае 1551 г. была проведена перерегистрация всех жалованных грамот с отметкой об упразднении этих льгот. Вторая новость — не менее, если не более важная — увеличение ставок одного из главных поземельных налогов («ямских денег») и перевод на деньги трудовых повинностей тяглых людей в пользу государства. В результате платежи на единицу облагаемой пашни возросли в номинальном выражении в 6,5 раз, а с учетом падения стоимости денег — почти в 3,5 раза. Таковы расчеты на примере новгородских и северных областей России. Вряд ли точно так же происходило в других регионах. Но заметное и резкое повышение денежной части государственного налогового пресса — несомненно. Правители решили в централизованном порядке использовать возросшие за десятилетия платежные способности крестьянского двора.

    Второе направление — реформы управления. На местах развернулась полным ходом губная реформа, начатая еще в конце 30-х годов. Еще более важным стало ограничение судебных прерогатив кормленщиков: из-под их юрисдикции были выведены все служилые люди по отечеству. Это произошло, несомненно, в результате давления уездного дворянства, что проявилось на заседаниях первого Земского собора, в феврале 1549 г. В его работе, скорее всего, приняли участие думные чины, многие члены государева двора более низких рангов и, видимо, немногие провинциальные дети боярские. Событие привело к двум важным следствиям. Первое — дальнейшее укрепление дворянского представительства на местах, постепенная замена кормленщиков органами власти, сформированными по принципу представительства от местных сословных групп. Первые факты такого рода относятся к 1551 г. Другой итог — расширение деятельности судебных инстанций в Москве, в том числе с личным участием царя. На 1548—1549 гг. приходится также окончательное становление целого ряда центральных ведомств-приказов (в том числе Посольского), разрастание функций канцелярий Большого дворца и Казны.

    Третья область перемен (ради чего многое и делалось) — преобразования в армии и военном строительстве. Это улучшение обеспечения поместного ополчения. Это формирование особых стрелецких войск в качестве постоянных контингентов пехоты (отчасти конницы), вооруженных огнестрельным оружием. Они обеспечивались коллективно землей, городскими дворами (не облагавшимися тяглом), небольшим денежным жалованьем, сохраняя право на мелкую торговлю и ремесло. Увеличился артиллерийский парк, обслуживавшие пушки и пищали пушкари были выделены в особую группу служилых людей «по прибору». В последнем походе на Казань упорядочили местнические счеты между полковыми воеводами.

    Крайне важно — начавшиеся реформы уже на первых шагах отличались отчетливой правовой направленностью. Летом 1550 г. был принят царем и Думой Судебник, вобравший в себя (в отличие от довольно архаичного Судебника 1497 г.) нормы всех основных разделов тогдашнего права. Принципиальным нововведением было прокламирование в заключительных статьях двух норм: непрерывности развития законодательства, а также публичного характера вступления в силу Судебника. Уже в 1551 г. уставные грамоты, дававшиеся новым институтам власти на местах, «подписывались под Судебник», тогда же появились новые уложения, приписывавшиеся к кодексу. Параллельно возник кодекс, всесторонне регулировавший большинство сфер деятельности российской церкви. Так называемый Стоглав (Стоглавник) был утвержден на заседаниях Поместного собора русской церкви при активном участии царя, бояр и ряда лиц из состава государева двора в феврале—мае 1551 г. На нем же был одобрен Судебник 1550 г. Налицо комплексность реформ, тесное взаимодействие с церковными иерархами, тенденция к единству всех групп «благородных сословий».

    На этом благоприятном фоне наступил черед решающей фазы в наступлении на Казанское ханство. Принципиальж изменилась стратегия. В 1551 г. на правом берегу Волги почти напротив устья Казанки менее чем за месяц на крутом холме была возведена Свияжская крепость. Так возникла операционная база русской армии. Вся правобережная часть ханства оказалась теперь под контролем Москвы. Менее прогнозируемым был другой результат: очередные «разборки» в казанской элите привели к поражению «крымской» партии и возобладанию «московской группы». Малолетний хан (5 лет от роду) с матерью, знаменитой ханшей Сююн-бике, были выданы российским властям. Правитель Кучан со своим отрядом пытался бежать, но был перехвачен русскими дозорами на Каме, доставлен в Москву и там казнен. В августе 1551 г. в третий раз ханом становится Шах-Али. Надежды казанской знати на возвращение с его помощью правобережья оказались тщетными, зимой в очередной раз начались казни его противников. В ее кругах возник проект перевода ханства под московскую власть с полным сохранением прав и отношений собственности, а также очень широкой автономией. Под давлением русских дипломатов Шах-Али пошел на это. Однако, когда посланные из Свияжска воеводы оказались перед Казанью, ее ворота были уже закрыты. Произошел переворот. Позднее ханом в Казани стал Ядыгар (из астраханской династии), большую помощь оказали ногаи во главе с

    Юсуфом, отправилось за помощью посольство в Крым. Решительное столкновение стало неизбежным. В этот раз были учтены практически все возможные факторы. «Плавная» или «судовая» рать по полой, весенней воде была направлена в Свияжск (здесь по весне началась цинга) с продуктами, боеприпасами, частью артиллерии. Параллельно шло формирование основной армии и вспомогательных отрядов, взявших под контроль бассейн Камы. В июне большая часть сил главной армии выдвигается в крепости по Оке. И не зря. Крымская рать во главе с новым ханом Даулят (Девлет)-Гираем, усиленная корпусом янычар с артиллерией (султан ссудил хану отряд, направлявшийся на иранский фронт военных действий), обрушилась на южное пограничье. Расчет был прост: при отсутствии больших русских сил провести стремительный поход в сердце страны. В ином варианте — задержать русскую армию на южном порубежье и тем самым сорвать ее наступление на Казанский юрт. Хитроумный маневр крымского хана оказался безуспешным: имитировав движение к рязанской украйне, он затем неожиданно повернул на запад, вышел к Туле и осадил ее. Неоднократные попытки штурма оказались безрезультатными, подход крупной русской рати вынудил хана к быстрому отступлению. Гнавшимся за ним русским отрядам удалось отполонить русских пленников, им достались турецкие пушки и верблюды. Путь к Казани был чист, руки Ивана IV развязаны. Несмотря на неравенство сил, сопротивление Казанского ханства было длительным и ожесточенным. Сначала были разбиты отряды, действовавшие в тылах осаждавших войск. Хотя кремль Казани был деревянным, долго не удавалось произвести в нем больших разрушений. Даже подрыв подземного хода к источнику воды не поколебал решимости осажденных. В конце сентября была взорвана часть крепостных стен, 2 октября после многочасового штурма город пал. Казанское ханство прекратило существование.

    Взятие Казани стало вехой во внутреннем развитии России, в укреплении ее международных позиций. Последнее проявилось не сразу. Завоеванный край содрогался в ожесточенном вооруженном сопротивлении еще несколько лет. Так что Казанская война стоила стране более 20 лет почти непрерывных военных усилий. Затем сработал принцип домино: в 1554—1556 гг. было завоевано Астраханское ханство, со второй половины 50-х годов Ногайская Орда перешла на статус вассальной зависимости от России, тогда же были добровольно включены на правах полной автономии башкирские земли. Под эгидой Москвы оказалась вся Волга, от истоков до устья. У страны появилась заметно большая свобода рук на южном и западном направлениях.

    Завоевание Казани было принципиально важным в оформлении государственно-политической идеологии России как православного христианского царства. Победа над конфессиональным и традиционным противником не могла не рассматриваться как символ особого благоволения Бога, как знак избранности православного царя и его народа. Победа над исламским царством в годы неоспоримого могущества Османской империи расценивалась по особому счету и в России, и в Европе. Иван IV теперь и формально имел все основания на царский титул — «под ним» были теперь два царства — что нашло немедленное отражение в титулатуре. Несомненно позитивное воздействие Казанского взятия на консолидацию правящих кругов, феодального класса в целом. Открывались новые возможности в проведении реформ, радужные перспективы на международной арене.



    § 3. «Избранная рада» и Российское централизованное государство

    Для человека, знакомого с текстами документов 50-х годов XVI в., словосочетание «Избранная рада» звучит необычно. Термин, однако, давно прижился в научной, да и популярной литературе. Говорят нередко о правительстве «Избранной рады», хотя подобное сочетание суть тавтология. Князь Андрей Курбский, уже будучи в эмиграции, изобрел «Избранную раду» как привычное для шляхетского уха Великого княжества Литовского понятие. Если сделать его кальку на тогдашний русский язык, то получим ближнюю думу или ближний совет при царе. Итак, что происходило с обществом и государством в эпоху «Избранной рады»?

    Центральной реформой стала отмена кормлений и создание взамен их принципиально новых органов местной власти. Казалось бы, за что такая честь пусть важным, но всего лишь на уровне городов, волостей, уездов переменам? Оказалось, однако, что это повлекло за собой изменения во всех важнейших сферах жизни общества, на всех уровнях государственного устройства. В проведении реформы (к ней приступили в 1551 г .) случилась задержка. Необходимость массовых наград после взятия Казани повлекла широкую раздачу кормлений практически по всем уездам. Возвращение к начатому произошло в масштабе почти всей страны в 1555—1556 гг. Итак, в чем суть и последствия земской — так ее чаще всего называют в литературе — реформы?

    Прежде всего, она означала повсеместную отмену кормлений. Отдельные исключения, которые имели место, не в счет. Возникающие органы власти кардинально отличались от прежних по способу комплектования: они были выборными, а не назначаемыми из центра; соблюдался принцип представительства от локальных сословных групп. В уездах с развитым феодальным землевладением во главе таких институтов стояли выборные головы или старосты из местных и, как правило, отставленных от службы детей боярских. В ближайшей перспективе вместо возможных двух-трех голов («излюбленных», «судейских», «губных») оставался один, в руках которого концентрировались все функции управителя и судьи. Его аппарат состоял из дьячка (подьячего) и целовальников из местных крестьян. Если в уезде были черносошные волости с собственным самоуправлением, оно было подконтрольно старосте в уезде.

    Там, где государственное крестьянство численно преобладало (к примеру, в северных районах), в городах, где тяглых посадских людей считали хотя бы немногими десятками, выбирали земских старост, обычно из зажиточной верхушки. А в помощь — земского дьячка и целовальников. В больших уездах система самоуправления была двухуровневой: уезд — волость.

    Новые институты власти на местах получили функции административного управления и суда. Первое включало все подлежащие регулированию стороны жизни, но прежде всего — раскладку, сбор и отправку в столицу налоговых сумм. Они же отвечали за исправное отбывание государевых повинностей. Новые органы осуществляли реализацию поступивших из центра распоряжений. В сфере суда они обладали заметно меньшими прерогативами. Хотя судейским, губным и земским старостам были подведомственны в первой инстанции некоторые уголовные дела высшей юрисдикции, они подлежали контролю столичных инстанций. В принципе произошло перераспределение судебных прерогатив в пользу Москвы. Становление представительных институтов на местах имело оборотной стороной усиление контроля со стороны центра. Это не могло не повлечь перестройки московских учреждений, что диктовалось также разраставшимися государственными потребностями.

    Естественной основой для рождения новых ведомств стали Большой и областные дворцы, Казна (ее роль особенно велика), боярские комиссии. Хотя первые приказы появились ранее 50-х годов XVI в., реальное их рождение как системы управления происходило в эпоху Избранной рады. Обычно говорят о приказах трех видов. В первую группу входили учреждения с функциональными по преимуществу прерогативами в масштабах государства. Так упоминавшийся Посольский приказ ведал дипломатическими сношениями. Поместный — учетом земель, контролем над их оборотом, обеспечением поместьями служилых дворян, составлением исходной базы для государева фиска. В Разрядном приказе были сосредоточены функции по организации военного дела и воинской службы благородных сословий. Аналогичные задачи в отношении служилых людей по прибору исполняли возникшие немного позже Пушкарский и Стрелецкий приказы. Несколько приказов заведовали сбором прямых и косвенных налогов (Казна, приказ Большого прихода) и др. Сыском и судом по делам высшей уголовной юрисдикции ведал Разбойный приказ (он был верхней инстанцией для всех местных судов). В Холопьем приказе велся учет и осуществлялся контроль над всеми сделками с холопами.

    Приказы второго вида надзирали в административно-управленческом и судебном планах над определенными территориями и отдельными разрядами населения. Такими были, по ряду функций, Большой и областной дворцы. В них и боярских судебных комиссиях судились обычно служилые люди по отечеству. Немногим позднее известны так называемые судные приказы — в них вершился сословный дворянский суд. Тяглое население (городское и сельское) ведалось в особых учреждениях (впоследствии именовались приказами-четвертями): они, в частности, были высшей судебной инстанцией по гражданским и иным делам для земских судов. В столице тяглецы посадов и сотен управлялись и судились Земским приказом.

    Оформились приказы, обязанные существованием разнообразию потребностей царского двора. Принадлежавшие государю на правах личной собственности вотчины управлялись Большим и областными дворцами, а отчасти Казной. Но были и специализированные учреждения, в функции которых входило обеспечение двора едой, медом и винами, поддержание в надлежащем порядке всего того, что связано с царскими конюшнями, охотой, одеждой.

    Серьезные перемены в структуре центральных органов государственного управления шли в русле изменений, начавшихся еще в конце XV в. В 50-е годы XVI в. они были ускорены и заметно углублены отменой кормлений, введением институтов самоуправления на местах. Их воздействие было и прямым, и опосредованным. Таким же было их влияние на налоговую систему. В число весомых прямых налогов, взимавшихся в Казну, вошла подать, заменившая платежи и поборы в пользу кормленщиков. В центральные ведомства отсылались судебные пошлины, взимавшиеся при решении дел излюбленными головами и земскими судейками. Содержание же новых учреждений на местах обеспечивалось особыми денежными сборами в их пользу.

    Отмена кормлений стала важным шагом в кристаллизации сословной структуры российского общества. Принципы комплектования местных органов подталкивали локальные сообщества к оформлению сословной самоорганизации. Особенно нагляден пример со служилыми людьми по отечеству. Господствующий класс становился единым по следующим важным признакам: в правилах материального обеспечения (наделение поместьями и выдача денежного жалованья через государственные кассы; отличия в размерах и регулярности выдачи не имели принципиального значения); в юридическом статусе (подсудность монарху или приравненному к нему суду); в нормах военной службы. Последнее определялось специальным уложением, принятым в 1556 г . Это не просто совпадение с завершающими шагами земской реформы: налицо внутренне обусловленная связь. Теперь с каждых 150 десятин возделываемой земли феодал должен был выставить одного полностью экипированного конного воина.

    Формировавшаяся с конца XV в. двухчастная структура светских феодалов обретала теперь законченные черты. Государев (царский) двор имел разветвленную систему статусных рангов и групп, объединенных в три категории: думных чинов, московских чинов, выборных дворян («выбор из городов»). Последние были промежуточным слоем между основной массой уездных детей боярских (в их среде они составляли верхушечную группу) и членами государева двора (внутри его структуры они занимали низшую ступень, не считая такой группы, как жильцы). Эпоха преобразований проявила себя в полноте учетной документации. В середине 50-х годов были составлены государев родословец (фиксировал генеалогический состав основной части государева двора), официальная разрядная книга (в ней учтены все значимые, в том числе и в местническом отношении, воинские назначения, свадебные разряды и т.п.), разные учетные списки членов государева двора. К их числу относилась «Тысячная книга», в которую были внесены разбитые на 3 статьи дворовые, не имевшие подмосковных владений, что затрудняло их службу. Ученые много спорили о том, были ли реализованы предписания указа 1550 г . о наделении поместьями под Москвой этих лиц («тысячников»). По последним наблюдениям, большинство из них получили такие владения.

    Провинциальное служилое дворянство фиксировалось иными документами, в основание которых была положена связка территориально-владельческой оседлости и службы. Сам по себе этот принцип не нов, но с отменой кормлений внутреннее единообразие дворянских организаций несомненно возросло. В 1555—1556 гг. состоялись грандиозные смотры почти всех уездных корпораций с целью выявления качества службы каждого дворянина в соответствии с уже известными нормами. Персональный состав каждого «служилого города» фиксировался в десятнях. В зависимости от служебных заслуг и стажа, происхождения и родственных связей, материального положения и состояния здоровья дети боярские подразделялись в десятнях на несколько статей, начиная с выборных дворян.

    Отмена кормлений развеяла последние скрытые следы вассальных связей между монархом и феодалами. Безраздельно господствуют отношения подданства, военная служба становится прежде всего обязанностью любого представителя «благородных сословий». Административно-управленческие и судебные функции постепенно закрепляются за определенным слоем господствующего класса — верхними группами государева двора, главным же образом за «крапивным племенем» дьяков и подьячих. Так начала формироваться российская, по преимуществу столичная бюрократия.

    Сословное обособление служилых людей по отечеству продвинулось в середине XVI в. далее других слоев российского общества. В том же направлении шли процессы у верхушки купечества (оно обособилось в три сословные группы), служилых людей по прибору (они объединялись несением военной службы, освобождением от тягла, групповым обеспечением денежного и поземельного жалованья), тяглых горожан. Своеобразна позиция крестьянства — в его юридическом статусе и экономическом положении не видно как будто серьезных перемен. Резкое возрастание денежной части государственного налогового бремени не сказалось на нем сразу серьезным образом.

    Завершилось формирование вооруженных сил России. Их основу составляло поместное ополчение, включавшее всех годных к службе дворян с нормированным числом боевых холопов-послужильцев. Заметной по численности частью армии стали стрельцы, служилые казаки, пушкари, воротники. Значительная роль «наряда» (артиллерии) в завоевательных походах общеизвестна. Приборные служилые люди составляли основу постоянных гарнизонов в пограничных крепостях. Немалыми тысячами исчислялись контингенты легкой кавалерии. В них включались служилые татары (в основном казанские; касимовские татары воевали под командованием собственного хана), чуваши, марийцы, мордва и т.п. На особых основаниях и притом редко в военных действиях в составе российских сил участвовали отряды ногай. Наконец, вспомогательные части формировались за счет посошных людей, собранных по особой разверстке с тяглого сельского люда. Они обеспечивали транспортное обслуживание армии на марше, инженерно-осадные работы и т.п. Такую структуру вооруженные силы сохраняли более столетия, лишь дополняясь после Смуты отрядами наемников и первыми, еще неустойчивыми полками иноземного строя.

    Осталась на том же уровне интенсивность законодательства. Объем новых узаконений за 50-е годы XVI в. не уступал, пожалуй, объему Судебника 1550 г . Основные нововведения — в разделах уголовного и процессуального права (существенно меняется, в частности, характер доказательной базы), в установлениях о земле (в том числе о закладе вотчин) и о владении холопами. Но главная сенсация в другом. Невиданный размах приобрели процессы кодификации права, что было вызвано изменениями в системе судопроизводства, в структуре центральных ведомств. На протяжении 5—б лет было составлено свыше десятка «судебных книг» (уставных или указных книг), принадлежавших отдельным приказам, включая судные боярские комиссии. Содержание этих юридических руководств соответствовало прерогативам учреждений, но что очень важно — они переписывались для нужд местных институтов власти, становились доступными в широкой среде пользователей права.

    Несомненно, преобразования конца 40-х — начала 60-х годов имели комплексный, программный и структурный характер. Были сформулированы определенные направления и последовательность реформ (на начальном этапе несомненна их спонтанность), они охватили основные сферы общества и государства, серьезным изменениям подверглись отношения и институты, а не отдельные учреждения. Налицо преемственность с тем, что развивалось в конце XV — первой трети XVI в. Но далеко не все из принципиальных перемен середины XVI в. имеет прямые истоки в предшествующей практике. Отмена кормлений — яркий пример тому. Подчеркивание возврата к порядкам «дедовых и батьковых уставов» оправдано лишь отчасти. Нередко за этим скрываются стереотипы средневекового мышления: новое — целенаправленно и неосознанно — облачалось в старое, привычное одеяние.

    Конфессиональные приметы вообще пронизывают и содержание многих перемен, и их словесное истолкование. Мирское (т.е. общественное) устроение рассматривалось как путь к воплощению нравственных требований «светлой веры» в правильно организованном православном царстве. Недаром в «судебные книги» были включены нормы о церковных наказаниях за лжесвидетельство. Не случайно возникли правовые сборники, куда вошли и светское законодательство, и нормы церковного права. Церковный собор утвердил не только царский Судебник, но и формуляр уставных земских грамот. В самой же работе Стоглавого собора активное, деятельное участие приняли царь и члены Боярской думы. В практике 40—50-х годов совместные заседания церковных иерархов со светскими «синклитами» были заурядным фактом. Если православный идеал симфонии светской и церковной властей осуществлялся когда-либо в России, то эпоха «Избранной рады» была к нему ближе всего.

    Выразителен культурно-идеологический контекст преобразований. Это были годы реализации грандиозных замыслов. «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария — полный свод рекомендованных к чтению богобоязненным христианам сочинений, обращавшихся в русской рукописной традиции. Включая жития всех русских святых, в том числе канонизированных на Соборах 1547 и 1549 гг. 12 огромных томов, по одному на каждый месяц. Три редакции «Летописца начала царства» — панегирик правлению Ивана IV, начиная с венчания и вплоть до победоносного начала Ливонской войны (30—40-е годы описывались не столь радужно). «Книга степенная царского родословия» — монументально-историческое сочинение на тему всемирной роли Российского православного царства, происхождения царствующей династии (естественно, от императора Августа и его брата), преемства московскими государями наследия Древней Руси. И одновременно — история святости и служения российской церкви. История в лицах — монархов, иерархов, святых. «Домострой», вобравший в себя поучения о священническом строении, наказы о мирском и домовном устроении. Стоглав, регламентировавший богослужебную практику белого духовенства и все устройство монастырской жизни. Наконец, комплекс росписей и икон, иконография сюжетов которых была задана той же установкой: воплотить феномен российской государственности и церкви в рамки всемирной истории от сотворения мира. То же стремление к упорядочиванию, к универсализму (конечно, в меньших масштабах) проглядывает в отмеченных памятниках: государевом родословце, государевой разрядной книге, Судебнике 1550 г ., последовавших за ним судебных книгах центральных ведомств. Что отнюдь не отменяет, а наоборот усиливает их прагматическую нацеленность.

    Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника — администратора—дипломата», постоянно интересующегося и живо откликающегося на современные достижения ума и веры. Алексей Адашев — редактор-составитель и возможный автор «Летописца начала царства», государевых родословной и разрядной книг, ряда узаконений и некоторых правовых руководств. Человек аскетического стиля жизни и нелицемерного благочестия. И.М. Висковатый — фактический глава Посольского приказа, полемист-начетчик, попытавшийся доказать неканоничность некоторых росписей и икон при восстановительных работах, которые велись по инициативе и под надзором митрополита Макария. Его умствования сверхортодоксального свойства были отклонены на церковном Соборе, а его инвективы в адрес духовенства были осуждены. Взгляды же Матвея Башкина, царского дьяка, а позднее дворового сына боярского, были осуждены как еретические. Наконец, два имени, чей авторский пыл пришелся на последующие годы, а кругозор и стиль сформировались, бесспорно, по преимуществу в эпоху «Избранной рады». Это князь Андрей Курбский, полагавший себя учеником Максима Грека и оставивший множество сочинений разных жанров, отменно изысканных по композиции, по языку, по стилю. И, конечно же, царь Иван, автор множества темпераментных посланий и ряда богослужебных текстов. Он был «добре навычен божественным и святоотеческим писаниям», но вряд ли выделялся этой приметой из окружения знати старшего и среднего поколений.

    Многих из них Курбский награждал эпитетами, подразумевавшими и начитанность, и душевную склонность к правильному ходу суждений. Адресатами посланий иерархов и мудрствующих лиц нередко были вельможи. Что подразумевает их способность воспринять содержание текста, обращенного к ним. «Мужи разумные и совершенные, предобрые и храбрые, в военных и земских вещех по всему искусных» — не недостижимый идеал для Курбского, но кадровая реальность (употребим этот современный оборот из-за его смысловой выразительности) 50-х годов XVI в. Налет идеализации у князя присутствует, но в принципе он был прав. Всего несколько имен. Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А.Б. Горбатый-Шуйский, М.И. Воротынский, Д.И. Немой-Оболенский, М.П. Репнин, B.C. Серебряный, сам князь Андрей Михайлович и немало иных. Опытные администраторы, искусные дипломаты, отнюдь не чуждые бранной славы — И.П. Федоров, князь Д.И. Курлятев, Д.Р. Романов-Юрьев, В.М. Юрьев. И, конечно, Алексей Адашев — не фаворит-временщик, отталкивающий от кормила управления всех иных и жадно распоряжающийся попавшей в руки властью. И тем более не глава правительства, точнее — Боярской думы. Но — главный движитель намеченных реформ, рабочий координатор правительственной деятельности Думы, Казны, иных центральных ведомств, фактический глава внешней политики в течение ряда лет. Он задавал идеологические установки в текстах и в свершениях. Но — в сотрудничестве с большим числом авторитетных и влиятельных лиц, в кооперации усилий с теми, кто по заслугам и великим трудам (как и сам Алексей Адашев) сделали удивительные карьеры на ниве управления. Достаточно назвать имена И.М. Висковатого, И.Г. Выродкова, Н.А. Курцева, Х.Ю. Тютина, занявших посты глав Казны, ведомств областных дворцов, приказов. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромно-дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Обилие талантов, их заметность — лучшее свидетельство эффективности курса в 50-е годы.

    Ошибочно думать, что в эпоху преобразований соперничество придворных партий кончилось. Отнюдь. Какая-то борьба шла вокруг Судебника и Стоглава, возможно, по поводу целей восточной политики в 1549—1552 гг. Острый кризис вспыхнул в марте 1553 г ., в дни тяжкой болезни царя. Реальное ожидание его кончины привело к расколу правительствующего окружения: одни присягали сыну царя, «пеленочнику» Дмитрию (он родился в день взятия Казани, 2 октября), другие, опасаясь возможного всевластия родственников царицы Анастасии (Юрьевых, Романовых-Юрьевых, Яковлей), обращали свои симпатии в сторону удельного князя Владимира, двоюродного брата Ивана IV. Это событие долго будет будоражить воображение царя. В конце 1554 — начале 1555 г . были отстранены от активного участия в правительственной деятельности Романовы, Юрьевы, некоторые близкие к ним лица попали в опалу (Головины, Н.А. Курцев). Но ни в одном случае не было заключений, а тем более казней, опальные сохраняли в полной мере гражданскую дееспособность. Политическая борьба велась, как бы сейчас сказали, цивилизованными методами.

    Рубеж 50 — 60-х годов — апогей успехов «Избранной рады». Активная наступательная политика на юге (особенно в 1556—1560 гг.) привела к неслыханной новости: крымский хан не рисковал удаляться от Перекопа, пытаясь отразить болезненные удары некрупных отрядов по Крыму с разных направлений. Русская сабля — казачья и служилого дворянина — впервые засверкала на крымской земле. Вырисовывались перспективы, так и нереализовавшиеся, антикрымского союза под эгидой России. Русско-шведская война 1554—1557 гг. выявила несомненное превосходство российской армии, не приведя, однако, к значимым результатам Начало войны с Ливонским орденом принесло блистательные успехи. Но именно тогда наступил разрыв царя с главными советниками.

    Конкретные причины опалы на Адашева и близких к нему лиц вряд ли когда станут известными. В любом случае важнее сейчас понять, почему она стала возможна. В модели политического устройства, провозглашенной реформаторами, центральное место занимал благочестивый христианин, справедливый правитель, храбрый воин и последовательный защитник всех православных — богоизбранный монарх-самодержавец. Таким и предстает Иван IV по заказу Адашева в летописных известиях о взятии Казани, в изложении текста уложения об отмене кормлений.

    Соправительствующая роль Думы, политическое значение мудрых советников и умелых исполнителей оставались за кадром идеальной фигуры монарха. Гарантией служила традиция, разумное согласие между государем и его советом. В этой конфигурации политических сил и влияний очень важной была роль церкви как арбитра в конфликтных ситуациях. Правом и обязанностью первосвятителя были наставления монарху и печалование перед ним за опальных. Подчеркнем сейчас огромное значение деятельности Макария в этом плане — его решающий вкладе формирование культурного контекста времени уже был отмечен. Митрополита с полным основанием можно считать одним из архитекторов плана реформ.

    Однако других, институционно закрепленных инструментов воздействия на царя — за вычетом прямого мятежа — не существовало. Прототип земских соборов, имевший место в феврале 1549 г ., не получил тогда развития. Успехи «Избранной рады», политическое согласие и баланс в элите (Дума в начале 60-х годов имела самый большой и самый представительный состав) делали, скорее всего, излишним наличие представительного института в общегосударственном масштабе. Тут и находился слабейший пункт Адашева и его сторонников. Царь решил править сам. В 1560 г . Адашев был сослан в Ливонию, заочно подвергнут суду и признан виновным по вздорным обвинениям (традиционная норма, однако, была соблюдена). Он умер вскоре в ссылке. К власти возвращались родственники только что скончавшейся первой супруги царя (Анастасия умерла 7 августа 1560 г .), хотя многие посты занимали еще политики прежнего созыва.

    Легкость падения Адашева свидетельствовала как будто о слабости всего свершенного реформаторами. Но это не так. Главные учреждения и институты, сословная структура и ее основания, характер права, основные регламентирующие нормы пережили и опричнину, и самого Ивана IV. Позитивный смысл остался на века за первой половиной правления Ивана IV.



    § 4. Опричнина и «вражье разделение» общества

    Опричное устроение было введено в феврале 1565 г . и отменено осенью 1572 г . До последнего вздоха царя Ивана оставалось еще почти двенадцать лет. Впереди было много событий, но этот краткий — даже по меркам его царствования — период навсегда определил точку отсчета в оценке Ивана IV.

    В последние десятилетия фактические знания о событиях 1565—1572 гг. сильно расширились, но опричнина по-прежнему пребывает в разряде загадок. Концепция, сводящая ее к борьбе со Старицким уделом, новгородским сепаратизмом и церковью как объективными противниками централизации, мало кем разделяется. Стремление увидеть в ней сверхжесткий путь централизации можно принять, если только закрыть глаза на политическую форму ее осуществления. Непротиворечивое объяснение этого феномена сейчас вряд ли возможно. Но вот что реально — описать логику политических явлений в сцеплении внутренних и внешних факторов.

    Значение последних несомненно возросло с конца 50-х годов. Завоевание Казани и Астрахани, подавление восстаний 50-х годов в Поволжье лишь временно сняли остроту в отношениях с Крымом и Турцией. Тем не менее, Россия втянулась в русско-шведскую, а затем в Ливонскую войну. Она продолжалась 25 лет, и страна успела повоевать с сильнейшими государствами Северной и Центральной Европы. В этой войне была судьба царя Ивана: он пережил ее окончание всего лишь на семь месяцев.

    Что стояло за вторжением российской армии в январе 1558 г . в Ливонию? Разведем реальные причины и формальные поводы. К последним трудно было придраться. На переговорах 1554 г . ливонцы гарантировали уплату юрьевской дани за все просроченные годы и обязались не заключать с Сигизмундом II союзных соглашений. Ни то, ни другое не было выполнено.

    Сложнее с истинными мотивами. Надо отказаться от идей освобождения Россией народов Прибалтики из-под немецкого владычества. Антинемецкие выступления и восстания имели место в первом периоде Ливонской войны, и русские политики порой использовали их. Но менее всего они руководствовались национально-освободительными интересами аборигенов. Собственный геополитический интерес России заключался в прорыве к балтийской торговле, в активном участии в разделе территорий «больного человека» региона — Ливонского ордена. Его прогрессирующий распад был очевидностью для всех политиков Балтийского региона. Россия находилась в наименее выгодном положении — она была отделена от стапельных торговых портов, признанных Ганзой. Политические, торговые интересы вполне осознавались в Москве. Реальные факты в конце 40-х — начале 50-х годов наглядно показали, что ливонские власти. Империя готовы зайти очень далеко в своем стремлении отсечь Россию от связей с Европой по Балтике. Если добавить стратегические выгоды Северной и Центральной Прибалтики, возможности испомещения дворян, если не забыть о конфессиональной окраске (торжество православия), то перечень действительных причин можно закрыть.

    Итак, временно нет проблем на юге и востоке, с Литвой перемирие до 1562 г ., путь в Ливонию открыт. Уже первые столкновения выявили слабость Ордена: за 50 с лишним лет, со времени войны с Орденом Ивана III ситуация изменилась кардинально. В январе—феврале погромам подверглись Восточная Ливония и центральные районы. В мае взята Нарва (ее жители сохранили самоуправление, получили от царя свободу веры и право на беспошлинную торговлю в России), в июле — Юрьев (Дерпт). В зимнем походе конца 1558 — начала 1559 г . русские рати достигли окрестностей Риги. В Марте 1559 г . было подписано перемирие на полгода. Попытки России найти вариант вассальной зависимости Ордена не удались, в борьбу же подключились соседи. Дания захватила Эзель, Сигизмунд II взял Орден под свой протекторат. Итоги прояснились в следующем году: в феврале пал Мариенбург, в августе воевода князь В.И. Барбашин-Шуйский разгромил орденское рыцарство, чуть позже взят Феллин. Подвел черту 1561 год: в июне рыцарство Северной Эстонии и город Ревель присягают шведскому королю, под Ригой стоят литовские войска. По Виленскому договору (ноябрь 1561 г .) Ливонский орден прекратил существование, его территория передана в совместное владение Литвы и Польши, последний магистр получил от Сигизмунда II Курляндское герцогство. Вместо слабого противника перед царем оказались теперь три сильных государства, впрочем, с трудно примиримыми противоречиями. Выбор был сделан в 1562 г . Иван IV пошел на перемирие со Швецией, взял курс на соглашение с Крымом. Свобода рук позволила подготовить грандиозный поход русской армии во главе с царем в Литву зимой 1562/63 г. Главная его цель была достигнута: в феврале 1563 г . пал Полоцк, стратегически важная крепость в верхнем течении Западной Двины. На этом список удач был исчерпан на несколько лет вперед.

    Страна воевала практически без перерыва уже четверть века. Нарастала напряженность в правительственной среде. Регулярные опалы вновь прошлись по редевшим рядам активных деятелей 50-х годов. В 1562 г . были сосланы знаменитый воевода князь М.И. Воротынский и его младший брат, в 1563 г . в тяжкое заключение попал не менее известный И.В. Шереметев-Большой. В те же годы был насильственно пострижен один из лидеров «Избранной рады» князь Д.И. Курлятев (с сыном), мать В.А. Старицкого, сам удельный князь уже несколько месяцев находился под следствием. Начались серийные казни — из-за подозрений в измене «всеродно» изгубили Адашевых и их родичей. В 1564 г . придворный мир содрогнулся. В конце января были убиты на улице князья М.П. Репнин и Ю.И. Кашин, отличившиеся при взятии Полоцка. Это была не казнь — расправа. Повод был «достойным». Репнин наотрез отказался надеть маску и принять участие в царском разгуле, напомнив Ивану IV, что подобное препровождение времени неприлично для православного монарха. В минуту гнева царь вспомнил об этом. Где-то летом того же года по приказу Ивана IV псари задушили Д.Ф. Овчину-Оболенского. Этот факт привел к солидарному выступлению думных лиц и иерархов: они просили прекратить позорные расправы.

    Еще раньше, в конце апреля царь получил чрезвычайно болезненный удар: из Юрьева сбежал в Литву друг его юных лет, когда-то очень близкий к нему Андрей Михайлович Курбский. В присланном вскоре послании он менее всего пытался оправдать себя. Отнюдь, он обвиняет царя в измене заветам Бога, принципам поведения православного монарха, которым он следовал в прежние годы, когда у него были мудрые советники: «в православии пресветлый явившийся», Грозный теперь «сопротнвным обретесь». Главное доказательство — необоснованные и жестокие казни, пролитие неповинной, «святой» крови бояр. Ответ не замедлил. Царь тоже не оправдывался, но обвинял. Боярские измены — вот первопричина всех просчетов и ошибок, их самовольство (а к этому бояр привели Адашев с Сильвестром) означало «снятие власти» с самого царя. Он горько замечал: «Словом яз был государь, а делом ничего не владел». А ведь от прародителей он избран Богом на царскую степень, а потому волен казнить и миловать «своих холопей». У него лишь один судья, и тот не на земле, а в небесах — Бог.

    Обострение внутриполитической ситуации происходило на фоне военных неудач. В январе 1564 г . 20-тысячная русская армия потерпела унизительное поражение от куда меньшего литовского отряда на Уле. В июне последовало новое поражение под Оршей. А в сентябре случилось то, чего Грозный избегал даже в страшных снах. Наступление крупных сил Литвы в трех направлениях на западной границе было скоординировано с большим ханским походом. Последнее было совершенно неожиданным: в феврале хан дал клятву перед русскими послами. Не было информации из Крыма, не сработала пограничная стража. Обошлось, к счастью, сравнительно малой кровью. Выграбив ряд территорий Рязанщины и не преуспев в попытках взять город, хан удалился с полоном, не собрав даже всех загонных отрядов. Не добились многого и литовцы: 32-тысячное войско так и не сумело взять Полоцк. Для царя было ясно: подобное не могло произойти без разветвленной измены. Пора было переходить к решительным мерам, о чем ему многократно говорил старший Басманов.

    В декабре в столице и в Подмосковье происходили немыслимые события. В начале месяца поезд из нескольких сотен саней с царской семьей, всем ее имуществом, всей государственной казной и всей святостью московских церквей выехал из столицы. Его сопровождали несколько сотен вооруженных дворян (также с семьями и имуществом). Довольно долго царь перемещался по дворцовым селам столичного уезда и лишь на исходе месяца обосновался в Александровской слободе, дальней подмосковной резиденции. В Москву доставили два послания. Иерархам, боярам, дворянам, приказным царь объяснял отъезд их «великими изменами» при полной невозможности их пресечь: каждая его попытка «понаказать» виновных оказывалась безрезультатной из-за вмешательства владык и думных бояр. Вот почему он покидает врученный ему от Бога престол и направляется туда, где его и семью устроит Бог. Совсем иное заключала грамота горожанам: царь уверял в полном отсутствии гнева на них, во всем виноваты бояре-изменники. После переговоров в слободе с делегацией из Москвы Грозный смилостивился. Он вернется на трон при исполнении трех условий: казни изменников по своему усмотрению, введении опричнины для обеспечения царского обихода и безопасности, выплаты на «подъем» (на первоначальное устройство) остальной частью страны (земщиной) 100 тысяч рублей — огромной суммы по меркам того времени. Возвращение царя в столицу в феврале 1565 г . не обошлось, конечно, без репрессий. Их было совсем немного, но зато какие. Был казнен с сыном едва ли не самый блестящий военачальник середины XVI в., человек большого ума и непререкаемого авторитета А.Б. Горбатый-Шуйский.

    Что значило введение опричнины? В свой удел царь взял многие уезды на западе, юго-западе и в центре страны, наиболее лакомые дворцовые владения и богатые северные регионы (Подвинье, Поморье, Вологда), часть территории Москвы. Опричный корпус насчитывал тысячу специально отобранных дворян, получивших поместья только в опричных уездах, все земцы должны были быть выселены из них. Позднее численность опричников увеличилась в несколько раз, территория опричнины расширилась. В опричнине были своя Дума, свой двор, свои приказы. Земская дума и приказы полностью отключались от любого воздействия на опричнину. В свою очередь, царь, устранившись от текущего управления (оно было за Земской думой и центральными ведомствами), сосредоточил в своих руках контроль над дипломатией и важнейшими делами. Тяготы войны лежали опять-таки на земщине, опричники знали только две обязанности — охрану царя и его семьи, сыск и выведение изменников.

    Кто был включен в состав «кромешного войска» (так назвал его Курбский), кто вошел в элиту, опричный двор Принципиального отличия от земщины не заметно. И все же дворовые опричники, как правило, из незаметных ранее отраслей ряда родов, из младших линий родословных фамилий. Широко представлены старомосковные нетитулованные и притом не первостепенные дворянские фамилии. На первых ролях были отец и сын Басмановы, князь Афанасий Вяземский, Г. Ловчиков и т.п. Важно было и другое — опричники отсекались от любых родственных и дружеских связей в земщине.

    Вдумаемся в смысл новаций. Укрепление самодержавной власти Иван Грозный производит странным образом, выделяя третьестепенный по традиционной шкале удел. Ведь опричниной в XIV—XV вв. называли вдовий удел, выделявшийся помимо, опричь других княжений и уделов. Это первый парадокс. Второй парадокс в том, что именно опричной части страны усваивается политически и социально первенствующая роль. У нее есть и своя столица — Александровская слобода, и ее филиал — опричный двор в Москве, за Неглинкой, напротив Кремля (он был отстроен к 1567 г .). В этом третий парадокс царя, устроившего сложную систему значений-перевертышей.

    Если бы дело ограничилось этим. Увы! Учреждение опричнины ознаменовалось ссылкой в Казань «в опале» нескольких сотен дворян. Большинство из них принадлежало к ведущим княжеским домам — Ярославским, Ростовским, Стародубским, Оболенским. Их родовые земли были конфискованы и пошли в раздачу. На новом месте их ожидали поместья скромных размеров. Так царь опробовал еще один вариант разделения элиты (передача бывших вотчин новым помещикам). К весне 1566 г . всеобщее неудовольствие опричниной усилилось. Иван IV искал компромисса, особенно после добровольного ухода с митрополии Афанасия (он наследовал Макарию). Ссыльные в Казань были прощены, им компенсировались их владения. Возникла также потребность определиться в отношении Литвы — ее власти предлагали мир или длительное перемирие на условиях статус-кво.

    Еще один парадокс опричнины — первый полный по составу (включая представителей от купцов) Земский собор 1566 г . Он не был совещанием правительства со своими чиновниками (депутаты избирались, правда, из числа дворовых в Москве), и его роль вовсе не сводилась к единодушному одобрению позиции царя. Он действительно нуждался в мнениях сословий — продолжать ли войну с Литвой или мириться? Поддержка Собора, возможно, стала результатом ожиданий земщины, что царь распустит опричнину в условиях общественного согласия. Надежды не оправдались, а выступление против опричнины нескольких сотен дворян было подавлено, трое предводителей (участников Собора) были казнены. Удалось также царю сравнительно безболезненно поставить, нового митрополита — соловецкого игумена Филиппа (из рода Колычевых), уговорив его снять требование об отмене опричнины и взяв обязательство не вступаться в нее. На этом сравнительно спокойный период опричнины завершился, с 1567—1568 гг. маховик репрессий и террора стал раскручиваться с ужасающей быстротой.

    Поводом стал донос, видимо В.А. Старицкого, о заговоре в его пользу с конюшим боярином И.П. Федоровым во главе. Заговорщики якобы собирались выдать царя Ивана Сигизмунду II во время боевых действий. Все это сомнительно. Оппозиционные разговоры, какие-то списки возможных сторонников Старицкого, какие-либо наметки действий против опричнины — вот что в лучшем случае было представлено царю в виде обширного и опаснейшего для него заговора. Царский поход в Ливонию был отменен, Грозный срочно вернулся в столицу. Там, в конце 1567 г . были произведены первые казни. Вакханалия расправ, чудовищных репрессий началась в 1568 г .

    Обозначим основные вехи 1568 г . — опричные отряды перемещаются по многочисленным вотчинам И.П. Федорова, громя усадьбы, конфискуя его имущество, казня многочисленных близких к нему лиц, боевых и приказных холопов, крестьян. Итог «малой войны» — около 500 казненных самыми разнообразными способами. В ее финале престарелый боярин (опытнейший администратор и неподкупный судья), якобы покушавшийся на трон, получил от своего монарха последнюю «награду»: царь сам заколол его кинжалом.

    Смерч репрессий пронесся над страной в 1569—1570 гг. Они начались летом 1569 г ., в дни пребывания Грозного в Вологде, но особенный размах получили с октября. Были убиты Старицкий со второй женой и детьми от этого брака, все его окружение, его мать-монахиня с ее боярынями и десятки лиц, прикосновенных к «заговору с целью отравления» Ивана IV. В декабре открылась уже не малая, вполне «нормальная» война царя против своих подданных: Грозный отправился с опричниками выводить измену из Новгорода. Уже по дороге, «на заказе» число жертв достигло многих сотен, но то, что творили опричники в Новгороде и окрестностях на протяжении пяти недель, с трудом поддается описанию. Людей самых разных сословий — от новгородских приказных, местных дворян, бояр новгородского архиепископа до крестьян близлежащих сел — вешали, топили в прорубях в Волхове, рубили топорами, секли саблями, расстреливали из пищалей, травили медведями, сжигали в домах. По минимальным подсчетам, жертв было около 3 тысяч, а скорее всего — в полтора-два раза больше. От этого погрома Новгород не оправился. Царь подозревал новгородцев в изменнических сношениях с Сигизмундом II. Тотальное разрушение оказалось в глазах царя лучшим средством борьбы. Начавшийся разгром Пскова был остановлен — Грозный был суеверен, предсказание же юродивого грозило его жизни. Грабежи опричников (под видом конфискации) приняли чудовищные размеры. По дороге в Новгород в тверском монастыре был задушен Малютой Скуратовым митрополит Филипп. Митрополит открыто возвысил свой голос против опричных безумств еще весной 1568 г . Летом конфликт первоиерарха с царем обострился еще более. Филипп удалился с кафедры, пытаясь тем самым воздействовать на царя и общественное мнение. Это привело к его аресту, затем состоялся неправедный суд: по указке царя владыки низвергли митрополита, отправив его в заточение. Там он через год нашел свой конец от рук главного опричного палача.

    Опричные пляски смерти продолжались. Летом—осенью 1570 г . в три приема казнили на одной из главных площадей столицы цвет приказной бюрократии. Казначей Н. Курцев, глава Посольского приказа, печатник И. Висковатый, первые дьяки большинства центральных ведомств и сотни менее значительных лиц подверглись самым мучительным, изощренным публичным пыткам, когда быстрая смерть была благом. Заодно опричники довершили казни новгородцев, псковичей, иных лиц, арестованных и доставленных сначала в Александровскую слободу, а затем в Москву. Мужественный голос Филиппа был услышан: вместо молений о пощаде царь услышал от обреченных на мучительную смерть страшные в своей справедливости слова обличения.

    В тот же 1570 г . произошло закономерное: опричное чудовище начало пожирать своих. По обвинению в изменнических связях с новгородцами были казнены А.Д. Басманов, А. Вяземский и еще несколько высокопоставленных опричников первого призыва. По одной версии Басманов был зарезан сыном Федором по приказу царя. На первые роли в опричнине (если не считать князей Шуйских, Трубецких, не имевших реального веса) выдвинулись Малюта Скуратов-Бельский, его дальний родич Васюк Грязной, М.А. Безнин и другие подобные лица, находившиеся до введения «вражьего разделения» в лучшем случае в статусе выборных дворян.

    Международное положение страны в последние годы опричнины постоянно ухудшалось. 1568 год знаменует грань открыто враждебной политики Османской империи и Крыма против России. Заключаются мирные соглашения Турции и Крыма с Польшей и Литвой, крымские рати возобновляют систематические набеги на русское порубежье. 1569 год принес первый военный конфликт с султаном: турецкий экспедиционный корпус с артиллерией и 40-тысячной конницей из Крыма предпринял попытку захватить Астрахань. Несмотря на многократное превосходство сил, длительную осаду русский гарнизон устоял. Но более выразительного примера наступательной враждебности с юга придумать было трудно. В 1570 г . крымские рати последовательно разоряют Рязанщину и Каширский уезд.

    Военные действия на западном фронте велись вяло, но наступательной стороной были литовцы, которым в 1568— 1569 гг. удалось взять небольшие крепости. Принципиально важное событие, резко изменившее потенциальное соотношение сил, произошло в марте 1569 г .: Польша и Литва заключили Люблинскую унию, родилось единое государство Речь Посполитая. В ближайшей перспективе царю могли противостоять объединенные силы литовцев и поляков. Наконец, в сентябре 1568 г . был свергнут шведский король Эрик XIV, на союз с которым Иван Грозный сделал едва ли не основную ставку. Крупный поход на Ревель и долгая его осада в конце 1570 — начале 1571 г . не принесли желанного результата. Надежды на датский флот не оправдались, в декабре 1570 г . Дания вообще заключила мир со Швецией. На переговорах с последней русские политики упустили момент, когда была возможность получить Ревель посредством соглашения — новый шведский король Юхан III отчаянно нуждался в мире. Весной же 1571 г . ситуация кардинально изменилась. В мае состоялся поход всех крымских сил во главе с ханом. Предатели из числа детей боярских южных уездов «подвели» вражескую армию и обеспечили переправу через Оку в практически неохраняемом месте. Царь с корпусом опричников едва ускользнул от столкновения с крымской ратью. Хан расположился у стен столицы, поджег ее слободы, за несколько часов грандиозный пожар уничтожил Москву. Потери среди жителей были огромны. На обратном пути крымчаки разграбили более 30 городов и уездов, в рабство было уведено более 60 тыс. русских пленников. Осенью того же года на приеме крымских послов Иван IV вырядился в простую сермягу, чтобы продемонстрировать, насколько он разорен.

    Двухлетний мор и неурожаи довершали безрадостную картину. Беглецы в Литву считались уже сотнями. Кризис армии в условиях опричных репрессий был очевиден. Отмена опричнины была тем шагом, который давал хоть какую-то надежду обществу. Победа русской объединенной армии под командованием М.И. Воротынского над крымскими войсками летом 1572 г . в упорном многодневном сражении невдалеке от столицы спасла страну от двух бедствий сразу. Не оправдались планы Девлет-Гирая установить традиционные формы зависимости Руси. Опричнина же изжила себя полностью. Царь, дожидавшийся исхода в Новгороде, куда он вывез и всю казну, осенью 1572 г . запретил употреблять даже само слово «опричнина».

    Итак, завершилась первая, семилетняя фаза царских экспериментов с властью. За это время не было издано ни одного указа, который бы сохранила правовая традиция. Нет новаций в сфере государственного устройства, если не считать за него использование старой формы уделов совсем в иных целях. Даже лица опричников не поражают генеалогической непривычностью: они узнаваемы и известны. И выразительны. Адашев, Горбатый, Шереметев, Воротынский, Курлятев, Макарий — вот ряд «Избранной рады». Басмановы, Вяземский, Ловчиков, Скуратов, Грязной, архиепископ Леонид (главный исполнитель на судилище над Филиппом) — герои опричнины. Ее эволюция укладывается в промежуток между двумя именами: А.Д. Басманова (при всей моральной нечистоплотности, он был выдающимся воеводой) и Малюты Скуратова, прославившегося неумолимостью в сыске и расправах и престижными брачными связями дочерей (среди его зятьев — Б. Годунов, князь Д. Шуйский). Впрочем, две новости налицо. Самодержавие без границ требовало тысячи жертв, режим террора и репрессий мог существовать только при натравливании одной части политически значимых сословий на другие. Это единственное, в чем царь преуспел.

    Он не отказался и позднее от столь полюбившихся ему приемов управления. В 1572—1575 гг. не было разделения территории страны, но существовали два двора — земский (общегосударственный) и государев. Стоит ли спрашивать, кто из них имел все преимущества? В 1575 г . три волны казней и расправ обезглавили особый двор царя, вновь прошлись по Новгороду (в изменниках оказался Леонид, тогдашний новгородский архиепископ). В итоге царь устроил новое, теперь уже совсем фарсовое разделение страны и общества, вновь сопровождавшееся «перебором людишек». Великим князем он провозгласил крещеного Чингизида Симеона Бекбулатовича (российского царского титула он не получил), а себе отвел позицию московского удельного князя. Впрочем, уже через год Симеон получает в удел Тверь, царь же возвращается к практике двух дворов.

    В 70-е годы Иван IV пытался всячески укрепить и расширить русские владения в Ливонии. Попытки создания вассального герцогства во главе с датским королевичем в конечном итоге оказались безуспешными. В 1577 г . царь в последний раз напрягает силы страны для, казалось бы, решающего удара. Войска берут множество малых и средних крепостей, под российский контроль попадает почти вся территория к северу от Западной Двины, за исключением Ревеля и Риги (с округами). Казалось, желанная цель достигнута, в Вольмаре царь пишет и отсылает едкое послание Курбскому. Одержанные победы — знак покровительства Бога и соответственно доказательство его правоты.

    Радость оказалась преждевременной и преувеличенной. Его победам способствовали внутренние противоречия в Речи Посполитой, связанные с длительным отсутствием короля после бездетной смерти в 1572 г . Сигизмунда II. Французский принц лишь ненадолго задержался на берегах Вислы, царь отказался от российской кандидатуры на освободившийся трон (своей или сыновей), выставив неприемлемые условия. Королем избирается блестящий полководец, трансильванский воевода Стефан Баторий. Ему понадобилось три года, чтобы урегулировать внутренние конфликты и подготовить общество к войне с Россией. Он начал ее в 1579 г . Вопреки представлениям Грозного Баторий не ввязался в действия в самой Ливонии. Кампания 1579 г . завершилась взятием сильно укрепленного Полоцка, поход 1580 г . — Великих Лук. В обоих случаях сопротивление было отчаянным, но полевые русские силы не отваживались на открытое сражение. Целью кампании 1581 г . был Псков. Шведским войскам, начавшим действия против России еще в конце 70-х годов, удача улыбнулась лишь на волне успехов Батория. Отвлечение русской армии на противодействие полякам позволило шведам захватить Нарву, ряд иных ливонских крепостей, а также русские крепости в Новгородской земле. Россию спас героизм воинов и воевод: тяжелейшая шестимесячная оборона Пскова вынудила Батория пойти на мирные переговоры. В январе 1582 г . было заключено перемирие между Россией и Речью Посполитой, в августе 1583 г . — между Россией и Швецией. Завершилась Ливонская война, а 18 марта 1584 г . закончил свой земной путь царь Иван Васильевич Грозный. Трудно сказать, что будет ему предъявлено на Страшном суде, но в памяти потомков счет составлен.

    Итак, об итогах. Вся вторая половина его правления — безумный эксперимент царя с целью определить, существуют ли на земле пределы его самодержавной власти. Вот результаты. В хозяйственном отношении (за исключением юго-западных и юго-восточных уездов) страна была разорена. По официальным сведениям, пашня, облагаемая налогами, уменьшилась в новгородских пятинах более чем на 90%. В несколько раз сократилось число населенных пунктов — сел, деревень. Главной приметой аграрной жизни стала пустошь. Сильно уменьшилось трудовое население. При этом налоговый нажим государства (на резко уменьшившийся тяглый надел) почти не изменился в сравнении с годами максимального подъема. Ответ крестьян был очевиден: побеги (в том числе на окраины страны), сокращение надельной пахоты, увеличение вненадельной аренды, рост населенности пока еще сохранившихся дворов. В такой ситуации логичен шаг правительства — введение режима заповедных лет, когда отменилась норма о крестьянском переходе. Вот тогда, в самые последние годы царствования Ивана Грозного, был сделан первый реальный шаг к становлению крепостничества. Положение в городах было не лучше, падение внутренней, отчасти внешней торговли было болезненным.

    В глубоком кризисе находилась вся поместная система, а соответственно и русская армия. Массовые репрессии до предела обострили внутрисословные противоречия в дворянстве, между ним и знатью. В таких условиях о прочности ратных полков, боевом духе приходилось только мечтать. К тому же под пресс казней и расправ попали многие блистательные воеводы (тот же М. Воротынский погиб от пыток через год после своей победы над ханом).

    Ливонская война была проиграна. Все завоеванное пришлось вернуть, шведы захватили четыре русские крепости. Гигантские усилия всей страны оказались затраченными впустую. На востоке и юге ситуация смотрелась симпатичней, но чего стоили крымский тайфун 1571 г ., восстания в Поволжье в начале 70-х годов и начале 80-х. Единственное отрадное пятно на этом фоне — продвижение в Сибирь, поход Ермака.

    Царь завершал земные расчеты, унося один пагубный для него грех. С канонической точки зрения все грехи христианских душ, не покаявшихся и не принявших причастия перед смертью, переходят на того, по чьему произволу это произошло. Все казни и расправы Грозного совершались без разрешения на покаяние и причастие изменникам. Весь этот страшный груз, по представлениям того времени, лег на душу царя. По меркам современности никак не могут быть оправданы массовые казни многих тысяч людей, находящиеся за границами тогдашнего права и бессмысленные с точки зрения результата.

    Страшный удар царь нанес себе и династии. В дни осады Пскова, в очередном приступе гнева он смертельно ранил старшего сына, царевича Ивана. Неполноценность Федора, второго сына от Анастасии (в том числе и как продолжателя династии), уже тогда была очевидна. Права же на трон царевича Дмитрия, рожденного седьмой женой почти через год после смерти царевича Ивана, были крайне сомнительны. Царь собственной рукой подрубил корни династии, того, что составляло предмет его безмерной гордыни. Он, по собственному разумению, был царь по достоянию и наследованию предков, по поставлению Бога.

    И последний штрих. Весьма правдоподобно, что царь умер, отравленный своими последними фаворитами, Б.Я. Бельским и Б.Ф. Годуновым. Если это так, то рожденная его беспредельным властолюбием опричнина в лице своих ярких представителей погубила своего создателя. Но вот что важнее. Безумства царя Ивана не поколебали принципиально институтов социальной организации, политических форм, государственного устройства России. В исторической перспективе вторая половина правления Ивана IV — кровавый зигзаг самодержавной монархии, когда она живет в тоталитарно-репрессивном режиме. Этот зигзаг вовсе не выражает сути того государственно-политического и социального устройства, которое сложилось в стране в 50-е годы XVI в. Налицо тяжкая болезнь, но не нормальное, естественное функционирование российской государственности.










    Глава 17. Русская культура второй половины XIII—XVI в.


    Страшный урон нанесло «Батыево нахождение» развитию культуры Руси, материальной и духовной. Сожженные города и селения, храмы и крепости, запустевшие пашни, гибель ремесленных мастерских и увод в плен их хозяев — из тех, кто остался в живых; безвозвратная потеря выдающихся творений иконописцев, зодчих, авторов летописных сводов и житий святых, повестей и сказаний, русских и иноземных — таков был печальный итог кровавого смерча, обрушившегося на русские земли. Б.А. Рыбаков в книге о ремесле Древней Руси убедительно показал гибельные последствия монголо-татарского погрома для ее судеб: многие ремесла пришли в упадок; некоторые из них возродились только в конце XIV—XV в. По наблюдениям М.Н. Тихомирова, переписка книг, тоже почти прекратившаяся после нашествия народов «незнаемых», начинает налаживаться в XIV в. Широко известен факт замирания каменного строительства, которое снова ведется в Новгороде и Пскове, Твери и Коломне лишь с конца XIII — начала XIV в.

    Повседневные потребности и заботы заставляли русичей после иноземного вторжения браться за топор и соху. На место сожженных изб и хоромов ставились новые, распахивались пашни. Там, где возможно, возобновляли работу ремесленники. Жизнь, несмотря на горькие потери и новые кровопускания ордынцев, требовала свое, и потомки тех несчастных, что погибли в тяжкую годину ордынского нашествия или пострадали от него, но остались в живых, могли одно-два столетия спустя с гордостью сказать, что Русь выстояла, более того — окрепла материально, политически, духовно.



    § 1. Просвещение. Накопление знаний

    Русь отнюдь не была сплошь неграмотной. Знание письма, счета требовалось во многих отраслях хозяйственной и иной деятельности. Берестяные грамоты Новгорода и других центров, различные памятники письменности (летописи, повести и т.д.), надписи на ремесленных изделиях (монеты, печати, колокола, предметы вооружения, ювелирного дела, художественного литья и др.) говорят о том, что грамотные люди никогда не переводились на Руси, причем не только в среде монахов, но и ремесленников, купцов. Имелись они и среди бояр и дворян. Состоятельные люди вели письменный учет в своих хозяйствах; от XVI в. сохранились различного рода учетные книги, документы духовных обителей — монастырей, копии с документов более ранних времен.

    В распоряжении ученых, несмотря на все потери Батыевой эпохи и более поздних ордынских «ратей», имеется все же немало рукописного материала за XIV—XVI вв. Это — документы (духовные грамоты, договоры великих, в том числе московских, и удельных князей, хозяйственные акты русской митрополии, епископских кафедр, монастырей), жития святых, летописи и мн. др. Появляются руководства по грамматике, арифметике, лечению травами (азбуковники, травники и др.).

    Накапливались практические наблюдения, знания по строительной технике (необходимы были при возведении зданий), динамике (расчеты дальности полета камней, ядер из стенобитных и прочих приспособлений; из пушек, которые появились в конце XIV в.), прикладной физике (чеканка монеты, литье пушек, сборка и починка часовых механизмов), прикладной химии (изготовление красок, чернил), арифметике и геометрии (описание земель, торговые дела и пр.).

    Описания явлений природы (затмения, землетрясения и т.д.) довольно часты в летописях. Пользовались популярностью переводные сочинения — «Христианская топография» Козьмы Индикоплова (путешественника VI в.), «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского, «Громник» и др. Астрономические наблюдения приводятся в русских рукописных сборниках; медицинские — в тех же летописях (описание болезней). А сборник XV в., вышедший из Кирилло-Белозерского монастыря, включил комментарии Галена, римского ученого II в. н.э., к сочинению Гиппократа, древнегреческого «отца медицины» (V—IV вв. до н.э.). Выдающееся для своего времени значение имела «Книга сошному письму» (середина XIV в.) — в ней описаны способы исчисления земельных площадей и налогов с них.

    Круг географических знаний расширяли русские путешественники. Они оставили описания своих странствий. Таковы новгородец Стефан, побывавший в Константинополе (середина XIV в.); Григорий Калика (вероятно, посетил тот же город в XIV в.; позднее, под именем Василия Калики, стал новгородским архиепископом); дьякон Троице-Сергиева монастыря Зосима (Константинополь, Палестина; 1420 г .); суздальский инок Симеон (Феррара, Флоренция; 1439 г .); знаменитый Афанасий Никитин, тверской купец (Индия; 1466—1472 гг.); купцы В. Позняков, Т. Коробейников (святые места, вторая половина XVI в.). Русские люди, проникавшие на север, в Сибирь, составляли описания, «чертежи» увиденных земель; послы — статейные списки со сведениями о зарубежных государствах.

    Этапное значение имело появление в России книгопечатания. Еще Иван III пытался наладить это дело — пригласил печатника Варфоломея Готана из Любека. Но тогда ничего не удалось сделать. Лишь в середине XVI в., при Иване Грозном, началось печатание книг, сначала — так называемой безвыходной печати (с 1550-х годов), потом — с выходными данными. Первая такая книга — «Апостол», изданный 1 апреля 1564 г . Иваном Федоровым, дьяконом церкви в Московском Кремле. Два года спустя он и его помощник Петр Мстиславец уехали в Литву. Сначала Федоров работал в белорусском Заблудове, затем — на Украине, во Львове (до кончины в 1583 г .). Здесь он издал тот же «Апостол», первый печатный букварь — «для пользы русского народа». А в Москве продолжатели его дела, сыгравшего огромную роль в дальнейшем развитии просвещения, опубликовали около 20 книг богословского содержания.



    § 2. Фольклор. Литература

    После монголо-татарского нашествия тема борьбы с ненавистной Ордой становится ведущей в устном народном творчестве. Старые персонажи в новых редакциях былин, новых былинах спасают Киев от ордынских туменов (былина об Илье Муромце и Калине-царе), избивают ордынских придворных (былина о женитьбе князя Владимира), побеждают ордынцев в состязаниях (былина о Добрыне и Василии Казимировиче). Герои былин отказываются везти в Орду дань, как приказывает князь Владимир («Не желаем везти от тебя дани-пошлины»; последние именуются также «выходами княженецкими»). Илья Муромец, выходец из народа, выражает в былинах его интересы, прежде всего русского крестьянства.

    В текстах конца XV—XVI в. Добрыня Никитич не только не везет дань Батуру Батвесову, но требует от него платить дань Руси — так изменилась обстановка после 1480 г ., когда Русь окончательно сбросила ордынское иго.

    Та же антиордынская тема разрабатывается в литературе XIV—XV вв. С нею тесно связана другая — тема киевского и владимирского наследия, необходимости объединения русских земель. После Батыева нашествия составляются повести и сказания — о разорении Рязани, Евпатии Коловрате и мн. др.; позднее — о

    Куликовской битве («Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище» и пр.), нашествии Тохтамыша на Русь в 1382 г . Эти и многие иные сочинения включают в летописные своды. Летописание, после спада второй половины XIII в., набирает силы в XIV в., особенно в XV в. Своды, в начале которых обычно помещают «Повесть временных лет» и тем самым подчеркивают идею преемственности в развитии Руси, ее культуры с киевских времен, составляются в разных центрах. А те старались укрепить свою независимость (Новгород Великий, Рязань и др.), утвердить себя в роли политического лидера — объединителя земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси (Тверь, Нижний Новгород, Москва). Постепенно на первое место в области летописания, да и культуры в целом, выдвигается Москва. Первые летописные своды возникают здесь в XIV в. А в начале следующего столетия составляется большой свод при митрополите Киприане. За ним следует вереница сводов XV—XVI вв. — от свода митрополита Фотия до больших сводов времени Ивана III, Василия III и Ивана IV (Вологодско-Пермский, Воскресенский, Никоновский и мн. др.). Эту работу, колоссальную по объему и значению, венчает Лицевой свод — та же Никоновская летопись, дополненная 16 тыс. миниатюр! Они сопровождают текст с древнейших времен до Ивана Грозного; рисунки, продолжая традиции более ранних лицевых сводов и будучи основанными на них, — своего рода «окно в прошлое» Руси, России.

    Враждебные по отношению к Москве позиции отразили некоторые летописи Твери, Новгорода Великого и др.

    Обзор всемирной истории давали Хронографы XV— XVI вв.

    «Жития» князей, иерархов церкви, причисленных к лику святых, прославляют их деятельность (Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.). Для «житийной» литературы характерны панегирический стиль, торжественный, порой тяжеловесный язык. В то же время в ней встречаются живые, реалистические описания жизни монастырей, их обитателей.

    Имели хождение переводные литературные сочинения; из них, а также различных сборников (например, «Пчела» — свод афоризмов знаменитых авторов) образованные русские люди черпали мысли, изречения Демокрита, Аристотеля, Менандра и других мудрецов, писателей.

    В сочинениях религиозных вольнодумцев-еретиков XIV—XVI вв. (они не сохранились, их содержание реконструируют по сочинениям оппонентов—ортодоксов, постановлениям церковных Соборов) проповедуются смелые суждения о необходимости «дешевой» церкви, ненужности церковных таинств (причастие и пр.). икон. Оспаривали они тезисы о троичности Бога, непорочном зачатии. Писали о равенстве людей, народов, вер. А Феодосии Косой, смелый вольнодумец середины XVI в., обосновывал «рабье учение» с его коммунистическими идеалами в духе Томаса Мюнцера. Он пытался воплотить их в жизнь в рамках общины единомышленников.

    Эти реформационные, гуманистические в основе своей идеи были задушены в начале и середине XVI в., когда еретиков, преданных анафеме, сжигали на кострах, ссылали, лишали церковного сана.

    Примечательная черта XVI в. в области литературы — расцвет публицистики. Авторы слов, посланий, поучений, трактатов развивают идеи централизации, усиления великокняжеской, царской власти, роли церкви, о положении крестьянства и др.

    Окольничий Ф.И. Карпов, живший при Василии III, считал, что светская власть должна основывать свои действия на «законе» и «правде», подчинять «злых, которые не хотят излечиться и любить Бога». В реальной жизни он видит совсем другое:

    — Понял, какими вредными и неугодными путями, хромыми ногами, со слепыми очами ныне ходит земная власть и весь род человеческий.

    — В наши времена начальники не заботятся о своих подвластных и убогих, но допускают, чтобы их притесняли несправедливые приказчики,'которые не заботятся о том, чтобы пасти порученное им стадо, но заставляют жить в тяжких трудах и терпении.

    Ему вторит Максим Грек (до пострижения — Михаил Триволис), его современник, знаток античной философии, литературы. Афонский монах, приехав в 1518 г . в Россию в качестве переводчика, так в ней и остался. Ученый инок тоже полагает, что светская власть должна покоиться на правде, милости («правдою и хорошими узаконениями благоустроить положение своих подданных»), согласовывать пожелания духовенства, боярства, воинства-дворянства.

    Максим Грек и князь Вассиан Патрикеев, из нестяжателей, обличают монастыри за жажду накопительства, ростовщичество, спекуляцию хлебом и прочие грехи. «Ради имений и славы», — писал В. Патрикеев, — монахи забывают о Христовых заветах; плохо относятся к своим крестьянам:

    — Убогую братью, живущую в наших селах, всячески оскорбляем.

    Он же призывает к соблюдению евангельских принципов:

    — Не подобает монастырям владеть селами.

    — Сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук.

    Отношение монахов к крестьянам возмущает и М. Грека: они «истязают их бичами за большие процентные долги, которые они не в состоянии уплатить; или же лишают их свободы и записывают себе навсегда в рабство; или, лишив их имущества, изгоняют бедных с пустыми руками из своих мест».

    Он тоже против того, чтобы монастыри имели села и, тем самым, зависимых крестьян. В послании об Афонской горе пишет о монастырских старцах, которые живут своим трудом.

    В середине и третьей четверти столетия выступает со своими сочинениями целая плеяда публицистов. И.С. Пересветов осенью 1549 г . подал предложения о проведении реформ молодому царю Ивану IV Грозному. Изложены они в форме челобитных и сказаний о взятии Магмет-салтаном Царьграда. Он — убежденный сторонник сильной самодержавной власти в России. Монарх должен опираться на сильное и постоянное войско, ибо «воинниками он силен и славен». «Вельмож» нужно держать в повиновении, страхе:

    — Царю нельзя быть без грозы; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы.

    Для проведения успешной внешней политики (ее задачи, в частности, — присоединение Казани, освобождение славян от турецкого ига) необходимы нововведения — денежное жалованье «воинникам» — опоре царя и его политики; централизация финансов, суда. Будучи гуманистом, он, как Карпов и др., — противник холопства, поборник «правды» в деятельности людей («Бог не веру любит, [а] правду»), книжного учения, философской «мудрости». Монарх, по его представлению, должен быть мудрым, сильным человеком, а государство — светским и суверенным.

    Ермолай-Еразм, священник кремлевской церкви, иосифлянин по убеждениям, противник нестяжателей и еретиков, предлагает облегчить положение крестьян (например, заменить все их повинности одним оброком — пятой частью урожая). «Больше всего полезны, — убежден ученый монах, — пахари, их трудами созидается главнейшее богатство — хлеб».

    Из убеждения в необходимости «праведного стяжания» (т.е. прибыли) исходит Сильвестр, протопоп Благовещенского собора в Московском Кремле, духовник царя, одно время очень близкий к нему (1550-е годы). Идеи эти развиваются в

    «Домострое» — своде житейских, моральных правил, поучений, который он редактировал.

    Мысли о сильной самодержавной власти, централизации характерны для ряда летописных, повествовательных памятников: Летописца начала царства царя Ивана Васильевича (50-е годы), Лицевого свода (60—70-е годы), «Степенной книги» (1562—1563 гг., вышла из кружка митрополита Макария), Казанской истории (60-е годы). Макарий и его книжники составили «Великие Четьи-Минеи» — грандиозный свод из «житий» русских святых, богословских сочинений, церковных уставов.

    Несомненно, самые выдающиеся публицисты опричной поры — не кто иной, как сам царь Иван Грозный и его оппонент князь Андрей Михайлович Курбский. Первый из них в послании ко второму защищает незыблемые, с его точки зрения, устои «самодержавства», по существу — деспотии восточного склада. Князь, бежавший из России в Литву от репрессий, развязанных мнительным и жестоким царем, разоблачает его поведение, террористические методы правления в целом. Царь, упрекая Курбского за измену, исходит из принципа: миловать, мол, своих подданных-холопов царь волен, да и казнить тоже. Его оппонент, не приемля царской «лютости», считает, что монарх должен править вместе с «мудрыми советниками», слушать их, а не быть неограниченным самовластцем-тираном.

    С осуждением говорится о действиях Василия III в пору окончательного присоединения Пскова к России (1510) в Летописном своде 1567 г . Корнилия, игумена Псково-Печерского монастыря; об опричниках-душегубах — в новгородских летописях (например, о погроме Новгорода в 1570 г .).

    Патриотизмом и гордостью пронизана «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков» (1580-е годы, автор — Василий, псковский иконописец). В самом конце века появляются повести о царе Федоре Ивановиче (автор одной из них — патриарх Иов).




    § 3. Живопись

    Эпоха национального подъема времени Куликовской победы, включившая и годы подготовки к отпору извечному врагу (60-е и 70-е годы XIV в.), и время после подвига русичей в ожесточенной схватке с Мамаем, вызвала к жизни небывалый расцвет культуры. Ярче всего он выразился в живописи — фресковой, иконописной. Выдающееся место в ней заняла новгородская школа. Это — фрески XIV в. на евангельские сюжеты церквей Федора Стратилата, Спаса на Ковалеве, Михайловской в Сковородском монастыре, Благовещенской на Городище, Рождественской на кладбище и др. Одни из них привлекают монументальностью, торжественностью; другие — мягкостью, лиричностью. То же можно сказать и о новгородских иконах.

    Мощная кисть Феофана Грека (Гречина) прославила новгородское и московское искусство. В Новгород он приехал в 1370-е годы. До этого работал в Константинополе, Галате, Халкидоне, Кафе. В его творчестве сплавились византийские и русские черты живописного мастерства. Он оказал несомненное, и большое, влияние на русских живописцев. В Новгороде он расписывал фресками церкви Преображения на Торговой стороне, Спаса на Ильине. Из его школы вышли мастера, работавшие над упомянутыми выше фресками церквей Федора Стратилата, а также Успения на Болотове, иконами «Донская богоматерь», «Спас». Его манера письма обладает удивительной, завораживающей внутренней силой, глубоким психологизмом, смелостью и уверенностью рисунка. Недаром современники отмечают, что работал он свободно, легко: находясь на подмостках и создавая свои гениальные фрески, он одновременно беседовал со многими посетителями, которые стояли внизу, с восхищением наблюдая за тем, что возникало на их глазах.

    Разговаривая с ними, Феофан в то же время «обдумывал высокое и мудрое»; «чувственными же очами разумными разумную видел доброту».

    В 1390-е годы Феофан Грек переехал в Москву. Здесь он расписывал кремлевские храмы — церковь Рождества Богородицы и придел Лазаря к ней (вместе с Симеоном Черным), соборы Благовещенский (вместе с Прохором с Городца и Андреем Рублевым), Архангельский.

    Для Благовещенского собора в Нижнем Новгороде великий живописец создал иконостас; сохранилась, к сожалению, лишь его часть. А московские росписи совсем не дошли до нас.

    Известность и признание, которые Феофан получил на Руси, засвидетельствовал Епифаний Премудрый, известный автор «житий» святых, в том числе Сергия Радонежского. Он пишет о художнике, как «изографе нарочитом и живописце изящном во иконописцах», «преславном мудреце», «философе зело хитром». А на одной из летописных миниатюр Гречин изображен за работой.

    Его младший современник Андрей Рублев, величайший русский живописец средневековой Руси, родился в 1360-е или 1370-е годы, скончался около 1430 г . Его судьба тесно связана с двумя обителями — Троице-Сергиевой и московской Андрониковой. В первой из них он был «в послушании» у преемника Сергия Радонежского — игумена Никона; вероятно, работал в иконописной мастерской. Затем перешел в Москву, и здесь расписывал, вместе с Феофаном Греком и Прохором с Городца, Благовещенский собор в Кремле (в летописях известие об этом — под 1405 г .; это — первое упоминание о нем). Три года спустя он, уже в содружестве с близким ему Даниилом Черным, трудится над росписями Успенского собора во Владимире. Следующие его творения — фрески и иконы Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря (середина 1420-х годов), в конце жизни — фрески Андроникова монастыря.

    Рублеву или его ученикам приписывают и другие работы, например, в Звенигороде к западу от Москвы — росписи алтарных столбов Успенского собора на Городке, алтарной преграды Рождественского собора Саввино-Сторожевского монастыря. Предания говорят и о многих других фресках и иконах, как будто им же написанных. Но это весьма проблематично. Во всяком случае нельзя не видеть, что имя Рублева, его мастерство приобретали большую популярность, которая сохранилась и в более поздние времена.

    Самое прославленное произведение Рублева — «Троица» из иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря. Образы трех ангелов, явившихся Аврааму, написаны в благородных античных традициях, с безупречной изящностью, мягкостью, лиризмом. В иконе проявился истинно национальный русский гений — ее гармоничность, нежность, прозрачность красок, поэтичность и душевность отразили лучшие черты национального характера, лиричность русской природы. То же можно сказать об иконе «Спас» из Звенигорода и других работах гениального мастера. Простота, ясность, мягкость красок, образов, идеи мира, гуманности, источаемые его иконами и фресками, делают творения Рублева высочайшими образцами живописного мастерства, национального духа русского народа эпохи собирания земель вокруг Москвы, открытой борьбы с Ордой, складывания великорусской народности.

    Иконы и фрески Рублева, он сам упоминаются в летописях. Иконы его дарили друг другу знатные люди. А Стоглавый собор 1550 г . постановил: «Писати иконописцем иконы... как писал Андрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы».

    Писание икон в XV в. стало занятием многих людей, и они широко распространялись по всей Руси. Их сюжеты оставались традиционными — сцены и персонажи Ветхого и Нового Завета. Но нередко появляются и светские мотивы. Мастера пишут на иконах природу, городские здания и, что еще интересней, реальных людей. Так, на иконе «Молящиеся новгородцы» изображены боярин и его семья, всего девять фигур. На другой — новгородцы и суздальцы той поры, когда они сражались друг с другом на Ждане горе (1135). Иконопись Новгорода XV в. переживала расцвет; она привлекает яркостью красок, точной и тонкой прорисовкой фигур.

    Московская живопись отмечена немалыми достижениями к концу XV столетия. Связано это с творчеством выдающихся мастеров — Дионисия и его школы. Он сам и его помощники украшали фресками соборы Иосифо-Волоколамского, Пафнутьево-Боровского, Ферапонтова (под Вологдой) монастырей и др. Их же трудами создан иконостас Успенского собора в Московском Кремле. В изображении Богородицы, считавшейся покровительницей Москвы, других персонажей библейской истории поражают яркая красочность, декоративность, которые потом надолго станут отличительными чертами русской иконописи XVI—XVII вв. Творения Дионисия, «хитрого» (искусного), по словам летописца, мастера, и других художников пронизаны атмосферой победного ликования, торжественности, уверенности. Они ярко отразили свое время — завоевание независимости от Орды, объединение русских земель и создание единого могучего государства во главе с Москвой.

    На рубеже XV—XVI столетий, с одной стороны, определяется преобладание московской живописной школы в России; с другой — усвоение ею традиций местных школ, которые постепенно нивелировались под влиянием общерусского культурного центра, каким стала Москва с ее мастерами, идеями, устремлениями. Парадность, торжественность, праздничность, ликующая возвышенность не могли не трогать сердца русских людей того славного и сложного времени. Но нарастали, и тогда, и позднее, черты официозности, возвеличения самодержавия. С этим причудливо сочетались черты реализма, пробивавшиеся сквозь толщу догматических, консервативных устоев в живописи, как и в целом в культуре. Например, в росписях царских палат, сделанных после «великого» московского пожара 1547 г . (а наблюдал за работой сам царский духовник Сильвестр), преобладающее место заняли не церковные, а светские, в том числе исторические, темы. Подобные «вольности» вызвали протест поборников старины, традиционалистов. В частности, влиятельный царский дьяк И. Висковатый (глава Посольского приказа) возмущался тем, что Бог Саваоф и иные «духи» изображены на фресках по-земному, как обычные люди. Но его не послушали.

    В середине века, после взятия войсками Ивана Грозного Казани, появилась икона «Церковь воинствующая», посвященная этому важному событию. На ней изображен юный царь, скачущий с алым знаменем во главе своих ратников. Многие «земные» сюжеты художники запечатлели на миниатюрах — в «Четьях-Минеях» митрополита Макария, Лицевом летописном своде, «Христианской топографии» Козьмы Индикоплова.

    Красочность и тщательная проработка деталей, изящество и тонкость рисунка характерны для икон «строгановской школы». Ее представители (Прокопий Чирин, Никифор Савин и др.) работали в Москве, но часто выполняли заказы сольвычегодских богачей Строгановых. Их произведения, яркие, красочные, миниатюрные, напоминают ювелирные изделия. Они оказали в последующем большое влияние на развитие русского искусства; например, ее традиции до сих пор сохраняют мастера Палеха.

    В целом живопись конца XV—XVI в. дала русскому искусству немало — мастерство в рисунке, яркость красочной гаммы, радостное ощущение бытия, подъем национального духа. Но одновременно наблюдаются известный отход от могучих образцов Андрея Рублева и Феофана Грека, снижение богатырского «дыхания» искусства эпохи Куликовской битвы. При этом поступательное развитие живописи подготовило его будущие успехи.




    § 4. Архитектура

    В зодчестве происходят те же процессы, что и в живописи. После его захирения в конце 1330-х—1340-х годах, оно возрождается полстолетия спустя или даже позднее. В конце XIII—XIV в. построили, например, белокаменную Городищенскую церковь под Коломной; в Москве, при Иване Калите, — соборы Успенский, Архангельский, Спаса на Бору, церковь-колокольню Иоанна Лествичника. Как правило, небольшие по размерам, московские храмы развивали традиции владимиро-суздальской архитектуры. Расписывали их русские мастера: Архангельский собор — «русскыя писцы..., в них же бе старейшины и началници иконописцем Захарья, Иосиф, Николае и прочая дружина их» (1344); церковь Спаса на Бору — «мастеры старейшины и начялницы быша русстии родом, а гречестии ученицы: Гойтан и Семен, и Иван, и прочий их ученицы и дружина» (1345—1346).

    На смену деревянным стенам и башням Московского Кремля при великом князе Дмитрии Ивановиче пришли белокаменные (1367). Митрополит Алексий возвел каменные собор и трапезную Чудова монастыря в том же Кремле. В конце этого и начале следующего столетия появляется довольно много храмовых сооружений — в Андроникове, Вознесенском, Симонове и других монастырях, кремлевская церковь Рождества Богородицы.

    Соборы, церкви строятся и в других городах — Твери, Звенигороде, Нижнем Новгороде, Рязани, Коломне и т.д.; особенно много — в Новгороде Великом. Новгородские бояре и купцы, люди богатые, именитые, заказывают постройку церквей, дают деньги. Восхищение современников и потомков вызывали и вызывают церкви Николы на Липне (1292— 1294), Благовещения на Городище (1342—1343), Спаса в Ковалеве (1345), Успения на Волотовом поле (1352), Федора Стратилата на ручью (1360—1361), Спасо-Преображения на Ильине улице (1374). Некоторые из них разрушены во время Отечественной войны и позднее восстановлены, но, к сожалению, не все. Новгородские сооружения отличаются, с одной стороны, строгостью, сдержанностью пропорций; с другой, — наличием декоративных деталей, наружной фресковой росписи на фасадах, абсидах.

    Немалое церковное строительство велось и во Пскове. Здесь же, а также Порхове, Яме, Копорье, Орешке возводили и крепостные сооружения, своего рода каменные замки.

    Много строили в Новгороде XV в. Именно тогда при архиепископе Евфимии (вторая четверть — середина столетия) появились в кремле Грановитая палата, часозвоня, двухэтажный дворец самого владыки. Еще раньше (1302) начали строить детинец — каменную крепость, стены которой несколько раз перестраивались позднее вплоть до конца столетия, когда Новгород вошел уже в число московских владений. Появились и каменные дома-палаты для бояр (в том числе — дом Марфы-Посадницы, жены И. Борецкого).

    Новгородские, московские и иные зодчие нередко строили по старым образцам, например XII столетия. При этом новгородские заказчики стремились подчеркнуть и сохранить «старину и пошлину» своего города и земли, московские исходили из идеи общерусского единства, несомненно при этом, — под главенством своего государя.

    Самым выдающимся достижением русского зодчества рубежа XV—XVI в. стало возведение зданий Московского Кремля. Старые, обветшавшие постройки заменили новыми; это — Успенский, Архангельский, Благовещенский соборы; храм-столп Ивана Великого. Для торжественных приемов построили Грановитую палату. Целый комплекс зданий составил дворец великого князя. Наконец, появились новые крепостные стены и стрельницы (башни).

    Кремлевское строительство, обширное и выдающееся по своему значению (в плане и архитектурного мастерства, и оборонительных потребностей, и повышения престижа народившейся России, «государя всея Руси» Ивана III), — дело рук русских мастеров (из Москвы, Пскова, Твери, Ростова и других городов) и итальянских архитекторов: Аристотеля Фиораванти, Алевиза, Марко Руффо, Пьетро Солари, Марка Фрязина и др. Их труд и достижения — сплав национальных русских и итальянских традиций в архитектуре.

    Естественно, с еще большим размахом строили в XVI в. По всей стране возводили много церквей, соборов. Некоторые из них заняли выдающееся место в отечественной и мировой архитектуре. Такова, например, знаменитая церковь Вознесения в селе Коломенском под Москвой (теперь — в черте города). Она построена (1532) по случаю рождения у великого князя Василия III сына Ивана, будущего царя Грозного. Образцом послужили старинные деревянные церкви шатрового стиля («на деревянное дело»). Как чудо воспринимали ее современники: «Бельма чудна, — записал пораженный летописец, — высотою и красотою, и светлостию, такова же не бываша преже сего в Руси». Такое же отношение к этому сказочному сооружению сохранили и потомки; известно, например, что в восхищении созерцал ее Гектор Берлиоз три столетия спустя. Столь же сказочным видением выглядит Покровский собор, или храм Василия Блаженного, на Красной площади в Москве, величайший памятник шатровой архитектуры, по существу — комплекс из девяти церквей. Строили его русские зодчие.

    В разных концах обширного уже тогда государства растут крепости, опоясывающие, словно ожерелье, его центральную часть, столицу Москву. То же — по русскому пограничью. Защитниками России с юга стали крепости в Туле, Коломне, Зарайске; с востока — в Нижнем Новгороде; с севера — в Кирилло-Белозерском и Ферапонтовом монастырях. Крепостные, помимо прочих, функции имели московский, новгородский, псковский и иные кремли. В столице, помимо кремлевских, соорудили стены Белого города (зодчий Федор Конь, строивший и в Смоленске) — по нынешнему Бульварному кольцу; Деревянного города, или Скородома (современное Садовое кольцо; 1580-е—1590-е годы).




    § 5. Прикладное искусство

    В XIV в. возрождаются и набирают силы различные отрасли прикладного искусства. Это — украшение жилищ (изб, теремов) деревянной резьбой, роспись глиняной посуды, изготовление окладов рукописных книг, миниатюр к их текстам и др. Правда, многое не дошло до нас по разным причинам (пожары, хищения ордынцев и пр.), но кое-что сохранилось. Например, к 1339 г . относится «Сийское Евангелие», переписанное «в граде Москове»; в 50-е годы два мастера — Иоанн Тетеша и Лукьян — делают такую же работу, переписывают два Евангелия. Многие книги изготовляют в XIV—XV вв. в монастырях Троице-Сергиевом, Андроникове, Кирилло-Белозерском, Симонове и т.д.

    Тверской мастер Прокопий, по заказу своего великого князя, пишет миниатюры к рукописи сочинения византийского хрониста Георгия Амартола. Лицевые (иллюстрированные) рукописи делали новгородские мастера; это — «Милятино Евангелие», «Пролог», «Апостол» (вторая половина XIII в.). Им свойственны тератологический («чудовищный») стиль, бытовые детали (изображения воинов, гусляров, крестьян, охотников, скоморохов и др.). Жители новгородской Людогощинской улицы заказали и поставили в церкви Флора и Лавра деревянный крест с прекрасными резными надписями и изображениями (1359). Делали и резные кресты из камня. Высоким мастерством отличаются серебряные кубки, сосуды новгородских бояр; имена их сохранила резьба на этой посуде.

    Высокого совершенства достигают мастера сканого (филигранного), чеканного, литейного, ювелирного дела, шелкового шитья. Резчиками по дереву славился в XV—XVI вв. Троице-Сергиев монастырь. Сохранилась пелена для этой обители, вышитая Софьей Палеолог, женой Ивана III (1494). Из мастерской Елены Волошанки, жены его сына Ивана Ивановича Молодого, вышла пелена с рисунком, на котором изображен молебен 8 апреля 1498 г .; на нем присутствовали Иван III и его великая княгиня, сын Василий и внук Дмитрий. В XVI в. приобрели известность художественные вышивки из мастерской княгини Евфросинии Старицкой.

    Расцвет переживали искусство басменного тиснения, скани, эмали. Ювелиры создавали изумительные по красоте и изяществу изделия из золота (например, золотое блюдо царицы Марии Темрюковны, подаренное ей Иваном Грозным в 1561 г .).



    § 6. Быт

    Быт жителей Руси, России отличался устойчивостью. Но отнюдь не затхлым консерватизмом, вековечным застоем, как иногда изображалось в литературе. Русская деревянная изба, к примеру, столетиями не меняла облик, сохраняла свои конструктивные и функциональные черты, особенности. Это говорит о том, что исстари обитатели Восточной Европы нашли наилучшее их сочетание в тех природных, в частности климатических условиях, в которых они проживали. То же можно сказать о многих приспособлениях, предметах домашнего обихода наших предков.

    Подавляющее большинство жилищ той поры — полуземляночные и наземные (срубные, стоявшие на земле) избы. Полы в них — земляные или деревянные. Часто имелись подклети — нижние помещения для скота, вещей. В таком случае саму избу, стоявшую над подклетью, наверху (на горе), именовали горницей; горницу с «красными» окнами, которые пропускали много света, — светлицей. Наконец, у наиболее зажиточных людей, у знати имелся третий ярус — терем. Естественно, размеры избы, резьба на ней и проч. зависели от положения хозяина — бедняка или богатея.

    Некоторые люди, из особо знатных, имели дома из нескольких срубов, с переходами, лестницами, крылечками, резными украшениями. Такие постройки, прежде всего у князей и бояр, напоминали дворцы большего или меньшего размера.

    Разной была и обстановка в доме. У тех, кто победней, — деревянные столы, скамьи, лавки вдоль стен. У богатых — те же предметы, еще табуретки, покрытые красивой резьбой, живописью; на них — подушки, валики; к ногам ставили маленькие скамеечки. Освещали избы лучинами, которые вставлялись в печную расщелину или металлический светец. У зажиточных завелись сальные свечи с подсвечниками, деревянными или металлическими, которые стояли на столах. Иногда встречались серебряные «шандалы», те же подсвечники, или светильники с растительным маслом.

    Князья, бояре, купцы ходили в длинных, до пят, одеждах с вышивками и драгоценными каменьями; бедняки — в простых рубашках с поясом, коротких одеждах — из домотканого сукна, беленого холста. Зимой простонародье носило медвежьи шубы («нетуть беды ходити хотя и в медведине», по словам Нифонта, новгородского епископа); его обувь — лапти из лыка. У богатых — шубы из дорогих мехов, кожухи, опашни, однорядки для мужчин; те же шубы и опашни, а также кортели, летники, телогреи — для женщин; все это — из иноземных атласа, бархата, камки, сукна; украшались они соболями, каменьями, жемчугом. К богатым одеждам питали склонность и монахи. В одном духовном завещании (1479) говорилось об их «неправедном житии», запрещалось «ни немецкого платиа носити, ни с пухом шуб носити».

    Митрополит Даниил (первая половина XVI в.) укоряет молодых вельмож, которые коротко стригут волосы, бреют или выщипывают усы и бороду, красят щеки и губы, как женщины, и тем нарушают обычаи русской старины. То же — с одеждой и обувью, чересчур, на его взгляд, роскошными и к тому же неудобными (от красных сапог, очень тесных, этим щеголям приходится «великую нужду терпети»). Под одежду они подкладывают деревяшки, чтобы казаться выше ростом. А женщины сверх меры белят и красят лицо, «чернят глаза»; брови выщипывают или наклеивают другие, «выспрь (вверх. — Авт.) возводяще»; голове под убрусом придают (расположив соответствующим образом волосы) круглую форму.

    Посуда бедняков — из дерева (бочка, кадь, ведро, корыто, ночва — лоток, чум — ковш, кош — корзина, чашка, ложка), глины (горшок, черпачок, корчага — большой сосуд); кое-что, но немногое — из железа и меди (котлы для варки еды, кипячения воды). У богатых — те же предметы, но больше — металлических, вплоть до (у князей, бояр) золотых и серебряных; к тому же разнообразнее (кроме названных, — кубки, братины, чарки, солонки, достаканы, уксусницы, перечницы, горчичницы; для винного пития — турьи рога в серебре).

    Простой люд ел преимущественно ржаной хлеб, богатые — из пшеницы. Вкушали просо (пшено), горох, овес (из них делали каши, кисели); из овощей — капусту, репу, морковь, огурцы, редьку, свеклу, лук, чеснок и др. Мясо больше было на столах богачей; у бедняков — рыба. Употреблялись молочные продукты, растительное и животное масло. Соль была дорогой.

    Дома изготовляли напитки — хлебный квас, пиво, мед. Как сладкое, «на заедки» употребляли яблоки, груши, вишни, сливы, смородину, лесные орехи.

    Богачи, вельможи питались более разнообразно и обильно. К тому, что названо выше, можно добавить дичь, редкую в рационе бедняков; это — журавли, гуси, перепела, лебеди. В числе посуды великих князей московских упоминаются «лебединые», «гусиные» блюда. Тот же митрополит Даниил пишет о «многоразличных трапезах», «сладких снядях» у богатых людей, «хитрости» (мастерстве) их поваров. На пирах, помимо своих напитков, богачи смаковали вина «заморские».

    Мирские пирушки, складчины устраивали, по случаю церковных праздников, поминок, крестьяне в деревнях, ремесленники в городах. На них, как и на пирах у богачей, участников застолий развлекали музыканты, певцы и плясуны. Подобные «бесовские» игрища вызывали возмущение церковников, обличавших «веселие многое» со «смехотворцами», «празднословцами» и «сквернословцами». Знатный человек, по Даниилу, «сбирает» «позорище (зрелище. — Авт .) , играниа, плясаниа». Даже в кругу семьи его волей появляются «скомрахи, плясцы, сквернословци»; тем самым хозяин «погубляа себе и дети, и жену, и вся сущая в дому. паче потопа оного».

    Другие пастыри говорят и пишут о простонародье, которое любит глядеть на подобные «позорный игры» не в домах, а «на улице». Особое ожесточение вызывало у них то, что во время церковных праздников «простцы» ведут себя, как язычники в древние времена. Памфил, игумен псковского Елеазарова монастыря, в послании к псковским властям во главе с наместником (1501) призывает их положить конец святотатству: «Егда бо приходит великий праздник, день Рождества Предтечева, и тогда во святую ту нощь мало не весь град взмятется и взбесится... Стучат бубны и глас сопелий и гудут струны; женам же и девам плескание (ладонями. — Авт .) и плясание»; поют «всескверные песни».

    Осуждают они и «ристание конское», охоту («ловы») знатного вельможи. «Кый же ли — обращается к нему митрополит Даниил, — прибыток ти есть над птицами дни изнуряти? Каа же ти нужа есть псов множество имети?» Все эти «утешения суетные» лишь отвлекают людей от дела, в том числе богоугодного — церковных обрядов, молитвенного бдения. Но народ, простой и богатый, продолжал ходить на такого рода развлечения. Известно, например, что царь Иван Грозный любил скоморохов — «веселых людей», собирал их, вместе с медведями, в столицу; сам участвовал в «игрищах» — плясках на пирах, одевал вместе с другими «машкеру».

    В XVI в. быт в основном сохранял прежние черты. Появлялись и новые — пряности в богатых домах (корица, гвоздика и др.), лимоны, изюм, миндаль; колбаса, которую ели с гречневой кашей. Распространилась мода на тюбетейки (тафьи), осужденная Стоглавым собором. Больше строили каменные жилые дома, хотя основная их масса оставалась деревянной. Увлекались русичи игрой в шашки и шахматы.











    Глава 18. Смута начала XVII в. и исторические судьбы России


    То, что происходило в стране в первые два десятилетия XVII в., навсегда врезалось в ее историческую память. То была череда невиданного и немыслимого ранее. Никогда раньше политическая борьба за власть в государстве не становилась обыденным делом рядовых дворян и тем более социальных низов. Никогда раньше ожесточение схваток за первенствующие позиции в обществе не доходило до систематического преследования, а временами — истребления верхов низами. Никогда раньше на царский трон не посягали беглый расстрига из заурядной дворянской фамилии, бывший холоп, бедный школьный учитель из Восточной Белоруссии. Никогда раньше наследственная самодержавная монархия не превращалась в монархию выборную, и никогда раньше в стране не существовало параллельно несколько центров во главе с мнимыми или реальными монархами, претендовавшими на общегосударственную власть. Никогда раньше не была столь реальной угроза утраты Россией государственной самостоятельности, расчленения ее территории между соседними и вовсе неближними странами.

    Классическое время совершенно невероятных прежде ситуаций: в одном сражении, в одной схватке смертельными врагами оказывались соседи и родные братья, отцы и дети. Логика непримиримого соперничества разводила по разным вооруженным лагерям лиц, чья корпоративная и родовая солидарность не вызывала ранее и тени сомнения. Рушились принципы верной службы под присягой. После завтрака в Москве разворотливый деятель мог оказаться к ужину в Тушине, поцеловав крест царю «Дмитрию Ивановичу» (Лжедмитрию II), а в ближайшие дни повторить сей маршрут в обратном направлении с принесением новой присяги царю Василию Ивановичу (Шуйскому). И так не один раз. Бывало, что представители одной фамилии служили одновременно двум, а то и трем государям, взаимно подстраховывая «политические риски», свои и родичей. Знатные люди из московской элиты в царствование Василия Шуйского отправляли из осажденной Москвы теплые послания Яну-Петру Сапеге. Все бы ничего: один аристократ пишет другому. Если только не забыть, что в момент переписки Сапега стоял во главе самых боеспособных сил Тушинского лагеря и был занят «богоугодным» делом — осадой Троице-Сергиева монастыря. Поистине все смешалось, все смутилось тогда во дворцах и домах российских. Столь всеохватный раскол в обществе имел корни во всех сферах жизни страны. Как виделись они современникам и как видятся они исследователям сейчас, спустя четыре столетия?



    § 1. Россия на рубеже двух столетий: кризис общества и государства

    Участники событий начала XVII в . объясняли все беды и напасти Смутного времени Божьим наказанием. Два греха вменялись особенно. Первый — убийство 15 мая 1591 г . в Угличе по приказу Бориса Годунова «царственной отрасли» — царевича Дмитрия. Второй — «избрание» самого Бориса Годунова на царство Земским собором в феврале 1598 г . после смерти 7 января того же года последнего представителя московской династии, царя Федора Ивановича. Обирание Бориса было вдвойне греховным: на престоле оказывался не просто «погубитель царского корени», но «самовластный восхититель» трона. Ведь согласно тогдашних представлений царя выбирали не представители сословий, а Бог: участники Земского собора своей позицией как бы фиксировали проявление Божьей воли. Но она никак не могла предпочесть Бориса, а потому и не было процедурно правильного избрания

    Нет нужды, что такое объяснение вступало в явное противоречие с фактами конца XVI в., а еще больше с реальным течением дел в Смуту. Подобные истолкования были хороши своей универсальностью. Они «удобно» объясняли почти любой поворот в ходе событий начала XVII в. Притом прекрасно увязывались с моральным осуждением «вражьего разделения» страны в годы опричнины. Вызванный ею кризис в правящей элите, спровоцированное ею прекращение династии, социальные взрывы низов, покусившихся на верховную власть, «конечное» разорение российского царствия — такой представлялась цепь причин и следствий эпохи Смуты авторам и публицистам первой половины XVII в. Понятно, до обирания нового царя, Михаила Романова, на котором и остановился, по их мнению, Божий выбор. Концепция оказалась живучей. Строго говоря, даже в классическом сочинении С.Ф. Платонова о Смутном времени, опубликованном в начале XX столетия, сохранена эта схема. Естественно, в научной интерпретации и с подробной аргументацией.

    Советская историография по преимуществу исходила из политизированного и марксистского понимания Смуты как крестьянской войны в органической или чисто событийной связи с интервенцией Речи Посполитой и Швеции. Сейчас речь о другом — о причинах и поводах. Тут многое зависело от того, как понимали исследователи суть крестьянской войны. Те, кто видел в ней (по аналогии с Германией в 1525 г .) неудавшуюся попытку раннебуржуазной революции, искал генезиса капитализма в стране и, как правило, находил. Правда, эти работы не получили широкого признания у специалистов. Они скорее свидетельствовали о большом желании разглядеть в фактах товарно-денежных отношений (вполне свойственных зрелому феодальному обществу) более высокую стадию исторического процесса. Но было и рациональное зерно: формулировалась проблема альтернативности исторического развития.

    Другие ученые расценивали крестьянскую войну или восстание как спонтанный ответ низов на усиление крепостничества. Его законодательное оформление, его ужесточение — главная причина потрясений начала XVII в. Но вот истоки закрепощения понимались различно. Кто-то делал упор на становление барщинно-феодальных хозяйств на исходе XVI в. Другие видели в государстве главного виновника роста эксплуатации непосредственных производителей. Третьи объясняли резкое возрастание внеэкономического принуждения ограниченными возможностями крестьянских хозяйств в силу природно-климатических условий России. Упрочение крепостнического режима признавалось главным, но не единственным фактором выступлений черного люда. Речь шла также об иных политических, социальных, межрегиональных противоречиях. Спору нет, кризис, открытым проявлением которого стала Смута, имел структурный характер. Он охватил главные сферы жизни государства, отразив существование разнонаправленных и разностадиальных тенденций в стране.

    Открывшийся на рубеже 60 — 70-х годов XVI в. хозяйственный кризис достиг апогея в 80-е годы. Он поразил почти всю территорию страны, за вычетом некоторых регионов на юге, а отчасти и севере. Убыль тяглого населения в Новгородчине составила по сравнению с началом XVI в. около 80% и еще больше в сопоставлении с серединой столетия. Эпоха «великих расчисток» и экономического подъема сменилась годами упадка, неурожаев и крайней неустойчивости и барских, и крестьянских хозяйств. Столь же печальное зрелище являли собой центральные, восточные и западные уезды.

    С начала 90-х годов можно говорить о некотором оживлении. Впрочем, положение крестьянских дворохозяйств оставалось трудным. Нагляднее всего это видно по тяжести совокупной эксплуатации производителей. Прямых свидетельств о ней совсем немного, но есть возможность единичных сопоставлений. В результате выясняется, что формально в конце века уровень платежей и повинностей с единицы налогообложения (тяглого пахотного надела) был примерно таким же, как в начале 50-х годов XVI в. Но тогда речь шла о много- или среднепосевном крестьянском хозяйстве в условиях все еще продолжавшегося экономического подъема. На исходе столетия перед нами почти сплошь маломощные дворохозяйства, резко сократившие площади наделов. Налицо чувствительное утяжеление эксплуатации крестьян государством и феодалами. Важно и то, что в совокупной феодальной ренте государственно-централизованной принадлежали теперь ведущие позиции, она преобладала среди денежных обязательств крестьянского двора. Царские подати, царево тягло называли современники чаще других в качестве причины запустения.

    Собственно, это и было одним из ответов крестьян на создавшуюся ситуацию: их уход и побеги в последней трети XVI в. приобрели массовый характер. Направлялись они туда, где природа была милостивее, а правительственный контроль менее обременительным, — в южные уезды. Там местная администрация была, конечно, не столь эффективна, как в староосвоенных регионах. К тому же она была заинтересована в притоке рабочих рук, а потому сквозь пальцы смотрела на нарушение правовых норм. Все это вполне объясняет повороты правительственной политики в отношении крестьянства. На смену режиму заповедных лет, когда были запрещены переходы крестьян с правом бессрочного их сыска и возврата на прежнее место поселения, пришло законодательство «сыскных лет». Согласно этим нормам, беглые крестьяне подлежали розыску и возвращению в течение 5 лет (ноябрьское Уложение 1597 г .). Важно, что сыск производил сам бывший владелец, при невозможности решить конфликт полюбовно, он вчинял гражданский (а не уголовный) иск тому, у кого нашел пристанище его крестьянин. Новому владельцу не угрожали штрафы за сам факт приема чужого земледельца. И еще — в законе шла речь только о тяглых главах дворохозяйств.

    Таким рисуется правовой режим закрепощения на исходе XVI в. — его компромиссность между интересами фиска (срывать крестьянина со вновь заведенного хозяйства было невыгодным и государству, и феодалам тех регионов, куда шли беглые) и разными группами дворянства несомненна. Отчасти это соответствовало желанию к перемене мест части крестьянской массы. Но вряд ли для крестьян наиболее болезненным в становлении крепостничества был факт отмены права перехода: сильнее его социальные и материальные интересы затрагивало изъятие почти всего прибавочного, а временами и необходимого труда в условиях низкой хозяйственной конъюнктуры. Тем самым менялся в определенной мере адрес его недовольства — им становилась центральная власть. Кроме того, казалось бы, простое сокращение размеров надела оборачивалось на деле заметным уменьшением прав крестьян на наследственный надел.

    В годы экономического регресса проявился и иной вариант преодоления затруднений. Стратегия крестьян выражалась в том, что основные или значимые усилия выводились за пределы государственного налогообложения. В этом были заинтересованы и помещики. Происходило это по преимуществу двумя способами. Во-первых, возрос удельный вес всякого рода промысловых и домашних занятий. Во-вторых, что важнее, в земледелии резко увеличилось значение аренды. В конце XVI в. это была по преимуществу аренда земель соседних феодальных собственников или же из государственного фонда поместных пустошей. Такие пахотные земли и угодья облагались заметно меньшими платежами в пользу казны, владельцы же арендованной пашни взимали в свою пользу не слишком тяжелый оброк из доли урожая. В редких случаях как будто можно говорить о «предпринимательской» аренде — крестьяне или небольшие группы крестьян арендуют весьма значительные по площади земли и платят при этом за аренду деньги. В таких фактах нацеленность производства на рынок несомненна. Известны также единичные факты, когда помещики пускали в аренду чуть не все свои земли, включая домен.

    Все эти явления фиксируют в реальном течении жизни тенденции некрепостнического развития на экономическом уровне. В этом их исторический смысл. В тот же круг включаются районы новой колонизации, где возникавшая структура феодального землевладения была плохо обеспечена рабочими руками зависимых крестьян и в то же время было довольно широко представлено казенное оброчное крестьянство. К некрепостническому варианту развития по преимуществу тяготело черносошное крестьянство северных и восточных регионов, ясачное население Среднего Поволжья. При том, конечно, что крепостнический нажим государства имел место по отношению к черносошным и ясачным крестьянам.

    Именно поэтому мы вправе рассматривать Смуту и как отражение в реалиях социальной, политической борьбы двух подспудных, экономических направлений развития общества. Надо только помнить о совсем неодинаковом удельном весе тенденций крепостнической и некрепостнической эволюции. Не приходится сомневаться — первая была намного мощнее и распространеннее второй. Показательно, к примеру, что аренда почти не обеспечивалась официальным правом. Отсутствие собственного хозяйства у помещиков вело, как правило, к конфискации поместья у данного владельца. В жизни и в правительственных намерениях немудрящее хозяйство рядового служилого дворянина рассматривалось в качестве минимальной гарантии материального обеспечения его службы. Здесь был едва ли не ключевой пункт всего социального устройства: перестройка владельческих и хозяйственных отношений в России на некрепостнической основе должна была предполагать синхронные, принципиальные перемены в строении армии. Подчеркнем малую вероятность такого варианта развития.

    Тем не менее в обществе были силы помимо крестьянства, объективно заинтересованные в подобном повороте. Это различные разряды приборных служилых людей (стрельцов, служилых казаков, пушкарей и т.п.), население южной пограничной зоны вообще. Здесь, в районах новой колонизации социальная размежеванность местного общества была мало заметна по сравнению со староосвоенными районами. Противоречия между этим регионом и центром превалировали над внутренними конфликтами. К тому же, сюда стекались наиболее активные в социальном и хозяйственном плане элементы российского общества. Пограничье делало привычным обращение к оружию в затруднительных случаях. Суровость обстановки породила особенный тип крестьянина, горожанина, служилого человека.

    Наконец, в несомненной оппозиции к власти находилась значительная часть горожан. Это порождалось традиционным набором: тяжелым налоговым прессом, произволом местных властей, непоследовательностью правительства в своей городовой политике.

    Теперь о политических мотивах Смуты. Их следует сгрул пировать следующим образом. Прежде всего, это противоречия, вызванные борьбой за власть в элите московского общества. Мы помним, что смерть Ивана Грозного была внезапной, а потому остается неясным состав регентского совета при Федоре Ивановиче. Важно другое. Во-первых, еще до официального венчания Федора из Москвы в Углич был удален с матерью и почти всей родней полуторагодовалый царевич Дмитрий. Помимо прочего это означало падение политической роли клана Нагих. Гибель царевича в мае 1591 г . оказалась «неслучайной случайностью». У Бориса Годунова в этот момент не было непосредственной заинтересованности в смерти Дмитрия. Но условия жизни царственного отпрыска, больного эпилепсией, были таковы, что трагический для царевича и Нагих исход был предрешен.

    Во-вторых, к 1587 г . ожесточенная придворная борьба выявила бесспорного победителя: Борис Годунов стал фактическим правителем государства. Необычность ситуации была в частности в том, что ему в этом качестве были приданы некоторые особенные функции. На практике это означало умаление соправительствующей роли Боярской думы и не могло не породить глубоких противоречий в верхних слоях государева двора. Другое дело, что относительно успешный ход дел в 90-е годы XVI в., в первые два года XVII в. не создавал возможностей для открытого проявления этого смертельного соперничества.

    В-третьих, гибель Дмитрия в 1591 г ., бездетная смерть Федора в 1598 г . означали прекращение наследственной династии московских Рюриковичей. Обоснование легитимности власти нового монарха и основываемой им династии нуждалось в свежих принципах. Уже при коронации Федора в мае 1584 г . был собран Земский собор с выборными представителями с мест, прежде всего от провинциального дворянства. На нем, конечно, не избирали Федора — по праву наследования и Божьего благословения он и так обладал всей необходимой легитимностью своих прав монарха. Представители сословий как бы засвидетельствовали процедуру коронации и нормального перехода высшей власти к новому ее носителю. Теперь, в 1598 г . избирательный Земский собор стал как бы рупором проявления божественного выбора. Естественно, в тогдашних текстах обосновывалось избрание Бориса прежде всего предпочтением высших сил, но также и вполне реальными мотивами: его превосходными качествами правителя, результатами его деятельности по управлению страной, его родством (через сестру, жену царя Федора) с ушедшей династией. Понятна отсюда большая активность патриарха Иова и всего Освященного собора в деятельности Земского собора 1598 г . Как бы то ни было, консолидация элиты, основной массы служилого дворянства вокруг фигуры Годунова в 1598 г . несомненна. При всем том вновь избранный царь не обладал авторитетом и преимуществами наследственного монарха. И в процедуре избрания, и в отношениях с привычными институтами социального и политического устройства существовал некий зазор, который мог поставить под сомнение законность нахождения на троне Бориса Годунова. Правда, это могло случиться при особенном стечении обстоятельств. Первое из них — рождение массового представления о наличии законного претендента на царский престол. Первые элементы легенды о царевиче-избавителе появились еще в середине 80-х годов, когда в Москве начали ходить толки о подменах рождавшихся мертвыми детей у царицы Ирины. В начале XVII в. эта легенда получила широкое хождение не только в столице, но и в отдаленных уголках страны.

    Второе и решающее условие — резкое обострение всех социальных противоречий, всех политических напряжений в стране. Что и случилось в 1601 —1603 гг. Тогда Россию поразили невиданные по масштабам неурожаи и голод. Три подряд неурожая (ими не были затронуты только южные пограничные уезды) в условиях общей нестабильности крестьянских хозяйств привели к обвалу экономической жизни и социального устройства. Умерших от голода считали сотнями тысяч, цены на зерно подскочили в десятки раз, большое число поместий было на грани полного разорения. В таких условиях не приходилось долго ждать социального взрыва. И он последовал.



    § 2. Была ли Смута первой гражданской войной в России?

    Противоборство одних подданных бывшей Российской империи с другими в начале XX в. сами участники кровавой резни обозначили как гражданскую войну. России начала XVII в. такая терминология была незнакома, современники нашли иное емкое слово — Смута. Есть ли научные основания причислять ее к гражданским войнам? Какой смысл надобно вкладывать в еще недавно широко распространенное понятие крестьянской войны и как оно соотносится с гражданской войной? Прежде чем дать ответы на эти вопросы, обратимся к реальному ходу событий.

    Первый сигнал прямой угрозы правительству Годунова прозвучал в 1602 г . Массовые разбои во многих областях страны приобрели такой размах, что потребовалась отправка особых воинских отрядов во главе с членами государева двора. Очередной взрыв социальных движений подстерегал царя Бориса в следующем году. В конце лета на некоторое время оказалась парализованной Смоленская дорога, важнейшая коммуникация от столицы к западной границе. Там действовали отряды беглых холопов под водительством Хлопка. Власти были вынуждены прибегнуть к использованию крупных сил. Приказ (полк) московских стрельцов под командованием окольничего И.Ф. Басманова (авторитетного члена Боярской думы) в длительном и ожесточенном бою разбил повстанцев, в нем получил смертельные ранения сам царский воевода. Все взятые в плен холопы (а среди них наверняка преобладали боевые холопы) были казнены. Но многие (современники считали их тысячами) бежали на юг. В те же летние месяцы 1603 г . произошло одно из ключевых событий Смуты: легенда о царевиче-избавителе обрела реального носителя имени. В Брагине, владении князя А. Вишневецкого, один из служителей (он бежал из России годом с лишним ранее) объявил себя чудесно спасшимся «царевичем Дмитрием», сыном Ивана Грозного. Царственность его происхождения подтвердили русские эмигранты. Вскоре в пограничных крепостях России появились подметные листы. В них говорилось о спасении царевича благодаря Божьему покровительству, о законных правах на московский престол. Закончилось краткое «разбойное» вступление, начался первый акт Смуты.

    Казалось бы, о чем речь? С одной стороны, обширнейшее царство с огромной армией, опытным в делах правления монархом, царство, находящееся в тот момент в мирных отношениях со всеми соседями. С другой, — никому неизвестная личность, которая могла опереться разве что на несколько сотен шляхтичей и слуг, входивших в клиентеллу князя Адама. Даже учитывая все тяжелейшие последствия голода в России, даже принимая во внимание традиционные связи Вишневецких с запорожскими казаками и то, что «царевич» пожил у них, не приходилось говорить сколь-нибудь серьезно об осуществимости похода на Москву. Тем не менее акция состоялась. Еще фантастичнее ее финал — 30 июня 1605 г . в Успенском соборе Кремля имела место быть коронация претендента. Российское государство получило нового монарха — царя Дмитрия Ивановича. Кем же он был и каким образом сумел достичь явно недоступной цели?

    Не будем повторять множества догадок о том, кто скрывался под именем царевича Дмитрия Угличского. Надо также отвергнуть встречающийся до сих пор взгляд на претендента, как на истинного сына Ивана IV. Рассказ о спасении полон совершенно невероятных фактов, далек от российских реалий. Точно установлено лингвистами, что человек, объявивший себя царевичем, был русским по происхождению. Тогда остается давно известный вариант: на трон московских Рюриковичей претендовал Григорий Отрепьев. Впервые об этом заявило правительство царя Бориса, высшие иерархи русской церкви во главе с патриархом Иовом в 1604 г . Несмотря на все политические пертурбации последующие официальные кремлевские власти придерживались этой версии. Хотя могли усвоить царю Дмитрию иные генеалогические корни.

    Отрепьевы принадлежали к провинциальному дворянству и были особой ветвью старинной фамилии Нелидовых. Отец Григория, стрелецкий сотник, рано погиб в пьяной драке, оставив сиротой малолетнего сына. Тот несколько лет добровольно служил во дворах аристократов, в том числе у одного из Романовых. В 1600 г . состоялось большое «дело» Романовых: по обвинению в покушении на здоровье царя Бориса были арестованы, а затем сосланы в опале все члены семьи и родственного клана. Его глава, Федор Никитич Романов, был пострижен в монахи под именем Филарета. Скорее всего в связи с этим круто изменилась судьба Отрепьева: ставши послушником, он быстро сменил несколько монастырей, оказавшись в результате в кремлевском Чудове монастыре, а вскоре — в ближайшей свите патриарха Иова.

    Самозванец (теперь мы его так можем называть с полным основанием) обладал выдающимися способностями, обширной, но традиционной на Руси начитанностью, острым умом, емкой памятью и почти гениальной приспособляемостью к любой ситуации. В Речи Посполитой он последовательно прошел круги православной знати и монашества, антитринитариев и покровительствующим им аристократов, пожил на Запорожской Сечи, а через князя А. Вишневецкого попал к тем представителям польских католиков-магнатов, которые ориентировались на короля Сигизмунда III. В руках опытного политика, воеводы Юрия Мнишка, обладавшего разветвленными бранно-родственными связями, не вполне ясные мечтания Лжедмитрия I стали приобретать очертания вполне реального предприятия. Он очень удачно выбрал линию поведения: внимательного слушателя, усердного ученика, любезного (но без чрезмерной почтительности) царевича в изгнании. Правила этикета он усваивал на лету. А главное — вполне «искренне» обещал ключевым фигурам то, чего они хотели. Королю — пограничные области России и активное участие в войне против Швеции. Ю. Мнишку и его 16-летней дочери Марине — богатства кремлевской казны, уплату немереных долгов будущего тестя и снова территории России и т.п. Не суть важно, что принятые обязательства противоречили друг другу. Папе — через его нунция и польских иезуитов — он обещал введение католичества в России и уж во всяком случае свободу католической пропаганды, участие в антиосманском союзе, свободу действий в России Ордена иезуитов и т.д. Для убедительности он тайно перешел в католичество весной 1604 г . В итоге он получил политическую и моральную поддержку Рима, скрытую политическую и экономическую помощь от короля и ряда магнатов. Правда, цифры не впечатляли: к исходу лета 1604 г . воеводе удалось собрать под знамена московского царевича не более 2 тыс. наемников — конницы и пехоты.

    Небольшое отступление. Скрытость королевской поддержки (она не была секретом ни для оппозиции, ни для русского правительства) объяснялась дипломатическими обстоятельствами. К 1604 г . клубок противоречий в треугольнике Речь Посполитая — Россия — Швеция достиг почти предельной остроты. Конечно, все завязалось еще в период Ливонской войны. Но конкретную расстановку сил определила смерть Стефана Батория и победа в 1587 г . в избирательной борьбе, переросшей в прямые военные столкновения, шведского королевича Сигизмунда (его мать была из династии Ягеллонов). Главным его соперником был австрийский эрцгерцог Максимилиан, серьезным претендентом одно время был царь Федор. Затем Москва поддержала австрийского принца. В Австрийской империи Россия пыталась обрести возможного стратегического союзника против Речи Посполитой, включая минимально приемлемое решение балтийского вопроса. Смерть шведского короля Юхана III в 1593 г . грозила польско-шведской унией с явной антирусской направленностью. К этому моменту уже завершились военные действия в победоносной русско-шведской войне 1590—1593 гг. — были возвращены все отторгнутые Швецией в конце Ливонской войны русские крепости и территории. Подписанный в 1595 г . мир вместе с тем имел явно невыгодные и неравноправные моменты в отношении русской торговли и вообще связей через Балтику (вот почему он и не был ратифицирован в Москве). Но именно тогда герцог Карл был провозглашен правителем Швеции.  

    Итак, между Карлом и Сигиэмундом вспыхнула бескомпромиссная борьба, обостренная конфессиональным фактором (Сигизмунд, ярый сторонник контрреформации, был неприемлем для протестантского общества Швеции), столкновением двух государств из-за Прибалтики и соперничеством близких родственников. Борьба быстро переросла в военные действия, сторонники Сигизмунда были вытеснены сначала из Швеции, затем Финляндии, а в 1600 г . вспыхнула война за прибалтийские земли. России предстоял окончательный выбор.

    Здесь и обнаружились просчеты отечественных дипломатов. Они отождествили личную политику принца Максимилиана с правительственной и недооценили нежелание шведского правительства поступаться чем-либо в балтийском вопросе. Россия пошла в 1601 г . на длительное перемирие с Речью Посполитой и попыталась сформировать антишведскую коалицию. Но и здесь не удалось достичь желаемого. Окончились безрезультатно попытки заговоров в пользу России в Нарве. Страна осталась без явных и влиятельных союзников.

    Второе, о чем следует сказать, — позиция вольного казачества на Дону и в Запорожье. И там, и там Лжедмитрий нашел полную поддержку, хотя мотивы были неодинаковы. Донское казачье войско стало враждебным московскому правительству в ответ на антиказачьи репрессии: по всему южному порубежью Борис Годунов ввел жесткий запрет на торговлю с казаками запрещенными товарами и вообще на приезд казаков в пограничные крепости. Преследования были вызваны нападениями казаков на Крым. На Дону Самозванец приобрел самых верных и воинственных сторонников. Запорожье вообще имело за плечами опыт самозванчества: в 70 — 80-е годы XV! в. из его среды не единожды выходили претенденты на трон в Молдавском княжении. Были и актуальные мотивы: поражение казачества в восстании С. Наливайко привело к сокращению реестра и уменьшению его прав в Речи Посполитой вообще. Активное участие в авантюре Лжедмитрия в случае успеха помимо материальных выгод предполагало укрепление положения казачества. Вот почему к моменту пересечения претендентом русской границы украинских (пока еще не запорожских) казаков в его войске было значительно больше, чем наемников. Чуть позднее, уже на русской территории в его лагерь прибывают основные части донских казаков. На исходе 1604 г . к Лжедмитрию пришли главные силы запорожцев со своей артиллерией.

    Поразительная вещь — Самозванец приобрел множество крепостей и стойких сторонников самим фактом своего появления на российской земле. Время и место его похода (в юго-западном пограничье) оказались неожиданностью для правительства: его передовым отрядам и имени царевича сдались Чернигов, Путивль и множество других крепостей. Схема повторялась из раза в раз: появление отряда сторонников царевича (чаще всего станицы донских казаков) под стенами города быстро приводило к восстанию против воевод местных жителей и гарнизона, аресту годуновских военачальников и их отправке к Лжедмитрию. Там, где столкнулись с крупными силами стрельцов, спешно отправленных из Москвы, — успеха не было. Мало что переменила победа Самозванца в первом сражении с основной царской армией. Разве что большинство наемников во главе с Ю. Мнишком отправилось восвояси: на очередном сейме преобладали противники восточной политики короля, а посему опасались сеймовых репрессий в отношении польских участников похода. Но еще удивительнее — решительная победа царских воевод над ратью Лжедмитрия 20 января 1605 г . под Добрыничами не повлекла перехода местного населения на сторону правительства. Наоборот: в Путивле формируется областной представительный орган — совет — от местных сословных групп. От их имени отправляется в Речь Посполитую посольство к Сигизмунду с просьбой о помощи. По решению этого совета «со всех без омены» собирается тяжелый экстраординарный налог на уплату жалованья ратным людям. Кризис, а затем и развал царской армии, осаждавшей несколько месяцев небольшую крепость Кромы (в ней засел незначительный отряд донских казаков), смерть Бориса Годунова, наконец, всеобщее восстание во всем южном пограничье и антиправительственное выступление в столице 1 июня 1605 г . (в его ходе были убиты царь Федор Борисович и его мать) довершили дело: Лжедмитрий выиграл борьбу за престол.

    Было ли все это актом гражданской войны? Несомненно. Налицо раскол общества и территории на два лагеря с двумя центрами — Москвой и Путивлем. Налицо вооруженная борьба за верховную власть, параллельные и соперничающие институты государственного управления. Во время пребывания Самозванца в Путивле в феврале—мае 1605 г . при нем функционировали собственная Боярская дума, свой орган представительства от местных сословий, свои приказы и дьяки. Из Путивля Лжедмитрий рассылал воевод по городам.

    Труднее дать ответ на следующий вопрос — можно ли приведенные факты классифицировать как проявление крестьянской войны? Прежде всего, ратные силы претендента черпались по преимуществу из местных мелких дворян, местных же служилых приборных людей, местных горожан (их было совсем немного) и местного крестьянства — оброчног (черносошного) и дворцового. И, конечно, вольные казаки Дона. Участие крестьянства было широким и активным: это прямо подтверждает погром и массовые казни, учиненные царской ратью в Комарицкой волости. Косвенно об этом свидетельствует хронология событий — главные из них пришлись на месяцы, свободные от основных сельскохозяйственных работ. Именно в крестьянской среде утопия о царевиче-избавителе получила самое широкое хождение. Показательно, что одним из первых указов нового царя было освобождение Северщины от государственных налогов на 10 лет. Бесспорно, что более всего здесь выиграли крестьяне: дворяне (со своей запашки) и приборные служилые прямых налогов в казну не платили. Наконец, по мнению политиков из правительства царя В. Шуйского, победу Самозванца во многом обеспечили «суровые севрюки-мужики». Несомненна также авангардная роль вольных казаков и едва ли не решающее их значение в военном успехе. Итак, по масштабам вовлеченности в ход борьбы, по составу антиправительственного лагеря описанное выше подпадает под ряд признаков крестьянской войны. Другое дело, что осознание собственных интересов (ближайших и отдаленных), осознание своей особности от других сословных групп Северщины было у крестьян слабым в силу относительной неразвитости противоречий в данном регионе. Все специфически крестьянские устремления как бы растворялись в нарочито туманных и неопределенных обещаниях милостей от нового царя. Специально «антифеодальной» направленности никак не разглядеть в калейдоскопе событий. Впрочем, а была ли она свойственна вообще крестьянским выступлениям в том догматическом понимании, которое показательно для ряда работ советского периода? Навряд ли. Итоговый вывод прозвучит так: перед нами акт несомненной гражданской войны, в которой обнаруживаются характеристики, сближающие ее с крестьянской войной. Трудно предположить обратное в стране, где крестьянство составляло более 90% всего населения.

    «Царь Дмитрий Иванович» усидел на троне чуть менее года. Его политика носила явно компромиссный характер. Сознательно он избрал образцом в стиле правления период Избранной рады. Была произведена массовая раздача денежного жалованья служилому дворянству и увеличены поместные оклады. Стимулировались поездки за рубеж купцов. Была начата проверка прав собственности в конфликтах между церковными вотчинами и дворцовыми владениями, а также черносошными землями. Готовился новый законодательный кодекс, причем в нем обобщалось законодательство за вторую половину XVI в. Он намеревался собрать выборных представителей от уездных дворянских корпораций с изложением нужд. Показательно, что при нем не видно сколь-нибудь массовых репрессий. Суд над Василием Шуйским (тот организовал заговор сразу же вслед за прибытием Самозванца в столицу) происходил на соборном заседании, и его вина была доказана публично. Шуйский, приговоренный к смертной казни, был помилован и отправлен в ссылку. Впрочем, и оттуда он был скоро возвращен. Вообще в его короткое царствование вместилось немало новаций. Особенно в том, что касается личного участия монарха в управлении, судопроизводстве, в военных учениях и играх. Самозванец решительно отказался от исполнения обещаний Речи Посполитой. Он не собирался помогать Сигизмунду в войне против Швеции и тем более отдавать западные области страны. Равным образом не было и речи о каких-то больших земельных пожалованиях невесте и ее отцу. Единственное, от чего он не отступился, так это от денежных выплат Мнишку (правда, в заметно уменьшенном объеме). Он потерял интерес к долгим беседам с сопровождавшими его иезуитами, но часто общался со своими секретарями из поляков и украинской шляхты, многие из которых были протестантами. Несомненно его стремление к большей открытости страны, к расширению политических, торговых и культурных связей.

    В этом движении внутренней политики, вполне хаотичном, явно заметна тенденция к консолидации общества. Не исключено, что, удержись Самозванец у власти, быть может, реализовался бы вариант постепенного преодоления раскола общества путем компромиссов. Впрочем юный и не слишком опытный царь допустил несколько ошибок. Прежде всего у него так и не состоялась опора в верхушке политической элиты. Совсем немногие в Думе были его явными сторонниками, равно как и в верхних стратах государева двора. Далее. Служилое дворянство по хозяйственным и социальным мотивам жаждало мира — после трех голодных лет и почти целого года мобилизации на южную границу и военных действий в 1604—1605 гг. Лжедмитрий объявил о походе на Крым: еще в зимние месяцы в южные крепости свозились пушки, пищали, боеприпасы, продовольствие. Весной состоялся призыв на службу. Ошибкой были свадебные торжества в мае 1606 г .: на них съехалось свыше 2000 человек из Речи Посполитой в надежде на материальное вознаграждение. Такого ранее не бывало. Развязное поведение шляхтичей, их служителей вызвало с первых дней столкновения с москвичами. Надлежащего судебного разбирательства не было. Спровоцированное этим восстание москвичей против подданных Речи Посполитой прикрыло боярский заговор на жизнь царя. Удалось и то, и другое. Несколько дней труп Самозванца с маскарадной маской на лице лежал на Красной площади. Сначала его закопали за городской чертой, но возникшие толки о спасении царя, о явлениях вблизи его могилы изменили «меру пресечения». Тело выкопали, сожгли, пеплом зарядили пушку и выстрелили на запад. Не только потому, что он явился с запада, но главным образом вследствие традиционных воззрений православных: на западе находился ад, туда его душе и следовало направиться.

    Второй акт Смуты открылся избранием на царство Василия Шуйского, главы заговора. Представитель рода нижегородско-суздальских Рюриковичей, он входил в круг наиболее могущественной аристократии страны. Его политическая биография была полна взлетов и падений. Его моральный облик вполне виден из сопоставления трех фактов. В 1591 г . он возглавил от Боярской думы специальную комиссию, признавшую ненасильственный, случайный характер смерти царевича Дмитрия. В 1605 г . он свидетельствовал москвичам о его спасении в 1591 г . В 1606 г . именно по его инициативе царевич Дмитрий был канонизирован в качестве святого страстотерпца как невинно убиенный от царя Бориса. На юге избрание Шуйского было воспринято как узурпация власти одним из ненавистных бояр. Говорили о незаконной процедуре. Это не совсем верно. Известно, что в дни коронации Шуйского имел место Земский собор, на который выбирало своих представителей уездное дворянство (в частности, из Смоленска). В середине лета юг вновь заполыхал: комбинация антиправительственных сил повторилась теперь в увеличенном масштабе.

    В литературе 1606—1607 гг. характеризуют чаще всего как восстание под руководством И. Болотникова. Их полагают обычно или самой крестьянской войной, или ее апогеем. Нет нужды в пересказе хода событий, важна их логика. Обычно все восстание делят на три этапа. Первый — лето— начало декабря 1606 г .; второй — декабрь 1606 г . — май 1607 г .; третий — май — октябрь 1607 г . На первом формируются две большие повстанческие армии (каждая из них в лучшие дни насчитывала десятки тысяч повстанцев) в районе Кром и Ельца. Противостояние правительственных войск и повстанцев заканчивается примерно в середине августа отступлением первых. Повстанцы во главе с веневским сотником И. Пашковым из Ельца направляются в Рязанский край. Возникает соединенная рать, во главе которой становятся — после Пашкова — П. Ляпунов и Г. Сумбулов, с отрядами рязанских дворян. Параллельно восстание охватывает нижегородско-арзамасский регион, активное участие в нем принимают местные дворяне, служилые приборные люди, дворцовые крестьяне. В осаде оказываются Нижний Новгород и Муром. Рать Пашкова и Ляпунова в первой декаде октября возобновляет поход к столице. В конце второй декады пала Коломна, 25 октября разбиты отборные царские отряды под с. Троицким, в конце месяца повстанцы уже под Москвой.

    Несколькими днями позднее к Москве подошла армия во главе с И. Болотниковым, проследовавшая через Калугу — Малый Ярославец — Пахру. Посланные из нее отряды подняли восстание в уездах к западу, северо-западу и северу от столицы. Началась полуторамесячная осада столицы.

    Само восстание началось под лозунгом восстановления на троне чудесно спасшегося от боярского заговора царя Дмитрия. Фундаментальная слабость была, однако, в том, что носителя имени не было. Существовала некая личность у супруги арестованного Ю. Мнишка, выдававшая себя за царя Дмитрия Ивановича. По некоторым предположениям то был Михаил Молчанов, довольно близко стоявший к Самозванцу. Именно он вручил распоряжение о воеводской власти И. Болотникову, который возвращался из турецкого плена кружным путем. Реальным политическим центром был Путивль, где распоряжался князь Г. Шаховской, один из вдохновителей восстания и «всей крови заводчик». Но воеводы повстанческих армий не слишком были склонны считаться с центром, где отсутствовал истинный монарх. Не очень они считались и друг с другом. Поэтому не приходится говорить о реальной координации действий. К тому же репрессивные моменты ярко проявились там, где действовал Болотников, и почти незаметны в полосе движения Пашкова. Конечно, казнили не за принадлежность к дворянству, а за измену царю Дмитрию. Пашков же плененных воевод и знатных лиц отсылал в Путивль. Как бы то ни было, внутри командования объединенных сил повстанцев под стенами столицы нарастали противоречия. Они завершились переходом на сторону Шуйского в середине ноября рязанских дворян во главе с П. Ляпуновым, а в дни решающих боев в начале декабря 1606 г . — И. Пашкова со своими отрядами. Повстанцы были разбиты в тяжелых трехдневных боях и отступили к Калуге и Туле.

    Второй этап характеризуется динамическим равновесием. Из Путивля в Тулу прибывает новая рать во главе с новым самозванцем, «царевичем Петром Федоровичем» (Илейкой Муромцем), вобравшая в себя терских и донских казаков, казачьи станицы с Украины и Запорожья. В это время на русской территории оказывается целый ряд отрядов воинских людей из пограничных воеводств Речи Посполитой, призванных на помощь царевичем Петром. Основные силы болотниковцев были осаждены в Калуге. Несколько крупных сражений в конце зимы—весной 1607 г . имели переменный успех. Однако в начале мая повстанцы наносят царским войскам решительное поражение невдалеке от Калуги, правительственная рать отступает от ее стен. Все крупные отряды повстанцев соединяются в одну рать в Туле.

    Полная мобилизация всех военных ресурсов правительством Шуйского (Сигизмунд в то время был занят военными действиями в Польше против восставшей шляхты ряда воеводств) позволила ему перейти в стратегическое наступление. Прежде, в кровопролитном бою была парирована попытка конной рати повстанцев с артиллерией прорваться к Москве. Любопытно, что ею командовали И. Болотников (в качестве главного воеводы) и князь А. Телятевский, бывший его хозяин (Болотников до пленения крымскими татарами был боевым холопом-послужильцем у князя). С большим трудом царским воеводам удалось разбить конные отряды болотниковцев. Со второй декады июня 1607 г . начинается почти четырехмесячная осада Тулы огромной царской армией. Только начавшийся голод и затопление крепости (в результате устройства запруды на р. Упе) вынудили повстанцев сдать ее в начале октября. Условия сдачи были почетны. Аресту подверглись только предводители восстания, основная же масса осажденных была отпущена.

    Так закончилось восстание Болотникова, завершилась, по словам одного современника, «сия же горькая скорбь, не бысть такова николи же...». Трудная победа над болотниковцами сулила, казалось, желанное успокоение общества Шуйский не рискнул продолжить кампанию. Полного замиренья не наблюдалось. В Поволжье ряд районов отказывал в повиновении. Да что там отдельные уезды — вся Северщина по-прежнему не признавала власти царя. И все же радость правителя была велика. Она пролилась на командный и рядовой состав царской армии выплатами денежного жалованья, ростом поместных окладов, пожалованиями части поместий в вотчину, повышением рангов дворовым и пожалованиями в дворовые чины городовых дворян. По их челобитьям возвращались из опал те, кто участвовал на стороне повстанцев на ранних этапах борьбы. Василий Иванович Шуйский не забыл и себя. В январе 1608 г . он переезжает в новый дворец в Кремле. В том же месяце 56-летний царь сочетался браком с юной княжной из рода князей Буйносовых-Ростовских. Через две недели был повешен на Серпуховской дороге, за стенами города «царевич Петр». Незаконный сын муромского посадского человека, наймит на Волге, холоп, а перед превращением в сына царя Федора служитель терского казака, он отличился особой свирепостью в расправах с плененными сторонниками Шуйского. Болотникова сослали в Каргополь. Примерно через полгода он был ослеплен, а вскоре его утопили. Суровый и жестокий к врагам, он обладал несомненными военными талантами и был непреклонен в исполнении задуманного.

    Несомненно взрывное расширение территории, где шло вооруженное противостояние двух лагерей. Более половины территории европейской части России было охвачено гражданской войной. Очень важно, что она распространилась на стратегически значимые области — Центр, Среднее Поволжье, западный регион.

    Усложнилась социальная структура повстанческого лагеря. В активную борьбу против Шуйского вступили многие народности Поволжья. Гораздо заметнее, чем ранее, удельный вес служилого дворянства. В военных действиях против правительственных войск участвуют такие мощные и влиятельные корпорации, как рязанская, арзамасская и т.п. Как и прежде, в среде повстанцев много приборных служилых людей, боевых холопов. Заметно шире и разнообразнее представлено в повстанческих силах крестьянство. В борьбу втягивается владельческое крестьянство центральных уездов. И еще одна очень важная на перспективу особенность — специфическая роль вольного казачества. Отдельные его станицы перестают рассматривать свое участие в вооруженной борьбе на основной территории страны как временное. Естественным ходом дел они превращаются в один из главных элементов расстановки сил в обществе. Наконец, привлечение отрядов из Речи Посполитой (казаков, шляхты, наемников) было заурядным фактом.

    Многие признаки указывают на резкое ужесточение борьбы. Возьмем, к примеру, военный аспект. Около полутора десятков крупных боев и сражений (в отдельных случаях многодневных), многомесячные осады Москвы, Калуги, Козельска, Нижнего Новгорода, Тулы, многоверстные марши и походы зимой, в весеннюю распутицу, в жаркие дни лета. Мобилизация всего военного и экономического потенциала. Воюющие армии насчитывали десятки тысяч ратников, под Тулу было собрано явно более 100 тыс. воинов. В социальном плане — налицо самые масштабные и самые изощренные казни за все годы Смуты. Прежде всего это характеризует действия повстанцев. Как правило, наказания носили публичный и устрашающий характер. Конечно, в вину воеводам и дворянам вменялась измена «истинному царю Дмитрию Ивановичу», что было вполне логичным в условиях гражданской войны. Но здесь несомненно присутствуют компоненты социальной ненависти низов к верхам. Не зря подметные листы болотниковцев были обращены по преимуществу к холопам, городской черни с призывами разделить господские богатства, барских жен и дочерей, их дома. Иначе говоря, признаки «классической» крестьянской войны (в марксистском понимании) выражены здесь куда определеннее, чем в 1604—1605 гг. Другой вопрос — насколько это понятие помогает лучше проявить специфические аспекты происходившего по сравнению с понятием гражданской войны.

    Появление и гибель первого Самозванца сопровождались всплеском международного интереса к тому, что разворачивалось на просторах России. Восстание Болотникова такой популярностью не пользовалось. Но именно оно продемонстрировало всю глубину кризиса общества и государства заинтересованным соседям. Правда, Сигизмунду III прежде надо было справиться с собственными неурядицами. Его немного опередили те, кто уже не раз пересекал русскую границу в надежде на поживу. Так родилась авантюра второго Самозванца. На исходе лета 1607 г ., еще до падения Тулы, в пограничном Стародубе объявилась персона, которую словно бы вынудили признаться, что он-то и есть спасшийся царь Дмитрий Иванович. Его подлинность тут же удостоверили московские приказные лица. Так, при еще незавершенном втором действии, завязалась интрига следующего акта Смуты.



    § 3. Политические центры эпохи Смуты и «конечное разорение Московского царства»

    Множественность центров власти в стране была свойственна Смуте на всем ее протяжении. Вот зима—весна 1605 г .: Москва и Путивль — две резиденции; одна — царствующего монарха, другая — претендента. Восстание Болотникова: с местопребыванием царя Василия Шуйского все ясно — Москва. Сложнее дело в повстанческом лагере: реального носителя имени царя Дмитрия долго нет, Путивль сохраняет значение оппозиционного центра, но только регионального. Именем царя распоряжается И. Болотников, а значит, ставка перемещается вместе с ним: Калуга — с. Коломенское (под Москвой) — Калуга — Тула. Но не было, однако, и намека на действительно столичные функции. И что важно — и правительственный, и повстанческий лагеря наглядно демонстрируют рыхлость управленческих рычагов, слабость центральной власти.

    Ситуация существенно меняется с появлением второго Самозванца. Скорее всего он был русским по происхождению, рано попавшим в восточные воеводства Литовского княжества (ныне земли Восточной Белоруссии), став бродячим школьным учителем. Первыми приложили руку к сотворению нового царя Дмитрия местные шляхтичи. Кое-кто из них сопровождал Лжедмитрия I на заключительном этапе его похода на Москву. После появления и объявления Самозванца в Стародубе (уже в России) дело продолжил И.М. Заруцкий, казачий атаман родом из Тернополя. Он побывал в крымском и турецком плену и давно был вовлечен в российские дела. В Стародубе он оказался не случайно: предводители повстанцев направили его из Тулы к границе для сбора сведений о местонахождении и планах «царя Дмитрия».

    Шуйский после сдачи ему Тулы, во-первых, распустил почти всех взятых в плен рядовых повстанцев, а во-вторых, прекратил крупные операции, отложив восстановление власти над Северской землей на весну—лето следующего года. Летом же 1607 г . Сигизмунд III наносит силам рокошан решительное поражение, так что осенью немалое их число оказалось на восточном порубежье Речи Посполитой — с оружием, но без занятий. Вот почему Лжедмитрий II, направившийся в сентябре к Туле, а в октябре стремительно бежавший поближе к границе, сильно нарастил свой потенциал за время зимовки под Орлом. К весне его рать насчитывала от 20 до 30 тыс. человек, и состояла она по преимуществу из бывших болотниковцев (во главе с Заруцким) и польских наемников — во главе с гетманом Ружинским, Лисовским и другими предводителями крупных, средних и мелких отрядов. В двухдневном бою под Волховом (30 апреля — 1 мая 1608 г .) Лжедмитрий разбил правительственную армию под командованием царского брата князя Д.И. Шуйского. Через месяц с небольшим он уже под Москвой. Вскоре в стране возникла вторая столица в считанных верстах от стен Москвы — резиденция «царя Дмитрия Ивановича» расположилась в с. Тушине. Отсюда и обыденное определение Самозванца — «Тушинский вор». Так впервые в Смуту возникло два параллельно существующих государственно-политических центра.

    В Тушине довольно быстро сложилось все, что было пристойно для столичной резиденции. При царе функционировали Боярская дума, государев двор (с почти полным набором чиновных групп дворовых), приказы, Большой дворец, казна и иные учреждения. Конечно, на высоких постах оказывались незнатные, а порой и вовсе «беспородные» люди. Тот же Заруцкий получил чин боярина, главы Казачьего приказа и стал командующим всех отрядов и станиц казаков. Но в Думе у Самозванца заседали Рюриковичи (князья Засекины, Сицкие, Мосальские, Долгоруковы и т.п.), Гедиминовичи (князья Трубецкие), аристократы с Северного Кавказа (князья Черкасские), представители старомосковских боярских фамилий (Салтыковы, Плещеевы). Ему служил касимовский хан. С осени 1608 г . Тушино получило своего «названного» патриарха: был привезен из Ростова местный митрополит Филарет (в миру Федор Романов, получивший эту кафедру в последние недели царствования первого Самозванца). Его положение было весьма двусмысленным, он наверняка был прикосновен ко многим эпизодам политической жизни, но внешне отстранялся от суеты мира и по позднейшей характеристике не «преклонился ни на десно, ни на лево». При всем том важнейшие военные и материальные решения принимались верхушкой польско-литовских наемников. Первоначально главенствовал гетман Ружинский, с появлением Я.П. Сапеги (близкого родственника литовского канцлера Льва Сапеги), приведшего корпус из семи с лишним тысяч воинов, возникло своеобразное двоевластие. Впрочем, Сапега предпочитал бранные труды и раздолье российских просторов тесноте Тушина. Он возглавил все действия в центре страны, осадив с конца сентября 1608 г . Троице-Сергиев монастырь.

    С мая по ноябрь 1608 г . успехи тушинцев стремительно нарастали. На исходе лета произошло еще одно важное событие, которое придало Самозванцу дополнительную легитимность: «царь Дмитрий Иванович» вновь обрел «свою» венчанную и коронованную в мае 1606 г . жену. По соглашению лета 1608 г . польская сторона обязывалась вывести всех наемников — подданных Речи Посполитой с территории

    России в обмен на отпуск русским правительством всех задержанных и сосланных поляков. Включая семейство Мнишков. Воевода вступил в сношения с Тушином, еще находясь в ссылке в Ярославле. Было условлено, где и как тушинцы смогут перехватить отправленных из Москвы к западной границе пленников. Все так и произошло. На людях была радостная встреча насильственно разлученных супругов, в тайне же состоялось венчание Марины с новым носителем имени «царя Дмитрия» (по католическому обряду). С этого момента царица Марина Юрьевна навсегда связала свою судьбу не только со вторым Самозванцем, но и с исходом войны.

    Как бы то ни было, положение Василия Шуйского оставалось печальным. Москва, собственно, находилась в блокаде — лишь отчасти открытыми оставались дороги через Коломну на Рязань и Владимирская. Растущая хлебная дороговизна (особенно весной 1609 г .) была, пожалуй, более грозным оружием, чем сабли и пушки Тушина. Все междуречье Оки и Волги (за небольшими исключениями) признавало власть тушинского царя. В Среднем и Нижнем Поволжье от имени царя Дмитрия распоряжались в Астрахани, Свияжске. Арзамасе и т.п. Почти все южное порубежье традиционно подчинялось царю Дмитрию, а в Рязанском крае верный Шуйскому П. Ляпунов контролировал лишь крупные крепости. На северо-западе за Шуйским оставалась Новгородская земля, Псков же довольно быстро присягнул Лжедмитрию. Большинство небольших крепостей и сельские территории на западном пограничье также подчинялись Тушину, но Смоленск и его округа сохранили верность царю Василию. Наконец, тушинские отряды проникли в Заволжье и далее на север. Поздней осенью 1608 г . самозванцу присягнула Вологда, а в ней были собраны налоги почти со всего севера, товары заморской торговли через Архангельск и меховая казна из Сибири. Доставка всего этого в Тушино означала бы почти автоматически финансовый крах правительства Шуйского.

    Исход войны и в начале XVII в. решали не столько победы на поле брани, сколько финансы и материальное обеспечение. Тушинские власти не располагали эффективными органами управления на местах, тяглецы же здраво, но лукаво ожидали немедленной реализации обещаний Лжедмитрия — милости, облегчения тягостен и т.п. Так что сбором денег на жалованье наемникам из Речи Посполнтой и столовых запасов им. кормов лошадям пришлось заняться самим тушинским отрядам. Это помимо «естественной» добычи в результате военных действий. Понятно, что в удаленные районы (на Северщину, в Арзамасский край и т.п.) тушинцы непосредственно не добирались. А оттуда поступало столько, сколько считали правильным местные политические лидеры. Возмещать приходилось за счет уездов центра. Партии польской шляхты и их служителей (лахолков) делали это столь профессионально, что от «нормальных» грабежей такие поборы отличало лишь наличие легальных полномочий. Стоит ли удивляться, что немногих месяцев тушинского управления вполне хватило для начала спонтанной борьбы против тушинцев. Эта борьба почти сразу приобрела в немалой мере качество национально-освободительной: в Заволжье и центральных уездах действовали по преимуществу польско-литовские отряды. Если летом—осенью 1608 г . территория, подконтрольная Шуйскому, сжималась наподобие шагреневой кожи, то в конце 1608 — начале 1609 г . процесс пошел в обратном направлении. Спасли ценности, казну, товары и в Вологде — тушинских приказных быстро выставили из города. К весне 1609 г . движение ополчений северных и заволжских городов неуклонно сокращало пространство власти Тушина.

    Впрочем, возможности таких городовых ополчений были ограничены. На севере и северо-востоке практически не существовало дворянских уездных корпораций. Не было там больших гарнизонов из приборных служилых людей. Дворянские корпорации многих центральных уездов утратили боеспособность. Необходимо было прибегнуть к внешней помощи. Коль скоро Речь Посполитая отказалась от подписанного ее послами соглашения, оставалась Швеция. Февральский договор 1609 г ., заключенный от имени царя его родственником М.В. Скопиным-Шуйским, предусматривал предоставление Швецией России значительного войска наемников в обмен на крепость Корелу с уездом. Весной войска начали прибывать в Новгородскую землю, в мае начался поход армии Скопина и почти синхронно — рати Ф.И. Шереметева из Среднего Поволжья.

    Умелые действия Скопина принесли летом значительные успехи. Были очищены все уезды и города по Волге и начато продвижение к Москве по Ярославской дороге. В конце 1609 г . рати Скопина и Шереметева (освободил Владимиро-Суздальскую землю) соединились в Александровской слободе, в конце января 1610 г . была полностью снята осада с Троице-Сергиева монастыря, а немногим позднее взят Дмитров. В апреле Москва встречала колокольным звоном своих освободителей.

    Впрочем, к этому моменту уже не Лжедмитрий II представлял главную опасность. Двухполюсная структура гражданской войны превращается в трехполюсную. Главный фактор таких изменений — открытое вмешательство Речи Посполитой, а позднее и Швеции во внутренние усобицы России.

    Вторжение большой армии во главе с Сигизмундом произошло в сентябре 1609 г . Мотивы короля нетрудно угадать: здесь сплетались личные, политические, конфессиональные и территориальные интересы. Собственно сам факт похода в Россию и осады крепости Смоленск означал полномасштабные военные действия, но не содержал ответа об их целях. Обработка шляхетского общественного мнения началась давно. Выразительный штрих — в том же 1609 г . в Вильно увидела свет брошюра, в которой Россия приравнивалась к Америке: ее необходимо завоевать так же, как испанцы завоевали ацтеков. Это будет нетрудно сделать, ибо русские якобы ничем не лучше в военном плане туземцев Америки. Их плодородные земли следует раздать шляхтичам. Участие многочисленных отрядов в российских событиях укрепило мнение о фундаментальных слабостях соседа-соперника. Поэтому, несмотря на незавершившуюся войну со Швецией в Прибалтике, сейм вотировал налоги на поход в Россию. Король приложил много усилий с целью перетянуть основные силы наемников из Тушина в свой лагерь. Так что уже осенью 1609 г . вполне обозначился кризис Тушинского лагеря. В конце декабря 1609 г . Лжедмитрий бежит в Калугу, куда устремляются казачьи станицы, отряды приборных служилых, дворянские сотни южных корпораций. Позднее, в феврале туда же бежит Марина. В январе—феврале имели место стычки и бои между поляками и русскими тушинцами. Русские тушинцы-аристократы из двух маршрутов — в Москву или в Калугу — предпочли третий: в королевский лагерь под Смоленск.

    Там в феврале 1610 г . был заключен договор о предварительном избрании на русский трон сына Сигизмунда, Владислава, причем основное содержание статей соглашения сводилось к четкой регламентации деятельности нового царя в условиях полного сохранения московского социального и государственно-политического устройства, православной веры и т.п.

    Итак, весной 1610 г . в стране было уже три центра, имевшие хотя бы формальные права на власть — Москва, Калуга, королевский лагерь под Смоленском. Весной—летом ведутся вялые военные действия между Лжедмитрием II и польскими отрядами. Но главный узел должен был разрубиться в столкновении армии Шуйского с королевской ратью. Смерть Скопина в апреле 1610 г . (по очень вероятной версии он был отравлен на крестинах) привела к смене командования. Русские войска с отрядами наемников из Швеции выступили к Смоленску, имея во главе царского брата, бездарного Дмитрия. В очередной раз проявилась его нераспорядительность. Правда, в этот раз ему противостоял один из лучших польских военачальников, коронный гетман С. Жолкевский. Он нанес внезапный удар по не развернувшейся полностью в боевые порядки русской армии и сумел предварительно склонить к измене основные силы наемников. Поражение при с. Клушине было катастрофическим: правительство Шуйского за несколько часов лишилось почти всей армии и значительных средств. К Москве устремились силы Лжедмитрия II из Калуги и корпус Жолкевского. 17 июля 1610 г . царь Василий Шуйский в результате заговора был сведен с престола и насильственно пострижен в монахи. Высшую власть взяла на себя Боярская дума, за которой не было сколько-нибудь реальных сил. Падение режима Шуйского, казалось бы, упрощало ситуацию.

    Собственно, на выбор Думе, наличному составу государева двора, добравшимся до Москвы после Клушина дворянам и стрельцам, горожанам предстали два варианта. Самозванца не хотело подавляющее большинство, поэтому переговоры с его сторонниками клонились к размену правителей: москвичи сводят с трона Шуйского, бывшие тушинцы — своего царика. Оказался, однако, обман: на новом туре переговоров москвичам предложили в цари Тушинского вора как лучший вариант. Параллельно шли переговоры с Жолкевским. Заключенный с ним в августе договор признавал факт избрания русским царем Владислава, причем крестоцелование на его имя началось едва ли не на следующий день после подписания. Ограничительные нормы были, пожалуй, еще более четко разработаны и дотошной регламентацией максимально гарантировали сохранность московских порядков во всех сферах жизни, включая церковь и веру. Некоторые несогласия не были преодолены (важнейшее — об обязательном переходе Владислава в православие). Их разрешение отложили до прямых переговоров с королем.

    Существенно, что статьи августовского договора обсуждались на заседаниях импровизированного Земского собора. Именно соборной делегации (представителей от сословий насчитывалось несколько десятков, а с сопровождающими лицами — несколько сот человек) во главе с Филаретом и боярином В.В. Голицыным поручили провести переговоры с Сигизмундом, поддерживая постоянную связь с Думой, патриархом Гермогеном, членами Собора. На этом фоне глобальных решений внешне не слишком заметно происходили как будто обыденные, вызванные простой целесообразностью события: польские войска сначала были впущены в город, а в сентябре — в Кремль. Фактически это означало установление контроля польского коменданта над деятельностью всех институтов власти. Нетрудно понять, были ли у Сигизмунда в такой ситуации желания к переговорам. Конечно, нет. Наоборот, он полагал неверной тактику и уступки Жолкевского. Прежде всего он видел себя на московском троне и в соответствии с давними планами во главе государств, объединенных унией (России отводилась второстепенная, подчиненная роль). И, естественно, он желал восстановить справедливость и вернуть Литовскому княжеству его исконные земли — Смоленск ранее всего. Вот почему, несмотря на настояния русских послов, осада Смоленска продолжалась. Русские же политики и простецы никак не могли взять в толк: почему король воюет землю, монархом которой должен стать его сын.

    В итоге уже к началу следующего года главные послы вместо стола переговоров оказались под арестом, а затем и в заключении. В столице же власть полностью перешла к польскому коменданту Гонсевскому и тем русским, которых направил в Москву Сигизмунд. В декабре 1610 г . погибает Лжедмитрий II. Патриарх Гермоген, вступивший в конфликт с польскими властями в Москве, в декабре 1610 — январе 1611 г . рассылает грамоты по многим городам с призывом к освобождению столицы и отказу от присяги Владиславу. Власти берут под стражу его резиденцию, а в середине марта вообще отправляют Гермогена в заключение в Чудов монастырь. Арена кажется полностью расчищенной для Сигизмунда. Правда, почему-то никак не сдается Смоленск, не желая признать нового царя. В Калуге царица Марина рожает сына Ивана («царевича Ивана Дмитриевича»), которого отдает под покровительство и защиту горожан Калуги. К тому же и военные отряды — вполне солидные — из Калуги никуда не делись. Королем был резко недоволен в Рязани П. Ляпунов, а в других городах множество воевод, приказных, местные сословия. Но нет у них объединяющего начала, а противоречия между вчерашними врагами — социальные, политические — не исчезли.

    Все логично в подобных выкладках, за единственным исключением: общее желание к изгнанию захватчиков оказалось сильнее, пусть временно, прежних раздоров. Сформированные почти в двадцати городах отряды с конца зимы подтягиваются к столице. Там, несколько опережая события, 19 марта вспыхивает восстание москвичей против поляков. Тяжелые бои шли два дня, и только после поджога домов и строений в Китай-городе (пожар выжег почти всю застройку Китай-города) гарнизону удалось подавить выступление горожан. Именно это событие (столица являла собой очень печальное зрелище) было обозначено как «конечное разорение Московского царства».

    Тем не менее в ближайшие дни после восстания к Москве подступили все отряды. Встала задача организационного оформления первого земского ополчения. Высшая власть — законодательная, судебная, отчасти исполнительная — принадлежала Совету ополчения, своеобразному Земскому собору. Руководство текущим управлением лежало на трех лицах: боярах и воеводах Д.Т. Трубецком и И.М. Заруцком, думном дворянине П.П. Ляпунове, а также вновь создаваемых ведущих приказах. В приговоре ополчения от 30 нюня подробно расписывался порядок земельного устройства дворян, их денежного жалованья и гораздо меньше говорилось о казачестве. Теперь же речь шла об очень важном элементе общественной структуры: в балансе военных сил, спектре политических притязаний и социальных предпочтений вольному казачеству принадлежали важные позиции. Именно в рамках первого ополчения оно приобретает новые черты: отдельные станицы и отряды образуют некое военно-организационное единство. Конфликт Ляпунова с казаками наглядно проявил глубину социальной розни казачества и дворянства, высветив особенности устройства казаков. Ляпунов трижды вызывается на «великий круг» и появляется лишь на третий раз. Показательна публичная процедура обвинения и хотя бы формально соблюденная возможность Ляпунову ответить на обвинения. Наконец, казнь осуществлена коллективно. Все эти признаки (вне зависимости от того, сколь справедливым было обвинение) указывают на войсковую организацию вольных казаков.

    Убийство Ляпунова привело к массовому отъезду из-под Москвы дворян и даже приборных служилых. Этому способствовало и отсутствие единого плана восстановления государства. Приговор об обращении за военной помощью в Швецию в обмен на возможное призвание одного из двух сыновей короля Карла IX был, скорее, тактическим ходом. Если продолжить цепь неудач, то итоги к исходу лета 1611 г . будут совсем незавидны: после очередного штурма польских войск в июне пал Смоленск; опираясь на приговор Совета ополчения и позицию местной верхушки, шведские войска вошли в Новгород, а затем оккупировали новгородские земли, зафиксировав в договоре право шведского королевича на русский трон или на Новгородскую область. Наконец, кризис в казачьих таборах под Москвой достиг угрожающего уровня.

    Теперь вспомним. В Московском Кремле в осаде сидят польская администрация, войска и Боярская дума, представляя власть Владислава. Второй и главный центр этой власти перемещался вместе с королем, который прихватил с собой в качестве трофея-символа своих побед братьев Шуйских. Под Москвой сохранялось правительство первого ополчения, авторитет которого реально мало кто признавал на местах. В Новгороде Великом правила шведская администрация. Это не считая множества региональных центров (вроде Пскова, Путивля, Казани, Арзамаса и т.д.), которые практически не подчинялись никому. Именно в тот год собравшиеся в волостном кабаке мужики избирали своего «мужицкого царя». Ничего удивительного: двумя годами ранее на просторах страны казачьи отряды водили более десятка «царевичей», носивших столь «привычные» для царской фамилии имена — Лавер, Осиновик, Брошка. Процесс территориального распада и политического разложения, казалось, достиг той черты, после которой уже нет возврата к единству общества и государства.



    § 4. Восстановление единой государственности в России и последние раскаты Смуты

    Осенью 1611 г . в Нижнем Новгороде началось движение, которое постепенно консолидировало большинство сословий России в намерении реставрировать в стране самостоятельную национальную монархию. Под воздействием грамот Гер-могена и старцев Троице-Сергиева монастыря сформировалась политическая платформа: не брать царем Ивана Дмитриевича (сына Марины), не приглашать на русский престол любого зарубежного претендента, первая цель — освобождение столицы с последующим созывом Земского собора для избрания нового царя. Не менее существенно, что во главе ополчения встали стольник князь Д.М. Пожарский и нижегородский староста К. Минин. Помимо корпораций Среднего Поволжья, местных приборных служилых ядро второго ополчения составили дворяне Смоленской земли, оставшиеся без имений и средств существования. Тяжелый экстраординарный побор, собранный с горожан и сельчан по инициативе Минина, обеспечил финансы на первом этапе. Самому походу предшествовала интенсивная переписка с региональными советами множества городов России.

    Многое в организации и намерениях второго земского ополчения противоречило порядкам и целям первого. Вот почему был выбран кружной маршрут движения: вверх по Волге до Ярославля. Все города и уезды по дороге присоединялись к ополченцам. Упредив действия казаков первого ополчения, отряды второго появились в Ярославле ранней весной уже как общероссийская сила. Несколько месяцев пребывания в этом городе окончательно оформили устройство второго ополчения. Так возник еще один политический центр в стране. Здесь не было ничего принципиально нового. Высшая власть принадлежала Совету ополчения. Но мы точно знаем, что реальные выборы в него происходили. Что депутаты съезжались в Ярославль. Известно, какие сословия были представлены: белое духовенство, служилые дворяне, приборные люди, горожане и, важная новость, — черносошные и дворцовые крестьяне. Понятно почему: в общем деле надо было объединить главных тяглецов и воинов. Добавим, что посошные от крестьян и горожан играли во время Смуты все более заметную роль.

    В Ярославле были восстановлены основные приказы: сюда из-под Москвы, из провинции стекались опытные приказные, умевшие поставить дело управления на добротную основу. Руководители ополчения всерьез занялись дипломатией. Несколько месяцев совместной работы доказали взаимодополнение руководителей ополчения: опытный и удачливый воевода, человек твердых убеждений, Пожарский возложил текущее управление на Минина, обеспечившего главный нерв — финансы и снабжение.

    Угроза прорыва армии во главе с литовским гетманом К. Ходкевичем к польскому гарнизону в Москве вынудила предводителей ополчения ускорить поход к столице. В свою очередь это вызвало кризис внутри первого ополчения. Заруцкий во главе нескольких тысяч казаков, захватив по дороге из Коломны Марину с сыном, направился в Рязанский край. Оставшиеся станицы и дворянские отряды под предводительством Трубецкого сначала соблюдали нейтралитет. Лишь в критические моменты сражения с отрядом Ходкевича в конце августа они приняли участие в действиях против его сил. Акция последнего в главном не удалась. Гарнизон в Кремле остался без продовольствия, припасов и резервов. Его судьба была предрешена: 27 октября два полка польского гарнизона сдались, Москва была освобождена. Попытка Сигизмунда небольшими силами переломить ход событий оказалась запоздавшей: короля остановили под Волоколамском. Узнав о сдаче гарнизона, он повернул в Польшу.

    Еще в сентябре началось постепенное слияние обоих ополчений. Вслед за взятием Москвы в ней сформировались объединенный Совет (с его санкции выдавались значимые жалованные грамоты) и приказы. Требовалась перестройка военной организации и прежде всего перерегистрация казачьих отрядов. Это вызвало недовольство с их стороны. В декабре основная часть дворян разъехалась по имениям, так что в столице численно преобладали казаки. Первые грамоты с призывом избирать депутатов на Земский собор были направлены по городам вскоре после очищения столицы. Сроки работы Собора переносились не один раз. Но в первой декаде января 1613 г ., до подъезда депутатов из ряда городов, заседания Собора открылись в Успенском соборе Кремля. Предварительно были определены нормы представительства от городов и групп населения. По сравнению с Советом второго ополчения особой новизны не было. Полагалось 10 человек от города при сохранении того перечня сословий, по которому призывали в Совет ополчения, включая черносошных крестьян. Традиционные и ведущие курии Собора — Освященный собор, Дума, дворовые московские чины (включая приказных), сохранили свою роль.

    Понадобилось (и не раз) специальное решение о том, что кандидатуры иностранного происхождения не будут рассматриваться, равно как и кандидатура сына Марины. Всего на январских обсуждениях фигурировало около десятка имен, представлявших цвет российской титулованной аристократии. Наиболее серьезными казались шансы князя Д.Т. Трубецкого. По утверждениям современников, он потратил огромные суммы на прямой и косвенный подкуп казачьих станиц. Тем не менее его претензии были блокированы, а расчеты на активные неформальные действия казаков оказались ложными. Когда отбор кандидата зашел в тупик, вновь возникло имя шведского королевича Карла-Филиппа (его старший брат Густав-Адольф уже правил Швецией после смерти отца). Как будто такой маневр предпринял Пожарский. Его имя также фигурировало среди претендентов, но не пользовалось большой популярностью. Не сложно понять, почему. В качестве компромисса возникли фигура 16-летнего Михаила Романова, сына митрополита Филарета (он находился в Польше в заключении). Под сильным давлением казаков кандидатура Михаила была специально обсуждена на ряде соборных совещаний и получила предварительное одобрение 7 февраля. В его пользу было родство с последней династией (царь Федор Иванович по матери, Анастасии Романовне, приходился двоюродным братом Филарету), юный возраст (что предполагало его безгрешность перед Богом и незамазанность в событиях Смуты), слабость родственного клана (после опалы 1600 г . он так и не поднялся высоко в годы Смуты), широкие связи его отца (в среде московского боярства, высшего духовенства, разных кругов тушинцев). В плюс пошло и заключение Филарета: он страдал за правое дело, отстаивая национальные интересы. Все названное по-разному учитывалось различными лицами. Но в итоге почти все сложилось в пользу Михаила, которого к тому же активно проталкивали казаки. Хотя и был взят перерыв в две недели для того, чтобы лучше разузнать приемлемость кандидатуры Михаила на местах. Специально посланные лица удостоверили согласие с этим решением. 21 февраля торжественный акт окончательно подтвердил выбор нового российского царя.

    Впереди еще были уговоры матери Михаила, впереди еще был переезд из Костромы (где состоялось наречение на царство Михаила в присутствии и при участии делегации Собора) в столицу по дорогам, полным опасностей «нормальной» Смуты. Но главное уже состоялось — страна обрела законного монарха. Или, как выражались казаки, «кому мочно служити и кто будет нас жаловать».

    Часто в описании Смуты на факте избрания Михаила ставят точку. Это неверно. Хотя бы уже потому, что без международного урегулирования нельзя было считать гражданскую войну законченной.

    Это подтверждают и иные факты. Начнем с обычно незамечаемого. Чисто крестьянские движения и выступления скорее свойственны началу и финальному периоду Смуты, чем ее апогею. На излете противоборства Тушина и Москвы летом—осенью 1609 г . движение дворцовых крестьян на Рязани и в Подмосковье чуть не перекрыли единственный канал поступления зерна в столицу. В 1610—1611 гг. заметны факты партизанской борьбы крестьян против любых воинских станиц, склонных пополнять свои запасы за счет крестьянского добра. Функция самообороны, в том числе порой против представителей любой власти, стала одной из важнейших в заботах волостных общин черносошных крестьян. После 1614 г . эта черта ярко проявилась в большинстве уездов и волостей Севера. «Выбивали из волости» они не только непрошеных гостей типа казаков, литовских воинских людей, но и правительственных сборщиков налогов, в том числе экстраординарных (с 1613 по 1619 гг. прошло семь сборов пятой деньги — масштаб и тяжесть обложения трудно вообразить). Антиналоговые выступления в регионах, где хотя бы отчасти поддерживалось хозяйствование на пашне, были достаточно обычным делом.

    Еще важнее движения и восстания казачества. В 1612— 1618 гг. только крупных выступления казаков насчитывается около десятка. Заруцкий попытался в 1612 г . на окраинах Рязанщины повторить уже привычную комбинацию антиправительственных сил из мелких дворян, приборных служилых, вольного казачества и некоторых групп крестьянства. Что важно — в его распоряжении был реальный и вполне законный претендент на российский трон (сын Марины от Лжедмитрия И). И тем не менее его затея в основном не удалась. Уже к весне 1613 г . стало ясным, что он не найдет поддержки у этих групп местного населения. Дальнейшее было агонией. После поражения под Воронежом летом 1613 г . от правительственной армии он бежит в Астрахань. Попытки создать здесь очаг казачьего движения или же отдаться под покровительство персидского шаха оказались безрезультатны. Летом 1614г. его, Марину с сыном арестовывают на Яике. Той же осенью Заруцкий и малолетний Иван были казнены в Москве, а Марина Мнишек (она пожертвовала всем, включая сына, ради честолюбивой мечты стать российской царицей) умерла в следующем году в заключении.

    Еще не отгремели последние стычки с Заруцким, как вспыхнуло восстание казаков, получившее по имени его предводителя в 1615 г . название «восстание Баловня». Относительное обилие источников помогает хорошо разглядеть в нем признаки, свойственные почти всем казачьим выступлениям на излете Смуты. По составу — это чисто казачьи выступления, как правило, с большим числом участников. Но лагерь повстанцев был крайне неустойчив, и амплитуда колебаний численности была очень велика. Обычно несколько десятков станиц образуют войско ради достижения конкретных целей. Причины чаще всего связаны с тяготами или неудачами на царской службе и почти всегда с попытками администрации раэбора станиц. Казачество свято сберегало принципы, характерные для вольных казаков: вне зависимости от происхождения и срока поступления в казаки нет выдачи ни казаков, ни чур; контроль над персональным составом станиц только в руках станичного атамана. Третье требование было общим для всех служилых — справедливое и своевременное вознаграждение за службу. Наконец, отмена запретительных мер на торговлю казаков своей добычей Не видно каких-либо далеко идущих политических лозунгов, они возникают лишь в качестве угрозы на переговорах с чиновниками (поход на Москву с целью прямого обращения к царю, переход в Литву на службу).

    Восстания казаков тех лет всегда связаны с массовыми грабежами и разбоями по маршруту движения. Менее всего они руководствовались чувством классовой солидарности или социальной справедливости. Крестьянское добро становилось их добычей чаще просто потому, что крестьянских дворов даже в годы запустения было куда больше, чем дворянских усадеб. Но вот что бросается в глаза: за Смуту антидворянский дух казачьих движений усилился. Антидворянская, антимонастырская направленность вполне различима в годы восстания Болотникова. Ее грубые черты куда резче проявились во время Тушина и еще более заострились в период чисто казачьих выступлений. В принципе это объяснимо. Самоорганизация вольного казачества на основной территории государства, осознание им собственных интересов как военно-служилого сословия, пытающегося втиснуться в традиционную (хотя и расшатанную) сетку сословных статусов, неизбежно приводили к оценке дворянства как опаснейшего конкурента и врага. Если добавить чувства, рожденные происхождением (из крестьян и холопов прежде всего), то весь букет антидворянских эмоций и действий будет нагляден. Немотивированные убийства и грабежи дворян, дворянских недорослей, дворянских усадеб нередко поминаются в те годы.

    Особая опасность восстания Баловня проистекала из незащищенности столицы в момент появления в начале июля 1615 г . казачьего войска (до 5 тыс. казаков и чур в более чем 30 станицах). Почти три недели шли переговоры, перемещения лагеря казаков, поблажки и запреты в торговле и т.п. Когда подтянулись войска, то обманным путем удалось отсечь от войска предводителей и неожиданно напасть на таборы казаков. Они не выдержали атаки и ударились в бегство. Преследование продолжалось десятки верст, в крепости по маршрутам их отступления были направлены распоряжения об арестах, казнях казаков. Сам Баловень с 36 товарищами был повешен в Москве, десятки других — в крепостях. Сотни были убиты «на бою», многие сотни просидели в тюрьме до амнистии 1619г. Никогда более войско вольных казаков не достигало таких размеров, и никогда беспомощное правительство не находилось столь длительное время в столь унизительном положении.

    Последний поход Владислава в Россию в 1617—1618 гг. сопровождался переходом части казаков на его сторону и сложными переменами в устройстве русского казачества. Подчеркнем, что раз за разом появляются как грибы после летнего дождя войсковые формы выступления вольных казаков: заугорское войско, вязниковское войско и т.п. Последнее особенно интересно — казаки возвели крепкий острог, расписали сельскую округу по приставством-станицам, регулярно собирали войсковой круг, решая множество вопросов и среди них главный — с кем из правительства и на каких условиях следует договариваться.

    То были последние аккорды казачьих выступлений и заключительные раскаты социальных движений в Смуте. В дни осады Москвы Владиславом осенью 1618 г . из столицы через пролом в стене ушел в Вязники крупный казачий отряд. Удалось вернуть далеко не все станицы. И в те же дни Боярская дума приняла приговор, устранивший большинство претензий казаков к правительству. На все прежде бывшее оно закрывало глаза. Началось массовое испомещение верстанных казаков, получавших поместья по индивидуальным окладам и денежное жалованье. Такая практика не была новостью, но в это время она приобрела особый размах. Всего в 20-е годы считалось более полутора тысяч таких казаков, происходивших, как правило, из вольного казачества конца Смуты. Неверстанные казаки (также обычно из вольного казачества) получали небольшие поместья по коллективным нормам. Их было еще больше. Если первые через одно-два поколения слились с провинциальным дворянством, то для вторых такой способ мобилизации был редок. И в 20-е, и в 40—50-е годы XVII в. казачество — теперь уже не вольное, а крепко встроенное в сословную решетку общества — составляло важный элемент государственной армии.




    § 5. Последствия Смуты и международное положение России в канун Тридцатилетней войны

    «Гражданская война» как понятие включает в себя весь комплекс внутренних и внешнеполитических событий, в том числе внешние вмешательства. Открытая агрессия Речи Посполитой против России продолжалась с 1609 по 1613 г ., а затем в 1617—1618 гг. Швеция приступила к захвату российских земель в 1611 г . Если действия на Карельском перешейке, в Новгородской земле были удачны для шведов, то их попытки захватить Кольский полуостров, Заонежские погосты и южное Беломорье завершились провалом. Такой же результат имело наступление на Тихвин. В 1615 г . сам Густав-Адольф предпринимает осаду Пскова, оказавшуюся безуспешной. Стремительное приближение общеевропейского конфликта заставило его искать мир на восточном порубежье. Неоконченная война с Речью Посполитой в Прибалтике и незавершенный конфликт с Данией, расширение связей с государствами антигабсбургской ориентации торопили короля в этих поисках. Вполне осознанное и заинтересованное посредничество Голландии и Англии довольно быстро вывело на результат. Швеция оставила за собой Ижорскую землю, Карелу с уездом, были сохранены все условия Тявзинского мира, гарантирующие полный контроль над русской торговлей по Балтике. Но Новгородская земля возвращалась России, а Карл-Филипп полностью отказывался от любых претензий на российский трон. То были главные условия обширного договора России и Швеции, известного как Столбовский мир. Заключен он был в феврале 1617 г .

    Из событий, повлиявших на шведскую решимость к миру с Россией, следует указать на все усиливавшееся политическое сближение австрийских и испанских Габсбургов с Сигизмундом III — для него сравнение с Филиппом II было едва ли не самым дорогим комплиментом. И параллельно — оформление противоположной коалиции (франко-англо-голландский союз 1610 г . и шведско-голландский союз 1612 г .) наряду с усилившимся расколом по конфессиональному признаку германских государств (создание Евангелической унии в 1608 г . и Католической — в 1609 г .). Важно, что и Империя, и Речь Посполитая ко второму десятилетию XVII в. урегулировали свои отношения с Османской империей и Крымом.

    В принципе нуждалась в свободе рук и Речь Посполитая. Но слишком дороги были Сигизмунду III его планы полного подчинения Российского царства. Интересно, что в момент, когда кое-кто в Европе счел эти замыслы польского короля весьма убедительными, возникли разные проекты оккупации севера России в Англии. Сейм 1616 г . вотировал последний поход королевича Владислава в Россию в погоне за троном. Было задумано наступление двух армий: Владислава — по западной дороге, запорожского гетмана Сагайдачного — с юго-западной окраины России. Походу предшествовали безуспешные попытки русской армии взять Смоленск и столь же неудачные попытки переговоров при посредстве Империи. Роль посредника представители императора выполнили очень своеобразно: они вполне официально не признали Михаила русским царем (для них им оставался Владислав). Понятно, что дело кончилось ничем. Новый же всплеск войны лишь подчеркнул бесперспективность дальнейшей интервенции. Правда, войска Сагайдачного прошлись огнем и мечом по едва ли не самому благополучному региону страны. Урон юго-западных и южных уездов был огромен. Тем не менее 1 декабря 1618 г ., после неудачного штурма Москвы, в деревеньке Деулино неподалеку от Троицкого монастыря было подписано перемирие на 14,5 лет. Его условия были крайне тяжелыми для России: она уступала Речи Посполитой Смоленск с уездом, Себеж с округой, Чернигов, Новгород-Северский, Дорогобуж и ряд иных городов. В ряде мест граница вернулась на рубежи 90-х годов XV в. Но самое существенное — Владислав не отказался от своих прав на русский трон. Важным пунктом соглашения был размен пленных — в Россию должны были вернуться все оставшиеся в живых члены Великого посольства, попавшие в плен при взятии Смоленска и в последнюю кампанию (в том числе, отец царя Михаила, митрополит Филарет).

    Сказать, что последствия Смуты были тяжелейшими для поступательного развития страны, будет, пожалуй, слабо. Здесь положены иные определения — катастрофические из их числа. О непосредственных международных следствиях сказано, но учтем: после Смуты место России в системе европейских политических и экономических связей стало во многом иным. Геополитические основы сохранялись, да силы и военный потенциал страны были совсем другими. Южная граница, к примеру, была просто распахнута. Учтем и такое обстоятельство: долгие годы насилий и грабежей, олицетворявшихся во многом с действиями иноземных войск, не могли не усилить ксенофобии в русском обществе. Если объективное развитие интенсифицировало взаимосвязи России с европейскими государствами, то горький опыт Смуты во многом влиял на способы и формы контактов. Обособление по конфессиональным мотивам также усилилось и притом весьма чувствительно. В сношениях с рядом государств (прежде всего с Империей и ее союзниками) наступил вообще длительный перерыв. В Европе, расколовшейся в канун Тридцатилетней войны на два лагеря, Россия естественным ходом событий была вовлечена в антигабсбургскую коалицию. Но в рамках этого лагеря она оказалась на его периферии. Потребовалась половина столетия, чтобы преодолеть самые негативные последствия Смуты в международном положении России, но только при Петре I был решен балтийский вопрос.

    В экономическом плане Смута была долговременным, мощным откатом назад и деревни, и города. Мерзость запустения — это словосочетание было буквально приложимо к огромным областям страны. Минимально необходимые средства извлекались из податного люда (и не только из него) тяжелейшими экстраординарными платежами. Ряд сборов стал вноситься в натуре. То, что было с налогами, с поступлениями в казну, с хозяйством вообще в середине XVI в., могло почитаться в конце Смуты недостижимым идеалом. В целом, более или менее реальное восстановление аграрного производства произошло в середине — третьей четверти XVII в.

    В круговерти гражданской войны, в толще социальных конфликтов и политических противоречий угадываются контуры явлений, коррелирующих с тенденцией некрепостнического развития. Вольное казачество в качестве военного сословия с традиционным обеспечением в виде приставств-кормлений — явление, не нуждающееся в крепостном режиме. И наоборот, начавшаяся трансформация верстанных казаков в помещиков — путь к развитию с крепостнической ориентацией. Фактическая отмена любых запретов на переходы крестьян — реалии социальных неустройств Смуты. Но когда стали преодолевать первые и самые тяжкие экономические ее следствия, первое, за что ухватилось правительство в 20-е годы, — восстановление сроков сыска крестьян и принципиального запрета права их перехода. Если в процессе гражданской войны некоторые тенденции и явления некрепостнического свойства проявились резче и сильнее, то экономические и социальные результаты Смуты усилили факторы крепостнического порядка. Только две группы событий не были обременены, пожалуй, интенсивной крепостнической ориентацией. Смута подтолкнула процессы внешней колонизации, особенно промысловой. В общем балансе несомненно возрастание хозяйственного и социального значения черносошного севера; но ему сколь-нибудь развитые формы крепостничества были просто не по плечу.

    И еще. Никогда раньше и никогда позднее, вплоть до 1861 г ., Россия не знала такого всплеска в деятельности институтов представительства от сословных групп. Почти постоянно функционирующие Земские соборы (в том числе, советы ополчений), с резко расширившимся составом, с усилением принципа реальных выборов и заметно возросшими прерогативами, включая ряд функций исполнительной власти. На протяжении почти десяти лет Земские соборы фактически обеспечивали и контролировали поступление экстраординарных сборов («пятой деньги»). Наконец, областные (городовые) институты представительства местных сословных групп в таком виде были вообще новостью. Пока еще во многом загадка, почему сословия на местах решили, что участие в подобных органах есть новая, для них обременительная служба, а не удовлетворение своих групповых и корпоративных интересов. И почему, соответственно, замирает деятельность этих представительных институтов в центре и на местах в XVII в.

    Гражданская война начала XVII в. переполнена насилием и смертями. Недаром она открывает столетие, прозванное в России «бунташным». Стоит ли Смуту благодарить за это. за то, что невысокая тогда цена человеческой жизни деваль вировалась многократно? Признаем ли мы теперь за доведенной до конца классовой борьбой значение «локомотива истории»? Навряд ли. Если только не считать гор трупов, влекомых этим локомотивом.

    Были ли возможности у общества в ходе Смуты соскочить с этого дьявольского круга пляски смерти? Пожалуй, да и притом дважды. В первый раз ошибки Лжедмитрия I, узко понятый интерес и спесивость боярской элиты помешали успешному поиску компромиссного развития. Вторично, когда Сигизмунд III не осознал правоты позиции Жолкевского и Великого посольства. Возможно, наиболее болезненные итоги Смуты были бы необязательны, реализуйся тот вариант, который предлагала российская сторона. Нетерпение немедленного результата затмило способность к анализу у Сигизмунда. Кстати, сама Речь Посполитая в среднесрочной перспективе больше проиграла. чем выиграла. Но это станет ясным позднее.

    Бесспорно, Смута обострила патриотическое осознание самостоятельной исторической судьбы России всеми сословиями. Даже в запредельные периоды социального хаоса и политического развала естественно возникшая тяга к восстановлению государственной самостоятельности и единства оказалась сильнее тенденций к распаду общества во всех сословиях, во всех регионах страны. Правда, и цена за это была уплачена великая. Потенциальный раскол общества окончание гражданской войны с повестки дня окончательно не сняло — социальные потрясения XVII в. свидетельствуют об этом недвусмысленно. Преодоление последствий Смуты в экономике, внутреннем развитии, внешней политике, в прогрессе цивилизации заняло жизни двух-трех поколений

    Очень важно то, что в социальном разрезе вектор эволюции стал определенно более крепостническим, хотя понадобилось столетие, чтобы процесс закрепощения достиг логического и юридического завершения. В культурно-цивилизационном плане резко усилилась замкнутость страны, хотя ориентация на изоляционизм не стала в обществе абсолютно главенствующей. И здесь переход в новое качество произошел спустя столетие. Наверное, можно сказать и так: на протяжении века Россия преодолевала последствия Смуты с тем, чтобы разродиться в начале XVIII в. реформами Петра Великого.












    Глава 19. Государство после Смуты


    Уже русские историки XIX в. разрабатывали концепцию «новой истории» в истории России, ее начала с XVII в. (С.М. Соловьев. Б.О. Ключевский и др.). В частности, Ключевский ее признаки видел в появлении новой династии, расширении территории страны (Русь Малая, Русь Белая, Новороссия, Сибирь), образовании нового строя общества во главе с дворянством как новым правительственным классом, в зарождении обрабатывающей фабрично-заводской промышленности. Этот период он доводит до середины XIX в.



    § 1. Первые Романовы

    ...Весенняя Москва, с буйным цветением яблонь и вишен в боярских усадьбах, с раннего утра 2 мая 1613г. встречала, взбудораженная и многолюдная, торжественное, пышное шествие — при стечении больших толп народа в Москву из костромской глуши возвращался Михаил Федорович Романов. Недавний пленник поляков, засевших в Кремле, теперь садился на престол «прародителей своих».

    Новый монарх именовал себя внуком царя Ивана IV Грозного и племянником царя Федора Ивановича. Родство, действительно, существовало, но по женской линии. По .мужской же линии Михаил Федорович был внуком боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, родного брата Анастасии Романовны, первой жены царя Грозного. С Никиты Романовича началась, ответвляясь от Захарьиных-Юрьевых, фамилия Романовых. Он снискал ласковостью и добрым характером расположение простого народа, воспевшего его в песнях той поры. Сын Никиты Романовича Федор Никитич Романов, отец царя Михаила, унаследовал эти черты родителя. Родился он около 1554—1555 гг. Происхождение от древнего московского рода Кошкиных, родственные связи, добрая слава покойной тетки и отца, хорошее по тому времени образование (знал даже латынь) и начитанность, красивая внешность и веселый нрав сделали его известным при дворе, в народе. С середины 1580-х годов он становится боярином. После кончины царя Федора Ивановича боярин — один из претендентов в русские цари. Ф.Н. Романов отличался немалым честолюбием, властностью. Но о московском престоле мечтали и другие честолюбцы, в том числе Годунов, шурин царя Федора.

    Борьба за власть, то скрытая, то явная, привела в конце концов к пострижению Романова (1601), удалению его в один из северных монастырей. Бурные события Смуты имели для Федора Никитича, в монашестве Филарета, последствия благоприятные — он стал сначала ростовским митрополитом, потом патриархом, правда только «тушинским» в глазах многих. Вернувшись из польского плена шесть лет спустя после избрания сына Михаила царем, он возглавил не только русскую православную церковь, но и по существу управление всем государством. Его, как и сына, официально именовали «великим государем».

    Филарет наметил и проводил в жизнь программу мер по государственному управлению. По его инициативе осуществляли учет земельного фонда в стране, «дозоры» — описания запустевших селений, земель; вводилась «живущая четверть» («дворовая четверть») как единица податного обложения. Принимались меры по упорядочению судопроизводства, уменьшению произвола властей, на местах и в центре.

    В этом духе Земский собор 1619 г . по докладным «статьям» Филарета принял приговор с программой мер. Постепенно они осуществлялись. Наибольшее внимание он уделял делам не церковным, а государственным, мирским. Авторитет его был очень велик; его ум, знания, опыт приносили немалую пользу. В церковной жизни со времени Смуты царили неустроение, насилие, мздоимание. Филарет привел церковь к порядку и спокойствию. Заботился о печатании богослужебных книг.

    Не имея богословского образования, он проявлял в церковных делах известную и вполне понятную осторожность. Принимал меры против нравственной распущенности, религиозного вольнодумства. Для управления патриаршим домом, хозяйством при нем появляются патриаршие приказы (судный, церковных дел, казенный, дворцовый). В конце жизни Филарет выступает инициатором русско-польской (Смоленской) войны 1632—1634 гг., неудачной для России. В разгар осады Смоленска он скончался (1 октября 1633 г .).

    Его сын не обладал талантами отца. Скорее напоминал своего покойного двоюродного дядю царя Федора и хлипким здоровьем, и набожностью. Родился он 12 июля 1596 г . Его матерью была Ксения Ивановна Шестова, дочь незнатного костромского дворянина. Во время ссылки родителей он жил на Белоозере с теткой княгиней Черкасской, с 1603 г . — в Клину, где находилась родовая вотчина Романовых, вместе с матерью. Затем, с воцарением Лжедмитрия I, сын с матерью приехали к главе семьи. В 1610 г . мать и сын снова расстались с Филаретрм, которого в составе посольства отправили в Польшу, и он пробыл там, фактически в плену, девять лет.

    Михаил Федорович жил в Московском Кремле с матерью. Освободило их оттуда Второе ополчение в ноябре 1612 г ., и они уехали в Кострому. Земский собор 1613 г . избрал Михаила Романова на русский престол. Его кандидатуру поддержали духовенство, бояре, дворяне, казаки, посадские люди. Один из участников собора, боярин Ф.И. Шереметев, его родственник, сказал как будто: «Миша Романов молод, разумом не дошел и нам будет поваден». Молодому Романову было тогда лет 18. Его избрание тем не менее имело большое политическое значение — для национальной целостности России, спасения ее государственного суверенитета. В более зрелых летах, судя по всему, он «до разума» так и «не дошел». Без Боярской думы и Земского собора, особенно же — без отца, не решал никаких важных дел.

    Первый Романов пережил личную драму, для него, несомненно, очень тяжелую. И здесь столкнулся с властным характером, на этот раз не отцовским, а материнским. Ксения Ивановна, теперь — старица Марфа, имела, как и муж, немалое влияние при дворе, но в иной сфере — в придворных отношениях, интригах, в личной жизни сына-монарха. Пришла пора ее Мишеньке, а ему исполнилось 20 лет, жениться. Устроили, как исстари повелось, смотр невест, и царь выбрал Марию Хлопову, дочь дворянина И. Хлопова. Ее объявили царской невестой.

    Но начались происки Салтыковых, мать которых, старица Евникия, была приближенной старицы Марфы. Своенравная царская родительница не дала сыну своего благословения, а он, будучи по характеру человеком тихим и робким, слушался ее во всем. Невесту, обвиненную в неизлечимой болезни, удалили от двора, сослали в Тобольск, а затем — в Верхотурье.

    В сентябре 1624 г . Михаил Федорович женился, по благословению родителей, на княжне Марии Владимировне Долгорукой. Брак оказался неудачным. Царь не хотел этой женитьбы. Его чувство к Хлоповой так и не остыло — в начале 20-х годов он снова заявил о желании иметь ее женой и опять уступил матери, не давшей своего согласия. Долгорукая заболела (о ней тоже говорили, что ее испортили «лихие люди») и три с половиной месяца спустя умерла. Через год царь вступил во второй брак — с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, матерью будущего царя Алексея.

    Царь Михаил скончался в ночь на 13 июля 1645 г ., оставив, помимо сына Алексея, дочерей Ирину, Анну, Татьяну; в раннем возрасте умерли сыновья Иван, Василий, дочери Пелагея, Марфа, Софья, Евдокия.

    Царь Алексей Михайлович родился 19 марта 1629 г . До пяти лет воспитывался в окружении царских «мамок», затем «дядьками» — боярином Б.И. Морозовым, В.И. Стрешневым и др. Один из них Морозов, «западник» XVII в., сторонник нововведений, сделал так, что и царевич, и его приближенные-стольники, а их у него было человек с 20, стали щеголять в немецком платье.

    На 14-м году жизни его объявили народу. К тому времени он прошел курс наук, полагавшихся тогда человеку не только грамотному, но и, в известной степени, образованному. Царем стал в 16-летнем возрасте. Монарх мягкий и «гораздо тихий», по отзыву Г. Котошикина, его современника, был смолоду добродушным, благочестивым и богобоязненным человеком. Он истово и серьезно относился к своим обязанностям государя: «Бог благословил и предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке и на западе, и на юге, и на севере вправду». Но властность старался соединить со смирением и кротостью: «Лучше слезами, усердием и низостью (смирением. — Авт. ) перед Богом промысел чинить, чем силой и славой (надменностью. — Авт. )» .

    Когда царю пришла пора жениться, собрали (1647) до 200 невест во дворец; выбранной оказалась дочь Р. Всеволожского. Но вскоре поползли слухи: она-де страдает падучей болезнью (эпилепсией), и ее отставили, родственников выслали из столицы. Поговаривали, что случившееся — интрига, идущая от Морозова. В начале 1648 г . сыграли сразу две свадьбы — царь Алексей Михайлович женился на Марии Ильиничне Милославской (16 января), а Б.И. Морозов — на ее сестре Анне Ильиничне (десять дней спустя). Царские и морозовские родственники и свойственники приобрели большое влияние при дворе.

    В правление царя Алексея произошло немало важных событий. Были приняты меры по экономическому развитию России, укреплению ее государственности. Расширились территориальные пределы (воссоединение Левобережной Украины и Киева, присоединение Сибири). Ряд крупных народных восстаний доставил немало хлопот правительству, господствующему классу, велись войны с Польшей, Швецией.

    Во всех делах, начинаниях царь Алексей Михайлович продолжал, с одной стороны, традиции старой Руси, с другой — не чурался новшеств, более того — стремился к ним, понимая, что Россия сильно отстала от европейских стран во всяких мастерствах, просвещении и военном деле. Отсюда — приглашения иноземцам приезжать в Москву на службу.

    Современники прозвали его «тишайшим царем». Действительно, в быту, придворных отношениях он был, как говорится, гневлив да отходчив. Мог наказать палкой или пинками, обругать кого угодно, вплоть до своего тестя — боярина И.Д. Милославского. Такие сцены были не редкостью, но на жизнь приближенных, их имущество царь не посягал. Более того, проявлял сердечность, мог попросить прощения у обиженного им человека, старался примириться с ним. По отношению же к «подлым людям», поднимавшимся на мятежи против своих обидчиков, бывал, и не раз, беспощаден, отнюдь не «тишайшим».

    Царь Алексей был внимательным и рачительным хозяином в своих дворцовых владениях. Он немало писал. Сочинил, например, устав сокольничей службы, поскольку очень любил охоту с соколами; пытался сочинять историю военных походов своего правления.

    Современники говорят о нем: царь отличается полнотой фигуры, даже тучностью; имеет низкий лоб, белое лицо с красивой бородой, пухлые и румяные щеки, русые волосы. Черты лица, мягкие глаза выдают в нем кроткую натуру.

    Алексей Михайлович был женат два раза. От первой жены, Милославской, умершей в марте 1669 г ., имел 13 детей: Дмитрия, Евдокию, Марфу, Алексея, Анну, Софью, Екатерину, Марию, Федора, Феодосию, Семена, Ивана, Евдокию. От второй жены, Натальи Кирилловны Нарышкиной — трех детей: Петра, Наталью и Федора. Многие из них рано умирали или были недолговечны.




    § 2. Боярская дума и Земские соборы

    Монарх в руководстве страной опирался прежде всего на Боярскую думу — высший совет из первенствующих членов. В XVII в. число ее членов постоянно возрастало. Как и прежде, самый важный и престижный чин — боярский — царь жаловал представителям более чем двух десятков наиболее знатных родов, из Рюриковичей, Гедиминовичей (все они — князья, подчас, до 4/5 членов Думы), старомосковских боярских родов.

    Следующий чин — окольничий; до половины из них — князья, остальные — потомки московских бояр. Среди думных дворян князей не было. В основном они — из рядовых дворян; как правило, выбивались в люди благодаря личным заслугам, верной и долгой службе государю. Думные дворяне — своего рода дворянско-«демократический» элемент Боярской думы. Как и думные дьяки, составляющие четвертый думный чин. Обычно они — выходцы из дьяков, подьячих; ими становились те же дворяне, но иногда и представители низших сословий. Думные дворяне, особенно же думные дьяки — люди, обладавшие административным опытом, приказные дельцы, опора царской власти в делах повседневного управления. Дьяки докладывали в Думе обсуждавшиеся вопросы, формулировали ее решения. По своему составу Дума в течение всего столетия оставалась аристократической. Но все более пополнялась людьми не очень знатными или совсем незнатными. Ее численность постепенно увеличивалась; например, в конце 70-х годов в ней было около 100 человек.

    Дума заседала в столице или вне ее (когда царь ездил по подмосковным имениям или монастырям). Она разбирала наиболее важные вопросы жизни страны — войны и мира, принятия нового закона и введения новых налогов и др.; но нередко и менее важные: спорные вопросы из приказов и жалобы отдельных лиц (например, местнические споры). Председательствовали в Думе царь или, по его поручению, кто-либо из знатных бояр. Решения (приговоры) Думы имели характер закона, его разъяснения или распоряжения по конкретному вопросу.

    Наряду с «большой» Боярской думой существовала Дума малая, «ближняя», «тайная», «комнатная» — группа из наиболее доверенных лиц царя. Вместе с думцами в нее могли входить и нечлены Думы; все зависело от воли государя. Роль ее возрастала; «большой» же Думы, наоборот, падала.

    Еще быстрее сходят с исторической авансцены Земские соборы. Правда, после Смуты их роль сильно возросла. В условиях разрухи правительство молодого Романова вынуждено было искать опору у «всей земли».

    Характерная черта Земских соборов после Смутного времени, почти всей первой половины XVII столетия, — сильно выросшее представительство низших сословий. Соборные депутаты получали от избирателей «полные и крепкие достаточные приказы», т.е. наказы, представляли интересы своих сословий, своего «мира» и могли говорить об их нуждах «вольно и бесстрашно». В начале правления царя Михаила Земские соборы, по существу, превратились в орган распорядительной власти, в котором большую, даже решающую роль играли представители дворянства и посадских людей. Впрочем, Собор свои функции, такие важные и нужные для страны, выполнял с соизволения и по указаниям верховной власти, которая была сильно озабочена тем, чтобы после страшного разорения побыстрее «земля устроить».

    Земские соборы при Михаиле созывали часто, чуть ли не ежегодно. Первое время они по-своему выражали волю «всей земли». Но позднее, когда возвратился из польского плена патриарх Филарет, отец царя, когда образовалось постоянное правительство, роль соборных депутатов стала сводиться к возбуждению ходатайств перед верховной властью.

    Некоторые русские люди, умевшие наблюдать и думать, уже тогда мечтали о совершенствовании выборного представительства. Стряпчий Иван Бутурлин, к примеру, составил в 1634 г . любопытный проект преобразования Земского собора. Он предложил, чтобы все депутаты были выборными, в том числе и люди московского чина. Срок их полномочий он хотел ограничить годом, не более, или же отдать этот вопрос на усмотрение избирателей («как городом выберут»). Сам Собор должен был, по его убеждению, функционировать постоянно. Бутурлинский проект, отмеченный довольно высоким уровнем политической мысли, предусматривал превращение Земского собора в своего рода постоянный парламент. Замыслы автора не прошли, конечно; высшая власть не хотела иметь под рукой такой беспокойный (постоянный!) орган.

    Земский собор с самого начала был обречен на прозябание, на роль послушного орудия в руках самодержавия. Во-первых, большая часть крестьянства (крепостного) была отстранена от представительства на Соборах. Во-вторых, созывались они, лишь когда в них нуждалась верховная власть.

    Земские соборы в России как орган сословного представительства не стали законодательным учреждением в полном смысле слова. Лишь иногда Земский собор составлял приговор, который имел силу закона, и только в том случае, если в его работе принимала участие Боярская дума во главе с царем.

    После 1653 г ., когда Земский собор вынес решение о принятии Левобережной Украины и Киева в российское подданство, деятельность этого сословно-представительного учреждения, по сути дела, прекращается. Правительство иногда созывает выборных от какого-либо одного сословия, и подобные комиссии рассматривают по его поручению различные вопросы. Формирующаяся абсолютная монархия уже не нуждается в подобном органе управления. Главной ее опорой выступают бюрократия и армия.



    § 3. Приказы

    В области управления правительство шло по пути бюрократической централизации. В XVII в. приказная система стала гораздо более разветвленной и громоздкой, чем в предыдущем столетии. С расширением территории, усложнением и оживлением государственной жизни число центральных ведомств быстро росло. В XVII в. существовало до 80—90 приказов, но постоянных — вдвое меньше; остальные возникали по мере надобности и, просуществовав год — другой, исчезали.

    Между приказами отсутствовало четкое разделение функций. Одни ведали какой-либо отраслью управления в масштабе всей страны. Другие могли заниматься теми же делами на определенной территории. Чересполосица, запутанность в приказном управлении сильно мешали делу. Приказы, с одной стороны, полностью подчинялись царю и Боярской думе, не имели никакой самостоятельности в решении дел; с другой — давили, как пресс, на органы местного, в том числе и особенно выборного управления.

    Ряд приказов имел общегосударственную компетенцию. Это в первую очередь группа административных учреждений. Первое место среди них принадлежало Разрядному приказу, или Разряду. Он разряжал, или наряжал, т.е. распределял, назначал служилых людей по отечеству — дворян и детей боярских — на службу по военному, гражданскому и придворному ведомствам. Поместный приказ ведал поместными и вотчинными землями центра Европейской России, где располагались земельные владения феодалов. Он наделял дворян землей, в соответствии с «окладом», назначенным Разрядом. Ямской приказ обеспечивал организацию ямской гоньбы — почтовой связи для нужд государства. Казенным каменным строительством, заготовкой для него материалов занимался Приказ Каменных дел. Три приказа ведали финансами. Приказ Большого прихода собирал через своих представителей на местах таможенные доходы, наблюдал за мерами длины и веса. Приказ Новой четверти, или Новая четь, ведал кабацкими соборами в Москве и южных городах, вел борьбу с незаконной продажей вина и табака. Приказ Большой казны имел широкие полномочия: в его подчинении были казенная промышленность и торговля, чеканка монеты, а с 1680 г . таможенные и кабацкие сборы.

    Некоторые приказы занимались судебными делами. Разбойный разбирал дела об убийствах, разбоях, кражах по всей стране, кроме Москвы; Земский ведал уголовными делами, а также осуществлял полицейские функции в столице. Суд над отдельными группами населения или на определенной территории вершили другие приказы. Политические, должностные преступления тоже разбирались в разных учреждениях.

    Компетенция нескольких приказов носила областной характер. Пять из них, так называемые четверти — Владимирская, Галицкая, Костромская, Новгородская (Нижегородская) и Устюжская — собирали налоги, осуществляли управление и суд на определенной территории. Всем Поволжьем, землями бывшего Казанского и Астраханского ханств управлял Приказ Казанского дворца. Он же ведал землями Сибири, присоединение которой началось с конца XVI в. и продолжалось в следующем столетии. В 1637 г . для управления Сибирью учредили специальный Сибирский приказ. В него поступал ясак — налог мехами или деньгами.

    В Челобитенном приказе судились начальники, дьяки, подьячие, сторожа самих приказов. Он же выступал в роли высшей апелляционной инстанции по судебным делам всех остальных приказов. Приказ как бы стоял над другими учреждениями. Сходные, но более широкие функции имел Приказ тайных дел, контролировавший деятельность всех государственных учреждений, послов, воевод; ему же подчинялось все хозяйство царской фамилии. Существовал он, правда, недолго: с 1654 до смерти Алексея Михайловича (1676).

    В 1621 г . возник Приказ счетных дел, который проверял доходы и расходы всех приказов. Это учреждение, как и приказы Тайный, Челобитенный, осуществляло надзор, контроль за другими приказами.

    Особое место занимала группа дворцовых приказов, ведавших обслуживанием царского семейства и двора. Приказ Большого дворца управлял дворцовым хозяйством в столице, дворцовыми волостями и селами по всему государству. В Казенном приказе (дворе) хранилась вещевая казна монарха. В Конюшенном приказе наблюдали за царскими конюшнями и мастерскими, изготовлявшими кареты, сани, упряжь для царских выездов.

    Внешнеполитические функции были прерогативой Посольского приказа. Он же собирал со всей страны налоги на выкуп пленных: полоняничные деньги. Ему подчинялись донские казаки, служилые татары, перешедшие на русскую службу после присоединения Поволжья, Приуралья и Сибири, а также учреждения, которые власти создавали для управления присоединенными к России землями: приказы Малороссийский, Велики я России, княжества Смоленского и др.

    Обороной государства, а это тоже функция внешнеполитического характера, занималась группа военных приказов, одновременно имевших и некоторые внутриполитические функции. Разрядный приказ, главный из них, руководил военными операциями. Другие приказы — Стрелецкий, Пушкарский, Иноэемский, Рейтарский и Казачий — ведали специальными родами войск.

    Единства в распределении дел между приказами не существовало. Вся эта громоздкая махина с трудом поддавалась контролю верховной власти.

    В последней четверти столетия стало почти обычаем объединять приказы в группы. Одну из них составляли Посольский, Новгородский, Владимирский, Галицкий, Устюжский, Малороссийский, Великия России и Смоленский. В другую входили Большой приход, Большая казна и Новая четь. В третью — Костромская четь и Стрелецкий. В четвертую — Пушкарский и Рейтарский. Это были опыты, попытки не очень удачного упрощения громоздкой приказной машины. Они подготовили реформу центрального управления, проведенную при Петре.




    § 4. Местное управление

    Основной территориально-административной единицей был уезд. Его формирование восходит к временам окончания феодальной раздробленности, когда в единое государство включались отдельные княжества и их уделы. Из них и выросли уезды, различавшиеся и размерами и численностью населения. Они делились на станы и волости.

    Уже к концу XVI в. в ряде пограничных городов и уездов, где требовалась сильная власть, появились воеводы, и не только в роли военачальника, водителя «воев», ратников, полков, но и главного администратора и судьи по гражданским и уголовным делам. Он отвечал за поступление всех сборов, выполнение казенных служб, всяких повинностей; имел полицейские функции. С начала XVII в. воеводская власть постепенно и довольно быстро распространяется на всю страну. Она охватывала все слои и все дела уездного общества и означала оттеснение «земского начала», местного самоуправления (земские и губные избы, введенные в середине XVI в.), усиление бюрократического начала.

    Управление огромной страной с ее более чем 250 уездами, а в восточных районах их размеры были очень велики, представляло большие трудности. Этим вызвано формирование более крупных территориально-административных единиц, так называемых разрядов. Уже в предыдущем столетии формируются группы городов, где ставились гарнизоны и полки для защиты пограничных областей от нападений воинственных соседей. Прежде всего это «Береговой разряд», линия городов-крепостей по берегу реки Оки, на которые опирались войска для борьбы с нашествиями крымских и ногайских татар. Центром береговой линии был Серпухов. К югу от Оки сложился Украинный, или Тульский, разряд — пограничный военно-административный округ.

    Поскольку граница отодвигалась все дальше на юг, значение Тульского разряда постепенно падало. Центром южной обороны стала Белгородская засечная черта с центром в Белгороде. Здесь в 1663 г . возник Белгородский разряд, или Белгородский полк, которому подчинялись несколько десятков городов и уездов. Два года спустя власти организовали Севский разряд для защиты юго-западного пограничья от Крыма и Речи Посполитой.

    Охрана западной границы лежала на Смоленском разряде (организован после взятия Смоленска в 1654 г .), северозападной границы — на Новгородском (упоминается в источниках с 1656 г .). К концу столетия появляются разряды Московский, Владимирский, Тамбовский, Рязанский, Казанский (с центром в Симбирске); сибирские: Тобольский, Томский, Енисейский, Ленский (центр — Якутск); главным из них был Тобольский, а сам Тобольск считался «стольным градом» всей Сибири.

    Разряды-округа, несмотря на то, что их воеводы имели разную компетенцию, а ряд внутренних округов (Московский и др.) был ликвидирован, сыграли существенную роль в организации пограничной обороны, в улучшении административного управления на местах. По сути дела, разряды подготовили появление петровских губерний — промежуточного звена между центральным и уездным звеньями управления.



    § 5. Законы

    Активизировалась после Смуты законодательная деятельность. Законодательная работа осуществлялась Боярской думой и Земским собором во главе с царем. Принятые ими решения, постановления, приговоры существенно дополнили «новоуказные статьи» второй половины XVI в., накопившиеся после Судебника 1550 г . Когда в ходе Московского восстания 164S г. дворяне и посадская верхушка поставили вопрос об упорядочении управления, в том числе и о составлении нового свода законов, в распоряжении властей, согласившихся с этим требованием, оказался обширный материал из «новоуказных статей».

    Составление свода поручили комиссии из пяти человек — бояр князей Одоевского (глава комиссии) и Прозоровского, окольничего князя Волконского, дьяков Грибоедова и Леонтьева. «Приказ князя Одоевского» и составил «Соборное уложение». С начала октября его текст читали членам Земского собора: высшему духовенству, думным и выборным людям. В январе следующего года «Уложение» утвердили на Соборе, потом отпечатали в московской типографии и разослали по учреждениям всей страны.

    Помимо русских судебников, новоуказных статей, использовали византийскую Кормчую («законы греческих царей»), Литовский статут 1588 г . Составители «Уложения» и выборные (около 300 человек) Земского собора в ходе подготовки, чтения и обсуждения кодекса предлагали новые статьи.

    «Соборное уложение» 1649 г . — заметный шаг вперед в развитии отечественного законодательства. «Уложение» — кодекс феодального права. Важное место в нем заняли вопросы охраны чести и здоровья царя, царской власти, представителей государева двора и церкви. Оно вводит в связи с этим понятие государственного преступления, за которое полагалось жестокое наказание. «Уложение» исходит из монопольного сословного права феодалов на землю и крестьян. Но предусматривает и их обязанность служить с поместий и вотчин. Глава XI — «Суд о крестьянех» — детально трактует вопрос о крестьянской крепости по писцовым, переписным, отдельным и отказным книгам. Среди ее постановлений — отмена «урочных лет», штраф за укрывательство беглых. Глава XIX — «О посадских людех» — узаконивает конфискацию белых слобод и мест на посадах, возвращение в тягло посадских людей-закладчиков. Ряд глав предусматривает порядок рассмотрения судебных дел, систему наказания за служебные преступления с целью устранения злоупотреблений приказных деятелей, воевод и их помощников.

    В целом «Соборное уложение» стояло на защите интересов самодержавной монархии, господствующего класса феодалов, узаконив окончательное оформление крепостничества и тенденции перехода к абсолютизму в государственно-политической жизни России.



    § 6. Государство и церковь

    Большие богатства, накопленные иерархами, церквами и монастырями — земли и тысячи крестьян, промыслы и деньги, огромное идеологическое влияние в обществе обусловили рост политических притязаний церкви. Ее руководители нередко вмешивались в решение вопросов внутренней и внешней политики страны.

    Крепнущее русское самодержавие, особенно в эпоху складывания абсолютизма (вторая половина XVII в.), не могло с этим мириться. Отсюда идут разногласия, стремление светской власти ограничить рост монастырского землевладения, а также судебные и фискальные иммунитеты духовных пастырей. В этом были заинтересованы и власти с их курсом на централизацию, и феодалы, зарившиеся на богатые земельные владения белого и черного духовенства, с неодобрением следившие за их увеличением.

    Разногласия между церковной и светской властью, которых не было при двух великих государях — царе Михаиле и его отце — патриархе Филарете, разгорелись в правление их сына и внука — царя Алексея Михайловича.

    К середине XVII в. выяснилось, что в русских богослужебных книгах, которые переписывались из столетия в столетие, накопилось много описок, искажений, изменений. Переписчики, используя тексты ветхих рукописей, не все могли прочитать в испорченных текстах, кое-что дописывали по памяти, домысливали, поправляли и тем самым нередко искажали слова, смысл переписанного.

    То же происходило в церковных обрядах. Многие знающие литургию люди осуждали многогласие во время церковных служб. Последние шли долго и утомительно, согласно церковному уставу, и священники пошли по пути весьма своеобразному: читали сами свою молитву и не возбраняли, чтобы в это же время дьячок читал свою, а хор пел псалмы. Одновременное чтение и пение наполняли церковь шумом, разноголосицей. Прихожане не могли ничего разобрать, выражали недовольство.

    Обычай креститься двумя перстами, шедший от отцов и дедов, согласно утверждению многих прихожан, тоже был ошибочным, греховным: нужно-де класть крест тремя перстами. Все сие не к лицу русской православной церкви, Москве — «третьему Риму», хранительнице высочайших духовных ценностей восточного православия.

    Одни говорили, что нужно исправить богослужебные книги и обряды, примеряясь к старым, древнерусским образцам, решениям Стоглавого собора, утвердившего в середине прошлого столетия незыблемость обрядов русской церкви. Другие считали, что в самих старинных русских рукописях много описок и ошибок, посему образцами могут служить только греческие оригиналы, с которых давно, во времена Древней Руси, делались русские переводы.

    На исходе четвертого десятилетия из Киева, по приглашению, прибыли в столицу ученые монахи Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Посмотрели русские книги, «ужасошася» и засели за благое дело — исправление книг, смущающих людей православных, вводящих их во искушение и грех.

    Тогда же сложился в Москве кружок «ревнителей древлего благочестия». Они тоже кручинились по поводу неисправностей книг и обрядов, а также разгульной и пьяной жизни монашеской братии. Кружок ревнителей возглавил Стефан Вонифатьев — царский духовник, протопоп Благовещенского собора, что стоит в Кремле рядом с царскими чертогами. В кружок входили окольничий Федор Михайлович Ртищев — царский любимец, человек ласковый и тихий, умный и просвещенный; Никон — к тому времени архимандрит столичного Новоспасского монастыря; Иван Неронов — протопоп Казанского собора, земляк Никона; дьякон того же Благовещенского собора Федор. И провинциальные пастыри, протопопы — Аввакум из Юрьевца Поволжского, Даниил из Костромы, Лазарь из Романова, Логгин из Мурома и проч.

    Все они — люди незаурядные, энергичные; Никон, Неронов, Аввакум — прирожденные ораторы, послушать их проповеди стекались не только толпы простых прихожан, но и знатные люди, бояре, даже сам царь-батюшка. Большинство ревнителей считало, что богослужебные книги и обряды надо исправлять по старым русским рукописям и решениям Стоглавого собора. Только Вонифатьев и Ртищев соглашались привлечь греческие рукописи.

    Патриарх Иосиф и созванный им церковный Собор (февраль 1649 г .) не поддерживали ревнителей. Они же, ничтоже сумняшеся, явочным порядком ввели у себя на службах единогласие. Тишайший, как прозвали царя, сочувствовал им, поддерживал. Но не во всем, поскольку убежден был, что исправлять книги следует по греческим образцам.

    Ревнители благочестия, стоявшие за древнерусские образцы, знали, конечно, что они переведены с греческих книг. Но сделано-де это было давно, во времена Древней Руси и политически самостоятельной Византии. После же ее падения и захвата турками (1453) книги, которые продолжали печатать греки, их вера исказились; в отличие от России, «их книги все растленны суть и римских ересей (от католичества. — Авт. ) наполнены».

    Но при изучении древнерусских рукописных книг выяснилось, что в них нет одинаковых текстов, тоже немало описок, ошибок, исправлений малопонятных слов, терминов. Власти решили пойти на поклон к греческим оригиналам и ученым монахам. Всю работу возглавил Никон, член кружка ревнителей, в свое время никому не известный крестьянин, потом священник Нижегородского уезда, монах Соловецкого монастыря, игумен Кожеозерского монастыря в Поморье. Фанатическая вера, большой ум, решительный характер, слава оратора, проповедника, впадавшего в состояние экстаза, вдохновения, к тому же — «чудотворца», провидца и целителя сделали его имя известным, и не только в церковных кругах. На него обратил внимание Алексей Михайлович.

    В 1646 г . Никон приехал в Москву. Шесть лет спустя, после смерти Иосифа, он стал патриархом Московским и всея Руси. Алексей Михайлович, возложивший надежды на сильного духом и телом Никона, поручил ему проведение реформы в церкви, которая, как он не без основания полагал, не всем придется по нраву.

    Никон быстро забыл своих друзей из кружка ревнителей, их, и свое в том числе, недоверие к ученым грекам и киевлянам и перешел на грекофильские позиции. Спустя полгода с небольшим новый патриарх разослал память по всем церквам: отныне земные поклоны заменить поясными, а двоеперстие — троеперстием.

    Тем временем ученые богословы заново перевели с греческого богослужебные книги. От старых книг, по которым служили в середине века, они отличались немногими уточнениями, исправлениями. Например, вместо «певцы» в новых стояло слово «песнопевцы», «вечного» — «бесконечного», «молюся» — «прошу» и так далее. Ничего существенного новые книги, которые по повелению Никона отпечатали и рассылали по церквам, не вносили; основы православия, догматы религии остались неприкосновенными.

    С отступлениями от обрядов тоже оказалось не так, как думали ревнители благочестия: они исходили не от русской, а от греческой церкви.

    Проведение реформы началось, и Никон вложил в это свои недюжинные способности, железную волю, фанатизм, нетерпимость к инакомыслящим. Но столкнулся с противником, равным себе. Против него выступили бывшие соратники и друзья по кружку ревнителей «древлего благочестия». Возглавил их протопоп Аввакум, во всем похожий на Никона, — человек страстный и горячий, фанатичный и нетерпимый. Ревнители пишут царю, возражая против реформы. Но их не слушают. Свои проповеди и призывы сохранить «древлее благочестие» они обращают к широким слоям верующих столицы, а потом и других городов, уездов.

    Аввакум, глава ревнителей, яростно спорит с Никоном, обличает во весь голос его сторонников — никониан.

    Никон, столь же неуживчивый, непреклонный и беспощадный, в отличие от Аввакума, получил власть. Да и какую! Необъятную! Не довольствуясь положением духовного владыки, что давало ему в руки почти неограниченные возможности по духовному ведомству, он властно вмешивался в дела мирские: во время отлучек царя возглавлял все правительственные дела, указывал боярам, игнорировал и оскорблял их. Собор, им созванный (1654), одобрил реформу, но с условием: привести нынешние обряды в соответствие с древней церковной практикой, греческой и русской.

    Сторону ревнителей принимали многие знатные и богатые бояре, церковные иерархи, крестьяне и посадские люди. Первые опасались крайнего усиления власти царя и патриарха, ущемления своих прав и привилегий. Вторые видели в ревнителях людей, протестующих против власть имущих, от которых шло угнетение простого народа, социальных низов; под «религиозной оболочкой» здесь, как это нередко бывало, скрывался антифеодальный протест, выражались оппозиционные настроения.

    Одно время надеялись, что их поддержит Алексей Михайлович. Он поначалу стоял в стороне от реформы, проводимой Никоном. Но сочувствовал ей, поддерживал патриарха, и Аввакум в нем разочаровался, перестал считать «благочестивейшим и православнейшим» царем. С монархом разошелся во взглядах и патриарх Никон. Непомерные гордость и властолюбие столкнули его не только с вельможами, светскими и духовными, которыми он помыкал, но и с царем. Он всю жизнь был убежден, что духовная власть, священство выше светской власти, царства: «Яко же месяц емлет себе свет от солнца, такожде и царь поемлет посвящение, помазание и венчание от архиереа».

    Государь не мог долго сносить патриаршие претензии, выходки второго «великого государя», к тому же претендовавшего на политическое первенство. Недовольство царя нарастало. Он перестал посещать службы, которые вел патриарх, приглашать его на приемы во дворце. Обидчивый и гневливый Никон не выдержал — на одном из богослужений в Успенском соборе отказался от патриаршества и покинул столицу. Уехал в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь под Истрой. Никон ждал, что царь будет умолять его вернуться в Кремль. Но тот и не думал это делать. Церковный собор (1660) лишил Никона патриаршего сана. Стали звать «вселенских патриархов» в Москву для суда над Никоном, но те не торопились: большинство их сочувствовало взглядам русского владыки. Только в 1666 г . явились два патриарха, а два других прислали своих представителей. Начался суд, на который под охраной стрельцов привезли и Никона. Сам Алексей Михайлович говорил о его тяжкой вине: «Самовольно и без нашего царского величества повеления церковь оставил и патриаршества отрекся».

    Патриархи поддержали русского царя; сказались старые традиции византийской церкви, подчинявшейся императорской власти, зависимость патриархов, живших под гнетом турецких султанов, от московской «милостыни», присущая им осторожность в отношениях с мирскими владыками.

    Свергнутого патриарха сослали в Ферапонтов монастырь, потом перевели в Кирилло-Белозерскую обитель, где он и скончался в 1681 г . В этом же году окончил свой земной путь и Аввакум, его фанатичный противник. Церковный Собор 1666—1667 гг. проклял всех противников реформы. Собор приговорил отдать сторонников Аввакума в руки «градских властей». Неумолимый закон привел в огонь и Аввакума, и других подвижников древнего благочестия, и многих их сторонников и последователей, которых с того памятного Собора стали именовать расколоучителями, раскольниками.

    Собор 1666—1667 гг. и положил начало расколу в русской православной церкви. Старообрядцы, противники церковной реформы, тянули к старине, выступали против любых нововведений в церковно-обрядовой, литургической сфере. В глазах обиженных, угнетенных, среди которых были распространены подобные взгляды, решающее значение имело противостояние расколоучителеи властям, не только церковным, но и мирским, гражданским, их выступление против государства. Поддержали раскол и представители знатных, богатых фамилий — боярыня Ф.П. Морозова, прославленная В.И. Суриковым, ее сестра княгиня Е.П. Урусова (обе умерли от голода и пыток в Боровской земляной тюрьме), князья Хованский, Мышецкий и др.

    Народные недовольство, протест принимали разные формы — открытые восстания (Соловецкое 1668—1676 гг., движение раскольников во время Московского восстания 1682 г ., на Дону в 70—80-е годы и др.), уклонение от повинностей, неподчинение властям, наконец, самосожжения («гари») и запощевания (голодная смерть). Подсчитано, например, что только за 20 лет (1675—1695) в 37 «гарях» добровольно лишили себя жизни до 20 тыс. раскольников.

    В преследовании раскольников одинаково жестоко действовали царская и церковная власти. Согласие между ними сохранялось почти до конца столетия. Но все изменилось, когда Петр I реально взял власть в свои руки. При жизни матушки он еще сдерживался, хотя нередко не считался с иерархами, открыто называл монахов бездельниками. Когда же она скончалась, открыто показал свое истинное отношение к церковникам.

    После взятия Азова Петр устремил свой зоркий глаз на церковь: потребовал от нее отчеты о доходах, заставил строить на свои средства корабли, запретил возводить в монастырях новые корпуса, а тем из иерархов, кто имел поместья, платить жалованье.

    В 1700 г . умер патриарх Адриан. Нового патриарха, которого ждали верующие, так и не назначили. Вместо него Петр ввел новую должность — местоблюстителя патриаршего престола, который имел только функции духовного пастыря. А имущество церкви поступило в Монастырский приказ во главе с И.А. Мусиным-Пушкиным, лицом светским. Доходы от него шли в царскую казну. По сути дела, Петр провел частичную секуляризацию, продолжил попытки своих предшественников и предвосхитил полную секуляризацию, объявленную Екатериной II в 1764 г .



    § 7. Преемники царя Алексея

    Последняя четверть столетия — время правления детей Алексея Михайловича — царей Федора, Ивана, Петра и дочери — регентши Софьи, их помощников, сотрудников. Самым бесцветным из царских детей, ввиду слабого здоровья, был Иван Алексеевич, самыми даровитыми — царевна и особенно младший сын покойного монарха. Старший сын Федор имел некоторые качества, ценные для правителя, но не успел их проявить в должной мере, так как царствовал недолго и умер молодым.

    Родился он 30 мая 1661 г ., царем стал, не достигнув 15-летнего возраста — с 29 января 1676 г . Он — сын царя Алексея Михаиловича от первой жены — Марии Ильиничны Милославской. С его воцарением к власти пришли Милославские и их сторонники. Лишились ее Нарышкины, родственники второй жены царя Алексея — Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери Петра I.

    В числе воспитателей, учителей юного царевича был знаменитый просветитель, богослов, ученый Симеон Полоцкий, из белорусов. Федор Алексеевич, помимо грамоты и прочего, изучил латинский и польский языки. Царь не отличался хорошим здоровьем. Его молодость, робость в делах стимулировали борьбу придворных группировок за власть, влияние. Правительству царя Федора в 70-е годы пришлось решать сложные вопросы в области внешней политики, связанные с украинскими делами, отношениями с Польшей, Турцией и Крымом.

    При нем предприняты реформы в области внутреннего управления. Так, по всему государству провели общую перепись населения (1678). Потом провели налоговую реформу (1679—1681). Правительство приняло меры для упорядочения вотчинного и поместного землевладения, торговли иностранных купцов в России. Все казенные сборы, дела по местному управлению сосредоточили в руках воевод (1679). Отменили местничество (1682). В области военного управления, воинского устройства некоторые реформы подготовила и провела особая комиссия во главе с боярином В.В. Голицыным. Родственные приказы объединялись под руководством одного начальника; так достигалась некоторая централизация управления.

    При царе Федоре принимались меры по искоренению раскола (церковный Собор 1681 г . и др.). При нем была высказана мысль о заведении Академии. Так основали Славяно-греко-латинскую академию в 1687 г . Печатались книги церковного и светского содержания.

    Федор Алексеевич был женат первым браком на Агафье Семеновне Грушецкой, девушке, вероятно, польского происхождения. Бракосочетание состоялось 18 июля 1680 г . 11 июля 1681 г . она родила ему сына Илью, но через три дня умерла, 20 июля умер царевич. Вторым браком Федор Алексеевич женился на Марфе Матвеевне Апраксиной; венчание состоялось 15 февраля 1682 г ., за два с половиной месяца до кончины царя, не дожившего один месяц до 21-летнего возраста.

    Его смерть послужила сигналом для сильного восстания в Москве, в ходе которого царями провозгласили Ивана и Петра Алексеевичей, регентшей при них — Софью Алексеевну. Реально государством управляло в 1682—1689 гг. правительство Софьи — Голицына.

    Царевна Софья к моменту провозглашения регентшей имела неполных 25 лет (родилась 17 сентября 1657 г .). Она — дочь царя Алексея Михайловича от первого брака. Получила при дворе хорошее для того времени образование, училась у просветителей Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Кариона Истомина. Современники отмечают ум, честолюбие, энергию царевны.

    После кончины брата-царя и майского восстания в Москве Софья возглавила придворную партию Милославских и их сторонников, пришедших к власти. Она направляла действия нового правительства, которое возглавил князь ВВ. Голицын. Умело, последовательно она овладела положением в столице; с помощью дворянского войска, собранного вокруг Москвы, заставила осенью того же года восставших капитулировать.

    Софья и ее правительство продолжали политику предшественников. Они организовали два похода на Крым (1687, 1689), нанесли несколько поражений ханским войскам. Были ослаблены позиции Турции, которая вела военные действия против союзников России по антитурецкой «Священной лиге» — Австрии, Польши, Венеции. С Речью Посполитой заключили «Вечный мир» (1686), окончательно закрепивший за Москвой Левобережную Украину и Киев. Переговоры с Китаем по поводу спорных земель в Приамурье завершились заключением (уже после падения Софьи) Нерчинского договора (1689).

    Во внутренней политике проводились мероприятия по увеличению землевладения, прав и привилегий дворян, усилению крепостного права (сыск беглых), преследованию раскольников.

    В августе 1689 г . правительство Софьи пало. Петр I заключил ее в келью Новодевичьего монастыря. Девять лет спустя восставшие московские стрельцы прочили ее, в случае успеха своего дела, в правительницы государства. Разгром восстания, последовавший за ним «стрелецкий розыск» означали для Софьи еще большее ухудшение ее и без того тяжелого положения — ее постригли в монахини под именем Сусанны в том же монастыре, в котором она жила до своей кончины (3 июля 1704 г .). В далекой ссылке оказался Голицын. Выдающийся государственный деятель, реформатор, один из предшественников Петра I, он оказался во враждебном ему лагере.

    Родился Голицын в 1643 г ., происходил из рода Гедиминовичей, потомков великого князя литовского Гедиминаса. перешедших на русскую службу в конце XIV в. В детстве и юности князь получил хорошее образование — от домашних учителей познал не только чтение и письмо, но и «свободные мудрости»; он был человеком книжным, начитанным в богословии, истории, философии, астрономии, медицине. Читал и свободно говорил по-гречески и на латыни, польском и немецком языках. Князь собрал большую библиотеку. С 1658 г . началась его служба при дворе — как стольника царя Алексея Михайловича. Как и ряд других деятелей, его современников, князь был сторонником контактов с иноземной культурой, ее представителями внутри страны и за рубежом, преобразований в самой России.

    С воцарением Федора Алексеевича (январь 1676 г .) начинается его возвышение. Он становится боярином, исполняет чрезвычайные поручения правительства на Украине, способствует смещению П.Д. Дорошенко, гетмана Правобережья, сторонника Турции, и занятию Чигирина — его ставки. Во время русско-турецкой войны 1677—1678 гг. возглавляет корпус в составе армии Г.Г. Ромодановского, ведшей бои за Чигирин. По возвращении из второго Чигиринского похода князь возглавляет Владимирский судный приказ. Он вынашивает замыслы реформ; его идеи — справедливое налогообложение крестьян, регулярная армия, прежде всего из дворян, правый суд. В стране провели общее описание земель, дворов (1678—1679), налоговую реформу (1679—1681), военно-окружную реформу (1680) — к пограничным округам-разрядам добавили еще несколько. Снизили численность дворянского ополчения с 37,5 тыс. (1651) до 16 тыс.; полков же нового строя увеличили (до 80% численности русской армии): рейтар — с 1,5 до 30,5 тыс.; солдат насчитывалось 61 тыс. Стрельцов стало 55 тыс. Проводятся другие реформы — в армии ввели ротную систему (1681). В январе 1682 г . отменили «враждотворное местничество», сильно вредившее при служебных назначениях. В проведении этих мер активно участвовал Голицын.

    Как глава внешней политики России, он вел переговоры с иностранными послами, вникал во все детали международной обстановки, отношений с воинственными соседями — Турцией и Крымом. Польшей и Швецией. Ему удалось продлить Кардисский мир (1661) со Швецией, заключить после Долгих и трудных переговоров «Вечный мир» с Речью Посполитой.

    Голицын приглашает в Россию сотни специалистов из-за границы, и они впоследствии принимают участие в проведении петровских преобразовании. В крымских походах 1687 и 1689 гг. Голицын был главнокомандующим.

    С падением Софьи и приходом к власти Нарышкиных он оказался в ссылке на севере, его лишили чинов, имущества. Там он и умер (1713).

    Несомненно, наиболее выдающийся из многочисленных детей царя Алексея — младший из его сыновей Петр, будущий первый император всероссийский. Он появился на свет 30 мая 1672 г . В неполные четыре года потерял отца. Вместе с новым царем Федором, как сказано выше, Милославские и их родственники, свойственники и сторонники стали у кормила власти. Матушка Петра Наталья Кирилловна, боярин А.С. Матвеев, ее воспитатель и фактический глава правительства до конца января 1676 г ., их сторонники вынуждены были отойти в тень. Матвеев же оказался в ссылке.

    Младший царевич с матушкой проживали по-прежнему в Кремле. Царь Федор заботился о Петре, своем крестнике, и под присмотром старшего брата ему назначили в учителя Н.М. Зотова — подьячего из Приказа Большой казны. Царевич выучил с ним чтение и письмо. Часослов и Псалтырь, Евангелие и Апостол. Читали они вместе книжки с кунштами (картинками, рисунками), в том числе летописи и хронографы.

    После кончины царя Федора (27 апреля 1682 г .) и провозглашения 10-летнего Петра царем последовали грозные события — восстание в Москве (середина мая), провозглашение первым царем Ивана Алексеевича, Петр стал вторым царем, Софья — регентшей при них. Ее фактическое правление государством продолжалось семь лет. Эти годы — время почетной ссылки царицы Натальи и ее сына Петра в селе Преображенском. Правда, второй царь иногда присутствовал в Кремле на приемах иностранных послов и других торжественных церемониях.

    Подраставший мальчик-царь был занят другим — своими «потешными робятками» (сокольники, кречетники и прочие, оставшиеся от отца, любившего охоту), изучением всякого рода математических наук, разного оружия, маневрами и фортификацией, строительством кораблей и штурмом крепостей в окрестностях Преображенского и Семеновского.

    События «заговора Шакловитого» (начало августа 1689 г .) закончились полной победой Петра над «зазорным лицом» — Софьей, ее заточением в Новодевичий монастырь. Власт снова оказалась в руках Нарышкиной «партии». Правда, наряду с Петром царем оставался и Иван Алексеевич (до свое кончины в 1696 г .). По слабости здоровья, по слабоумию он в дела не вмешивался. Петра же управление государством не очень-то интересовало. Как и раньше, он продолжал «Марсовы потехи», теперь — с гораздо большим размахом (десятки тысяч солдат и стрельцов). Привлекал на службу иностранных специалистов, собрал вокруг себя сотни, тысячи людей, в том числе — будущих генералов, адмиралов и проч.

    Середина 90-х годов стала временем практической проверки достижений и честолюбивых устремлений Петра в годы «Марсовых потех». Два Азовских похода (1695—1696), несмотря на первоначальную неудачу, привели к успеху — к России перешел Азов, турецкая крепость, запиравшая выход из Дона в Азовское и Черное моря. А на следующий год началось знаменитое «Великое посольство» Петра I (1697— 1698) — молодой царь и его помощники, сотрудники из русских и иноземцев, пребывание в Западной Европе посвятили изучению ее опыта в делах кораблестроения и кораблевождения, организации фабрик и заводов, ремесел и художеств. Первым, самым любознательным учеником был Пётр Михайлов — так, по его желанию, называли царя во время посольства. Инкогнито никого не ввело в заблуждение, и при европейских дворах с любопытством и ожиданием, порой снисходительно-высокомерно наблюдали за московитом, варваром из далекой, обширной и богатой страны.

    «Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую» — этот девиз, достойный и благородный, русский монарх в полной мере осуществил во время поездок по европейским государствам. И он сам, и его сотоварищи многое почерпнули из того, что увидели и услышали, что потом постарались применить у себя на родине. Правда, не удалось добиться помощи в войне России с Турцией, даже у союзников по антитурецкой «Священной лиге», в первую очередь у Австрии. В Западной Европе складывался новый баланс сил, замышлялись, в связи с приближением войны за испанское наследство, новые политические комбинации, союзы держав. С интересами России, в связи с ее замыслами в Черномории, не очень-то считались.

    Не закончив посольства (не состоялась поездка в Венецию, которая была союзницей по «Священной лиге»), Петр, получивший известие из Москвы о стрелецком восстании, быстро вернулся в столицу. Там он начал с экзотического обрезания бород у старозаветных московских бояр, введения нового, более удобного европейского платья. Тяжелейшее впечатление у современников и потомков оставил страшный «стрелецкий розыск» участников восстания, подавленного до возвращения монарха в Россию. Дикий разгул пыток, многие сотни казненных, в том числе руками царственной особы и ее ближайших сподвижников, — таков был итог вакханалии расправ, организованных человеком, не сумевшим и не хотевшим понять истинные, обоснованные причины выступления стрельцов.

    Тогда же начались первые реформы Петра по перестрой ке управления государством — замена Боярской думы «конзилией министров», упразднение одних приказов и введени других, общее их сокращение, перестройка управления городов, их торгово-ремесленного населения. В чем-то продолжал начатое предшественниками, в чем-то предвосхищая будущие, но более масштабные преобразования.

    Поняв, что его дипломатические и военные замыслы на юге неосуществимы, он переносит внимание на север. На Балтике Русь, Россия имела давние интересы. От нее оттеснили Русское государство шведские и ливонские властители. Началась Северная война, в которой Петр показал все свои незаурядные, выдающиеся способности государственного деятеля, полководца, флотоводца, дипломата.




    § 8. Народное хозяйство — от упадка к подъему

    Потрясения Смутного времени надолго запомнились российскому люду. Разоренные, разграбленные города и селения. их обезлюдение (гибель одних, бегство на окраины дру гих), запустение пашенных земель, упадок ремесла торговли — таковы были печальные итоги «Великого литов ского разорения» для хозяйства страны, особенно центральных и южных ее уездов. Источники того времени, документальные и литературные (летописи, повести, сказания) заполнены описаниями бедственного положения россиян. Правительство, сильно обеспокоенное всем этим, посылает по стране «дозорщиков», и те выявляют масштабы разорения, выявляют «пусто» и «жило», определяют тем самым платежеспособность оставшихся жителей, перспективы восстановления жизнеспособности всех отраслей хозяйства.

    Как и всегда водилось на Руси, после нашествий иноплеменных или стихийных бедствий русские люди начинали с возведения сожженных домов, возделывания заброшенных пашен, которые «лесом поросли». Постепенно жизнь налаживалась, входила в прежнее русло.

    Сельское хозяйство . С конца 10-х — начала 20-х годов, после Столбовского мира и Деулинского перемирия, изгнания шаек мародеров-интервентов, окончания действий повстанческих отрядов, русские люди приступают к восстановлению нормальной хозяйственной жизни. Оживает Замосковный край — центр Европейской России, уезды вокруг русской столицы, на западе и северо-западе, северо-востоке и востоке. Русский крестьянин продвигается на окраины — к югу от реки Оки, в Поволжье и Приуралье, в Западную Сибирь. Здесь возникают новые поселения. Крестьяне, бежавшие сюда из центра от своих владельцев — помещиков и вотчинников, монастырей и дворцового ведомства или переведенные в эти места, осваивают новые земельные массивы, вступают в хозяйственные, брачные, бытовые контакты с местным населением. Налаживается взаимный обмен опытом хозяйствования: местные жители перенимают у русских паровую систему земледелия, сенокошение, пасечное пчеловодство, соху и прочие приспособления; русские, в свою очередь, узнают от местных жителей о способе долгого хранения необмолоченного хлеба и многое другое.

    Сельское хозяйство восстанавливалось не скоро, причинами того были маломощность мелких крестьянских хозяйств, низкая урожайность, стихийные бедствия, недороды. Развитие этой отрасли хозяйства сильно и долго тормозили последствия «литовского разорения». Об этом говорят писцовые книги — поземельные описи того времени. Так, на 1622 г . в трех уездах к югу от Оки — Белевском, Мценском и Елецком — у местных дворян сидело на землях 1187 крестьян и 2563 бобыля, т.е. безземельных или совсем маломощных бобылей было вдвое больше собственно крестьян. Земледелие, испытавшее крайний упадок в начале столетия, приходило в прежнее состояние очень медленно.

    Это отражалось на экономическом положении дворян, их служебной пригодности. В ряде южных уездов многие из них не имели земли и крестьян (однодворцы), а то и усадеб. Некоторые же из-за бедности становились казаками, холопами у богатых бояр, монастырскими служками или. по словам тогдашних документов, валялись по кабакам.

    К середине столетия в Замосковном крае около половины земель, местами и более половины, писцы относят к категории «живущей», а не пустой пашни.

    Главный путь развития сельского хозяйства этого времени — экстенсивный: в хозяйственный оборот земледельцы включают все большее количество новых территорий. Быстрыми темпами идет народная колонизация окраин.

    С конца 50-х — 60-х годах переселенцы во многом числе идут в Поволжье, Башкирию, Сибирь. С их приходом земледелием начинают заниматься в тех местах, где его раньше не было, например, в Сибири.

    В Европейской России господствующей системой земледелия было трехполье. Но в лесных районах Замосковного края, Поморья, да и в северных районах южной окраины применялись подсека, перелог, двухлолье, пестрополье. В Сибири на смену перелогу во второй половине века постепенно пришло трехполье.

    Больше всего сеяли рожь и овес. Далее шли ячмень и пшеница, яровая рожь (ярица) и просо, гречиха и полба, горох и конопля. То же — в Сибири. На юге пшеницы сеяли больше, чем на севере. В огородах выращивали репу и огурцы, капусту и морковь, редьку и свеклу, лук и чеснок, даже арбузы и тыкву. В садах — вишню, красную смородину, крыжовник (крыж-берсень), малину, клубнику, яблони, груши, сливы. Урожайность была невысокой. Часто повторялись неурожаи, недороды, голод.

    Основой развития животноводства являлось крестьянское хозяйство. Из него феодалы получали тяглых лошадей для работы на своих полях и столовые запасы: мясо, живую и битую птицу, яйца, масло и проч. Среди крестьян имелись, с одной стороны, многолошадные, многокоровные; с другой — лишенные какого-либо скота. Скотоводство особенно развивалось в Поморье, на Ярославщине, в южных уездах.

    Рыбу ловили везде, но особенно в Поморье. В северных районах, Белом и Баренцевом морях ловили треску и палтуса, сельдь и семгу; промышляли тюленей, моржей, китов. На Волге и Яике особую ценность представляли красная рыба, икра.

    В натуральном сельском хозяйстве господствовало мелкое производство. Отсюда — плохая обеспеченность крестьянина продовольствием, хронические голодовки. Но уже тогда рост общественного разделения труда, хозяйственная специализация отдельных районов страны способствовали увеличению товарного обращения. Избыток хлеба, поступавшего на рынок, давали южные и поволжские уезды.

    В ряде случаев царь, бояре, дворяне, монастыри расширяли собственную запашку, занимались наряду с этим предпринимательской деятельностью и торговлей.

    Промышленность . В отличие от сельского хозяйства, промышленное производство продвинулось вперед более заметно. Самое широкое распространение получила домашняя промышленность; по всей стране крестьяне производили холсты и сермяжное сукно, веревки и канаты, обувь валяную и кожаную, разнообразную одежду и посуду, вышивки и полотенца, лапти и мочало, деготь и смолу, сани и рогожи, топленое сало и щетину, многое другое. Через скупщиков эти изделия, особенно холсты, попадали на рынок. Постепенно крестьянская промышленность перерастает домашние рамки, превращается в мелкое товарное производство. По этому пути идут мастера по изготовлению ярославских холстов, важских сукон, решминских рогож, белозерских ложек, вяземских саней и т.д.

    Среди ремесленников наиболее многочисленную группу составляли тяглые — ремесленники городских посадов и черносошных волостей. Они выполняли частные заказы или работали на рынок. Дворцовые ремесленники обслуживали нужды царского двора; казенные и записные работали по заказам казны (строительные работы, заготовка материалов и др.); частновладельческие — из крестьян, бобылей и холопов — изготовляли все необходимое для помещиков и вотчинников. Ремесло в довольно больших размерах перерастало, прежде всего у тяглецов, в товарное производство. Но в разных отраслях это протекало по-разному.

    Издавна существовавшая в стране металлообработка была основана на добыче болотных руд. Центры металлургии сложились в уездах к югу от Москвы: Серпуховском, Каширском, Тульском, Дедиловском, Алексинском. Другой центр

    — уезды к северо-западу от Москвы: Устюжна Железнопольская, Тихвин, Заонежье.

    Квалифицированных кузнецов власти не раз вызывали в Москву; они же выполняли на месте заказы из столицы. Когда в 1689 г . построили новый Каменный мост на Москве-реке, из Нижнего вызвали кузнеца Дмитрия Молодого «для дела к мосту резцов железных».

    Крупным центром металлообработки выступала Москва — еще в начале 40-х годов здесь насчитывалось более полутора сотен кузниц.

    В столице работали лучшие в России мастера по золоту и серебру. Центрами серебряного производства были также Устюг Великий, Нижний Новгород, Великий Новгород, Тихвин и др. Обработкой меди и других цветных металлов занимались в Москве, Поморье (изготовление котлов, колоколов, посуды с расписной эмалью, чеканкой и др.).

    Металлообработка в значительной степени превращается в товарное производство, причем не только на городских посадах, но и в деревне, черносошной и частновладельческой.

    Кузнечное дело обнаруживает тенденции к укрупнению производства, применению наемного труда. Особенно это характерно для Тулы, Устюжны, Тихвина, Устюга Великого. Из тульских кузнецов вышли крупнейшие металлозаводчики XVIII в. Демидовы и Баташовы, Мосоловы и Лугинины. Разбогатевшие кузнецы, имевшие по нескольку кузниц, эксплуатировали наймитов — молотобойцев и др., занимались торговлей железными и иными товарами.

    Аналогичные явления, хотя и в меньшей степени, отмечаются в деревообработке. По всей стране плотники работали в основном на заказ — строили дома, речные и морские суда Особым мастерством отличались плотники из Поморья. Изделия из дерева, мочало, рогожи, смола, даже дома и мелкие суда продавались на рынке.

    Во многих уездах северо-запада Европейской России (Псков, Новгород Великий и др.) специальностью местного населения стали посев и переработка льна и конопли. Помимо холстов, делали канаты и прочие судовые снасти, крашенину.

    Крупнейшим центром кожевенной промышленности был Ярославль, куда из многих уездов страны поступало сырье для выделки кожаных изделий. Здесь работало большое число мелких «заводов» — ремесленных мастерских. Хорошие дубленые кожи выделывали в Вологде, кожи и сафьяны — в Казани. Обработкой кожи занимались мастера из Калуги и Нижнего Новгорода. Ярославские мастера-кожевники использовали наемный труд; некоторые «заводы» перерастали в предприятия мануфактурного типа со значительным разделением труда (дуботолки, гладильщики, подошевники, строгальникн и другие узкие специалисты).

    Скорняки, обрабатывавшие дорогие меха (соболя, бобра, куницы, белки, песца и др.), выполняли, как правило, заказы. Те же, кто работал с дешевым сырьем (овчинники и др.), выходили на рынок. Наибольшее количество скорняков трудилось в Москве (центром промысла была Панкратьевская слобода). В скорняжном деле тоже начали применять наемный труд, выделялись предприниматели.

    В немалом числе поступали на рынок изделия из шерсти: сермяжные сукна и валяная обувь, колпаки и плащи (епанчи). Производились они и в городе, и в деревне, распространялись по всей стране. Крупным центром валяных изделий выступал Углич.

    Сальными свечами славилась Вологда, мылом — Кострома и Ярославль.

    Дворцовые ремесленники проживали почти только в одной Москве. Оружейное, золотое, серебряное, полотняное производства переросли из ремесла в мануфактуру.

    Мастер как самостоятельный производитель-ремесленник имел учеников. По «житейской записи», последние рядились на учебу и работу у мастера лет на пять-восемь. Ученик жил у хозяина, ел и пил у него, получал одежду, выполнял всякую работу. По окончании обучения ученик какой-то срок отрабатывал у мастера, иногда «из найма». Ученики, которые приобрели необходимый и значительный опыт или прошли испытание у специалистов, сами становились мастерами.

    Пополнение корпуса ремесленников производилось и за счет вызова посадских людей из других городов в Москву на постоянную или временную работу. Для нужд казны, дворца из других городов высылали в столицу оружейников и иконописцев, серебряников, каменщиков и плотников.

    Приказ Каменных дел ведал казенными каменщиками, кирпичниками, подвязчиками (они ставили «подвязи» — леса при возведении зданий). Жили они в особых слободах Москвы и городов Замосковья. Среди них имелись «каменных дел подмастерья» — производители, руководители работ, архитекторы; рядовые каменщики и ярыжные (чернорабочие) Из подмастерьев, по существу архитекторов XVII столетия, получили известность Антип Константинов — строитель Золотой, Казенной и Проходной палат Патриаршего двора в столичном Кремле; О.М. Старцев, возводивший митрополичьи палаты (в том числе «Крутицкий теремок») на Крутицком подворье.

    О прочности и красоте московских каменных зданий свидетельствуют современники. Один из них, архидиакон Павел Алеппскии, сопровождавший антиохийского патриарха Макария (побывал в русской столице в 1655—1656 гг.), не скрывает своего восхищения: «Мы дивились на их красоту, украшения, прочность, архитектуру, изящество».

    Мануфактуры . Заметный рост русского ремесла в XVII в., превращение значительной его части в мелкое товарное производство, укрупнение, использование наемного труда, специализация отдельных районов страны, появление рынка рабочей силы создали условия для развития мануфактурного производства.

    Увеличилось число мануфактур — крупных предприятий, основанных на разделении труда, остающегося по преимуществу ручным, и применении механизмов, приводимых в движение водой. Это свидетельствует о начале перехода к раннекапиталистическому промышленному производству, сильно еще опутанному крепостническими отношениями.

    В это время расширяли старые мануфактуры, например. Пушечный двор — построили «кузнечную мельницу», чтоб «железо ковать водою», каменные здания (вместо старых деревянных). В Москве же появились две казенные пороховые мельницы. Продолжали работать мастерские Оружейной, Золотой и Серебряной палат, швейные мануфактуры — Царская и Царицына мастерские палаты. Появились ткацкая мануфактура — Хамовный двор в Кадашевской слободе (Замоскворечье), шелковая — Бархатный двор (довольно быстро заглохла). Эти мануфактуры были казенными или дворцовыми. На них применялся принудительный труд. Связей с рынком они не имели.

    Другая группа мануфактур — купеческие: канатные дворы в Вологде, Холмогорах (возникли в XVI в.), в Архангельске (в XVII в.). Это были сравнительно крупные предприятия, только на Вологодском работало около 400 русских наемных рабочих. Холмогорский двор давал столько канатов, что ими можно было оснастить четвертую часть кораблей английского флота, в то время одного из самых крупных в мире

    Под Москвой появился Духанинский стекольный завод Е. Койета, выходца из Швеции. Его посуда шла во дворец и на продажу. Наиболее важные районы мануфактурного производства складываются на Урале, в Тульско-Каширском районе, Олонецком крае.

    Уже в 20-е годы казна пыталась строить небольшие заводы по обработке металлов на Урале, в районе Томска. Но отсутствие дешевой рабочей силы помешало этому.

    В следующем десятилетии, после открытия медных руд в районе Соликамска, построили Пыскорский медеплавильный завод, первый в России. В плавильне установили мехи, которые приводились в движение от мельничных водяных колес. Завод давал несколько сот пудов меди в год. В конце 40-х годов его закрыли — истощились запасы руды. В середине 60-х годов по той же причине прекратил работу медеплавильный завод в Казани. Первые медеплавильные заводы, построенные казной в Онежском крае, получили в эксплуатацию иностранцы. Однако вместо выплавки меди, которую наладить не удалось, они, используя опыт местных мастеров, организовали три вододействующих железоделательных завода.

    Под Тулой три таких же завода построил в 1637 г . А.Д. Виниус, голландский купец. Он замыслил завести в России мануфактуры капиталистического типа. Но большие расходы вынудили его привлечь в компанию датчанина П. Марселиса и голландца Ф. Акему, которые вскоре захватили дело в свои руки и отстранили Виниуса. Они укрупнили и реконструировали тульские заводы, построили четыре новых в Каширском уезде. На тульских выплавляли чугун и железо, на каширских происходила их обработка, и изготавливаемая продукция шла на удовлетворение потребностей внутреннего рынка.

    В 60-е годы на всех тульско-каширских заводах трудились 56 иноземцев и 63 русских мастера и подмастерья; все они, за единичным исключением, работали по найму. Подсобные же черные работы — добычу руды, заготовку угля, доставку их к заводам — выполняли крестьяне Соломенской дворцовой волости, которую попросту приписали к тульским предприятиям, т.е. принудительно заставляли крестьян работать на заводах в порядке исполнения повинности. К каширским заводам тоже приписали волость с крестьянами.

    Таким образом, на этих заводах, а в конце столетия на металлургических заводах А. Бутенанта в Олонецком крае использовался труд как вольнонаемных, так и принудительный. Появление таких заводов — значительный шаг вперед в истории русской промышленности: и в плане увеличения производства (на заводах Тулы и Каширы выплавляли несколько десятков тысяч пудов чугуна и железа в год), и широкого разделения труда (изготовление, к примеру, карабина или мушкета проходило ряд производственных процессов у мастеров различных специальностей), и применения механизмов, использовавших силу падающей воды.

    По примеру заводов Внниуса — Акемы стали заводить подобные предприятия русские бояре (И.Д. Милославский, Б.И. Морозов в Оболенском, Звенигородском, Нижегородском уездах), использовавшие труд крепостных. Возникали другие заводы, чугуноплавильные и железоделательные, принадлежавшие купцам, разбогатевшим мастерам (например, Никите Демидову в Туле и др.). Они использовали наемный труд.

    Мануфактурам принадлежала ведущая роль в производстве оружия. В изготовлении же сельскохозяйственных орудий, предметов бытового обихода с ними успешно конкурировали мелкие крестьянские промыслы и городские ремесленники. Удовлетворением нужд государства в укреплении его обороноспособности занимался Пушечный двор (отливка пушек).

    Огнестрельное и холодное оружие делали в Московской Оружейной палате — мануфактуре рассеянного типа (мастера работали в помещении палаты и на дому), в отличие от Пушечного двора — мануфактуре централизованного типа (только в помещении двора).

    Монетные дворы относились к типу централизованных мануфактур. На новом Монетном дворе изготовлением медной монеты было занято до 500 человек.

    Организатором текстильных мануфактур тоже выступал государев «дворец» — управление царским дворцовым хозяйством. Так, Кадашевская дворцовая слобода изготовляла бельевые ткани на государев обиход. Полотно поставляли дворцовая Тверская Константиновская слобода в Хамовниках под Москвой, дворцовые села Брейтово и Черкасове в Ярославском уезде. Отдельные сорта тканей вырабатывали на дому.

    В XVII в. возникло до шести десятков различных мануфактур; не все они оказались жизнеспособными — до петровского времени дожили едва ли не меньше половины. Неудивительно применение здесь крепостного труда. Более показательно постепенное расширение вольнонаемного труда как на мануфактурах, так и на водном транспорте (Волжский, Сухоно-Двинскнй и другие пути), соляных промыслах Тотьмы, Соли Вычегодской и Соли Камской (в последней к концу века насчитывалось более 200 варниц, добывавших ежегодно до 7 млн. пудов соли), на рыбных и соляных промыслах Нижней Волги (в конце века в Астрахани и ее окрестностях только в летнее время трудилось несколько десятков тысяч наемных рабочих).

    В наймиты шли посадские люди, черносошные и частновладельческие крестьяне, холопы, в том числе и беглые, всякий вольный, гулящий люд. Крестьяне, как правило, отходили на временные заработки, возвращались к своему хозяйству. Среди других немалое число людей кормилось только работой по найму; из них уже тогда начала формироваться категория более или менее постоянных наемных работников, своего рода российский предпролетариат.

    К XVH в., таким образом, относится начальный этап мануфактурного производства, первоначального накопления, формирования предпролетариата и предбуржуазии: «капиталистов-купцов». Из крупных купцов вырастают предприниматели, занимающиеся, например, солеварением: Г.А. Никитников и Н.А. Светешников, В.Г. Шорин и Я.С. Патокин, О.И. Филатьев и Д.Г. Панкратьев, братья Шустовы и др. С XVI в. набирали силу Строгановы, с конца XVII в. — Демидовы.

    Торговля . XVII век — важнейший этап в развитии рыночных торговых связей, начало формирования всероссийского национального рынка. В торговле хлебом в роли важных центров выступали на севере Вологда, Вятка, Великий Устюг, Кунгурскии уезд; южные города — Орел и Воронеж, Острогожск и Коротояк, Елец и Белгород; в центре — Нижний Новгород. К концу столетия хлебный рынок появился в Сибири. Соляными рынками были Вологда, Соль Камская, Нижняя Волга; Нижний Новгород служил перевалочно-распределительным пунктом.

    В пушной торговле большую роль играли Соль Вычегодская, лежавшая на дороге из Сибири, Москва, Архангельск, Свенская ярмарка под Брянском, Астрахань; в последней трети века — Нижний Новгород и Макарьевская ярмарка, Йрбит (Ирбитская ярмарка) на границе с Сибирью.

    Лен и пеньку сбывали через Псков и Новгород, Тихвин и Смоленск; те же товары и холсты — через Архангельский порт. Кожами, салом, мясом торговали в больших размерах Казань и Вологда, Ярославль и Кунгур, железными изделиями — Устюжна Железнопольская и Тихвин. Ряд городов, прежде всего Москва, имели торговые связи со всеми или многими областями страны. Немало посадских людей составляли особый «купецкий чин», занимаясь исключительно торговлей. Зарождался класс купечества — предбуржуазии.

    Господствующее положение в торговле занимали посадские люди, в первую очередь гости и члены гостиной и суконной сотен. Крупные торговцы выходили из зажиточных ремесленников, крестьян. В торговом мире выдающуюся роль играли гости из ярославцев — Григорий Никитников, Наде я Светешников, Михайло Гурьев, москвичи Василий Шорин и Евстафий Филатьев, дединовцы братья Василий и Григорий Шустовы (из села Дединова Коломенского уезда), устюжане Василий Федотов-Гусельников, Усовы-Грудцыны, Босые, Ревякины и др. Торговали разными товарами и во многих местах; торговая специализация была развита слабо, капитал обращался медленно, свободные средства и кредит отсутствовали, ростовщичество еще не стало профессиональным занятием. Разбросанность торговли требовала много агентов и посредников. Только к концу века появляется специализированная торговля. Например, новгородцы Кошкины вывозили в Швецию пеньку, а оттуда ввозили металлы.

    Большие размеры приняла в городах розничная торговля (в торговых рядах и шалашах, с лотков, скамей и вразнос) Посадские мелкие торговцы ходили по уездам с кузовом, наполненным различными товарами (коробейники); продав их, покупали у крестьян холсты, сукна, меха и прочее. Из среды коробейников выделились скупщики. Они осуществляли связь крестьян с рынком.

    Внешнеторговые операции с западными странами велись через Архангельск, Новгород, Псков, Смоленск, Путивль, Свенскую ярмарку. Вывозили кожи и зерно, сало и поташ, пеньку и меха, мясо и икру, полотно и щетину, смолу и деготь, воск и рогожи и др. Ввозили сукна и металлы, порох и оружие, жемчуг и драгоценные камни, пряности и благовония, вина и лимоны, краски и химические товары (купорос, квасцы, нашатырь, мышьяк и др.), шелковые и хлопчатобумажные ткани, писчую бумагу и кружева и т.д. Таким образом, экспортировали сырье и полуфабрикаты, импортировали изделия западноевропейской мануфактурной промышленности и колониальные товары. 75% внешнеторгового оборота давал Архангельск — единственный и к тому же неудобный порт, связывавший Россию с Западной Европой. В восточной торговле первенствующую роль играла Астрахань. За нею шли сибирские города Тобольск, Тюмень и Тара. Казна и частные торговцы вели операции со странами Средней Азии и Кавказа, Персией и империей Великих Моголов в Индии. С конца XVII в., особенно после заключения Нерчинского договора (1689), развиваются торговые связи с Китаем.

    Конкуренция иностранных купцов на внутреннем рынке вызывала коллективные протесты менее богатых русских торговцев. В 20 — 40-е годы они подавали челобитные, жаловались, что от своих промыслов «отбыли и оттого оскудели и одолжали великими долги». Требовали ограничить операции иноземцев, а тех, кто несмотря на запреты русских властей вел розничную торговлю, высылать из страны.

    Наконец, в 1649 г . английским купцам запретили торговлю внутри страны, потом всех их выслали. Причину в указе объяснили просто и бесхитростно: англичане «государя своего Карлуса короля убили до смерти». В Англии произошла революция, и ее участники во главе с Оливером Кромвелем казнили своего монарха, что в глазах русского двора было проступком явно предосудительным и непростительным.

    По Таможенному уставу 1653 г . в стране ликвидировали многие мелкие таможенные пошлины, оставшиеся со времен феодальной раздробленности. Взамен ввели единую рублевую пошлину — по 10 денег с рубля, т.е. 5% с покупной цены товара (1 рубль = 200 деньгам). С иноземцев брали больше, чем с русских купцов. Новоторговый устав 1667 г . еще более усилил протекционистские тенденции в интересах русского торгово-промышленного сословия.











    Глава 20. Социальные противоречия и потрясения


    Гражданская война в России начала XVII в., составной частью которой стала цепь народных восстаний (Хлопка, Болотникова и др.), открыла целую эпоху мощных социальных потрясений. Вызваны они были усилением натиска феодалов, государства на народные низы, прежде всего окончательным закрепощением крестьянства, основной массы населения России. Логика, диалектика истории, помимо прочего, состоит в том, что укрепление государства — результат трудовых и ратных усилий народных низов — сопровождается ухудшением положения последних, усилением давящего на них пресса всяких податей, барщинных и иных повинностей.

    Всякое действие порождает противодействие, в том числе и в обществе, во взаимоотношениях классов и сословий. Во всяком обществе не могут не возникать социальные противоречия, которые, в свою очередь, в периоды крайнего их обострения порождают столкновения интересов, стремлений. Они принимают разные формы — от ежедневной борьбы (невыполнения или плохого выполнения повинностей, борьбы в судах за землю) до открытых восстаний, вплоть д наивысшей их формы — гражданских войн больших масштабе!

    XVII столетие в истории России современники недаро назвали «бунташным веком». Еще одна гражданская война (Разинское восстание), сильные городские восстания, особенно в Москве — святая святых самодержавия российского, выступления раскольников, множество местных, локальных движений. Социальные потрясения охватили страну от ее западных рубежей до Тихого океана, от северной тайги до южных степей. Современники-иностранцы не только с удивлением наблюдали за разливом народных мятежей в России, соседней Украине (Б. Хмельницкий), но и сопоставляли их с аналогичными событиями в Западной Европе (народные восстания в Англии, Франции, Нидерландах, Германии XVI— XVII вв.).

    В основе всего этого — «усиление социального неравенства», которое «еще усилилось нравственным отчуждением правящего класса от управляемой массы» (В.О. Ключевский). С одной стороны, обогащение правящей элиты, бояр и других думцев, верхушки провинциального дворянства, столичной и местной бюрократии (приказной и воеводский аппараты), с другой — социальная приниженность крепостных крестьян и холопов. Эти два социальных полюса — крайние точки, между которыми лежали другие, промежуточные слои, положение которых варьировалось в зависимости от статуса в иерархической системе государства.



    § 1. Сословия

    Бояре и дворяне. Среди всех классов и сословий господствующее место безусловно принадлежало феодалам. В их интересах государственная власть проводила меры по укреплению собственности бояр и дворян на землю и крестьян, по сплочению прослоек класса феодалов, его «одворянению». Служилые люди по отечеству оформились в XVII в. в сложную и четкую иерархию чинов, обязанных государству службой по военному, гражданскому, придворному ведомствам в обмен на право владеть землей и крестьянами. Они делились начины думные (бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки), московские (стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы) и городовые (дворяне выборные, дворяне и дети боярские дворовые, дворяне и дети боярские городовые). По заслугам, по службе и знатности происхождения феодалы переходили из одного чина в другой. Дворянство превращалось в замкнутый класс — сословие.

    Власти строго и последовательно стремились сохранить в руках дворян их поместья и вотчины. Требования дворян и меры властей привели к тому, что к концу века свели разницу между поместьем и вотчиной к минимуму. В течение всего столетия правительства, с одной стороны, раздавали феодалам огромные массивы земель; с другой — часть владений, более или менее значительную, перевели из поместья в вотчину. Переписные книги 1678 г . насчитали по стране 888 тыс. тяглых дворов, из них около 90% находилось в крепостной зависимости. Дворцу принадлежало 83 тыс. дворов (9,3%). церкви — 118 тыс. (13.3%). боярам — 88 тыс. (10%). более же всего дворянам — 507 тыс. дворов (57%).

    В XVII в. немалое число худородных дворян проникли в столичные сферы — по родству с царем, фавору, заслугам на бюрократическом поприще. Бурный и неспокойный XVII век во многом потеснил старую аристократию.

    Большие земельные владения с крестьянами принадлежали духовным феодалам. В XVII в. власти продолжали курс своих предшественников на ограничение церковного землевладения. «Уложение» 1649г., например, запретило духовенству приобретать новые земли. Ограничивались привилегии церкви в делах суда и управления.

    Крестьяне и холопы . В отличие от феодалов, особенно дворянства, положение крестьян и холопов в XVII в. существенно ухудшилось. Из частновладельческих получше жилось крестьянам дворцовым, хуже всех — крестьянам светских феодалов, особенно мелких. Крестьяне работали в пользу феодалов на барщине («изделье»), вносили натуральный и денежный оброки. Обычный размер «изделья» — от двух до четырех дней в неделю, в зависимости от размеров барского хозяйства, состоятельности крепостных (богатые и «семьянистые» крестьяне работали больше дней в неделю, «скудные» и «одинокие» — меньше), количества у них земли. «Столовые запасы» — хлеб и мясо, овощи и фрукты, сено и дрова, грибы и ягоды — возили на дворы к владельцам те же крестьяне. Плотников и каменщиков, кирпичников и живописцев, других мастеров дворяне и бояре брали из своих сел и деревень. Крестьяне работали на первых фабриках и заводах, принадлежавших феодалам или казне, изготовляли на дому сукна и холсты и т.д. и т.п. Крепостные, помимо работ и платежей в пользу феодалов, несли повинности в пользу казны. В целом их обложение, повинности были тяжелее, чем у дворцовых и черносошных. Положение зависимых от феодалов крестьян усугублялось и тем, что суд и расправа бояр и их приказчиков сопровождались неприкрытыми насилиями, издевательствами, унижением человеческого достоинства.

    После 1649 г . широкие размеры принял сыск беглых крестьян. Тысячами их хватали и возвращали владельцам.

    Чтобы прожить, крестьяне шли в отход, в «батраки», на заработки. Обедневшие крестьяне переходили в категорию бобылей.

    У феодалов, особенно крупных, было много холопов, иногда по нескольку сот человек. Это — приказчики и слуги для посылок, конюхи и портные, сторожа и сапожники, сокольники и «певчие ребята». К концу века произошло слияние холопства с крестьянством.

    Снизился средний уровень благосостояния русского крепостного крестьянства. Сократилась, например, крестьянская запашка: в Замосковном крае на 20—25%. Одни крестьяне имели полдесятины, около десятины земли, у других и того не было. А у зажиточных случалось по нескольку десятков десятин земли. Они брали на откуп господские винокурни, мельницы и др. Выходили в торговцы и промышленники, подчас весьма крупные. Из крепостных Б.И. Морозова вышли, например, ставшие подрядчиками-судовладельцами, а затем крупными солеторговцами и рыбопромышленниками Антроповы. А Глотовы, крестьяне кн. Ю.Я. Сулешева из села Карачарова Муромского уезда, стали богатейшими купцами первой половины столетия.

    Лучше жилось государственным, или черносошным, крестьянам. Над ними не висел дамоклов меч непосредственного подчинения частному владельцу. Но они зависели от феодального государства: в его пользу вносили налоги, несли разные повинности.

    Посадские люди . Процесс восстановления, возрождения затронул после Смуты и ремесло, промышленность, торговлю в городах. Здесь тоже начались сдвиги, не очень крупные и решительные по масштабам, но весьма заметные.

    К середине столетия в стране числилось более 250 городов, а дворов в них, по неполным данным, — более 40 тыс. Из них в Москве 27 тыс. дворов. Принадлежали они ремесленникам и торговцам (8,5 тыс.), стрельцам (10 тыс.), боярам и дворянам, церковникам и богатым купцам.

    Крупные города располагались на важных торговых путях по Волге (Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Казань, Астрахань), Двине и Сухоне (Архангельск, Холмогоры. Соль Вычегодская, Устюг Великий, Вологда, Тотьма), к югу от Москвы (Тула, Калуга), на северо-западе (Новгород Великий, Псков), северо-востоке (Соль Камская). В них насчитывалось более 500 дворов в каждом. Многие средние и мелкие города были, по существу, крепостями (в южных, поволжских уездах), но и в них постепенно появились посады — предместья, населенные торгово-ремесленным людом.

    Население городов в первой половине столетия выросло более чем в полтора раза. Несмотря на скромную долю торговцев и ремесленников в общем количестве жителей России, они играли весьма существенную роль в ее хозяйственной жизни. Среди посадских людей мы видим русских и украинцев, белорусов и татар, мордву и чувашей и т.д.

    Ведущий центр ремесленного, промышленного производства, торговых операций — Москва. Здесь в 40-е годы работали мастера металлообработки (в 128 кузницах), мехового Дела (примерно 100 мастеров), изготовления различной еды (около 600 человек), кож и кожаных изделий, одежды и головных уборов, много другого — всего, что нужно большому многолюдному городу.

    В меньшей, но достаточно заметной степени ремесло развивалось и в других городах России. Значительная часть ремесленников работала на государство, казну. Часть ремесленников обслуживала нужды дворца (дворцовые) и живших в Москве и других городах феодалов (вотчинные ремесленники). Остальные входили в посадские общины городов, несли (тянули, как тогда говорили) различные повинности и платили налоги, совокупность которых называлась тяглом. Ремесленники из посадских тяглецов от работы по заказу потребителя зачастую переходили к работе на рынок, и ремесло, таким образом, перерастало в товарное производство. Появилась и простая капиталистическая кооперация, применялся наемный труд. В наемники к разбогатевшим кузнецам, котельникам, хлебникам и другим шли бедные посадские люди, крестьяне. То же происходило на транспорте, речном и гужевом.

    Развитие ремесленного производства, его профессиональной, территориальной специализации вносит большое оживление в хозяйственную жизнь городов, торговые связи между ними и их округами. Именно к XVII в. относится начало концентрации местных рынков, складывания на их основе всероссийского рынка. Гости и другие богатые купцы появлялись со своими товарами во всех концах страны и за ее рубежами. В годы Смуты и после нее они не раз ссужали власти деньгами.

    Богатей из купцов, ремесленников, промышленников заправляли всем в посадских общинах. Перекладывали главную тяжесть сборов и повинностей на посадскую бедноту — мелких ремесленников и торговцев. Имущественное неравенство приводило к социальному; рознь между «лучшими» и «меньшими» посадскими людьми не раз давала о себе знать в повседневной жизни городов, особенно во время городских восстаний и гражданских войн «бунташного века».

    В городах издавна проживали на дворах и в слободах, принадлежавших боярам, патриарху и прочим иерархам, монастырям, их крестьяне, холопы, ремесленники и пр. Занимались они, помимо обслуживания владельцев, и торговлей, ремеслами. Причем, в отличие от посадских тяглецов, подати не платили и повинности в пользу государства не несли. Это освобождало принадлежавших боярам и монастырям людей, в данном случае — ремесленников и торговцев, от тягла, «обеляло» их, по тогдашней терминологии.

    Посадские люди на Земских соборах, в челобитных требовали вернуть всех людей, занимающихся ремеслом и торговлей, в посадские общины, к посадскому тяглу.



    § 2. Народные восстания

    Балашовское движение . Положение социальных низов в обстановке тяжелых поборов и повинностей послесмутной поры было очень нелегким, их недовольство вырвалось наружу в годы Смоленской войны (1632—1634), когда они громили дворянские имения в районе военных действий и в соседних уездах. Наиболее мощные народные движения начались в середине столетия.

    Соляной бунт . В 1648 г . вспыхнуло движение, получившее в источниках и в дооктябрьской историографии название «соляного бунта». Восстание началось 1 июня, когда Алексей Михайлович возвращался с богомолья из Троице-Сергиева монастыря. В городе его встретила большая толпа москвичей и приезжих. С криками окружили карету царя и жаловались на Л.С. Плещеева, начальника Земского приказа, ведавшего управлением столицы. Царь поехал дальше. Восставшие пытались подать челобитную царице. Но стрелецкая охрана разогнала их, арестовав при этом 16 человек. Это привело в ярость народ, и в царскую свиту полетели камни. На следующий день состоялось шествие в Сретенский монастырь. Повстанцы потребовали у царя освободить арестованных, дать отставку Плещееву, прекратить притеснения и взяточничество приказных людей. После молебна царь возвратился в Кремль. Вслед за ним туда вошли несколько тысяч восставших. К движению присоединились стрельцы и холопы. 2 июня и на следующий день восставшие перешли от требований и угроз к действиям: пострадали десятки дворов московских бояр и дворян, дьяков и богатых купцов. Н. Чистого, который был известен в народе как беззастенчивый взяточник, инициатор огромного налога на соль, введенного за несколько лет до восстания и отмененного за полгода до него, восставшие изрубили, бросив тело на кучу навоза.

    Вынужденный под напором стихии народного движения уступить, Алексей Михайлович приказал «всему народу выдать головою» Плещеева. Палач вывел его из Кремля, и толпа буквально растерзала «бургомистра». 4 июня продолжались погромы дворов знатных и богатых людей. Восставшие потребовали выдачи Траханиотова — начальника Пушкарского приказа, 5 июня они его казнили. Народ требовал выдачи главы правительства боярина Морозова для расправы. 12 июня отряд дворян и стрельцов выехал из Москвы, чтобы конвоировать Морозова, отправленного в ссылку.

    Дворяне и верхи посада, используя сложившуюся обстановку, растерянность и ослабление правительства, подали Царю челобитную. В ней выдвигались требования упорядочения судопроизводства, правильного ведения всех дел в приказах, созыва Земского собора для разработки нового «Уложения».

    Власти созвали Земский собор, принявший решение подготовить новое «Уложение». Волнения в столице не прекращались до конца года. Правительству удалось к этому времени стабилизировать положение.

    Под влиянием событий в Москве в южнорусских городах наиболее сильные движения произошли в Курске, Козлове, Ельце, Ливнах, Валуйках, Чугуеве и других; на севере — в Сольвычегодске, Устюге Великом. В Сибири — в Томске, Енисейском остроге, Кузнецке, Верхотурье; они продолжались и во второй половине XVII в.

    Два года спустя после восстаний в Москве и других городах поднимаются на борьбу посадские и иные люди Пскова и Великого Новгорода — против спекуляции хлебом, дороговизны, голода.

    « Медный бунт ». Мощное, хотя и скоротечное восстание вспыхнуло в Москве — «медный бунт» 25 июля 1662 г . Его участники — столичные посадские люди и часть стрельцов, солдат, рейтар московского гарнизона — предъявили царю Алексею Михайловичу свои требования: снижения налогов, сильно возросших в связи с войнами с Польшей и Швецией, отмены медных денег, вылущенных в огромных количествах и приравненных к серебряным. К тому же, на рынке появилось много фальшивых денег. Все это привело к сильному обесцениванию медной монеты, дороговизне, голоду.

    Во всех своих невзгодах, страданиях простой люд обвинял И.Д. Милославского, царского тестя и главу правительства, других бояр, богатых купцов В.Г. Шорина и др.

    Разговоры о предстоящем выступлении против бояр-«изменников», властей в Москве велись еще весной. А за несколько дней до бунта на площадях и улицах появились «воровские листы» — прокламации с обвинениями по адресу тех же бояр и гостей и призывами к восстанию. Жаловались составители «листов» на медные деньги, высокие цены на соль и прочее, на насилия и взяточничество бояр-«изменников», требовали их наказания. Требования низов, отразившиеся в «листах», сводились к снижению налогов, прекращению злоупотреблений администрации, богачей, их наказанию.

    Подготовленное заранее выступление началось рано утром 25 июля. Многие тысячи москвичей слушали чтение «воровских листов» на Лубянке, Красной площади. До 4—5 тыс. восставших с «листами» и челобитной пошли в село Коломенское, где находился царь со двором. А в столице начались погромы дворов бояр, гостей, приказных начальников.

    В Коломенском восставшие, ворвавшиеся через ворота, сломив сопротивление стрелецкой охраны, вручили свои требования царю Алексею. Алексей Михайлович и бояре уговаривали восставших, призывали проявить терпение, «упрекали» за «мятежное» поведение, обещали расследовать вину «изменников», уменьшить налоги. В ходе дальнейших разговоров их сумели убедить, и один из восставших «с царем бил по рукам». Участники движения, царисты по своим убеждениям и иллюзиям, успокоились и направились в Москву. На полпути их встретила новая толпа москвичей, шедших в Коломенское. Обе партии повстанцев объединились и направились к царской резиденции. Их уже было до 9—10 тыс. человек. На двор к царю они пришли опять «силно», т.е. преодолевая сопротивление охраны. Вели переговоры с боярами, «сердито и невежливо» разговаривали с царем. Снова требовали бояр «для убийства». Алексей Михайлович «отговаривался» тем, что будто бы едет в Москву для розыска. Восставшие угрожали царю: «Будет добром нам тех бояр не отдашь, и мы у тебя учнем имать сами по своему обычаю!»

    К этому времени в Коломенское по приказу царя уже были стянуты войска (от 6 до 10 тыс. человек). Алексей Михайлович «закричал и велел» стрельцам, придворным и холопам «побивать» восставших, «сечь и рубить без милости, имавши их, вешать... и в реках топить и в болотах». Началась кровавая и беспощадная расправа. Было убито или арестовано не менее 2,5—3 тыс. человек (убитых насчитывалось, по данным некоторых документов, немногим менее тысячи человек).

    В начале 1663 г . отменили медные деньги, откровенно мотивируя эту меру желанием предотвратить новое «кровопролитие» — «чтоб еще чего меж люд ми о денгах не учинилося», царь велел их «отставить».



    § 3. Восстание Степана Разина

    Введение в действие нового кодекса законов, «Соборного уложения» 1649 г ., жестокий сыск беглых, рост налогов на войну накаляли и без того напряженное положение в государстве.

    Войны с Польшей и Швецией разоряли основную часть трудовых слоев населения. В эти же годы не раз случались неурожаи, эпидемии. Ухудшилось положение служилых людей по прибору — стрельцов, пушкарей и др. (введение налогов на занятия ремеслом и торговлей, уменьшение жалованья, насилие командиров), «ясачных людей» (нерусских Поволжья и других районов). Многие бежали на окраины, особенно на Дон. В казачьих областях с давних пор вошло в обычай не выдавать беглецов. «С Дону выдачи нет», — с гор. достью отвечали местные казаки царским воеводам и агентам при малейшей попытке организовать перепись беглых, вернуть их помещикам.

    Основная масса казаков, особенно новоприхожих беглецов, жила бедно, скудно. Земледелием казаки не занимались. Жалованья, которое получали из Москвы (хлеб, деньги, сукна, оружие, припасы к нему), не хватало. Чтобы прожить, устраивали походы «за зипунами» — за добычей — на Волгу или «за море». Царские власти, русские феодалы с опаской и недовольством следили за Доном и другими казачьими областями. Их опорой становились домовитые, богатые казаки, вступавшие в сговор с московскими боярами.

    Область Войска Донского к середине столетия с трех сторон — севера, запада и востока — окружали царские владения. Походы на Волгу становились трудней, по реке ставилось все больше сильных крепостей, городов, выход и Каспий преграждала Астрахань с мощным кремлем и сильным гарнизоном. В 1660 г . турки перегородили цепями Дон у Азова, и возможность вырваться на азовские и черноморские просторы почти исчезла.

    К середине 60-х годов положение на Дону ухудшилось до крайности. Здесь скопилось большое количество беглых. Начался голод. Первая вспышка недовольства произошла в 1666 г . — до 700 донских казаков пришли с Дона к Туле. Предводитель казаков В.Р. Ус послал в Москву станицу (посольство) с просьбой принять их на царскую службу, чтобы они могли прокормиться. Но им отказали.

    Мирный вначале поход перерос в восстание — к казакам присоединились несколько тысяч крестьян, холопов Подмосковья, ближнего и дальнего. Против повстанцев выслали войско князя Ю.Н. Борятинского. Усовцы ушли к себе на Дон, с ними бежали многие русские холопы и крестьяне, готовые, как и многие их собратья, подняться на борьбу против угнетателей. Впоследствии усовцы влились в повстанческое войско, которое возглавил Степан Тимофеевич Разин (род. ок. 1630 г .).

    С.Т. Разин, как и его отец (выходец, вероятно, с воронежского посада), принадлежал к домовитому казачеству. К началу восстания немало повидал и испытал. Трижды бывал в Москве, а однажды — ив Соловецком монастыре. Его отличали смелость и сноровка, умение руководить людьми в военных предприятиях, вести переговоры по важным делам. Беспокойную, свободолюбивую натуру, пытливый ум С. Разина путешествия и походы, общение со многими людьми обогатили знаниями о жизни, страданиях угнетенных, о притеснениях бояр. Жестокость властей испытала и семья С. Разина. В 1665 г . казнили его старшего брата Ивана. Он возглавлял полк донских казаков, участвовавший в войне с Польшей из-за Украины. Осенью донцы запросились домой, но их не отпустили. Тогда они ушли самовольно. Главнокомандующий боярин князь Ю.А. Долгорукий, человек жестокий и беспощадный, распорядился казнить командира.

    Обстановка на Дону накалялась. Количество беглых увеличивалось. Противоречия между бедными и богатыми казаками усиливались. В 1667 г ., с окончанием войны с Польшей, на Дон и в другие места хлынули новые партии беглых.

    Разин возглавил движение, поднял на борьбу сотни, тысячи недовольных и угнетенных. К нему и его сподвижникам ранней весной 1667 г . идут массы бедных казаков, готовых к походу на Волгу и Каспийское море, У Паншинского городка, на островах («буграх»), у переволоки на Волге, устраивают лагерь. Разинский отряд увеличивается до тысячи человек. Разинцы собирают лодки, оружие, продовольствие, всякие припасы. В середине мая его отряд переорался с Дона на Волгу.

    Действия восставших с самого начала их похода на Дон и Волгу, помимо чисто «разбойных» моментов (грабежи и расправы), отличают четкие и ясно выраженные антифеодальные черты: расправы над богатыми казаками, купцами, приказчиками, борьба с царскими ратниками, включение в отряд освобожденных от неволи ссыльных, а также недовольных своим положением работных и других людей.

    У Разина было уже 1,5 тыс. человек, когда отряд проплывал мимо Царицына. Он стремился быстрее вырваться с Волги на Каспии, чтобы оттуда идти на Яик. Мимо Черного Яра, Астрахани, разгромив несколько астраханских отрядов, вышел в море, затем поднялся по реке Яик к Яицкому городку и взял его.

    Московские власти, с одной стороны, посылают против «воров» войска, меняют астраханских воевод; с другой — «милостивую грамоту» Разину с обещанием прощения, если он вернется на Дон, «от воровства отстанет». Но он и его ватажники отказались от «милости».

    Зиму 1668 г . разницы провели в Яицком городке. Разбили трехтысячный отряд Я. Безобразова, вышли в Каспийское море. У Астрахани разгромили отряд Г. Авксентьева. Разинцы плывут вдоль южного и западного берега моря. У них — десятки стругов с пушками и припасами. Они грабят торговые суда, владения шамхала Тарковского и шаха персидского, освобождают немало русских пленников, разными путями и в разное время попавших в эти края. Многие гибнут в боях, от болезней и голода. Так проходят лето и осень 1668 г ., потом зима и весна следующего. Разин ведет переговоры с шахом, которому предлагает принять его с казаками на службу, а за это дать землю для поселения где-нибудь на Куре. Шах, получив грамоту от царя из Москвы, переговоры прекращает, а казаков-повстанцев казнит. Под Рештом большое войско шаха неожиданно нападает на лагерь разинцев. Казаки в ходе ожесточенного сражения несут большие потери. Потом мстят шаху, предают огню и мечу Ферахабад (Фарабат), Астрабад и другие города и селения.

    Зимуют разницы у Миян-Кале, в юго-восточной части Каспия, терпят холод и голод. Весной 1669 г . перебираются к западному побережью. Два месяца отдыхают на Свином острове. Здесь летом происходит ожесточенное морское сражение, поредевший разинский отряд наголову разбивает войско Мамед-хана (3,7 тыс. человек на 50 судах). После этой блистательной победы Разин и его казаки, обогащенные сказочной добычей, но крайне истомленные и изголодавшиеся, берут курс на север. 22 августа они появляются в Астрахани, и местные воеводы, взяв с них обещание верно служить царю, сдать все суда и пушки, отпустить царских служилых людей, пропускают их вверх по Волге на Дон.

    Астраханские жители, прежде всего беднота, с восторгом встретили разинцев, овеянных славой дальних походов и сражений и щедро оделявших дарами многих бедных людей. Разин за две недели успел многое — он не только пировал, ходил в гости и вел переговоры с воеводами, но, и это главное, общался с жителями, узнавал их настроения, обещал освободить «от ярма и рабства боярского». Он задумывал новый поход, на этот раз против «бояр».

    В начале октября Разин вернулся на Дон. Здесь установилось двоевластие. Делами в Войске Донском по-прежнему управляла казацкая старшина в Черкасске. Но находившийся в Кагальнике Разин не считался с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым, своим крестным отцом, и всеми его помощниками. Мятежный атаман, по существу, блокировал Черкасск.

    «Бездомовные», «голутвенные люди» тянутся со всех сторон к Разину. Тот собирает, покупает оружие и припасы к нему, хлеб и лодки. Численность разинского войска быстро растет с 1,5 до 4—5 тыс. человек. Предводитель делает все энергично и в тайне от врагов. Но вскоре, проведя необходимую подготовку, уже не скрывает своих планов: «Итить мне Волгою з бояры повидатца!», «И нам бы всем постоять и изменников из Московского государства вывесть и чорным людем дать свободу». Его призывы и стремления затрагивали главное в жизни крепостного люда, сердцевину феодальных отношений — существование или уничтожение крепостной зависимости.

    Разинское войско — 7 тыс. повстанцев— 15 мая 1670 г . вышло на Волгу выше Царицына. С помощью его жителей они взяли город. Около него разбили тысячный стрелецкий отряд И. Лопатина. Затем последовали победа над царским войском под Черным Яром, штурм и взятие Астрахани (22 июня). Здесь войско Разина выросло до 13 тыс. человек. 20 июля Разин с 11 тыс. повстанцев покинул Астрахань, оставив в городе 2 тыс. Их цель — поход вверх по Волге, потом — на Москву. Одновременно посылались отряды на Дон, Северский Донец. В середине августа Разину без боя сдаются Саратов и Самара Разницы вступают в районы с обширными феодальными владениями и многочисленным крестьянским населением. Обеспокоенные власти стягивают сюда многие дворянские, стрелецкие, солдатские полки.

    Разин спешит к Симбирску — центру сильно укрепленной засечной линии городов и крепостей. В городе гарнизон в 3—4 тыс. ратников возглавляет родственник царя по жене И.Б. Милославский. К нему на помощь прибывает 31 августа князь Ю.Н. Борятинский с двумя полками рейтар и несколькими дворянскими сотнями.

    Повстанцы подошли 4 сентября. Два дня — 5 и 6 сентября длился бой. Разин штурмовал острог на склонах «Венца» — симбирской горы. Началось, как и в других городах, восстание местных жителей — стрельцов, посадских людей, холопов. Разин усилил натиск и ворвался в острог буквально на плечах разгромленных полков Борятинского, который бежал к Тетюшам. Милославский отвел свои силы в кремль. Обе стороны понесли немалые потери, повстанцы пленили до 300 человек.

    Именно в это время пламя восстания охватывает огромную территорию: Поволжье (не только Нижнее, но и Среднее н Верхнее), Лесное Заволжье, многие южные, юго-восточные, центральные уезды России, Слободской Украины, Дон. Основной движущей силой становятся массы крепостных крестьян. Активно участвуют в восстании городские низы, работные люди, бурлаки, служилая мелкота (городовые стрельцы, солдаты, казаки), представители низшего духовенства, всякие «гулящие», «бездомовные» люди. В движение включаются чуваши и марийцы, мордва и татары.

    Разосланные Разиным и другими предводителями прелестные грамоты поднимали на борьбу новые массы угнетенных. По сообщению современника-иностранца, в это время — разгар движения — в нем участвовало до 200 тыс. человек. Много дворян было убито, сожжены их имения. Повстанцы используют имена царевича Алексея Алексеевича и бывшего патриарха Никона, как бы находящихся в их рядах, желая таким образом придать видимость законности восстанию, они расправляются со многими дворянами.

    Главное повстанческое войско (20 тыс.) в сентябре и начале октября осаждало Симбирский кремль.

    Напуганные размахом движения, власти мобилизуют новые полки. Царь Алексей Михайлович главнокомандующим назначает боярина князя Ю.А. Долгорукого, опытного полководца. Тот выезжает на новый театр военных действий и делает своей ставкой Арзамас. Сюда стягиваются царские полки, по пути отбивая нападения повстанческих отрядов. Обе стороны несут немалые потери. Однако Долгорукий медленно и неуклонно преодолевает сопротивление храбрых, но слабо организованных и плохо вооруженных повстанцев. Постепенно перевес оказывается на его стороне. В начале октября под Симбирском войско Разина терпит поражение. Раненого Разина товарищи вынесли с поля боя, погрузили в лодку и рано утром 4 октября отплыли вниз по Волге. Несмотря на катастрофу под Симбирском и ранение Степана Разина, восстание продолжалось всю осень и зиму 1670/71 г.

    Каратели жестоко расправились с восставшими. В одном Арзамасе было казнено до 11 тыс. человек, и город в эти месяцы, по отзывам современников, напоминал «преддверие ада». Всего каратели, как сообщают некоторые современники, убили, замучили до 100 тыс. повстанцев.

    В начале 1671 г . основные очаги движения были подавлены. Но почти весь год продолжала сражаться Астрахань. 27 ноября пала и она.

    Степана Разина схватили 14 апреля в Кагальнике домовитые казаки во главе с К. Яковлевым. Вскоре его привезли в Москву и после пыток казнили на Красной площади, причем бесстрашный предводитель в свой последний, смертный час «ни единым вздохом не обнаружил слабости духа».

    По ожесточенности столкновений, противостояния двух враждебных лагерей Разинское восстание стало одним из самых мощных народных движений «бунташного века».



    § 4. Восстания в Москве

    Самым крупным движением в конце столетия стали Московские восстания 1682 и 1698 гг. Первое из них отличалось длительностью и упорством.

    После смерти царя Федора 27 апреля 1682 г . выступили стрельцы и солдаты Московского гарнизона. Их отчасти поддержали московские низы, особенно раскольники. Стрельцы, будучи частью русской армии, несли охрану Кремля, следили за порядком в столице, подавляя при случае народные волнения, выступления против властей, знати. За свою службу получали жалованье, но выдавали его нерегулярно и к тому же с середины XVII в. уменьшили вдвое. Чтобы прожить, стрельцы с разрешения властей занимались торговлей и ремеслом, что давало некоторый доход, с которого их заставили платить налоги (до этого их освобождали от подобной тяготы).

    Нарастающее недовольство стрельцов (как и солдат, пушкарей и прочих мелких служилых людей) усугубили насилия, вымогательства, взятки приказных и военных начальников — руководителей Разрядного, Стрелецкого и других приказов, которые ведали военным делом, стрелецких и солдатских полковников. Стрельцы уже зимой и весной 1682 г . не раз жаловались на полковников, но безрезультатно. Разъяренные отказами правительства Нарышкиных, пришедших к власти с воцарением 10-летнего Петра I, ухудшением своего положения, стрельцы собирались на тайные сходки и открытые совещания, обсуждали свои требования. Составляли списки лиц, допускавших злоупотребления, чтобы потом с ними расправиться. 30 апреля они предъявили правительству ультиматум: выдать на расправу 16 военных командиров. Царица-регентша Наталья Кирилловна и ее помощники, растерявшиеся и бессильные, уступили— этих начальников сняли с постов, били кнутом. Власти надеялись, что теперь все успокоится. Срочно вызвали из ссылки А.С. Матвеева, который возглавлял правительство в конце жизни царя Алексея. Нарышкины рассчитывали на то, что по приезде в Москву он наведет порядок. Но эти надежды не сбылись.

    Восставшие стрельцы и солдаты по заранее намеченному плану пришли в Кремль и начали расправы. 15—17 мая были убиты Матвеев, отец и сын Долгорукие, несколько Нарышкиных, стрелецких начальников, приказных дьяков. Восставшие овладели положением в столице, диктовали свою волю правительству. Конец весны, лето и начало осени 1682 г . прошли под знаком политического всесилия восставших стрельцов и их сторонников. Стрелецкое войско в Москве стали именовать «надворной пехотой», в честь их заслуг (во время событий 15—17 мая) на Красной площади соорудили «столп» (обелиск). Стрельцы получили задержанное за многие годы жалованье, подарки; с их бывших полковников взыскивали, подчас с помощью батогов, удержанные со стрельцов и солдат деньги (по составленным заранее спискам) и возвращали обиженным.

    При всей силе в первые недели и месяцы движения повстанцы оказались и не могли не оказаться очень слабыми в политическом плане — на непосредственную власть они не претендовали, поскольку править просто не умели. Князья Хованские, отец и сын, знатные Гедиминовичи (потомки великого князя литовского Гедиминаса), возглавили Стрелецкий приказ и некоторые другие учреждения и оказались как бы во главе стрельцов-повстанцев.

    На самом деле Хованские, конечно, отнюдь не предводители восстания; цели его участников, в первую очередь стрельцов — выходцев из народных низов (крестьян, ремесленников, холопов), были им чужды. Попросту водоворот событий, бурных и драматичных, захватил этих охотников до власти, денег, привилегий, и они волею судеб оказались в одной лодке с социально чуждыми им людьми, пытались опереться на них в борьбе за власть.

    Это им не удалось: выиграли регентша Софья и боярин князь В.В. Голицын, ставший по ее указанию главой правительства, канцлером. Новые правители, используя авторитет царской власти, правительственную машину, которая оказалась в их руках, а не Хованских, политически попросту бездарных, в конце концов овладели положением. Собрали дворянское войско, сосредоточив отдельные его полки в разных городах Подмосковья, и заставили осенью того же года восставших капитулировать.

    Попытка четырех московских стрелецких полков 16 лет спустя организовать новое восстание закончилась их полным поражением от правительственных войск под стенами Воскресенского монастыря (под Истрой, к западу от столицы). В ходе «стрелецкого розыска» сотни мятежников казнили. Петр, не хотевший учесть их бедственное положение (они голодали, нищенствовали на пути из недавно взятого Азова к западной границе России), жестоко отомстил тем, кого ошибочно считал слепым орудием царевны Софьи, всем Милославским, которые были его заклятыми врагами.

    16 московских стрелецких полков Петр приказал раскассировать; стрельцов вместе с семьями выслали в разные города и там записали в посадские люди (ремесленники, торговцы). Эту операцию в народе назвали «стрелецким разорением».












    Глава 21. Внешняя политика: войны, расширение границ


    XVII столетие в сознании современников и историков, можно полагать, стало своего рода феноменом — страна, оправившись после страшных потрясений и разорений Смутного времени, заметно продвинулась вперед. И не только в возрождении хозяйства и культуры. Поражали воображение успехи на полях сражений, в дипломатии; но это — во второй половине века. В первой его половине случались осечки, поражения, прежде всего из-за слабости России, не успевшей еще накопить силы после Смуты. Продвижение же в Сибирь, в страну «незнаемую», по ее бескрайним пространствам, при бездорожье и малонаселенности, продолжалось без перерыва все столетие. Это была эпоха великих русских географических открытий, сделавших для мировой науки известными огромные массивы земель и морей от Урала до Тихого океана.

    Как и в предыдущее столетие, перед страной стояли все те же задачи в области внешнеполитической: возвращение древнерусских земель, обретение выходов к Балтийскому и Черному морям, продолжение борьбы с ханствами — преемниками Золотой Орды (Крымским и Сибирским) и стоявшей за ними могущественной Турцией. Выполнить все эти задачи для России было не по силам; но кое-что, и немало, она сделала.

    Первую попытку взять реванш над Речью Посполитой, сыгравшей неприглядную роль во время Смуты, московские политики предприняли менее полутора десятилетий спустя после ее окончания. Целью войны было возвращение Смоленской земли, захваченной поляками в начале XVII в.



    § 1. Русско-польская (Смоленская) война

    Вернувшийся из польского плена в 1619г. Филарет энергично взялся за внешнеполитические дела.

    Речь Посполитая входила в то время в коалицию католических государств во главе с Габсбургами — правителями Священной Римской империи. Швеция и Турция, члены антигабсбургской коалиции, втягивали в нее Россию. Обе они в начале 20-х годов вели войну против Польши.

    Польские правящие круги не оставляли планов нового похода на Москву. Они надеялись на помощь венского двора. Но Габсбурги ничем не могли помочь: им пришлось в это время подавлять начавшееся в 1618 г . восстание в Чехии, которую Австрия пыталась полностью подчинить.

    В том же году развязали войну с Габсбургами германские князья. В нее вступили Англия, Голландия, Дания, Франция, Швеция и другие государства Европы, боровшиеся против имперских притязаний австрийских правителей. На стороне последних воевали испанские Габсбурги, пытавшиеся сломить республику северных провинций Нидерландов.

    В ходе Тридцатилетней войны, продолжавшейся до 1648 г ., Россия оказывала экономическую помощь антигабсбургской лиге, снабжала хлебом Данию и Швецию, вела переговоры о союзе против Империи и Речи Посполитой со шведским королем, турецким султаном, трансильванским князем. Одновременно правительство готовилось к войне: Пушкарский приказ резко увеличил производство оружия и припасов, делались большие закупки за границей. Приводили в порядок крепости по западному пограничью. В начале 30-х годов появляются полки нового строя: пехотные (солдатские) и конные (рейтарские, драгунские). По всей стране собирали хлеб для служилых людей, увеличивали налоги — прямые и чрезвычайные.

    В апреле 1632 г . в Речи Посполитой умер король Сигизмунд III, и разгорелась обычная для времени бескоролевья борьба за власть. В июне Земский собор в Москве решил начать войну с Польшей за Смоленск. Туда в конце лета двинулось русское войско боярина М.Б. Шеина. В декабре оно вышло к Смоленску.

    России приходится воевать против Польши в одиночестве: ни Швеция, ни Турция в войну не вступили. К тому же, в Речи Посполитой избирают королем давнего претендента на московский престол — Владислава, сына Сигизмунда III. Он энергично готовится к борьбе на востоке.

    Шеин держал Смоленск в осаде всю зиму. Весной начал обстрелы, штурмы. Но они не принесли удачи. К лету 1633 г . началось дезертирство — бежали дворяне из южных уездов, донские казаки, на землю которых все чаще нападали крымские татары. Несмотря на запреты султана, подстрекаемые поляками крымцы громили южные русские земли, доходили до Московского уезда.

    В конце августа к Смоленску пришел Владислав с 15-тысячным войском. Часть, своих сил ему удалось провести в осажденный город. На этот раз в окружении оказалось войско Шеина. Русский командующий тщетно ждал подкреплений. В начале 1634 г . король предложил начать переговоры, и Шеин вынужден был согласиться. Вскоре заключили перемирие: по его условиям Шеин вывел из окружения остатки своей армии, всего 8 тыс. человек, артиллерию и запасы оставил королю.

    Мирный договор заключили в Поляновке (июнь 1634 г .). Владислав отказался от претензий на русский престол. Но Польше возвращались все города и земли, захваченные в ходе войны русскими. Она же получала 20 тыс. рублей. Лишь город Серпейск Москве удалось сохранить из всего завоеванного. Смоленская война окончилась неудачно. Россия еще была слаба, чтобы вернуть утерянные земли.




    § 2. Укрепление южных границ. «Азовское сидение»

    В 30—40-е годы правящие круги проводят энергичные меры по укреплению южных границ от нападений крымских и ногайских ханов. Крымское ханство, один из преемников Золотой Орды, захватило за это время в плен до 200 тыс. русских, ставших рабами крымских, турецких и прочих владельцев. В виде «поминок» (подарков) хану и его приближенным Москва истратила огромные средства — до одного миллиона рублей.

    Захватчики разоряли, сжигали города и селения, угоняли скот, увозили имущество. Страна периодически несла колоссальный урон. Чтобы снять эту угрозу, власти укрепляют Тульскую засечную черту, строят южнее старой новую — Белгородскую. Возводят до трех десятков городов: Ефремов, Козлов, Коротояк, Тамбов, Чугуев, Яблонов и др.

    Войско Донское, находившееся рядом с южными уездами, активизировало борьбу с крымцами, ногайцами и другими кочевниками, перешло к прямым действиям против владений Османской Турции. В устье воспетого казаками Тихого Дона Ивановича стояла сильная турецкая крепость Азов. Турки называли ее Садд-уль-ислам — Оплот ислама.

    В 1637 г . отряд атамана Михаила Татаринова из нескольких тысяч человек с четырьмя пушками захватил грозную твердыню, на башнях которой стояло до 200 пушек. Успех пришел к ним после взрыва из подкопа крепостной стены и смелого натиска.

    Пять лет продолжалось знаменитое «Азовское сидение», воспетое в песнях и легендах, повестях и сказаниях. Султан Ибрагим I прислал к Азову огромную армию и флот, всего до 200 тыс. человек, сто стенобитных орудий. С турками прибыли специалисты по осадному делу из Западной Европы. В Азове же сидело менее 5 тыс. казаков. Возглавлял их атаман Осип Петров.

    Летом 1641 г . началась осада. Обстрелы перемежались яростными штурмами янычар. Казаки, укрываясь в шанцах, отбивали атаку за атакой, всего 24 приступа. Делали подкопы под земляные валы, которые турки Гусейна-паши насыпали около крепостных стен, и взрывали их.

    Турки потеряли здесь до 30 тыс. человек. Погибло до половины казаков, но они стойко держались. Наступала зима, янычарам грозил голод, они сами были готовы к бунту. Гусейн-паша прекратил осаду. Казаки послали в Москву своих представителей, просили включить Азов в число русских владений и прислать войско.

    Царь Михаил созвал Боярскую думу, потом Земский собор. Вопрос об Азове — это вопрос об отношениях с Турцией: взять его под «государеву руку» означало войну с могущественным противником. Нужны ратники, запасы, деньги, и все это — в очень большом количестве. Недавний афронт под Смоленском был свеж в памяти. Правительство поняло, что в этой обстановке удержать Азов будет невозможно, и приказало казакам оставить его, что они и сделали. Московские власти уладили конфликт с Турцией.



    § 3. Воссоединение Украины с Россией

    Лишь в середине столетия появилась возможность воссоединить часть древнерусских земель, входивших некогда в состав Киевской Руси, потом захваченных Польшей и Литвой (с 1569 г . —двуединая Речь Посполитая).

    Значительная часть украинской и белорусской шляхты приняла католичество или униатство, ополячилась, чтобы сохранить и увеличить свои привилегии. Но простой люд упорно сопротивлялся, хранил язык, веру, обычаи предков, тянулся к своим братьям по происхождению, языку, вере — к русским, к Москве. Народные низы вели постоянную борьбу с угнетателями — панами, их управителями, арендаторами, корчмарями, ростовщиками. Опорой всех холопов стала Запорожская Сечь — вольное казачество, обосновавшееся в низовьях Днепра, в районе порогов.

    Часть казаков, наиболее крепких, богатых, с 70-х годов XVI в. зачислили на службу польскому королю, внесли в реестр (список). Но большинство запорожцев составляли нереестровые.

    Магнаты и шляхтичи владели огромными имениями, выжимали все соки из своих подданных. Князьям Острожским принадлежали 80 городов и местечек, 2760 сел, Вишневецким — 40 тыс. крестьянских и мещанских дворов (характерно название их владений — Вишневеччина), Конецпольский только на Брацлавщине (Правобережная Украина) имел 170 городов и местечек, 740 сел. В их владениях, помимо крепостных крестьян и мещан (от Micro — город), т.е. ремесленников и торговцев, жили городовые казаки, мелкие землевладельцы и др. Украинских мещан притесняли в ремесленных и торговых делах, что вынуждало их переходить к земледелию, бежать в Запорожье, степи, в Россию.

    В конце XVI — первой половине XVII в. по Украине прокатилась волна крестьянско-казацких восстаний. Их участники выступают против панско-шляхетского гнета, за сохранение родного языка, обычаев предков, за православную веру.

    Самое мощное из них — восстание на Украине и в Белоруссии, начавшееся в 1648 г . Оно вылилось в национально-освободительную и антифеодальную войну обоих народов против панско-шляхетского гнета, за социальное и национальное освобождение, за воссоединение с Россией. Она носила всенародный характер. В общенациональный блок вошли крестьяне, мещане, рядовые казаки — главная движущая сила восстания, затем — средние слои ремесленно-торгового населения городов, реестровое казачество, казацкая старшина, мелкие украинские феодалы, духовенство.

    Возглавивший движение Богдан Хмельницкий, сам немало потерпевший от польских властей, в конце января собрал в низовьях Днепра отряд в 300 повстанцев и неожиданно напал на Запорожскую Сечь, разгромив стоявший там польский гарнизон. Реестровые из гарнизона перешли на его сторону. Казаки избрали Хмельницкого кошевым гетманом Войска Запорожского, и вскоре началось его победное шествие по Украине.

    Для подавления восстания в район Черкасс и Корсуня прибыла регулярная армия Н. Потоцкого, коронного гетмана, и М.Калиновского, польного гетмана. Против повстанцев действовали военные отряды магнатов. Хмельницкий собирал в Сечи силы. Союз с крымским ханом Ислам-Гиреем, приславшим на помощь пятитысячный конный отряд, обеспечил гетману тыл. Весной он вышел из Запорожья на север.

    Хмельницкий одержал блестящие победы над коронными войсками Речи Посполитой у р. Желтые Воды (19 апреля 1648 г .), под Корсунем (17 мая). Тогда же, в мае, он занял Белую Церковь, Киев и другие города. По всей Украине поднимался на борьбу народ, вдохновленный его победами. От рук повстанцев пали многие помещики, арендаторы, управляющие, ростовщики, корчмари.

    В сентябре 1648 г . Хмельницкий одержал еще одну победу над поляками. Две армии встретились у Пилявец, к северо-западу от Винницы. Поляки вдвое превосходили по численности повстанцев. Польская армия снова потерпела сокрушительное поражение. Повстанческая армия двинулась на запад, взяла Львов. От поляков были освобождены Подолия и Волынь. Началось восстание в Белоруссии. Но наступала зима, разразилась эпидемия чумы. Хмельницкий согласился на предложение польского короля Яна-Казимира о перемирии и отвел свою армию в Поднепровье. В конце декабря победители торжественно въехали в Киев. На Украине Хмельницкий в начале 1649 г . устраивает новое управление: делит ее территорию на полки во главе с полковниками; в их руки передает всю военную и гражданскую власть.

    Польское правительство к лету собрало коронную армию из 200 тыс. человек. Ее разделили на три части — две из них поставили в Подолии и на Волыни; третья, основная, во главе с королем должна была выйти из Польши.

    Главное повстанческое войско Хмельницкого вышло на запад. Вместе с ним двигалась орда Гирея. Поляки собрали в Збараже до 60 тыс. воинов. В конце июня сюда подошли главные силы Хмельницкого. Под стенами города они разгромили лучшие полки польских гетманов. 7 июля Збараж был взят штурмом.

    К Збаражу приближались основные польские силы Яна-Казимира. Хмельницкий в конце июля с лучшими полками стремительно пошел навстречу королю и встретил его в 50 верстах от Збаража у города Зборов. Здесь 5 августа началось ожесточенное сражение. Повстанцы расчленили польскую армию на три части и начали ее истребление. В этот день поляки потеряли 11 тыс. убитыми и 18 тыс. пленными, 57 пушек. На следующий день битва возобновилась, польскую армию ожидала катастрофа. Но крымский хан потребовал прекратить сражение и заключить мир с королем, угрожая объединить свои и польские силы против Хмельницкого.

    8 августа 1649 г . стороны заключили Зборовский мирный договор — «Декларацию». Согласно его условиям реестровое войско увеличивалось до 40 тыс. человек. Оно размещалось в трех воеводствах — Киевском, Брацлавском и Черниговском, которые подчинялись гетману Хмельницкому. Польским войскам там пребывать запрещалось.

    Но Украина по-прежнему оставалась под властью Польши. Народные низы выражали недовольство условиями договора. Оно еще больше усилилось, когда польские паны начали возвращаться на Украину и расправляться с повстанцами. В 1651 г . снова разгорелись крестьянские восстания в Подолии и на Волыни, Белоруссии и Смоленщине. Но главная повстанческая армия в июне 1651 г . из-за измены союзника — крымского хана — потерпела поражение под Берестечком на р. Стырь, к северо-востоку от Львова.

    По Белоцерковскому договору 18 сентября 1651 г . казацкий реестр уменьшался вдвое, до 20 тыс. человек. Под властью гетмана оставалось только Киевское воеводство, он лишался права сношений с иностранными государствами, в том числе с Крымским ханством; должен был подчиняться власти польского коронного гетмана. Положение украинского народа в конце этого и первой половине следующего года было очень трудное. Выручила Россия, правительство которой разрешило свободно и беспошлинно покупать хлеб и соль, помогло Хмельницкому вооружением.

    В конце мая 1652 г . на Батогском поле на правом берегу Южного Буга, юго-восточнее Винницы и Брацлава, произошло сражение повстанческой армии и отборного 50-тысячного войска Калиновского, продолжавшееся два дня. Польская армия перестала существовать. Шляхта бежала с Украины. Все Правобережье оказалось во власти повстанцев. По полководческому искусству, мужеству армии современники сравнивали победу Хмельницкого под Батогом с победой Ганнибала под Каннами в 216 г . до н.э. Восстание на Украине вспыхнуло с новой силой. Отряды повстанцев действовали уже на собственно польской территории.

    В начале октября 1653 г . польский король собрал 80-тысячную армию у Жванца, южнее Каменец-Подольска. Сюда же пришел Хмельницкий с 60-тысячным войском. Гетман окружил врага. И снова измена крымского хана спасла польскую армию от полного уничтожения; в ней осталось 50 тыс. воинов. Жванецкий договор восстановил условия Зборовского мира.

    К этому времени Земский собор, созванный в Москве, вынес (1 октября 1653 г .) решение о воссоединении Украины с Россией и начале войны с Польшей. 8 января 1654 г . при большом, стечении народа Богдан Хмельницкий провозгласил в городе Переяславе акт о воссоединении Украины с Россией. Все участники Рады приняли присягу: «Быти им з землями и з городами под государевою высокою рукою навеки неотступным».

    «Статьи Богдана Хмельницкого», вскоре подписанные в Москве, перечисляют права и привилегии Войска Запорожского, казацкой старшины, украинской шляхты, крупных городов — значительно более широкие по сравнению с теми, которыми они пользовались при господстве Речи Посполитой. На Украине сохранялись выборное гетманское управление, военно-административные местные органы во главе с полковниками. Численность казацкого войска определили в 60 тыс. человек. Все управление Украиной подчинялось верховной власти царя.

    Объединение двух братских народов освободило значительную часть Украины от национального и религиозного гнета польских магнатов, шляхты, от угрозы со стороны Турции. Русские и украинцы объединяли свои силы в борьбе с внешними врагами. Создавались условия для национального развития.



    § 4. Война России и Украины с Речью Посполитой

    Воссоединение Украины с Россией означало войну с Речью Посполитой. Длилась она почти полтора десятилетия; случались и победы и поражения. Положение осложнялось борьбой за власть после смерти Богдана Хмельницкого (27 июля 1657 г .), изменами части казацкой старшины, украинской шляхты. Ставший гетманом после Богдана его войсковой писарь Иван Выговский заключил в Гадяче договор о переходе Украины под власть Польши (1658), жестоко подавлял направленные против его изменнического курса восстания. Но народ не принял договор, и Выговский бежал в Польшу.

    На Раде в Переяславе гетманом избрали молодого Юрия Хмельницкого — сына Богдана. Принятые на ней же Переяславские статьи 1659 г . подтвердили условия мартовских статей («Статьи Богдана Хмельницкого»). Кроме того, увеличивалась численность русских войск на Украине, а царские воеводы получали право контроля над казацкими военачальниками.

    На следующий год на Украину пришло большое польское войско. Объединенная русско-украинская армия Шереметева и Юрия Хмельницкого потерпела тяжелое поражение под Чудновом, юго-западнее Житомира. Гетман, в отличие от великого отца, человек слабый, малоопытный, заключил договор с Польшей и признал ее власть над Украиной. Это соглашение отверг украинский народ, и гетмана Юрия, по существу, лишили власти над Левобережьем. Но на Правобережной Украине он сумел удержаться. Там стояли войска Речи Посполитой.

    Вскоре польские власти сменили гетмана — посадили в 1663 г . своего ставленника Тетерю А в конце года ввели войска на Левобережье. Под Глуховом и Новгород-Северским русские и казацкие полки разгромили поляков. На Правобережье разгорелись восстания. Тетеря, по примеру Выговского, бежал к своим покровителям, в Польшу. Его место занял Петр Дорошенко — ставленник казацкой старшины. Он освободил Правобережье от польских войск. Но его попытка подчинить своей власти и Левобережье окончилась неудачей — народ выступил против.

    На «Черной Раде» (в ней, помимо старшин, участвовало много черни — представителей рядового казачества, крестьян мещан) в Нежине гетманом избрали И. Брюховецкого (июнь 1663 г .).

    Изнурительная война, истощившая обе воюющие стороны, закончилась в 1667 г . перемирием, заключенным в Андрусове. По его условиям, Россия возвращала себе Смоленскую и Северскую земли, завоеванные в ходе войны; за ней же закреплялась Левобережная Украина, а на Правобережье

    — Киев и некоторые другие небольшие анклавы на берегу Днепра. Запорожье ставилось под власть обоих государств. Польша и Россия обязались давать совместный отпор нападениям крымцев и турок.

    Используя борьбу за власть в украинской верхушке, Турция заняла Правобережную Украину. По Бучачскому договору 1672 г. Речь Посполитая уступила султану Подолию и другие земли.




    § 5. Русско-турецкая война. Чигиринские походы

    Правобережное казачество, недовольное сотрудничеством гетмана П. Дорошенко с турками и крымцами, оказывает на него сильный нажим, и тот заявляет себя сторонником : России (1676). А в следующем году огромная турецко-татарская армия вторгается на Украину. Начинается открытая война между Россией и Турцией, первая в истории их отношений за два столетия.

    Русско-украинская армия Г.Г. Ромодановского и И. Самойловича, нового гетмана, насчитывала 60 тыс. человек; противник имел вдвое больше. Турки стремились захватить Киев и Чигирин — политический центр Украины. Объединенные русско-украинские полки разгромили под Бужином турок и татар.

    Летом 1678 г . султан направил к Чигирину 200-тысячную армию. Ей противостояло 120-тысячное русско-украинское войско. После ожесточенных уличных боев гарнизон оставил город. Но сражение главных сил русских и украинцев с турками заставило врага отступить к Бугу.

    В 1681 г . Россия заключила с Крымом Бахчисарайский Договор. Султан ратифицировал его. Согласно условиям договора, устанавливалось перемирие на 20 лет; Турция и Крым признали переход к России Левобережной Украины и Киева. Южная Киевщина, Брацлавщина, Подолия остались под властью султана и гетмана Правобережной Украины.

    Австрия и Польша, поняв опасность турецкой угрозы, через два года заключили оборонительный антитурецкий союз. Тогда же под Веной они разгромили большую турецкую армию Кара-Мустафы. После этой победы Речь Посполитая возвратила себе Правобережную Украину. В 1684 г . образовалась «Священная лига»: против Турции объединили свои усилия Австрия, Польша и Венеция. В одном из пунктов договора говорилось о привлечении в нее всех христианских государей, «преимущественно царей московских» (напомним, что в те годы Россия имела двух царей — Ивана и Петра Алексеевичей и сестру-регентшу Софью при них).

    Союзники усиленно приглашали Россию вступить в лигу. Москва соглашалась при условии окончательного урегулирования отношений с Речью Посполитой. Начались, и снова в Андрусове, переговоры, долгие и мучительные. Главным камнем преткновения был Киев, который поляки никак не хотели уступать.

    Давление Австрии, неудачи в войне с Турцией заставили Речь Посполитую пойти на заключение мира. В 1686 г . польские послы подписали в Москве «Вечный мир» с Россией. За ней закреплялись Левобережье и Киев, она выплачивала денежную компенсацию Польше за бывшую столицу Древней (Киевской) Руси, разрывала отношения с Турцией и Крымом, вступала в направленный против них союз. Запорожскую Сечь объявили владением России.



    § 6. Крымские походы

    Год спустя после заключения «Вечного мира» Россия, во исполнение обязанностей по «Священной лиге», начала войну с Крымским ханством — турецким вассалом и давним врагом России. 50-тысячную армию возглавил князь В.В. Голицын. В мае 1687 г . она подошла к р. Конские Воды. Вскоре, у р. Самары, к ней присоединилась 50-тысячная армия гетмана И. Самойловича. По Днепру плыл на судах отряд Г. Касогова к крепости Кизи-Кермен. В походе участвовали и донские казаки атамана Ф. Минаева.

    Обстановка складывалась как будто благоприятная —-турки ие могли оказать помощи Крыму, так как воевали с Австрией, Польшей и Венецией. Но войска Голицына попали в очень затруднительное положение. Стояло жаркое лето. He хватало воды, продовольствия, фуража. Крымцы к тому же выжгли степь от Конских Вод до Перекопа. Сражений не было, а потери росли — не выдерживали и люди, и кони. Пришлось отступать. Через полтора года весной начали новый поход. Провели подготовку — сбор денег, ратников. На р. Самаре построили Новобогородицкую крепость, чтобы закрыть пути крымским вторжениям на Украину.

    К тому времени сильно ослабли позиции Османской империи. Союзники России по «Священной лиге» разгромили турецкие войска в Венгрии, Далмации, Морее. Белград пал под ударами австрийской армии. В самой Турции возмущенные войска свергли султана Магомета IV.

    В феврале 1689 г . русско-украинская армия В.В. Голицына (112 тыс. человек) снова двинулась степями к Перекопу. Хан выставил 250-тысячное войско. В середине мая начались ожесточенные сражения, разбитые крымцы отступали. Но опять началась жара, возобновились тяготы первого похода. После неудачных переговоров с ханом, который предлагал соглашение на условиях Бахчисарайского мира 1681 г . (Голицын не согласился с ними), русское командование начало отвод войск.

    Оба похода видимой удачи не принесли. Русско-украинские военные силы подходили к Крыму, но на полуостров вступить не смогли. Немалыми были потери. Все же значение походов, и немалое, в том, что впервые за два столетия (после свержения ордынского ига) Россия предприняла два больших выступления против Крымского ханства. Крымцы испытали чувства страха и горечь поражений. Их военные силы не могли оказать помощь потерпевшей неудачи Турции.

    Австрия и Венеция получили от России помощь и смогли ею неплохо воспользоваться. Россия продемонстрировала свою возросшую военную мощь. Характерно, что в Стамбуле, получавшем вести о подходе больших русско-украинских армий к Крыму и турецким владениям в Северном Причерноморье, не раз возникала паника: «Русские идут!»

    В Москве постарались, особенно регентша Софья, изобразить оба похода как великие победы, каковыми они не были.

    Царь Петр Алексеевич даже не хотел однажды принять Голицына, вернувшегося из похода. Но, несмотря на крайнюю свою нелюбовь к сестре и ее таланту-канцлеру, он после их свержения продолжил ту же политику в южном направлении Правда, внес в нее некоторые изменения.




    § 7. Азовские походы

    Петр замышлял поход не прямо против Крыма, через бесконечные степи, а несколько левее, по Дону, к его устью — турецкой крепости Аэову. К нему толкали царя, помимо прочих обстоятельств, и настойчивые требования Австрии и Польши.

    20 января 1695 г . всем служилым людям объявили указ: собираться для похода на Крым под начальством боярина Б.П. Шереметева. Его войско двинулось по Днепру к его низовьям. Будущий фельдмаршал захватил четыре турецких крепости на Днепре, две из них разрушил, в двух других оставил русские гарнизоны.

    Основные события развернулись восточнее, на Дону. Для похода к Азову выделили 31 тыс. человек, отборные русские полки. Часть войск — Головина и Лефорта — водным путем (по Москве-реке, Оке, Волге, Дону), другая — войско Гордона — по суше 29 июня подошли к Азову. Осада его длилась три месяца и лавров русскому оружию не принесла. Причинами этого были отсутствие единого командующего (Головин, Гордон и Лефорт враждовали между собой, поэтому войска действовали разновременно) и флота (турки без помех подвозили морем подкрепления и продовольствие).

    В действиях русской артиллерии не хватало мощи и силы. Организовали два штурма — 5 августа и в конце сентября, но успеха не добились. Осаждавшие понесли большие потери. Плохая подготовленность похода, поспешность штурмов, непредусмотрительность и неумение в ряде случаев (с флотом, минными подкопами, управлением войсками) заставили Петра отдать в начале октября приказ об отступлении.

    «Поход о невзятии Азова» — так сам царь называл первый поход. Он принял немедленные меры: все сухопутные войска поручил командующему, генералиссимусу А.С. Шеину; будущий флот — адмиралу Лефорту, уроженцу славной сухопутной Швейцарии. Петр устроил верфи в Воронеже и окрестных местах. К началу апреля было изготовлено 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 стругов.

    К Воронежу стянули до 40 тыс. солдат и стрельцов. 3 мая суда с войсками направились по Дону к Азову. Здесь их дожидалась помощь — донские и запорожские казаки.

    В конце мая русская армия пришла к своим прошлогодним шанцам. Обновив их, начали бомбардировку Азова. Вокруг города 12 тыс. человек возвели земляной вал выше крепостных стен. На Дону действовала русская флотилия — сначала казаки на небольших судах уничтожили турецкие корабли, разгружавшиеся у стен крепости; потом русская эскадра вышла в море и не пропустила турецкие корабли с пехотой, продовольствием и снаряжением к осажденной крепости. Турецкий гарнизон капитулировал.

    Победителям досталось 136 пушек. 19 июня русские вошли в разрушенную крепость. Азов стал базой, опорным пунктом России на южных рубежах.




    § 8. Присоединение Сибири

    Сибирские земли протянулись от Урала до Тихого океана на 8500 км , здесь проживало немногим более 200 тыс. человек (один человек на 75 кв.км). По языку население делилось на несколько групп. В уральскую входили угрофинноязычные ханты и манси; ненцы, селькупы и другие с самодийскими языками; в алтайскую группу — тюркоязычные татары, киргизы, якуты и др., монголоязычные буряты, дауры и др., тунгусо-маньчжуроязычные эвенки, нанайцы и др.; в палеоазиатскую группу — чукчи (луораветланы), коряки (нымыланы), ительмены (камчадалы) и др. Особое место занимали эскимосы, кеты и айны. Промышляли сибирские народы добычей пушнины, били зверя, птицу и рыбу. Жили племенами, родами, большими и малыми семьями. Враждовали между собой из-за промысловых угодий. В Барабинской степи было развито скотоводство; земледелие (у татар, бурятов и др.) — слабее. В горных местах выплавляли из руды железо. У сибирских народов господствовали родовые, патриархально-феодальные отношения, анимизм, шаманизм. Платили ясак более сильным соседям. Обменивались изделиями своих промыслов.

    Межродовые и межплеменные раздоры и войны, грабежи, превращение пленников в рабов, набеги соседних государств и племен, превращение ряда племен в кыштымов (данников) постоянно нарушали обычное течение жизни коренных обитателей Сибири. Поэтому их переход в российское подданство произошел довольно быстро, в течение одного столетия Это немного, учитывая огромные расстояния, трудности передвижения (от Урала до Тихого океана по рекам и волокам тогда добирались за три-четыре года), малочисленность русских отрядов, сопротивление в некоторых случаях местного населения.

    Впервые русские столкнулись с Сибирским ханством в XV в. В конце XVI в. оно было разгромлено русскими отрядами. В Сибири появляются городки, основанные русскими (Тюмень, Тобольск, Обский, Березов, Верхотурье, Сургут, Томск и др.).

    В Сибирь шли не только служилые люди воинского чина, ватаги охотников, скупщики пушнины, но и крестьяне, искавшие свободную обетованную землю.

    Русские землепроходцы и мореходы уже к середине столетия достигли берегов Тихого океана. В 1648 г . холмогорец ФА. Попов и казак С. Дежнев открыли пролив между Азией и Америкой. Дежнев — руководитель экспедиции — зазимовал в низовьях Анадыря, а в 1649 г . в его среднем течении основал Анадырский острог. Здесь встретились Дежнев и который пришел сюда сухим путем, через Становой хребет. Первый вернулся на Колыму, второй отправился к рекам Пенжине и Гижиге и вышел к Охотскому морю (1651). Попов оказался на Камчатке, куда приплыл по Тихому океану в 1648 г . В конце столетия экспедиция В. Атласова (1697—1699) положила начало продвижению на Камчатку и Курильские острова, а также в Америку.

    В середине века русские появляются и на Амуре. Идут сюда из Енисейска и Красноярска к Байкалу, в Забайкалье или с севера, со стороны Лены и Якутска. В 40-е годы в Приамурье побывали отряды В.Д. Пояркова, Е.П. Хабарова. Здесь появляются русские городки, зимовья, слободы: Албазинский (1651), Кумарский (1654), Косогорский (1655), Нерчинский (1658). Приамурье входит в состав владений России. Здесь ее проникновение встречает недовольство, сопротивление правителей Маньчжурии, Китая, хотя эти земли им не принадлежали.

    К концу столетия русские владения на севере и востоке подошли к естественным рубежам — кромке Ледовитого и Тихого океанов. На юге продвижение, встретившись с противодействием киргизских и джунгарских, маньчжурских и китайских феодалов, приостановилось на линии Курган—Кузнецк—Красноярск—Селенга—Аргунь — устье Амура.

    Управлением Сибирью ведал в Москве сначала Посольский приказ, потом Приказ Казанского дворца. А в 1637 г . создали специальный Сибирский приказ.

    Воеводы с промышленниками собирали с местного населения (со взрослых мужчин) ежегодную подать — ясак. Правительство, с одной стороны, стремилось остановить произвол воевод, управителей по отношению к ясачным людям, предотвратить их обнищание и разорение; с другой — строго и неукоснительно требовало полного сбора ясака, недоимок. Рост эксплуатации, притеснений, насилий вызывал протест местных жителей. Одни бежали в глухие места, другие отказывались платить ясак, убивали представителей царской администрации. Наконец, поднимались на открытую борьбу. с середины и до конца столетия по Сибири прокатывается волна восстаний, в которых, наряду с русскими, нередко вместе с ними, участвовали и нерусские народы.

    В Сибири оседали русские, украинцы, литовцы и др.: служилые, посадские, крестьяне, а также гулящие, набродные, нищие. В конце столетия в Сибири посадских было 2500 человек, военно-служилых — раз в пять больше. Чтобы увеличить пашню под зерновые, власти принудительно переселяли сюда поморских крестьян, набирали вольных («охочих») людей, сажали на землю ссыльных. Кроме них здесь оседали в поисках землицы и воли бежавшие крепостные. В Сибири не прижилось помещичье землевладение. Но появилось монастырское — к концу столетия духовным обителям принадлежало 1,5 тыс. крестьянских дворов.

    К тому же времени в Сибири насчитывалось 25 тыс. русских семей, из них— 11 тыс. крестьянских. Именно на их плечи легла забота о снабжении местного населения хлебом. Русские налаживали связи с местными народами, обменивались навыками в хозяйстве и быту. Взаимно обогащали друг друга знаниями в языках, обычаях, преданиях, изделиях хозяйственного обихода, прикладного искусства.

    Присоединение Сибири — поворотный момент в судьбах местных народов. Они многое узнали, приобрели (земледелие, сенокошение, обработка металлов, защита от воинственных соседей).











    Глава 22. Русская культура в XVII в.


    XVII столетие в истории русской культуры, как и в целом для истории России, — начало нового периода. В это памятное, переломное время появляются первые ростки секуляризации в духовной жизни общества — обмирщения культуры, сознания индивидуума и коллектива, сообщества. Человек в бурные годы Смуты, народных мятежей и войн, продвижения в Сибирь и на Дальний Восток сознает себя как личность, свою важную роль в судьбах страны, в истории. На ее авансцену выходят, помимо царей и полководцев, немало людей незнатных, худородных — мелких дворян, посадских и служилых, казаков и крестьян. Из их среды — прославленные на всю Россию Иван Болотников и Кузьма Минин, Иван Балаш и Степан Разин, патриарх Никон и его неистовый оппонент — протопоп Аввакум, многие другие.

    Подобные явления — симптомы эпохи, заметно отличающие ее от «досмутного» времени.



    § 1. Просвещение

    Во времена Василия III, Ивана Грозного, Федора Ивановича грамотных можно было сыскать преимущественно среди лиц духовного или приказного сословия; в XVII в. их уже Немало среди дворян и посадских людей. Даже среди крестьян черносошных, отчасти среди крепостных и даже среди холопов имелись грамотеи — старосты и целовальники, приказчики и писцы. Но, конечно, подавляющая масса крестьян — люди неграмотные.

    В целом процент грамотных по стране, хотя и медленно, увеличивался. Еще в первой половине столетия многие городские воеводы из-за неграмотности или малой грамотности шагу не могли ступить без дьяков и подьячих, своих подчиненных по воеводской избе — центру уездного управления. То же самое можно сказать и о многих дворянах, которых посылали из Москвы описывать и межевать земли, «сыскивать» беглых, чьи-либо упущения, преступления и т.д. Во второй половине столетия на воеводствах сидели люди, как правило, грамотные; это прежде всего представители думных и московских чинов. Среди уездных дворян грамотных было немного.

    Немало грамотных имелось в посадах. Занятия ремеслом и торговлей, разъезды по делам требовали знания письма и счета. Грамотные люди выходили и из богатых, и из бедных слоев. Довольно часто как раз малый достаток стимулировал стремление к знанию, грамоте. «У нас — говорили, например, жители поморского Яренска, — которые люди лутчие и прожиточные, и те грамоте не умеют. А которые люди и грамоте умеют, и те люди молотчие». В Вологде для многих обедневших посажан умение писать — способ добыть хлеб насущный: «А кормятся на Вологде в писчей избушке площадным письмом посацкие оскуделые люди». В Устюге Великом таким путем добывали средства существования 53 площадных подьячих из местных посадских людей. Десятки и сотни таких же грамотеев трудились на площадях других городов.

    Грамоте посадские и крестьяне учились у «мастеров» из священников и дьяконов, дьячков и подьячих, прочих грамотных людей. Нередко обучение грамоте строилось на началах обычного ремесленного ученичества, по «ученической записи», соединялось с обучением торговле, какому-либо ремеслу. К примеру, К. Буркова, мальчика из посажан Устюга Великого, матушка отдала (конец столетия) для обучения грамоте и кружевному делу Д. Шульгину — тяглецу столичной Семеновской слободы.

    Обучались мужчины. Грамотных женщин было очень немного; они — из царского дома и высшего сословия, как царевна Софья и некоторые другие. Учили прежде всего элементарной азбуке по азбуковникам, печатным и рукописным. В 1634 г . был опубликован и в течение столетия неоднократно переиздан букварь В. Бурцева. На книжном складе московского Печатного двора в середине века лежало около 11 тыс. экземпляров бурцевского букваря. Стоил он одну копейку, или две деньги, весьма дешево по тогдашним ценам. Тогда же издали грамматику Мелетия Смотрицкого, украинского ученого (по ней потом учился Михаил Ломоносов). В конце столетия напечатали букварь Кариона Истомина, монаха Чудова монастыря Московского Кремля, а также практическое руководство для счета — таблицу умножения — «Считание удобное, которым всякий человек, купующий или продающий, зело удобно изыскати может число всякия вещи». За вторую половину столетия Печатный двор напечатал 300 тыс. букварей, 150 тыс. учебных псалтырей и часословов. Бывало, за несколько дней раскупались тысячные тиражи таких пособий.

    Многие люди учились по рукописным азбукам, прописям и арифметикам; последние имели подчас весьма экзотические названия: «Книга сия, глаголемая по-эллински, или по-гречески, арифметика, а по-немецки альгоризма, а по-русски цифирная счетная мудрость» (альгоризм — название, идущее от имени Ал-Хорезми, великого ученого средневековой Средней Азии, родом из Хорезма).

    Значительно расширился круг чтения. От XVII в. сохранилось очень много книг, печатных и особенно рукописных. Среди них, наряду с церковными, все больше светских: летописей и хронографов, повестей и сказаний, всякого рода сборников литургического, исторического, литературного, географического, астрономического, медицинского и иного содержания. Многие имели различные руководства по измерению земель, изготовлению краски, устройству всяких сооружений и др. У царей и знатных бояр имелись библиотеки с сотнями книг на разных языках.

    Среди тысяч экземпляров книг, изданных московским Печатным двором, более половины составляли светские. Увеличилось число переводных сочинений: в XVI в. известно всего 26 названий; в XVII в. — 153, из которых к числу религиозно-нравственных относится менее четырех десятков. Остальные, более трех четвертей, светского содержания.

    В деле просвещения русских немалую роль сыграли ученые украинцы и белорусы. Одни из них (И. Гизель и др.) присылали свои сочинения в Москву, другие (С. Полоцкий, А. Сатановский, Е. Славинецкий и др.) переводили, редактировали книги, создавали свои произведения (вирши, орации, проповеди и др.), многие были в России учителями.

    Приезжало в Россию много иноземцев, сведущих в разных областях научных, технических знаний. На окраине Москвы они жили в Немецкой слободе, которую столичные жители прозвали Кукуем (Кокуем): то ли потому, что обитатели ее кукуют по-кукушечьи, непонятно; то ли потому, что на кокуи, т.е. игрища (вечера с танцами), собираются. Смотрели на них с жадным любопытством (многое было необычно для русского человека: те же танцы, курение, свободная манера общения мужчин и женщин) и страхом (латыны как-никак, от греха недалеко!). Среди приезжих было немало людей знающих и добросовестных. Но большей частью — всякие проходимцы, искатели наживы и приключений, плохо знающие свое ремесло, а то и вовсе неграмотные. От иноземцев русские перенимали знания и навыки в области архитектуры и живописи, обработки золота и серебра, военного и металлургического производства, в иных ремеслах и художествах. Обучались языкам — греческому, латинскому, польскому и проч.

    Обучение с помощью учителей на дому или самообразование перестало удовлетворять насущные потребности. Встал вопрос о заведении школ. Молодые люди, особенно из столичных, уже посмеивались над своими учителями: «Враки они вракают, слушать у них нечего. И себе имени не ведают, учат просто; ничего не знают, чему учат».

    Окольничий Федор Михайлович Ртищев, любимец царя Алексея Михайловича, человек влиятельный, в разговорах с царем убедил его посылать московских юношей в Киев: там в коллегиуме научат их всяким ученостям. Пригласил из украинской столицы ученых монахов. Они должны обучать русских в Андреевском монастыре, им основанном, славянскому и греческому языкам, философии и риторике, другим наукам словесным. Любознательный окольничий ночи напролет проводил в беседах с киевскими старцами, изучал под их руководством язык Гомера и Аристотеля. По его же настоянию молодые дворяне проходили курс наук у приезжих профессоров. Некоторые делали это охотно, из любви к знанию, изучали греческий и латынь, хотя и опасение имели: «в той грамоте и еретичество есть».

    Все описанное происходило в 40-е годы. Лет двадцать спустя прихожане церкви Иоанна Богослова в Китай-городе подали челобитную с просьбой открыть им при церкви школу наподобие братских училищ на Украине, а в ней «устроение учения различными диалекты: греческим, словенским и латинским». Власти согласились: заводите «гимнасион», «да трудолюбивые спудеи радуются о свободе взыскания и свободных учений мудрости».

    Возможно, тогда появились и некоторые другие, ей подобные школы. Известно, что в 1685 г . существовала «школа для учения детям» в Боровске, около торговой площади.

    В Москве, на Никольской улице построили особое здание для школы. Открыли ее в 1665 г . при Заиконоспасском монастыре (точнее — Спасском монастыре за торговым Иконным рядом). Во главе поставили самого мудрого Симеона Полоцкого. Собрали учеников из молодых подьячих разных приказов. В их числе оказался и Семен Медведев из Приказа Тайных дел, впоследствии монах Сильвестр, ученый и писатель, автор прекрасного исторического и публицистического труда о регентстве Софьи. В то время молодой Семен и его сотоварищи изучали латынь и русскую грамматику, ибо приказы нуждались в образованных чиновниках — подьячих.

    Через пятнадцать лет устроили школу при Печатном дворе. При открытии школы в ней было 30 учеников, взятых из разных сословий и учившихся греческому языку; через три года — уже 56, еще через год — на десяток больше. А 166 учеников постигали премудрости и сложности славянского языка. 232 ученика в школе — немало для XVII столетия!

    В 1687 г . открыли Славяно-греко-латинское училище, впоследствии названное академией. По «привилегии», давшей программу образования, оно должно было стать не только церковным, а общим. Здесь постигали «семена мудрости» из наук гражданских и церковных, «наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и нравной, даже до богословия», т.е. всю схоластическую школьную премудрость, идущую от средневековья; весь школьный цикл от низших до высших классов, начиная с грамматики и кончая философией (метафизической и натуральной), этикой и богословием. Училище было одновременно высшим и средним учебным заведением. В соответствии с уставом, в училище принимали людей «всякого чина, сана и возраста». В будущем государственные должности могли получить только выпускники школы, за исключением детей «благородных»: их «порода» считалась достаточной гарантией успешной службы на государственном поприще.

    На училище, или академию, возлагали немалые надежды. И потому наделили деньгами и всякими льготами, иммунитетами: профессоров и учащихся, за исключением уголовных дел, подчинили суду собственной училищной юрисдикции, «блюстителя» же (ректора) — суду патриарха. Приказы не могли входить в их тяжебные дела и проступки. Училище получило библиотеку.

    Первые преподаватели, профессора были греки: братья Лихуды, Иоанникий и Софроний. Учеников для них взяли из школы Печатного двора. В первый год их было 28, на следующий — 32. Шли сюда и отпрыски московской знати, и дети приказных дельцов. Полдюжины учеников ходили в лучших; в их числе — Петр Васильевич Посников, сын дьяка Посольского приказа, ставший доктором медицины Падуанского университета в Италии.

    Лихуды составили учебники грамматики, пиитики, риторики, психологии, физики, других предметов. Сами же учили всем наукам, греческому и латинскому языкам. Через три года лучшие питомцы переводили книги с обоих языков. Обучение шло очень хорошо. Но против братьев выступил влиятельный недоброжелатель светского образования патриарх иерусалимский Досифей. Его интриги и наветы закончились для Лихудов печально — их отстранили от любимого дела. Но его продолжили их русские ученики, особенно успешно Ф. Поликарпов и И.С. Головин.

    Новшества в деле просвещения, образования затронули Москву и лишь отчасти — другие города. Вне столицы грамотность распространялась в Поморье, Поволжье и некоторых других областях. Уделом основной массы крестьян и посажан оставалась неграмотность. Просвещение, как и многое другое, было привилегией феодалов, духовного чина и богатых торговцев.



    § 2. Научные знания

    Русские славились как мастера обработки металла, литейного дела. Источники часто упоминают о «пищалях винтовальных» — нарезных ружьях, о пищалях с механизированным клиновидным затвором. В 1615 г . русский мастер изготовил первую пушку с винтовой нарезкой. Хорошо в России отливали колокола, большие и малые, славился по всей стране их «малиновый звон». По сообщению Павла Алеппского, царь пожелал иметь в Москве большой колокол. Иностранцы соглашались отлить его, назначили срок — пять лет. Но местный мастер за один год изготовил колокол в 12,5 тыс. пудов!

    Столь же успешно и надежно владели русские мастера строительной техникой, возведением деревянных н каменных зданий, светских и церковных. Особо следует сказать о крепостных стенах: точные расчеты высоты и толщины позволяли обходиться без контрфорсов, что широко практиковали зодчие в Западной Европе.

    При устройстве водяных мельниц и, что особенно показательно и важно, железоделательных и иных мануфактур использовали водяные двигатели. Уже тогда мехи у домен и тяжелые молоты, ковавшие железо, использовали энергию воды.

    Русские пишут практические руководства, в которых обобщают накопленный опыт, дают наставления по описанию земель («Книга сошного письма», 1628—1629 гг.), подъему соляного раствора с большой глубины (начало XVII в., автор — «трубный мастер» Семен изТотьмы), военному делу («Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки» Анисима Михайлова), по изготовлению красок, олифы, чернил и др. Подобные пособия давали начатки знаний по геометрии и геологии, физике и химии, баллистике и иным наукам. В травниках, своего рода лечебниках, описывались свойства разных трав, давались рекомендации по лечению ими болезней.

    Знание астрономии было необходимо для хозяйственной, в том числе торговой, деятельности: для суточного исчисления времени, определения дней переходящих церковных праздников. В России имели хождение рукописи астрономического характера. Прежде всего — переводы и компиляции иностранных трудов. Из них читатель мог узнать об основах геоцентрической системы Птолемея. В середине столетия и 70-е годы появились переводы трудов западноевропейских авторов с изложением гелиоцентрических воззрении Николая Коперника.

    Расширялись географические знания, представления о России, ее территории и проживающих на ней'народах, обширных пространствах Сибири и Дальнего Востока.

    Уже в конце XV и XVI столетии в России составляются чертежи и карты. На рубеже XVI и XVII вв. появилась общая карта государства, основанная на чертежах отдельных его регионов. Этот «Старый Чертеж» не сохранился. В 1627 г . составили «Новый Чертеж» земель между Доном и Днепром, так называемого Поля, вплоть до Черного моря, и «Книгу Большому Чертежу»: перечень городов России, расстоянии между ними с краткими сведениями этнографического, географического характера. Последний труд в течение столетия неоднократно дополнялся новыми сведениями. В начале столетия карту России составил царевич Федор, сын Бориса Годунова. Но она не сохранилась.

    Географические сведения «поверстных книг», которые изготовляли в Ямском приказе, давали ямщикам возможность исчислять прогоны. В них были перечислены дороги от Москвы в другие города и уезды, селения по пути следования, расстояния между ними. Упоминались и важнейшие города за рубежом.

    В Посольском приказе хранились материалы со сведениями об окрестных странах: наказы послам, отчеты последних — статейные списки. В Сибирский приказ поступали отписки, сказки русских землепроходцев и мореходов, бороздивших сибирские и дальневосточные просторы, прилегающие к ним моря и океаны; статейные списки посольств к кочевым народам.

    Сведения о Сибири и Дальнем Востоке, их соседях, речных и морских путях, собранные русскими людьми, во многом обогатили мировую географическую науку. Иностранцы и в России и вне ее всякими путями, законными и незаконными, жаждали получить материалы Посольского и Сибирского приказов. Так или иначе они становились известными в Европе, и ряд авторов использует русские материалы в своих трудах, картах. Чертеж России Федора Годунова положен в основу карты Восточной Европы, сделанной Гарритсом. Следы использования тех же материалов можно найти в сочинениях голландца И. Массы, англичанина С. Коллинса, шведа И. Кильбургера, француза Ф. Авриля и многих других. Среди этих книг особо следует выделить «Северную и Восточную Татарию» Николая Витзена, амстердамского бургомистра, изданную в 1692 г .

    Еще большее распространение получили исторические сочинения — летописные своды, повести, сказания и другие памятники предшествующих столетий. В XVII в. к ним прибавились многие новые летописи и хронографы, повести и сказания. Обоснование прав М.Ф. Романова на царский престол — главная задача «Нового летописца» (1630) и его продолжений. После него был составлен ряд других летописных сводов. В частности, в 1652 г . появился свод патриарха Никона, в 1686 г . — свод по случаю заключения «Вечного мира» с Речью Посполитой. Эти и другие летописные труды, составленные в Москве, носят сугубо официозный характер. В других (летописи сибирские, белорусско-литовские, северо-русские и проч.) нет прямой зависимости от официальной точки зрения, но н они, конечно, проникнуты той же феодальной, дворянской идеологией.

    Помимо сочинений, которые продолжают летописную традицию, в XVII в. появляются исторические сочинения нового типа, переходного от летописного жанра к своего рода монографическому или обобщающему. К первому типу можно отнести труд Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 7191 и 7192, в них же что содеяся во гражданстве». Это единый и подробный рассказ о конце правления царя Федора Алексеевича, московском восстании 1682 г . и начале регентства Софьи Алексеевны. Изложение доведено до 1684 г .

    В конце 70-х годов, четыре года спустя после выхода в Киеве, в Москве опубликовали «Синопсис» Иннокентия Гизеля, украинского ученого, архимандрита Киево-Печерского монастыря. В нем дан обзор, краткий и популярный, русской истории с древнейших времен до той эпохи, когда жил и писал его автор. Позднее его переиздавали десятки раз, настолько он стал популярен как пособие для чтения.




    § 3. Фольклор. Литература

    Общественный подъем эпохи Смуты и последовавших за нею событий обусловил расцвет устного народного творчества.

    В конце века в России побывал Ф. Балатри, известный на своей родине, в Италии, певец. Ему, видимо, понравились русские песни, и одну из них, плясовую, он записал, причем латинскими буквами:

    Ай, сорока-белобока

    Стала с дружком танцевать,

    А ворона, стара жона,

    Пришла тотчас помешать.

    Широкое хождение имеют сказки — волшебные, бытовые, героические; былины о богатырях киевской поры; исторические песни о царевне Ксении и полководце Скопине-Шуйском, об «Азовском сидении» и Стеньке Разине. Особенно хороши песни о Разине — народном заступнике:

    Ты взойди, взойди, красно солнышко,

    Над горой взойди над высокою,

    Над дубравушкой над зеленою,

    Над урочищем добра молодца,

    Что Степана свет Тимофеевича

    По прозванию Стеньки Разина.

    Ты взойди, взойди, красно солнышко,

    Обогрей ты нас, людей бедныих,

    Добрых молодцев, людей беглыих;

    Мы не воры, не разбойнички,

    Стеньки Разина мы работнички.

    Образ Стеньки Разина, которого ни пуля не возьмет, ни пушечное ядро не тронет, вырастает в песнях и преданиях, сказках и легендах до размеров былинных. Народная фантазия то переносит его под стены Казани, и он помогает ее взять Ивану Грозному; то делает славного Илью Муромца его есаулом; to объединяет воедино двух Тимофеевичей — Ермака и Разина.

    Многие из пословиц и поговорок того времени дожили до нашего времени, например: «Баснями соловья не кормят», «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Некоторые пословицы и поговорки отражают прошлое, не столь уж давнее: «Аркан не таракан: хошь зубов нет, а шею ест» (об ордынской неволе), «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день» (об отмене Юрьева дня по указу царя Федора Ивановича). Многие посвящены природным явлениям, наблюдениям над сменой времен года, погоды. Народная мудрость, вековой опыт, острый взгляд русского человека отразились в них в полной мере. Другие столь же метко смеются над неправедными судьями и попами — стяжателями и пьяницами, богачами-эксплуататорами.

    В духовных стихах и плачах, народных драмах скоморохов народ выражал свое отношение к окружающей его действительности, свои заветные мысли, чувства, надежды.

    Народный дух, нередко протестующий, критическое восприятие существующих порядков, здравый, реалистический подход к объяснению действительности прорываются все явственнее в литературу. Последняя вместе с другими явлениями общественной, духовной жизни ярко отражает рост национального самосознания народа, идейные противоречия, противоборство разных социальных сил. Многое всколыхнули все те же Смута и народные восстания, «Азовское сидение» и «Сибирское взятие».

    События начала века подвигли взяться за перо князей и бояр, дворян и посадских людей, монахов и священников. Авраамий Палицын в «Сказании» подробно рассказывает о «разбойничестве» первых лет нового века, восстании Болотникова, борьбе с самозванцами и интервентами. Подчеркивает при этом роль своей обители, где служил келарем, Троице-Сергиева монастыря. Другие авторы — дьяк И. Тимофеев во «Временнике», И.М. Катырев-Ростовский, родовитый князь, многие известные и анонимные составители повестей и сказаний, слов и видений — взволнованно говорят о Смуте. В объяснении ее причин, наряду с божественным промыслом (наказание-де за грехи наши), все чаще пишут о людях, их замыслах и поступках, порицают их: одних за нарушение справедливости (например, убийство царевича Дмитрия происками Годунова), других — за «безумное молчание» в связи с этим, третьих («рабов» господских) — за непослушание и «мятеж».

    А некоторые высказывают вольнодумные мысли. Молодой князь И.А. Хворостинин, отпрыск знатного рода, начитавшись латинских книг, начал хулить отеческие порядки, мечтал убежать в Литву или Рим, с презрением относился к обрядам православной церкви. Дошел до того, что не ходил к заутрене и обедне, запретил ходить в церковь своим холопам, не захотел христосоваться с самим государем, которого звал не царем, а «деспотом русским»! Князь «в разуме себе в версту не поставил никого», а о своих согражданах говорил со многою укоризною: «В Москве людей нет, все люд глупый, жить не с кем: сеют землю рожью, а живут все ложью».

    Участники похода Ермака составили «Казачье написание». Инициативу похода они отводят самим казакам, а не Строгановым. Оно ярко рисует их среду с ее демократизмом и вольнолюбием. Федор Порошин, беглый холоп, ставший подьячим Войска Донского, создает в 40-е годы «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков». С ее страниц встает эпопея героической борьбы донцов с турками в ходе взятия и защиты Азова (1637—1642). Впитавшая в себя фольклорную и книжную традиции «Повесть...» стала одним из лучших литературных памятников эпохи. Патриотичность, яркий язык, эпичность и драматичность повествования сделали ее очень популярной у читателей.

    По-прежнему русские люди любили читать жития святых — Антония и Феодосия Печерскях, Сергия Радонежского и многих других. Жития распространялись в тысячах списков. Составляются жития и в XVII в., появляются новые святые подвижники, и церковь благосклонно расписывает их беспорочную жизнь, подвиги и чудеса, с ними связанные. Но, что показательно для эпохи, появляются также жития-биографии не церковных, а гражданских лиц. Муромский дворянин Каллистрат-Дружина Осорьин пишет «Житие Юлиании Лазаревской», прославляет в нем свою родную мать. «Сказание о явлении Унженского креста» посвящено Марфе и Марии, двум сестрам, их жизни, дает яркие зарисовки быта, обычаев русских людей. Старый жанр начинает перерастать в бытовую повесть. А «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» — талантливая и яркая автобиография, острая, полемическая и живая; по словам М. Горького — «непревзойденный образец пламенной и страстной речи бойца». «Просторечие», яркость зарисовок, наглядность образов, индивидуальная манера письма делают «Житие» новаторским произведением, несмотря на консерватизм взглядов автора-старообрядца. Аввакум сознавал значение того, что он делает: «И аще что реченно просто, и вы не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить; того ради я и не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго».

    Столь же яркое явление русской литературы этого времени — сатирические повести и сказания. Демократические по духу, они пародируют церковную литературу и обрядность, приказное делопроизводство, высмеивают попов и судей неправедных. Их авторы вышли из приказной и духовной среды, но из низших слоев. Отсюда их близость к народу, его просторечию, бытовым сценам повседневной жизни, критический взгляд на явные противоречия социальной жизни. Таковы «Азбука о голом и небогатом человеке», герой которой, разорившийся человек, «меж двор» скитается; «Служба кабаку» — пародия на церковную службу, написанная в Сольвычегодске в середине века и направленная против царевых кабаков, пьянства. Пародию на суд и судей-взяточников искусно сплетает повесть о «Шемякином суде»; на духовенство — «Сказание о куре и лисице», «Сказание о попе Савве и великой его славе», «Калязинская челобитная». Мздоимство и жадность всей этой братии, пьянство и распущенность нарисованы метко и остроумно, живым языком, с пословицами и скоморошьими прибаутками.

    Сатирические мотивы характерны и для бытовой повести. В повести о Карпе Сутулове, богатом и славном госте, его жена Татьяна ловко и остроумно высмеивает архиепископа, попа и других сердечных воздыхателей. Купчиха весело и фривольно издевается над ними, особенно духовными особами. «Повесть о Горе-Злочастии» говорит о незавидной судьбе молодого и самоуверенного человека, который, пренебрегая мудрыми наставлениями родителей, пустился в веселую, разгульную жизнь и дошел до нищеты, душевного опустошения. Аналогичная жизненная ситуация в «Повести о Савве Грудцыне», занимательной и живой, наполненной подробностями из народного быта.

    Большое хождение получила литература переводная, прежде всего западная, светская. Русские книжники переделывали подобные произведения на свой лад. Большой известностью пользовались повести о Еруслане Лазаревиче и Бове-королевиче с их авантюрно-галантными, рыцарскими «гисториями» и ряд других сочинений.

    В литературе XVII в. появляются новые черты демократизма и светскости: демократический писатель и читатель (из посадских, приказных людей и др.), внимание к личности героев, их душевным переживаниям, отход от религиозных догм; новые жанры — светская повесть, драма, стихи с их бытовыми, сатирическими, любовными мотивами. Но все эти черты означают лишь первые шаги нового. В основном литература продолжает старые традиции.




    § 4. Архитектура

    Сочетание народных традиций и новых тенденций характерно и для русской архитектуры XVII в. Она во многом продолжала линию русского деревянного зодчества. Деревянное строительство по-прежнему доминировало над каменным по всей стране, в том числе и в столице.

    Деревянное зодчество, теснейшим образом связанное с потребностями жизни народа, его быта, обычаев, отличалось реализмом и функциональной целесообразностью. Основные элементы деревянного дома — квадратный сруб (клеть) с подклетью для хозяйственных помещений, кладовых, сени между клетями, крыша, двери и окна — устойчиво бытовали столетиями, перешли и в каменные здания.

    Русские плотники и каменщики работали с большой изобретательностью и художественной выдумкой. Их постройки отличались прочностью и конструктивным совершенством.

    Деревянные церкви и крепостные стены, башни используют принципы квадратной, прямоугольной, крестообразной, восьмигранной клети для основного здания; высокой двускатной или «кубоватой» крыши, шатра, одно- и пятиглавого завершения. Немало таких церквей сохранилось в Архангельской, Мурманской, Калининской и других областях. Прекрасным образцом деревянной жилой архитектуры стал дворец в Коломенском (lo67—1668), разобранный «за ветхостью» столетие спустя, при Екатерине II. Современники прозвали его восьмым чудом света. Своей сказочностью и красотой, разнообразием форм и богатством резных узоров, яркими красками и позолотой он поражал воображение, напоминал драгоценную и уникальную игрушку.

    Каменное зодчество, прерванное Смутой, возрождается с 20-х годов. В Москве восстанавливаются стены и башни Кремля; над главными его воротами, Спасскими, возводят красивую шатровую надстройку, и силуэт башни, строгий и суровый, становится совсем иным, праздничным и торжественным. К тому же на верху башни появляются куранты.

    Одна за другой по всей стране строятся шатровые церкви и соборы: Архангельский собор в нижегородском кремле (1631), церковь Покрова в Медведкове — имении князя Д.М. Пожарского (20-е годы), Успенская «Дивная» церковь в Угличе (1628) и др. В них заметно стремление к нарядности и декоративности, камерности и интимности. Эти черты постепенно нарастают и в культовом, и в гражданском зодчестве. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на трехэтажные «терема» Московского Кремля, выстроенные Антипом Константиновым, Баженом Огурцовым, Третьяком Шарутиным и Ларионом Ушаковым; церкви Ильи Пророка, Иоанна Предтечи в Ярославле, московские — Троицы в Никитниках, Рождества в Путниках; Вознесенскую в Великом Устюге; митрополию в Ростове (ошибочно именуется Ростовским кремлем) и многие, многие другие.

    В городах богатые бояре, дворяне и купцы строят каменные палаты, все более «узорочные», особенно во второй половине столетия. Таковы дома думного дьяка Аверкия Кириллова, бояр Голицына и Троекурова в Москве, Коробова в Калуге, Иванова в Ярославле и т.д. А построенные в конце века для царской семьи пышные «чертоги» Троице-Сергиевой лавры предвосхищают дворцы следующего столетия.

    В XVII в. оформляются знаменитые комплексы Троице-Сергиевой лавры, Иосифо-Волоколамского, Новодевичьего, Симонова, Cnaco-Евфимиева и многих других монастырей.

    К концу столетия складывается стиль «московского», или «нарышкинского», барокко, пышный и величавый, парадный и исключительно нарядный. В Нарышкинских палатах на Петровке в Москве, церквах в Филях, Троице-Лыкове, Уборах под Москвой, Успенском соборе в Рязани и многих других используются башенный тип постройки, сочетание красного кирпича для основной кладки и белого камня для отделки. Здания отличаются изяществом и разнообразием декоративного убранства.

    В архитектуре заметны стремление к светскости, реализму, использование народных традиций, идущих из глубины веков.



    § 5. Изобразительное искусство

    Те же черты можно отметить и в живописи. Как и в архитектуре, здесь русский национальный стиль вырабатывает новые черты, формы. Дальнейшее развитие получает строгановская школа с ее мелким, каллиграфическим письмом, тончайшей прорисовкой деталей. Прокопий Чирин, Никифор Савин, Емельян Москвитин — наиболее замечательные ее представители, работавшие в Москве, часто писавшие иконы по заказу Строгановых. Утонченность исполнения, красочность икон восхищали современников. Павел Алеппский, побывавший в русской столице в середине века, убедился в этом: «Иконописцы в этом городе не имеют себе подобных на лице земли по своему искусству, тонкости кисти и навыку в мастерстве: они изготовляют образки, восхищающие сердце зрителя, где каждый святой или ангел бывает величиной с чечевичное зернышко или с османи (мелкая монета. — Авт. ) . При виде их мы приходили в восторг. Мы видели маленькую икону из трех дощечек, то есть с дверцами: фигуры ангелов на ней величиною с мух, работа — изумительная. Жаль, что люди с такими руками тленны!»

    В творчестве Симона Федоровича Ушакова (1626 — 1686), мастера царской Оружейной палаты, крупнейшего русского художника, и других мастеров намечается стремление к реализму. Он имел учеников — Ивана Максимова, Михаила Милютина и многих других. Вокруг него собралась большая группа художников Оружейной палаты. Один из них, Иосиф Владимиров, написал «Послание» к Ушакову (1664) — своего рода теоретический трактат с обоснованием реализма в живописи: близости к природе, необходимости того, чтобы искусство стремилось к красоте и свету, не подавляло, а радовало человека. «Премудрый художник что видит или слышит, то и начертывает в образах или лицах и согласно слуху или видению уподобляет». В «Слове к люботщателем иконного писания» С.Ф. Ушаков, отвечая Владимирову, своему другу, проводит те же принципы реализма, живости, точности, «зеркальности» изображения.

    Реалистические тенденции в сочетании с яркими, жизнерадостными мотивами и красками русские мастера проводили и при росписи церквей. Фрески церквей Троицы в Никитниках (возможно, их авторы — Владимиров и Ушаков) в Москве, Ильи Пророка в Ярославле (Гурий Никитин, Сила Савин «со дружиною») и многие другие поражают красочностью и богатством композиций, изобретательностью и оптимизмом, народным духом и обилием бытовых деталей.

    В иконах Ушакова явственно проступает «плотский» характер изображаемых лиц — Иисуса Христа и других, хотя и сохраняются традиционные композиция, плоскостная трактовка фигур. Особенно это заметно в «Нерукотворном Спасе», «Древе государства Российского». Его стиль продолжили и развили ученики, сподвижники и современники — смоленский шляхтич Станислав Лопуцкий, армянин Иван (Богдан) Салтанов, их русские ученики Иван Безмин, Карп Золотарев и другие.

    Новое направление, несмотря на протесты, противодействие церковников: патриархов, с одной стороны,и раскольников — с другой, развивалось и в дальнейшем.

    Черты реализма появляются и в портретном жанре. Если парсуны (портреты) царя Федора Ивановича (1600), князя М.В. Скопина-Шуйского (1610) сделаны в обычной иконописной манере, то более поздние, середины и второй половины века, говорят о стремлении к портретному сходству, реалистическому письму. Таковы портреты царей Алексея (С. Лопуцкий), Федора (И. Богданов), патриарха Никона (И. Детерсон и Д. Вухтерс). На иконах появляются реалистические пейзажи (например, у Тихона Филатьева, конец XVII в.), изображения зданий.



    § 6. Театр

    Театр возник при дворе, и он должен был противостоять скоморошьему лицедейству, народному театру Петрушки вместо народных сцен — пьесы на библейские, историко-героические темы; вместо народного языка, подчас резкого, грубоватого и фривольного, — напыщенный, тяжеловесный язык с ложной патетикой.

    Царь Алексей Михайлович по инициативе боярина А.С. Матвеева поручил в 1672 г . организацию театра Иоанну Готфриду Грегори, пастору лютеранской церкви из Кокуя. Он набрал труппу из 60 иноземцев, потом появились актеры из русских и вскоре начали играть на немецком и русском языках пьесы на библейские темы; об Эсфири («Артаксерксово действо»), Товии, Юдифи и Олоферне. В ходе постановки пьес разыгрывались шутовские вставки — интермедии с «дурацкой персоной» и импровизированным диалогом, что вводило в спектакль живую русскую речь, народную драматическую традицию. После кончины царя (1676) театр закрыли, и он более не возобновлял свои постановки.














    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх