Глава 7

Тарава – школа храбрости

20–23 ноября 1943 г

20 ноября 1943 года тропические буруны вокруг тихоокеанского острова, о котором мало кто из американцев слышал, вспенились кровью. Операция «Гальваник», одно из знаменитых сражений Второй мировой войны, добавила в историческую книгу новое название – Тарава – эпическую поэму из рифов и песков, ставшую еще одним славным эпизодом в Илиаде морских пехотинцев Соединенных Штатов.

Долгая дорога назад из Пёрл – Харбора едва лишь начиналась в ноябре 1943 года. Японский флаг с восходящим солнцем еще развевался над Уэйком на Филиппинах, прекрасных островах Малайского барьера и южных морей. Начиная от легендарной крепости Трука в центре тихоокеанской Микронезии сеть из Каролинских, Марианских, Маршалловых островов и островов Гилберта с их аэродромами, пирсами для гидросамолетов и платформами для орудий контролировала центральную часть Тихого океана, создавая преграду на прямом пути к воротам Японии.

За Гуадалканал шла борьба, и он был завоеван; большинство Соломоновых островов захватили союзники, а неопытные солдаты Макартура, которым досаждала малярия, агрессивные пиявки джунглей, тропические язвы и японцы, бьющиеся до смерти за грудами мертвых тел, одержали победу в первых новогвинейских кампаниях. В конечном счете, когда союзнические армии сражались в Италии, а вооруженные силы Советской России неумолимо двигались на запад, флотилии военно – морских сил, достигшие такой мощи, какую мир никогда раньше не видел, собирались в обратную дальнюю дорогу.

Операция «Гальваник» была задумана не как нанесение удара с быстрым отходом, а как кампания по захвату или завоеванию – в первый раз за современную историю – некоторых хорошо укрепленных коралловых атоллов, представлявших собой внешние укрепления японских островных цитаделей, которые контролировали центральную область Тихого океана. Впервые после разгрома в Пёрл – Харборе, почти через два года, Соединенные Штаты должны были использовать свою сильную правую руку в Тихом океане и открыть новый подход к Японии.

До кампании на островах Гилберта (из которых Тарава стала местом главного сражения) наступление американцев в Тихом океане ограничивалось Гуадалканалом и атакой генерала Дугласа Макартура в юго – западной части Тихого океана из Австралии с продвижением по длинной лестнице от архипелага Бисмарка и Новой Гвинеи в направлении Филиппин. Каждая ступенька на крупных массивах суши близ Австралии должна была быть тщательно выверена; наступление Макартура никогда не опережало действий воздушных сил, базирующихся на суше, и, когда было возможно, он обходил японские гарнизоны, оставляя их на задворках войны.

Но маршрутом Макартура был долгий путь домой, а маршрутам снабжения до Австралии и наступлению по линии архипелаг Бисмарка – Новая Гвинея – Филиппины постоянно угрожали с флангов воздушные и морские силы Японии, базировавшиеся на островах Микронезии. На конференции в Касабланке было предварительно согласовано (хотя и с оговорками) начало наступления в центральной области Тихого океана для защиты фланга атаки Макартура и для установления более прямого пути на Филиппины, к побережью Китая и к Японии. А на четырехсторонней конференции в Квебеке 24 августа в качестве первого шага были предложены острова Гилберта.

Разработчики военных планов Объединенного штаба объединенных начальников штабов приводили доводы, которые утверждали, что «со стратегической точки зрения маршрут в центральной части Тихого океана является решающим, успех здесь должен, безусловно, отделить [японские] острова от заморских владений империи на юге». Решение отправиться на «прыгающий остров», как называли его ироничные, но неинформированные критики, было основано на твердой вере военно – морских сил в авианосец.

«Старый принцип, – написали перед этим событием разработчики планов Объединенного штаба, – заключающийся в том, что авианосцы и их самолеты находятся в невыгодном положении, если они курсируют у берегов, следует пересматривать в случае наличия крупных авианесущих сил. <…> Есть веские основания считать, что самолеты авианосца, хотя это и не было проверено, могут выполнять задачу по поддержке десантных атак на островные укрепления в отсутствие самолетов наземного базирования <…>»

Операция «Гальваник» была направлена против островов Гилберта – крошечных коралловых участков суши, покрытых пальмами, разбросанных по спокойным широтам по обе стороны экватора и занимающих площадь равную штату Техас. Острова Гилберта находятся на юго – западном крае островной сети Микронезии на фланге наших тихоокеанских маршрутов снабжения. Они стали ступенькой на пути к важным Маршалловым островам, расположенным севернее. Использовался аэродром острова Бетио на атолле Тарава; на Макине действовала база гидросамолетов, а на близлежащих островах Науру и Океании шла добыча фосфатов, в то время как японские самолеты взлетали с коралловых взлетно – посадочных полос.

Конкретными целями операции «Гальваник» были острова Макин, Тарава, которая в военных планах имела кодовое название «Хелен», и слабоукрепленный небольшой остров Апамама – «Земля лунного света», – который Роберт Льюис Стивенсон как – то назвал «сокровищем красавицы острова Южного моря».

Специально сформированный 5–й флот под командованием вице – адмирала Раймонда А. Спрюэнса должен был осуществить крупнейшую десантную операцию из когда – либо проводимых на Тихом океане против целей, расположенных более чем в 700 милях от ближайшей сухопутной военно – воздушной базы США. Две сотни кораблей с 35 000 солдат, 6 000 машин и 117 000 тонн груза из портов в разных частях Тихого океана собрались в приветливых экваториальных морях возле островов Гилберта. Они находились под защитой крупнейших из когда – либо существовавших военно – морских сил: 19 авианосцев с 5 новыми линейными кораблями, 7 старыми и с целой «стаей» малых военных кораблей. Это были «самые мощные военно – морские силы, собранные под одним флагом».

Общее командование всей операцией на островах Гилберта осуществлял адмирал Честер У. Нимиц, главнокомандующий Тихоокеанским флотом, штаб – квартира которого находилась в Пёрл – Харборе. Командующим в море стал адмирал Спрюэнс, находившийся на крейсере «Индианаполис». Контр – адмирал Ричмонд К. Тернер на линкоре «Пенсильвания» командовал боевыми силами при атаках на Тараву и Макин, а также был командиром специальных сил–52 Северных наступательных сил. Вместе с ним на «Пенсильвании» базировался генерал – майор Холланд М. Смит (Ужасный Сумасшедший Смит) из морского корпуса США. Командиру 5–го десантного корпуса Келли Тернеру и адмиралу Спрюэнсу подчинялся контр – адмирал Гарри У. Хилл, находившийся на линейном корабле «Мэриленд». Хилл командовал Специальными силами–53 Южных наступательных сил, которые должны были захватить Тараву.

Адмирал Хилл и командующий морскими пехотинцами генерал – майор Джулиан Смит также подчинялись Ужасному Сумасшедшему Смиту. Но Тернер и Спрюэнс выбрали то, что они считали более опасной позицией, – остров Макин в нескольких сотнях миль от Таравы [1]. Макин был намного ближе к японским военно – воздушным базам, чем Тарава, и считалось, что Северные наступательные силы испытают на себе основной ответный удар японцев, а не силы Хилла. Поэтому на практике Хилл был старшим командиром в районе Таравы. Ненадежность и замедленность радиосвязи во многих случаях означали, что решения принимались до того, как успело вмешаться высшее командование.

Перед 2–й дивизией морских пехотинцев, победившей на Гуадалканале, базировавшейся и реорганизованной в Новой Зеландии, была поставлена главная задача в операции на островах Гилберта: нападение на укрепленный остров Бетио, являвшийся ключом к атоллу Тарава и к островам Гилберта. Покидая порт, они пели:

Прощай, мама,
Мы уходим в Иокогаму…

Операции «Гальваник» предшествовали широко охватывающие удары с авианосцев и рейды авиации наземного базирования на Тараву и на оказывающие атоллу поддержку японские базы, разбросанные на сотнях лье водного пространства. Кампания на Соломоновых островах и зияющая рана Рабаула, который постоянно подвергался бомбардировкам и был нейтрализован американскими самолетами, истощили силы японцев в большей степени, чем это предполагали в военно – морских силах. В день «Д» 20 ноября 1943 года у японцев не было ни одного действующего авианосца на базах Микронезии и лишь 46 самолетов на всем архипелаге островов Гилберта и Маршалловых островов.

Однако разведка США прогнозировала сильную японскую реакцию и считала, что через три дня после высадки противник может осуществить крупные атаки с участием самолетов и подводных лодок на 5–й флот. Скорость завоевания поэтому, как считали, имела большое значение; «было согласовано, что острова Гилберта должны быть захвачены быстро», пока подводные лодки и самолеты противника не набросились на уязвимые транспортные суда и не уничтожили их, как волки овец в овчарне. Не было времени для медленного изнурения противника или для предварительного захвата других, менее защищенных островов атолла Тарава. Укрепления Бетио нужно было быстро разбить и использовать местные взлетно – посадочные полосы для действий американских самолетов, а уязвимые транспортные и грузовые суда вывести из зоны опасности.

Предварительные сообщения разведки, полученные при воздушной рекогносцировке, обширные подготовительные удары с воздуха и тяжелый обстрел Бетио в преддверии дня «Д», а также явное превосходство 5–го флота – крупнейшего из когда – либо сконцентрированных в Тихом океане – давали основания для оптимизма. Контр – адмирал Говард Ф. Кингмэн, командующий группой поддержки корабельной артиллерии, пообещал офицерам 2–й дивизии морской пехоты на подготовительном брифинге: «Мы не будем нейтрализовывать противника; мы не будем разрушать; мы полностью уничтожим оборону на Бетио!»

А другой выступающий сказал: «Мы собираемся гладить это место до тех пор, пока его не заберет к себе черт».

Но мудрые не заблуждались на этот счет. Один командир предупредил своих морских пехотинцев, собрав их перед сражением: «Джентльмены, запомните одну вещь. Когда морские пехотинцы высадятся на сушу и встретятся с противником в рукопашном бою, единственным оружием пехотинца станет его «хаки»!»

А контр – адмирал Кэйдзи Сибасаки, командующий на атолле Тарава, который вскоре умрет, хвастался, что американцы и за сто лет не смогут захватить Тараву даже с миллионом солдат.

Кити Ёсуё, лейтенант имперских японских военно – воздушных сил, был первым, кто с подмостков истории выдвинулся на ее сцену в первые темные часы 19 ноября 1943 года. Молодой лейтенант, кулак которого нервно отбивал слова передаваемого им сообщения, сгорбился в кресле патрульного бомбардировщика, направлявшегося на Тараву после 600–мильного предрассветного патрульного полета. Лейтенант передавал:

«Вижу противника … обнаружен флот … несколько авианосцев и других типов кораблей, которых слишком много, чтобы перечислять».

Вскоре известия достигли удерживаемого японцами Кваджалейна, Трука и Токио: флот противника приближается к островам Гилберта! А на Тараве, где в ожидании находились отборные солдаты семи специальных военно – морских десантных сил Сасебо, трех сил специального базирования и другие подразделения, насчитывавшие более 4 800 человек [2], были отданы приказы «обороняться до последнего человека… и уничтожить противника при подходе к берегу».

В небе светила ущербная луна, ее «окружало слабое кольцо и сверкала единственная звезда», когда заговорила TBS (система радиопереговоров между кораблями) на борту линкора «Мэриленд», флагманского корабля контр – адмирала Гарри У. Хилла, командующего Южными наступательными силами (на Тараве):

«CTF–53 [командующий Специальными силами–53] с «Рингголда» [эсминца]. Мы видим атолл Тарава».

Побудка в то судьбоносное утро – последний горн для многих, когда – либо слышавших его, – раздалась еще в темноте. Вскоре после этого, когда корабли приблизились к неясным темным очертаниям суши, на армаде эхом прозвучал приказ из генерального штаба и раздались тонкие боцманские свистки.

Множество транспортов, грузовых судов и десантных кораблей заняли позицию к 3:55. Морские пехотинцы начали карабкаться вниз по загрузочным сетям, каждый с «тремя наборами сухого пайка, двумя флягами воды, бритвенным прибором, зубной щеткой и ложкой».

Они показались капитану морской пехоты Эрлу Дж. Уилсону, офицеру по связям с общественностью 2–й дивизии морской пехоты, солдатами «одетыми для выступления в балете» с камуфляжными покрытиями на касках, которые выглядели как поганки.

Лейтенант Пол Хоспайд из пулеметного батальона нес свой спасательный жилет, перебросив его за спину поверх военного снаряжения, и выглядел «как гусар». Он держал коробку с сигарами, содержимое которой позже раздал на берегу тем, кто остался в живых из его батальона.

Когда солдаты садились в шлюпки, один священник произнес: «Через несколько минут вы будете там. Это будет великая страница в истории корпуса морских пехотинцев. Где бы вы ни были, солдаты, остановитесь и молитесь. Да благословит вас всех Бог».

Лишь в 5 часов утра дня «Д» – в субботу 20 ноября – Бетио проявил признаки жизни. Японский сигнальщик взмахнул опознавательным мигающим светом, и противник открыл бал. Несколько красных ракет поднялись в небо с южного берега Бетио, и две восьмидюймовые пушки открыли огонь по «Мэриленду». От снарядов в море возле линкоров и транспортов вздымались столбы воды, морские пехотинцы и моряки на палубах стали прятаться за металлическими надстройками, «пытались рыть окопы в стали». Большие корабли и малые, средние и маленькие открыли ответный огонь; вскоре яркие вспышки осветили темную завесу суши, а над спокойным морем начал распространяться дым со скачущими внизу языками пламени. Взошло красное солнце, грозное и яркое, как воинственный и внушительный Марс. О таком небе художник мог только мечтать.

Но транспортные суда, которые накрывали разрывы японских снарядов, оказались в плачевном положении: они слишком близко подошли к батареям противника. Группа транспортов развернулась и отошла на милю от берега. Часть морских пехотинцев высадилась в десантные шлюпки и на плавающие гусеничные транспортеры, которые стояли по бортам кораблей. Это было плохое начало [3].

16–дюймовые пушки «Мэриленда» заставили замолчать одну батарею японцев. Противобатарейный огонь продолжался, а затем стих на семь минут, когда были нанесены воздушные удары с авианосцев «Эссекс», «Банкер – Хилл», «Индепенденс». Затем снова корабельные орудия начали рыть измученную землю яростным градом снарядов; пальмовые листья были иссечены и изрешечены, над Бетио пылало пламя; облако дыма сгущалось, когда корабли огневой поддержки подошли к северо – западному флангу Бетио и стали обстреливать продольным огнем берега, на которых вскоре должны были высадиться морские пехотинцы. А японские артиллеристы продолжали отвечать.

«Орудийный огонь в течение двух с половиной часов с трех линкоров, четырех крейсеров и нескольких эсминцев, выпустивших в общей сложности около 3 000 тонн снарядов, должен был разбить Бетио и истощить силы его защитников, – отмечает Сэмюэль Элиот Морисон в истории морских операций Второй мировой войны. – Но это был большой просчет» [4].

Остров Бетио, входящий в атолл Тарава, возвышается над уровнем моря не более чем на десять футов. Его длина – около двух миль, ширина – 500–600 ярдов, и у него заостренный юго – восточный край. Вокруг острова над обрамлением из коралловых рифов вскипает белый прибой, а его северный берег уходит в спокойную сине – зеленую воду лагуны, которую образует атолл Тарава. Здесь на узком поле боя площадью едва ли с полмили, где смерть затаилась на каждом квадратном футе песка, найдут свою смерть 5 500 человек.

Как всегда, парад возглавляют «малыши»: минные тральщики «Персьют» и «Реквизит» с проволочными тралами и акустическими приборами. Они, пыхтя, храбро проходят по каналу в лагуну, а их трехдюймовые пушки хлопают и пускают дым, создающий завесу от японских артиллеристов. У них в кильватере, собравшись с силами, по высоким бурлящим белым волнам пробираются эсминцы «Рингголд» и «Дэшиелл», которые проходят совсем близко от рифов, а японские орудия в это время целятся прямой наводкой в борта, «покрытые жестью». В 7:11 в «Рингголд» рядом с машинным отделением попадает, но не разрывается, пятидюймовый снаряд. Это счастливый день для «Рингголда». Мгновение спустя еще один снаряд, не разорвавшись, попадает в переднюю торпедную установку и, отрикошетив, прокладывает себе путь через радиорубку и лазарет, жуя их тонкую сталь. «Рингголд» отстреливался…

За авангардом лагуну штурмуют волны, а плавающие гусеничные машины барахтаются в светлеющем море, как водяные жуки [5].

Из коробок системы межкорабельной связи раздается треск и писк радиопереговоров – корабли вызывают катера, катера вызывают корабли:

«Тест» вызывает «Гросер»; «Тест» вызывает «Гросер» <… > Вы слышите меня, «Гросер»?»

Лейтенант Уильям Д. Хокинс, Хоук («ястреб») из батальона скаутов – снайперов (посмертно награжденный Медалью Почета), который удостоится у отважных солдат звания «самого отважного солдата», ведет своих 34 солдат к деревянному пирсу длиной 750 ярдов, который выступает в лагуну посреди района высадки на северном берегу Бетио. Огнеметы, фугасные снаряды, винтовочный огонь и гранаты очищают пулеметные гнезда японцев. Пирс горит.

Плавающие гусеничные транспортеры переваливаются через коралловые рифы, взбивают пену в толще воды, с пыхтением вылазят на берега «Ред–1, 2 и 3»; в это же время лагуна пестрит от разрывов снарядов, пули отскакивают от стальных бортов машин, вода колышется от стрельбы японцев. Но это не «сглаживание» и не «уничтожение»; японский гарнизон хорошо сражается. Первые три группы гусеничных амфибий 2–го батальона 8–го корпуса морской пехоты, возглавляемые «великолепным рыжим, который вышел в офицеры из рядовых», майором Х.П. Кроуи, прорываются на берег восточнее пирса, неся умеренные потери; однако на берегах «Ред–1» и «Ред–2», расположенных западнее, где береговая линия делает опасный изгиб, морские пехотинцы, как «сидячие утки», попадают под перекрестный огонь. Снаряды бьют прямо по гусеничным машинам. «Тряхнуло так, как будто большой кулак – может быть Джо Люиса – ударил меня прямо в лицо».

Волны атаки запаздывают; артиллерийская поддержка с кораблей прекратилась слишком быстро; теперь против невидимых солдат в бревенчатых бункерах и бетонных дотах стоит морская пехота Соединенных Штатов, вооруженная всего лишь «хаки».

9:22 утра ноябрьского дня делают историю. Где – то далеко дома футбольные матчи собирают толпы болельщиков; рынки заполнены цыплятами и индейками, которых разделают и приготовят ко Дню благодарения; а на Бродвее уже пятый сезон идет «Жизнь с отцом» и «Оклахома», которые отвлекают от войны.

Морские пехотинцы погибают на пляжах «Ред–1» и «Ред–2», попадая под перекрестный огонь, гусеничные амфибии застревают в воронках от снарядов или у баррикад, выстроенных на берегу. Солдаты пытаются выбраться из железных монстров, лязгающих сталью, и гибнут. Подполковник Герберт Р. Ами – младший, командир 2–го батальона 2–го полка, призывает:

«Солдаты, мы захватим этот берег. Эти ублюдки нас не остановят».

Его слова верны, но не для него самого; он падает, пытаясь выбраться из плавающего гусеничного транспортера, и получает пулю в голову.

К западу от пирса на берегах «Ред–1» и «Ред–2» в результате атаки захвачен лишь небольшой участок; трупы морских пехотинцев плавают в воде. Оставшиеся в живых припали к земле, найдя убежище у подножия двух – четы – рехфутовой баррикады; над кладкой из бревен кокосовых пальм град огня сметает все и вся.

К 10:00 адмиралу Хиллу и генералу Смиту на флагманский корабль «Мэриленд» приходят удручающие сообщения.

С берега «Ред–3»: «Сильное сопротивление».

С берега «Ред–2»: «Встречаем сильное сопротивление».

С берега «Ред–1»: «Солдат сильно обстреливают в воде». И позднее: «У нас нет средств высадиться на берег».

Капрал Дэн Суортс находился в плавающем гусеничном транспортере, который карабкался по коралловому рифу возле пирса, когда японский снаряд поджег баки с горючим; при этом погибла и сгорела большая часть команды. Водитель ранен; Суортс перетаскивает его через невысокий риф в воду возле дымящегося пирса, где они прячутся под прикрытием пальмовых бревен пулеметного гнезда. Суортс дотрагивается до морского пехотинца, который стоит неподвижно, широко расставив ноги, лицом к берегу. Тот молча падает в воду. Суортс видит, что у него в голове аккуратное пулевое отверстие. А скачущие волны «пенятся красным над желтыми кораллами».

Случай, судья многих сражений, сдает карты в Тараве. Песчаные берега Бетио защищены грядой кораллового рифа, который простирается в сторону моря и в лагуну на расстояние от 300 до 700 и более футов от берега. Приливы Бетио непредсказуемы; фактически не существует точного их расписания, а расчеты 5–го флота основаны на данных, полученных от новозеландских и британских офицеров, которые знали Тараву в лучшие и более мирные времена. Все они, за исключением одного, предсказывают пять футов воды над рифом утром 20 ноября, что достаточно для того, чтобы катера, следующие за гусеничными амфибиями, могли пробраться к берегу. Один офицер не согласен; он предсказывает колеблющиеся или нерегулярные и непредсказуемые приливы 20 ноября с возможным подъемом воды на три фута и менее над рифом, что явно недостаточно для прохождения катеров. А катера должны пробраться к берегу, поскольку «при десантной атаке должны наноситься постоянные удары»; атакующих должны быстро поддержать следующие за ними солдаты. Морские пехотинцы предчувствовали затруднения на рифе; они перебираются с катеров на плавающие транспортеры и на них пытаются добраться до берега.

2–й батальон морской пехоты очистил Тихий океан для гусеничных амфибий – этих крокодилообразных машин Второй мировой войны (модернизированные коммерческие машины, использовавшиеся в болотах). Их хватило лишь для атакующих подразделений. Морские пехотинцы используют около 100 плавающих транспортеров при первых атаках; 25 машин находятся в резерве дивизии. Последующие группы солдат, которые имеют большое значение для одержания победы, должны доставляться к берегу на судах LCVP (десантное судно для транспортировки техники и личного состава) и катерах, а также перебравшись в гусеничные амфибии. Однако случай управляет смертью; непредсказуемый прилив остается низким – риф едва покрыт водой. Катера застревают и стоят на месте; многие гусеничные амфибии переворачиваются. Солдатам следующей волны атаки приходится добираться до берега вброд, а не на плавающих транспортерах. Атака теряет силу.

Солдаты четвертой волны атаки, плывущие на LCVP с 37–мм пушками, застревают на гребне рифа; они отходят назад и ждут более высокого прилива или же прыгают из LCM (средних десантных судов) в трехфутовую толщу воды и бредут к берегу. Некоторые попадают в воронки от снарядов или проваливаются в глубокие коралловые карманы. Есть убитые. Командир батальона подполковник Александр Б. Свенчески получает на мелководье сильное ранение; истекая кровью, он выползает на риф, чтобы не утонуть, и там его находят через несколько часов в бессознательном состоянии.

К 11:00 полковник Дэвид М. Шоуп (Дэйв Шоуп, кавалер «Медали Почета», которого его старшина назвал «самым храбрым, самым нервным, лучшим солдатом морской пехоты среди тех, кого я встречал») достигает сгоревшего пирса. Шоуп, командир 2–й дивизии морской пехоты и атакующих сил, бредет по пояс в воде на берег с сержантом, у которого на спине висит рация – средство связи. К этому часу два десантных катера и несколько гусеничных амфибий застряли на рифе или стоят подбитые на отмели между глубокой водой и белым песком. В них много мертвых и раненых; на морских волнах плавно покачиваются тела. Когда LCVP выбираются на риф и опускают сходни, метко стреляющая японская пушка выпускает снаряды прямо в середину барахтающихся морских пехотинцев; вода окрашивается пятнами крови.

Шоуп просит оказать «всю возможную огневую поддержку». Гремят крупные орудия; Бетио покрыт дымом и пламенем, но огневой град противника рассеивает подкрепления.

Задолго до полудня полковой резерв Шоупа получил приказ направиться на берег «Ред–2», и генерал Смит, находящийся на борту «Мэриленда», отдает половину своего дивизионного резерва в распоряжение Шоупа. Тот направляет его на берег «Ред–3». (Другой половине, качающейся в лодках, вскоре также будет отдан приказ отправляться на берег, но она получит его только через несколько часов.) Однако капризный прилив помогает обороняющимся; десантные суда застревают у рифа, и резервы бредут 700 ярдов по пояс в воде к узкой песчаной полосе, политой кровью. Многие погибают: одни проваливаются в ямы и тонут под тяжестью военного снаряжения; другие получают ранения и ползут на мелководье. Достигшие берега солдаты насквозь промокли; часть без оружия; они дезорганизованы, истощены и ослаблены.

Гидросамолет «Кингфишер» с «Мэриленда», пилотируемый капитан – лейтенантом Робертом А. Макферсоном, парит, кружась над дымом и всей этой кровавой бойней, подробно описывая этот ад адмиралу Хиллу и генералу Смиту: «В воде повсюду крошечные солдаты, несущие свои винтовки над головой и медленно бредущие к берегу, – передает Макферсон. – Мне хочется плакать».

В полдень, когда тропическое солнце бросает беспощадные лучи на убивающих и убиваемых, на острове царит хаос. Не существует порядка сражения; ничто не идет по плану. Десантные лодки и катера, загруженные еще в предрассветной темноте морскими пехотинцами и военными грузами, в беспорядке отходят от транспортов, кружат по лагуне, лежат в дрейфе в открытом море, дожидаясь высокого прилива. Связь флагманского корабля «Мэриленд», прерываемая грохотом его больших орудий, часто нарушается. Хилл и Смит получают большую часть информации от наблюдательных самолетов «Кингфишер», кружащих над Бетио.

Береговой плацдарм, если его можно так назвать, едва удерживается; около 1 500 выживших морских пехотинцев, многие из которых ранены, лежат у береговой баррикады из бревен кокосовых пальм и прячутся за коралловыми глыбами. Офицеры погибли, командование нарушено, все сильно запутано. Тем, что осталось от 2–го батальона 2–го полка, командует совершенный «чужак» – наблюдатель из другой морской дивизии полковник Уолтер Джордан. Он помог провести вперед на 100 ярдов в глубь острова одну группу и затем сообщил Шоупу: «Нам нужна помощь. Положение сложное».

После полудня 20 ноября в операции задействовано пять батальонов, четыре из которых сильно поредели, понеся большие потери. Два средних танка «М–4» наконец ввалились на берег; четыре других застряли в рытвинах. Танки помогают морским пехотинцам пробиться в глубь южного берега на 30 ярдов с пляжа «Ред–1», но их боевая жизнь коротка; один танк быстро выводят из строя, другой подбивают.

В 13:30 дня «Д», примерно через четыре часа после первой высадки, генерал Джулиан Смит с борта «Мэриленда» запрашивает по рации у генерала Голланда (Ужасного Сумасшедшего) Смита, находящегося на «Пенсильвании» недалеко от острова Макин, дальше к северу, возможность задействовать резервный корпус. Сообщение заканчивается словами: «Предприятие под сомнением».

В середине дня «Д» матч продолжается: солдат против солдата, морской пехотинец против дота и окопа. Запалы, ручные гранаты, огнеметы, динамит, ружейный и пулеметный огонь, выстрелы пушек и пятидюймовых орудий с эсминцев «Рингголд» и «Дэшиелл» – все это гремит в лагуне. Солдаты медленно продвигаются вперед. И это продвижение измеряется кровью. Бетио представляет собой сеть из более чем 200 укрепленных позиций, защищаемых 200 пушками; у самого берега находится баррикада из бревен кокосовых пальм, которая укрывает пулеметные точки; за ней стоят полевые пушки, укрытые в длинных бревенчатых дотах, покрытых песком, с бронированными или бетонными башнями, врытые танки и бомбоубежища, разделенные на секции с толщиной стен шесть футов, и доты, сделанные из бревен кокосовых пальм, песка, гофрированного железа и бетона с сетью взаимосвязанных траншей. Японцы прячутся в норах, как крысы; каждая укрепленная позиция представляет собой проблему для наступающих; снайперы – повсюду: за иссеченными пальмами, за песчаными горками, под пирсом.

Все эти долгие, жаркие дневные часы морские пехотинцы выбираются на берег группами по двое, по трое, бредут по покрасневшей воде; подразделения разрозненны, офицеры исчезли. По всему замусоренному берегу карабкаются живые и лежат мертвые; бутылки с плазмой свисают с винтовок, воткнутых в песок; морские медики переправляют раненых к рифам на плотах…

На закате линия беспорядочных стрелковых ячеек по обе стороны пирса простирается на 700 ярдов вдоль берегов «Ред–2» и «Ред–3». Несколько храбрецов проникли вглубь на 100–300 ярдов. К западу, в конце берега «Ред–1» и на западной оконечности Бетио, называемой берегом «Грин», к ночи готовится еще один береговой плацдарм. С наступлением темноты артиллеристы несут по частям на своих спинах 75–мм гаубицы; чтобы достичь острова подкрепления пользуются бревенчатым пирсом.

К полуночи на берегу находятся 5 000 морских пехотинцев, 1 500 из них убиты или ранены. На закате дня «Д» «положение морских пехотинцев <…> стало опасным» [6].

День «Д» плюс 1 – 21 ноября – начинается ужасно, когда последний резерв дивизии, который провел 20 часов в катерах и только сейчас получает приказ высадиться, попадает под обстрел и несет большие потери, пытаясь пробиться к берегу. Ночью японцы вновь пробрались к пирсу, к искореженным десантным гусеничным транспортерам и катерам, к блокшиву старого, затонувшего поблизости корабля, который был очищен от противника накануне. Самолеты и минометы обстреливают старое судно; миномет уничтожает гальюн, приспособленный под пулеметное гнездо; но через пять часов последний резерв дивизии теряет почти столько же своих солдат, сколько потеряли атакующие батальоны в день «Д».

Командный пост полковника Шоупа, находящийся теперь под прикрытием японского бункера, представляет собой яму в песке; в бункере еще остаются десятки живых японцев, и стрелки морских пехотинцев стоят у выходов, чтобы не дать им высунуться.

Капитан Джон Б. Макговерн, офицер, контролирующий действия морских катеров, устраивает командный пост на «Персьюте», собирает 18 десантных гусеничных транспортеров, кричит в рупор и наводит некоторый порядок среди кружащихся катеров, до предела нагруженных солдатами и военным снаряжением, которое они не могут доставить на берег.

Остров Бетио, этот лоскуток кровавого песка в бескрайнем море, покрывается дымом, клубы которого исходят от «беснующихся языков пламени».

Морские пехотинцы обливаются потом; «вспышки жара подобны резкому удару по голове, и от него трескается кожа… Губы трескаются, покрываются коростой и вновь трескаются… носы в волдырях, с них слазит кожа, и они чернеют».

На борту транспортов и вспомогательных кораблей моряки и морские пехотинцы, ожидающие высадки, внезапно и остро осознают цену войны. Возвращаются раненые, их лица бледны от пережитого потрясения, у них течет кровь, они тяжело дышат и стонут от боли.

«Корабельный врач в тапочках и покрытых пятнами крови брюках ухаживает за ними своими нежными руками.

А капелланы хоронят мертвых:

«О, смерть, где твои муки? О, могила, где твоя победа?»

Вокруг обернутых флагами, покрытых саванами тел стоят бойцы; они «обнажены по пояс, небриты, одеты в свои измятые, грязные тропические костюмы; у них спутанные нечесаные волосы, их лица торжественны…

Разрывы сотрясают наши корабли; рядом плывут трупы, а море покрыто плавающим мусором – книги, бланки военных микрофотописем, куски кокосовых пальм, ящики из – под артиллерийских снарядов, бумага.

Тела качаются у борта. От звука трущейся о дерево ткани по телу пробегает дрожь», – вспоминает капитан Эрл Дж. Уилсон.

А солдаты продолжают погибать в смертельной схватке на этой квадратной полумили песка под названием Бетио…

В первые полтора дня сражение за Тараву ведут временные разрозненные группы; в этот период ни одно из подразделений морской пехоты «не достигло берега без потерь».

В это жаркое долгое утро сражение продолжается, а ситуация остается неясной. Полковник Шоуп, «приземистый, краснолицый человек с бычьей шеей» [7], несущий самое тяжелое бремя Таравы», утром дня «Д» плюс 1 все время передает по рации:

«Вы должны доставить боеприпасы, воду, продовольствие, медицинские средства на берег «Ред–2»…»

«Вы должны без промедления доставить все виды боеприпасов всем десантным группировкам…»

«Положение на берегу тяжелое…»

Но на Тараве исход дела решают Шоуп, «волевой офицер морской пехоты в лучших ее традициях», и его характер, который заставляет всегда быть на переднем крае сражения и выигрывать войны, когда уже нет сил.

Лейтенант Хокинс, получивший два ранения – в плечо и в грудь, – покрытый кровью, но продолжающий сражаться, забирается в гусеничную амфибию, как дикая валькирия в боевую колесницу. Затем со своими солдатами он продвигается, штурмуя дот за дотом, и погибает вместе со многими, кого он вел вперед.

«Нечасто можно рассчитывать на то, что лейтенант выиграет сражение, – сказал позже Шоуп, – но Хокинс подошел к этому настолько близко, насколько это возможно. Он был настоящим источником воодушевления» [8].

На берегу «Ред–3» находится рыжеволосый Кроув и тихий, похожий на учителя маленький человек со светлыми волосами и в очках – бывший профессор экономики майор Уильям Чемберлен, не похожий на воина, но настоящий морской пехотинец.

Он обхватывает руками парня, который от ужаса бросил свою винтовку и пустился бежать, и говорит: «Какой же ты морской пехотинец? Иди обратно».

И сам ведет солдат вперед, несмотря на то что его китель покрыт пятнами крови.

Есть и другие, настоящие сыны сражения, которые проявляют в нем свои лучшие качества; и есть много «даже хорошо обученных солдат с военным опытом, полученным на Гуадалканале», которые страшатся шквала огня, возрастающего количества убитых в этой бойне и взаимосвязанной системы укреплений японской обороны. В страхе они прячутся за баррикадами на берегу и ногтями роют себе окопы; офицеры и сержанты не могут заставить их идти вперед.

Военный корреспондент Роберт Шеррод вспоминает, как молодой майор жаловался Шоупу: «Полковник, на том берегу тысяча чертовых морских пехотинцев, и ни один из них не хочет идти за мной к взлетной полосе!»

Шоуп говорит устало: «Вам надо сказать, кто пойдет за мной? И если за вами пойдут лишь десять человек, это будет самое лучшее, что вы смогли сделать; но все же это лучше, чем совсем ничего».

Тьма сгущается к рассвету…

Между полуднем и сумерками в этот день волна сражения меняет направление.

Морские пехотинцы по обе стороны пирса пробивают себе дорогу через взлетно – посадочную полосу к южному берегу Бетио. Части резерва 5–го десантного корпуса 6–го полка морской пехоты высаживаются на берегу «Грин» на западной оконечности острова, после того как были уничтожены три 80–мм пушки береговой обороны. Дивизионная артиллерия размещается на соседнем островке Баирики, расположенном рядом с Бетио, и его пушки включаются в какофонию огня эсминцев и воздушных ударов. Теперь изменчивая фортуна улыбается морским пехотинцам. Обычный прилив с опозданием на 36 часов гонит глубокую воду на риф; некоторым катерам удается пройти к берегу; часть морских пехотинцев достигает берега на надувных плотах.

К 16:00 в день «Д» плюс 1 полковник Шоуп, изможденный и бородатый, но непоколебимый, почувствовав импульс перемены, говорит Шерроду: «Итак, я думаю, что мы одерживаем победу, но у этих выродков осталось еще много патронов».

Его сообщение о ситуации на 16:00 заканчивается словами:

«…Много потерь, процент убитых неизвестен, боевые действия ведутся эффективно, мы одерживаем победу. Шоуп».

Он прав. Остров рассечен надвое; береговые плацдармы расширяются; подкрепления продвигаются в боевом порядке; убитых и раненых эвакуируют.

К первым утренним часам дня «Д» плюс 2 – 22 ноября – противник понимает, что это конец. Японское радио на Тараве передает свое последнее сообщение:

«Наше оружие разбито, и с этого момента каждый попытается выполнить свой последний долг… Да будет жить Япония десять тысяч лет».

Но японцы погибают сражаясь, забирая с собой много морских пехотинцев. В течение всего дня «Д» плюс 2 под обжигающими лучами тропического солнца продолжается медленное продвижение, несущее неумолимую смерть. На берег выходят новые танки. Под прикрытием танков и артиллерии уничтожается дот за дотом, одна за другой падают позиции противника; в отверстия бросают тринитротолуоловые шашки, а вслед за ними гранаты; огнеметы обжигают кричащего врага. В сумерках морские пехотинцы достигают восточного края аэродрома.

Остров представляет собой сцену нескончаемого и неописуемого кровопролития; а по песку нелепо бегут, как в детском стишке, «рыжий маленький японский цыпленок, свинка, собачка и серенький котенок». Морской пехотинец останавливается около сгоревшего японского танка и дает котенку драгоценную воду из фляги.

А утенок «Сержант Сивош», талисман гаубичного подразделения, выигранный по лотерее в Новой Зеландии, переваливаясь и встревоженно крякая, спешит мимо пушек и огнеметов.

В темноте 22 ноября генерал Джулиан Смит «совсем не надеется на быструю очистку острова» от противника. Некоторые огневые позиции японцев еще целы, несмотря на непрекращающийся огонь с кораблей и самолетов; «потери среди офицеров велики, и они продолжают расти».

Но в ту ночь животные крики людей, которые должны умереть, эхом раздаются над Бетио. В ту ночь – с опозданием на две ночи – японцы с «ужасным криком» идут в контратаку разрозненными группами с гранатами, мечами и штыками; они прыгают на морских пехотинцев, находящихся в окопах, с криками «банзай!».

«Морской пехотинец, ты умрешь!»

«Японцы пьют кровь морского пехотинца!»

Рота Б 1–го батальона 5–го полка морских пехотинцев, усиленная минометным взводом и частью другой стрелковой роты, несет на себе основную тяжесть атак. Артиллерийский огонь, минометы, пятидюймовые орудия эсминцев, пулеметный и винтовочный огонь уничтожают идущего в атаку врага; но его солдаты все же проходят к позиции морских пехотинцев, чтобы колоть и быть заколотыми в темноте… Винтовочные приклады и штыки, ножи и удары ногой в пах, глухие звуки падающих тел, резкие проклятия и предсмертный крик… Более 300 японцев погибают в фанатичном исступлении. Когда где – то среди развалин раздается крик петуха, утренний свет очерчивает контуры их тел, которые образуют ковер, разостланный от восточной оконечности Бетио до позиции морских пехотинцев.

В 13:12 дня «Д» плюс 3 – 23 ноября – Бетио объявляется «взятым». 3–й батальон 6–го полка пробирается на оконечность Бетио; а за пляжем «Ред–1» идет атака на последнее крупное бомбоубежище, которому не страшны снаряды. Днем на взлетно – посадочную полосу приземляется самолет с авианосца, который уже отремонтировали под огнем техники, «морские пчелы».

Еще предстоит убивать японцев и уничтожать несколько пулеметных гнезд. Патруль морских пехотинцев чуть было не убивает по ошибке «морскую пчелу», укрывшуюся в окопе. Техник поднимается, подняв руки навстречу наставленным на него винтовкам; на голове у него фуражка японского капитана, а язык плохо ворочается: «Послушайте, я здесь нашел немного саке».

В следующие несколько дней ружья еще будут стрелять, а несущие смерть пушечные выстрелы продолжат эхом отражаться по всему острову; на бойне Бетио и соседних островках атолла остатки когда – то могущественного гарнизона будут уничтожаться и преследоваться.

Но в день «Д» плюс 3, через 75 часов и 42 минуты после «самого ожесточенного сражения в истории корпуса морских пехотинцев», Бетио и Тарава «взяты». Взяты ценой смерти отважных солдат: 1 115 морских пехотинцев, 25 моряков убиты в бою или позже скончались от ран; 2 309 человек ранено. Из 125 десантных гусеничных транспортеров, доставленных на Тараву, – этих амфибий, которые взбирались на рифы и решали исход сражения, – 90 затонули или были подбиты, а 323 из 500 солдат, которые в них находились, погибли, получили ранения или пропали без вести.

Взяты ценой островка, «замусоренного, разрушенного, опустошенного, разорванного на куски», «неистребимое зловоние» тлена и смерти которого стало оскорблением чувств тех, кто еще был жив. Песок и вода Бетио были покрыты «массой изувеченных, раздувшихся и обгоревших тел японцев». Они находились в руинах своих укрытий, под бревнами кокосовых пальм, которые их не спасли. Почти 4 700 врагов погибло; из них лишь один офицер, 16 завербованных на военную службу и 129 корейских пленных рабочих.

Сражение угасло, оставив после себя пейзаж, «напоминающий живую картину Дантова ада – огонь еще бушует, боеприпасы взрываются, по песку разбросан мусор войны: гранаты, пули, патронташи, оружие, бумага, снаряды, обувь, кимоно, книги и везде «тела»…

Они уничтожены на «пыльном, изувеченном берегу, на котором сражались так ожесточенно»; а в живых на Тараве остались «дикари» со спутанными бородами и застывшей на лицах серостью от потрясения и усталости; их форма изорвана и источает запах пота и крови.

И там, где они ожидают погрузки, на берегу возле них лежат тела их приятелей, лица которых обращены к противнику. Один мертвый морской пехотинец лежит у береговой баррикады; его рука, сжатая в кулак, возвышается над бревнами кокосовых пальм и над полем битвы. У его ног лежит опознавательный флаг, который он должен был установить и который выпал у него из рук в момент смерти. А в воде лагуны плавно дрейфуют в открытое море лицом вниз мертвецы, которые пытались достичь берега, перебираясь через смертельный риф…

«Я ждал, что они поднимут головы, чтобы вдохнуть воздуха, но этого не произошло», – сказал один из очевидцев.

Тарава оказалась сильным потрясением для американского народа, частично из – за живости сообщений, частично потому, что первые из них были неполными и неточными, частично оттого, что народ узнал: на войне нет легких побед и за все надо платить кровью. Последовали взаимные обвинения и сожаления, восхваления и упреки, слезы родных и долгие страдания тех, кто ухаживал за ранеными.

Постепенно, по прошествии времени, перспектива ясно обозначилась: потери морской пехоты в некоторых подразделениях были, вероятно, такими же, как и везде во время войны в Тихом океане, но общее количество погибших во 2–й дивизии морской пехоты на Тараве едва превышало число военных моряков, которые погибли, когда легкий авианосец «Лиском – Бэй» был торпедирован и потоплен японской подводной лодкой севернее острова Макин.

Существовавшие перед вторжением предчувствия, что японские подводные лодки и самолеты могут напасть, оправдались. В результате потопления авианосца сопровождения «Лиском – Бэй» японской подводной лодкой I–175 военно – морские силы потеряли 53 морских офицера и 591 солдата, еще десятки получили ужасные ранения. 165–я боевая часть полка и другие подразделения из 27–й дивизии сухопутной армии, которые захватили Макин, встретив лишь слабое сопротивление противника – 290 японских солдат, 271 военного рабочего, – отделались довольно легко (было убито всего 64 солдата и 150 ранены), но удар по «Лиском – Бэй» и некоторые небольшие потери в воздушных баталиях обошлись военно – морским силам намного дороже. Сэмюэль Элиот Морисон верно заметил, что «Соединенные Штаты заплатили относительно больше за Макин, чем за Тараву, если учесть величину противостоящих им сил» [9].

Однако потери могли быть больше, если бы верховное японское командование точно смогло определить намерения США. Но адмирал Минеити Кога, главнокомандующий японским объединенным флотом, ошибся примерно на три недели. Основываясь на данных радиоперехвата и других источниках, в сентябре, а затем и в октябре он считал, что американцы собирались осуществить вторжение на Маршалловы острова, и соответствующим образом распределял свои самолеты и корабли. Но когда в конце октября ничего не произошло, Кога отплыл обратно на японскую базу в Труке, отменил боевую готовность на Маршалловых островах и в соответствии с приказами Токио направил 173 самолета с трех авианосцев для укрепления обороны Рабаула [10]. Когда вторжение фактически началось, Кога и его самолеты и корабли были безнадежно далеки от нужной позиции. Это произошло частично из – за неверной оценки японцами разведывательных данных и частично из – за американской методики дезинформации через средства связи.

Но хотя диспозиция противника облегчила задачу нападающего флота, фанатичное сопротивление японцев, маленькие размеры острова и неопытность и ошибки американцев стали причиной тяжелых потерь среди морских пехотинцев.

Вторжение в Тараву пришлось готовить в спешке; было много недостатков, но, как позже заметил адмирал Спрюэнс, «война – это суровое занятие, и часто мы завоевываем больше, чем теряем, штурмуя врага, когда еще не все для этого готово».

«Это, – добавил он, – было так во время действий японцев в Тихом океане».

Генерал Голланд М. Смит с этим не согласен; он написал в 1949 году в своей книге «Коралл и медь», что «Тарава была ошибкой», а Бетио слишком маленьким островом, чтобы совершать на него фронтальную атаку. Требовалось больше артиллерийской поддержки и бомбардировок и необходимо было «лучшее взаимодействие между всеми подразделениями». Ужасный Сумасшедший, несгибаемая личность, был одним из немногих профессионалов, которые придерживались такой нетрадиционной точки зрения. Но даже он признал, что «доктрина десантной атаки морской пехоты выдержала испытание» [11].

Со временем историки, пишущие историю морских пехотинцев, вынуждены были признать: «Тарава была неизбежна. И непроверенная доктрина наконец была проверена в тяжелом сражении».

Военные историки позже вынуждены были написать, что большие потери среди морских пехотинцев стали «высокой ценой, заплаченной за несколько сотен акров кораллов». «Однако в умах большинства американских разработчиков военных планов и стратегов цена захвата островов Гилберта оправдывалась как стратегическими завоеваниями, так и полученными тактическими уроками» [12].

Тарава преподала много уроков и, прежде всего, заявила о необходимости строительства большего числа плавающих гусеничных транспортеров, которые впоследствии заводы Америки стали производить в огромных количествах. Тарава заставила также улучшить сбор разведывательных данных. Для участия в операции «Гальваник» была создана специальная подводная группа, однако она не сыграла оперативной роли перед вторжением, хотя и породила «людей – лягушек», обученных уничтожению береговых преград и ведению разведки на берегах и в местах высадки десанта.

Были улучшены процедуры снабжения.

Радиопередатчики, многие из которых вышли из строя на Тараве, попав в соленую воду, стали делать водозащитными.

Была улучшена связь между кораблями и катерами. Десантные командные корабли, имеющие хорошие средства связи, специально предназначенные для десантных операций, пришли на смену линейным кораблям, чтобы выполнять специальную работу по руководству нападением с моря на берег. Улучшились действия катеров и тыловая поддержка. Корабли огневой поддержки пересмотрели свои планы с учетом того, что оборонительные сооружения на Бетио не были «стерты», и в последующих операциях предварительные бомбардировки и орудийная поддержка военно – морских сил были намного эффективнее. Короче говоря, Тарава «революционизировала концепцию корабельного огня». Бронебойные снаряды и другие средства разрушения хорошо укрепленных позиций в последующих операциях использовались более широко. Большое значение имели интенсивность, точность и более плотная огневая поддержка.

Ночная воздушная защита самолетами с авианосцев, впервые испробованная в операциях на островах Гилберта, стала частью доктрины флота; она была более тщательно разработана и улучшена. Защита военного флота и тонкостенных транспортных судов от воздушных и подводных атак противника на большой площади с помощью авианосцев и эсминцев прикрытия оказалась не только возможной, но и чрезвычайно эффективной, несмотря на потерю «Лиском – Бэй» и поражение торпедой авианосца «Индепенденс». А фактор времени, который является главным в десантных операциях, стал на Марианских островах и Окинаве чудом координации действий [13].

Американские самолеты вскоре стали подниматься с аэродрома Хокинса на Тараве; Макин и Апамама (которые были легко захвачены при слабом сопротивлении противника) также были превращены в базы США, а следующими были Маршалловы острова.

«В тактическом отношении Бетио стал учебником по будущим десантным высадкам и атакам», – отметили после войны Джетер А. Айсли и Филип А. Кроул.

«Потери в 3 300 человек (включая тех, кто участвовал в захвате Макина и Апамамы) малы по сравнению с общими потерями в каком – либо другом наступлении в центральной области Тихого океана, за исключением операции по захвату Кваджалейна и Энниветока на Маршалловых островах. Атаки на Марианских островах, Палау и Иводзима обошлись дорого не только морскими потерями – можно с уверенностью сказать, что эти более поздние победы стали вообще возможны только благодаря урокам, полученным на Тараве» [14].

Однако самым важным стал старейший военный урок – проявление отваги. Тарава была завоевана отважными сердцами, бившимися под «хаки», солдатами, которые решились погибнуть. Война и сама жизнь не знают замены красному значку отваги.

Главнокомандующий 5–м флотом отдал должное 2–й дивизии морской пехоты, «бесстрашно идущей вперед, несмотря на тяжелые потери», принявшей «самый ожесточенный бой в истории морских пехотинцев», Дэйву Шоупу, и Хокинсу, и рыжему Кроуву, и их товарищам, покоящимся под крестами в песке.

«Изумительная отвага и стойкость [морских пехотинцев] при проведении атаки <…> после тяжелейших потерь – это часть американской истории, которую будут помнить дольше всего. Ничто в истории корпуса морской пехоты не может быть выше героизма, проявленного на Тараве офицерами и солдатами 2–й дивизии морских пехотинцев и военно – морскими частями, которые сопровождали их во время высадки» [15].