Глава XXV. ДРЕВО И ЗМЕЙ

Обратимся теперь к символу змеи, обвившейся вокруг древа, о чем мы кратко сказали выше; мы утверждаем, что этот образ в точности воспроизводит спираль, очерченную вокруг вертикального цилиндра в том геометрическом изображении, которое мы изучили. Древо символизирует «Мировую ось», а змея — совокупность циклов универсального проявления;[262] и в самом деле, прохождение различных состояний передается в некоторых традициях как блуждания существа в теле символической змеи.[263] Поскольку такое прохождение можно рассматривать в двух противоположных направлениях — либо восходящем к высшим состояниям, либо нисходящем к низшим, этим и объясняются оба противоположных аспекта символики змеи — благотворный и пагубный.[264]

Встречается и змея, обвившаяся не только вокруг древа, но также и вокруг различных других предметов — символов «Мировой оси»,[265] и в частности горы, как это можно видеть в индуистской традиции, в символике «пахтания моря».[266] Здесь змей Шеша или Ананта, выражающий бесконечность универсального существования, обвился вокруг Меру — «полярной горы;[267] его тянут в противоположные стороны Дэвы и Асуры, соответствующие состояниям высшим и низшим по отношению к человеческому состоянию; тогда здесь имеются два аспекта — благотворный и зловредный — в зависимости от того, смотреть ли на змея со стороны Дэв или Асуров.

В то же время, если интерпретировать значение последних в понятиях «добра» и «зла», то возникнет очевидное соответствие с двумя противоположными сторонами «Древа познания» и другими подобными символами, о которых мы говорили ранее.[268]

Уместно рассмотреть и другой аспект, когда общий символ змея обозначает если не совсем зловредность (что обязательно предполагает наличие коррелята благотворности, ибо «добро» и «зло», как два понятия всякой дуальности, не могут существовать друг без друга), то по меньшей мере опасность, поскольку он изображает вовлеченность существа в бесконечную серию циклов проявления.[269]

Этот аспект соответствует, в частности, роли змея (или дракона, который служит тогда его аналогом) как хранителя неких символов бессмертия, доступ к которым он преграждает; так, он обвился вокруг древа с золотыми яблоками в саду Гесперид, или в Колхидской роще вокруг бука, на который повешено «золотое руно»; ясно, что эти деревья — не что иное, как формы «Древа жизни» и, следовательно, обозначают также «Мировую ось».[270]

Для полной реализации существа необходимо, чтобы оно выскользнуло из этой цепи циклов и перешло с окружности в центр, т. е. в точку, где ось пересекает плоскость, изображающую состояние, в котором это существо находится в настоящее время; поскольку тем самым произошла интеграция этого состояния, то начиная от этой плоскости и следуя направлению вертикальной оси, оно достигнет состояния целокупности. Отметим, что если существует преемственность между всеми состояниями, рассмотренными в их циклическом прохождении, то переход в центр по преимуществу означает прерывность в развитии существа; в этом плане его можно сравнить с тем, чем является с математической точки зрения «переход к пределу» бесконечного ряда, который изменяется в соответствии с постоянной величиной. Действительно, предел, будучи по определению постоянной величиной, не может, как таковой, быть достигнут в ходе изменения, даже если оно продолжается бесконечно; не подчиняясь этому изменению, он не принадлежит ряду, концом которого является; чтобы достичь его, надо выйти из этого ряда. Точно так же надо выйти из бесконечного ряда проявленных состояний и их изменений, чтобы достичь «Неизменного средоточия» — постоянной и неподвижной точки, которая управляет движением, не участвуя в нем, — подобно тому как весь математический ряд в его изменении упорядочивается своим отношением к пределу, который сообщает ему свой закон, пребывая сам вне этого закона. Аналогично и метафизическая реализация, как и ее частный случай — интеграция существа, — не может осуществляться «постепенно»; она подобна синтезу, которому не может предшествовать какой-либо анализ и перед которым всякий анализ бессилен и лишен значения.

В исламской доктрине существует интересный и важный момент, связанный с вышесказанным: «прямая дорога» (Эс-шира-тул-мустаким), о которой говорится в фатихе (буквально «начало») или в первой суре Корана, есть не что иное, как вертикальная ось, взятая в ее восходящем значении, так как «прямизна» (идентичная Дэ Лао-цзы), согласно корню обозначающего ее слова (qam, подниматься), должна рассматриваться как вертикальное направление. Поэтому легко понять значение последнего стиха, в котором эта «прямая дорога» определяется как «дорога тех, на кого Ты изливаешь Свою милость, а не тех, на ком Твой гнев, и не тех, кто пребывает в заблуждении» (ши-рата эяладхина анамта алайхим, гхаури ал-магдуби алайхим ва ла эд-даллин). Божественная милость[271] нисходит на тех, кто находится под непосредственным влиянием «Действия Неба», ведущего их к высшим состояниям и полной реализации, поскольку их сущность обретает согласие с универсальной Волей. С другой стороны — поскольку «гнев» прямо противостоит «милости», — его действие также должно осуществляться по вертикальной оси, но с обратным эффектом, следуя нисходящему направлению, к низшим состояниям:[272] это «адский» путь, противоположный пути «небесному». Оба эти пути представляют собой две половины — низшую и высшую — вертикальной оси, начиная с уровня, соответствующего человеческому состоянию. Наконец, в «заблуждении», в собственном и этимологическом смысле этого слова, пребывают те — и это огромное большинство людей, — кто, будучи привлечен множественностью, бесконечно блуждает в циклах проявления, отображенных кольцами змея, обвившегося вокруг «Древа средоточия».[273]

Напомним также, что слово «ислам» буквально означает «подчинение божественной Воле»;[274] вот почему в некоторых эзотерических учениях говорится, что всякое существо есть «муслим» в том смысле, что никто не может уклониться от подчинения этой Воле и что каждый, следовательно, неизбежно занимает место, предписанное ему во Вселенной. Разделение существ на «верных» (мумгтин) и «неверных» (куффар)[275] состоит, следовательно, в том, что первые повинуются сознательно и добровольно вселенскому порядку, тогда как среди вторых есть такие, кто повинуется закону против воли, и такие, кто пребывает в невежестве. Здесь перед нами три категории существ; «верные» следуют «прямой дорогой», ведущей в обитель «мира», и их повиновение универсальной воле делает из них истинных соработников «божественного плана».


Примечания:



2

«Introduction generale a 1'etude des doctrines hindoues», 3-е partie, ch. Ill; «L'homme et son devenir selon le Vedanta», 3-е ed., ch. I.



26

Мы уже отмечали, что Лейбниц, в отличие от других философов Нового времени, обладал кое-какими унаследованными от традиции данными, впрочем, довольно элементарными и неполными; судя по тому, как он их использовал, он, по-видимому, не вполне их понимал.



27

Другой основной недостаток концепции Лейбница, который к тому же, пожалуй, более или менее тесно связан с первым, — это введение моральной точки зрения в соображения универсального порядка (где она неуместна), посредством «принципа лучшего», из которого этот философ намеревался сделать «достаточное основание» всякого существования. Добавим также, в связи с этим, что различение возможного и реального, которое хотел установить Лейбниц, не могло иметь никакого метафизического значения, ибо все то, что возможно, тем самым по сути реально.



262

Между этой фигурой и уроборосом, т. е. змеей, пожирающей свой хвост, существует такое же отношение, как между полной спиралью и круговой фигурой Инь-Ян, в которой одна из спиралей, взятая отдельно, рассматривается как плоскость; уроборос выражает бесконечность цикла, взятого изолированно, — бесконечность, которая в применении к человеческому состоянию и в силу наличия условия времени приобретает аспект «вечности».



263

Эту символику мы встречаем в гностической Пистис Софии, где тело змеи разделено сообразно знакам Зодиака, что приводит нас к фигуре уробороса, так как в этих условиях речь может идти лишь о прохождении одного цикла через различные модальности одного и того же состояния; в этом случае блуждания, предусмотренные для существа, суть только продолжения индивидуального человеческого состояния.



264

Порой символ удваивается в соответствии со своими двумя аспектами, и тогда мы видим двух змей, обвившихся в противоположных направлениях вокруг одной и той же оси, как в фигуре кадуцея. Эквивалент последней можно встретить в некоторых формах брахманского жезла (Брахма-данда), в двойном загибании линий, соответствующих двум направлениям вращения свастики. Эта символика имеет многочисленные приложения, которые мы не можем здесь рассматривать: важнейшее из них касается тонких энергий в человеческом существе (см.: «L'Homme et son devenir selon le Vedanta», ch. XX); аналогия «микрокосма» и «макрокосма» значима и с этой частной точки зрения.



265

В частности, вокруг омфалоса и некоторых изображений «мирового яйца» (см.: «Царь Мира», гл. IX); мы отмечали там связь, вообще существующую между символами древа, камня, яйца и змеи; это дало бы место интересным изысканиям, но завело бы нас слишком далеко.



266

Этот символический рассказ содержится в Рамаяне.



267

См.: «Царь Мира», гл. IX.



268

В символике времени существует аналогия с двумя ликами Януса, причем считается, что первый обращен к будущему, а второй — к прошлому. В другом исследовании мы, возможно, в более ясном виде сможем показать глубокую связь между всеми этими символами различных традиций.



269

Это буддистская сансара, бесконечное круговращение «колеса жизни», от которого существо должно освободиться, чтобы достичь Нирваны. Привязанность к множественности есть также, в известном смысле, библейское «искушение», которое отдаляет существо от первоначального единства в центре мира и мешает ему добыть плод «Древа жизни»; и действительно, именно поэтому существо подвержено чередованию циклических изменений, т. е. рождению и смерти.



270

В связи с этим упомянем также о символических легендах, которые во многих традициях представляют змея или дракона как хранителя «скрытых сокровищ»; последние связаны с различными другими весьма важными символами — к примеру, символами «черного камня» и «подземного огня» (см.: «Царь Мира», гл. I и VII); это еще один из многочисленных моментов, которые мы указываем мимоходом, надеясь вернуться к ним в другой раз.



271

Эта «милость» есть «пролитие небесной росы», которая в еврейской Каббале непосредственно соотнесена с «Древом жизни» (см.: «Царь Мира», гл. III).



272

Это прямое нисхождение существа вдоль вертикальной оси выражается, в частности, «падением ангелов»; когда речь идет о человеческих существах, это, очевидно, происходит лишь в исключительном случае, и таким существом считается Валиуш-Шайтан, поскольку он в известном смысле представляет собой противоположность «святому» или Валиур-Рахману.



273

Эти три категории существ можно обозначить как «избранных», «отвергнутых» и «заблудших»; отметим, что они точно соответствуют трем гунам: первая — саттве, вторая — тамасу, третья — раджасу. — Некоторые экзотерические комментаторы Корана считали «отвергнутыми» христиан; но это узкая интерпретация, весьма спорная даже с экзотерической точки зрения и, во всяком случае, не имеющая ничего общего с объяснением согласно хакика. — По поводу первой из трех категорий мы должны заметить, что «Избранник» в исламе обозначает Пророка, а с эзотерической точки зрения — «Универсального Человека».



274

См.: «Царь Мира», гл. VI; мы отметили тогда близкое родство этого слова с теми, что обозначают «спасение» и «мир» (Эс-Салам).



275

Это различение в исламской традиции касается не только людей, но распространяется и на джиннов; в действительности оно применимо ко всем существам.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх