ГЛАВА 12

ПО РЕКЕ МАГДАЛИНЫ В СЕВЕРНЫЙ ОКЕАН

Наконец и последние оставшиеся в Южном океане пираты начали серьезно помышлять о возвращении, но это было невозможно с их дрянными судами. Оставалось решиться на возврат сухим путем. Разумеется, они не скрывали от себя, что и этот способ сопряжен с чрезвычайными затруднениями: совершенное незнание дороги, недостаток в проводниках, повсюду неприятели, ни съестных припасов для себя, ни фуража для лошадей, необыкновенная трудность перевозки больных и раненых, беспрестанные стычки, словом, препятствия всякого рода и со стороны людей и со стороны природы ждали их на каждом шагу. Однако же, флибустьерам оставалось немедленно решиться на что-нибудь, если не хотели отказаться навсегда от надежды увидеть свое отечество и, при беспрерывно уменьшающемся числе своем, погибнуть в нищете и бедствиях.

Допросив всех своих пленных, сравнив и взвесив их показания, они решились идти через Новую Сеговию, город, принадлежавший к Никарагуанской губернии, в 40 французских милях от Южного океана и в 25 от какой-то реки, впадающей у мыса Грациас-а-Диос в Северное море. Чтобы собрать еще более сведений, отправили 79 человек внутрь страны добывать еще несколько пленных.

Флибустьеры шли вперед до совершенного истощения сил, и услышав о находящихся поблизости 6000 испанцев, 52 человека из них отказались от дальнейших розысков и вернулись назад, только 18 сорвиголов пошли дальше и вскоре встретили трех испанских всадников, которые сказали им, что вблизи находится небольшой город Чилотека с 400 обывателями, не считая мулатов, негров и индейцев. Впрочем, они известили флибустьеров, что их близости никто не подозревает.

Между тем жители, увидев малочисленность флибустьеров, опомнились от первого панического страха и взялись за оружие; 18 пиратов защищались мужественно, но так как число противников возрастало с минуты на минуту, то они сели на коней и отступили, непрерывно отражая нападающих, преследуемые 600 человек, которые, однако, не могли одолеть их. Они счастливо соединились с товарищами, с нетерпением ожидавшими их на острове в Мапалласком заливе.

Неприятные известия о непреоборимых трудностях обратного пути все усиливались. Но флибустьеры твердо решились предпринять его, и, чтобы предупредить всякую перемену в своем намерении, уничтожили все суда, кроме одной галеры и нескольких челноков, необходимых для переезда с острова на твердую землю. Весь отряд в 285 человек разделился на четыре роты, из которых ежедневно жребием назначалось 40 человек в авангард. Пленных, как ни затрудняли они флибустьеров при недостатке провианта, не могли отпустить, потому что с их стороны должно было опасаться измены и указания испанцам пути, силы и намерений пиратов. Притом они были небесполезны, ибо должны были нести нужнейшую утварь, лекарства и больных. Вообще сделано было много полезных распоряжений, и будущие опасности, как будущая добыча, распределены наперед.

Прежде всего приступили к разделу имевшейся добычи, которую оценили в 500 000 пиастров. Серебро легко разделили по весу, но золото и драгоценности, как-то: жемчуг- и алмазы, которых цену знали плохо, очень затрудняли пиратов. Наконец решили устранить это недоумение аукционной продажей, причем серебро на вес служило платою. У многих было его столько, что они не имели возможности нести его, почему и платили за золото и каменья очень высокую цену: за маленькие золотые монеты в 10 ливров давали 15, а за унцию массивного золота 80 и до 100 пиастров. Флибустьеры несколько времени уже презирали серебро за трудность его переноски и потому искали только золота и драгоценных камней. Поэтому они оставили и в Квеаквилле значительное количество серебра, и когда, по окончании сражения при этом городе, их известили, что по соседству находится 100 бочонков, каждый в 11 000 пиастров серебра, то они отказались взять их. Первого января 1688 года последние остававшиеся в Южном океане флибустьеры числом 285 с 68 лошадьми отправились в путь в виду нескольких вооруженных испанских кораблей, с которыми сражались еще за два дня перед тем. Утопив пушки и все ненужные снаряды и сжегши остальные суда свои, флибустьеры торжественно собрались для общей молитвы о даровании им счастливого пути. Вещей у них было немного, но зато серебро и золото (каждый должен был нести свою долю) очень отягощали их. Иные, проигравшие свою добычу, шли налегке. Поэтому скоро составилось условие особого рода. Богатые давали обедневшим нести часть своего имущества с условием, что по благополучном окончании путешествия получат в награждение половину, а другую возвратят владетелю.

Флибустьеры отправились через перуанские владения. Жители, приготовившиеся на такой случай, противопоставляли пиратам всевозможные преграды. На пути флибустьеров дороги и тропинки были загромождены срубленными деревьями и скалами, все съестные припасы скрыты и трава на лугах зажжена, так что люди и лошади задыхались от дыма. Случалось, что они должны были останавливаться по целым дням, чтобы дать потухнуть огню, что очень замедляло их путь. Этого-то и хотелось испанцам, которые не в дальнем расстоянии построили укрепление. Флибустьеры, ничего не знавшие об этом, медленно шли вперед и в восьмой день похода наткнулись на несколько засад в лесах при Тусиньяле, где более трехсот испанцев, лежа на брюхе, застрелили несколько флибустьеров. Хотя их скоро рассеяли, однако они, подкрепляемые другими отрядами, неутомимо преследовали и тревожили пиратов, которые не видели их. При этом утром и вечером трубили они атаку, и где путь сколько-нибудь был удобен для засады, там уже непременно раздавались выстрелы в авангард. На девятый день похода флибустьеры заблаговременно открыли многочисленную засаду, с яростью бросились на нее и обратили испанцев в бегство, причем им достались в добычу лошади. Пираты всегда останавливались на отдых и ночлег на возвышениях или в чистом поле, откуда могли обозревать местность. На одиннадцатый день пришли они в Новую Сеговию, где ждали отчаянной битвы и надеялись найти если не добычу, то, наверно, съестные припасы. Но и здесь надежда обманула их: жители все увезли или уничтожили и сами скрылись. Это было для флибустьеров печальным разочарованием: в Новой Сеговии они намеревались отдохнуть от перенесенных трудов и приготовиться к новым, им предстояло и впредь взбираться на крутые, почти неприступные горы, а потом спускаться с них, что было не менее, если не более трудно и опасно. Утром на этих возвышенностях пронизывал их холод, сопровождаемый таким густым туманом, что они не могли видеть друг друга. В 10 часов обыкновенно рассеивался туман и место его заступал резкий холод, которого не чувствовали в долине. Но эти долины были малы, так что на одну милю их приходилось по шести миль идти горами. Город Сеговия лежал в долине, со всех сторон окруженной высокими горами, он был довольно значителен, имел красивые дома и церкви.

Флибустьеры оставили этот опустевший город на другой же день, двенадцатый своего похода. Они очень затруднились было о дальнейшем пути, потому что проводники их знали дорогу только до Сеговии, но им посчастливилось поймать здесь испанца, которого принудили показать им дорогу к реке, до которой оставалось еще 20 французских миль. На вершине одной горы перед захождением солнца они были поражены неожиданным зрелищем. В долине перед ними паслось от 1200 до 1500 лошадей, которых сначала приняли за быков и уже заранее радовались вкусной пирушке. Отправили 40 человек для рекогносцировки. Они открыли вблизи от этих оседланных и взнузданных лошадей три укрепления, расположенные террасою одно над другим, возвышавшиеся на середине горы амфитеатром и заграждавшие путь, по которому на следующее утро должны были идти флибустьеры. Между тем не было возможности миновать этих укреплений или обойти их стороной. На одной стороне горы протекала река, а с другой укрепленный холм владычествовал над дорогой, которой должны были спуститься пираты со всем своим багажом. Всю окрестную сторону составлял непроходимый лес, наполненный скалами, пропастями и болотами, без всякого следа или тропы. Однако же флибустьеры предпочли меньшую опасность — пробраться через лес. Не имея никакой надежды отделаться без битвы, пираты решились, по крайней мере, пройти в тыл испанцев и неожиданно напасть на них в самих укреплениях. Это могло, быть может, исполниться, если бы флибустьеры, оставив все свои вещи, с одним оружием решились взобраться поодиночке на горы и отвесные скалы. Но это средство было единодушно отвергнуто, потому что оставление своего имущества было всегда для флибустьеров самым неприятным и ненавистным делом. Поэтому необходимо было в этом решительном деле еще уменьшить и так незначительное число бойцов, потому что трехсотенный отряд испанцев все еще следовал за пиратами и наблюдал все их движения. Надо было сколько возможно обезопасить лагерь. Вот как распорядились флибустьеры. Багаж, лошадей, больных, пленных — словом, все оставили на месте привала под прикрытием 80 флибустьеров. Чтобы обмануть неприятелей, находившихся впереди и в тылу, ночью должно было зажигать огни, бить тревогу, часовым велено беспрестанно перекликаться и по временам стрелять из ружей. Удачным расположением багажа четырехугольником устроили настоящий вагенбург (укрепление из составленных в замкнутый четырехугольник повозок), в котором лошади, больные, раненые и пленные были расположены в определенных местах. Все это было исполнено с величайшей поспешностью, потому что уже наступали сумерки. Кончив все распоряжения, флибустьеры стали ждать ночи, чтобы пуститься в путь. Вследствие донесения, посланного для рекогносцировки сметливого пирата, они составили план марша. Перед выступлением прочли общую молитву, но тихо, чтобы испанцы не слыхали шума. Вскоре потом раздались громогласные молитвы и духовные песни испанцев, которые в честь святых сопровождали их пушечной и ружейной пальбой.

Флибустьеры выступили, между тем, в числе 200 человек, им стоило невообразимых трудов пробиваться в темноте через лес, взбираться на скалы и потом спускаться с них, причем они должны были то ползти на коленях, то скользить вдоль отвесных скал, то перескакивать через пропасти. Наконец все собрались на вершине горы и увидели испанские укрепления влево от себя, но гораздо ниже своего поста.

Наступил день. Труднейшее и опаснейшее в предприятии было исполнено, но флибустьеры все еще не достигли цели. Однако им благоприпятствовал густой туман, так что можно было надеяться быть открытыми слишком поздно. Но тот же туман увеличивал опасность их положения, потому что препятствовал им видеть направление, по которому должно было идти далее. Вдруг под ними раздались шаги патруля и послужили им путеводной нитью. Вскоре услышали и громогласную утреннюю молитву испанцев и по гулу голосов наткнулись на задний пост в 500 человек.

Можно вообразить себе изумление испанцев, когда они увидели наверху неприятеля, ожидаемого снизу. Они серьезно подумали, что флибустьеры упали с облаков и в испуге тотчас убежали. Остальные испанцы в укреплениях, сделавшихся бесполезными, защищались лучше. Битва продолжалась час, после чего и прочие испанцы, оставив надежду на победу, стали думать о своем спасении. Они бросились в долину, но теперь бегство их чрезвычайно затрудняли собственные засеки и баррикады, тогда как они облегчали флибустьерам дело истребления врагов. Несчастные поклялись не просить пощады у людей, которых описали им исчадиями ада, и теперь они безмолвно давали убивать себя.

Флибустьеры, из которых только один был убит и двое ранены, наконец устали убивать неприятелей и даровали жизнь остальным. Командовавший испанцами старый фландрский генерал также нашел здесь смерть. Генерал-губернатор Косто-Рики хотел прислать ему 8000 человек, но генерал просил только 1500. Другой старый воин советовал ему при таком неприступном положении спереди обеспечить и тыл свой, но этот совет показался ему излишним по причине препятствий, сооруженных здесь самой природой. «Разбойники эти или люди, — сказал он, — или черти. Если они люди, то при самых сверхчеловеческих усилиях не взберутся на эти скалы в целую неделю, если же они черти, то не помогут никакие укрепления». Этот случай снова подтвердил древнее правило, которым пренебрегают часто и нынче, что от приведенного в отчаяние неприятеля должно ожидать даже невозможного.

Флибустьеры сами были изумлены своей победой. Они видели ясно, что если бы первый пятисотенный отряд исполнил свою обязанность, то все они были бы сброшены в пропасти. В кармане генерала нашли разные письма, уведомлявшие его о присылке войск, между ними находилось и письмо генерал-губернатора Коста-Рики от 6 января, содержавшее в себе необходимые инструкции. В нем доказывалась невозможность, чтобы флибустьеры могли спастись от совершенного истребления. Чтобы и малейший отряд их не мог перебраться через горы, генерал-губернатор извещал, что новому губернатору Тусиньялы дано повеление беспрестанно тревожить пиратов с тылу с трехсотенным отрядом. К этому известию присоединилось следующее увещание: «Будьте очень осторожны: эти черти обладают хитростями и уловками, о которых мы не можем составить себе понятия». Письмо оканчивалось словами: «Надеюсь, что Господь благословит наше предприятие, потому что цель его — восстановление славы Его и истребление этих новых турков. Внушите вашим подчиненным мужество, если они последуют вашему примеру, то не будут иметь в нем недостатка. Скажите им, что они на небесах найдут за свои подвиги награду и, кроме того, победив, получат огромную добычу: ибо изверги богато нагружены нашим золотом и серебром».

Нападающие флибустьеры условились с оставшимися в лагере товарищами, что в случае победы немедленно известят их, если же, спустя час после прекращения стрельбы, не услышат о них, то спасались бы как сумеют. В продолжение этого времени трехсотенный испанский отряд не оставался без дела. Едва заметив, с наступлением дня, удаление большей части флибустьеров, он выступил вперед, предполагая, что нападение на укрепление сделано спереди и, следовательно, наверно, кончилось несчастливо. Флибустьеры, оставшиеся в лагере, находились в плохом положении: они должны были защищать багаж и множество лошадей, караулить пленных и при всем том защищаться против неприятеля, вчетверо их сильнейшего. Но испанцы не воспользовались всеми этими выгодами, а, напротив, действовали очень боязливо. Вместо того чтобы доказать свое превосходство быстрым и решительным нападением, они предложили переговоры. Один офицер подошел к самому лагерю флибустьеров и объявил им, что нападение товарищей их на укрепление не удалось, что они в настоящее время спасаются бегством и никак не уйдут от отряда в 200 человек, поставленного у реки. Сообщив предварительно это известие, он усиливался доказать оставшимся в лагере, что и они погибнут неминуемо, если не сдадутся военнопленными. В последнем случае он торжественно обещал им от имени генерала, что им дозволят спокойно продолжать свое путешествие к северным морям под прикрытием испанского отряда.

Флибустьеры очень сомневались как в истине известия о разбитии своих товарищей, так и в обещании испанского генерала, и смело отвечали, что если даже испанцы многочисленностью своей уничтожили две трети их отряда, остатки его справятся с ними со всеми, что они прошли во внутренность страны единственно за тем, чтобы возвратиться на свою родину, и надеются исполнить это наперекор всем усилиям испанцев не допустить их до того. С этим ответом офицер уехал, но флибустьеры не удовольствовались тем. Увидев вскоре сигналы товарищей и не опасаясь более нападения, они оставили багаж и пленных под присмотром незначительного караула, сели на коней и сами неожиданно напали на вызывавших их испанцев, убили значительное число и рассеяли остальных. Овладев таким образом всей страной, оба отряда соединилсь и провели остальную часть дня на месте для отдыха. Между тем флибустьеров все еще беспокоила одна забота: они узнали от пленных, что в 6 милях дальше находится другое укрепление, сильнее только что взятого, и его также невозможно миновать, что множество спасшихся от смерти солдат подымут всю страну, соединятся с отрядом в укреплении и еще более затруднят и без того опасную переправу через реку. В отдалении увидели они на нескольких высоких горах огни, которые не без основания сочли сигнальными. Однако же на следующий день продолжали путь, изувечив 900 лошадей, которых не могли увести, и почти столько же взяли с собой, менее для езды и ношения багажа, нежели для пищи в продолжение, без сомнения, еще долгого пути.

Два дня спустя пришли они к упомянутому укреплению, но испанцы до того были объяты ужасом, что не сделали ни малейшего сопротивления, а смирно держались в укреплениях своих, напасть на которые не было нужды флибустьерам. Так счастье уничтожило и это опасение их. В шестнадцатый день своего похода прибыли они наконец на берег реки, впадавшей в море.

Река эта, имя которой не означено ни в одном из источников, употребляемых при составлении этой книги, но которая, по-видимому, должна быть река Магдалины (ныне Магдалена), берет начало свое в горах Новой Сеговии (ныне Колумбия), в продолжении огромного пространства с яростью бежит через множество огромнейших скал, потом через неизмеримые пропасти, и, образовав с лишком сто водопадов, из которых три особенно ужасны, при мысе Грациас-а-Диос впадает в Северный океан. Страшный шум падения воды в катарактах (водопадах) был слышен флибустьерам за много миль, и эти водопады сделали бы невозможной и переправу, и плавание по реке, если бы поверх каждого не находилась как бы точка отдохновения, где вода текла тихо. Здесь флибустьеры могли надеяться причалить суда свои, какого бы рода они ни были, и перенести их на другую сторону к подошве водопада.

Наконец предстал флибустьерам этот переезд, соединенный с многочисленными и невообразимыми опасностями. Несмотря на всю решимость предпринять переезд, но при совершенном недостатке в судах, инструментах, канатах и других необходимых вещах являлись такие затруднения, которые показались бы непреоборимыми всякому, исключая этих решительных людей, — затруднения, еще увеличиваемые шириною и быстрым течением реки и множеством скал. Тут пригодились бы, если бы их и имели, не пироги, не лодки, не челноки или другие суда, а совсем особенные машины. Род коробов или бочек, в которые можно было поместиться до пояса, были единственными судами, в которых оставалась надежда сплавиться, так сказать, вниз по реке и переехать водопады. Но для сооружения этих машин не было моделей, их надо было прежде изобрести, сделать, потом позаботиться о съестных припасах и принять множество столь же новых, как и необыкновенных мер, причем должно было еще опасаться помехи со стороны испанцев.

Немедля больше, флибустьеры приступили к устранению всех препятствий. Зарезали значительное число лошадей, посолили мясо их, а остальных пустили на волю. Впрочем, забота о пище была гораздо маловажнее других приготовлений к путешествию. Тут-то все пираты развили силы свои и выказывали особенную, удивления достойную и невероятно постоянную деятельность и соразмерное мужество — качества, которых в такой мере, может быть, нигде и никогда не выказывали люди и, наверное, нигде не превосходили.

Близ реки находился лес. В нем срубали молодые деревья легкой породы, снимали с них кору, разрезали ее на куски, которые складывали по пяти и, за неимением веревок, связывали клейкой смолой, произведением этих лесов, таким образом флибустьеры приготовили веревки. Наконец соорудили множество маленьких, столь же простых, как и опасных судов, не бывших ни лодками, ни челнами, ни плотами, а всего более похожих на большие короба или бочки, они углублялись на 2 или 3 фута в воду, и в каждом могли поместиться только два человека. Садясь в эти корзины, флибустьеры тотчас погружались в воду по пояс. Так стояли они, держа в руках длинный шест, необходимый как для уменьшения слишком быстрого плавания, так и для избежания, по возможности, скал и водоворотов. Малость, форма и движения этих водяных машин не позволяли бывшим в них людям ни лежать, ни сидеть, и они должны были оставаться в стоячем положении. Короба эти флибустьеры из леса перетащили на реку, не тревожимые испанцами, из которых не увидели ни одного во все время работы. Освободив всех пленных и вооружившись длинными шестами, флибустьеры приступили к поездке, без сомнения, самой дерзостнейшей из всех, внесенных в скрижали истории мореплавания. Маленькие машиныс самого начала были увлечены с ужасной силой быстрым потоком, перебрасываемы волнами и покрываемы пенящейся водой, так что одна легкость их делала поднятие возможным, причем пираты обыкновенно были выбрасываемы и держались за края. Но это беспрестанное держание истощало силы и препятствовало принятию других мер безопасности, почему флибустьеры решились привязывать себя к своим корзинам, чтобы не быть разлученными с единственным средством спасения. Привязанные, они могли действовать с большей легкостью, потому что должны были беспрерывно работать шестами, чтобы избегнуть беспрестанно встречавшихся скал. Но это часто не удавалось, а между тем флибустьеры, привязанные к корзинам, увлекаемым в бездну, тяжестью своей топили их окончательно или, опрокинувшись, захлебывались и тонули. Иные спасались, правда, но с потерей всего своего имущества.

Огромные водопады, в которых вода низвергалась со страшной высоты, по выражению историка этого события Равено де-Люссана, заставляли содрагаться самых мужественных пиратов, как ни привыкли они к опасностям. Прибыв в соседство подобных водопадов, они употребляли все силы свои для достижения ближайшего берега, там вытаскивали свои машины на берег, выгружали их и наваливали весь груз на себя. Оставлять нельзя было ничего, потому что у всех было только самое необходимое. Обремененные таким образом, переползали они целые гряды скал, пока не достигали конца водопада. Потом отправляли несколько человек на место выгрузки, те вталкивали машины в воду, сносившую их вниз, где флибустьеры пускались вплавь ловить их. Между тем течение было так быстро, что часто суда эти молнией мелькали мимо поджидавших их. Те, которые претерпевали неудачу в ловле, выплывали на берег и принимались строить новые короба.

Некоторое время эта странная флотилия держалась вместе, чтобы взаимно помогать друг другу, но следствием этого было много несчастий. Один короб, увлекаемый потоком, часто наваливался на другой, и нередко оба тонули; иные попадали на скалы, с которых только с трудом и то изредка могли освободиться, потому что следовавшие за ними мешали им в этом. В таких случаях оставалось одно средство: развязать веревки и доверить себя реке на разрозненных шестах. На третий день плавания Равено де-Люссан представил своим товарищам, что так как теперь нечего больше опасаться испанцев, то опасное плавание вместе совершенно лишнее и что все внимание должно обращать не на защиту от неприятелей, а единственно на преодоление препятствий, представляемых рекою. Он уговорил их плыть более врозь, причем передние должны были извещать плывущих сзади сигналами об опаснейших местах и указывать удобнейшие места для высадок. Несмотря на все эти предосторожности, однако, ежедневно несколько человек были поглощаемы рекой.

Казалось, как-будто судьба хотела людей этих, отличавшихся отчаянной безумной смелостью, отличить и великостью, и редкостью страданий. Действительно, они все еще не достигли высшей степени трудов и бедствий, потому что в этом необыкновенном, страшном положении их вдруг появился новый бич — голод. Взятая ими соленая конина от беспрестанного обливания водой испортилась до того, что ее на второй же день должны были бросить. Хотя не было недостатка в дичи на берегах, однако ее нельзя было бить, потому что ружья заржавели и порох, несмотря на все старания сохранить его сухим, сделался совершенно негодным к употреблению. Поэтому единственной пищей флибустьеров были бананы, часто находимые на берегу, но это была пища, которая слабо удовлетворяла потребности людей, находившихся в беспрерывной изнурительной работе.

Надежда попасть скоро к людям, у которых золото и серебро имели ценность, подействовала на некоторых злодеев сильнее всех настоящих нужд и опасностей. Шестеро французов, проигравших все свои деньги, решились вознаградить себя грабежом и убийством богатейших товарищей. Рассеянное плавание очень пригодилось им: они спрятались за скалы и зарезали пятерых англичан, о которых узнали, что у них много денег и что они близко. Убив их, они овладели имуществом несчастных. Окровавленные трупы нашли на берегу, убийцы же никогда более не возвращались в общество пиратов.

Плавание флибустьеров продолжалось с одинаковыми опасностями и лишениями до 20 февраля, пятьдесят пятого дня их чудного путешествия, когда река вдруг расширилась, по причине большей глубины сделалась менее быстрой, и водопады прекратились, но вместо них она была до того наполнена плавучим лесом, что утлые машины не могли пробивать себе пути, многие опрокинулись, и несколько флибустьеров утонуло. Наконец миновали и эту опасность, но до моря оставалось еще 60 морских миль. Тогда флибустьеры, которых осталось еще 250 человек, решились разделиться на отряды и построить на берегу лодки, из которых каждая могла бы вместить 30 человек. Четыре лодки скоро были закончены, на них сели 130 человек и продолжали путь свой, прочие остались еще позади.

Наконец 9 марта 1688 года, в 68 день странствования, уехавшие вперед достигли устья реки у мыса Грациас-а-Диос и пустились в открытое море, проехав по реке не в прямой линии на север, но почти всегда на северо-восток, и сделав таким образом 300 французских лье лишних.

Счастье весьма посредственно покровительствовало этому отчаянному предприятию: большая часть флибустьеров, при беспрерывном опрокидывании своих коробов, лишилась всего своего имущества и добычи, обеднели совершенно и в отношении одежды снабжены были не лучше дикарей. Несмотря на все это, они утешались мыслью скоро прибыть в свою сторону. Через несколько дней прибыли они к Жемчужному острову. Здесь и поблизости встретили они английские и другие корабли, на которых разместились партиями, и на них прибыли благополучно в конце апреля 1688 года к вест-индским островам.

Часто из национальной гордости, из честолюбия или чтобы польстить полководцу сравнивали трудные отступления армий или отдельных отрядов с знаменитым отступлением десяти тысяч греков под начальством Ксенофонта. Но ни одно из них не может выдержать сравнения. Между тем, взвесив вышерассказанное, читатели, может быть, припишут такую честь этому отступлению флибустьеров из Южной Америки.

Отступление это можно почесть последним достойным внимания подвигом флибустьеров, ибо хотя после того другие пираты еще несколько времени носили название флибустьеров, занимались морскими разбоями и дрались мужественно, но были очень различны от прежних и не пользовались более назависимым положением. Однако ремесло пиратов имело слишком много привлекательного для смелых и беспутных моряков, чтобы, после сокрушения общества флибустьеров, другие не последовали их примеру, но только в малом объеме. Ни Нимвегенский, ни гораздо важнейший Утрехтский мирные договоры, даровавшие Европе мир после долговременной брани, не могли унять этих людей. Даже после Утрехтского мира еще в начале XVIII столетия встречались пираты, почти исключительно англичане, которые, не составляя общин, грабили отдельно и совершали смелые, но незначительные подвиги. Частью по привычке, частью по ошибке, и их, совершенно отличных от прежних «береговых братьев», называли флибустьерами. Отличившимися между ними предводителями были: Мейссон, Бовен, Кидд, Эверай, Теч, Мартель, Ингленд, Ван, Бонет, Раккам, Девис, Анстис, Роберте, Ворлей, Ловтер, Эванс, Филлипс, Лов, Сприис и Смит. К ним присоединились и две женщины, Мэри Ред и Анна Бонни, не как непотребные женщины и не переодетые, но как настоящие разбойники, в женском платье и матросских штанах, с развевающимися волосами и опоясанные мечом, на груди висели у них пистолеты, секира дополняла их вооружение.

Пристанищем этих пиратов был сначала лежащий к востоку от Флориды остров Провиденс, значительнейший в Багамском архипелаге. Выбору этому особенно способствовала гавань, которая по мелководью своему не допускала входа больших кораблей, а между тем так обширна, что могла бы вместить до 500 судов всякой величины. Они пробыли здесь недолго, потому что были выгнаны английскими военными кораблями, и обратились в испанскую гавань Тринидад, на острове Куба, где приобрели на время покровительство подкупленного ими алькада Альфонса дель-Мальцано, пока наконец деятельный губернатор Ямайки, г. Лаве, подкрепленный английским адмиралом Верноном, не прогнал их и отсюда и уничтожил совершенно. Часть их успела спастись и рассеяться во все стороны, многие умерли в темницах на американских островах, другие были отправлены в Англию и, как морские разбойники, казнены.