Глава 4

Рок. Падение Коррехидора

Декабрь 1941 г. – 6 мая 1942 г

6 мая (1942 г.). 16:15. Филиппины

Театр боевых действий. Военный департамент получил сообщение из Коррехидора с советом прекратить сопротивление наших солдат. Боевые действия прекратились.


Коррехидор и Батаан всегда будут в памяти американцев синонимами боли и гордости – боли за тяжелейшее поражение, когда – либо приходившееся на долю американского оружия, гордости за храбрость людей, которые воевали, страдали и умирали в первой военной кампании в Тихом океане.

Для Соединенных Штатов в 1941 году Манильский залив – как это было в войне с Испанией – был ключевым звеном их стратегии в западной части Тихого океана. Это была прекрасная гавань под флагом США, отсюда контролировались морские пути между севером и югом от Японии через Южно – Китайское море. Это был центр мощи Соединенных Штатов на Востоке; все планы «Оранж» (война с Японией) подчеркивали важное значение Манильского залива.

Предстоящая война с Японией всегда рассматривалась в 20–х и 30–х годах как морская кампания. Но почти до самого начала войны было немало американских морских стратегов, которые все же мыслили терминами военных действий типа Ютландского флота и которые предвидели после начала войны прохождение флота США через или мимо сети японских баз на подмандатных островах (Маршалловы, Каролинские, Гильберта) к Филиппинам. Где – то в этой области – возможно вблизи от мощной и загадочной базы в Труке – произойдут действия флота, которые определят ход войны. Разгром Японии на море позволил бы ослабить давление на Филиппины и воссоздать базу Соединенных Штатов в Манильском заливе, из которой можно было бы проводить операции по очистке территории от противника.

Успех любого такого плана, казалось, зависел в значительной степени от присутствия защищенного флота в Манильском заливе. Филиппинская оборона была построена на этой концепции. Если бы силы США и Филиппин могли удерживать полуостров Батаан и укрепленные острова при входе в Манильский залив, не давая противнику использовать его в течение трех – шести месяцев, флот смог бы, как думали, пробить себе путь к западу от Пёрл – Харбора, поддержать и укрепить оборону.

«Ничего не говорилось, – отмечает Мортон в ВПО–3 (Военный план «Оранж–3»), – что произошло бы после разрушения системы обороны на Батаане. Предположительно к тому времени, по расчетам, через шесть месяцев, Тихоокеанский флот США пробил бы себе путь в Тихом океане, одержал победу над Объединенным (японским) флотом и обеспечил бы безопасность линии сообщений… Филиппинский гарнизон, усиленный таким образом, мог бы осуществить контратаку и отбросить противника в море» [1].

Обоснование такой концепции в век воздушной мощи всегда вызывало большие сомнения. Взаимоподдерживающая сеть баз в Японском море и воздушных баз по всей западной части Тихого океана, которая раскинулась, как щит, на пути всех морских подходов к Филиппинам, и сила Японии, которая, правда, была преувеличена, сделали освобождение Филиппин химерическим. В действительности задолго до Пёрл – Харбора первоначальная концепция полностью изменилась.

В конце 1940–го и в начале 1941 года, несмотря на большие надежды на ВПО–3, между армией и флотом в Вашингтоне установилось, по крайней мере, молчаливое понимание того, что в случае удара Японии Филиппины обречены; ничего нельзя было сделать, за исключением двух и более лет войны, чтобы защитить их.

«Фактически было признано, что в войне с Японией Филиппины нельзя было защитить» [2].

Вашингтон уже согласился на штабных переговорах с англичанами (совместный основополагающий военный план США и Британского Содружества) с тем, что главным вопросом в повестке дня была Германия; пока нацисты не разбиты, Тихий океан должен был оставаться вторичным театром военных действий.

Летом и осенью 1941 года отношение к этому плану изменилось. Заразительность и несвоевременный оптимизм и динамизм генерала Макартура, который в конце июля был назначен на пост командующего вооруженными силами США на Дальнем Востоке, что предусматривало его контроль над силами Филиппинского Содружества, были в значительной степени ответственны за изменение акцента в военных планах. Макартур считал, что Соединенные Штаты должны, и со временем смогут, удерживать весь Филиппинский архипелаг, и военному департаменту передался его энтузиазм. Когда его призвали к исполнению обязанностей на новом посту, Макартур был военным советником филиппинского правительства со званием фельдмаршала и шляпой с кокардой его собственного фасона.

Как советник, он разработал планы обороны Филиппин, которые в основном еще оставались на бумаге, когда наступил военный кризис. Но их теоретический характер не помешал Макартуру, несмотря на преувеличения, характерные для многих его заявлений, предсказать создание сильной обороны, которая помогла бы защититься от врага или по меньшей мере завоевать незначительные острова. Он стал с энтузиазмом относиться к созданию филиппинского военного потенциала. Но летом 1941 года, за несколько месяцев до катастрофы, филиппинская армия существовала главным образом в его мечтах. Казарм, лагерей, тренировочных площадок и военного оборудования, а прежде всего обученных офицеров – ядра любой армии – явно недоставало.

«Когда началась война, ни одна дивизия не была целиком мобилизована и ни одно подразделение не было полностью укомплектовано… Дисциплина оставляла желать лучшего… Была серьезная нехватка почти всех видов военного снаряжения… Сержанты и солдаты, казалось хорошо уяснили только две вещи: «Во – первых, как громко следует кричать «Смирно!» при появлении офицера, вскакивать и отдавать честь, во – вторых, – требовать еду три раза в день» [3].

На протяжении своей карьеры Макартур по своим суждениям и взглядам на историю был фаталистом; он никогда не сомневался в справедливости своих взглядов и чувствовал, что, где бы он ни служил, именно там сконцентрированы усилия американцев.

Он также обладал способностью драматизировать, общаться и убеждать; его сильная личность, его обаяние и воинские чины очаровывали многих его подчиненных по армии, как в Маниле, так и в Вашингтоне.

Однако изменение акцента в военных планах США летом 1941 года произошло не только благодаря способности Макартура убеждать.

Генерал Джордж Маршалл, начальник штаба американской армии, 1 августа заявил своему штабу: «Политика Соединенных Штатов – это защита Филиппин», – и были запущены планы укрепления островов, что явилось полным отходом от прежних взглядов. Политическое давление на Филиппинах, общественное мнение и, в частности, просчеты Вашингтона помогли осуществить это изменение и последующее наращивание силы, хотя и бесполезное.

Частично на это повлияла также сильная переоценка возможностей воздушных соединений, что явилось результатом убеждений и пропаганды генерала Счастливчика Арнолда (генерал – майор Генри Х. Арнолд, командующий военно – воздушными силами американской армии) и способных молодых офицеров, которых он выбрал для создания и «продажи» новой формы ведения войны. Укрепление островов с помощью военно – воздушных сил началось в середине лета 1941 года, и, создав новые оптимистические планы, военный департамент надеялся к марту 1942 года развернуть на островах 165 тяжелых бомбардировщиков.

Доктрины Джулио Дуэ, итальянского предсказателя победы с помощью воздушных сил, и Александра де Северски были возбуждающим стимулом летом 1941 года, а теоретики стратегического ведения воздушной войны находили своих приверженцев. Даже профессиональное мышление и длительный военный опыт не устояли перед зародившимся энтузиазмом. Генерал Маршалл на секретной пресс – конференции для семи вашингтонских корреспондентов 15 ноября 1941 года (за три недели до нападения на Пёрл – Харбор) кратко охарактеризовал неверные суждения того времени.

Он отметил, что война с Японией неизбежна, но считал, что положение США на Филиппинах очень благоприятно. «Наша сила на островах, – сказал он, – была намного больше, чем представляли себе японцы. Мы готовились не только защищать Филиппины, но и осуществлять военное наступление с этих островов на Японию. На Филиппинах базировалось 35 «Летающих крепостей» Б–17, что представляло собой величайшую в мире концентрацию тяжелых бомбардировщиков. На острова дополнительно отправлялись самолеты, а также танки и пушки; каждый день шло укрепление Филиппин. Если бы война началась, Б–17 сразу атаковали бы военно – морские базы Японии и подожгли ее «бумажные» города. Хотя Б–17 не хватало дальности, чтобы достичь Японии и вернуться на филиппинские базы, генерал Маршалл с политической наивностью, характерной для многих военных США в то время, оптимистически заявил, что бомбардировщики могли бы совершать полеты до русского города Владивостока и осуществлять челночные бомбовые рейды из Владивостока и с территории Филиппин.

Вскоре начнется производство новых бомбардировщиков Б–24 фирмы «Конвэр», сказал генерал Маршалл, и эти самолеты смогут летать выше любого японского перехватчика.

Генерал подытожил оптимизм армии того времени, дав одну из самых удивительных и ошибочных оценок истории. Он сказал, что примерно к середине декабря военный департамент будет чувствовать себя на Филиппинах довольно уверенно. Над Японией стояла хорошая летная погода; наши высотные бомбардировщики могли быстро нанести поражение. Если бы началась война в Тихом океане, не было бы больше нужды в нашем военно – морском флоте; американские бомбардировщики могли осуществить победное наступление фактически в одиночку или, если привести слова генерала Маршалла, без применения наших кораблей. Наш собственный Тихоокеанский флот оставался бы на Гавайях вне досягаемости военно – воздушных сил Японии [4].

Оптимизм генерала Маршалла, в свою очередь вызванный энтузиазмом Макартура и Счастливчика Арнолда, также вырос из плодородной почвы незнания, которое позже характеризовало всю армию: незнание того, что значит воздушная сила, недостаток понимания значения воздушной мощи и астигматическое отношение к японцам.

Однако было уже поздно. Когда японцы нанесли удар 7 декабря 1941 года, на Филиппинских островах было лишь две действующие радарные установки, 35 тяжелых бомбардировщиков и, вероятно, не более 60 действующих истребителей первой линии. Десять резервных дивизий филиппинской армии лишь частично мобилизовались. В них призвали более 100 тысяч филиппинцев, одетых в некую форму, но большинство из них знало мало и еще меньше заботилось о том, как вести боевые действия. Солдат армии США насчитывалось 30 ноября 31 095 человек, включая почти 12 000 филиппинских скаутов, представляющих собой элитную и хорошо обученную специальную часть регулярной армии (филиппинские сержанты, офицерами у которых были в основном американцы) [5].

Однако департамент военно – морских сил, который не разделял оптимизма военного департамента относительно способности защищать Филиппины, не мог обещать подкрепления Азиатскому флоту, и только 20 ноября адмирал Томас Харт, его «маленький, взвинченный, напряженный и раздражительный» [6] командующий, издал приказ осуществить ранее запланированную передислокацию своего флота на юг, как требовал военный план, а не концентрировать его в Манильском заливе, как предполагал адмирал Харт.

Адмирал Харт знал, как знал и генерал Макартур, что никакой поддержки Филиппинам ожидать было нельзя до тех пор, пока Тихоокеанский флот США не осуществил постепенное продвижение через Каролинские и Маршалловы острова и не захватил передовую базу в Труке. Эта концепция была заложена в план «Рэйнбоу–5», генеральный план, разработанный в согласовании с англичанами, предвосхищавшими войну США как с Германией, так и с Японией. Она обновила устаревший план войны в океане «Оранж–1». Однако «Рэйнбоу–5», который возник в результате штабных переговоров между Соединенными Штатами и Англией в январе, феврале и марте 1941 года и был завершен незадолго до Пёрл – Харбора, явно призывал к оборонительной стратегии в Тихом океане и по меньшей мере без сомнений «признавал… потерю Филиппин, Гуама и Уэйка» [7]. В нем первоначально говорилось, что Соединенные Штаты не намеревались наращивать свою военную мощь на Дальнем Востоке, но пересмотр в ноябре 1941 года, ставший результатом нового оптимистичного настроения в Вашингтоне и Маниле, дал красный свет наступательным воздушным операциям «в развитии стратегической обороны».

Оба военных плана, «Оранж» и «Рэйнбоу–5», предусматривали концентрацию филиппинской обороны возле входа в Манильский залив, но планы генерала Макартура относительно Филиппинской федерации предусматривали оборону всего архипелага – даже если планы не будут завершены до 1946 года, когда Филиппины должны стать политически независимыми.

Для Японии завоевание Филиппин было частью амбициозной программы, которая нацеливала островную империю на главенство в западной части Тихого океана и в Азии. Нефть и каучук, потенциальное богатство Малайи и Индонезийского архипелага, стали экономическими целями и главными задачами. Тихоокеанский флот США должен быть скован внезапной атакой на Пёрл – Харбор, его островные аванпосты на Гуаме и Уэйке захвачены и начаты одновременные атаки на американские, британские и голландские позиции. Вторжение на Филиппины должна была осуществлять 14–я армия под командованием генерал – лейтенанта Масахару Хоммы, состоящая (первоначально) из 16–й, 18–й дивизий и 65–й бригады. Ее поддерживала 5–я воздушная группа (японские сухопутные силы), 11–й воздушный флот (японские военно – морские силы) и японский 3–й флот.

Воздушные удары с предшествовавшей высадкой десанта и захватом воздушных баз должны были разбить американские самолеты на островах. В Токио считали, что крупные десанты в заливе Ламон и вдоль Лингайенского залива на Лусоне и в Давао на Минданао приведут к быстрому завоеванию Филиппин. Силы США на Лусоне, как ожидалось, должны были оказать главное и последнее сопротивление на Манилах.

«Имперский генеральный штаб ожидал, что генерал Хомма завершит свою миссию дней через пятьдесят; в конце этого срока приблизительно половина 14–й армии должна была отправиться с Филиппин [в другие, более важные районы]… Ожидалось, что трудностей будет немного» [8].

Но война никогда не идет по плану, ни для победителя, ни для побежденного.


Масштабы, скорость, сила и интенсивность неожиданных атак японцев поразили мир. После атаки на Пёрл – Харбор было разбито много военных кораблей Тихоокеанского флота США; это нападение ошеломило, но и объединило нацию.

В западной части Тихого океана «в первые утренние часы 8 декабря [7 декабря в Восточном полушарии] японские военно – морские и военно – воздушные силы нанесли почти одновременные удары по Кота – Бхару в британских Малайях (1:40), Сингоре, рядом с таиландской границей (3:05), Сингапуру (6:10), Гуаму (8:05), Гонконгу (9:00), Уэйку и Филиппинам» [9].

Для Японии Малайи, Сингапур и Индонезия были главными целями, а Филиппины – вторичной. Противник был несколько встревожен наращиванием американской воздушной силы на островах. Его информировали о том, что у Соединенных Штатов на островах сконцентрировались 900 самолетов, но японский самолет фоторекогносцировки, очевидно летавший на недосягаемой для обнаружения высоте, принес японцам победу в Филиппинской кампании в последние дни ноября – прежде, чем был сделан первый выстрел. Самолет противника сделал точные снимки и определил главные места концентрации самолетов США на островах; в результате японцы пересмотрели свою оценку воздушных сил противника, которая составляла в действительности 300 самолетов, и разработали тщательные планы поражения наших самолетов на земле ранним утром 8 декабря (7 декабря по времени в Пёрл – Харборе). Вмешалась плохая погода, и первые фактические бомбовые атаки были проведены от полудня до 13 часов 8 декабря (по времени в Пёрл – Харборе) вместо утренних часов. Но при этом участвовало 192 самолета, все дальнополетные, базировавшиеся на Формозе. Результат был таким же – неожиданное и беспрецедентное уничтожение «сидячих уток». За первыми успехами противника быстро последовали другие решительные рейды с Формозы, которые поддержали самолеты малого радиуса действия японских сухопутных сил, базировавшиеся на других аэродромах, захваченных в ходе первых нападений.

Успехи японцев – результат неожиданности, тщательного обучения и чрезмерной самоуверенности их противника – поразительны. В первый день войны военная мощь США на Филиппинах, на которую возлагались такие большие надежды, была смертельно подорвана. К концу первой недели американские воздушные силы на островах были практически уничтожены ценой 30 японских самолетов; военно – морские стоянки в Кавите, Маривелесе и Олонгапо (Субик – Бэй) подверглись бомбардировке; большинство оставшихся мобильных частей Азиатского флота бежали на юг. Японцы захватили главенство в воздухе и на море.

За воздушными ударами последовало вторжение на сушу. Приказы об этом застали генерал – лейтенанта Хомму на Формозе 20 ноября 1941 года, за 18 дней до Пёрл – Харбора, но японские силы фактически начали там подготовку к вторжению еще в марте 1941 года.

Второй флот Японии под командованием вице – адмирала Нобутакэ Кондо, предназначенный для поддержки операций в юго – западной части Тихого океана, собрался во Внутреннем Японском море в середине ноября, вышел оттуда 23 ноября и направился к Формозе, где получил директиву о дне «Д». Этот флот (организация флота в японских военно – морских силах была гибкой, и его сила сильно варьировалась) первоначально состоял из линкоров «Харуна» и «Конго» и тяжелых крейсеров «Такао», «Атаго», «Чокай» и «Мая», но для проведения операции он был усилен другими крейсерами и легкими судами. Главная часть, которая выполняла функцию только общей поддержки, состояла из двух линейных кораблей, двух тяжелых крейсеров и четырех эсминцев. Филиппинская островная группа, разделенная на четыре группировки специального назначения для обеспечения поддержки, защиты перевозок и выполнения других заданий, состояла из шести тяжелых, трех легких крейсеров, 46 эсминцев и вспомогательных судов. 11–й воздушный флот со штаб – квартирой в Такао на Формозе обеспечивал поддержку Филиппинской операции с помощью около 300 самолетов, базировавшихся на Формозе. Около 150 самолетов сухопутных сил Японии также поддерживали филиппинские операции. До тех пор пока не были захвачены военно – воздушные базы на Филиппинах, дальность полета самолетов сухопутных войск Японии не позволяла им действовать над Центральным Лусоном или в районе Манила – Батаан. После вторжения воздушные части сухопутных сил были переброшены в Лаоаг и Виган, но аэродромы там оказались непригодными, и японские самолеты впоследствии базировались на захваченных аэродромах Кларк и Николс – Филдз.

Третий флот Японии, который состоял из транспортных кораблей, кораблей снабжения (около 60), минных тральщиков, сил вторжения и морских кораблей поддержки (крейсеры, эсминцы, подводные лодки), с флагманским тяжелым крейсером «Ашигара» базировался на Формозе и Палау. Та его часть, которая непосредственно осуществляла вторжение на Северо – Западный Лусон, вышла с Формозы утром 10 декабря и в тот же день высадила первый десант в Апарри. Затем быстро последовала другая высадка, в Вигане. Фактически не было оказано сопротивления, если не считать нескольких неорганизованных налетов американских самолетов, что стоило силам в Апарри одного потопленного и одного поврежденного минного тральщика, а силам Вигана морского охотника и транспорта, которые были потоплены.

Соединенные Штаты сразу заявили, что капитан Колин Келли – младший на своем бомбардировщике Б–17 потопил японский линкор «Харуна». Келли был впоследствии награжден посмертно Крестом за отличную службу. Но «Харуна», в действительности затонувший тремя годами позже, в конце войны в Куре (Япония), даже не был атакован: он находился в составе сил поддержки 2–го флота далеко от побережья Филиппин. Возможно, Келли бомбил тяжелый крейсер «Ашигара», но и он не был поврежден.

Силы с Палау осуществили вторжение на Юго – Восточный Лусон (японские силы высадились в Легаспи 11 декабря) и Минданао, а 22 декабря произошла крупнейшая высадка японцев, как и предполагалось, в районе Лингайенского залива.

Численность американских сил была недостаточной, не хватало военного снаряжения. Не хватало хорошо обученных солдат для защиты обширного побережья Лусона. О многих местах высадки противника догадывались, но их количество и сроки, а также двусторонний охват противником с севера и юга поставили небольшие американские силы в безнадежное положение. Оборона Филиппин основывалась главным образом на филиппинской армии, большой по численности, но невысокого качества. Большинство ее солдат прошли обучение лишь в течение пяти с половиной месяцев, подразделения еще продолжали формироваться, когда японцы начали вторжение; офицеров не хватало, а тем, кто служил, недоставало профессионализма; снаряжения оказалось недостаточно, а понятия филиппинцев о дисциплине были в зачаточном состоянии.

При высадке десанта японцы фактически не встречали сопротивления, и многие филиппинские «дивизии», на которые возлагались такие большие надежды, фактически растворились в горах (часть солдат ушли в партизаны, а остальные разбрелись по своим домам) сразу после первых выстрелов.

К Рождеству японцы легко осуществили основные десантные операции, встречая лишь слабое и плохо организованное сопротивление; снабжение и подкрепления не доходили до филиппинцев, и Макартур со своими многоязычными силами был отрезан, очутившись среди ширящегося моря завоеванных японцами территорий. А на Лусоне генерал Макартур, наконец – то убедившийся в низких боевых качествах филиппинской армии, уже отдал приказ отходить на Батаан.

Это был беспорядочный, но успешный отход, если не учитывать того, что некоторые части филиппинской армии просто исчезли в кустах. Однако при отступлении ядро регулярных частей США и хорошо обученные и чрезвычайно преданные филиппинские скауты вписали в историю краткую главу славы, когда сумели соединиться на полуострове Батаан.


Коррехидор – остров в форме головастика недалеко от полуострова Батаан при входе в Манильский залив – стал местом штаб – квартиры всех американских и филиппинских сил архипелага, а также президента Федерации Филиппинских островов Мануэля Л. Кэйсона и верховного комиссара Франциса Б. Саире. Люди, грузы, военное снаряжение и продовольствие потекли беспорядочным торопливым потоком из Манилы и других частей Лусона по морю и суше на Батаан и Коррехидор. К концу первой недели 1942 года Манила, давняя столица Филиппин, гордость американского могущества на Востоке, была захвачена и все дополнительные силы США в Лусоне были заперты на полуострове Батаан и на укрепленных островах при входе в Манильский залив.

Осажденные гарнизоны об этом тогда еще не знали, но уже потеряли всякую надежду на поддержку. Японцы повсюду одерживали победу; союзники держали оборону, но этого было недостаточно. Морские и воздушные силы США растянулись. Нельзя было в тщетной надежде рисковать небольшими, но дорогими ресурсами – людьми, кораблями, самолетами, пушками. Острова, некогда бывшие гордостью американского «декларируемого предназначения», списали со счетов.

И началось длительное испытание, которое стало для защитников еще более тяжелым из – за внезапных изменений военных планов в предвоенные месяцы и самого наращивания «силы» за счет филиппинской армии, которая в первые недели войны оказалась слишком незначительной и ненадежной.

80 000 солдат и 26 000 гражданских беженцев (большинство из которых филиппинцы) толпились на Батаане [10], первоначальные планы предусматривали 43 000 человек. Вместо создания шестимесячных запасов, временные склады продовольствия и военного снаряжения были переброшены на прибрежные места возможного вторжения и в другие районы Лусона, чтобы поддержать выдвинутый Макартуром в последний момент план защиты всех Филиппин.

В течение нескольких лет военные планы «Оранж» предусматривали отход на Батаан и укрепленные острова при входе в Манильский залив; однако в декабре 1941 года на полуострове не было даже полевых укреплений, а создание военно – морской базы на Маривелесе, возле его оконечности, еще не завершено. Хотя Филиппины находятся близко к крупнейшим в мире районам по производству хинина, запасов этого лекарства на армейских складах в Лусоне не хватало. Не было противомоскитных сеток, защитных принадлежностей или одеял; мало военной формы, одежды и обуви. Филиппинские рекруты выглядели как боцманская команда.

Последствия оказались катастрофическими. Пищи хватало только на 20–50 дней (в зависимости от продукта; например, риса – на 20 дней, мясных и рыбных консервов – на 50 дней, и т. п.). Бензин приходилось жестко нормировать; нехватка ощущалась во всем.

Недостаток снабжения, особенно продовольствием, оказал более сильное влияние на исход осады Батаана, чем какой – либо другой фактор. «Ежедневные сражения, ежедневный выплеск психической энергии, – написал один офицер в своем дневнике, – наносили урон человеческому телу, урон, который нельзя было возместить… Когда это понимают, – добавил он, – вспоминают историю Батаана» [11].

На Коррехидоре, который давно был местом расположения постоянного гарнизона и был напичкан береговой артиллерией, штаб – квартирами и вспомогательными службами, давно были созданы запасы продовольствия. Их увеличили перед Рождеством путем завоза из Манилы, что должно было обеспечить продовольствием 10 000 человек в течение шести месяцев. Однако военное и полувоенное население крепости Рок чрезмерно увеличилось за счет целого ряда штаб – квартир высокого порядка – армии, флота, филиппинского правительства и верховного комиссара США, – а также интендантской службы и других подразделений, эвакуированных из Манилы.

Ту же парафразу Черчилля, которая позже применялась по отношению к штаб – квартире союзников в Северной Африке – «Никогда в ходе человеческой истории так мало людей не управляло таким большим числом людей», – можно было бы применить в равной мере к вооруженным силам США на Дальнем Востоке и к Коррехидору. Значительно прибавил сил 4–й полк морской пехоты – единственное подразделение пехоты в Роке, – который был эвакуирован из Шанхая; морские пехотинцы привезли свой рацион. Тем не менее даже на Коррехидоре почти с первого дня войны было введено нормирование продовольствия, и двухразовое питание стало обычным.

Таким образом, началась медленная смерть, и не было надежды, что рано или поздно придет помощь.

Коррехидор, изрезанный скалистый остров с тремя высокими горными массивами с самой высокой точкой 500 футов и низкой равнинной оконечностью в виде хвоста головастика с восточной стороны, простирался на четыре мили в длину и на полмили в ширину в самых крайних точках. В начале осады он был покрыт тропической зеленью и ярко выделялся на восхитительном фоне Манильского залива. Перед началом войны Рок считался крепостью, но он был построен в дни, когда самолеты не были угрозой. Как и в Сингапуре, его создатели предполагали, что главная опасность грозит с моря, а не с близких берегов Батаана. Орудия его береговой охраны готовились отбить нападение морских судов, но были малополезными при использовании против наземных целей.

Оборонительные укрепления Коррехидора казались на бумаге внушительными, и в некоторой степени это соответствовало действительности. Его батареи времен Первой мировой войны насчитывали 56 орудий береговой защиты и минометов, а также 24 трехдюймовые зенитные пушки и 48 пулеметов калибра 50 мм. Они были установлены за бетонными барбетами, в открытых углублениях или на обложенных мешками с песком позициях, уязвимых для воздушных атак. Там было восемь 12–дюймовых пушек и десять 12–дюймовых мортир, а также много орудий меньшего калибра. Но мало осветительных снарядов для ночного времени, мало мощной взрывчатки или снарядов, которые можно было бы использовать для поражения наземных целей, а механические запалы для трехдюймовых зенитных снарядов оказались слишком короткими. Немногочисленные зенитные пушки с устаревшей системой контроля за ведением стрельбы были слишком маленькими и слишком старыми, чтобы оказать эффективное противодействие современным бомбардировщикам, летавшим на большой высоте.

Знаменитая система туннелей на Коррехидоре обеспечивала подземные укрытия от снарядов для складов, боеприпасов, средств связи, штабов и медицинских пунктов. Туннель Малинта длиной 1 400 футов и шириной 30 футов, проложенный дальновидным генералом через 400–футовую толщу Малинта – Хилл, обеспечивал защищенный путь от восточных до западных частей Коррехидора. Через него проходила небольшая электрическая железная дорога. К главному туннелю примыкали боковые, и отдельная сеть соединительных туннелей, которым дали название по характеру расположенных в них служб, вмещала в себя госпиталь, участок интендантских складов, штабы, хранилище бензина, службы ВМС и т. д. Не хватало лишь воздуха; на сырых и жарких Филиппинах в туннелях, заполненных людьми, было душно.

Один из недостатков острова – плохое снабжение водой. Двадцати одного колодца не хватало для населения во время войны; на первых ее этапах большое количество воды приходилось доставлять на барже из Зизиман – Коув на Батаан [12]. Еще более слабым местом острова оказалась незащищенность энергетической станции, которая давала электрический ток для насосов, качающих воду из колодцев, вентиляционной системы туннелей, электрической железной дороги, обработки портящихся продуктов, перевозки и подъема батарей береговой защиты. Электростанция находилась на так называемой «нижней стороне» – узком и низком участке, лишь слегка поднимающемся над уровнем моря. Она не была защищена от бомбовых ударов и не могла удовлетворять всем требованиям, а электрические кабели и провода связи проходили по поверхности или близко от поверхности, и поэтому во время осады постоянно выходили из строя от взрывов снарядов и бомб противника.

Соседние с Коррехидором острова лучше укрепили, чем Рок, но из – за малой площади нельзя было надеяться, что они смогут выдержать длительную осаду без поддержки Коррехидора. В форте Хафес на острове Кабалло сосредоточили 11 пушек береговой защиты, включая две 14–дюймовые и четыре 12–дюймовые мортиры, и батарею из четырех трехдюймовых зенитных пушек. В форте Франк на Карабао – небольшом острове с крутыми 100–футовыми утесами, расположенном в четверти мили от провинции Кавите, – было две 14–дюймовые и восемь 12–дюймовых мортир, а также батареи пушек меньшего калибра. Форт Драм на острове Эль – Фраиль называли «бетонным линкором» – самое защищенное место среди укреплений всего Манильского залива. Вершину крошечного острова срезали, и четыре 14–дюймовых орудия в бронированных башнях, залитые в бетон, прикрывали морские подходы. Орудия береговой обороны меньшего калибра также имели мощную защиту в виде бетонных и стальных стен толщиной от 20 до 40 футов. В форте была защита сверху для большинства артиллеристов и даже решетчатая стальная наблюдательная мачта (как на старом линкоре). Форт Драм считался «непроницаемым».


Действительно, оборонительные сооружения Манильского залива некогда совершенно верно называли «Гибралтаром Востока». Но, подобно пушкам Сингапура, батареи Коррехидора и близлежащих фортов предназначались для противостояния атакам с моря, а не с суши или тем более с воздуха. Укрепления строили для другой, ныне исчезнувшей эпохи ведения войны, существовавшей до того, как самолет стал новым источником опасности для стационарных оборонительных укреплений. А росчерк пера в 1922 году, когда был подписан Вашингтонский морской договор (разоружение или ограничение вооружения), обрек «Гибралтар Востока» на постоянное устаревание, так как по договору США согласились, что не будут больше строить военные укрепления или военно – морские базы в западной части Тихого океана или модернизировать уже существующие на Гуаме, Уэйке, Мидуэе и Филиппинах.

В то время полные надежд сторонники разоружения и пацифисты не осознавали, что их действия обрекут тысячи американцев на смерть и плен во время будущей войны.


Оборона Батаана, тесно координируемая с обороной укрепленных островов, осуществлялась генералом Макартуром из его штаба на Коррехидоре через передовой эшелон на Батаане.

20–мильная линия «главного сражения» пересекала полуостров от Мабатанга, отделенного массивами диких гор Натиб и Силанганан, до Маубана на Южно – Китайском море. Генерал – майор Джонатан Уайнрайт командовал 1–м Филиппинским корпусом на западе; генерал – майор Джордж М. Паркер – младший – 2–м Филиппинским корпусом на востоке. Группировка Уайнрайта, насчитывающая около 22 500 человек, включала в себя три дивизии филиппинской армии, часть 26–й кавалерийской дивизии (филиппинские скауты), которая понесла тяжелые потери, прикрывая отступление на Батаан, и солдат различных видов войск, а также легкую артиллерию. 2–й корпус Паркера включал в себя четыре дивизии филиппинской армии, некоторое число артиллеристов и полк филиппинских скаутов – в общей сложности 25 000 человек.

Филиппинцы, полуобученные и плохо экипированные, пока составляли основную часть этой оборонительной силы. Филиппинская дивизия – подразделение регулярной армии США – была лучшей у генерала Макартура. Она включала в себя один полк – 31–й пехотный – американских офицеров и солдат, два полка филиппинских скаутов и артиллерийской поддержки и другие подразделения филиппинских скаутов. Дивизия, которая перед боевыми действиями насчитывала более 10 470 офицеров и солдат, первоначально почти полностью была под началом американских офицеров и включала в себя 2 056 военнослужащих США; остальные – филиппинцы. Эти солдаты, а также небольшие подразделения американской армии, которые достигли Филиппин до начала боевых действий, составляли настоящий костяк обороны.

Однако этот костяк был слабым, так как военная сила американской пехоты на Батаане – один полк – составляла лишь 2 000 человек, которых поддерживало около 4 300 филиппинцев 45–го и 57–го филиппинских скаутских полков, 300 солдат неполного 43–го пехотного полка филиппинских скаутов, а также 26–й кавалерийский полк филиппинских скаутов, который первоначально насчитывал 842 офицера и солдат, однако понес значительные потери, прикрывая отход на Батаан. Поэтому генерал Макартур мог рассчитывать менее чем на 6 000 надежных и хорошо обученных пехотинцев. Им также оказывала поддержку рота военной полиции США и два танковых батальона – 192–й и 194–й, которые состояли в основном из американцев.

В восьми милях от позиции главного сражения, почти от Ориона до Багака, простиралась «вторая линия сражения», которая первоначально должна была быть главной оборонительной защитой полуострова. Однако создание этой позиции не было завершено, и резервных солдат направили туда на работу в то время, когда передовая позиция уже удерживалась. По всей оконечности полуострова размещалась группа обслуживания, части снабжения, госпитали, подразделения поддержки, ремонтники и т. п.

Это была неоднородная армия. Солдаты США оказали поддержку и укрепляли части филиппинцев; береговые и прибрежные фланги удерживались смешанными подразделениями морской пехоты, моряками без кораблей, летчиками без самолетов, а снабженцы, интенданты и ремонтники становились пехотинцами. Даже гражданские жители участвовали в обороне.

На Коррехидоре и близких к нему островах находились смешанные и разнородные гарнизоны. Предвоенные силы укрепленных островов не превышали 6 000 человек, в основном артиллеристов береговой обороны, а также персонала поддержки и вспомогательных служб. Среди них первоначально было около 5 200 человек – защитников гавани; все они, за исключением 1 500 филиппинских скаутов, – американцы. Но эти кадры увеличились за счет штабов, подразделений снабжения и беженцев, 4–го полка морской пехоты, моряков, медсестер, филиппинцев, роты военной полиции, артиллерийских и инженерных рот, хозяйственных отделений и многих других подразделений. Всего насчитывалось приблизительно 9—10 тысяч человек.

Первые атаки на Коррехидор произошли еще до того, как штаб освоился в своей новой обстановке. В результате сильной бомбардировки 29 декабря, ставшей первой из более чем 300 воздушных атак на Коррехидор, были разрушены центральные казармы, в которых размещался 4–й полк морской пехоты вместе с поддерживавшими приписанными к нему подразделениями морской пехоты из оставленных Олонгапо и Кавите. При этом один человек погиб и один был ранен. Морские пехотинцы двинулись к береговым оборонительным сооружениям по всему Року и с тех пор до конца жили разрозненными группами возле своих пушек – в окопах, укрытиях, туннелях.

Солдаты в Роке изнемогали от жары, когда пушки гремели на Батаане. Более чем 20 миль колючей проволоки было натянуто в восточном секторе; в качестве противолодочных орудий и орудий береговой защиты приспособили целый набор орудий легкой артиллерии, врытых в землю. Вырыли окопы и танковые ловушки, создали бетонированные траншеи, проволочные преграды, заминировали небольшие бухты острова, оснастили запалами и заложили взрывные устройства и самодельные мины.

Некоторые из оборонительных позиций приходилось вырубать ножами в густых джунглях, так как в начале осады Коррехидор покрывала буйная растительность. Обезьяны, воровавшие мыло и фонари, кричали, свисая с длинных лиан. На острове обитало даже несколько небольших оленей. Но они быстро погибли под снарядами и бомбами и стали полезной добавкой к скудному рациону.

С 29 декабря по 6 января Рок подвергался бомбардировке почти каждый день; батарея «Смит» (12–дюймовые орудия на барбетах) и батарея «Уэй» (12–дюймовые мортиры) были повреждены, маленькая железная дорога разбита. Многие постройки разрушены. Телефонные провода и провода связи, которые должны были бы находиться под землей, постоянно рвались; еще не успевали устранить повреждения от одной бомбардировки, как следовала другая, неся новые разрушения. Когда вой бомб предупреждал о смерти, люди рыли землю, работали и лежали на животе, закапывались в промерзлый грунт.

С 7–го по 11 января дождь смерти сыпался с неба. Затем долгое время атаки были беспорядочными, с большими интервалами; в них участвовало немного самолетов, однако сирены воздушной тревоги звучали несколько раз на дню. Продолжались неумолимые, решительные, неторопливые и бесноватые бомбардировки.

Мало что можно было с этим поделать; японцы часто летали над группой трехдюймовых зенитных пушек, в распоряжении которых в лучшем случае было лишь несколько секунд, чтобы настичь противника. Тем не менее артиллеристы стреляли, чтобы поддержать моральный дух, и время от времени японский бомбардировщик планировал в залив или скрывался среди гор острова, неся за собой хвост дыма [13].

На Роке морские пехотинцы и их армейские приятели работали в поте лица. Они постепенно худели, покрывались загаром и становились неузнаваемыми: под глазами появлялись круги, на лицах – слабые тени от бессонных ночей и постоянного напряжения. Они стали несколько походить на свой остров. Необычайная красота Коррехидора погибала, большие деревья ломались и горели, на ровной земле появлялись свежие выбоины от бомб; на любой позиции острова оставался кратер от бомбы в пределах 25 ярдов.


Уже 5 января весь персонал на Батаане был переведен на половину рациона: 2 000 калорий в день – голодную диету для работающих и воюющих на суровой земле в тяжелых климатических условиях.

На Батаане не было больших сражений. Но коммюнике в газетах заполнялись громкими фразами, характерными для высказываний Макартура на протяжении всей войны. Врага непременно «громили», а численность японских сил и масштабы их атак были преувеличены.

10 января, когда только начались первые нападения японцев на Батаан, Макартур нанес свой первый и, возможно, единственный визит на полуостров [14]. Главнокомандующий инспектировал позиции 1–го и 2–го корпусов, а затем вернулся в свой туннельный штаб на Коррехидоре.

Генерал Хомма начал свое первое наступление на 2–й корпус превосходящими силами 9 января. Его лучшая 48–я дивизия была направлена на юг вместе с 5–й воздушной группой после захвата Манилы, чтобы захватить Яву. 16–я японская дивизия, 65–я бригада и 7–й танковый полк (ни одно из этих подразделений не было первоклассным), в общей сложности насчитывающие около 25 000 человек, атаковали филиппинско – американскую армию, силы которой были больше почти в два раза. Расчеты японской разведки оказались, однако, чересчур оптимистическими. Тем не менее за одну неделю японцы продвинулись клином в область изрезанных гор между 1–м и 2–м корпусами и обошли 2–й корпус с фланга.

Ситуация стала настолько серьезной, что был издан исторический и противоречивый приказ:


Форт Миллз, Ф.О.

15 января 1942 г.


ДОНЕСЕНИЕ ГЕНЕРАЛА МАКАРТУРА КОМАНДИРАМ ВСЕХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ

Следующее ниже донесение от генерала Макартура будет прочитано и разъяснено всем военнослужащим. Каждый командир роты несет личную ответственность за распространение этого сообщения. Каждый штаб будет следить за получением донесения каждым отделением или другим подразделением.

«Из Соединенных Штатов направляется помощь. Отправлены тысячи солдат и сотни самолетов. Точное время прибытия подкреплений неизвестно, так как им придется пробивать себе путь, преодолевая сопротивление японцев. Нашим солдатам обязательно нужно продержаться до прибытия этих подкреплений. Дальнейшее отступление невозможно. У нас на Батаане больше сил, чем бросили против нас японцы; снабжение достаточное; решительная оборона разрушит атаку врага.

Сейчас стоит вопрос храбрости и решительности. Солдаты, которые бегут, просто будут уничтожены, но солдаты, которые сражаются, спасут себя и свою страну.

Я призываю каждого солдата на Батаане сражаться на своей позиции, оказывая сопротивление каждой атаке. Это – единственный путь к спасению. Если мы будем сражаться, мы победим; если мы отступим – мы будем уничтожены.

Макартур

через командование генерала Макартура».


Этот приказ сразу поднял дух солдат, но был лишь успокаивающим средством, поскольку обещания никогда не могли быть выполнены, и Макартур, очевидно, об этом знал, поскольку «тысячи солдат и сотни самолетов» (что само по себе является преувеличением) были направлены в Австралию и к Малайскому барьеру, а не через железное кольцо японской блокады на Филиппинах. Капитан Джон У. Кларк написал, что «к середине января стало очевидно, что у нас были лишь удерживающие остатки, не надеявшиеся на подкрепление или помощь».

А вскоре все это поняли; даже на Коррехидоре все прониклись дурными предзнаменованиями.

В Роке люди просматривали небо и вглядывались в тропические моря к западу, но единственные самолеты, которые они видели, несли на своих крыльях «глазунью» – отличительные знаки Японии, и единственными подкреплениями, которые до них дошли, были отдельные военнослужащие и отставшие от своих частей; разбитые части Батаана и тяжелораненые собирались в туннелях Малинты.

К 23–24 января 1–й и 2–й корпуса, фронты которых были нарушены и пробиты, полностью отходили на позицию Багак – Орион. Против воинственной агрессивности японцев, их желания победить или погибнуть и их тактики проникновения в тыл филиппинцы и американцы мало что могли предложить. Потери японцев в боях были значительными – 1 472 человека в 65–й бригаде, насчитывавшей первоначально 6 651 человека, но 1–й корпус потерял основную часть своей полевой артиллерии; один полк (51–й полк филиппинской армии) разбежался в беспорядке и панике, и Макартур определил, что его потери составили 35 %, а в некоторых из его дивизий они достигали 60 %. К концу января защитники Батаана занимали свои последние безотходные позиции.

В начале февраля снаряды начали падать на Коррехидор и другие острова в заливе с берегов Кавите. Противник установил на возвышенности к югу от Манильского залива сначала 105–мм, а позже 105–и 240–мм орудия и приступил к систематическому подавлению островной артиллерии.

Обстрелы обычно происходили между 8:30 и 11:30; утренняя дымка и поднимающееся солнце делали невозможным для американских артиллеристов увидеть вспышки от выстрелов вражеских пушек.

Гарнизон Коррехидора быстро привык к артиллерийскому огню и продолжал сопротивление, но глубокие складки, ямы и тени на лице острова, а также на лицах его защитников, медленно росли и удлинялись. Повреждения и людские потери увеличивались, и монтеры Сигнального корпуса, ремонтники артиллерии и медики были заняты и днем и ночью.

Солдаты 4–го полка морской пехоты – единственного пехотного подразделения на острове – брились где могли, мылись, пробравшись через колючую проволоку на берег, и плавали там по ночам в теплой воде залива. В темноте они натыкались на разные предметы; недостаток витамина А в их однообразном рационе приводил к слепоте.


На Батаане постоянно сталкивающиеся фронты от Багака до Ориона наконец, утомившись, успокоились, и кампания разделилась на отдельные кровавые схватки, которые отделяла густая зелень джунглей.

Филиппины были изолированы; завоевание распространилось далеко на юг, а его волна, поднявшись, затянула в водоворот Батаан и Коррехидор.

Время работало на Японию. На Батаане было недостаточно продовольствия, как для гражданских, так и для военных. Вновь призванные на службу слабо обученные и плохо дисциплинированные рядовые и сержанты филиппинской армии часто заведовали интендантской службой, и продовольствие возымело привычку исчезать на пути между интендантскими складами и фронтом. Часть филиппинских жителей Батаана жили припеваючи, воруя военные пайки, часть солдат на задних линиях питались скудно, но сносно, а у солдат на фронте начиная с января ничего, кроме риса, не было, и только иногда им перепадало мясо мулов, буйволов и лошадей знаменитого 26–го кавалерийского полка.

Прошли недели, и на Батаане полностью заполнились госпитали; многие больные бредили в ознобе лихорадки или в малярийной горячке. Распространялась лихорадка денге и дизентерия; бессонница, безнадежность и голод делали потенциальными жертвами всю армию Батаана. Бессонница была частью японской стратегии; на протяжении всей ночи тропическая темнота освещалась вспышками орудийных выстрелов, а взрывы тяжелых минометных снарядов не давали отдыхать.


Эта сторона войны мало освещалась в прессе Соединенных Штатов. В официальных коммюнике смутно говорилось о «тяжелых потерях японцев». В заявлении штаба генерала Макартура на Коррехидоре, переданном по радио по всему миру, генерал – лейтенант Масахару Хомма, который в то время командовал японскими силами, осаждавшими Лусон, представлялся умирающим под ножом для харакири, «обесчещенный своими поражениями».


В коммюнике с Батаана от 8 марта 1942 года говорилось:

«Из разных надежных источников генерал Макартур получил сведения, в которых утверждается, что генерал Масахару Хомма, главнокомандующий японскими силами на Филиппинах, сделал себе харакири…

Церемония прощания с покойным японским командующим, как говорилось в донесениях, состоялась 26 февраля в Маниле…

Интерес вызывает ироническая подробность о том, что самоубийство и прощание с покойным произошли в номере манильской гостиницы, который занимал генерал Макартур перед эвакуацией из Манилы. Генерал Макартур сообщает, что он продолжает искать другие свидетельства, подтверждающие или опровергающие эти донесения».

В коммюнике следующего дня 9 марта 1942 года говорится:

«Новым главнокомандующим японскими силами на Филиппинах стал генерал Томоюки Ямасита… генерал Ямасита сменил генерала Хомму, который, по сообщениям, совершил самоубийство».

Эти коммюнике, как и другие, были вымыслом. Генерал Хомма завоевал Батаан и Рок и пережил войну, а четырьмя годами позже был казнен за «марш смерти» заключенных Батаана и другие военные преступления.

Шли недели, а в коммюнике и пресс – релизах ничего не говорилось о морских пехотинцах, которые участвовали в обороне, а когда, наконец, радио с Коррехидора упомянуло о них, департамент военно – морских сил вынужден был разъяснять народу Соединенных Штатов, что 4–й полк был на Филиппинах все время, и это запоздалое упоминание о морских пехотинцах не означало, что флот пробился сквозь японскую блокаду и высадил подкрепления.

Распространенное заблуждение американцев о том, что на Батаане и Коррехидоре дела обстояли очень хорошо и японцам скоро придет конец, а также радиосообщения из Соединенных Штатов, передаваемые в совершенно не соответствующем действительности радостном ключе, подавляли моральный дух осажденных солдат на Филиппинах. Морские пехотинцы на Коррехидоре обычно слышали каждый вечер около 6 часов станцию Кей – джи – и–ай, вещавшую с Западного побережья США. На этой станции был необычайно зарвавшийся комментатор, который за 1 000 миль играл мускулами на благо японцев и однажды вечером неосторожно бросил вызов врагу: «Попробуйте – ка бомбить Коррехидор!»

Выражения морских пехотинцев были непечатными; наверное, лучше всего сказал один опытный китаец: «Хотел бы я, чтобы этот сукин сын оказался в моем окопе».

Несколько речных пароходов из Цебу и Панайя в феврале держали блокаду с малым количеством продовольствия и других запасов.

Военно – морские силы с подводными лодками и морскими самолетами поддерживали прерывающуюся и ненадежную связь с Коррехидором. «Сивульф» 27–28 января доставил на Рок 37 тонн боеприпасов, а 3 февраля подводная лодка «Траут» привезла 3 500 снарядов для трехдюймовых зенитных пушек и забрала с острова 20 тонн золота и серебра, которые в глазах правительства все еще представлялись драгоценностью, даже когда люди умирали и их преследовали болезни. «Сордфиш» 20 февраля вошла в устье залива, легла на дно и лежала там в дневное время, а на закате всплыла на поверхность и взяла на борт президента Федерации Филиппинских островов Мануэля Кэйсона, его семью и представителей филиппинской власти. Четырьмя днями позже она повторила свой подвиг, забрав на борт верховного комиссара Саире и его окружение [15].

11 марта генерал Макартур, его жена, маленький сын, китайская няня и официальные лица, включая офицеров штаба и вице – адмирала Ф.У. Роквелла, командующего 16–м (филиппинским) военно – морским округом, по приказанию из Вашингтона отправились в Австралию. Они пробрались через постоянно сужающуюся ловушку на морских торпедных катерах в Минданао, а затем вылетели в Австралию. Генерал Макартур назначил своим преемником генерала Уайнрайта, но только на Лусоне. Сам Макартур сохранил личное командование обороной Филиппин, находясь в 4 000 миль от них в Австралии, и оставил вместо себя на Коррехидоре заместителя начальника штаба, чтобы тот представлял штаб Макартура – верхний эшелон сложной пирамидальной структуры командования вооруженными силами США на Дальнем Востоке. 20 марта, через несколько дней после того, как Макартур достиг Австралии, военный департамент, не осведомленный о перестановках, которые осуществил Макартур, сделал Уайнрайта генерал – лейтенантом и назначил его командующим всеми силами США на Филиппинах. Он имел право напрямую связываться с Вашингтоном, но находился под общим началом Макартура, который был назначен верховным главнокомандующим в юго – западной части Тихого океана. Тем не менее Макартур до самого конца направлял свои советы и инструкции на Рок из Австралии и даже пытался оказать влияние на тактику.

Отъезд Макартура несомненно ослабил некоторые разногласия на Коррехидоре. Столкновения личных амбиций генерала Макартура и адмирала Томаса Харта, который в то время командовал Азиатским флотом, на первых порах вредили взаимодействию сухопутных и военно – морских сил на Филиппинах. В 4–м полку это даже вызвало опасения, возможно совершенно безосновательные, что сухопутные силы хотели разделить полк и использовать его для обучения и выполнения сторожевых функций. Взаимодействие разведки армии и военно – морских сил было плохим, а агрессивный эгоистический характер генерал – майора Ричарда К. Сузерлэнда, начальника штаба генерала Макартура, не способствовал устранению трений. Ситуация почти достигла кризисной точки к 9 марта, за два дня до отъезда Макартура, когда в донесении военному департаменту генерал порекомендовал отметить благодарностью все подразделения на Батаане и Коррехидоре, за исключением морских пехотинцев и моряков. Им было сказано, что это произошло не по недосмотру. Сузерлэнду дали понять, что морские пехотинцы, которые получили свою долю славы в Первой мировой войне, не получат ее в этой. Эта ошибка стала одним из источников разочарования, которое позже так часто портило отношения между армией и военно – морскими силами во время войны в Тихом океане.

Генерал Уайнрайт почти сразу после назначения устранил это ошибочное мнение, а морские пехотинцы и моряки полюбили этого непретенциозного командира, который часто посещал с инспекцией береговые оборонные позиции и линию фронта и, подобно им, находился в окопах.

Уайнрайт просто заявил: «Если японцы смогут взять Рок, они найдут меня здесь, какие бы приказы из Вашингтона я ни получил».

Это высказывание быстро распространилось вокруг; для воюющих солдат, у которых не было надежды спастись, это было проявлением преданности со стороны командира.

Мало что изменилось в жизни Коррехидора в марте, когда далеко на родине в Штатах наступила весна. Бомбы и снаряды продолжали падать; время, голод, болезни и бомбардировки уносили людей.

На Коррехидоре, как и на Батаане, было много филиппинцев, многие из них штатские, слуги офицеров или беженцы из Манилы. Вероятно, на Роке были и шпионы; иногда ночью мелькали странные огни, и раз или два осветительные ракеты разрывали небо, после чего, как будто в ответ, появлялись японские ракеты с Кавите. Не все в гарнизоне были стойкими и храбрыми. Там было много «туннельных крыс», которые, несмотря на жару и пыль Малинты, никогда не покидали своих укрытий и приобрели облик людей, постоянно живущих под землей. «Туннелит» стал преобладающей болезнью. Были и уклоняющиеся, и бездельники, которые есть всегда и во всех армиях с незапамятных времен. Во всех родах войск многие сломались физически и морально; но были и такие, кто «легко выполнял невероятные задачи». Но почти до самого конца некоторые офицеры в туннелях требовали от своих лавандерос и слуг, чтобы их форму всегда стирали и утюжили. Солдаты на фронте отстирывали хаки в баках.


Должно быть, в то самое время, как японцы собирались нанести последний удар по позициям на Батаане, солдаты начали напевать мрачную песенку, авторство которой приписывают военному корреспонденту Франку Хьюлетту. В ней отражалось нарастающее чувство беспомощности, так как армия Батаана была изможденной, оборванной, состоящей из бородатых и грязных солдат; изношенные брюки хаки перетирались на коленях и превращались в обтрепанные шорты; у большинства филиппинцев не было обуви. И ни у кого в глубоко запавших глазах не осталось надежды.

Мы сражающиеся выродки Батаана
Без мамы, без папы, без Дяди Сэма,
Без теть, без дядь, без племянников и племянниц,
Без ружей, без пушек и без снарядов,
И всем наплевать…

К концу марта «вырвались все силы ада». Бомбардировки и обстрелы укрепленных островов усилились, а на Батаане противник готовился к крупной атаке. У измученных, отчаявшихся людей не было шанса – и они это знали. В это время Макартур передал Уайнрайту по рации: «Вы должны атаковать, быстро продвигаться и переправиться через Субик – Бэй, чтобы захватить склады японцев!» Но эти солдаты, скелеты и огородные пугала, которые отступали постоянно с начала войны, никогда не будут наступать.

Многие на Коррехидоре знали: конец Батаана близок, но все же продолжали держаться, несмотря на неумолимые, беспощадные обстрелы и усиливающийся голод. Морских пехотинцев 4–го полка и большинство других подразделений на Коррехидоре посадили на двухразовый паек еще с начала войны; каждый раз пара кусков хлеба, неизбежно – рис, несколько сушеных фруктов, которые удалось спасти с разбитых барж, выброшенных на берег Коррехидора, иногда другие продукты – вот та однообразная изматывающая диета, которая не могла наполнить желудок и питать тело. Для немногих, особенно тех, кто находился в правительственном ущелье, эта диета иногда разбавлялась мясом мулов. Их содержали близ одного из лагерей морских пехотинцев, и японские снаряды иногда обеспечивали начальство мясом к обеду. Но к концу марта защитники Батаана фактически уже голодали; даже на Коррехидоре солдаты гарнизона похудели фунтов на двадцать.

Японцы на Батаане, как и американцы, находились не в лучшем положении. Болезни, полуголод – 23 унции риса в день вместо 62 положенных по норме, нарушение тыловой поддержки и большие боевые потери к концу февраля сократили действующие силы Хоммы на Батаане примерно до 3 000 человек. Как и американцы, большинство японцев болели малярией [16]. Но в марте к понесшим потери 16–й дивизии и 65–й бригаде пришло пополнение, и к боевому строю Хоммы прибавилась 4–я дивизия из 11 000 человек, а также усиленный полк 21–й дивизии. Японская артиллерия была значительно усилена 240–мм гаубицами, 300–мм мортирами и другими орудиями. Еще 70–80 самолетов предназначили для бомбардировок Батаана и Коррехидора; к силам Хоммы добавилось большое количество специально подготовленных солдат; две дивизии, недавно одержавшие победы на юге, направили на завоевание отдельных островов архипелага. Японский генеральный штаб был раздражен упорством США: 14–я армия была в немилости.

Когда наступил апрель, безжалостная какофония шквального огня японцев звучала как погребальный звон по надежде; на Батаане атаки японцев усиливались, и линия фронта 2–го корпуса изогнулась. Категорические приказы Макартура не оставляли места самостоятельным суждениям: «Когда ситуация со снабжением станет нестерпимой, не должно быть и мысли о том, чтобы сдаться. Вы должны атаковать».

Величественные слова, но неприемлемая тактика; Батаан был обречен; три четверти солдат болели малярией; люди медленно умирали от голода, получая всего 1 000 калорий в день.

Лейтенант Мюррей Глусман, молодой врач военно – морских сил, который служил на Батаане в сухопутных силах, был эвакуирован по приказу на Коррехидор в последние часы и затем приписан к 4–му (резервному) батальону 4–го полка морской пехоты. Он описал конец Батаана в своем рапорте, который вместе с другими сохранил старший медик 4–го полка Томас Хэйес: «Четыре туннеля были взорваны [возле Маривелеса на оконечности Батаана] чрезвычайно большими зарядами динамита, которые разрушили целый склон горы. Воздух наполнился дымом, пылью и летающим мусором. Грохот стоял ужасный и ужасающий. Когда [доктор Глусман] достиг среднего туннеля… по пути на Коррехидор, туннель № 4 был взорван. В этом туннеле размещалось хранилище бензина, усилившего взрывы и удар, который расшвырял большие скалы, булыжники и <…> куски человеческих тел по всей округе и в море, потопил маленькие суда и калечил людей маленьких лодок… Несколькими днями позже была обнаружена голова неопознанного человека в катере, куда она опустилась, пролетев совершенно невероятное расстояние по воздуху».

Конец пришел в виде отвратительного спектакля, и те, кто его видел, запомнили надолго. Сухая жара превратила землю на Батаане в пыль. «Там и тут горели леса после последней мощной бомбардировки японцев. С мест этих чудовищных пожаров поднимались большие клубы дыма и жар» [17]. Из туннельного штаба на Коррехидоре отправлялись последние отчаянные приказы на Батаан, затем наступило молчание, а обеспокоенные люди в окопах на Роке наблюдали за струящимися потоками беглецов из Маривелеса и конец организованного сопротивления на Лусоне.

Резкий грохот сильных взрывов разорвал ночную тишину; отступающие американцы подрывали хранилища бензина, боеприпасов и снаряжения возле Маривелеса; а с Рока защитники видели, как целый склон горы растворился в пыли и обломках. Природа, казалось, тоже скорбела. Около полуночи 8 апреля землетрясение заставило туннель Малинты «извиваться, как змея». Клубы дыма окутывали умирающую армию, а шум взрывов, глухой голос артиллерии и отдельные хлопки стрелкового оружия были валькирийским аккомпанементом к падению Батаана 9 апреля 1942 года.

Генерал – майор Эдвард П. Кинг – младший, спокойный, скромный, сильный и способный командующий силами Лусона (все войска на Батаане), рано утром направил японскому командиру флаг перемирия. Было самое время; его силы оказались полностью разбиты; «за [последние] два дня армия испарилась». На интендантских складах продовольствия оставалось лишь половина нормы. «У нас нет больше средств для организованной обороны», – сказал Кинг [18]. Как сильный человек, Кинг взял на себя ответственность за принятие решений, не информируя об этом Уайнрайта на Коррехидоре [19]. Он сказал, что, когда отправился на встречу с японскими завоевателями в своей последней чистой форме, чувствовал себя как Ли у Аппоматокса. Вместе с ним разрозненными подразделениями и рассеянными группами сдались 76 000 истощенных людей, большинство из которых – филиппинцы. Это было крупнейшее поражение в истории американского оружия. В момент, когда американцы сдавались в плен, у Хоммы на Лусоне оборонялось около 81 000 человек [20].

Падение Батаана предвидели, и начиная с 3 апреля пустые пороховые бочки стали заполнять водой и распределять между позициями береговой обороны на Коррехидоре, где наполняли все возможные емкости. У входа в Малинтский туннель вырыли новые колодцы. Оставался еще отличный колодец в районе Сан – Хосе, но вода там была солоноватой, и всю ее приходилось кипятить. Форт Франк на маленьком острове Карабао возле Кавите – Про – винс на южной стороне залива получал воду по подземному трубопроводу, ведущему к резервуару, который находился в начале ущелья в глубине острова. Японцы днем перебивали трубу, а филиппинские скауты ночью высаживались на берег и латали ее.

Ужасные последствия Батаана: изувеченные, раненые, умирающие от голода люди в беспорядке тянулись на Рок в течение многих часов после сдачи. Когда наступил новый день, морские пехотинцы наблюдали за безумными попытками бегущих пересечь Северный пролив в нескольких маленьких лодках. Японская артиллерия их достала; люди на Роке, не имевшие возможности прийти на помощь, видели, как две лодки получили пробоины и затонули, а одна причалила к берегу у артиллерийской позиции. Некоторые из выживших плыли по покрытой масляными пятнами воде к сомнительной безопасности; большинство из них нашли погибель в море.

Это была мрачная прелюдия к ужасному заключительному акту.

Боевой дух Рока упал из – за плачевного состояния 2 000 с лишним человек, бежавших с Батаана. Выжившие были «разбиты, деморализованы и демилитаризованы». Без оружия и снаряжения, некоторые почти голые, почти все – полуживые от голода и больные малярией, желтухой и лихорадкой.

Уайнрайт чувствовал неизбежное падение духа его солдат и издал приказ: «Коррехидор можно удержать, и мы его отстоим». А 12 апреля одна «Летающая крепость» – «первая и единственная помощь извне, которую мы видели» – бомбардировала удерживаемые японцами Николс – Филдз, и это «сильно воодушевило наши сердца», – доложил капитан – лейтенант Т. Паркер.

Японцы зря времени не теряли. Когда артиллеристы и морские пехотинцы стояли у своих орудий, противник установил наблюдательные посты на утесах Батаана и начал накрывать Рок мощнейшим артиллерийским обстрелом, какого Восток никогда до этого не знал.

Были привлечены «огородные пугала» из глубины острова – те, кто мог стоять на ногах, – в батальоны береговой обороны 4–го полка морской пехоты, разросшегося за счет разных собранных частей до 4 000 человек.

Беженцы с Батаана увеличили гарнизон Коррехидора и трех других небольших укрепленных островов в заливе до 11 600 человек. Большая их часть столпилась вместе менее чем на трех квадратных милях Коррехидора. Это не были бойцы – штабной персонал, рабочие, раненые и военнослужащие всех рангов и служб, которые образуют высшие эшелоны большого командования.

Морские пехотинцы 4–го полка с приписанными к нему частями оставались единственными защитниками берегов Коррехидора, и 9–го и 10 апреля они спали возле своих орудий, готовые к попытке японцев захватить Рок [21].

Никакие военные расчеты не могли прояснить ситуацию на Коррехидоре. Остро стоял вопрос о снабжении водой. Не хватало боеприпасов.

Продовольствия по половинчатой норме могло хватить до июля или августа. Было более 1 000 раненых и сотни больных; боковые туннели заполнялись людьми, а некоторые больные лежали на открытом воздухе.

Через два дня после падения Батаана дружественные филиппинцы из Манилы привезли ночью хинин и лекарства на сумму около 650 долларов, которые они собрали в аптеках города. Но это была капля в море. Половина 1–го батальона 4–го полка морской пехоты уже переболела острым гастроэнтеритом; 114 случаев были тяжелыми. Большинство из приписанного персонала с Батаана и многие морские пехотинцы болели малярией; наблюдалась легкая вспышка тонзиллита; все прошли вакцинацию от холеры; было также много случаев заболевания желтухой.

Связь со временем становилась еще хуже, и командные пункты в туннеле Малинты час за часом теряли ее с целыми участками береговой обороны. Одни минные тральщики военно – морских сил, суда местной обороны, морские суда и катера были потоплены; другие держались близко у Рока, напрасно ожидая защиты от смертоносного огня противника.

Отряды береговой охраны, изолированные от командования и друг от друга, прятали воду, продовольствие и боеприпасы.

Итак, в ожидании конца Коррехидор готовился к разгрому.


С 10 апреля, когда батареи противника в Кабкабене на Батаане начали обстрел, жизнь на Роке стала «подобна жизни в центре мишени». Высоты Батаана теперь попали в руки врага, а отроги Кавите возвышались над Роком и его позициями. Укрепленные острова находились под перекрестным огнем с обоих берегов и почти беспрерывными бомбардировками с воздуха.

К 14 апреля, всего лишь через пять дней после сдачи Батаана, все береговые батареи – 155–мм и трехдюймовые – на северном берегу Коррехидора были разбиты или выведены из строя; японцы запустили два наблюдательных аэростата на Батаане, разместили дополнительное количество орудий и продолжали обстрелы крупнокалиберных орудий и батарей на южном берегу Коррехидора.

На протяжении апреля бомбардировки усиливались. Японские бомбардировщики группами от трех до девяти пролетали над Роком каждые два часа, начиная с 8 утра и до захода солнца. Сначала они летали на высоте 20 000 футов, а когда зенитки открывали огонь, японские наблюдательные пункты засекали их позиции и вражеские пушки на Батаане своим огнем сравнивали их с землей. Постепенно зенитный огонь ослабевал; вскоре самолеты противника стали лениво барражировать над Коррехидором, а пикирующие бомбардировщики со свистом пролетали на высоте всего несколько сотен футов над хребтом Малинты. Противник не избежал потерь; несколько самолетов сбили, но намного меньше, чем сообщалось в коммюнике.

Огонь вражеской артиллерии оказался намного губительнее, чем бомбардировки. Полковник Стивен М. Меллник позже сообщил в «Коаст артиллери джорнал», что «эффект массированного артиллерийского огня был огромным… разрушались целые районы. Обстрел за день приводил к разрушениям, которые были больше, чем от всех, вместе взятых, бомбардировок. Лощина Джеймс, которая была покрыта густыми лесами до войны, выглядела совершенно голой после обстрела» [22].

Батареи «Рок – Пойнт» (две 155–мм), «Сансет» (четыре 155–мм, «Джеймс» (четыре трехдюймовые) и «Гамильтон» (две 155–мм) вышли из строя. 15 зенитных орудий были спасены и перевезены на новое место. Орудия калибром 150 мм, используемые для противобатарейного огня, перемещали на новые позиции после каждых 20 выстрелов. Все мобильные орудия убирали на защищенные позиции.

Но все эти меры лишь отсрочили неизбежное.

Противник обстреливал Рок со всех сторон с батарей, насчитывающих всего от 80 до 150 орудий калибром до 240 мм, и нескончаемый огневой вал разрушал оборонительные устройства быстрее, чем их можно было восстановить, постепенно истощая защитников.

Орудийные позиции были искорежены, взрывались противопехотные мины, небольшие суда военно – морских сил, патрулировавшие прибрежные воды, шли ко дну одно за другим, нарушалась связь, береговые оборонительные сооружения, строившиеся в напряженной работе в течение нескольких недель, смел один сокрушительный огневой удар.

Противобатарейный огонь Коррехидора велся отважно, но с перерывами; батареи Рока стреляли «вслепую», и даже в первой половине апреля на каждые четыре выстрела противника приходился один.

Заканчивались боеприпасы; техники, работавшие без перерыва, модифицировали запалы бронебойных снарядов так, чтобы они взрывались при ударе, однако благодаря их усилиям интенсивность каждого орудия удалось увеличить лишь на 25 выстрелов в день.

Артиллеристы и морские пехотинцы 4–го полка лежали на земле, ели, спали, пережидали в окопах или в неглубоких траншеях, вырытых на склонах гор, с упрямым стоицизмом перенося этот нескончаемый обстрел. Питание было бессистемным; кухни разбиты; пищу приходилось готовить в темноте. В некоторых подразделениях питались раз в день; завтракали все до рассвета, обедали после наступления темноты. Меню оказывалось достаточным для поддержания жизни, но не для утоления чувства голода.


День за днем продолжался нескончаемый обстрел – безжалостный, безличный, нарастающий. Вероятно, от 200 до 600 орудий на Батаане и другие на Кавите играли в свою музыку в губительном оркестре день за днем, ночь за ночью.

Малинта содрогалась и тряслась от разрывов; в туннелях стоял смрад от порохового дыма и несвежего пота; стонали в горячке раненые. Одна за другой выходили из строя пушки и батареи Коррехидора; склады продовольствия и боеприпасов сгорели; скалы обрушивались в море, траншеи и заграждения из колючей проволоки сровнялись с землей; целиком изменилась топография острова. Росло число жертв; морские пехотинцы в апреле потеряли убитыми и ранеными больше, чем за четыре предыдущих месяца войны.

Склады боеприпасов взрывались фейерверком; к заходу солнца части Рока часто покрывались пылью и дымом, причем завеса была настолько густая, что не было видно берега Батаана и вечернего неба.

В одну из ночей группа людей из Малинты вышла к обложенному мешками с песком выходу туннеля, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Ночь в этот момент стояла тихая; легкий бриз с Китайского моря овевал остров прохладой и навевал мысли о доме… 140–мм снаряды японцев легли прямо в середине группы. Несколькими часами позже, когда в госпитальных туннелях была проделана кровавая работа со скальпелем и бинтами, солдат увидел горько плачущую военную медсестру…

Вероятно, никогда раньше на Востоке не было такого обстрела. Дорога на северном берегу острова была сброшена разрывами в море. Батарея «Уэй» и батарея «Гиари» с 12–дюймовыми мортирами – самыми эффективными на Коррехидоре – были обнаружены и сметены артиллерийским огнем противника; на батарее «Гиари» 240–мм снаряды угодили в ящики с боеприпасами; десятитонные мортиры отброшены на сотню ярдов; шеститонный бетонный блок отброшен на 1 000 футов и срезал дерево со стволом диаметром около четырех футов. Майор Франсис Уильямс из корпуса морской пехоты США, имя которого блистало во все эти последние дни катастроф и трагедии как «человека без страха», возглавил спасательную команду, когда была уничтожена батарея «Крокет».

К концу апреля многие солдаты были сломлены; моральный дух упал, а шок от обстрелов усилился. Все это время морские пехотинцы 4–го полка, персонал военно – морских сил и великолепные кадры регулярной армии, которые раньше все вместе составляли нашу целостную военную структуру на Востоке, теперь были «личностями, которые поддерживали моральный дух слабых».

В день рождения императора 29 апреля Рок содрогнулся и дрожал от длившегося целый день обстрела, когда на артиллерийских позициях разорвалось более 10 000 снарядов, которые разбросали в разные стороны сооружения береговой обороны, вгрызались и прореживали попавший в ловушку гарнизон. Когда прозвучала команда «Отбой!», Коррехидор охватил огонь: горели склады боеприпасов и пороха, трава и кусты – все, что могло гореть.

В эту ночь две летающие лодки PBY военно – морских сил (двухмоторные патрульные самолеты) из Австралии приземлились в темноте, доставив лекарства и запалы к зенитным снарядам. Это был последний жест отчаяния. С трудом оторвавшись от воды, они улетели, забрав с собой 50 медсестер и ведущих офицеров штаба Макартура.

До 2 мая 4–й полк морской пехоты потерял около 10 % своего состава – убитыми, ранеными, умершими или пропавшими без вести; еще некоторое количество солдат оказались отрезанными или взятыми в плен на Батаане. У того, кто остался, от недосыпания и шока от обстрелов глаза казались остекленевшими; многие болели дизентерией, малярией и страдали от истощения.

Но они все же были главной оборонительной силой Коррехидора, и отряды полка поддерживали силы форта Хафс и форта Драм на островах Кабалло и Эль – Фраиль. На Роке от Манки – Пойнт до батареи «Сансет» морские пехотинцы прятались в своих окопах и ждали.

Когда артиллерийские батареи были разбиты, артиллеристы береговых батарей стали частью системы береговой обороны, а когда японцы потопили минные тральщики и малые суда военно – морских сил, моряки вышли на берег и тоже присоединились к обороне. Полк морской пехоты представлял теперь собой смешанную силу, какой никогда еще не видели во время войны: береговая охрана, военно – морские силы, морские резервные силы, островные силы, американские сухопутные силы, филиппинская армия, филиппинские скауты и филиппинские полицейские; всех их обучали, всех поддерживал боевой дух морских пехотинцев.

Подводная лодка «Спеарфиш» 3 мая прорвала блокаду и забрала на борт 25 пассажиров, включая 13 женщин. Это был последний контакт с внешним миром. Одному из пассажиров, капитан – лейтенанту Т. Паркеру, генерал – лейтенант Уайнрайт сказал перед отходом «Спеарфиш»: «Они [японцы] должны прийти сюда, чтобы взять нас… Никаким другим способом они это место не получат».

К 5 мая Коррехидор был разбит и взрыт; чудесные горы, раньше покрытые зеленью, стали пустыми и голыми; земля покрылась шрамами, ссадинами и язвами. Все открытые строения и здания были разрушены; в некоторых местах не осталось «ни веточки, ни листочка»; от деревьев, когда – то бывших такими густыми, что закрывали солнце, сохранились лишь обуглившиеся пни; пейзаж замусорили гильзы со сгоревших складов боеприпасов.

Под госпиталь были освобождены еще два боковых туннеля, однако больным и раненым все равно не хватало места. Железнодорожный путь и большинство дорог были разбиты, некоторые их участки, попросту говоря, обрушились в залив; не было никакой связи, за исключением радио и курьеров. Большая часть береговых оборонительных сооружений – колючая проволока, окопы – сровнялись с землей. Были уничтожены 46 из 48 орудий береговой обороны и все крупнокалиберные батареи Рока: мортиры, 12–дюймовые пушки, 8–и 10–дюймовые орудия, 155–мм пушки – замолчали. Взлетали осветительные снаряды, все прожекторы, за исключением одного или двух, были выведены из строя; осталось лишь несколько зениток, но приборы контроля за ведением огня не работали, и японские самолеты спокойно пролетали на высоте всего несколько сотен футов над Роком, стреляли и сбрасывали бомбы. Крупнокалиберные 14–дюймовые орудия на укрепленных островах еще стреляли, но с большими перерывами, за исключением «бетонного линкора» форта Драм. Тысяча снарядов упала на форт Драм за один день; около 15 футов бетона было отколото артогнем во время осады; но орудийные башни форта еще говорили. Кульминацией обстрела стал день 4 мая, когда за 24 часа по Коррехидору было выпущено 16 000 снарядов; на Роке мало что осталось, кроме скал и доблестных и отважных людей.

А 5 мая воды оставалось только на три – четыре дня…

Коррехидор замолчал. Наступило время смертельного удара.

4–й полк принял разными путями в свои ряды 895 офицеров и солдат военно – морских сил, 397 солдат сухопутных сил США (включая нескольких из 31–го пехотного полка, который великолепно сражался на Батаане), 929 солдат филиппинской армии и 246 артиллеристов из филиппинских скаутов. Были даже филиппинские моряки из морских резервных сил, сухопутные подразделения военно – воздушных сил филиппинской армии, один офицер и 18 рядовых филиппинской полиции и по меньшей мере один штатский, который стойко сражался.

И таким прибавлениям были рады. Однако уж слишком ненадежными оказались эти войска: моряки и пехотинцы прошли лишь поверхностное пехотное обучение и, как позже сказал в рапорте полковник Ховард, «за исключением трех филиппинских скаутов весь персонал, присоединившийся в это время [после падения Батаана], нужно было заново экипировать и хотя бы частично одеть. Из – за малярии, дизентерии и недостатка питания, – говорилось дальше в рапорте, – физическое состояние этих офицеров и солдат было плачевным, и они не годились для боевых действий».

Тем не менее приращения происходили, и 1–й и 3–й батальоны увеличились примерно до 1 100 человек каждый; силы 2–го батальона – примерно до 900 человек; остальные были направлены в общий резерв и для формирования 4–го технического батальона (который иногда называли Морским из – за преобладания в нем персонала военно – морских сил).

Лощина Джеймс и восточная оконечность острова обстреливались целый день 5 мая, и в ту ночь около 10:40 шквал огня накрыл весь остров, но более всего пришлось на его восточную оконечность. «Они отполировали ее фосфорными снарядами». Звуки разрывов были слышны на северном и южном берегах, и, наконец, после четырех месяцев осады, страданий и обстрелов защитники Коррехидора столкнулись лицом к лицу со своими врагами. Первые солдаты противника высадились в начале двенадцатого до появления луны возле Норт – Пойнта на низкой восточной оконечности острова, а затем стали высаживаться западнее.

Топографические особенности Коррехидора способствовали высадке на северном побережье, обращенном в сторону Батаана, который расположен на расстоянии двух миль. Возле Норт – Пойнта есть хорошие пляжи для высадки, а береговая линия изгибается к юго – востоку. Скалистые утесы южного берега поднимаются почти отвесно от узкой скалистой береговой полосы, которая просматривается с высокой западной части острова.

«На горах между берегами [северным и южным], – позже написал лейтенант Роберт Ф. Дженкинс, – была небольшая посадочная площадка [Киндли – Филдз], а на хребте или гребне, простирающемся по направлению к западу от аэродрома, несколько 8–дюймовых оборонительных батарей» и среди них – «Денвер» [23].

Их пушки были уничтожены, и артиллеристам приказали держать центр фронта 1–го батальона морской пехоты.

1–й батальон должен был контролировать всю территорию к востоку от Малинты до хвостовой оконечности острова, то есть береговую линию протяженностью по меньшей мере 10 000 ярдов. 3–й батальон удерживал средний сектор Рока, а 2–й – западный край острова.

В резерве были штаб и команда обслуживания полка, а также 4–й батальон прикрепленных сверхштатников, которые никогда раньше не участвовали в боях как пехотинцы и никогда больше не будут в них участвовать.

Десантирование японцев под прикрытием артиллерийского огня проходило в районе позиций 1–го батальона возле плацдарма роты А. Некоторые десантные катера уклонились от оборонительного огня и остановились, однако противник просочился восточнее через плохо защищенный участок и высадился, неся большие потери. Часть баржей потопили, и по меньшей мере одну попытку высадиться отбили. Оставшиеся пушки на соседних островах, отвечая на призыв о помощи с Коррехидора, обстреливали японских солдат и скопления катеров в Кабкабене на Батаане. Трассирующие пули пролетали над северной позицией, пехотной позицией, артиллерийской позицией и над всей хвостовой частью острова. Яркие белые разрывы снарядов вздымались над темной водой Северного пролива.

Но противник продолжал наступать.

Взводный сержант Текс Хайнес, вооруженный двумя пистолетами, столкнулся лицом к лицу с вражеским солдатом. Он разрядил в него оба своих пистолета, забрал винтовку убитого и затем, когда все больше японцев стало стекаться к нему, взял на руки пулемет калибра 0,30 мм и начал стрелять с бедра. Несмотря на раскалившийся докрасна ствол пулемета, он выпустил в гущу противника две пулеметные ленты до того, как на него накатилась людская волна, а затем взорвал гранату, которая его полуослепила и ранила на своем боевом посту.

Рота 1–го батальона приняла на себя главный удар атаки; командир роты и его заместитель были убиты за 24 часа до этого артиллерийским огнем, и ротой Б командовал артиллерийский сержант. Морские пехотинцы бросали ручные гранаты на берег и умирали, но японцы продолжали наступать.

В полковом штабе морской пехоты в туннеле Малинта связь была плохой; провода, идущие к батальонным позициям, разорваны; источниками информации оставались лишь полевая рация, курьеры и патрули. Полковник Ховард, его штаб и генерал Мур, командующий укрепленных островов, знали только, что японцы высадились на берег и, возможно, 500–600 японцев уже находятся на восточной оконечности острова. Около полуночи картина для них несколько прояснилась: ключевым оставался центральный хребет, простирающийся от Киндли – Филдз к Малинте. Японцев нельзя было допустить к горе Малинта любой ценой.

Тогда они еще не знали, что батарея «Денвер» отошла, а фланги рот А и Б широко открыты. Первый сержант батареи (из филиппинских скаутов) был убит артиллерийским огнем, и его солдаты, оставшись без лидера, разбежались. Японцы пробрались через пещеру на хребет и находились позади береговых оборонительных позиций 1–го батальона. Полковник Ховард призвал резерв, который состоял из штабного персонала всех рангов и служб и 4–го тактического батальона под командованием майора Вильямса (матросы под началом офицеров и сержантов морской пехоты, сухопутных войск и военно – морских сил, а также артиллеристы, чьи батареи были разбиты). Это все, чем располагал Коррехидор.

2–й и 3–й батальоны оказались привязанными к своим береговым позициям из – за угрозы высадки других японских десантов, а взводы 1–го батальона, которые не участвовали в контратаке, оказывали отпор десанту или пережидали интенсивный огонь японской артиллерии. Некоторые взводы понесли тяжелые потери. Резервные отделения прибыли на пополнение, но еще до наступления глубокой ночи потерь было больше, чем пришло новых бойцов. Один командир отделения доложил, что в его подразделении осталось лишь два человека.

Когда последние резервы – тщетная надежда – двинулись в атаку, солдаты были тяжело нагружены ручными гранатами и патронами, но они молча шли двумя колоннами с каждой стороны дороги южного берега от их лагеря через центральную часть острова, которая находилась под периодическим огнем противника, а затем через часть «Нижней стороны». Прежде чем туда спуститься, батальон в течение 15 минут удерживал заградительный огонь. Люди молча шли, наблюдая сцену «полного опустошения – тысячи воронок, изуродованные здания, перевернутые машины», и вошли в западный вход туннеля Малинта.

«Внутри было жарко, ужасно жарко, вентиляция оказалась настолько плоха, что было тяжело дышать».

В 4:00 генерал Уайнрайт получил последнее послание от президента Рузвельта из Вашингтона, заканчивавшееся печальными высокопарными словами:

«Вы и ваши преданные сторонники стали живыми символами наших военных целей и гарантии победы».

Штаб батальона располагался в восточном конце туннеля Малинта, и после совещания офицеров в 4:30 утра батальон вышел из туннеля, чтобы предпринять атаку.

Десантирование и проникновение японцев через позиции 1–го батальона привело к расчленению подразделений рот А и Б; некоторые из них оказались отрезанными силами противника в районе Киндли – Филдз и восточнее. Часть японцев в темноте проникла к Малинте. Американские подразделения оказались за линией японцев, а японские подразделения за линиями американских позиций. Солдаты стреляли и бросали гранаты, когда главные линии атаки сторон разделяло всего 30 ярдов. Сражающиеся в темноте сошлись так тесно, что, когда японцы вызвали артиллерийский огонь, он накрыл обе стороны; ракетницей противник подал сигнал, чтобы пушки замолчали.

Пока шла борьба за хребет, японские баржи, покачиваясь в Северном проливе, подходили к другим участкам берега. Пять или шесть из них подошли к окруженным с фланга и отрезанным солдатам Кэвалри – Пойнт. Чтобы встретить противника, у морских пехотинцев были только один пулемет калибра 0,30 мм и один 0,50 мм; они потеряли шесть пулеметов калибра 0,30 мм под японскими снарядами, а позиция их единственного 0,37–мм пулемета была разрушена. Но морские пехотинцы ликовали. В течение четырех месяцев они были на заднем плане, теперь у них появилась возможность проявить себя. Они бросали ручные гранаты на берег и обстреливали баржи фланкирующим огнем.

На северном берегу происходили и другие столкновения. Одна из 75–мм пушек еще действовала (она находилась далеко от района основных действий). Она взяла под обстрел японские десантные суда и несколько из них потопила. На рассвете враг добрался до Норт – Дока, где его поджидали проволочные преграды и заграждение из 21–й 500–фунтовой морской мины TNT, но оставшиеся артиллерийские батареи Коррехидора открыли огонь и отбили их атаку.

Японцы продолжали держаться за хребет, двигаясь к западу на Малинту от Киндли – Филдз, и, пока еще не рассвело, медленно пробирались вперед, оставляя за собой изолированные подразделения еще сражающихся морских пехотинцев.

Майор Вильямс и его составной батальон в последней попытке пошли в контратаку. Они двинулись взводными колоннами из Малинты. Это была последняя надежда.


Рассвет вставал над развалинами форта. На Коррехидоре не осталось ни одной целой тростинки; избитая земля измолота на мелкие части; бородатые люди с хмурыми лицами и кровоточащими ранами переползали из одной воронки в другую.

Подробности того, что произошло в ту ночь и рано утром на восточных склонах Коррехидора, мы никогда не узнаем, поскольку большинство людей, которые могли бы об этом рассказать, погибли. И даже те, кто остался в живых, видели лишь отдельные фрагменты боя: сражение шло дикое, злобное и ожесточенное.

Сначала в ходе контратаки удалось достичь некоторого успеха. Две пушки, одна из которых находилась в развалинах порохового склада, а другая – справа от дороги, ведущей к наблюдательному пункту Норт – Пойнт, сдерживали продвижение, но к 6 часам утра их уничтожили. Линия фронта передвигалась вперед при решительном сопротивлении противника. Но это длилось недолго. Тяжелые пулеметы открыли огонь из гнезда около водонапорной башни возле Мэйс – Пойнт. Двое из «старой гвардии» [24], очевидно старший сержант Томас Ф. Суини и сержант интендантской службы Джон Х. Хаскинс – морские пехотинцы от зубов до пяток, – взобрались на каменную водонапорную башню под огнем противника. Они бросали гранаты на вражеские позиции, несколько раз поднимаясь на башню и спускаясь с нее, чтобы пополнить боеприпасы. Они уничтожили пулеметное гнездо, но один из них погиб у подножия башни, а тело другого, сержанта – «одного из великих несломленных героев войны», – американские военнопленные, работавшие на Коррехидоре, еще долго наблюдали на верхушке башни.

Были и другие герои. Сержант, выполнявший «бумажную работу» в туннеле Малинты, получил разрешение на час оставить свои обязанности, собрал патрульную группу из клерков, переписчиков на машинке и телефонистов, взял один пулемет и троих снайперов, а по возвращении доложил: «Прошу прощения, сэр. У меня это заняло больше времени, чем я ожидал».

Линия фронта продвигалась вперед; она двигалась в крови и муках, но скорость ее замедлялась. Слишком дорогой была цена.

Рано утром 6 мая американцы «подверглись ужасному артиллерийскому шквальному обстрелу с Батаана и бомбардировкам и обстрелам высотных и пикирующих бомбардировщиков».

Японские снаряды падали повсюду; теперь, когда над дымящимися развалинами наступил день, бомбардировщики точечными ударами накрывали цели. На остров были доставлены пулеметы, мортиры и легкая артиллерия; враг прибывал тысячами. Убитым американцам не было замены, а за японскими солдатами стояли тысячи других на Батаане. Раненые заполнили боковые туннели Малинты, и часть их лежали под открытым небом, незащищенные от снарядов.

4–й батальон и подразделение майора Макса У. Шэффера были изрешечены огнем противника. Офицеров фактически не осталось. Лейтенант Бетель В. Оттер и младший лейтенант Уильям Р. Ллойд из военно – морских сил убиты; лейтенант Чарльз Б. Брук со страшной раной ноги лежал на ампутационном столе в Малинте; капитан Кельвин Чанн из батальона С–2 сухопутных сил ранен в живот; лейтенант Эдвард Н. Литтл, командир роты С американских военно – морских сил получил ранение в грудь, а младший лейтенант Эндрю У. Лонг из резерва офицерского состава военно – морских сил США ранен в руку. Погибло по меньшей мере 90 моряков, многие были ранены. А враги продолжали прибывать.

Точное число американцев, убитых в этом последнем сражении, неизвестно, но не меньше 40 погибших лежали на месте боя на Роке, в несколько раз больше ранено, а госпитальные туннели до отказа заполнили истекающие кровью люди.

Японцы сделали еще одну попытку десантироваться в районе Норт – Дока, но проволочные заграждения и отчаянный оборонительный огонь вынудили их отступить. Затем около 10:30 в действие были пущены японские танки; противотанковые заграждения были сметены, а у оборонявшихся не было противотанковых орудий.

Морские пехотинцы начали отступать на последний оборонительный рубеж перед Малинтой. Но бетонные траншеи нельзя было узнать – они были измолоты в куски артиллерийским огнем.

С Коррехидора начали поступать последние сообщения.

От военно – морских сил – от капитана К.М. Хойффеля: «Сто семьдесят три офицера и две тысячи семнадцать солдат военно – морских сил подтверждают свою верность и преданность своей стране, семьям и друзьям…»

Морские пехотинцы замолчали вместе со своими пушками.

Из армии – от рядового Ирвинга Стробинга, который выстукивал по рации из глубин туннеля Малинты слова, которые с замиранием сердца слушала вся Америка: «Они еще не подошли. Один Бог знает, чего мы ждем. Как насчет шоколада с содовой?.. Может быть, к полудню мы не выдержим, пока еще не знаем. Они бросают на нас снаряды и людей, и мы, может быть, не сможем выстоять. Они обстреливают нас быстрее, чем мы можем сосчитать…»

На изрытое и избитое поле боя на Коррехидоре продолжали падать снаряды, а морские пехотинцы все еще сражались, когда пришел приказ: «Выполняйте «Понтиак», выполняйте «Понтиак».

Это было кодовое название, означавшее капитуляцию. Приказ Уайнрайта поступил в 12 часов дня 6 мая 1942 года. Эта дата всегда будет вспоминаться с горечью и гордостью.

(В штаб – квартире на Батаане японский командующий генерал Хомма «стонал», когда слышал донесения о боевых действиях: «Боже мой, я провалил атаку».)

Решение о сдаче принял Уайнрайт, но полковник Сэм Ховард из морской пехоты согласился с ним, как согласился и полковник Дон Кертис, его способный заместитель, который до конца олицетворял собой несгибаемую силу. «Все основные ресурсы исчерпаны; противник проводит дополнительные высадки… боеприпасы в восточном секторе практически закончились, японские танки – в нескольких сотнях ярдов от туннеля Малинты, где лежат истекающие кровью раненые; воды мало». Уайнрайт думал об этих заложниках судьбы – там было более 1 000 раненых и 150 медсестер. Макартур сказал, чтобы ждали его возвращения, но он был далеко от 90 000 жизней и прибыл лишь через три года. С Коррехидором было все кончено.


На израненной земле и в развалинах того, что раньше называлось «Гибралтаром Востока», плакали морские пехотинцы – открыто и не стыдясь. В полковом штабе в Морском туннеле полковник Кертис приказал капитану Р.Б. Муру, адъютанту 4–го полка морской пехоты, сжечь полковой и национальный флаги. Капитан Мур вернулся с заплаканным лицом [25].

В средней и западной частях острова, где не шли сухопутные бои – батальоны береговой обороны морской пехоты оставались на позициях из – за угрозы нового десанта, – офицеры собрали своих солдат и беседовали с ними.

Психологическая и эмоциональная трагедия капитуляции, особенно для гордых морских пехотинцев, была мучительна [26]. Особенно для 2–го и 3–го батальонов, которые защищали берега центральной и западной частей острова, сдача была горьким финалом. В течение нескольких месяцев солдаты со стойкостью, рожденной дисциплиной, переносили все это, видели, как их товарищей разрывало на куски, видели постепенное разрушение крепости. Наконец, когда высадились японцы, у тех, кто все это переносил, появился шанс отомстить за все.

Но этому не суждено было сбыться. Японцы высадились на участке 1–го батальона, но угрозы новых десантов привязали солдат 2–го и 3–го батальонов к береговым позициям, которые они не покидали. Они почти совсем не стреляли. После внезапного завершения лишений, длившихся несколько месяцев, отупевшие от усталости, опустошенные депрессией люди теперь несли на себе свинцовый груз ужасного ощущения – в голове, в сердце и в желудке, – которое появляется при слове «капитуляция».

Капитан Уильям Ф. Прикетт сказал солдатам: «Я жил рядом с вами последние пять месяцев, и я полюбил вас всех – и горжусь вами, ужасно горжусь…»

Прикетт был подавлен.

Они зашвырнули затворы своих винтовок в залив, а затем, пока над головой летали снаряды и над Коррехидором клубился дым, помылись, соскребли бороды со своих напряженных лиц, натянули самую чистую форму и приготовились показать японцам, что такое гордость морских пехотинцев.

Стробинг продолжал выстукивать: «У нас осталось минут двадцать пять, и у меня неприятное ощущение в желудке. Я в самом деле подавлен. Они вокруг, стреляют по нашим пушкам. Каждую минуту приносят раненых. Парни, мы будем ждать от вас помощи. Я думаю, что это единственное, что мы можем делать. Генерал Уайнрайт правильный парень, и мы хотим его поддержать, но снаряды падали всю ночь, чертовски часто. Разрушения ужасные. Слишком много парней надо забрать… Все забито. Все кричат как дети… они складывают мертвых и раненых в нашем туннеле… теперь я понимаю, как должна чувствовать себя мышь, которая попала в мышеловку и ждет, когда придут парни и прикончат ее…»

На Коррехидоре развевались белые флаги поражения – был полдень.

Ключ продолжал отстукивать: «Меня зовут Ирвинг Стробинг. Передайте это моей маме. Миссис Минни Стробинг, Барби – стрит, 605, Бруклин, Нью – Йорк. Они могут сами за этим прийти. Свяжитесь с ними как можно быстрее. Я вас люблю: папа, Джо, Сью, Мак, Гарри, Джой и Поль, вся моя семья и друзья, Боже, благослови их всех, надеюсь, что они будут на месте, когда я вернусь домой. Скажите Джо, где бы он ни был, чтобы за нас отомстили. Люблю вас всех. Да благословит и поддержит вас Бог. Люблю. Подпишите моим именем и расскажите маме, как вы обо мне услышали. Не отсоединяйтесь…»

Снаряды продолжали падать. Башенные 14–дюймовые орудия форта Драм – крошечного «бетонного линкора», подчиненной позиции Коррехидора, продолжали стрелять за пять минут до конца. Это была одна из батарей на укрепленных островах, которая никогда не молчала. По Драму на острове Эль – Фраиль, представляющему помеху на входе в Манильский залив, в последний день было выпущено не меньше 1 000 снарядов, но его пушки не замолчали.

Но это не принесло пользы.

Земля на Коррехидоре еще тряслась; лампы в туннеле Малинты гасли или мигали при разрывах. В некоторых частях острова морские пехотинцы и солдаты сухопутной армии, поскольку они были стойкими солдатами, а приказы о сдаче до них не дошли, укрывались в окопах и траншеях и продолжали сражаться, пока не погибли.

Сообщения перестали поступать.

Коррехидор замолчал.


Эпилог был мучительным.

Когда Рок сдался, список жертв сражения не казался слишком большим, если принимать во внимание месяцы бомбардировок. Некоторые подразделения сил береговой обороны, состоящие из морских пехотинцев, понесли тяжелые потери в последнем коротком бою. Импровизированный 4–й батальон потерял примерно 90 % срочников военно – морских сил, а два морских офицера были убиты в бою во время безуспешной атаки 5–6 мая, и еще много других ранено. Усиленная штабная рота – часть резерва 4–го полка – уничтожена, а 1–й батальон, который принял на себя главный удар японской атаки, понес тяжелые потери. До 5 мая 31 морского пехотинца убило в боях (следует отдать должное глубоким окопам, пещерам и разбросу подразделений 4–го полка) и 43 погибли в последней жестокой схватке 5–6 мая. Десятки других были ранены, сотни вышли из строя из – за болезни и глубокого истощения. Всего за время осады погибло 600–800 солдат сухопутной армии, моряков военно – морских сил, морских пехотинцев и филиппинцев и более 1 000 ранено. Среди погибших – 70 филиппинцев, заживо погребенных под обрушившимися скалами и замурованных в пещерах и траншеях во время сильной бомбардировки.

Потери японцев никогда точно не подсчитывались.

Капитан 3–го ранга Томас Х. Хэйес из медицинского корпуса военно – морских сил США, полковой хирург, который умер в тюремном лагере, вел очень подробные медицинские записи. Он утаил их от японцев, скопировал и запрятал в разных местах Лусона. Копии позднее извлекли, и по содержащимся в них подсчетам, потери японцев при последней атаке составили около 4 000 человек. Полковник Стивен М. Меллник в «Коаст артиллери джорнал» написал, что 5 000 японцев погибло или утонуло и 3 000 ранено во время десантной операции. Однако эти цифры представляются завышенными, так как вряд ли японцы высадили на Коррехидор больше одного полка перед его сдачей. Хотя некоторые десантные суда были потоплены, все же маловероятно, что в них погибло 4 000 или 5 000 человек. 2 февраля 1946 года на суде над генералом Масахару Хоммой за военные преступления генерал – майор Сузуке Хоригути, старший медицинский офицер 14–й армии Японии во время сражения за Коррехидор, показал, что (только с 10 апреля по 7 мая) потери японцев составили 400 человек погибшими, 460 – ранеными и 50 000 – больными малярией, дизентерией и бери – бери. Этим данным, однако, нельзя доверять, особенно последним цифрам, поскольку Хоригути свидетельствовал в защиту Хоммы и пытался преуменьшить плохое обращение с американскими пленными, делая заявления, что в японской 14–й армии не хватало лекарств и медицинских средств для своих солдат, и еще меньше оставалось для пленных.

Цифры потерь японцев, вероятно, всегда будут противоречивыми, но можно сказать точно, что защитники Рока в последнем сражении наносили противнику большие потери, превышающие их собственные в 5—20 раз, и общие потери японцев выражаются четырехзначным числом.

Бесполезно рассуждать о том, что могло бы произойти на Коррехидоре 5–6 мая, если бы батарея «Денвер» удержала свою позицию на горном хребте или если бы генерал Мур и полковник Ховард наскребли еще 400 или 500 человек, чтобы бросить их против японцев. Нет сомнения в том, что одна из основных десантных высадок японцев в районе Норт – Дока была неудачной и японцы отбиты, многие их десантные суда потоплены, противник сильно потрепан во время сдачи, и озабоченность генерала Хоммы свидетельствовала об этих неудачах. Но представляется маловероятным, что в результате еще одной контратаки можно было бы очистить Коррехидор; даже при таком раскладе сил игра оказалась проигранной. Другая попытка высадки десанта почти наверняка увенчалась бы успехом, так как Коррехидор сильно пострадал от бомбардировок.

Описание жестокого обращения японцев с американскими пленными не задача настоящей книги. Это кратко выражает статистика. От 5 000 до 10 000 филиппинцев и, самое большое, 650 американцев погибли во время «марша смерти» от Батаана в лагерь военнопленных вскоре после капитуляции [27]. Тысячи других умерли в плену не сразу – от болезней, недоедания, жестокого обращения и отчаяния. Только треть офицерского состава 4–го полка морской пехоты (и приписанных военно – морских подразделений) вернулись в Соединенные Штаты, а доля выживших солдат была еще меньше. Большинство из них умерли как военнопленные. Военные заключенные жили так же плохо.

Однако следует отметить, основываясь на медицинских записях Хэйеса, что, как сказал лейтенант Эдвард Франсис Риттер – младший из медицинского корпуса военно – морских сил, худшее, как и лучшее, в человеке проявлялось в плену. Лейтенант Риттер сообщил об американских пленных (в общем, не конкретно о морских пехотинцах), что «в тюремном лагере дисциплина американцев была низкой; «эгоизм и жадность» проявлялись повсюду, и многие солдаты перестали следить за собой».

Но, однако, были люди, такие, как майор Франсис У. Вильямс из 4–го батальона, который умер военнопленным за несколько месяцев до окончательной победы. Они проявили такую же стойкость, и отвагу, и силу духа, какая отличала их в сражении.


Вокруг Коррехидора и Батаана создано много мифов.

На протяжении долгих месяцев кровопролития во Второй мировой войне сами их названия стали для американцев символами стойкости духа и выносливости, боевого мастерства и великолепного командования. Смелый побег Макартура в Австралию на торпедном катере и самолете и его обещание «Я вернусь» (выполненное через три с половиной года) взбудоражили воображение миллионов и дали стране символического героя в самые мрачные дни войны.

Мы приукрашивали действительность. Только после окончания сражений начали просачиваться факты о том, что всех вводили в заблуждение, сообщая о благополучной ситуации. Были и ошибки, и слабое военное планирование.

Полковник И.Б. Миллер, который командовал 194–м танковым батальоном, подразделением национальной гвардии, мобилизованным и направленным на Филиппины до начала войны, пытался рассеять некоторые мифы в почти незамеченной публикой книге, которую он издал после войны. Описывая то, что он называл «нашим фиаско на Филиппинах», полковник Миллер с горечью критиковал генерала Макартура, армию и страну.

«Генерал – майор Джордж Гранерт, – написал он, – был командующим Филиппинского департамента до того, как на военную службу призвали Макартура … Почему генерала Гранерта отправили домой?.. Потому что его военные планы обороны Филиппин резко расходились с планами Макартура … Гранерт был уверен в том, что нужно реально делать. Планы же Макартура оставались теоретическими».

Полковник Миллер в своей книге особо отметил провал в снабжении полуострова Батаан и задал ряд риторически нелицеприятных вопросов:

«Почему план «Оранж» (ВПО–3) не был осуществлен до 3 декабря 1941 года?

Что произошло с планами эвакуировать из портового района Манилы соответствующие запасы?.. Почему не привезли рис из… Кабанатуана?.. Почему питание на Батаане было урезано вдвое сразу после того, как войска отошли на полуостров?..» [28].

Полковник Миллер в своей книге поставил вопросы, которые несколько стряхнули позолоту с мифов, но на которые не даются конкретные или подробные ответы.

Однако их дала история.

Коррехидор и Батаан были обречены еще до начала войны:


1. Военные планы в Вашингтоне и на Филиппинах все время менялись.

Смещение Макартуром, с одобрения Вашингтона, акцента с «плана Оранж» – защиты Манильского залива – на оборону всех Филиппин критически осложнило подготовку материально – технического обеспечения и тыловой поддержки.

Существовало три противоречащих друг другу плана обороны островов – «Оранж», «Рэйнбоу–5» и планы Федерации Филиппинских островов, и ни одному из них до конца не следовали, когда пришла война [29]. Чрезмерная зависимость от филиппинской армии, которая существовала в основном на бумаге, и сильное преувеличение возможностей воздушных сил верховным армейским командованием способствовали поражению.

Макартур сделал слишком большую ставку на филиппинские «военно – морские силы» из торпедных моторных катеров, которые, как он надеялся, смогут воспрепятствовать высадке японского десанта. Когда началась война, было всего около двух торпедных катеров, сыгравших только отрицательную роль. Довоенная оценка Макартуром боевой значимости филиппинской армии, состоявшей из призывников, которых обучали пять с половиной месяцев, была намного выше, чем на самом деле, а его график мобилизации и обучения, очевидно, основывался на уверенности в том, что до 1 апреля 1942 года враждебные действия не начнутся. Время подвело Макартура, но в любом случае за шесть месяцев нельзя было значительно повысить общую боевую эффективность филиппинской армии.

На Филиппинах мы впервые обнаружили, и на это будет позже все время обращаться внимание, что эффективнее всего против наземных сил действует авиация и ее следует применять в большой массе и очень умело. Филиппины показали, что определение воздушной мощи было сложным и несколько бомбардировщиков за вычетом других элементов значили мало для боевых действий. Кампания также показала, что довоенный акцент военно – воздушных сил на бомбардировщики был чрезмерным, и для завоевания превосходства в воздухе нужны в больших количествах истребители. Выводы из этого урока полностью не были сделаны и в последующие годы войны.

Военный министр Генри Л. Стимсон позже высказался даже более сильно: «Стало очевидно (после начала кампании), что надежды предыдущей осени не могут быть исполнены; не может быть успешной обороны Филиппин воздушными силами; подготовка не была завершена; японцы оказались слишком сильны; но что более всего важно – не было должного понимания того, в какой степени воздушная сила зависит от других факторов, а не только от самолетов без поддержки» [30].


2. Разница в планах армии и военно – морских сил.

Когда армия перекинулась на оборону всех Филиппин, адмирал Харт с энтузиазмом запросил разрешение отложить предыдущие планы по перемещению его флота к югу и, вместо этого, сконцентрировать свой флот в Манильском заливе. Департамент военно – морских сил – в данном случае разумно – не принял это предложение; это свидетельствует о том, что военно – морские силы не поддерживали веры армии в то, что Филиппины можно было защитить. До 30 января на Филиппинах не было единого командования; в армии и военно – морских силах оно оставалось своим.

Планирование в военно – морских силах тоже не соответствовало реальной обстановке.

«Наше морское верховное командование, – написал адмирал Фредерик Шерман, – плохо понимало, что контроль на море зависел от воздушной силы авианесущих кораблей, а не от устаревших линкоров, которые были выведены из строя в Пёрл – Харборе…

В начале войны [у японцев] было десять авианосцев, у нас было только три в Тихом океане. Это неравенство сил, а не потеря наших линкоров, как считают многие, стало главным фактором, заставившим нас обороняться на начальном этапе войны» [31].

Обороне мешали личные трения и ошибочность боевых действий.

Высокопарные коммюнике Макартура, его заверения в том, что помощь его осажденным солдатам была на подходе, размещение его командного поста в туннеле Малинты на Коррехидоре и его фактический побег, а также присутствие в зоне военных действий (что противоречило его собственным распоряжениям) его жены, маленького сына и китайской няни – все это явилось причиной критики со стороны его собственных офицеров и солдат и не способствовало поддержанию морального духа. Фальшивые и обманчивые слова некоторых заявлений Макартура способствовали усилению неразберихи и порождению мифа словами, а не делами. Напряженные отношения и трения между армией и военно – морскими силами, возникшие частично от столкновений личных амбиций (в частности, Макартура и Сузерлэнда и адмирала Харта [32]), частично от столкновения планов, также добавляли проблем обреченной обороне, пока командование не принял генерал Уайнрайт.

Общий провал обороны стал результатом не только малой эффективности филиппинской армии, но и неэффективности военно – морских и военно – воздушных сил США. Фактически в 1941–1942 годах оборона Филиппин была невозможна без создания превосходства на море и в воздухе. Как показали позже военные действия, позиции на островах, лишенные морской и воздушной поддержки, могли быть полностью подавлены или преодолены и оставлены засыхать на корню. Принимая во внимание недостаточную подготовленность Америки 7 декабря 1941 года, можно сказать, что падение Филиппин было неизбежно.

Но мало кто мог предположить, что японцы смогут высадиться на архипелаге, там, где они хотели, не понеся каких – либо серьезных потерь от атак с моря или с воздуха. Американская мощь на островах была фактически уничтожена неожиданной воздушной атакой через девять часов после того, как была получена новость о Пёрл – Харборе. А 29 подводных лодок Азиатского флота, которые на бумаге представлялись грозной силой, фактически не повлияли на высадку японских десантов и потопили лишь три небольших единицы атакующих сил [33]. Наземные силы Азиатского флота, которые, как считало большинство американцев, должны славно погибнуть, защищая Филиппины, вместо этого отошли в соответствии с приказом к югу, а позже фактически были уничтожены при тщетной попытке защитить Малайский барьер и Индонезийский архипелаг. А на суше американские силы на Филиппинах численностью 140 000 человек, которые превосходили силы японцев, были полностью разбиты, а американское оружие потерпело свое крупнейшее в истории поражение.

Однако настоящая доблесть была.

Батаан и Коррехидор остались скалой, медленно омываемой поднимающимся приливом японского завоевания после падения (15 февраля) считавшейся неприступной крепости Сингапура, а Малайя, Борнео и Сулавеси были опустошены противником. В начале февраля отражение японского наступления на рубеже Багак – Орион нанесло ощутимый удар по моральному настрою японцев и их способностям; как позже засвидетельствовал генерал Хомма, 14–я армия Японии была «в очень плохой форме». Японцы планировали завершить завоевание Филиппин к середине февраля, но силы на островах полностью сдались только к 9 июня, четырьмя месяцами позже. Генерала Хомму, который конечно же никогда не был великим командующим, отослали на второстепенные участки фронта до конца войны; он никогда больше не был активным командующим. А после войны за временную победу заплатил военным трибуналом. Американский трибунал вменил ему в вину «марш смерти» на Батаане и жестокое обращение с пленными, а 3 апреля 1946 года он был убит расстрельной командой в Маниле, в городе, который так быстро завоевал в 1941 году.

Истинная слава Батаана и Коррехидора не принадлежит ни Макартуру, ни Уайнрайту – ни одному человеку. Она принадлежит тем, кто был верен и хорошо сражался; в некоторых подразделениях таких было мало, в некоторых – много. Она не принадлежит исключительно армии, флоту или морским пехотинцам, а принадлежит профессионалам – основе всех родов войск, которые делают так много, имея так мало. Они выиграли время; они вынудили японцев усилить части Хоммы людьми и самолетами, на которых раньше не было расчета; они удерживали Манильский залив в течение пяти долгих месяцев, как давно предусматривали планы «Оранж», и они стали «живыми символами наших военных целей и гарантии победы», как сказал президент Рузвельт генералу Уайнрайту перед капитуляцией.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх