К. Ботмер

Дневниковые записи

19 апреля (1918 г.).

Около полуночи наш поезд специального назначения отошел от станции «Зоологический сад». Несколько недель подготовки и ожидания в Берлине дали неожиданную, но желанную передышку. Переговоры с русским правительством об установлении дипломатических отношений постоянно отодвигали отъезд. Поначалу не было даже ясно, едем мы в Петербург или в Москву. Решение в пользу Москвы мне было больше по душе, ведь именно там сердце России. Столица же на Неве мало чем должна отличаться от других крупных европейских городов.

К отъезду на вокзале собралось пестрое общество. Для меня почти все незнакомые лица. Дипломатическая миссия Германии, турецкая дипломатическая миссия с офицерами по делам о военнопленных. Главная комиссия военного министерства по обмену и попечению о военнопленных под руководством капитана Милеки, поверенный военного министра майор Геннинг, с которым мы вместе провели годы в военной академии и генеральном штабе. Все эти службы включали многочисленный конторский персонал, в большинстве своем, из офицеров и рядового состава. Здесь я впервые познакомился с шефом нашей миссии, графом Мирбахом[1]. Уже первое впечатление подсказывало, что для представления Германии в сложнейших для нее условиях был выбран человек незаурядных способностей.

Долгая стоянка в Кутно, затем — поля сражений осени 1914 г. и зимы 1914-15 гг. В памяти оживали воспоминания. С трудом был тогда 9-й армией остановлен натиск русской военной машины; для окончательной победы потребовалось еще три с половиной года[2]. Я не смел и мечтать, что однажды для меня найдется применение в столице нашего восточного врага еще до заключения всеобщего мира. С радостью был встречен мною приказ, согласно которому я отзывался из командования Бём-Эрмолли в восточной части Галиции и назначался представителем Верховного главнокомандования сухопутных войск при германской миссии и смешанных комиссиях и полномочным представителем начальника полевого управления железных дорог для обеспечения обмена военнопленными. Передо мной открывалась перспектива интересной, богатой впечатлениями работы. Меня обрадовала возможность на месте ознакомиться с коммунистическим государством, известным мне до сих пор по его обращениям по радио «Всем, всем, всем…» сообщениям газет и собственным моим беглым наблюдениям в Западной Украине, страной, представлявшейся дикой, но интересной, загадочной и устрашающей.

20 апреля.

Восьмичасовая остановка в Брест-Литовске. Обед у главнокомандующего Восточным фронтом принца Леопольда Баварского. Разговоры о русских, их позиции на мирных переговорах.

21 апреля.

Барановичи — переход на русские железнодорожные пути. Поезд, присланный из Москвы, весьма приличный. Даже с двумя салон-вагонами для глав миссий. Вагон-ресторан без посуды и обслуживания, довольно запущенный. Благодаря пианино он быстро стал излюбленным местом развлечений для нижних штабных чинов. Мой славный и надежный денщик, солдат ландвера Шмидт, со дня отъезда изменился до неузнаваемости: теперь он носил выданную ему гражданскую одежду, исчезла борода, давшая ему из-за сходства с нашим фельдмаршалом кличку «Гинденбург»[3]. Не явился ли этот шаг отказа от предмета его постоянной гордости следствием моего, сделанного в шутку несколько дней назад замечания, что в Москве его могут принять за Гинденбурга и отнестись с недоверием?

22 апреля.

Товарная станция в Орше — последний пункт на территории, находящейся в руках Германии. И, наконец, после более чем трехдневного пути — пассажирский вокзал Орша на территории советской республики. Наш поезд тут же был взят под усиленную охрану латышских красных стрелков, присланных сюда Москвой. У каждой двери проходных вагонов поставлен часовой. Они производят весьма неплохое впечатление. В этом нет ничего удивительного — они относятся к отборным войскам. Наблюдая за происходящим на перронах, необходимость в такой охране нельзя считать излишней. После того, как продвижение наших войск было остановлено, в Оршу со всех концов России стекаются все, кто стремится попасть в Польшу, Литву, Белоруссию и Германию.

Здесь возникли целые поселки из наспех сколоченных сараев и дощатых палаток, где в ожидании возможности перехода на другую сторону через цепь постов скопилось множество народа — представителей всех национальностей западной части России и, в первую очередь, немцев — возвращенцев, которые относились к числу лучших и особо прилежных граждан их новой родины.

В то время как мы с учетом тяжелого положения в стране с продуктами питания и опасности проникновения враждебных элементов стремимся осуществлять обмен с проверкой мотивов, побуждающих людей покинуть страну, Россия, прежде всего, пытается препятствовать недозволенному вывозу ценностей и драгоценных металлов. Недостаток в силах охраны с нашей стороны, продажность и произвол на другой стороне являлись причиной частых ночных переходов границы, и с этой опасностью нельзя было не считаться. Скопление тысяч беженцев неизбежно усложняло проблемы с продуктами питания; как следствие — ростовщичество, воровство и грабежи. Появились всякого рода темные личности, наживающиеся на войне, стрельба и насилие стали нередким явлением.

Представители всех этих групп, красногвардейцы и бывшие солдаты, лихой люд со всех концов России и Азии, протискивались и обступали наш поезд. Одичалый вид, косматые головы и неопрятная одежда кажутся сопутствующим явлением свободного и «красного» образа мышления, вторая половина дня — вокзал в Смоленске. Та же толчея, что и в Орше, но не столь многолюдная. Мы сидим в зале ожидания, окруженные сотнями любопытных, по-детски несколько бесцеремонных, но не враждебных людей. Город, расположенный на нескольких холмах над Днепром, с его древними стенами, мощными круглыми башнями и старым Кремлем, живописен и своеобразен.

23 апреля.

Близится конец нашего долгого пути. Поездка дала нам возможность в какой-то мере ближе познакомиться с участниками этой экспедиции, позволила лучше уяснить наши цели и намерения и, главным образом, понять, что, по крайней мере, до сих пор у нас не было четко очерченного курса. А впереди — политическое неведение. Помимо уже перечисленных лиц и миссий в нашем эшелоне находились представитель имперского почтамта Кольсхорн, ставший позднее депутатом Рейхстага, офицеры радиотелеграфной службы и включенный в состав нашей миссии господин Редерсон, который в течение нескольких лет был представителем северо-германского общества морского страхования и судоходства в России, затем служил в этом же качестве в Будапеште и теперь, благодаря своему опыту, должен был помочь нам в организации вывоза наших военнопленных.

24 апреля.

Вчера в первой половине дня прибыли на Александровский вокзал, заполненный толпой любопытных; относительный порядок поддерживался отрядом красногвардейцев. Нас встречал шведский генеральный консул Аскер, представлявший здесь до сир пор наши интересы и пригласивший тут же графа Мирбаха к себе на завтрак. Значительно позже появился и приветствовал нас довольно молодой несколько непрезентабельного вида представитель советского правительства. От самой Орши нас уже сопровождал один из его коллег — любезный и обходительный молодой человек, сообщивший, что он и впредь будет опекать нас и докладывать властям о наших требованиях и пожеланиях в вопросах хозяйственного обеспечения.

Пока же все наши пожелания выполняются безукоризненно, уже на вокзале несколько журналистов пытались получить от нас материал для сенсационных сообщений. Мы разместились в доме Берга в Денежном переулке, выходящем на Арбат, одну из крупных транспортных улиц, ведущих из центра города к внешнему кольцу бульваров. В нескольких соседних домах были размещены (частично временно) те, кто непосредственно не входил в дипломатическую миссию. Через несколько домов от нас находится французская военная миссия; ее многочисленные унтер-офицеры и солдаты (не снимающие мундиров) слоняются по улице, глазеют в наши окна, наблюдают, как мы входим и выходим из дома.

Дом Берга — огромный, еще довольно новый, построенный богатым сахарным королем Бергом. Его вдова с многочисленными детьми должна была срочно освободить свой дом, что она сделала, как говорят, охотно, так как его новое предназначение защищало ее имущество от коммунистической практики конфискации. Наш дворец, вполне заслуживающий такого названия, кроме нескольких залов и многочисленных помещений для прислуги, насчитывает еще не менее 30 комнат. Обстановка и интерьеры очень дорогие, отдельные вещи даже красивы, однако общий стиль не выдержан, не чувствуется особого вкуса, хотя ясно, что выбор делался без ограничения средств. В обстановке не хватает гармонии; на фоне дорогих предметов видна явная безвкусица.

В городе спокойно, если не считать случающихся довольно часто, в основном ночью, перестрелок и грабежей. Вчера вечером в дипломатическую миссию были приглашены шведы, в том числе и занимающиеся вопросами попечения о военнопленных. Состоялся своего рода банкет, организованный с помощью гостиницы, поскольку мы сами еще, естественно, не устроены. Великолепный обед прошел в смежной комнате, стоя, предваренный по русскому обычаю закуской. Были деликатесы, конечно же, икра, давно забытые в блокадной Германии.

Сегодня в первой половине дня граф Мирбах вручил в Кремле верительные грамоты председателю Центрального исполнительного комитета Свердлову[4] и председателю Совета народных комиссаров Ленину[5] (соответствует примерно президентам и премьер-министрам других государств).

25 апреля.

Вчера вечером совершили длительную ознакомительную прогулку до Кремля, посетили Спасскую церковь. Повсюду следы прошедших уличных боев. Отдельные дома изрыты оспой пулеметного огня. Во второй половине дня — первые переговоры между нашей Главной миссией и отделом «В» шведского Генерального консульства о передаче дел по обмену военнопленными и снятого для этой цели прекрасного дома в Леонтьевском переулке.

Шведскую организацию в Москве возглавляет член парламента Бострём — энергичный аристократического вида человек, много сделавший для решения наших проблем. Связанные с попечением о военнопленных огромные расходы несла, естественно, Германия. Затем состоялась еще одна беседа с крупным купцом, российским евреем, ранее совершавшим многочисленные торговые сделки с Германией. Речь шла о положении на железных дорогах и о возможности переправки наших военнопленных на родину речным транспортом. Картина, которую он обрисовал, довольно неутешительная. Дезорганизованность и разброд во всем. Дух предпринимательства сковывается к тому же проводимой экспроприацией и так называемой национализацией.

За несколько дней до нашего прибытия в Москве правительством была проведена акция против анархистов, несколько сотен человек были арестованы. Такие акции направлены против тех лиц, анархизм которых выражается лозунгом «Грабь награбленное!», и тех, кто действительно грабит кассы магазинов, склады, частные квартиры, а по ночам — прилично одетых прохожих. С этими акциями связывают надежду существенно повысить общественную безопасность. Похоже, что это, действительно, серьезное намерение правительства Советов, которое такими мерами пытается решительно укрепить свою власть. Преследование анархистов сопровождалось все новыми и новыми обысками многих частных квартир в поисках оружия. Как полагают, это был удобный случай ослабить правые силы, еще более разоружить их.

Наш собеседник — представитель московской буржуазии — примерно следующим образом обрисовал положение правительства и его противников. Буржуазия настроена крайне враждебно к новому правительству, но в ней разброд, отсутствие единства, ей не хватает, в первую очередь, энергичности и мужества, оба эти качества присущи вождям большевиков и лидерам социалистов-революционеров (эсерам). Их сила, их победа и удержание ими власти объясняются прежде всего ошибками и нерешительностью оппозиции. Большевики все ближе приближаются к цели овладения всем оружием, и внутренний переворот с каждым днем становится все менее возможным. Теперь русские, не добившись многого от идей панславизма и военных завоеваний, во всем надеются на Германию. Во многих отношениях недоволен также пролетариат, потому что условия жизни с каждым днем становятся хуже. Государство будущего с хлебом и зрелищами заставляет себя слишком долго ждать. Но массы еще надеются, что время крутого перелома придет, им лестно сознавать себя самодержцами всех россиян, они приветствуют акции мести бывшим господам и имущим. «Власть правительства пошатнется, если его лишить всех автомобилей», — это мнение человека, хорошо знающего ситуацию в Москве и Петербурге. В этих словах немало истины, поскольку современный военный автомобиль, аналогичный применяемым в наших боевых действиях, усиливает действия военных отрядов, производит устрашающий эффект постоянного нарастания силы во всех частях города. В качестве резерва патрульных отрядов в ряде казарм, например, в Александровском военном училище возле Кремля, где мы это могли видеть своими глазами, стоят крупные части с большим количеством автомобилей.

Мы ходим по городу совершенно свободно, под наблюдением ли — покажет время. Можно предположить, что по русскому обычаю тайная полиция и соглядатайство, во всяком случае, должны процветать не меньше, чем в старой России, и что нас по возможности стараются не упускать из виду хотя бы потому, что их интересует, кто ищет с нами контактов. Такой интерес с точки зрения властей можно считать оправданным. В газетах высказывают удивление по поводу того, что немецкие офицеры не носят форму. Но следовало бы, в первую очередь, отдать должное победителю за то, что он обладает чувством такта и щадит чувства побежденного. Представители миссий Антанты, естественно, в мундирах — ведь еще до недавнего времени они были представителями союзных государств. И, кроме того, будь мы в форменной одежде, мы вызывали бы излишнее любопытство и даже недружелюбное отношение.

Еще перед отъездом я принял твердое решение, несмотря на свой непоколебимый консерватизм, основанный на традициях и внутреннем убеждении, быть как можно объективнее в оценках РСФСР. Факт насильственного переворота, даже при поверхностном знакомстве с развитием событий внутри страны, особенно после войны с Японией, учитывая прогнившую систему и политическую близорукость прежнего правительства, не был неожиданностью. Несмотря на категорическое отрицание насильственных переворотов, вряд ли можно упрекать народ (которым правили таким образом, что он был втянут в преступную агрессивную войну и испытал затем период поражений) за то, что он последовал призыву к так называемому освобождению. Стихийные бедствия можно считать несчастьем, но их нельзя называть бессмысленными. Поэтому я совершенно не буду касаться причин и способов прихода к власти Советов.

Для меня на ближайшее время важно найти ответ на следующие вопросы: удалось ли новому правительству создать для огромной массы российского народа более свободные и счастливые условия жизни, стремится ли оно хотя бы к этому и рассчитывает ли добиться этой цели? Руководствуется ли коммунистическое правительство благородными и высокими целями? Действительно ли слова «Свобода, равенство, братство» — лозунг, а не пустая фраза руководителей, нравственность которых не выше нравственности царского двора и его окружения? Если ответ на поставленные вопросы будет в пользу соратников Ленина и Свердлова, то было бы глупо и несправедливо не отдать должного тому новому, что здесь происходит.

26 апреля.

Погода ото дня на день лучше. Москва славится своими великолепными веснами. В отличие от Петербурга, город вообще считается здоровым и не подверженным эпидемиям. Вчера во второй половине дня состоялась первая официальная встреча с русскими властями в комиссариате по делам о военнопленных и демобилизации во дворце князя Щербатова на Новинском бульваре. Первое интересное знакомство с итогами переворота, когда не перестраивается уже существующее, а хотят все создать заново и обойтись при этом по возможности без чиновников старой школы. Никто ничего не знает. Нас направляют от одного служащего к другому. Повсюду множество чиновнического люда, в большинстве своем-молодежь, проводящая время в разговорах и бездеятельности. Везде толчея — рабочие, солдаты, просители разного рода.

Наша первая беседа с уполномоченными комиссарами прошла гладко и оставила впечатление, что, по крайней мере внешне, они проявляют добрую волю. Даже при всех наших наилучших намерениях, которыми мы хотели бы руководствоваться в ожидании встречных доказательств таких же намерений, неопытный и недисциплинированный управленческий аппарат будет довольно часто буксовать, и нам предстоит преодолеть действительно серьезные трудности.

Я хотел бы коротко обрисовать нашу ситуацию, чтобы была понятна предстоящая работа в смешанной комиссии по делам военнопленных, которой предстоит продолжить начатые в Петербурге во время перемирия переговоры в соответствии со ст. 17, пар. 4 Дополнения к Брестскому договору, которые были прерваны в результате нового наступления. Тогда в Бресте во всех вопросах, касающихся обмена военнопленными, мы предоставили другой стороне полное равноправие. Особого права мы требовали по параграфу 1, касавшемуся допуска немецких комиссий по делам военнопленных к военнопленным на всей территории России.

С нашей стороны планировалось обойти молчанием одно ограничение, которое диктовалось ситуацией и которое мы хотели бы включить соответствующим образом в договор. Этого требовал и Геннинг — представитель военного министерства в Бресте. Однако после подписания договора вопрос был положен под сукно министерством иностранных дел. Речь идет об освобождении полутора миллионов русских военнопленных, крайне необходимых Германии в качестве рабочей силы, до заключения всеобщего мира. Поскольку Россия 3 марта в Бресте поставила свою подпись без каких-либо дебатов, чтобы только остановить наше наступление, было бы проще всего внести этот вопрос в Дополнительный договор в нашей трактовке. Учитывая отношение России к ее бывшим союзникам, требовалась, конечно, такая формулировка, которая исключала бы подозрение или, по крайней мере, возможность официального упрека за нарушение нейтралитета. Отсутствие у нас технической возможности одновременно обменять в России в пятнадцать раз большее число военнопленных в момент, когда мы вели тяжелые бои на западном фронте, толкало нас на самый легкий путь, а именно гарантировать противной стороне как можно более скорое возвращенние всех военнопленных, но предварительно закрепить принцип обмена «транспорт на транспорт».

Мы могли бы определить в договоре окончательный срок выдачи всех немцев, находящихся на территории правительства Советов. В интересах наших соотечественников можно было бы также гарантировать возврат определенных территорий Белоруссии, если бы мы располагали определенными цифровыми данными о пленных. В Берлине и в Верховном главнокомандовании полагали, что переговоры о сроках выдачи военнопленных будут сложными. Об этом мне было передано в устных указаниях, и прежде всего такое заключение можно было сделать из последней беседы у военного министра в день отъезда. Как было сказано, эти подводные камни в свое время можно было легко обойти. Для Австро-Венгрии, потерявшей гораздо больше пленными, чем взявшей в плен, такой проблемы не существует.

28 апреля.

Вчера во второй половине дня в народном комиссариате по иностранным делам нас, членов смешанной комиссии — генерального консула д-ра Вендшух (представителя министерства иностранных дел), Геннинга, Милеки (от военного министерства) и меня (от Верховного главнокомандования) — сначала повели к Радеку[6] в отдел стран центральной Европы. Было небезынтересно познакомиться с этой знаменитой своеобразной личностью. До войны Радек бывал в Германии, по каким-то причинам был исключен из нашей социал-демократической партии[7]. Его настоящая фамилия Собельсон, он чешский еврей[8]; безбородый, худощавое лицо, умные, но всегда беспокойные глаза с неуверенными, бегающим зрачками. Радек известен как умелый и страстный агитатор, выступающий за дело коммунизма, прежде всего за распространение революции в Европе и в первую очередь в Германии. Он занимает важное положение в руководящих кругах, особенно в комиссариате по иностранным делам.

В нашу делегацию входят, кроме упомянутых лиц, еще крупный торговец из Гамбурга Петерсон без полономочных прав, как представитель Красного креста (член Главной комиссии), и лейтенант Крюгер в качестве переводчика и секретаря.

Заседание было начато в 5 часов, его открыл Радек, который затем покинул его. Председатель заседания д-р Гиллерсон[9], еврей, во время войны — военный врач, персона энергичная и значительная, как партнер по переговорам требует к себе самого серьезного отношения.

Участники: профессор Исаев, типично русское явление, такими представляются мне отдельные фигуры по романам Достоевского. Я полагаю, что он принадлежит к тем людям, которые, действительно веря, что служат святой идее, отдались делу коммунизма. Хотелось бы спросить его, как он относится к кровавому террору против всех инакомыслящих. Д-р Ленский[10] и господин Навашин. Последний в дебатах, похоже, искусен и пылок, наверное тоже еврей, все выступающие говорят на родном языке, затем все переводится либо самим выступающим, либо переводчиком.

На первом заседании предполагалось сначала определить собственно регламент, но русские сразу же начали со своих просьб. Их первая просьба касалась допуска русских комиссий по попечению о военнопленных в Германию, аналогично тому, как это по ст. 17, пар. 1 Дополнительного договора было принято для нас. Подобная односторонность была хорошо продуманной; мы знали и знаем, что такого рода комиссии займутся, в первую очередь, большевистской агитацией среди русских военнопленных, а, главным образом, среди немецкого населения, что они станут вспомогательными отрядами и штурмовыми группами наших независимых[11].

Для наших вполне нормальных условий такое попечение излишне, но для русского «шабаша ведьм» оно имеет большое значение. Нарушение подписанного семь недель назад договора, естественно, исключается. Жалобы Гиллерсона и Навашина на положение военнопленных в наших лагерях и связанные с этим требования показывают, что переговоры не всегда будут проходить гладко.

Вечером ужин у шведского генерального консула, своего рода официальный прием. Присутствуют руководители шведской комиссии по делам о военнопленных, офицеры и очень симпатичный датский генеральный консул фон Хаксхаузен. Очень приятный вечер. Несколько удивило, что принимавший нас шведский консул Аскер в своей приветственной речи очень тепло отозвался о заслугах Соединенных Штатов, которые до разрыва отношений представляли в России интересы Германии и ведали вопросами обмена военнопленных. Благодаря тому, что США и Германия — противоборствующие стороны и из-за враждебности к Вильсону[12] со стороны немцев, этот эпизод вызвал некоторую досаду. Может быть, Аскер, известный горячий сторонник Лиги Наций, просто пытался перебросить мостик между двумя народами. Возвращаясь домой, мы слышали стрельбу и один раз были остановлены патрулем красногвардейцев.

29 апреля.

Здесь надо быть постоянно готовым к тому, что к нам могут явиться агенты, провокаторы. Советская власть немедленно возродила, хотя и в несколько измененной форме, но, по меньшей мере, в том же масштабе и с еще большей бесцеремонностью столь ненавистную «охранку» (тайную полицию). Все, что делается для осуществления надзора, шпионажа и террора, исходит от организации столь же зловещей, как испанская инквизиция — Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Взяточничество продолжает процветать, пусть и не в таких масштабах, как в старой России. К сожалению, и мы после четырех военных лет не можем в этом отношении гордиться положением у себя в стране и с превосходством смотреть на нашего восточного соседа.

Вечером наши члены смешанной комиссии долго обсуждали тактику на предстоящих переговорах. Предстояло выяснить и уладить значительные противоречия во взглядах. В ближайшие дни нам предстояло открыть свои карты русским в вопросе обмена военнопленными по принципу «транспорт на транспорт». Если это требование не будет принято, то мы уполномочены временно прервать переговоры, с тем, чтобы оказать нажим из более высоких инстанций.

Дипломатическая миссия против использования этих полномочий. В нашей комиссии также мнения разделились. Есть и такое мнение, что по возможности следует как можно дольше скрывать свои намерения, лавировать, попытаться вызволить большую часть наших военнопленных обходным путем. Я в этих дебатах поддерживаю Геннинга, который за открытые переговоры, иначе мы попусту потеряем время.

Сначала следовало бы посмотреть, как обстоят дела у русских, после чего при необходимости можно будет, где надо, оказать определенное давление. На первое время, учитывая транспортные условия, можно быстро подготовить к отправке достаточное число военнопленных.

Предстояло также обсудить другие вопросы, в первую очередь касающиеся политической агитации и обращения с пленными.

30 апреля.

Состояние дел у русских… Вчера за поддержкой обратился к Мирбаху бывший русский пехотный генерал. Он появился во фраке, с большой орденской лентой и множеством звезд. Насколько тяжелым должно было быть его положение, насколько бедственным! Не исключено, что он в свое время был приверженцем панславизма.

Вчера снова состоялось заседание. До его начала немецкая делегация была представлена посланником господину Чичерину[13]. Нарком иностранных дел — представитель старой школы, дворянского происхождения, его мать — баронесса Мейендорф. Чичерин был императорским советником миссии. Был ли он приверженцем коммунистических идей еще до революции, мне не известно. Он был приглашен на этот пост в основном потому, что требовался человек сколько-нибудь владеющий международными формами дипломатии и, главное, чтобы его именем прикрыть фактических закулисных руководителей политики — Ленина, Радека и Карахана[14].

В принципе, Чичерин, должно быть, порядочный и доброжелательный человек. Внешне он не очень приметен; оставляет впечатление болезненного, несколько робкого школьного учителя, который рад, когда его оставляют в покое. Аморфность в функционировании аппарата поражает на каждом шагу. То, что среди «товарищей» отсутствует субординация в том виде, в каком она была присуща старому чиновничьему государству, вполне понятно. Но можно ожидать, что трудности в работе центрального органа заставят еще ограничить право каждого юного писаря и машинистки на равноправие и на возможность бесцеремонно вступать в словопрения. Но об этом позже.

Я думаю, что дипломаты старой школы, такие, как, например, граф Мирбах, должны испытывать смешанное чувство ужаса и юмора, когда вместо торжественного объявления, вместо сопровождения слугой в ливрее или тем более элегантными дипломатами, молодой человек еврейского типа и весьма сомнительного вида говорит: «Господин Чичерин просит входить», когда уже во время беседы к наркому приходят время от времени, без стука и не спросясь, товарищи с какими-то вопросами и пожимают при этом всем присутствующим руку.

На заседании русские непосредственно начали с критики, с их теоретического права на возвращение 1 500 000 пленных при одновременном возврате наших 80-100 тысяч. Удалось достичь обоюдного согласия в отношении начала вывоза военнопленных, не дожидаясь принятия окончательных решений по частным вопросам. Затем было принято мое предложение о том, что подкомиссия в дни, свободные от заседаний, проработает без решения каких-либо политических проблем технические детали, связанные с транспортом. С русской стороны эти переговоры будет вести уже известный мне господин Белопольский[15].

Переговоры будут проходить в комиссии по делам о военном транспорте. Мне в помощь предоставлен господин Редерсон. У нас создалось впечатление, что господин Гиллерсон и его люди руководствуются не только справедливым желанием ускорить возвращение русских, но что под этим скрывается также цель по возможности замедлить прилив в нашу страну свежих сил, находящихся пока в плену у русских. В длинных и зачастую страстных речах уже приводятся благородно звучащие мотивы — «обязательство соблюдения полного нейтралитета». Всюду, где работают правительственные учреждения и живут рабочие Москвы город украшается к Первомаю, который должен быть отпразднован по-особому. Сегодня в моем кабинете в Главной комиссии меня атаковал журналист. Я сказал ему: «Немецкие солдаты не занимаются политикой. Напишите, что мне нечего сказать, так как немецкие офицеры к прессе глухи». На сегодняшнем заседании русская делегация была усилена. Помимо прочих присутствовали господин Френкель — тщеславный молодой еврей, постоянно играющий золотыми браслетами и рисующийся своими ухоженными пальцами, и очень приятный д-р Жданов — известный юрист, некоторые из работ которого были опубликованы и в Германии. Последний будет в дальнейшем постоянно участвовать в работе как представитель красного креста.

1 мая.

Нам дали понять, что сегодня днем по возможности лучше оставаться дома, чтобы избежать возможных неприятностей в связи с демонстрациями, «воодушевлением» и страстным увлечением масс празднуемой идеей мировой революции и всеобщего братства. Сколько русских празднуют сегодня победу социализма с искренним убеждением и твердой уверенностью в том, что наступила эпоха счастья?

В этих записях мне, наверное, не раз придется упоминать о существующих в России внутриполитических течениях. Поскольку газеты не дают четкого представления о происходящем в России, для тех, кто раньше мало ею занимался, для читателей моих дневников будет поэтому целесообразно дать отправные точки.

О многопартийной жизни при диктатуре пролетариата не может быть и речи. Деятельность любых буржуазных группировок официально запрещена. Их пресса почти полностью исчезла. Если она еще и может где-то прозябать, то на фактическую оппозицию она не решается.

Наибольшим преследованиям подвергаются, само собой разумеется, все сторонники монархических идей и консервативного мировоззрения. Группы такого толка различных политических оттенков существуют. Но к достаточно крупной партии можно отнести лишь остатки партии октябристов. Ее влияние и значение утрачены. Они могли бы снова появиться на сцене, не будь власть в руках большевиков. Лидером этого крыла является, по-видимому, бывший министр Кривошеий[16], скрывающийся, как говорят, в Москве. После революции у них пробудились симпатии к Германии в надежде получить от нее помощь.

Вообще-то, в консервативных кругах до войны и с ее приходом было немало действительных приверженцев традиционной дружбы между Германией и Россией. Буржуазное левое крыло представлено в основном партией кадетов (конституционных демократов), лидер которых, Милюков[17] (в настоящее время находится на Украине), будучи депутатом Думы, был одним из главных действующих лиц в Февральской революции 1917 года.

Как известно, попытка кадетов удержаться на поверхности мутных вод революционных событий окончилась быстрой неудачей, так как сила всегда на стороне тех, кто не ограничивается половинчатыми решениями. Как и у нас, буржуазные демократы, направляемые учеными и теоретиками, не способны к практическим действиям. Подвергнув беспощадной критике и отрицанию свершившееся, они предприняли попытку при поддержке левых сил своих соседей сыграть роль ведущей партии, которая кончилась полным и вполне заслуженным провалом.

В кабинете Керенского[18] кадетам принадлежало несколько портфелей министров. Так, Милюков был министром иностранных дел. Партия кадетов всегда была враждебно настроена к немцам. Сегодня она лишь объект внутренней политики, которая мало чем отличается от политики террора. Против собственной воли либерализм был поставлен в те же условия, что и остальные буржуазные партии. Несмотря на то, что для различных направлений буржуазных партий складывалась серьезнейшая ситуация, они все же не помышляли о единстве, отказавшись от всего того, что их разъединяло. Среди крайне правых и левых сил кадетов происходит размежевание, с одной стороны, и смешение ранее разделявших их направлений — с другой.

В русской социал-демократии в 1903 г. произошел раскол на большевиков и меньшевиков. Цели и тех и других сначала были одинаковыми, различными были только пути их достижения. Большевики отказывались от сотрудничества с буржуазными партиями, а позже совершенно отказались от парламентаризма. После первого переворота о единстве уже не могло быть и речи, так как меньшевики во главе с Керенским[19] выступали решительно за продолжение войны, т. е. проводили, по мнению большевиков, национально-капиталистическую политику.

Большевики вели линию на быстрое достижение чистого коммунизма. Расходились они и в аграрном вопросе, в котором большевики выступали защитниками мелких крестьян и деревенской бедноты, выдвинув лозунги безвозмездного отчуждения земли. Максимализм и минимализм — это только разные названия одних и тех же явлений. Как известно, меньшевики потерпели полное поражение.

Партия социалистов-революционеров первоначально представляла собой наиболее резкую форму российского революционного движения. Господство меньшинства для проведения реформ, т. е. диктатура, недемократический парламентаризм — таким должен быть путь для народного блага. С самого начала, следуя нигилизму, социалисты-революционеры (эсеры) объявили средствами своей борьбы политическое убийство и террор, в то время — по отношению к представителям монархии. После свержения царизма взгляды социалистовреволюционеров стали более умеренными. Только их левое крыло, так называемые левые эсеры, после ноябрьских событий 1917 г. пошли на сближение с одержавшими победу большевиками, превратившись в своего рода правящую партию, члены которой заняли различные посты во многих органах власти.

Но и эта группа продолжала оставаться на позициях решительного неприятия Брестского мира, она голосовала против его заключения. Ярко выраженная враждебность по отношению к «империалистической» Германии, разжигание новой войны — вот руководящие принципы этой партии. Эсерам приписываются поэтому близкие отношения с Антантой и получение от союзников крупных денежных сумм.

Лидером правых эсеров является Савинков[20], бывший при Керенском временным министром, который еще до войны осуществил множество политических убийств, в том числе убийство великого князя Сергея Александровича[21] и Плеве[22]. Он главный подстрекатель против Германии и защитник идеи террора как необходимого и оправданного средства борьбы.

2 мая.

Вчерашний день прошел повсюду спокойно. Сегодня во время прогулки нашим глазам предстала картина «красного» города, стены Кремля наполовину исчезли под красными полотнищами. Особенно на Красной площади, где похоронены павшие во время революционных боев и где состоялись главные праздничные действия. Глазу некуда деться от красок цвета крови.

Тягостное чувство возникает при виде сплошь увешанных красными флагами фигур императоров Александра II[23] и Александра III[24]. Четыре огромных двуглавых орла на памятнике Александру III держат в своих клювах огромные кровавого цвета знамена. Но этого мало — глаза императора завязаны черной материей, траурно ниспадающей до земли. Может быть, это проявление неосознанного стыда властей, которые способны принести свободу России только через кровь и террор и которые держат сына и внука этих людей в ужасном плену. Высмеивают себя, не ведая о том!

3 мая.

На наших автомобилях теперь установлены небольшие флажки нашей страны, доставленные нашими офицерами. Как и страны Антанты и всех нейтральных государств, мы намерены выступать открыто, а не инкогнито. На фасаде дома дипломатической миссии вскоре, как мы надеемся, также появится черно-бело-красный флаг. Правда, не все его обитатели согласны с тем, чтобы воспользоваться этим международным правом.

Дипломатические представительства нейтральных государств и Антанты, как не признавшие советское правительство, находятся не в Москве. Здесь же расположены только консульства и частично военные миссии, осуществляющие неофициальные связи. Посольства находятся в Петербурге, французское посольство — в Вологде. Недавно Кремль потребовал отзыва французского посла, который своими закулисными действиями поставил под угрозу хорошие отношения между этими странами. Требование непризнанного правительства не было принято к сведению, на что советская сторона отреагировала очень болезненно. Отношения с прежними союзниками сейчас не лучшие.

Я намеренно воздерживаюсь пока от оценки состояния дел в стране, поскольку еще не успел полностью осмотреться. Такую оценку можно дать только в отношении ситуации с продуктами питания, поскольку она быстро дает о себе знать, а ее причины нетрудно определить.

Дороговизна и нехватка, равные которым трудно представить себе в нашей стране, даже несмотря на блокаду продуктов питания. Положение в Петербурге много хуже. Карточная система, которая ввиду неопытности управления не ладится, очереди за хлебом и мукой, которые в Берлине можно наблюдать лишь у табачных и шоколадных лавок, т. е. за продуктами, не имеющими жизненно важного значения. Нормы хлеба мизерные, примерно четвертая часть нашей, хлеб некачественный, сырой и вязкий. Компоненты его лучше не пытаться выявлять. Цены на хлеб, муку и картофель по меньшей мере в десять раз выше, чем у нас. Мясо можно достать только за большие деньги. У кого они есть, тот может, разумеется, жить и здесь отлично.

Посетив крупный продовольственный рынок на Воскресенской площади, мы убедились, что птицы, хорошей рыбы из Волги, Камы, Москва-реки, овощей и дичи здесь сколько пожелаешь. Стоимость икры, ввиду почти полного прекращения вывоза, повысилась относительно не намного, русский фунт икры (410 грамм) стоит приблизительно 16–18 марок. Бутерброд с икрой, таким образом, дешевле бутерброда с колбасой, к тому же чаще всего сомнительного вида.

Такое никудышное снабжение городов в столь изобильной стране свидетельствует о том, что власти не справляются со своими задачами. Несмотря на то, что продукты не поступают из Сибири — богатой продовольствием кладовой, а также частично или полностью не поступают и из других важных продовольственных частей России, в целом, ситуацию при правильной организации снабжения можно рассматривать по сравнению с условиями в Германии и Австрии пока еще как весьма благоприятную. Но расшатанный транспорт, отсутствие должной организации в управлении, когда новые власти отрицают все, что было создано до них, не позволяют наладить правильный учет и распределение.

Несмотря на беспощадность во всем, несмотря на все декреты и террор, Советы встречают пассивное сопротивление трудящегося народа даже там, где он (как среди мелкого крестьянства) настроен революционно. Если коммунизм, по известному изречению, мечта о кошельке другого, то он кончается там, где затрагиваются собственные интересы личности.

Итак, отсутствие полного доверия к новым деньгам, несравненно более высокие доходы за счет спекуляции на черном рынке, желание попридержать наличные на худшие времена факторы, сдерживающие поставки.

Своеволие местных Советов, послушание которых тем меньше, чем больше удаленность от Москвы, ведет к местному эгоизму, последствия которого отражаются на положении крупных городов. Если уж в такой стране, как Германия, с ее четкой организацией управления не удается обеспечить должный учет продукции, то положение в этом вопросе в России не должно удивлять. На будущее, как только будет убран первый урожай, Ленин обещает в своих речах счастливые времена, вера в это очень мала. Пролетариат живет хуже, чем раньше, но особенно печальна судьба бывших служащих, офицеров, вдов и малообеспеченных пенсионеров.

Улицы во многом отражают сказанное, здесь можно видеть дам, явно относящихся к социально более высоким кругам, даже студентов и бывших офицеров, которые пролают газеты, сигареты и почтовые открытки. Поскольку ссуды не выплачиваются, использование банковских вкладов сведено к минимуму, люди, не находящиеся на содержании у государства и не занимающиеся ремеслом, находятся в отчаянном положении. Несмотря на высокую зарплату, бедствуют даже рабочие и служащие, так как высокие цены и нехватка продуктов не могут быть устранены ни карточной системой, ни господством рабочего контроля.

4 мая.

Для меня представляет большой интерес, наконец-то, ознакомиться с непосредственной работой одного из ведомств министерства иностранных дел. Провал нашей внешней политики, ставший очевидным в июле 1914 года даже непосвященному и усугубившийся во время войны, выдвинул на передний план общественного интереса вопрос о реорганизации и введении дополнительного персонала в министерстве на Вильгельмштрассе. Здесь, в Москве, я намерен выработать свое собственное мнение, освободившись от того критического отношения, которое было преобладающим в армейских кругах и до сих пор разделявшегося мною. Провал нашей дипломатии после Бисмарка[25] является фактом, который нельзя объяснить только международным положением, а также намеренными или непреднамеренными действиями какой-либо инстанции. Высокий уровень профессионализма должен подтверждаться значительными делами. Если этого не происходит, нужна реформа. Внешняя политика слишком опасная сфера деятельности, чтобы допускать в нее людей посредственных. Изменение политических средств отражается на солдате и на всем народе и вынуждает продолжать войну в неблагоприятных условиях.

Эта тема уже была однажды в январе 1915 г. предметом спора между мной и советником посольства Рицлером[26], который является сейчас главной опорой графа Мирбаха. В описываемое время Рицлер был направлен Бетман-Гольвегом[27] в качестве члена имперской канцелярии в Лодзь с целью сбора материала в 9-й армии по польскому вопросу. Он отметил тогда, что министерство иностранных дел весьма недовольно и находится в тяжелом положении в связи с тем, что армия не принесла быстрой победы, как этого требовало министерство. И хотя я был согласен с его оценкой неудач нашей армии на западном фронте, у меня был повод возразить, что упреки здесь неуместны, так как армия принимала решение под давлением политиков и в крайне неблагоприятных условиях, в коалиции с очень слабыми в военном и экономическом отношении союзниками.

Я вспоминаю об этом разговоре, поскольку он отражает различие взглядов — дипломата, с одной стороны, и представителя генерального штаба и армии — с другой. Во время войны эти отношения еще более обострились из-за недовольства всех гражданских так называемыми недопустимыми решительными мерами Верховного главнокомандования, о которых я не могу и не хочу судить.

К сожалению, и сейчас среди нас ощущается взаимное недоверие, но хочется надеяться, что в результате совместной работы и совместного проживания оно будет преодолено.

Д-р Рицлер, без сомнения, одаренный и широко образованный человек. Его восхищение и решительное заступничество за его прежнего покровителя, бывшего рейхсканцлера Бетман-Гольвега, можно считать неподдельным, а верность искренней, поскольку его подзащитный уже не у власти. Мне кажется, что под влиянием крайне демократических внутриполитических взглядов (которые заставляют Рицлера особенно ценить газету «Франкфуртер Цайтунг»), в нем выработались определенные черты немецкого либерализма, нередко останавливающие его перед решительными действиями.

В штаб дипломатической миссии входят также советник граф Бассевиц и атташе фон Лисов. Но почти вся политическая работа находится, похоже, в руках Рицлера, поскольку считается, что он особенно хорошо знаком со здешними условиями.

Примечательно, что ни один из четырех дипломатов не владеет русским языком. Если это было крайне необходимо и раньше для получения представления о жизни широких масс, то этот недостаток особенно ощутим в сегодняшней России, в которой нынешние правящие круги не владеют французским языком. Я замечаю по себе, насколько мешает мне незнание русского языка, хотя в моем случае этот недостаток не столь велик, поскольку местами мне помогает знание французского, а все русские комиссары, с которыми мне приходится общаться, понимают немецкий язык.

Наверно, правы те, кто пишет в «Гамбургер Данкшрифт» о реформе нашего министерства иностранных дел, полагая, что при подготовке дипломатов необходимо особо учитывать тот факт, что иностранное представительство должно, прежде всего, понимать народ, владеть вопросами экономики.

У нас несколько дней, свободных от заседаний, так как русские, несмотря на враждебное отношение к религии и множество срочных дел, в течение пяти дней празднуют Пасху, которая является здесь самым большим праздником года. Правительство разрешило до 1919 г. отмечать праздники православной церкви по отмененному календарю старого стиля.

На последнем заседании обсуждался щекотливый вопрос. Мы хотели бы отделить наших военнопленных от военнопленных австро-венгерской армии, с тем чтобы содержать их в отдельных лагерях. Снабжение солдат наших союзников, особенно венгров, очень плохое, поэтому они легче поддаются политической обработке. По нашим сведениям среди них часты случаи образования солдатских Советов, выступлений против офицеров. Пропаганда революционных идей, проводимая русскими всеми средствами, несмотря на Брестский договор, может оказаться очень заразительной. Именно это заставляет нас настаивать на разделении военнопленных, в то время как другая сторона стремится к их смешению.

Обе стороны, естественно, не показывают свои действительные мотивы, поэтому жонглируют понятиями «облегчение» и «усложнение» административного управления. В конечном итоге, Гиллерсон и его люди наобещали многое, хотя в исполнение обещанного мы не очень-то и верим, сегодня в смешанную комиссию вошла турецкая делегация, возглавляемая умным и энергичным Ремзи-пашой. Ее члены — всегда возбужденный майор Хакки-бей и представитель Красного Полумесяца, что соответствует нашему Красному Кресту. Теперь наши речи надо повторять еще и на французском языке.

Плохие вести из Туркестана о положении наших военнопленных, которые страдают там от голода, эпидемий и гражданской войны. В связи с этим вчера было сделано экстренное представление в Центральной комиссии по делам о военнопленных (сокращенно «Центроплен») со стороны нашей Главной комиссии. Кроме Френкеля и д-ра Ленского там присутствовал генерал Мислицкий, перешедший на службу к большевикам, где он руководит теперь отделом военного транспорта.

Только что пробило полночь, и тут же во всех 470 церквях и монастырях начался колокольный перезвон. Если я сначала сожалел, что не присоединился к своим коллегам, которые решили присутствовать на ночном пасхальном богослужении в одной из кремлевских церквей, то теперь я вознагражден полностью. Низкие и высокие колокола, медленный торжественный гул и звонкий, как бы веселым перезвоном сливаются в мощный захватывающий концерт. Над всем этим победоносно звучит колокол Спасской церкви.

Постепенно замолкают одна церковь за другой, и только та, что напротив, кажется, старается, как перезвоном, так и своим внешним видом побить всех своих конкурентов. Прекрасное волнующее воспоминание сцены из «Фауста».

5 мая.

В первой половине дня мы с Геннингом в гостях у балтийского дворянина, который в царское время по административному приказу вынужден был покинуть Эстонию и приобрел участок в Трубниковском переулке. У нас состоялась с ним длительная беседа. Он работал со шведами в комиссии по делам о немецких военнопленных и намеревается продолжить эту деятельность. Геннинг кажется мне человеком, хорошо разбирающимся в политике, посвящающим время также проблемам экономики.

6 мая.

Сегодня впервые посетил Кремль, который иногда открыт для публики из-за расположенных в нем церквей. Проходя по этому оплоту царизма в России, как бы видишь ее историю. Ряд захваченных орудий Дунайской монархии перед арсеналом завершают старое время. Мысль о том, что в Большом кремлевском дворце находятся Ленин и его Центральный Исполнительный комитет, переносит в новую Россию. Иного моста между этими двумя мирами не существует. Вся традиция вокруг нас, воплощенная в камень и бронзу, сейчас представляет собой тупик. Кажется, что только воспоминания о многочисленных кровавых делах, совершавшихся в стенах Кремля, перешли в наследство от самодержавия русско-еврейским диктаторам нашего времени, чтобы отпраздновать воскресение.

Почти каждое здание несет следы гражданской войны. Отдельные церкви и так называемый Малый дворец сильно повреждены артиллерийским огнем. Крест в память об убийстве великого князя Сергея (4 февраля 1905 г.) правительство распорядилось убрать с цоколя. То же самое произошло сразу после нашего приезда с несколько театральной фигурой Скобелева[28], что некоторые газеты странным образом сочли необходимым объяснить требованием немецкой миссии.

Наша попытка совершить круг по кремлевской стене была быстро пресечена красногвардейцами, которые сидят там наверху во многих местах с пулеметами в постоянной готовности. Здания и двери во многих случаях приспособлены на случай обороны, это сделано с пониманием того, что в случае контрреволюции удержание этой мощной цитадели будет иметь решающее значение.

Многое напоминает о событиях 1812 года. Я обратил внимание на картины Верещагина[29], погибшего в Порт-Артуре. Эти картины я много лет назад видел в Берлине. Кремлевские церкви среди них французских биваков, освещенные пламенем костров; Наполеон[30] на стене кремля смотрит сумрачно на горящий город, и другие аналогичные картины, отображающие значительные события России того времени. Среди 875 пушечных стволов, захваченных в 1812 г. и внушительно выставленных перед арсеналом, 123 прусских пушки, которые в таком количестве вряд ли могли быть захвачены у небольшого корпуса Йорка. Может быть, французская артиллерия и артиллерия Рейнского союза частично располагали пушками, захваченными в 1806–1807 гг. Я заметил также баварские и вюртембергские стволы.

В Успенском соборе, в котором короновались цари, и в церкви святого Алексея в Чудовом монастыре мы присутствовали на пасхальном богослужении. Внешние формы богослужения православной церкви не лишены впечатляющей торжественности. Очень благозвучно пение хоров. Своеобразны обряды, совершаемые многочисленными священнослужителями, например, облачение старшего священника в ризу и в сопровождении антифонного пения, исполняемого им самим, его обряжающими и прихожанами. При этом ему даже расчесывают волосы.

Не иначе как честолюбие заставляет русское духовенство формой бороды, стрижкой волос и выражением лица стремиться походить на изображаемого на картинах Христа. И удивительно, насколько это многим удается. Среди попов много хороших и крупных личностей.

Установленным повсюду в Кремле чугунным двуглавым орлам свободный народ поотбивал царские короны, которые теперь повсюду валяются на земле.

После посещения этой древней крепости великих московских князей, а затем русских царей меня особенно волнуют два вопроса. Не была ли только видимостью огромная, как полагали во всем мире, власть православной церкви над населением и, прежде всего, над сельским, самым многочисленным, если в решающий момент она оказалась беспомощной перед лицом революции? Может показаться, что она отражала только поверхность России, точно так же, как богослужение является только внешним великолепием торжественных, но пустых форм, что она могла иметь значение только под защитой самодержавия и всемогущего священного синода.

Большевистская власть терпимо относится к дальнейшему существованию церкви как частной организации, но, оставив ее без государственной поддержки и запустив руку в ее колоссальное имущество, оно быстро лишит ее возможности сохранять свой блеск. При господстве коммунизма верующие круги даже при наибольшей самоотверженности не сумеют сохранить ее в нынешнем виде. Никого не удивило бы отступление любой протестантской церкви перед лицом политических переворотов, так как они полностью отказываются от светской власти. От православной и римско-католической церкви можно было ожидать иной реакции.

Второй вопрос, возникший у меня в свое время при посещении богослужения в римско-католической церкви здесь особенно не дает мне покоя. Как произошло, что церковь, религия которой основывается, как и у нас, на Новом Завете, превратилась в богослужение, сопровождаемое внешним блеском, театральными формами и поверхностными поклонениями иконам и реликвиям? Я знаю, конечно, что образованные приверженцы религии рассматривают ее внешние проявления только как обрядовые и здесь они не столь далеки от воззрений Лютера[31]. Но какая несправедливость потчевать необразованную массу таким богослужением, мало отличающимся от азиатского, искусственно удерживая массу в своей вере. Не говоря уж об анти-гигиеничности целования икон, скульптурных фигур, книг и рук священников. Эта сторона непонятного христианства однажды в 1915 г. в католическом соборе в Лултуске, где был случай распространения эпидемии холеры, уже дала мне повод задуматься о бессмысленности целования попов и картин святых.

8 мая.

Отношение правительства Советов к Германии несколько натянутое, так как его беспокоит наше наступление в Финляндии и продвижение войск на восток на Украине. Значительно испортилось настроение народных комиссаров ввиду плохих вестей из различных повстанческих районов на севере, юге и востоке страны. Это было заметно по поведению членов смешанной комиссии, вчерашнее заседание которой прошло не гладко. Располагая соответствующими сведениями, мы вынуждены были энергично протестовать против неуемной политической пропаганды среди наших военнопленных, которых к тому же агитируют вступать в Красную армию.

Часто наших офицеров терроризируют, особенно бессовестно обращаются с теми военнопленными, которые держатся особняком. Их плохо кормят и содержат, задерживают отправку на родину. Такое обращение противоречит Брестскому договору, является издевкой над любым учением о политических свободах. Слишком велико желание через возвращающихся на родину пленных отравить наш народ ядом большевизма. Но такая пропаганда не имеет особого успеха среди военнопленных, большинство из них только делает вид, что принимает большевистскую веру, чтобы добиться человеческого обращения с собой и приблизить отъезд.

Гиллерсон старается изобразить саму невинность, все свел к действиям отдельных частных лиц, воспрепятствовать которым в свободной России не позволяет закон; в некоторых местах, по его мнению, это является результатом некорректности местных советов, как, например, в Омске и Екатеринбурге.

Готовится выпуск на немецком языке агитационной газеты не лучшего сорта под названием «Мировая революция».

Вечером мы приглашены упоминавшейся уже балтийской семьей в Большой театр, где четыре раза в неделю обычно ставится балет; такое же великолепие, которое известно нам по гастролям театра в Берлине. Театром управляет совет деятелей искусства и прочие администраторы. Зал заполнен до отказа, лишь немногие, чаще всего иностранцы, по старым обычаям, в костюмах, соответствующих моменту. Бурные и почти по-детски восторженные рукоплескания с выкрикиванием имен любимых артистов. Оркестр великолепен.

В большой императорской ложе рядом с нами сидят молодые и разномастные члены административной власти с женами и подругами, мужская часть в большинстве в гимнастерках. Похоже, что за нами все-таки ведут наблюдение. Недавно мы установили, что во время одной из наших длительных прогулок за нами неотступно следовал молодой человек. В театре вслед за нашим появлением в соседнюю ложу принесли письмо, после чего одно место в ложе освободили, затем его занял человек в солдатской одежде подозрительного вида.

9 мая.

Первое заседание подкомиссии по транспортным вопросам в здании отдела военного транспорта — бывшей академии церковного пения. Все многочисленные дома дворцового типа, виллы богатых людей и многие общественные здания конфискованы, в них разместились организации центральной власти. Ряд офицеров старой армии, большинство — бывшие члены генштаба, два генерала (один из них Мислицкий) составляют русскую группу комиссии, которой руководит инженер Белопольский.

Особая статья разговора о том, как может сложиться судьба многих офицеров при существующем правительстве после того, как отпадет необходимость бороться с внешним врагом. Можно предположить их горькую участь, если их нынешняя служба вызвана нуждой и принесением себя в жертву ради существования семьи. Не могу в то же время оправдать тех, кем движет оппортунизм, тщеславие и отсутствие моральных устоев.

Офицеры были без знаков различия, похоже, сильно страдали от бесцеремонного обращения с ними значительно более молодых гражданских лиц. Надеюсь, что мне удастся организовать деловую обстановку и быстро завершить работу. Я встретил понимание со стороны русских офицеров, которые мне неоднократно аплодировали в ответ на мой чисто военный подход к делу.

10 мая.

Вчера вечером вместе с Геннингом мы беседовали с тремя представителями юго-восточного казачества, часть которого выступала против большевиков. Они предполагают поездку в Киев для установления контактов с немецкими и украинскими властями. При необходимости мы, офицеры, можем выслушать их и, не связывая себя обязательствами, облегчить им при случае проход через немецкие линии постов. Дипломатическая миссия не может и не имеет права вмешиваться в эти чисто военные вопросы, поэтому мы действуем самостоятельно и в лучшем случае ставим ее в известность.

Во время этой беседы я познакомился с проживающим в Москве бывшим крупным чиновником (немецкая фамилия; имеет крупное поместье в центральной части России), который произвел на меня очень приятное впечатление. Мы намерены поддерживать наше знакомство.

Мы считаем, что несмотря на Брестский мир и признание советского правительства Германией из-за стремления к миру на востоке, а также из-за желания получить сырье и освободить своих военнопленных, мы обязаны, продолжая политику нормализации отношений с Кремлем, поддерживать контакты с различными течениями.

Положение большевиков ненадежное. Может оказаться, что в недалеком будущем наверху окажутся другие силы, поэтому для Германии немаловажно заранее иметь с ними хорошие отношения. Трудно переоценить то значение, которое для Германии будет иметь Россия как в экономическом, так и в политическом аспектах. Если, в чем мы убеждены, Германия утвердится в России (а при таком количестве ее врагов это уже победа), большевизм долго не удержится у руля. Поэтому для нас уже сейчас небезразлично, кто именно придет ему на смену относящиеся ли с ненавистью к Германии эсеры или руководимые «правыми» буржуазные партии. Мы просто обязаны попытаться повлиять на ход событий.

12 мая.

Обсуждение наших требований прекратить агитацию и террор в лагерях для военнопленных вылилось вчера в бурную дискуссию. Гиллерсон все больше показывает себя ярым большевиком и недругом кайзеровской Германии. Его острый ум в сочетании с пылкостью позволяют видеть в нем интересную личность. Осуждая и нападая на воинственность и недостаточную верность договору красного правительства, необходимо хотя бы понять его действия и, следовательно, поведение Гиллерсона. Главная цель коммунистов распространение мировой революции. Это для них жизненно важный вопрос, от которого зависит будущее этого государства.

Вчера Гиллерсон был особенно не сдержан. На жалобу, что агитацию среди пленных ведут путем лишения их питания, он бестактно ответил: «Если голодающие немецкие солдаты станут революционерами и их можно будет за две порции пищи заставить выйти на демонстрации, то вы сможете затем тремя порциями снова обратить их в монархистов». Геннинг ответил на это очень резко и точно.

Когда же я в свою очередь в резкой форме указал на непоследовательность и бесчеловечность такой агитации, назвал ее трусливой и сказал, что Германия «не потерпит более» подобного поведения русских властей, последовал официальный протест Гиллерсона, который расценил мое заявление как угрозу и признак угрозы суверенитету русской республики. Вместе с тем Гиллерсон пошел на уступки в других вопросах. Внешне успех был, таким образом, достигнут, хотя в практическую реализацию полученного на переговорах мы не верим, этому учит здешний опыт.

Сегодня воскресенье. С утра ко мне пришел представитель одной петербургской фирмы. Его предложение я хочу привести в качестве примера, чтобы показать, с какими невероятными предложениями нас осаждают почти ежедневно. Германия должна помогать всем страждущим, поддерживать все партии, и в первую очередь, должна наполнять чужие кошельки. Выиграть на войне или на революции — это прекрасный бизнес и в советской России. За 10–20 миллионов рублей этот молодой человек хочет создать своего рода пароходную компанию «Звезда», которая должна заниматься перевозкой пленных. Несмотря на его желание получить деньги авансом, а не за фактический результат и несмотря на техническую неосуществимость самого проекта, создалось впечатление, что имеющихся средств для вывоза пленных здесь достаточно.

В свое время у нас в 117-й дивизии имел хождение шуточный девиз монастырской латыни, который хорошо подошел бы к русскому гербу.

Затем мы хотели пойти в музей Щукина[32], но он был закрыт, так как все его экспонаты из-за опасности артиллерийского обстрела были упакованы. На дворе в беспорядке валяются несколько орудийных стволов, спасенных от злых немцев и вывезенных сюда русскими. Я приметил три особенно бросившиеся мне в глаза бронзовые пушки. Повидимому, они были раньше собственностью старого ганзейского города Риги, который их скорее всего уж больше не увидит. Две из них с особенно богатым «украшением»: на одной значится «М 2–7 фунтов», на другой — «Я 42-8 фунтов», на обеих — гербы Риги и Швеции и надпись «Кристина — моя королева шведская принесла меня в дар городу Риге для его защиты и назло всем врагам. 1639». Третье орудие — «Я 9–6 фунтов» — с гербом Риги и надписью: «Иоганнес четвертый и последний, лучшее орудие против еретиков. Я скор, подобно орлу, служу защитой городу, стенам и валам, меня отлил Ганс Майор в 1600 г.

13 мая.

Посещение выставки и магазина товаров бытовой промышленности и изделий прикладного искусства. Большой выбор интересных и красивых вещей. Несмотря на нехватки во многих областях, здесь можно просто и дешево сделать необходимые для дома покупки, например, кофе, чай, какао, шоколад, мыло, льняное полотно, шерстяные ткани, рис, масло, колониальные товары — для нас, немцев, очень выгодные в пересчете на валюту. Мы покупаем царский рубль за 1,25 марки, послереволюционный, так называемый думский, или Керенский рубль — за 0,550,7 марки. Поскольку Керенские рубли имеют общее хождение, правительство выпускает эти деньги в большом количестве в виде 20 и 40-рублевых купюр по 100 штук на больших листах, от которых при оплате отрезается необходимая сумма. В особой цене здесь самые различные немецкие изделия, особенно сельскохозяйственные машины и утварь, среди которых наибольшим спросом пользуются косы. На одном вагоне кос можно сделать здесь большие деньги. То же самое относится к краскам, продуктам химии и фармацевтики.

О безнадежности перспективы официального товарообмена я еще скажу позже. Незаконная торговля, которая ведется по демаркационной линии, хотя и необходима, не способна помочь ни той, ни другой стороне. Брестский договор в этом отношении остается, похоже, только печальной теорией. Он предполагает, что русские будут верны его положениям, в то время как следовало определить в нем конкретные обязательства сторон. В подкомиссии по вывозу военнопленных я внес предложение отсрочить решение вопроса на неделю, в течение которой обещал подготовить проект договора с предложениями о путях его исполнения. Мое предложение было сразу принято.

Вечером — интересное сообщение крупного торговца немецкого происхождения, прибывшего из Туркестана. И здесь снова можно было увидеть, как переоцениваются возможности вмешательства немцев и недооцениваются время и место. Можно лишь пожалеть, что мы не можем добраться до Туркестана и должны оставить его для Англии и Афганистана.

15 мая.

Вчера русские начали ожидавшееся нами наступление в вопросе допуска их комиссий попечения о пленных в Германию. Выступали Исаев и Жданов. Исаев обосновывал требования русских в любезной форме, видимо, заранее подготовленной речи. При этом он взывал к нашим чувствам справедливости и гуманности, подчеркивал лояльность советского правительства в отношении положений Брестского мира, которые дают Германии полномочия контролировать работу этих комиссий. Геннинг отвечал весьма искусно, отклонив с самого начала любой официальный подход, подчеркнув, что положения мирного договора хорошо продуманы и их не так-то просто изменить. Затем Геллерсон остроумно, но довольно резко и раздраженно говорил в защиту русских требований.

Конфликтный материал накапливается, так как спорные вопросы не решаются. Позавчера из Германии прибыло семнадцать подкомиссий, которые отсюда должны разъехаться в ближайшие дни по всем частям России, находящимся под властью советского правительства. Этих немцев можно встретить в Москве повсюду. Их прибытие послужило, видимо, сигналом к тому, чтобы начать выдвижение аналогичных требований в отношении русских комиссий. В интересах наших пленных мы должны попытаться затянуть с ответом, так как в противном случае они могут отдать местным властям негласный приказ пассивным, скрытым сопротивлением парализовать работу наших комиссий.

17 мая.

Вчерашний день был полностью занят. Сначала участие в беседах с подкомиссиями, после обеда заседание и продолжение борьбы в вопросах, касающихся требований русских. С заседания — сразу в ресторан «Прага» на торжественный обед по поводу отъезда подкомиссий. Кроме членов главной комиссии и нас, офицеров, присутствовали граф Мирбах, шведы и несколько балтийцев. Каждая подкомиссия состоит из офицера, врача и медсестры. В некоторые из них вошли также священники.

Конфликт, возникший при передаче функций между шведами и нашей Главной комиссией, был улажен благодаря обоюдной воле сторон. Причина конфликта заключалась, с одной стороны, в том, что Главная комиссия без соблюдения особых дипломатических форм, по-военному, быстро взяла на себя всю инициативу, с другой стороны, все объяснялось излишней чувствительностью шведов.

Речь держали Милецкий и шведский генеральный консул. Мне досталось приятное соседство между пастором из Гамбурга профессором Хунцингером и довольно молодым шведским историком доктором Лундбергом.

Особого восхищения заслуживали медицинские сестры, согласившиеся работать в таких условиях во имя наших военных и гражданских пленных. Часть комиссий едет в районы, где ситуация далеко не безопасна в связи с волнениями и близостью повстанческих территорий.

19 мая.

Несколько дней назад начались также заседания немецко-русской комиссии по вопросам возобновления железнодорожной, почтовой и телеграфной связи. С нашей стороны в комиссии работают кроме меня советник по делам почт Шейк и Геннинг. Русские представлены таким большим количеством служащих соответствующих комиссариатов, большинство из которых говорит только по-русски, что работать быстро и дельно не представляется возможным. Поэтому и здесь мы установили такой порядок, что предварительно работают специальные комиссии, а пленум собирается время от времени, окончательно обсуждая готовые разделы различных соглашений. Русские представители в значительной массе являются мелкими чиновниками, что приводит зачастую к неплодотворной и утомительной трате времени на разговоры.

21 мая.

Наконец-то прибыл генеральный консул Германии. Для дилетанта не вполне понятно, почему это ведомство при создавшемся положении дел не выехало раньше нас. Еще менее понятно, почему оно не приступило к работе спустя месяц после нашего прибытия. В результате, наша дипломатическая миссия была перегружена не свойственной ей работой. Многие срочные дела, главным образом касающиеся местных немцев и тех, кто хотел бы остаться здесь, оставались совершенно без движения.

Совершенно естественно, что за три с половиной недели нашего здесь пребывания не просто было ответить на вопрос о том, насколько прочно положение правительства, значительная масса людей его не поддерживает, что подтверждается хотя бы тем фактом, что это так называемое народное правительство не решается созвать на основе общих и прямых выборов Учредительное собрание, которое дало бы ему законное право на существование.

Я склонен даже полагать, что за Лениным стоит только некоторая часть народа. Среди них большинство тех, кто надеется получить материальные и социальные привилегии, и определенное, не очень большое, число тех, кто действительно верит в коммунизм, и конечно же, сам Ленин. Опасными противниками без поддержки извне, которую можно было бы ожидать только от немцев, являются только социалисты-революционеры, поддерживающие некоторый союз с умеренными социал-демократами (меньшевиками), но занимающие в нем ведущую роль.

Худшим врагом Советов является голод. Быстро нарастает понимание, что Свердлов, Ленин, Троцкий[33] и их товарищи не могли и не смогут улучшить экономическое положение в стране; число их приверженцев сокращается. Фактическую власть правительства поддерживают, главным образом, промышленные рабочие и красногвардейцы и, в первую очередь, финские и латышские стрелки. Из них здесь в Москве новым большевистским правительством создан 1-й гвардейский полк. Правительство Советов старается укрепить эту свою опору хорошими оплатой и снабжением гвардейцев.

Похоже, что теперь полностью осознана ошибочность решения об упразднении офицерского состава, об отказе от любой воинской субординации, о замене силы приказа решениями Советов солдатских депутатов. Поэтому предпринимаются попытки высокой оплатой и предоставлением соответствующих мест привлечь бывших офицеров царской армии в создаваемую Красную армию, снова поднять воинскую дисциплину и послушание.

Очевидно, что для достижения этой цели потребуется намного больше времени, чем было затрачено на то, чтобы полностью развалить гордую русскую армию. Огромная недостача военного имущества вследствие нашего быстрого наступления и вследствие демобилизации, выразившейся в бегстве из армии; хищения и разбазаривание военного имущества, зачастую просто брошенного на произвол судьбы — все это создало не лучшие условия для того, чтобы в ближайшее время можно было создать действенную армию.

Помимо всех этих трудностей ближайшего порядка возникают очень серьезные проблемы иного характера, которые должны стоить советскому правительству бессонных ночей. Если здесь, на месте, власть может быть довольно надежно утверждена, благодаря непосредственному влиянию и концентрации преданных ей воинских частей, то по мере удаления от Москвы с каждой следующей верстой влияние центрального правительства ослабевает. Не будь Россия в течение нескольких лет нашим заклятым врагом и не будь большая часть революционного правительства нам столь несимпатична, можно было бы разве что посочувствовать России — этому живому трупу.

На страну, полностью разбитую в мировой войне, почти окончательно парализованную внутренней борьбой, теперь надвигаются все новые опасности с периферии. При этом ее фактические размеры в настоящее время едва ли равны размерам России при вступлении на престол Петра Великого. Балтийские провинции в руках немцев, Финляндия отделена, на Мурманском побережье и в Архангельске — Антанта, восточная часть Сибири занята японцами и китайцами, остальная часть еще относится к великой России и сохраняет достаточную независимость. В находящемся под угрозой афганцев и англичан Туркестане идет война между сартами и партией большевиков. Закавказье — самостоятельная республика, раздираемая войной между большевиками, армянами и мусульманами. В стране между южным Поволжьем, Кавказом, Черным морем и южным Доном продолжаются выступления казаков. Украина и Крым в руках немцев, Бесарабия для России потеряна. И хотя мною упомянуты далеко не все районы внутренней борьбы и успешных устремлений к самостоятельности в бывшей империи Романовых, тем не менее, это дает ясное представление о трагических результатах мировой войны для страны, которая при условии разумной политики теперь вместе с нами могла бы овладеть миром.

Буржуазные партии, в том числе и относившиеся к нам враждебно группировки, видят теперь в Германии свое спасение. Разумеется, не потому, что мы им очень нравимся, а потому что рассчитывают на нашу действенную помощь, ввиду нашего географического соседства. Многие монархисты полагаются скорее всего на то, что мы, как и на Украине, однажды сможем бросить на чашу весов немецкие штыки. То, что такой расчет абсурден, пока за монархической партией не встанет действительно большая часть России, эти люди не понимают. Я не могу определить, насколько сельское население сыто большевистской властью, несмотря на перераспределение имущества и т. п. Как показал ход революции, враждебным по отношению к большевикам, но не достаточно энергичным, является духовенство.

Я считаю, что большая масса недовольных советским правительством людей вообще не имеет никаких определенных планов. В решающий момент она примкнет к тому направлению, которое сбросит теперешнее правительство, по крайней мере на какое-то время покончит с нынешним ненавистным положением и хотя бы даст надежду на что-то лучшее.

Вполне очевидно, что для Германии большое значение имеет то, что произойдет, если нынешнее правительство уйдет со сцены. Придет ли ему на смену Антанта, или руководство в свои руки возьмут люди, дружественно настроенные по отношению к Германии? По моим наблюдениям, лучшим оплотом большевиков являются безволие и трусость масс, которым, по русскому обьгааю, нужно время, чтобы не только принять верное решение, но и осуществить его. Вне всякого сомнения, большевики располагают важнейшим фактором — беспощадной, жестокой диктатурой, какой не знала царская Россия, осуществляемой решительными и энергичными людьми.

22 мая.

Многочисленные сообщения свидетельствуют о том, что волнения на Украине против гетмана и немецких войск и беспорядки происходят не только с одобрения правительства советской России, но и подстрекаются этим правительством и поддерживаются им. Сегодня большой церковный праздник — Никелин день. Ожидая политических демонстраций всех приверженцев старого времени, которые могли быть приурочены к процессиям и шествиям, заполнявшим весь день улицы города, правительство приняло предупредительные меры. На всех углах было развешано обращение приблизительно такого содержания: «Тот, кто вопреки приказу советского правительства посмеет использовать этот церковный день в политических целях, будет без пощады сметен с лица земли». День прошел тем не менее спокойно.

Вчера на заседании началась борьба с Гиллерсоном в вопросе о сроках возвращения полутора миллионов русских. Сегодня вечером мы провели у себя свое совещание, чтобы сформулировать наше предложение.

При получении гарантий мы должны попытаться насколько возможно ускорить принятие такого толкования Брестского договора, которое позволило бы русским согласиться с ним. К этому нас подстегивало чрезвычайно напряженное положение на наших железных дорогах в связи с нашими боевыми действиями на Западном фронте. Я сильно загружен работой в трех различных комиссиях и подкомиссиях, текущими делами в Главной комиссии, где мне приходилось много писать. Свободными были только обеденные часы в кругу всегда новых, увлекательных собеседников. После обеда еще час с сигарой в спокойной обстановке, если, как часто бывает, не нужно спешить на новое заседание или переговоры.

Несмотря на распространявшиеся перед 1 мая слухи о том, что правительство, осознавая опасность, грозящую всякому духу предпринимательства, учитывая застой в торговле и промышленности, готово пойти на уступки, муниципализация, или, как здесь говорят, национализация, продолжается. Банки, речное судоходство, внешняя торговля, часть промышленных предприятий национализированы безвозмездно. В акционерных обществах и компаниях, на предприятиях частных владельцев вводится власть комитетов. Результат бесхозяйственность, дезорганизация, остановка производства. Положение усугубляется нехваткой сырья, топлива и плохим состоянием транспорта.

24 мая.

Вчера была долгая беседа с участием Геннинга и Исаева. Речь шла о том, чтобы, как того желают обе стороны, попытаться неофициальным путем устранить препятствия для работы смешанной комиссии. Исаев во время войны был офицером запаса на Кавказе. Он охотно делится своими воспоминаниями о тех временах, похоже, что восхищается немецкой наукой и нашей армией. По профессии он — учитель права. Подтвердились мои первые впечатления, что на службу этому правительству его привели идеалистические идеи. Но мне кажется, что он глубоко разочарован и, в первую очередь, ему ненавистен кровавый террор.

Во второй половине дня — официальное заседание. Русские были положительно обрадованы решению военного министерства, допускавшему при определенных условиях в Германию несколько комиссий попечения о пленных, и ответили на это заявлением о возможной приемлемости нашего предложения о сроках обмена; и, во всяком случае, изъявили готовность внести это предложение на рассмотрение правительства. Впрочем, хотелось бы надеяться, что в Германии отдают себе отчет в том, что русские комиссии — опасные гости, за которыми надо строго следить.

25 мая.

На сегодняшнее заседание русские явились с нашим переработанным предложением, которое по нескольким пунктам было для нас совершенно неприемлемо. Мы откровенно высказались по этому поводу, указав, что, если в Бресте мы пошли на уступки, хотя и могли выставить совершенно другие условия, то это не значит, что теперь нам можно навязывать невозможное. Было особенно подчеркнуто, что терпимость правительства к разжигаемым прессой настроениям за продолжение войны, а также официальные высказывания некоторых его членов против Германии, вряд ли позволят нам, даже при наличии транспортных возможностей, в спешном порядке отправить на родину полтора миллиона солдат.

Мы указали также, что не имеет смысла постоянно ссылаться на то, что обязательства России соблюдать нейтралитет не позволяют ей согласиться оставить рабочую силу в Германию, поскольку мы требуем всего-навсего права возвратить русских столь быстро, насколько это возможно технически, но по принципу обмена, по меньшей мере, «транспорт на транспорт». Затем мы потребовали перенесения заседания, чтобы обсудить ситуацию между собой и с графом Мирбахом. Наше заявление было встречено хмурыми лицами.

На утреннем заседании подкомиссии по железным дорогам и почтовому сообщению представитель Троцкого — бывший офицер, привел противоречащие всем фактам данные о состоянии железнодорожного транспорта, отметив неспособность быть использованным в случае возможного нападения немцев, что я был вынужден заявить резкий протест. Я предложил также, чтобы русская делегация либо предварительно приходила к единому мнению, либо, как и Германия, направляла только двух представителей, поскольку мы слишком заняты, чтобы каждый раз присутствовать при разрешении их внутренних споров. На лицах замешательство, чиновники старой школы довольны и одобрительно кивают в знак согласия.

Может быть в подкомиссии по вывозу пленных, где переговоры на основе моего проекта договора почти завершены работа пойдет на лад.

26 мая.

Обеспокоенность правительства усиливается теперь еще поведением чехословаков. Обращение с бывшими австро-венгерскими военнопленными и примкнувшими к ним различными элементами во время войны было очень хорошим ввиду их враждебного отношения к Габсбургской монархии. Частично они в составе специальных отрядов выступали даже против своего отечества. В восточном Поволжье и в Сибири чехословаки удерживают в своих руках большие территории, представляют внушительную силу и выдвигают требования, невыполнимые для Кремля.

Возвращение домой в составе вооруженных корпусов через западные границы исключено, так как там находятся войска стран Центральной Европы, через Дальний Восток — тоже исключено, поскольку власть Советов на этих территории не распространилась. Антанта могла бы предоставить морской транспорт только для тех соединений, которые готовы послужить пушечным мясом во Франции. Похоже, что чехословаки предпочитают остаться в России в роли самостоятельных наемников. Есть также явные признаки того, что Антанта намерена использовать это движение в своих интересах. Такую возможность Антанта могла бы использовать как против большевиков, так и, например, против Финляндии, Украины, а также для срыва вывоза на родину наших пленных.

27 мая.

Вчера была поездка в автомобиле с семьей упомянутого выше прибалта за город, чтобы посмотреть, как выглядят дачи. Это наша первая вылазка из города. Осмотр небольшого дворца вскоре прервали представители Красного деревенского комитета, несмотря на то, что нас сопровождал владелец дворца барон фон Ропп. Национализация крупных поместий начинает сказываться. Затем нам все-таки было разрешено осмотреть великолепный дворец, подаренный в свое время императрицей Елизаветой одному из ее многочисленных друзей. Несколько часов мы провели в великолепном дворцовом парке.

Сегодня нам стало известно об аресте барона фон Роппа, который «вторгся» в свои бывшие, теперь «национализированные», владения. Мы сможем, наверное, вступиться за него, как совершившего это преступление для членов германской миссии.

28 мая.

Признав правительство большевиков и заключив Брестский мир, мы, по крайней мере внешне, определили здесь свою политику. Поэтому мы должны смириться с последствиями этого шага, который в нашем положении был необходим и верен. В целях ликвидации восточного фронта были, скорее всего оправдано, использованы такие опасные средства, как доставка в Россию вождей большевиков и позже признание их правительства.

Я считаю в нашей нынешней политике необходимо учитывать следующие факторы: 1) Россия и проводимая ею агитация представляют большую опасность распространения «инфекции»; 2) признать, что многие положения Брестского мира могут быть действенными только как военные меры, т. е. до заключения всеобщего мира, так как в противном случае они исключают столь необходимые нам хорошие отношения с Россией, независимо от того, будут ли ею править большевики, социалисты-революционеры или другая партия; 3) большая вероятность, даже уверенность в том, что коммунизм рано или поздно исчерпает себя; если Германия утвердится, то ей, как я уже писал, нужно будет позаботиться о том, чтобы к управлению в России пришли те силы, которые захотели бы сотрудничать с нами.

В такой ситуации действительно нелегко проводить четкую политику, которая, с одной стороны, учитывала бы условия, создавшиеся в результате заключения мира и, с другой стороны, уже сейчас принимала бы в расчет будущее развитие отношений. Меня часто берут сомнения, что у графа Гертлинга[34] и фон Кюльмана[35] с Фридрихштрассе достаточно силы и воли вести активную политику, влиять на развитие событий в восточных вопросах. В общем, здешняя пресса настроена враждебно по отношению к Германии. В настроениях прессы находят свое выражение деньги Антанты, взбешенность по поводу решений Брестского мира по территориальным вопросам, украинский вопрос, прежде всего, и враждебное отношение всех приверженцев революции к кайзеровской Германии.

Против стран Центральной Европы и германской миссии в Москве выступает в первую очередь эсеровская пресса. Дело доходит до открытых угроз. Члены правительства в своих выступлениях и статьях в газетах также подчеркивают свою непримиримость с «империализмом», необходимость распространения революции на Германию, угрожают в случае нашего дальнейшего продвижения в восточной Украине. Одна из статей газеты «Заря России» от 25 мая дает наглядную картину бытующих настроений и едва скрытого подстрекательства.

Выдержка из моего отчета Верховному главнокомандованию от 27 мая.

Волей к власти в настоящее время обладают только большевики. Ничто не указывает на то, что в ближайшее время может произойти переворот. Тем не менее никто не верит, что нынешнее правительство действительно долго удержится у власти. Это находит свое отражение даже в высказываниях многих его членов.

Я не считаю, что такая смена в недалеком будущем должна произойти, хотя сейчас нельзя еще сказать, какая партия придет на смену и когда. Ни одна из партий, враждебно настроенных к нынешнему правительству, не в состоянии действовать. Они сейчас организуются и готовятся к решающему часу. Не выступая явно против существующего правительства, Антанта со своей стороны скрыто поддерживает эти внутренние брожения. При этом она учитывает две необходимости. С одной стороны Антанта хотела бы насильно принудить нынешнее правительство идти в фарватере Германии, поскольку, помимо того, что необходимо учитывать нынешнее положение дел, нельзя не считаться с тем, что какое-то время это правительство удержится у власти. С другой стороны, она хочет поддерживать партии, которые враждебно настроены против Германии, т. е. социалистов-революционеров, меньшевиков и определенную часть кадетов. Проводя такую тактику, Антанта создает дополнительные трудности советскому правительству, угрожает принудительными мерами, когда появляются признаки смягчения в отношениях между Россией и Германией. В то же время проявляет дружелюбие и готовность к помощи, когда возникают расхождения между ними. Работа против Германии с использованием всех средств — это цель Антанты, перед которой все ее другие задачи отступают на второй план.

В соответствии с двойственностью своих задач Антанта и работает в двух направлениях. Любыми мыслимыми средствами политического давления, обещаниями и подкупом Антанта хочет принудить нынешнее правительство, если не к открытой войне, для которой оно слишком слабо, то хотя бы к ухудшению отношений с нами, иными словами, принудить нас к контрмерам.

Есть по всем признакам достоверные сообщения о том, что отсюда ведется подготовка к восстаниям в занятых районах и на Украине. Не подлежит сомнению, что Антанта имеет большое число друзей в правительстве, а также содержит на свои средства целый ряд влиятельных в правительстве лиц. Двойственную роль играет прежде всего, кажется, Троцкий, который тоже, по достоверным источникам, должен иметь связи с эсерами. С этой партией наши противники, несомненно, поддерживают тесные связи, так как видят в ней единственного желательного для них преемника советского правительства. Придет момент, когда они увидят, что большевики больше не способны удерживать власть, и дадут разразиться контрреволюции, поддержат ее и затем признают новых людей как законное правительство. Можно предположить, что уже сейчас Антанта заручается их заверениями относительно позиций России в отношении к нам и к Брестскому миру.

Как раз в последнее время Антанта, по сведениям дипломатической миссии, действует особенно энергично, но с переменным успехом. В зависимости от этого меняется отношение русского правительства к нам и отношение Антанты к России.

По всей видимости, Антанта действует сейчас следующим образом. 1) Угрозы в наш адрес и, если нужно, в адрес России начать операции на Мурманском побережье и в районе Архангельска. 2) Угроза России в Сибири в виде акций по оказанию помощи или предупреждений о возможности таких акций. 3) Подготовка всеобщего восстания в тылу и на территории перед нашими фронтами; несомненно при поддержке, по меньшей мере, части правительства. 4) Сотрудничество с партией социалистов-революционеров, которая готова порвать с Германией, если она придет к власти. Работа немецкой дипломатической миссии в этих условиях чрезвычайно затруднена, особенно в связи с тем что необходимость продвижения наших войск через восточные границы Украины существовала еще до возобновления дипломатических отношений, что значительно облегчало задачу Антанты настраивать русское правительство против нас. Поэтому наши отношения здесь колеблются от почти нормальных до очень напряженных. Порой нашей миссии приходилось взвешивать вероятность разрыва отношений со стороны России. Я считаю, однако, что большевики, по крайней мере внешне, будут пытаться сохранить мир в наших отношениях, даже если к их «большому сожалению и совершенно против их воли» к западу от демаркационной линии произойдут восстания. Однако советское правительство как само по себе, так и в отношении народа, чувствует себя слишком неуверенно для того, чтобы резко изменить свою политику по отношению к нам, поскольку это, очевидно, приведет к власти социалистов-революционеров.

Разрыв отношений между Россией и Германией мог бы не только означать победу социалистов-революционеров над большевиками, но и полное поражение монархистов, правого крыла кадетов и других группировок. Поэтому ориентацию монархистов (на Германию) можно объяснить, в первую очередь, отношением Антанты к другим политическим партиям в России и лишь в меньшей мере их действительными симпатиями к нам. Эта партия надеется найти в нас опору и даже рассчитывает на поддержку, особенно после того, как в результате событий на Украине у них появилась надежда на изменение политики Германии.

Монархическая партия уже неоднократно пыталась установить контакт с нами как в дипломатической миссии, где их ждало определенное разочарование, так и с другими членами немецкой делегации, которые тоже ограничивались, естественно, только выслушиванием намерений и желаний монархистов, что давало нам возможность при необходимости установить более тесные контакты, не компрометируя при этом официальное представительство Германской империи. Главой всего этого движения является проживающий в Москве бывший министр Кривошеий, который действует очень скрытно, но дал о себе знать через посредников. Определенные круги партии кадетов высказываются откровенно за ориентацию на дружбу с Германией в союзе с монархистами.

Я считаю, что в настоящее время число приверженцев собственно монархической партии не очень велико. Необходимо в то же время иметь в виду, что значительные круги состоятельного населения все надежды связывают с Германией и готовы примкнуть к тому, кто первым свергнет правительство большевиков, для начала хотя бы в Москве. Характерной особенностью всей ситуации вообще является то, что недовольство нынешним положением и революционная усталость создали огромную партию тех, кто откроет свои карты только тогда, когда увидит, какая из трех партий; социалисты-революционеры, кадеты или монархисты проявит больше энергии.

Значительно изменились настроения среди сельского населения, так как крестьяне озлоблены и обеспокоены проводимой правительством армейскими силами реквизицией и осуществляемыми экономическими мерами. Так что и здесь на значительную поддержку может рассчитывать та партия, которая первой придет к власти и будет придерживаться разумной экономической политики.

Как мне стало известно из сообщений дипломатической миссии, Германия намерена продолжать поддерживать власть большевиков, поскольку она до заключения всеобщего мира будет той силой, благодаря которой Россия будет оставаться слабой, во всяком случае, не усилится, важной причиной нашей политической ориентации является, насколько мне стало известно, также тот факт, что заключившее Брестский мир нынешнее правительство не имеет права потребовать его ревизии при заключении всеобщего мира.

Мое личное мнение заключается в том, что, учитывая двойственную политику Антанты, мы также должны стремиться к тому, чтобы к власти могла прийти однажды такая партия, которая хотела бы иметь с нами хорошие отношения. Я считаю, что монархическая партия, почувствовав с нашей стороны отсутствие заинтересованности в ней и поддержки, уступит место социалистам-революционерам.

И хотя я тоже считаю, что ускорить свержение большевиков искусственным путем невозможно, но все-таки придерживаюсь того мнения, что Германии нельзя уходить от вопроса, касающегося ее позиций в отношении дальнейшего развития событий в России. По выражению одного из членов дипломатической миссии, положение в стране настолько «запутанное и замшелое», что нашей целью работы здесь не может быть ничто иное, как свержение власти большевиков. Из этого я делаю вывод, что цель наша должна заключаться в том, чтобы не упускать из виду царящий здесь беспорядок.

Хлебом нас снабжает уже давно каждый курьер, прибывающий из интендантства, размещенного на занятой территории. Это стало единственно возможным способом нашего обеспечения продуктами в России, столь богатой зерном прежде.

29 мая.

Переговоры смешанной комиссии по делам о военнопленных не двигаются с места. Гиллерсону известно, что у нас есть повод задержать его соотечественников до заключения всеобщего мира. В то же время мы знаем, что в ответ на это Россия захочет задержать вьщачу немецких пленных, в виде залога. Из наших секретных источников (рубль — все еще надежный ключ ко всем воротам) стало известно со всей определенностью, что сообщаемые нам официальные декреты частично тайно отменяются, что выделенные для работы с нашими подкомиссиями комиссары скрытно затрудняют эту работу.

Различные служащие и офицеры русского отдела по вопросам военного транспорта в настоящее время совершают поездку вместе с Редерсоном и Милецким и должны посетить расположенную на занятой территории дирекцию войсковых железных дорог. Эта поездка была предложена и подготовлена мною, чтобы наладить действительно хорошее сотрудничество с русскими работниками отдела в интересах наших пленных и чтобы опровергнуть утверждения русских о плохом содержании пленных в наших пересыльных лагерях и плохих условиях в эшелонах для военнопленных.

30 мая.

Обеспокоенность в советском правительстве растет. Состояние войны с чехословаками уже не удерживается в тайне. Похоже, что это было вызвано приказом об их разоружении перед отправкой на родину. Число чехословаков, часть которых возглавляют, как здесь полагают, французские офицеры, составляет около 30 тыс. человек. Троцкий должен считаться с возможностью быстрого усиления противника за счет находящихся во всех лагерях людей, настроенных антибольшевистски и контрреволюционно.

Сегодняшняя пресса опубликовала следующий указ, согласно которому для буржуазных кругов должны настать еще более худшие времена.

Постановление Совета народных комиссаров

об объявлении Москвы на военном положении

29 мая 1918 г.

Ввиду обнаруженной связи московских контрреволюционных заговорщиков, в центре коих стоят правые социалисты-революционеры, с восстанием погромных банд в Саратове, мятежом казачьего генерала Краснова[36] на Дону и восстанием белогвардейцев в Сибири, а также ввиду разнузданной агитации контрреволюционеров, стремящихся использовать продовольственные затруднения народа в интересах восстановления власти капиталистов и помещиков. Совет народных комиссаров постановляет: объявить Москву на военном положении. На Н. И. Муралова[37] возлагается обязанность принятия всех вызываемых обстоятельствами чрезвычайных мер в интересах поддержания революционного порядка.

Председатель Совета народных комиссаров

В. Ленин (Ульянов)

Народный комиссар по военным и морским делам Л. Троцкий.

* * *

По нашим сведениям, аресты начались еще до объявления чрезвычайного положения, в первую очередь арестовывали правых социалистов-революционеров. Повсюду домашние обыски; «чрезвычайность» мер — свидетельство их необходимости.

На улицах внешне ничего не изменилось, заметно лишь уменьшающееся число прилично одетых людей, увеличилось число нищих и уличных торговцев. Все чаще можно встретить дрожки, в которых люди с печальными лицами везут на продажу дорогие предметы быта, картины маслом и прочие предметы искусства. Голод стучится в двери, за которыми раньше нередко скрывался мир богатства. Среди буржуазии хорошо живут пока еще те семьи, которые своевременно вложили крупные капиталы в наличные деньги и сумели сохранить их, несмотря на многочисленные обыски.

В Петербурге, говорят, прошли мятежи. Здесь, в Москве, совершен уже ряд расстрелов; судя по их продолжительности, число расстрелянных было значительно больше обычного. Правительство, похоже, поняло, что его позиции требуют снова усиления, а для противника необходимо устрашение. В других государствах правительство подает в отставку, если за ним не стоит правда, если оно не совершило дел для блага народных масс. Здесь же прибегают к усилению террора, пользуются силой принуждения как доказательством права на свое существование.

Вчера мы с Геннингом обедали у народного комиссара финансов[38], который после обеда предложил нам из-под полы платину на 40–50 млн. марок. Небольшой человек еврейского типа с хитрым выражением лица, бывший раньше биржевым агентом или чем-то в этом роде. Оплату он хотел бы иметь в товарах, крайне необходимых России, но запросил такие цены, которые Берлин сможет принять только в случае особой заинтересованности в платине. Своими вопросами мы пытались узнать о планах финансовой и торговой политики правительства Советов, но в итоге у нас создалось впечатление, что рассчитывать на позитивные творческие действия не приходится. Пуск в ход печатного станка для эмиссии бумажных денег, конфискация частной собственности и национализация — это не тот путь, чтобы снова наладить развалившееся народное хозяйство. Аннулирование государственного долга хотя и поправило бюджет на долю выплаты процентов по займам, но в то же время нанесло ущерб экономике, который превысил выгоду во много раз. Я все еще пытаюсь найти заслуживающие признания дела или признаки дел, которые свидетельствовали бы о процветании или хотя бы обещали такое процветание. За пять недель моего пребывания здесь я ничего подобного не нашел. Никакого следа превозносимых идеалов революции — ни свободы, ни равенства, ни братства. Но ради справедливости одно из завоеваний я не могу не отметить.

Наложенный с началом войны запрет на водку, распространенный нынешним правительством также на вино и пиво, соблюдается с такой неукоснительностью, что с пьянством здесь, похоже, покончено. На улицах я не видел еще ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминающего пьяного.

1 июня.

Все попытки добиться обходным путем договоренности относительно обмена пленными по принципу «транспорт на транспорт» провалились на вчерашнем заседании, когда мы были, казалось, почти у цели, русские настаивают на том, чтобы получить окончательное право отправлять на родину меньшее число пленных, чем возвращается от нас. Мы считаем, что с таким требованием можно согласиться в случае временных обстоятельств, когда на то есть особые причины. На длительный же срок мы имеем право сокращать количество пленных, отправляемых в Россию.

Мы заявили вчера, что отказываемся идти на большие уступки; русские намерены к очередному заседанию получить окончательное решение своего правительства. При этом было сказано, что вряд ли можно ожидать согласия на принципах «временных обстоятельств».

После этого заседание было отложено. Если мы не настоим на своем и если Берлин нас не поддержит, то груз печальных последствий придется нести нашим пленным соотечественникам. Из собственных источников нам известно, что как только мы откажемся от принципа «транспорт на транспорт», большевики начнут использовать наших пленных соотечественников в качестве объектов обмена, которых они будут отпускать или задерживать, тем самым поощряя или наказывая нас за тот темп, с которым мы будем освобождать русских пленных.

3 июня.

Вчера во второй половине дня мы с Геннингом и еще двумя представителями комиссии по делам о военнопленных срочно выехали на призыв о помощи на один из вокзалов, где уже три дня стоят четыре русских санитарных поезда с военными и гражданскими пленными, в основном австро-венграми, которых не пропускают дальше, так как потребовалось еще раз, как и на месте отправки, установить, действительно ли пассажиры являются инвалидами. Питание для них при этом сквернейшее. Проезд и загрузку таких поездов мы наблюдаем часто, всегда это связано с большими трудностями, что частично вызывается плохой организацией, а по большей части — с халатностью и небрежность. Мы замечаем, что русские, несмотря на договоренность, пытаются задерживать боеспособных пленных. По этому поводу происходили трения с русскими врачами и чиновниками.

Затем мы с балтийскими друзьями посетили Воробьевы горы в южной части города, откуда открывается красивейший вид и откуда Наполеон увидел цель своего великого, но безумного похода. Элегантный в свое время ресторан, на террасе которого богатые люди проводили летние вечера, сейчас пришел в упадок, наполнен подозрительным людом.

С особым нетерпением мы ожидаем сообщения из войск. Если телеграфная связь в порядке, то новости нам становятся известны уже после обеда, и я наношу сведения на карту, вывешенную в вестибюле.

Достигнем ли мы нашей цели еще в этом году, сможем ли навязать готовность к переговорам? Сможем ли мы в противном случае продержаться дольше? Последнее мне представляется весьма сложным делом. В первом я сомневаюсь, так как опыт, например Вердена, показывает, что успех после первого перемирия хотя и возможен, но он никогда не приводил к решающим крупным победам. Даже если противник не будет побит, мы утвердимся настолько, что может быть заключен мир на сносных для нас условиях. Именно тогда восточные вопросы будут иметь решающее значение. Возможные потери на западе будут более чем компенсированы полной свободой действия на востоке с использованием там открывающихся перспектив.

4 июня.

29 мая чехословаки взяли Пензу, Советы скинуты. Наша комиссия M 3 по делам о военнопленных частично арестована. Из ее отчета я привожу некоторые выдержки, поскольку они свидетельствуют о возникновении восстания и его целях…

«Затем нас всех в закрытой машине доставили на станцию Пенза Рязанско-Уралъской железной дороги. Оттуда нас направили пешком на станцию Пенза 11, где проживает командир 1-го Чехословацкого Гуситского стрелкового дивизиона Чечек. Отношение чешских солдат и офицеров к нам было враждебным, но сдержанным. В штабе нам заявили, что, по сообщениям различных лиц, руководитель немецкой комиссии лейтенант Лессинг руководил большевистскими войсками и приказал военнопленным участвовать в боевых операциях. Мы отнесли эти утверждения в разряд домыслов. В действительности, в боевых действиях участвовали только те немецкие и австрийские военнопленные, которые входили в состав Красной армии и которых, таким образом, нельзя рассматривать как военнопленных.

В ответ на это нам было предложено предъявить документы. Чехи принесли извинения по поводу ареста, объявили дело как недоразумение и долго говорили о том, что мы должны сообщить графу Мирбаху. Среди выступавших перед нами, кроме командира Чечека, был председатель чехословацкого революционного комитета д-р фон Ленфельд. В основном, содержание их выступлений сводилось к следующему.

Чехословаки считают, что требование о разоружении исходит от графа Мирбаха. Они советуют отказаться от этого требования, иначе немецкие военнопленные и через два года не покинут Сибирь. Их около 60 тыс. человек, первые эшелоны стоят уже вдоль Сибирской железной дороги. Сами они являются арьергардом. Как показали события в Пензе, русское правительство не сможет произвести их разоружение. Их план — пробиться к Владивостоку. По-доброму с чехами можно договориться, по-плохому — нет. Они будут защищаться до последнего. Их политические цели получены ими от чешского правительства в Париже. Они антимилитаристы и антиимпериалисты (в Пензе они показали себя хорошими солдатами). Нас просили передать об их доблестном поведении в Пензе, что они представляют народ, который заслуживает свободы. К Германии они не испытывают вражды, но относятся враждебно к устаревшим порядкам в Австрии. Их идеал — возвращение в свободную Чехию, которая должна стать такой же самостоятельной, как Венгрия. Только в такую Чехию они могут вернуться, иначе — борьба до последнего солдата. Они производят впечатление несчастных людей, которые не находят практического выхода из запутанной ситуации.»

Вчера Геннинг, Петерсон, прибалт фон Раутенфельд и я явились к председателю Центральной комиссии по делам о военнопленных г-ну Уншлихту[39], малосимпатичному и довольно бесцеремонному еврею, чтобы изложить жалобы по поводу установленных в воскресенье недопустимых фактов обращения с военнопленными в санитарных эшелонах. Уншлихт, не называя причин и несмотря на наши неоднократные предупреждения, заставил нас ждать полчаса в коридоре. После чего мы направились непосредственно в народный комиссариат по иностранным делам, нашли там только Радека и заявили ему, что мы прекратим общение по службе с ведомством по делам о военнопленных до тех пор, пока Уншлихт не принесет официальные извинения. Радек вызвал по телефону свою жену[40], которая работает в Центроплене рядом с Уншлихтом — понятливая и предупредительная личность. Разговор в кабинете Чичерина по всем спорным пунктам.

Расстрелы продолжаются, теперь среди арестованных бывших офицеров (около 100 офицеров). За последние дни по нашим сведениям расстреляно много священников.

5 июня.

Вчера снова встреча в кабинете Чичерина с Уншлихтом и с супружеской парой Радеков по урегулированию вопросов, связанных с нашими жалобами. Типичная картина: мы, немцы, длительное время находились в кабинете министра иностранных дел, кипы актов, повсюду открытые конверты с письмами. Появившийся во время беседы Чичерин извиняется и снова уходит, чтобы не мешать нам, хотя мы, немцы, хотим освободить кабинет и перейти в другое помещение.

Радек занят выкладыванием книг из ящиков, доставленных из Берлина Иоффе[41], в том числе социалистических журналов, брошюр по экономике, книг по юриспруденции. Случайно я заметил также книгу «Великая Германия». Радек заметил, что в России ощущают острую нехватку в немецких научных книгах и журналах. Перед нами, офицерами, Радек рисуется своей начитанностью и знаниями военной литературы и проявлением интереса к нашей профессии. Если он ожидает нашего прихода, то на его письменном столе всегда можно увидеть работу какого-нибудь известного немецкого автора военной литературы.

Во второй половине дня — заседание смешанной комиссии, которое, похоже, будет последним. Состоялся только обмен заявлениями, смысл которых заключается в том, что ни та, ни другая сторона не намерена уступать в вопросе обмена военнопленными по принципу «транспорт на транспорт». Мы одновременно заявили о нашем требовании перенести заседание до принятия окончательного решения, поскольку рассмотрение второстепенных вопросов теряет смысл.

До этого граф Мирбах дважды безуспешно пытался добиться уступок у Чичерина. Позавчера комиссариат по иностранным делам направил в нашу дипломатическую миссию ноту Иоффе. В ней была изложена позиция русских в этом вопросе и их просьба передать его решение в комиссию, которая в ближайшее время должна заседать в Берлине для решения ряда экономических, финансовых и юридических вопросов, касающихся Брестского мира.

Это предложение не что иное, как затяжной маневр. Вместе с тем оно показывает, насколько точно ориентировано советское правительство, рассчитывающее на то, что в Берлине скорее могут пойти на уступки. Не исключено, что оно надеется также путем возможных уступок добиться преимуществ в других вопросах. У нас уже неоднократно возникали подозрения, что в правительственных кругах могут вестись закулисные политические сделки.

Позавчера в военное министерство и Верховному главнокомандованию по телеграфу нами отправлено сообщение, содержащее нашу точку зрения, так как мы уверены, что оба эти ведомства твердо стоят на наших позициях. Предложение русских должно быть отклонено, иначе вопрос не будет решен и через несколько недель, за это время положение с нашим транспортом будет еще более затруднено, все большее число наших пленных будет отрезано чехословаками в восточной части России и в Сибири.

Русские вне всякого сомнения пойдут на уступки, если сейчас отклонить их предложение и дать им ясно понять, что наше правительство полностью поддерживает нас. Всякое иное решение, собственно, исключено, так как мы действуем согласно неоднократно подтвержденным приказам. Если в Берлине сдадут позиции, то Геннинг и я вряд ли найдем возможным продолжать работу с русскими, мы постоянно повторяем, что мы не можем отойти от принципа «транспорт на транспорт» и не можем допустить здесь своего провала. Перенесение переговоров по этому единственному вопросу в Берлин при условии неизменного отстаивания своих позиций лишь затруднит положение нашей комиссии и серьезно повредит работе нашей Главной комиссии. В то же время судьба наших военнопленных не должна стать объектом сделки в решении споров по экономическим вопросам.

Выдержка из донесения Верховному главнокомандованию от 4 июля

Объявление военного положения в Москве, приказы от 30 мая о проведении арестов в ряде промышленных и зерновых губерний, а также сообщения правительства об обнаруженных заговорах контрреволюционеров и мерах подавления чехословаков свидетельствуют со всей очевидностью о том, насколько шатко положение власти большевиков.

За последние шесть дней арестованы тысячи людей, это, прежде всего, социалистыреволюционеры, меньшевики и кадеты, но правительство не преминуло в этих условиях арестовать также целый ряд монархистов и большое число священнослужителей. Состоялись многочисленные казни, особенно жестоко преследуются бывшие офицеры, которые не находятся на службе у большевиков. Те, кто не арестован, обязаны ежедневно являться на проверку. За последние дни, по неопровержимым сведениям дипломатической миссии, расстреляно больше сотни офицеров.

По беспощадности и бесцеремонности правительство Советов далеко превосходит русское самодержавие в худшие времена его истории, действия комиссариата по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией разнузданы и не руководствуются никакими законами. Смертные приговоры выносятся простым решением комиссариата. Его произвол и негласные действия тяжелым гнетом легли на Москву, так как никто не гарантирован от обысков и ареста, решительные меры последних дней снова подтверждают, что большевики все еще владеют ситуацией, однако ненависть к ним и общее недовольство настолько велики, что последствия не заставят себя долго ждать. Именно в последние дни вера в то, что нынешнее правительство еще долго удержится у власти, сильно пошатнулась не только у его противников, но и среди самих его членов, чему есть определенные свидетельства, уверенность в надежности власти большевиков пошатнулась и у работников немецкой дипломатической миссии. Но пока еще вряд ли можно предсказать момент смены власти, поскольку положение слишком запутанное. Если большевикам действительно удастся мерами арестов, проведенных в последние дни, существенно нарушить организацию их противников, то, несмотря на возрастающее общее недовольство, они сумеют выиграть время.

Советское правительство озабочено также поведением Балтийского флота, руководство которого было приглашено в Москву и тут же арестовано[42], а также беспорядками в Петербурге, которые еще, однако, не приняли серьезной формы.

6 июня.

Вчера Чичерин сообщил графу Мирбаху, что 4 июня представители Антанты, кроме Японии, заявили правительству, что с этого дня чехословацкие части рассматриваются как союзнические и в этой связи любая новая попытка к их разоружению будет расцениваться как враждебная Антанте акция. Нарком добавил также, что русское правительство тем не менее будет продолжать начатую акцию, однако, при условии, что немецкие войска немедленно остановят повсюду свое продвижение и будут соблюдать демаркационную линию.

Это последнее требование русских в последнее время высказывалось неоднократно; при этом подчеркивается, что при дальнейшем продвижении из Украины на Донецкую и воронежскую области весьма велика вероятность всеобщего восстания великорусских крестьян, отличающихся своенравным характером.

Позиция Антанты в отношении действий русского правительства против вооруженных соединений чужестранцев в России противоречит, само собой разумеется, международному праву и не что иное, как большая наглость, но неожиданной ее считать нельзя. Один из представителей Антанты заметил в комиссариате, что в России теперь уже снова есть армия, и она не позволит относиться к себе так плохо, как это делалось до сих пор.

В сообщениях о действиях и намерениях Антанты в России уже не раз говорилось, что Антанта стремится образовать на востоке против Германии новый фронт и что эти намерения могут быть осуществлены. Об этом свидетельствуют восстание чехословаков, которое дало возможность захватить важные железнодорожные станции в Среднем Поволжье и в западной Сибири, события в Центральной и Восточной Сибири, на Мурманском побережье и под Архангельском.

Похоже, что территориям, занятым большевиками, угрожают со всех сторон и хотят перекрыть основные источники их снабжения. Подобное использование чехословаков должно принести Антанте больше пользы, чем если бы за счет них на несколько полков пополнился бы западный фронт, тем самым Антанта строит фундамент для всех врагов большевизма.

Такой же силой могли бы стать и страны Центральной Европы, но они связаны признанием правительства террора и мирным договором и находятся поэтому в нелучшем положении. Надежда на нас, которая во всех кругах, надеявшихся на поворот событий, была поначалу очень большой, постепенно, но явно убывает. В этих кругах приходят к убеждению, что наш совместный путь с Лениным не был временной военной мерой. Опасаются, что у нас не хватит сил и энергии для проведения активной политики, в то время как наш противник, как им кажется, снова развивает решительную и целеустремленную деятельность.

Весьма сомнительно, что у Антанты достанет сил для установления стратегической связи северных войск (Мурманск-Архангельск) с Восточным фронтом, но это и не имеет большого значения, целью, достойной усилий и средств, могло бы стать отделение Сибири и по возможности овладение ею. Значительная часть наших военнопленных уже сейчас отрезана, и в случае длительных военных действий их доставка из русской части Сибири может быть серьезно затруднена.

Из высказываний графа Мирбаха несколько дней назад следует, что на Вильгельмштрассе взгляды несколько изменились. Похоже, что там поняли, что настоящее сотрудничество с советским правительством невозможно, что оно долго не продержится, и что отвернуться от всех буржуазных партий означало бы в перспективе нанести большой вред нашей политике, несмотря на диктуемые необходимостью задачи текущего момента. Насколько повлияло на министерство иностранных дел мнение верховного главнокомандования и повлияло ли оно вообще — судить не могу.

Приходится сожалеть, что и наши здешние искусные политики с недоверием относятся к проявляемому нами интересу ко всем происходящим событиям, к будто бы существующему нашему стремлению проводить свою собственную политику, к нашему донесению, сделанному по приказу свыше. Но подозрительность, видимо, в традициях нашего министерства иностранных дел. По-моему, единственный человек, стоящий над этим — граф Мирбах. Наше согласие не только в совместном проживании, но и в совместной деятельности могло бы лишь способстовать интересам дела. Достигнутое теперь сходство позиций, вероятно, как раз и послужит этим интересам.

Наши дипломаты находятся в плену идей английской ориентации, которая до сих пор считается единственным спасением. У меня уже не раз были оживленные дискуссии по этому вопросу, особенно с Рицлером. Я согласен, что еще 30 лет назад Германия ввиду сложившейся тогда ситуации вынуждена была решать, с кем идти на тесное единение — с Россией или Англией. В зависимости от решения предстояло затем на годы вперед чем-то жертвовать; в случае ориентации на Англию — созданием собственного флота; при ориентации на Россию определенной в отношении стран Ближнего и Среднего Востока, получив за это взамен какие-то преимущества. Думаю, что договориться с Россией нам было бы легче, если бы мы убедили Австро-Венгрию в необходимости пойти на уступки в угоду кайзерскому союзу и решали бы турецкий вопрос вместе с царем, вместо того чтобы брать под защиту султана.

Ориентации на Англию даже при том, что было бы найдено согласие в вопросе о флоте, всегда сопутствовал бы призрак зависти нашим торговым делам. Мы были и оставались всегда сильнейшим государством на континенте, т. е. в принципе традиционным противником Англии. Мне совершенно не понятно, почему и сейчас еще существуют надежда и мнение, будто Англия не ставит своей целью уничтожение Германии и выбранная в свое время ориентация на Англию восторжествует, а политика Бетман-Гольвега блестяще оправдается.

8 июня.

С Чичериным давно ведется полемика по поводу присутствия сил Антанты на Мурманском побережье и их продвижении на юг, а также по поводу того, как Россия намерена такие действия на ее территории привести в соответствие с ее нейтралитетом. Чичерин отрицает эти очевидные факты. Наконец, он заявил, что немецкий представитель может сам на месте проверить действительное положение дел. Сегодня получена телеграмма из министерства иностранных дел, в которой говорится, что по поручению Верховного главнокомандования мне предписывается совершить поездку вместе с русским комиссаром. Такая командировка может оказаться интересной, и, надеюсь, она не закончится для меня в завершающей стадии войны английским пленом. Но я думаю все-таки, что Россия откажется от своего предложения, поскольку она не может представить требуемых нами доказательств.

В последнее время монархистские круги особенно энергично ищут возможностей контактов с нашими офицерами. Не выслушивать их нет никакого основания, тем более что мы сочувствуем этим людям. Такие встречи организуются разными путями, места встречи постоянно меняются. На таких встречах я познакомился со многими симпатичными и благородными людьми (сейчас все они за границей). Все их высказывания сводятся к тому, что без нас они ничего не могут сделать, что мы должны наступать, тогда они смогут начать движение. Если они, отметя диктатуру, придут к конституционной монархии, то мы в качестве возмещения должны вернуть им Прибалтику или по меньшей мере Эстонию, Лифляндию и Украину.

Их планы были бы верны, не будь мы полностью связаны тяжелыми боевыми действиями на запале. Обстоятельства и без того вовлекли нас в такую авантюру, что наша стратегия пришла в чахоточное состояние. Будь у нас ощущение, что в России организованы достаточные силы и небольшого толчка с нашей стороны было бы достаточно для создания такой России, которая снова пришла бы к законным формам правления, т. е. конституционному правительству, наше вмешательство, по моему мнению, было бы нашей обязанностью. «В противном случае, мы должны искать помощи у Антанты», — заявляли наши русские собеседники в ходе наших встреч. Для оказания такой поддержки потребовалось бы от шести до восьми дивизий и сильная кавалерия.

11 июня.

Предположения сбылись. Русское правительство попросило временно отложить намеченную контрольную поездку ввиду полученных сведений о предстоящей высадке на Мурманском побережье английских войск. Таким образом, определенная ясность в этом вопросе достигнута. Русская комиссия вернулась из инспекционной поездки, очень довольная ее результатами и несколько обескураженная увиденным у нас порядком и хорошей организацией. Позавчера в доме Берга меня посетили (здесь это заметное событие) бывший генерал Савченко-Казенка и инженер железных дорог Блюмберг, чтобы поблагодарить за оказанное им внимание со стороны немцев, кремлю такие естественные формы не ведомы. Блюмберг с некоторых пор стал душой обеих комиссий по вопросам железных дорог, в его задачи входит облегчить контакты между мной и русскими властями. Умный, деловой и приятный человек, мне нравится работать с ним.

13 июня.

Конфликт по вопросу обмена военнопленных «транспорт на транспорт» не решен. Мирбах доложил об этом в наше министерство иностранных дел. Ответ не получен. Русские уже выпускают щупальца в лице господина Навашина, но сами на уступки не идут. Чтобы выиграть, было бы достаточно энергичной ноты из Берлина.

Сначала были признаны недействительными все достигнутые с таким трудом договоренности, облегчающие вывоз немецких пленных, основанием чему послужило правовое заключение, составленное Исаевым. Чичерин на переговорах изворачивается, сначала все обещает, на следующий день под влиянием Гиллерсона, Радека и других все сказанное берет обратно. Если Вильгельмштрассе не проснется, дело окажется непоправимым. Несколько дней назад Троцкий сказал одному из работников дипломатической миссии: «Мы уже фактически покойники; теперь дело за гробовщиком». Однако положение советского правительства еще не настолько плачевное. Гробовщиков нашлось бы много, но до сих пор ни у кого не хватает решимости и силы. Большевики выигрывают именно потому, что среди этих гробовщиков нет единства.

Вчера во второй половине дня в течение пяти часов наблюдали на Николаевском вокзале от начала до конца процесс погрузки и отправки санитарного эшелона с нашими пленными. Сначала был загружен эшелон москвичами (около 1000 чел.) — беднейший люд, в основном, женщины и дети — отправляемыми на восток, чтобы тем самым облегчить положение с продовольственным положением в Москве, такие поезда теперь отправляются часто. Затем, через несколько часов ожидания, пришла очередь отправки наших 300 гражданских пленных и угнанных и 250 военнопленных. Выдержка и дисциплина последних были особенно заметными. В целом, все происходило сносно, создавалось впечатление, что наши жалобы возымели успех, затем — посадка во все вагоны красногвардейцев и проверка с целью предотвращения вывоза денежных сумм и товаров свыше разрешенных норм.

С этим поездом уезжала вдова бывшего русского посла в Берлине[43], которая обратилась к кайзеру за разрешением проживать в ее прибалтийском имении. Большевики официального разрешения ей не дали, но в присутствии немецкой дипломатической миссии сделали вид, что они смотрят на это сквозь пальцы. Но не настолько, чтобы не заметить и не отметить для себя, что графиня помимо слуги и двух камеристок имела при себе девятнадцать больших чемоданов. Понятное желание спасти что-нибудь из своего имущества. По нашей просьбе контроль ее багажа ограничился простым открытием чемоданов. Русские комиссары ни во что не вмешивались, но несколько раз повторили нам, что, по их сведениям, в поезде находятся пассажиры, не имеющие разрешения на выезд. Уже сегодня нам сообщили, что поезд был остановлен на одной из пригородных станций, багаж графини был основательно проверен и облегчен. Пример этого отъезда свидетельствует о том, что приспосабливаться к создавшимся условиям здесь еще не научились.

Когда поздно вечером, стоявший во главе комиссаров начальник решил еще раз обыскать поезд, фон Раутенфельд и я стали внушать ему, насколько приятнее возвращаться домой в автомобиле, чем пешком. Это подействовало. По пути домой молодой человек много политизировал, отметил среди прочего, что наш комиссар, товарищ (геноссе) Вильгельм, делает свое дело все-таки хорошо, что Россия очень нуждается в немецком порядке.

17 июня.

В последние дни мне приходится много ездить по Москве, чтобы сдвинуть с мертвой точки безнадежные переговоры с администрацией железных дорог. При этом я познакомился с наркомом путей сообщения Ревским[44], малообходительным человеком, ранее мелким железнодорожным чиновником.

Понятие равенства и непонимание необходимости организованности приводят в одинаковой мере к странным явлениям; например, Чичерин самолично подписывает паспорта, заявки на железнодорожные купе для наших курьеров и выполняет другие такого рода мелочи. Вполне понятно, что на большие дела времени не хватает, немногочисленные добросовестные члены правительства быстро переутомляются. Насколько я убежден в необходимости вливания свежей крови в систему у нас дома, (нам нужен менее величественный и менее тайный Тайный совет), настолько на основании моих наблюдений я убедился в необходимости планомерной учебы здесь для массы чиновничьего аппарата.

В последнее время я стал вхож во многие русские и русско-немецкие семьи; с одними из них меня связывает знакомство по политическим делам, к другим я прихожу, выполняя поручения их немецких родственников. Повсюду заботы и нужда или же жизнь с ограничениями и в постоянном страхе попасть под подозрение «чрезвычайки». И при всем при этом всюду, где мне приходится бывать, пытаются показать русское гостеприимство. По возможности мы помогаем всем, кому находим нужным, с получением документов, разрешающих въезд на оккупированную нами территорию, а также в других вопросах, если это только возможно по нашим официальным каналам.

Неожиданно настали жаркие дни, на улице бывает душно, нередки дожди с грозами. Недавно часы здесь были переведены на два часа вперед, чтобы полнее использовать дневной свет. И поскольку белые ночи стали заметнее, мы можем по вечерам почти до полуночи читать без лампы в прекрасном саду нашего дома.

Вместе с Геннингом я часто бываю по вечерам и воскресным дням в гостеприимном доме нашего прибалтийского знакомого в Трубниковском переулке, который находится в нашем квартале, это бывший аристократический квартал, где дворянство имело свои городские усадьбы, в которых они жили блестяще, хлебосольно и порой расточительно. Еще можно встретить эти старые просторные господские дома, окруженные постройками для крепостного люда и прекрасными садами, когда я здесь брожу, мне часто вспоминаются образные описания в книге князя Кропоткина[45] «записки революционера» и в «Войне и мире» графа Толстого[46]. Местами встречаются деревянные дома, внутри, наверное, не столь уютные, как снаружи.

18 июня.

Наши три комиссии попечения о военнопленных возвращаются назад. Лопасть в Сибирь им не позволили чехословаки, успехи которых растут. По новым сведениями их численность составляет 60–80 тыс. человек.

Из министерства иностранных дел нет ни слова. Прошло уже две недели как мы перенесли очередное заседание. И там еще удивляются, когда у солдат лопается терпение! Мы направили телеграфом в Верховное главнокомандование и военное министерство пространные и очень резкие жалобы. Бюрократы на Вильгельмштрассе, видно, не представляют, что на душе у наших пленных, хотя мы свое мнение по этому поводу им высказали.

Мне вдруг пришло в голову, что чем меньше дипломатическую миссию информируют, тем бесцеремоннее с ней обращаются. Но не могут же в самом деле в министерстве иностранных дел полагать, что наше представительство здесь должно только выполнять поручения, не принимая никакого участия в умственной политической работе.

Русские хорошо знают от Иоффе, что происходит в Берлине, об этом нам известно по их косвенным высказываниям.

20 июня.

Вчера интересная беседа с бывшим генералом, который пытался обрисовать нам возможные перспективы. Старая песня: считают, что немцы могли бы еще перейти к решительным действиям, но воли к этому у них теперь уже нет. Террористические акции последних недель нанесли серьезный удар по буржуазии, их организациям нанесен урон, некоторые полностью разбиты. Угрозой для большевиков изнутри могли бы быть объединенные силы всех их врагов, но такого единения ожидать не приходится. Другой возможностью мог бы стать переход значительной части Красной армии в другой лагерь. Правые обеспокоены тем, что чехословаки и Антанта могут сбросить правительство Советов, что в результате к власти придут другие левые, полностью отстранив правых.

По средам (вчера во второй раз) в Калашном переулке в доме Главной комиссии теперь проводятся вечера для немецкой колонии. Это хорошая идея. В них принимают участие также московские немцы, шведы и военнопленные офицеры. Идея проведения таких вечеров принадлежит графине Юкскюль, Летерсону и Милецкому, которые выступают в роли хозяев и которым мы все очень благодарны за это изобретение. Музицирование, несколько игральных столов и разные увеселительные развлечения.

Выдержка из донесения Верховному главнокомандованию от 20 июня.

Распространение чехословацкого восстания, которое за некоторым исключением развивается успешно, кажется, существенно усложняет положение правительства. Чехословацкие части представляют собой ядро для всех контрреволюционных элементов, вливающихся в них. Во многих местах заметно оживление оппозиции, в ряде мест большевистское правление уже свергнуто. По еще не подтвержденным сообщениям в Рязани правительство Советов изгнано, похоже, что должно подтвердиться сделанное ранее сообщение о взятии Казани. Пермь уже в руках чехословаков. Вся Сибирь вышла из-под власти советского правительства.

Чехословаки выступают в тесном взаимодействии с казаками генерала Дутова[47] и адмирала Колчака[48]. В Западной Сибири ими руководит французский генерал. Немецкие комиссии по делам о военнопленных, направленные в Сибирь, вернулись ни с чем, так как их попытки продвинуться дальше были пресечены. При попытке попасть в Омск они были остановлены спасающимися бегством большевиками и были вынуждены вернуться в Екатеринбург, который в настоящее время является единственным городом восточнее Урала, находящимся еще в руках большевиков, но падение которого ожидается со дня на день, если он уже не пал.

Вернувшиеся из поездки наши люди дают следующую характеристику состоянию дел в Западной Сибири. Почти все население настроено против большевиков, крестьяне хотят иметь старую Россию, господина, как они говорят, перед которым они могли бы снять шапку. Население Сибири хочет иметь самостоятельность и независимость не от России, а только по отношению к революционному правительству. В Сибири хотят возрождения буржуазной государственной формы правления, очень многие предпочли бы монархию. В целом, охотно была бы принята помощь Антанты, но нет никакого желания терпеть дольше американское и японское господство. В Пермской губернии преобладает мнение присоединиться к самостоятельной Сибири.

Чехословаки и сибиряки беспощадно расправляются со всеми советскими работниками, попадающими им в руки. Многочисленные смертные казни оказали свое воздействие на большевиков, так что настоящее сопротивление было оказано лишь в отдельных случаях. Похоже, что спасение для них только в бегстве на Запад.

Вне всякого сомнения, позиции правительства в Москве в последнее время стали менее надежными. Среди правительственных кругов мне неоднократно приходилось встречаться с мнением, что конец этому удовольствию близок. Из надежных источников нам известно, что очень влиятельные члены правительства уже на всякий случай запаслись иностранными паспортами с визами иностранных консульств. Во враждебных для большевиков кругах в основном надеются и верят, что ненавистное правительство скоро будет свергнуто. Считают, что свержение будет осуществлено непосредственно чехословаками или правительство падет вследствие перекрытия доставки продовольствия с востока. Значительно упала уверенность в том, что падению власти могло бы способствовать наступление немцев.

Победа чехословаков и как следствие смена правительства может привести к управлению только группировки социалистов-революционеров и меньшевиков, стоящих на стороне Антанты. Поэтому правые партии с большой озабоченностью следят за развитием событий.

21 июня.

Сегодня прибыл назначенный три недели назад на должность военный атташе майор Шуберт, хорошо знающий Россию, посещавший ее много раз в мирное время и в совершенстве владеющий русским языком, для меня это большая помощь, поскольку я сильно загружен работой, необходимостью присутствовать на многочисленных заседаниях и, кроме того, ежедневно по нескольку часов провожу в бюро Главной комиссии. Дипломатическая миссия разделяет наше мнение, что успехи чехословаков, занявших по последним данным Сызрань, Кузнецк, Тамбов, Козлов, Рязань, продвижение Дутова, захватившего Оренбург, вполне могут привести к повороту событий в России. Падение большевиков может означать победу Антанты, красные части не оказывают достойного сопротивления чехословакам, население приветствует их как освободителей. Для министерства иностранных дел, разумеется, очень сложно принять решение об изменении восточной политики на основании этих сообщений, так как в случае ошибки ее последствия будут означать новую войну на востоке и еще большую напряженность общей обстановки. Я же считаю, что в случае нашего продвижения мы встретили бы еще более слабое сопротивление, чем в марте, и что оно привело бы к немедленному падению Кремля.

23 июня.

Вчера очень интересная встреча с несколькими господами, прибывшими из Сибири. Один из них — бывший русский офицер высокого ранга, при Керенском был направлен в Сибирь, боролся там с большевиками против правительства Керенского, затем входил в состав местных органов власти. Похоже, честолюбивый и энергичный человек, лишь внешне придерживающийся правящей ориентации до тех пор, пока не достигнет своих собственных целей другими путями. Если он переживет эти времена, то я не удивлюсь, еще не раз услышав о нем[49]. Только Восточная Сибирь, примерно до Красноярска, пока еще в руках большевиков, но она отрезана от остальной азиатской части России контрреволюционными частями Семенова[50] и Колчака, а также чехословаками.

На Дальнем Востоке во внутренние дела бывших своих союзников вмешиваются также китайцы и японцы. У меня создалось впечатление, что в Сибири идеальное поле деятельности прежде всего для авантюристов и жадных до добычи людей.

Об обеспокоенности правительства Советов свидетельствует тот факт, что они негласно предложили нам согласиться с вооружением наших военнопленных в Сибири и восточной части России и с использованием их против чехословаков. После успешного окончания боевых действий наши пленные смогут тогда немедленно выехать на родину. Не говоря уже о том, что такое разрешение требуется от нас немедленно и что мы вовсе не заинтересованы в подобной поддержке большевиков, тысячи наших земляков должны будут испытать на себе весьма оправданную месть чехословаков.

25 июня.

Сегодня познакомился с Троцким-Бронштейном. Мы навестили его в военном комиссариате, чтобы потребовать его вмешательства для организации вывоза наших пленных из областей, занятых чехословаками. Он обещал — внешне вежливо и любезно — помочь, если наркомат по иностранным делам не будет возражать, вот так одни органы власти прикрываются другими с тем успехом, что в конечном итоге ничего не происходит. Троцкий — типичный представитель своей нации, с гривой волос, в глазах — ум, решительность и лукавство.

Из Берлина все еще нет сообщения по урегулированию вопроса об обмене пленными «транспорт на транспорт». Из частного сообщения следует, что директор юротдела министерства иностранных дел Криге намерен изменить свою прежнюю позиции в этом вопросе, я в это не верю, несмотря на то, что кое в чем я этому отделу доверяю. Полученный недавно ответ от Людендорфа[51] на одну из моих телеграмм однозначен: «С Вашей позицией согласен, уступать нельзя!»

28 июня.

Наконец-то решение принято. Иоффе согласился с принципом обмена «транспорт на транспорт» и даже признал наше право временно не связывать себя сроками окончательного возврата всех немцев из России. Если этот результат и удовлетворяет, то факт остается фактом, что это могло произойти и три недели назад, что за последние 24 дня вследствие действий русских и успешных выступлений чехословаков были захвачены тысячи немцев, которым теперь несколько лет уготована судьба находиться в плену.

Похоже, что в Берлине со спокойной совестью отодвигали это решение до того момента, пока не представился случай связать его с какими-нибудь экономическими уступками. Еще 5 июня министерство иностранных дел должно было передать Иоффе следующее:

«1) Требования московского представительства не только не соответствуют полученной инструкции, но и выходят за ее рамки в пользу России. Они являются последний пределом уступчивости.

2) Смешанная комиссия в Москве является по-прежнему вполне компетентной».

Но, по-видимому, этот вопрос не обсуждался до определенного момента, хотя в качестве запасного варианта он не годился, так как ход событий требовалось ускорить всеми возможными средствами. Об этом в министерстве иностранных дел знали хорошо из телеграммы графа Мирбаха, которую он с нами обсуждал и просил отправить ее через нас; знали в министерстве о положении вещей также наверняка от Верховного главнокомандования и военного министерства.

Возобновить заседания не удается теперь из-за позиции русских, которые раздражены поражением в решающем вопросе. Гиллерсон и Исаев грозят уходом в отставку; меры русских против вывоза пленных пока остаются в силе, их отмены в Берлине, похоже, не требуют.

Нападки прессы против Германии усиливаются, нередки угрозы в адрес нашей дипломатической миссии. Уже поступали сигналы о готовящемся покушении на нашего посланника, который воспринимает все это с большим самообладанием. Обстановка достаточно напряженная. Душно не только в воздухе, вся политическая атмосфера наэлектризована. Антанта и ее приверженцы работают лихорадочно, в то время как мы ввиду проводимой нами политики неопределенности, о которой я уже неоднократно говорил, и склонности нашей дипломатии к признанию «богом желанной зависимости» (цитируя Бетман-Гольвега), смотрим на происходящее довольно бездеятельно.

С нынешним правительством едва ли возможно взаимодействовать в политике, против него вместе с его противниками мы действовать не хотим и, пожалуй, не можем, если не стремимся к коренной смене системы. Воодушевление, которое здесь было связано с надеждой на Германию, идет заметно на спад, об этом свидетельствует поступившее сегодня сообщение из лучших кругов Москвы, в котором говорится:

«От дружественно настроенных по отношению к немцам октябристов поступают сведения, что среди всех слоев населения в последнее время особенно широко развернула свои действия агентура Антанты, цель которой — склонить их на свою сторону и на сторону чехословаков. В результате этого, а также вследствие бездеятельности немцев, значительная часть бывших приверженцев Германии перешла на сторону Антанты. Вследствие активной деятельности агентов Антанты влияние немцев с каждым днем убывает.»

1 июля.

Взвешивая вероятность возможного дальнейшего продвижения наших войск, нужно учитывать, что взятие Петербурга поставит нас перед неразрешимой проблемой снабжения населения продовольствием. Я могу понять большую осторожность при принятии новых решений в отношении проводимой политики. Мне только не ясно, как можно верить тому, что это правительство действительно намерено выполнять условия Брестского мира, что оно готово гарантировать нам экономические преимущества. На словах оно будет обещать все, на деле же своей подспудной деятельностью будет всюду чинить нам препятствия, не остановится в своих устремлениях распространить революцию на Центральную Европу, которая позже должна будет играть роль моста для мировой революции.

Поэтому я не могу понять необходимость поддержки существования такого правительства. Русская буржуазия инстинктивно чувствует, что Брестский мир послужил важной поддержкой коммунизма не сколько в силу принятых условий, которые, кстати, основной массе населения непонятны и безразличны, сколько в силу того, что он означал конец ненавистной войны. Тому же способствуют наше признание большевистского правительства и наши официальные хорошие отношения с ним.

Вопрос о хлебе все больше беспокоит правительство, что нашло свое отражение в речи Ленина на конференции фабрично-заводских комитетов. Многоречивое описание всеобщей нужды, желание свалить нужду на «других» показывают, насколько осознана опасность в связи с тем, что пролетариат разочаровался в своих надеждах. Для стороннего наблюдателя нет сомнения, что причина голода кроется прежде всего в отсутствии должной организации, в ежедневно нарастающем развале средств связи, отсутствии доверия крестьян к средствам платежа.

Речь Ленина наглядный пример того, как неправо министерство иностранных дел Германии, рассчитывающее на лояльность правительства советов и полагающее, что только оно способно гарантировать мир и сырье. По крайней мере, наша пресса должна прекратить пускать пыль в глаза нашему народу, так как разочарование после того, как туман рассеется, может оказаться весьма болезненным. Если русский премьер-министр и его коллеги, особенно Троцкий, в своих официальных выступлениях допускают такие высказывания в отношении своего соседа, с которым они обещали жить в «мире и дружбе» (см. Брестский мир), то резкий протест с угрозой отзыва дипломатической миссии был бы более достойным ответом и более соответствовал бы нашим интересам, чем подтверждение намерений поддерживать хорошие отношения.

2 июля.

4 июля в Большом театре открывается 5-й Всероссийский съезд Советов. Среди примерно 400 уже прибывших делегатов около 200 большевиков и 160 левых эсеров. Такое значительное правящее большинство вовсе не свидетельствует о популярности советской власти, поскольку правом голоса обладает только революционно-организованное население. Эсеровская пресса полна ненависти к Германии и подстрекательств против Мирбаха. Недавно Троцкий открыто говорил о «действиях всякого рода врагов — немцев, чехословаков, японцев и англичан». Звон должен был раздаваться в ушах сидящих на Вильгельмштрассе от таких слов военного министра страны, с которой мы живем в «корректных и хороших отношениях».

3 июля.

Вчера у меня была длинная беседа с одним из русских, который работает в одном из комиссариатов, но только как специалист, имеет представление о многом, не большевик. Я давно знаю его как добропорядочного человека, хорошо относящегося к немцам. Его мнение всегда было безошибочным. Поэтому встреча с ним была очень важна. Приведу вкратце содержание сказанного им во время нашей долгой совместной прогулки.

От своего человека он узнал следующее. Вчера он прочитал только что поступившее донесение Антонова, начальника штаба одной из частей, выступающей против чехословаков, в которой дается картина общего положения и его оценка командованием войск. Антонов оценивает ситуацию как весьма неблагоприятную для русского правительства. Красная армия располагает силами примерно в 18 тыс. человек, из числа которых лишь часть можно считать надежными, в то время как противник особенно в последнее время снова добился определенных успехов. Дело усложняется тем, что железнодорожники не настроены пробольшевистски. По приказу об их мобилизации немедленно явились все служащие железной дороги Вологда-Вятка-Пермь с явным намерением заполучить таким образом в свои руки оружие. После этого приказ о мобилизации был отменен. Положение в Сибири, по оценке Антонова, безнадежное, несмотря на то, что в центральной части Сибири, примерно от Читы до Томска, власть в основном в руках максималистов. Но и там железнодорожники оказывают по меньшей мере пассивное сопротивление, но нарушить железнодорожное сообщение им не удалось. Антонов сообщает, что радиотелеграфная связь с центральной частью Сибири еще функционирует.

О намерениях Антанты и чехословаков Антонов сообщает следующее: захват всей Сибири, одновременное усиление позиций в Поволжье и постепенное перемещение правого фланга на северо-запад. Им навстречу в южном направлении должны продвигаться силы Антанты от Архангельска, где стоит пока еще не высадившийся транспортный флот, и от мурманской железной дороги, где недавно высадился новый десант. Таким образом, Антанта намеревается образовать новый фронт против Германии, используя для этого минимально свои собственные силы, и одновременно захватить политическую и экономическую власть в России.

Поступившие сообщения из Киева (от казачества) свидетельствуют о том, что казаки намерены примкнуть к этому движению, поскольку оно направлено против большевиков. Это то, что касается сообщения Антонова.

Господин X. сообщил также, что русская делегация сообщает из Киева, будто руководящие круги в отношении контрреволюционных выступлений чехословаков и казаков заявили: «Мы ничем не хотим связывать себя, но должно быть ясно, что великая Россия для нас важнее локальных украинских вопросов».

На заданный мною вопрос, каково мнение самого господина X. относительно положения дел, он ответил следующее:

«Правительство скорее всего пришло к финалу, оно еще, пожалуй, продержится, но не долго. Большие надежды на Германию значительно ослабевают среди всех, кто хотел порядка и спокойствия, в том числе и среди рабочих. Продолжают ходить слухи, что Германия идет рука об руку с большевиками и во всяком случае не хочет, да и не сможет принести с собой порядок. Я думаю, что не сможет, так как считаю, что Германия не в состоянии выступать активно одновременно на запале и здесь, в России. Мне очень жаль, но я ясно вижу, что вскоре Германия будет вынуждена выйти из игры, так как Антанта либо приведет здесь к власти своих друзей, или, во всяком случае, бывшие друзья Германии отвернутся от нее. Я Вам предсказываю, что Ваша дипломатическая миссия скоро либо покинет страну, либо ее пребывание здесь окажется бессмысленным. Я Вам говорю все это, стараясь помочь Германии уяснить для себя ситуацию и сделать необходимые выводы.»

Он постоянно спрашивал меня, удержимся ли мы на западе. Его очень беспокоят правительственные сообщения.

6 июля.

Источающая ненависть, похожая на полусумасшедшую Спиридонова[52]. Заседание съезда началось. Эсеры уже выступили с бурными речами против Германии, потребовали даже объявления войны. Требование было отклонено большинством голосов. К лидерам приверженцев Антанты относятся Камков[53], Карелин[54], Александрович[55], Черепанов[56] и Спиридонова. В некоторых речах на съезде звучали угрозы в адрес графа Мирбаха; в адрес ложи, предоставленной нашей дипломатической миссии, раздавались оскорбления, сопровождавшиеся угрожающей жестикуляцией.

Сегодня вечером мы с Геннингом должны присутствовать на заседании. Граф Мирбах неохотно отказался от такого же намерения только после того, как ему растолковали, что он, как первый представитель империи, не имеет права подвергать себя подобного рода оскорблениям.

Напоминание об угрозах покушения и возможность их простого исполнения в театре на него до сих пор не действовало.

7 июля (воскресенье).

Убит граф Мирбах. Это для всех нас трагическое событие, политические последствия которого для Германии и России оценить пока невозможно; произошло это вчера в 3 часа (местного времени). Страшная война народов, пробудившая к нам ненависть и зависть, стоила уже жизни сотням тысяч. Для нас, солдат, привыкших видеть смерть, она стала за четыре года естественным явлением, сопровождающим наше каждодневное существование, вчера наш начальник был убит рукой трусливого убийцы, но его смерть можно рассматривать, как если бы он пал, находясь во главе эскадрона вестфальских кирасиров, к которым он принадлежал. Здесь, как и там — геройская смерть перед лицом врага. Нас же, оставшихся в живых, его кончина и все пережитое за последние сутки потрясло совершенно.

Граф Мирбах был благородным человеком в самом высоком значении этого слова, уравновешенная и волевая личность. Уверенность, чувство собственного достоинства, корректность манер, не изменявшая ему даже в моменты сильных разногласий и споров, были чертами личности, которая как бы была создана для роли руководителя и очень быстро завоевала уважение и любовь его сотрудников. Мне неоднократно приходилось восхищаться тому, с каким самообладанием, спокойствием и благородством графу удавалось разрешать сложные проблемы. Он был врожденным дипломатом во многих отношениях. Его смелость, умение не отступать ни перед какой опасностью и ответственностью в сочетании с ясным лишенным всякой искусственности умом были теми качествами, которые делали его фигуру особенно подходящей, чтобы представлять Германию и ее авторитет за рубежом в сложных условиях. Успешной его деятельность была тогда, когда на Вильгельмштрассе за ним стояли люди, проводившие сильную и разумную политику и в трудные моменты не отступавшие от нее, а создававшие надежную опору для иностранного представительства.

Все мы, работавшие под руководством графа Мирбаха в Москве, будем всегда чтить его память.

Пока еще у нас нет четкой картины происшедших событий. Сначала я изложу только свои собственные наблюдения. Последующие дни, если большевики останутся у руля, что я считаю вероятным, дадут возможность ответить на некоторые вопросы. Многое никогда не станет известным. В эти минуты слышны издали пулеметные очереди, время от времени — пушечные выстрелы. Когда огонь ведет гаубичная батарея, расположенная возле Храма Христа Спасителя, непосредственно перед военным министерством Троцкого, в окнах звенят стекла. Впечатление такое, будто находишься в дивизионном штабе на западном фронте, пусть даже спокойном. Похоже, что в Москве и в некоторых других местах России начались бои между революцией и контрреволюцией. Если эсеры победят, то нам, наверное, не удастся расследовать убийство. Миссия немедленно будет выведена за демаркационную линию. Но все может обернуться иначе: стоит вспомнить хотя бы Кеттелера и Пекин[57]. Вчера, когда мы сидели за столом, было доложено, что с посланником хотят говорить двое из уже не раз упоминавшейся здесь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и т. д., сокращенно ЧК. Господам пришлось довольно долго ждать, пока мы не разошлись после обеда. Все это время они сидели со своими толстыми портфелями вместе с другими ожидающими приема в вестибюле. Учитывая многочисленные предупреждения о предстоящем покушении, было решено, что людей из ЧК примет не граф Мирбах, а д-р Рицлер и лейтенант резерва Мюллер в качестве переводчика. После обеда мы, как обычно, разошлись в основном по своим комнатам. Я недолго пробыл в своей жилой комнате на втором этаже, как вдруг работавший возле меня на пишущей машинке унтер-офицер Беркигт подошел к окну со словами: «Вам не показалось, будто на улице стреляют?» После того как он сказал, что, наверное, ошибся, под нами раздался сильный взрыв, послышались крики, звон стекла. Я схватил со стола пистолет и ринулся вниз и уже на лестнице встретил Геннинга. Снизу поднимались двое из миссии, один из которых возбужденно воскликнул: «Кажется, наш граф убит. Мы идем за оружием!»

Внизу невообразимая сумятица. Стеклянный потолок вестибюля почти полностью обрушился, несколько вестовых задержали подозрительного молодого человека. Все покрыто пылью и заполнено дымом, особенно танцзал, в котором мы нашли лежащего в крови графа Мирбаха. Здесь уже был «прибывший на канонаду» военный атташе Шуберт. Первая надежда на то, что с улицы в окно была брошена бомба, которая кроме разрушения и наведенного страха, ничего не достигла, к сожалению, не оправдалась. Мы сразу поняли, что надежды на спасение жизни нашего посланника не было. Когда его несли в спальню еще можно было почувствовать слабые движения, но смерть, должно быть, наступила уже через несколько минут после пистолетного выстрела, пуля прошла сзади через горло и вышла в области носа.

В большом танцевальном зале хаос. Все окна выбиты взрывом бомбы, других пострадавших не было; штукатурка и мрамор с потолка и стен покрыли пол, разрушенный в середине зала взрывом бомбы. На полу под одним из столов лежало еще одно такое же не взорвавшееся смертоносное устройство, играющее с давних пор такую важную роль в священной матушке России: заполненный взрывчаткой металлический шар, из которого выступал запальник в виде стеклянной трубки, наполненной кислотой. Убийцы исчезли. Они скрылись через окно, палисадник, забор, высотой около 2,5 метров, и затем беспрепятственно уехали на ожидавшем их автомобиле. Латышский постовой из красной стрелковой охраны, несмотря на выстрелы и взрыв, не стрелял в убийц, перелезавших в нескольких шагах от него через забор, и не пытался разоружить их. При этом живущий в доме напротив капитан резерва Лессинг, подбежавший на грохот взрыва к окну, по-русски кричал, требуя, чтобы караульный не бездействовал.

Первые четверть часа прошли довольно суматошно. Подняты по тревоге все обитатели дома, закрыты все входы и выставлены у них наши люди, безуспешные попытки связаться по телефону и поставить в известность русское правительство, поверхностная констатация фактов. Шуберт как старший по званию офицер принял командование нашей маленькой крепостью. Затем я с лейтенантом мюллером в качестве переводчика еду к наркому иностранных дел в гостиницу «Метрополь» передать сообщение и распорядиться, чтобы Чичерин и Карахан, возможно и Ралек, появились в дипломатической миссии. На Театральной площади много людей и красногвардейцев, пеших и на лошадях, в связи с заседанием 5-го Всероссийского съезда Советов. Гнетущая душная атмосфера нависла над городом. Надвигалась сильная гроза, как бы предвещая нарастающие события, вызванные убийством, которая вскоре разразилась с зловещей силой.

В гостинице «Метрополь» я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой-то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга. Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: «Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника».

Вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский[58]. Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д-р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление; правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко[59] самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.

После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистов-революционеров, Блюмкина[60] и Андреева[61], а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.

Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне — все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед ломом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.

Около 5 часов утра — я как раз находился на улице — прибыло несколько грузовиков с красногвардейцами с пулеметами в боевом положении за бронированными щитами, под командованием Радека в военном облачении, на котором особенно выделялся подвешенный на поясе пистолет размером с небольшое осадное орудие. Он привез ящики с ружьями и патронами для немецкого караула. Радек уделил мне немного времени, рассказал о делах в городе и о своих взглядах на суть происходящего, социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, но который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом, рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся, он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы. Цель левых эсеров — ввергнуть Германию и Россию в новую войну; он высказался также в том духе, что нельзя же в самом деле ожидать, что мы, немцы, своими требованиями или наступлением наших войск будем лить воду на мельницу врагов большевизма в России.

Я дал ему высказаться, отметив лишь мое личное мнение по поводу того, что прямая вина правительства в его терпимости, тем более, что левые социалисты-революционеры входят в правящую группировку. Я как солдат должен надеяться, что Германия в качестве возмездия за убийство имперского посланника и для своей безопасности на будущее выдвинет далеко идущие требования.

Ночь в кресле дипломатической миссии провел нарком торговли Вронский (Браунштейн)[62].

8 июля.

Сегодня во второй половине дня отслужили панихиду у гроба покойного; за неимением немецких католических священников панихиду совершили два польских священнослужителя, обстоятельства убийства выяснены настолько, насколько это, видимо, вообще возможно. Поскольку обстоятельства еще свежи в памяти, я изложу их, не откладывая. Политическая обстановка в Москве и Германии еще не ясна, поэтому о ней я пока писать не стану. Бои в городе почти закончены, эсеры разбиты, убийцам, естественно, не удалось скрыться.

За два дня до убийства, поднявшись из-за обеденного стола и войдя в большой обеденный зал, мы увидели там двух человек в рабочей одежде, которые чем-то занимались без присмотра. Они объяснили, что должны проверить всю осветительную систему и затем показали допуск, хотя у нас не возникло подозрения на их счет, тем не менее ввиду небезопасности и неоднократных угроз покушений, были даны строгие указания никого не пускать без проверки допуска, оформляемого компетентными органами, не допускать работу в здании без надзора, следственная комиссия установила, что оба эти человека, один из которых был в числе убийц, изучали ситуацию в доме, расположение помещений и т. п. Незадолго до убийства Чрезвычайная комиссия арестовала военнопленного австро-венгерского офицера графа фон Мирбаха, дальнего родственника нашего посланника, за шпионаж и после этого несколько раз обращалась в немецкую дипломатическую миссию по этому вопросу, якобы любезно учитывая родственные отношения двух графов. Теперь стало ясно, что сам арест был началом всего дальнейшего.

Оба указанных русских перед началом переговоров с доктором Рицлером предъявили документ за подписью Дзержинского, удостоверяющий, что они являются работниками Чрезвычайной комиссии. У них были с собой акты, касающиеся австрийского графа Мирбаха. Они приехали в служебном автомобиле этого учреждения. Последующему утверждению, что удостоверение было поддельным, что оба эти лица по подозрении в неблагонадежности несколько дней назад были выведены из Чрезвычайной комиссии, не верит никто, можно понять, что правительство, насколько это возможно, отделается от них обоих. Переговоры проходили в красном салоне, соединяющемся с танцевальным залом, который в свою очередь широким открытым проходом соединяется с вестибюлем. Дверной проем в жилую комнату был закрыт только шелковой портьерой. Вскоре после начала переговоров Блюмкин настоятельно просил, чтобы в них принял участие посланник, так как положение арестованного графа Мирбаха весьма серьезное. В отличие от первоначальных намерений, граф появился сразу, как только ему была передана просьба русских. Блюмкин продолжал свой доклад стоя, видимо, чтобы иметь возможность перебирать свои документы. В контексте сказанного были произнесены при этом примерно следующие слова:

«Дело очень серьезное, речь идет о жизни и смерти графа Мирбаха.»

Вслед за этой репликой Блюмкин выхватил из портфеля браунинг и произвел несколько выстрелов, пять или шесть, в графа и других немцев, не попав ни в кого из них, сомнительно, чтобы стрелял и Андреев, который как бы из скромности, а в действительности, чтобы прикрывать от возможного нападения и обеспечить отход, находился у прохода в зал.

Подробности событий после первого выстрела в точности установить уже никогда не удастся. Не исключено, что русский, угрожая пистолетом или предупредительными выстрелами, удерживал Рицлера и Мюллера на месте или принуждал их отойти. В это время граф Мирбах — к сожалению, как и сопровождавшие его, безоружный — чтобы не находиться между двумя врагами, бросился в зал. Там его и настигла смертельная пуля, выпущенная, видимо, Андреевым. Все произошло за несколько секунд. Стечение трагических обстоятельств было столь молниеносным, что другие обитатели дома, из которых несколько человек находились в вестибюле, один в жилой комнате, вмешаться в ход событий не могли. Убийцы весьма искусно прикрыли свой отход. Прежде чем выпрыгнуть через окно в палисадник, они бросили две упомянутые бомбы, отсекая тем самым путь возможной погони. Первым в двери оказался камердинер графа Мирбаха, верно служивший ему в течение 24 лет; взрывом он был отброшен назад. Побег убийц я уже описал выше. Преодолевая забор, Блюмкин, должно быть, поранил руку, о чем газеты его партии сообщили с такой гордостью, будто эта рана была добыта в рыцарском бою.

9 июля.

Вчера, в понедельник, в 3 часа дня состоялась панихида по нашему мужественному графу Мирбаху. Русское правительство из-за невыясненных отношений не только не было приглашено участвовать в панихиде, но даже не поставлено официально в известность о предстоящей отдаче почестей доблестному человеку, ставшему жертвой ничем не оправданной ненависти. Мы не желали видеть среди нас в этой обстановке народных комиссаров, не принявших никаких мер для пресечения разнузданной травли и неоднократных угроз применения насилия в отношении ненавистных немцев. Не прошло незамеченным и то, что в день совершения убийства пресса правых и левых социалистов-революционеров открыто отмечала, что оно произошло не только с ведома, но и по указанию партийного руководства.

Таким образом, собрались только члены немецкой колонии, представители союзных стран, нейтральных генеральных консульств, проживающих в Москве балтийцев и русские немцы. Было также много шведов, так много сделавших до нашего приезда для разрешению вопроса о наших военнопленных.

После окончания панихиды, совершенной польскими священниками, Рицлер зачитал краткую траурную речь со словами скорби по убитому посланнику, отдав должное его заслугам. Не скрою, что, на мой взгляд, здесь было бы уместно сказать крепкое немецкое словечко перед лицом врага в адрес жалких убийц и их подстрекателей. Но я всего лишь солдат и мне, наверное, не достает дипломатии. Однако многие из присутствующих позже высказали такую же мысль. Затем с короткой речью на французском языке выступил турецкий посланник Кемали-бей. Он сказал хорошие слова и закончил так:

«Я могу только желать, чтобы моя жизнь закончилась такой же геройской смертью за свою отчизну.»

Выразительной была речь последнего из выступивших — главного пастора Гамбурга, проф. Хунцингера (из комиссии попечения о военнопленных). Его слова запали всем нам в душу. Никто из нас, немцев, не забудет, наверное, эту панихиду, оправленную по нашему руководителю в далекой Москве в таких необычных условиях. Не было среди нас, наверное, и тех, кто в этот час не задумался бы серьезно о судьбе своей страны. Что принесет будущее странам Центральной Европы на восточном фронте, может ли успешно закончиться война на западе, если, несмотря на удачное наступление, цель не достигнута?

Мы, офицеры, хотели, чтобы гроб был доставлен на Александровский вокзал на катафалке, запряженном четверкой лошадей в пешем сопровождении всех немцев и их друзей, несмотря не неблизкий путь. В городе было снова спокойно и вряд ли можно было ожидать каких-либо эксцессов. Можно было согласиться и на иной вид транспорта. В инстанциях посчитали, однако, что такая процессия будет слишком заметной и вызывающей. В итоге, мы проследовали пешком 500 метров за убранным в траур грузовиком до Арбата, мимо французской военной миссии, представителям которой достало такта не показываться на глаза траурной процессии.

От Арбата тело покойного сопровождали лишь несколько человек в легковом автомобиле. Впереди и сзади по одному грузовику с красногвардейцами, которым было дано указание держаться на расстоянии в несколько сот метров. Они должны были обеспечить безопасность и на вокзале. К нашему удивлению примерно в середине пути следования нас ожидал, стоя в машине, нарком иностранных дел Чичерин, чтобы хотя бы неофициально проводить в последний путь графа Мирбаха. Это еще раз доказывало, что он, как я уже не раз говорил, не забыл той старой школы, из которой он вышел, и является, действительно, приверженцем мира и хороших отношений с Германией.

Многочисленные прохожие на бульварах и любопытствующая публика вблизи вокзала вели себя совершенно спокойно и порядочно. Многие из них стояли у края проезжей части со снятыми головными уборами.

У вокзала, где подразделением красногвардейцев были отданы воинские почести, мы снова образовали почетное сопровождение. К нам присоединился Чичерин, возложивший затем венок с белой, а не красной, как обычно, лентой с надписью: «Смерть графа Мирбаха — тяжелая утрата и для нас, он пал, отстаивая идею мира».

До демаркационной линии гроб сопровождали граф Бассевиц и господин Левин из комиссариата иностранных дел. Совершенно очевидно, что убийство посланника должно было послужить сигналом выступления левых социалистов-революционеров против большевиков. Очевидно также, что правительство по всему фронту одержало верх, хотя борьба еще в отдельных местах не закончилась. Правительство Советов действовало энергично, поскольку дело шло о его существовании. Однако тот факт, что убийцам дали возможность уйти, что расследование не дало никаких результатов, свидетельствует о том, что по отношению к нам оно такой энергии не проявило. Хотя внешне было сделано все, что можно было ожидать и что требовалось сделать.

Как уже упоминалось, 6 июля повстанцы захватили Центральный телеграф и возвестили вслед за этим по телеграфу о совершенном убийстве и победе над большевиками, призвав своих единомышленников к таким же действиям. Эсеры завладели временно также служебным зданием Чрезвычайной комиссии — Лубянкой 11 и несколькими вокзалами. Но уже утром 7 июля в их руках оставался небольшой район в восточной части города, недалеко от лютеранской церкви Петра и Павла. Там они организовали оборону в Покровских казармах и на крупной фабрике Морозова, куда после совершенного убийства скрылись Блюмкин и Андреев. Эти здания были окружены большевиками той же ночью, но не настолько надежно, чтобы оттуда нельзя было выскользнуть. Внушающий страх Дзержинский отправился на фабрику еще вечером 6 июля для переговоров, чтобы побудить повстанцев сдаться. И если наше недоверие к возглавляемым Дзержинским органам оставалось прежним, то по отношению к нему самому оно значительно поубавилось, так как он был арестован повстанцами и подвергнут плохому обращению.

7 июля был начат артиллерийский обстрел укреплений эсеров. На штурм войска, видимо, не отважились. К середине дня осажденные, руководимые Поповым[63], ввиду серьезных потерь, попытались вступить в переговоры. На требование безоговорочной капитуляции началось общее бегство, в основном успешное, бежать удалось прежде всего всем руководителям. Убийцы, как утверждают, сбежали на Украину, где весьма благоприятное поле деятельности для каждого, выступающего против Германии. В качестве пленного среди осажденных находился один из членов московской комиссии по делам о военнопленных О. Шнак, так что у нас были надежные сведения.

Выдержка из сообщения О. Шнака

В субботу вечером 6 июля, в 8 часов, я направился из 1-й немецкой миссии по делам о военнопленных домой. Около 11 часов по дороге из дома на Главный почтамт я был остановлен четырьмя вооруженными матросами, потребовавшими мое оружие и документы. Оружия у меня не было, я показал им свои документы, согласно которым я был служащим подкомиссии. Меня арестовали и отправили в штаб-квартиру эсеров на виллу Морозова, недалеко от церкви Петра и Павла. Там у меня снова потребовали оружие и документы. После их проверки мне заявили, что я нахожусь не в руках большевиков, которые стоят на коленях перед немцами, а у социалистов-революционеров, по приказу которых сегодня был убит посланник граф Мирбах, и что мне как представителю немецкого империализма грозит та же судьба.

Затем у меня отобрали мой бумажник со всеми документами и 3298 рублями, портмоне, перочинный ножик и авторучку, меня отвели в другую комнату, где находились двенадцать арестованных большевистских руководителей, среди них комиссар Чрезвычайной комиссии Дзержинский. В мое отсутствие отобранные у меня деньги были пересчитаны и мне выдали квитанцию на 1298. Я возразил, сказал, что я отдал 3298 рублей, но угрожая оружием, меня заставили написать расписку, что я сдал только 1298 рублей. Несколько раз мне угрожали расстрелом. Затем меня отвели снова в другую комнату, где три матроса сидели за пишущими машинками и печатали. Эти матросы отнеслись ко мне доброжелательно и рассказали мне, в частности, что первоначальным решением социалистов-революционеров было взять графа Мирбаха заложником, а не убивать его. В моем присутствии было продиктовано несколько телеграмм в провинцию, в том числе одна следующего достаточно важного содержания: «Москва находится в руках социалистов-революционеров, тот, кто за Вильгельма, пусть примыкает к Ленину и Троцкому; кто же за свободу, равенство и братство — тому по пути с социалистами-революционерами. Долой немецкий империализм и милитаризм! Да здравствует всеобщее восстание пролетариата! Арестовывайте всех немецких империалистов!»

7 июля около 3 часов утра был доставлен первый раненый эсер. Социалисты-революционеры начали готовиться к бою, выводить на дорогу броневики и пулеметы, пушки были установлены во дворе. С началом обстрела в связи с тем, что обстановка была очень тяжелой, по нашей просьбе нас перевели в лазарет красного Креста, расположенный в здании напротив. Я был свидетелем тому, как в лазарет были доставлены от 30 до 40 тяжело раненых эсеров. Я видел также двух убитых, в лазарете мне рассказали, что немцы вооружили своих военнопленных, которые теперь выступают рука об руку с латышами-большевиками.

Около 11 часов начался артиллерийский обстрел дома, в котором мы находились. Почти все снаряды попадали в цель, социалисты-революционеры в панике стали покидать дом и прилегающую территорию. Воспользовавшись этим, мы скрылись в подвале. Поскольку ситуация становилась все опаснее, а в здании кроме нас находилось еще много раненых, больных и просто жителей, я решил, не взирая на опасность, вместе с польским фельдшером из лазарета вывесить белый флаг. В результате этого было заключено перемирие, и большевистские части освободили нас из плена, командиры войсковой части и освобожденный комиссар Дзержинский отнеслись к нам очень доброжелательно и предупредительно, на автомобиле нас отвезли в комиссариат иностранных дел, откуда мы, получив удостоверение, отправились домой.

Для нас нет сомнения, что правительство не было расстроено по поводу того, что главарям удалось скрыться. Если в данный момент левые социалисты-революционеры и были их врагами, то в будущем без них было не обойтись. И тогда снисходительность победителя могла оказаться полезной. Во всяком случае, взятые в плен защитники, в основном матросы, не были ответственными людьми.

Съезд Советов, проходивший в Большом театре в дни убийства Мирбаха и восстания контрреволюционеров был использован Лениным и Свердловым для решительных действий. На заседании съезда вскоре после совершенного убийства социалисты-революционеры, и в первую очередь Спиридонова, снова начали решительно выступать против Брестского мира. Германской империи и ее дипломатической миссии. Присутствовали многочисленные представители Антанты и несколько немцев. О происходящем знали пока еще только соучастники и комиссары. Ленин отразил нападки, но о предстоящих решительных действиях умолчал. Вечером все члены конгресса были заперты в здании, только большевики были выпущены. Остальные были задержаны до 8 июля. Часть депутатов — лидеры социалистовреволюционеров — была арестована и отведена в тюрьму. Другие отпущены, основных же виновных, прежде всего Карелина и Камкова, задержать, конечно же, не удалось.

Все время напрашивается вопрос, нельзя ли было предотвратить убийство, проявив большую осторожность, лучше организовав службу контроля. Этот вопрос будет задан и дома. Следует согласиться, что покушение на графа окончилось бы неудачей, если бы уже 6 июля у нас были организованы такой контроль и такая проверка всех посетителей без исключения, какие производятся сейчас. Тогда не удалось бы скрыть три бомбы величиной с кулак (третья была найдена в оставленном портфеле Блюмкина) и пистолеты. Другой вопрос, что для служащих признанного нами правительства, снабженных исправными документами, все-таки могли сделать исключение. Как уже не раз бывало, умнее становишься задним числом.

На общем состоянии нашей службы безопасности до 6 июля отрицательно сказывалась, несомненно, определенная ревность дипломатов по отношению к солдатам, которую почеловечески даже можно понять. Первые были хозяевами дома, которые, так сказать, оказывали последним гостеприимство. Унтер-офицеры, адъютанты и военнопленные снова относились к тому кругу, где действовал военный приказ, представители которого обладали большим опытом. Службу безопасности несли отдельные лейтенанты, у которых оставалось для этого необходимое время. Такая двойственность мною уже упоминалась при других обстоятельствах. Это неизбежно там, где соприкасаются военные и гражданские силы. То, что такая двойственность вредна в больших делах, посвященные знают с самого начала войны, а с лета 1917 года, когда случилась мирная революция, об этом знает каждый ребенок. Конечно, у нашего противника в этом отношении ситуация аналогичная, но у него в правительстве состоят такие государственные люди, которые действительно правят и не ограничивают действия военного руководства чисто военными делами, а дают ему возможность действовать для решения обшей задачи. Глубоко ошибаются наши дипломаты, в том числе один из здешних, когда считают, что некоторые генералы и генштабисты иногда оставляют свою непосредственную службу из-за стремления к власти и руководству. Просто на войне ничто для солдата не может быть лучше чувства надежности тыла, в котором работу выполняют компетентные люди. К сожалению, в Берлине — в большом, а у нас — в малом проявляется взаимное ничем не оправданное недоверие, которое вредит делу.

Предупреждений и угроз в адрес немецкой дипломатической миссии и особенно в адрес посланника было достаточно с самого начала. С середины июня таких письменных угроз накопилось много, по ним большевистская служба безопасности проводила расследование, но безрезультатно. В одном из извещений в начале июля указывался способ планируемого покушения и говорилось, что покушение будет предпринято в один из дней с 5 по 8 июля. Проведенное правительством немедленное расследование показало, что это дезинформация, не имеющая под собой никакой основы. Покушение, как оно состоялось на самом деле, не соответствовало тому, о котором указывало извещение.

Я уже упомянул, что несмотря на результаты расследования, нами были приняты меры, чтобы обезопасить графа Мирбаха. Сам он был против этого, так как считал, что зашиты от вероломного убийства не существует, и от мыслей о личной безопасности был слишком далек.

В одном из предупреждений указывалось даже на то, что очагом происков в отношении дипломатической миссии является Чрезвычайная комиссия. Однако советское правительство категорически не признавало возможность участия в заговоре своих служащих. Дзержинский с негодованием отмел подозрение, падавшее на Лубянку 11.

10 июля.

Хочу изложить свои взгляды о причинах, побудивших социалистов-революционеров к убийству и о возможной сопричастности правительства к этому делу. Эти вопросы имеют решающее значение для формирования немецко-русских отношений, для выдвижения требований наказания за преступление и для проводимой в будущем политики. К счастью, в наших кругах полное совпадение взглядов, в то время как до сих пор мы, солдаты, с нашим не обученным дипломатии разумом редко находили понимание у господ этой компании.

Нас всех беспокоит, что рейхсканцлер и министерство иностранных дел, дабы не разрушить карточный домик так называемых хороших отношений с Россией, не займут по делу 6 июля той позиции, которая необходима для поддержания нашего авторитета и которая вместе с тем укрепила бы наши позиции в Москве. Это трагическое событие можно было бы использовать, чтобы выйти из той неприятной ситуации, в которую зашли наши отношения с правительством кровавого террора. Пословица «скажи, кто твой друг…» действительна и в применении к народам.

Чисто деловое изучение обстоятельств, связанных с злодейским убийством, показывает, что вина советского правительства в нем больше, чем вина китайского правительства в убийстве боксерами в свое время на улицах Пекина посланника фон Кеттлера. Я уже часто упоминал об открытой травле против Германии в большей части прессы, неоднократные, едва прикрытые призывы к насилию с целью нарушения мира, а также о том факте, что даже народные комиссары не боялись воздействовать на своих приверженцев такими методами, которые явно противоречат официально заявляемым хорошим отношениям.

Действия сил, настроенных против Германии, за которыми так явно стоят силы Антанты, которые по крайней мере в моральном отношении являются соучастниками убийства, не встретили никакого противодействия со стороны Ленина, Троцкого и товарищей. Если правительство хотя бы внешне, с учетом настроения масс, придерживалось мирной политики, то, с другой стороны, травля против кайзеровской Германии была ей на руку, тем более, что и в его рядах были противники Брестского мира.

Терпимость вождей большевиков к травле объяснялась тем вполне объяснимым обстоятельством, что немцы занимали Украину и намеревались продвинуться дальше на восток. С нашей точки зрения такое продвижение на восток было оправданным во многих отношениях, его необходимость мотивировалась также выступлениями банд и беспорядками. Другой вопрос, было ли правильным в существующих условиях направлять в Москву дипломатическую миссию. Как показали прошедшие десять недель, плодотворной ее работа не будет. Видимо, до окончания военных действий на Украине или до заключения перемирия между Россией и правительством гетмана следовало ограничиться направлением в Москву консульского представительства и комиссии по делам о военнопленных. Если бы советская власть стояла в стороне от подстрекательских действий и направила свои решительные действия против эсеров и миссий Антанты, официально ее нельзя было бы упрекнуть в содеянном убийстве. В любой другой столице в любой день дипломатический представитель может стать жертвой личной мести или террористического акта. В данном же случае дело усугубляется еще и тем, что убийцы были служащими правительственных органов, которые только под предлогом служебных дел и благодаря служебным документам смогли попасть в здание дипломатической миссии. Необходимо также учитывать, что в правящей партии эсерам принадлежит сильное крыло и они играют в ней немаловажную роль.

Слухи утверждают теперь, что необходимость в убийстве отпала бы, если бы съезд Советов принял предложение о возобновлении войны с Германией.

Убийство посланника было в интересах социалистов-революционеров и Антанты. Последствия могли быть следующие: а) немедленный разрыв отношений, затем вступление войск, т. е. война; б) контрреволюционное выступление и свержение власти большевиков; в) требование возмездия со стороны Германии в такой резкой форме, которая означала бы конец германо-русских отношений; г) если Германия молча снесет обиду и попытается жить с большевиками в «мире и дружбе», то всему миру станет ясно, что Германия полностью скована на западе и не чувствует себя достаточно сильной, чтобы проявить себя на востоке как сильная держава. В результате, все приверженцы немецкой ориентации переметнутся в другой лагерь, наш авторитет будет низвержен.

Само собой разумеется, что мы должны идти тем путем, который для Антанты нежелателен. В Берлине должны, наконец, понять, что мы должны сохранить свой авторитет ради себя и в глазах русской общественности. Таким образом, пусть не война с Россией, но определенные и достаточно жесткие требования возмездия в срочной и безоговорочной форме должны быть выдвинуты. Если требования будут выполнены, то следует проявить отчужденность и холодность в отношениях и скрытое установление прочных контактов с буржуазными партиями; если же требования будут отклонены, нужно отозвать все представительства и открыто заявить, что Германия будет поддерживать всякое выступление против советской власти и признает новое правительство. Примерно так думает большинство немцев.

Из Берлина нам известно только то, что с Иоффе ведутся переговоры об ответственности, что наша официозная пресса поддерживает идею мира и отмечает, что русский сосед сожалеет о случившемся. Мы ждем и настроены не очень оптимистично.

11 июля.

Мы продолжаем работу, чтобы быть готовыми ко всему. По нашему требованию правительство должно распорядиться освободить большой дом, примыкающий к нашему саду. В нем будет организовано общежитие для наших военнопленных, которые усилят на первое время охрану нашей дипломатической миссии. Поскольку этот лом полностью замыкает нашу территорию, обладание им облегчает, кроме того, нашу оборонную задачу. Мы ожидаем также, что наше правительство сумеет настоять на том, чтобы для охраны дипломатической миссии были выделены, по крайней мере, одна-две роты, а также на том, чтобы миссии Антанты были удалены из Москвы. 6 и 7 июля агенты Антанты неоднократно выступали в городе перед народом с подстрекательскими речами. Русское правительство должно располагать достаточным материалом о подобных действиях Антанты.

И русские, и немцы спрашивают, что мы потребовали от Ленина в качестве компенсации и что нами получено. Как поступит Германия, если она не получит полного удовлетворения? Намерены ли мы и теперь продолжать играть прежнюю роль? Мы не торопимся с ответом, так как не чувствуем себя на высоте положения, поскольку у нас нет ощущения, что за нами стоят силы, готовые вмешаться. Результаты не замедлили сказаться. Доверие к нам близится к нулевой точке. Наше отношение к возможности падения большевистской власти и возникновения нового правительства уже рассматривается во многих случаях как не вполне удачная вынужденная оборона. Похоже, здесь начинают понимать, что наше внутренне положение не очень твердое.

Правительству удалось быстро подавить контрреволюционные выступления, имевшие место 6 и 7 июля во многих частях России. Этого следовало ожидать после неудачного восстания в Москве. Бывший жандармский офицер Муравьев, теперь главнокомандующий красноармейскими частями, выступающими против чехословаков, получив известие об убийстве немецкого посланника и о первых успехах эсеров, попытался повернуть свои войска вместе со своим бывшим врагом на Москву, чтобы затем выступить против Германии. План не удался, его инициатор был убит 8 июля в происшедшей в штабе рукопашной схватке, по другим сведениям, он покончил жизнь самоубийством. Муравьев уже при Керенском был заметной фигурой, большевиком он не был. За 12 часов до убийства графа Мирбаха контрреволюционное восстание вспыхнуло в Ярославле. Только там контрреволюционеры еще удерживают власть. Но, по свидетельству Радека, город полностью окружен и положение повстанцев безнадежное. Попытки восстаний в других областях по Волге, в Кинешме и Костроме, окончились неудачей. Установлено окончательно, что во всем этом замешана Антанта. Все, что до сих пор было установлено относительно намерений наших противников в отношении чехословаков, похода из Мурманска и Архангельска, говорит о попытке захватить линию по Верхней Волге, соединив новый фронт на Средней Волге с дорогой, ведущей от Белого моря через Вологду и далее на юг. Сообщения, поступившие от одного из русских служащих 3 июля, похоже, оказались наиточнейшими. Вологда, где находится резиденция Антанты, расположена как нельзя лучше для осуществления такого плана.

В Ярославле находится одна из наших комиссий по делам о военнопленных, очевидно, там много наших военных и гражданских пленных. Мы, естественно, озабочены их положением.

12 июля.

С начала июля возобновила свою работу смешанная комиссия по делам о военнопленных. Гиллерсон часто отсутствует на заседаниях, что, впрочем, работе не мешает. Рассматриваемые вопросы не несут в себе прежних конфликтов. Из частного источника мы узнали, что министерство иностранных дел утверждает, будто переговоры были затруднены и были прерваны из-за слишком большой жесткости требований со стороны наших военных представителей, а также вследствие личных трений с русскими представителями.

Большее искажение фактов, пусть даже не по злому умыслу, трудно себе представить. Личные отношения с тремя русскими представителями были длительное время очень хорошими, отношения с Гиллерсоном, по крайней мере, весьма корректными и вежливыми. Происходившие несколько раз обоюдные стычки на переговорах объясняются вероломностью русских в исполнении мирного договора, его преднамеренными и оправданными положениями в пользу победителя в отношении попечения о военнопленных и прежде всего полученной нами строгой инструкцией устранить ошибки Брестского договора. Разногласия между гражданской и военной властью во всяком случае имели место.

Еще перед отъездом граф Мирбах сказал мне, что министерство иностранных дел надеется, что мы не прибегнем к использованию права военного министерства любой ценой, при необходимости и угрозой разрыва переговоров, добиваться реализации принципа обмена военнопленных «транспорт на транспорт». Для военных этот принцип был важен, поскольку занятые на работах русские пленные давали им возможность удерживать свои военные позиции, в то время как министерство на Вильгельмштрассе стремилось создать впечатление хороших отношений с Кремлем. Для достижения цели мы побуждали военное министерство согласиться с необходимостью новых уступок, на это уходили недели переговоров. Когда мы были близки к цели, министерство иностранных дел подвело нас, задержав ответ на три недели, что значительно осложняло положение наших несчастных пленных.

Создается впечатление, что министерство иностранных дел доверяет только тому, что говорят Иоффе и Красин[64], которые, хорошо зная людей на Вильгельмштрассе, сообщают в Берлине то, что хотели бы слышать наши дипломаты, и в первую очередь, Криге, занимающий пост директора в этом министерстве. Сейчас мы узнали также, что уступка в вопросе обмена «транспорт на транспорт» была сделана после того, как в неофициальном письме Иоффе было сообщено заверение в том, что после возвращения всех немецких пленных мы обязались возвращать русских пленных, по меньшей мере, в том же темпе, что и до сих пор. Это не очень существенная уступка, но нам было категорически запрещено соглашаться на нее. Характерным является то, что мы узнали об этом письме сначала от русских представителей, которые в ответ на него отказались от решения подать в отставку.

Работа в обеих подкомиссиях (вывоз военнопленных и установление почтового и железнодорожного сообщения) завершена, смешанная комиссия должна еще разработать окончательную редакцию по последним из упомянутых вопросов.

13 июля.

С поверенным в делах нашей миссии в Берлин было направлено письмо, в котором сообщалось наше общее мнение о том, что дальнейшее пребывание миссии в Москве не сделает чести Германской империи, если к России не будут предъявлены достаточные и определенные требования в расплату за убийство и если они не будут выполнены. Последовавшее вслед за этим указание, согласно которому в случае грозящей нам лично опасности мы можем покинуть наш пост, вызвало возмущение и удивление, так как оно доказывало полное отсутствие понимания.

О расплате, естественно, пока нет и речи. Сговорчивость русских, поначалу заметная, сильно ослабла. Обещанный дом, как заявили вчера Геннингу два представителя правительства, не может быть представлен в наше распоряжение, поскольку занимает в военном отношении для городского квартала важное положение. Обещанное оружие также было выдано не полностью. Первый страх перед нашими встречными мерами быстро прошел, так как было замечено, что мы действуем нерешительно, а наша пресса в своих высказываниях очень осторожна.

14 июля.

В Москве жара. «Чрезвычайка» со дня убийства 6 июля работает с большим рвением. Сидя по вечерам часто заполночь в салу, мы слышим винтовочные выстрелы, только с их помощью в советской России можно ввести и защитить свободу и равенство. Обычно роль палача достается красному полку китайцев. Правительство утверждает, что расстреляно уже несколько соучастников убийства Мирбаха. Действительно ли это так, действительно ли расстрелянные были причастны к убийству, проверить нельзя, да и не представляет интереса. Убийцы надежно укрыты, так же как действительные инспираторы. Многие, конечно же, спокойно остались в Москве, так как знают — ворон ворону глаз не выклюет. Спиридонова, как говорят, помещена в дом для умалишенных. Выдержав срок приличия, ее, видимо, снова допустят до работы.

Сегодня до обеда снова посетил Кремль. Поднимался на колокольню Ивана Великого, самую высокую в Москве, откуда открывается замечательный вид. Во второй половине дня на приеме у дипломатического представителя польского регентского совета. Пестрое довольно интересное общество. Большинство дворяне, много священников. Позже появился прибывший из Петербурга архиепископ барон фон Ропп, первый епископ римско-католической церкви в России. Весьма представительная и благородная фигура. Я довольно долго беседовал с ним о его происхождении из немецких аристократических кругов, генеалогических связях, о положении в России и, наконец, о польской политике. Нам показалось, что его преосвященство искал возможности побеседовать с нами, немцами. Следует признать особую любезность и обходительность поляков, хотя многие, в том числе и мы, принимают ее за показную.

15 июля.

10 июля 5-й Всероссийский съезд Советов принял основной закон республики, содержание которого отражает дух этой коммунистической государственности. Свободен только тот, кто стоит на той же почве, что и правящий класс, все остальные граждане не имеют прав и должны быть наказаны или насильно обращены в другую веру — вот основные идеи этого документа свободы.

И все же есть небольшое число русских, которые считают эти ужасные принципы необходимыми, не из-за своего стремления к господству и мести, а потому что считают — только таким путем можно достичь идеалов счастливого коммунистического государства будущего. В жестоком и кровавом терроре они видят необходимое, хотя и достойное сожаления переходное состояние, когда буржуазия должна быть направлена на путь истины или, если это невозможно, устранена, чтобы освободить путь для нового всеобщего счастья.

Эти своеобразные идеи необходимости и возможности изменения человека в лучшую сторону или его устранения силой являются, наверное, особым свойством русского духа, который в разной степени находит отражение с давних пор в русской литературе. Поскольку, однако, лишь немногие люди являются чистыми идеалистами, эти идеи нашли совсем иное отражение в нигилизме и терроре революционных партий. Руководящие лица и их палачи, прежде всего члены «Чрезвычайки», почти все без исключения полны жаждой безграничной власти и, главным образом, безудержной мести по отношению к бывшим правящим кругам и тем, кто был «наверху». Среди идеалистов еще могут находиться те, кто надеется, что, несмотря на все бесчинства и подлость, их чистая и большая цель будет достигнута. Большая часть таких людей глубоко разочарована, испытывает стыд и недовольство. Я познакомился со многими большевиками, которые испытывают именно такие чувства. Некоторые из них еще не устранились от общего дела и пытаются по мере своих слабых возможностей способствовать добру. Очень многие отказываются быть участниками этих кровавых и подлых действий.

У нас создается впечатление, что наша негласно разворачиваемая прогерманская пропаганда совершенно недостаточна. Трудно судить, что тому причиной — чрезмерная ли корректность, или общая бездеятельность. Скорее, и то и другое. Мы могли бы, как это делалось и делается во всем мире и особенно во время войны, поучиться у наших противников, которые всеми средствами ведут такую же пропаганду своих идей, но только против Германии. Во всяком случае, теперь в дипломатической миссии создан отдел прессы в лице единственного журналиста, который представляет газету «Франкфуртер Цайтунг». Вскоре появится также представляющая наши интересы и поддерживаемая нами газета «Мир» на русском языке. Эффективная пропаганда в пользу Германии должна стать действенным и решительным проводником нашей политики. Оправданная самоуверенность и соответствующая манера держать себя уже сами по себе завоюют доверие приверженцев ориентации на Германию, число которых будет расти.

Отдельные руководители латышских частей в последние недели прощупывают возможность установления контактов, что может иметь важное значение. Эти действия свидетельствуют также о том, что эта лейб-гвардия советской власти уже не верит в ее нерушимость. Латыши хотят заручиться гарантией, что они будут отпущены домой и не поплатятся за свои действия здесь. В свою очередь, латыши могли бы в случае гражданской войны обеспечивать защиту немцев и их дипломатической миссии, причем сами латыши в такой войне могли бы придерживаться определенного нейтралитета.

6 июля.

Вечером ужин в главной комиссии, где в гостях дочь бывшего шведского посланника в Петербурге генерала Брандштрёма, который до конца апреля был руководителем общего попечения о военнопленных немцах. Фрейлен Брандштрём приняла деятельное участие в делах наших соотечественников; она уже несколько раз пересекала Сибирь. Поскольку в создавшихся условиях немецкая комиссия не может проникнуть в Сибирь, она в сопровождении балтийца графа Стенбока и нашей медсестры Эммы фон Бунзен попытается проникнуть туда через чехословацкий заслон. Самоотверженность и смелость этой шведки трудно переоценить.

Ярославль еще держится, но положение белых безнадежное. Красные, видимо, не хотят идти на потери, связанные со штурмом и уличными боями, что можно понять. Кроме того, такие боевые действия требуют самоотверженности и дисциплины, а этих качеств в войсках красных может не оказаться. Здесь предпочтение отдается тактическим действиям в виде осторожной позиционной войны, в которой решающее значение придается артиллерии и голодной блокаде.

При попытке дать беспристрастную и объективную оценку советскому правительству на передний план постоянно выдвигается еврейский вопрос, так как примерно семьдесят пять из сотни основных должностей в комиссариатах. Советах и т. п. заняты людьми этой национальности. В отличие от возможных утверждений иудофилов, это явление нельзя рассматривать как случайность, а этих руководителей еврейской национальности считать русскими только потому, что они являются выходцами из российского населения. Исторически и по своим задаткам иудаизм интернационален, что не исключает отдельных случаев, когда представители этого народа едины по духу с той нацией, среди которой они живут и являются истинными патриотами своей страны.

Один из основателей прусской консервативной партии и автор «Учения о государстве» Шталь — яркий пример сказанному, но является, пожалуй, исключением. Евреям нельзя поставить в упрек их интернациональный дух, поскольку он является результатом их политического становления. Никак нельзя упрекнуть русских евреев, живших при прежнем правлении в условиях законов, ограничивающих их свободу, ущемляющих их гражданские права, в том, что они не были приверженцами и защитниками самодержавия. Поэтому еврейская интеллигенция возглавила здесь социалистические и революционные партии в таком масштабе, как ни в какой другой стране.

Критика и подрывная работа, агитация были целью деятельности тайных организаций. Насколько плодотворен и созидателен еврей, благодаря своей предрасположенности к торговле и умению делать деньги, а также в научной деятельности, настолько негативна и вредна его политическая деятельность в массах. Ненависть и жажда мести особо присущи еврейским революционерам России. Теперь им нужна компенсация за то бесправие, которое им приходилось выносить в старой России, за политические преследования, которым они подвергались — по праву — за свою революционную деятельность.

Факт разбросанности иудейского народа по всей планете совершенно по-особому освещает идею мировой революции в глазах семитских вождей революционных партий вообще и России особенно. Недостаточность чувства принадлежности к отечеству и вытекающий из этого интернационализм выросли, собственно, на почве верности своему народу. Мировая революция должна и может необычайно расширить во многих отношениях уже существующее господство евреев над другими народами.

Ирония судьбы заключается в том, что русский народ, выдержавший длительную и упорную борьбу против гражданского равноправия евреев, теперь находится под их преобладающим правлением и, более того, подвергается их кровавому террору. Но реакция не заставит себя ждать. В случае решающего переворота в России будет организован такой еврейский погром, разрушительность которого трудно себе представить.

Мне чужд бессмысленный антисемитизм, способный выплеснуть ребенка вместе с водой, в мирное время и войну я узнал таких евреев, которые как личности и граждане заслуживают всяческого уважения. Но ни один логично и справедливо рассуждающий еврей не проигнорирует мнение, заключающееся в том, что иудаизм не должен играть ту роль, которая никоим образом не соответствует численности евреев. Пока иудаизм мыслит интернациональными категориями и его действия носят подрывной характер, с ним нужно бороться и исключать из политической арены.

Увиденное и пережитое мною в Москве убеждает меня все больше в том, что в политическом отношении просто необходим спокойный и взвешенный антисемитизм, если народ хочет идти по национальному пути развития.

Если с еврейской стороны можно нередко услышать, что для того чтобы одному подняться, другому нужно посторониться, то это правильно. И поэтому встречное национальное движение против интернационального иудаизма вполне оправдано.

19 июля.

Сегодня пришло известие, что царь и, наверное, его семья расстреляны в Екатеринбурге. В сегодняшней газете «Известия» было сообщение, что по распоряжению местного Совета, учитывая вероятность побега и возможности похищения чехословаками, бывший царь расстрелян 16 июля; этот шаг одобрен Центральным исполнительным комитетом.

В более жестокой и бездушной форме известить общественность об убийстве, пожалуй, невозможно. В широких кругах уже давно высказывалось предположение, что никого из императорской семьи уже нет в живых. Но, видимо, нельзя сомневаться в том, что правительственное сообщение соответствует действительности.[65]

Хотя случившегося можно было ожидать в любое время, нас это известие очень огорчило. Сострадание к ужасной судьбе Николая II[66] и его семьи заставило давно забыть, что никто иной как он по своей бесхарактерности и слабости терпел и допускал направленную на разжигание войны политику панславизма и не употребил свою власть в июльские дни 1914 г., чтобы сохранить на земле мир.

От правительства кровавого террора нельзя было ожидать ничего иного, как покончить с вопросом о судьбе плененного императора его убийством. Карл I[67] и Людовик XVIII[68] были, по крайней мере, формально осуждены. Обвинены и затем осуждены, здесь же достаточным оказался повод — в его жесточайшей форме — для свершения акта возмездия. Нельзя, видимо, сомневаться и в том, что Екатеринбургский совет имел указание и полномочия от Кремля[69]. Само собой разумеется, что была возможность своевременно укрыть царя вдали от чехословацкого фронта в одной из цитаделей большевизма. О его насильственном освобождении или бегстве вообще не могло быть и речи. Грубость и жестокость характеризуют ответ Троцкого примерно две недели назад на заданный одним из нас вопрос, насколько соответствуют действительности слухи об убийстве царя. «Я не знаю, и это меня совсем не интересует. Меня, действительно, не может интересовать жизнь каждого отдельного русского гражданина».

20 июля.

Сегодня беспокойный день. С утра был в городе. Народ воспринял убийство царя с тупым равнодушием. Люди приличные и порядочные, привыкшие к ужасам, слишком озабочены собственными нуждами, чтобы испытать что-то особенное. Небольшая часть русских, живущих в Москве, настоящих сторонников монархии, держится скрытно, стараются не привлекать к себе внимания.

Затем вместе с Шубертом и Геннингом мы на завтраке у дипломатического представителя польского регентского совета Ледницкого. Кроме хозяев, присутствовал еще архиеписком барон Ропп. Вчера представители нашей миссии были здесь в гостях в кругу этих же лиц. Поэтому мы представляли, о чем пойдет речь: продолжение, а вернее, попытка оказания политического воздействия. Моя беседа в прошлое воскресенье с его высокопреосвященством уже дала возможность познакомиться с его желаниями и представлениями.

Роппы, собственно, балтийцы, так что предрасположенность члена этой семьи к полякам могла показаться неожиданной. В этом сыграли свою роль, скорее всего, его принадлежность к римской церкви, занимаемое в ней высокое положение в сочетании с честолюбием и неприятием красной республики. Архиепископ знает, конечно, что и мы, офицеры, докладываем в вышестоящие инстанции, при этом минуя промежуточные, поэтому он хотел познакомить со своими мыслями и нас:

«Созданная странами Центральной Европы Польша должна возвратить себе свои старые границы; это и в интересах Германии, поскольку этот вопрос постоянно беспокоит ее. Галиция и все области, в результате раздела отошедшие к Пруссии, должны быть поэтому великодушно возвращены; в ответ на это германский кайзер станет одновременно королем Польши, которая будет прочно входить в состав Германского рейха. Если такая личная уния не будет достигнута, то Польша в ответ на возвращение теперешних прусских провинций станет федеративным государством Германии, примерно как Бавария в политическом и военном смысле.»

Таковы пожелания высокого духовного лица, выраженные им с большой откровенностью и в интересной форме. Установление контактов с нашей миссией, желание передать эти планы немецкому правительству и Верховному главнокомандованию являются основной причиной приезда архиепископа в Москву. На нас такое заявление, сделанное в доброжелательной форме, с подчеркнутой симпатией к нашей стране этого человека благородного происхождения из вестфальской фамилии, не произвело достаточного впечатления.

Мнение о необходимости создания польского государства, с учетом внутреннего положения Германии и особенно Пруссии, и без перспективы приобрести в его лице благодарного друга, тем более, что заключение сепаратного мира с Россией может принести вред, укрепилось во мне с тех пор, как в 1916 году в одной из карпатских деревень нам по телефону был передан указ кайзера. После этого мы не спали до утра, обсуждая возможные последствия, рисуя их в черных красках. То, что правительство считало возможным избрать такой путь, нас тогда не удивило. Но до сих пор для меня остается загадкой, что наше Верховное главнокомандование не наложило решительное вето, что оно посчитало возможным усилить свои войска за счет польских частей. Тот, кто провел месяцы и даже годы войны в русской Польше, кто наблюдал в мирное или военное время за образом мышления поляков и имел возможность судить о нем не через розовые очки, тот не поддался бы никаким иллюзиям, как это случилось с генерал-губернатором в Варшаве.

Поэтому приятно звучащая речь его преосвященства была не столь безобидной. Пока мы на коне, думал я, вы дружелюбны и внешне полны симпатий и признательности, чтобы потом выбить лестницу из-под ног; но как только наши дела будут не столь хороши, вы будете первыми, кто подобно гиенам начнет потрошить наши карманы. Решительно, но в любезной форме мы дали понять, что такие намерения нам чужды.

Сразу после этого завтрака я и Геннинг направились на заседание смешанной комиссии по обмену пленными, которое прошло очень бурно. Сегодня пришло сообщение, что Екатеринбург захвачен чехословаками и, таким образом, многие тысячи находящихся в этой области военнопленных стран Центральной Европы теряют возможность быть отправленными на родину. В течение нескольких последних недель мы настаивали на освобождении из находящихся там в лагерях военнопленных, предвосхищая то, что теперь с математической точностью становится реальностью. Все наши усилия закончились безуспешно, встречая равнодушие, плохую организацию и в значительной степени нежелание определенной части руководства идти нам навстречу. Видимо, только за счет полнейших уступок требованиям русских в вопросах о пленных можно было добиться сговорчивости.

То, что мы являемся свидетелями продолжающегося кровавого террора, известие об убийстве царя, беспокойство по поводу наших военных и гражданских пленных — все это вызывает у нас нарастающее чувство отвращения к сотрудничеству с советским правительством, которое хотя и не должно распространяться на практические дела, но тем не менее отражается на том, что общение становится все более формальным, переговоры проходят все более обостренно.

Заседание началось; Гиллерсон отсутствует, председательствует сегодня русская сторона в лице Исаева. Первым выступил Ремзи-паша[70] по поводу событий на острове Наргин возле Баку. Судьба находящихся там пленных уже три года является причиной нашего возмущения. Затем мы выступили с жалобами в связи с вопросом о выдаче наших пленных, находящихся в Екатеринбурге. От русских отвечал Навашин, который позволил себе такую бестактность, что мне пришлось изменить свое представление о нем как об умном человеке. Он представил дело так, будто только транспортные трудности являются помехой для вывоза военнопленных, на котором мы настаиваем уже пять недель. В заключение он сказал: «Я хотел бы напомнить немецкой делегации о том, что русским властям, как вам известно из вчерашних газет, из-за недостатка железнодорожных вагонов не удалось вывезти даже одного определенного человека, чтобы он не достался чехословакам, что закончилось так трагически».

Сначала мы онемели от наглости вообще упоминать на заседании об убийстве царя да еще так цинично мотивировать его. Я ждал, что наш председательствующий заявит протест с требованием извинения, но напрасно. Ничего подобного не произошло. Я готовился к выступлению и, пока передо мной выступали еще двое делегатов, нашел необходимые слова, которые я должен был произнести. Коснувшись вопроса о транспорте и наших требований и жалоб, я закончил примерно следующим образом: «Господин Навашин нашел верным упомянуть здесь о событии, которое мы переживаем со вчерашнего дня. Я могу сказать русской делегации, что мы не ожидали этого и я хочу выразить наше неприятие происшедшего. Нам также непонятно, каким образом кончину этого несчастного человека можно объяснить нехваткой места на железной дороге. Вряд ли найдется кто-либо из русских господ, кто поверит, что при приближении чехословаков при необходимости нельзя было вывезти царя лошадьми или даже пешим способом. Должен согласиться, было ошибочным ожидать, что правительство вывезет наших пленных, что неуместно по этому поводу упрекать правительство, если оно не смогло найти места в железнодорожном вагоне даже несчастному пленному из своего народа, русскому императору, и поэтому распорядилось убить его.» Поскольку русские понимают немецкий язык хорошо, эффект оказался сильным. Исаев и Жданов, которые наверняка не являются убежденными большевиками, были заметно потрясены промахом своего соратника и еще больше моим протестом. В заявлении русского председательствующего и Навашина была сделана попытка дать нам любое удовлетворение. Немецкие и турецкие коллеги после заседания выразили свое восхищение по поводу того, что я высказал наше общее мнение. Только руководитель нашей делегации не сумел полностью скрыть свое недовольство по поводу такого недипломатичного чисто солдатского поведения. Наш поверенный в делах, которого я проинформировал, вернувшись в представительство, полностью одобрил мое поведение.

21 июля.

Вчера вечером мы, немцы, почти в полном составе устроили прощальные овации отъезжавшим с Николаевского вокзала в Сибирь шведке фрейлейн Брандштрём и сестре Эмме фон Бунзен. Затем на обратном пути на автомашине проехали мимо Храма Христа Спасителя через Москва-реку. Видели, как начали снимать памятник Александру III, чтобы показать, что настало время свободной республики Советов. Огромный памятник хотя и представлял безвкусицу первого ранга, однако сносить его было бессмысленно. Историю России такими мерами не зачеркнешь и воодушевление сегодяшним днем не подымешь. Только доказательство, что нынешний большевизм несет народу в его преобладающем большинстве — а не только небольшой правящей группе и ее хорошо оплачиваемой красной гвардии — более счастливое существование, чем вчерашний царизм, может превратить Россию из угнетенной, измученной страны диктатуры пролетариата в свободную республику довольного народа. Никогда большевистская Россия этого не докажет, мы все поняли это за последнюю четверть года. Созидательные силы не проявляют себя, террор же и кровь способны принести с собой лишь могильное безмолвие, а не довольство. Дальше наш путь продолжался в юго-западном направлении из города, мимо Александровского дворца и Нескучного парка, на Воробьевы горы. При этом мы хотели посмотреть, не найдется ли там для нас участка, который мы могли бы потребовать на тот случай, если нам придется оставаться здесь дольше, и который было бы легче защищать, чем дом Берга. Наше правительство поставило требование, чтобы для охраны дипломатической миссии был допущен батальон из двух боеспособных рот в форме с пулеметами. Принятие наших требований повысило бы наш авторитет в любом случае, обеспечило бы защиту дипломатической миссии на случай путчей и, пожалуй, позволило бы обеспечить ей нейтралитет в случае гражданской войны. Конечно, это не давало возможность выдержать планомерную осаду или противостоять, допустим, новому правительству, враждебно настроенному к немцам. Долгие переговоры в Берлине, о содержании которых мы почти ничего не знали, доказывают, что Германия не выдвигает, как бы ей подобало, решительных требований, а пускается на различные уловки. Наши надежды на благоприятный исход близки к нулю. Военное министерство намерено в качестве передового поста официальной охраны и временной защиты направить сначала усиленное подразделение в гражданском. Первая группа в составе одного офицера, который сейчас исполняет обязанности командира импровизированного караула при штабе, пяти унтер-офицеров и 20 рядовых прибыла вчера. Поступают также постепенно пулеметы и самозарядные орудия; наконец-то, в наше распоряжение отдан неоднократно упоминавшийся мною дом за нашим садом, который оборудуется под общежитие для пленных немцев.

22 июля.

Подробности убийства царя, которые постепенно становятся известны — ужасные. Теперь уже, пожалуй, нет сомнения, что чудовищно убиты также царица и дети царя, что распоряжение было дано здешним центральным правительством, а полномочия по выбору времени и формы исполнения были переданы Екатеринбургскому совету.

Нам здесь часто задают вопрос, почему Германия в Брестском мире не потребовала выдачи царской фамилии нейтральному государству, например, Дании, с взятием обязательств с соответствующего правительства о недопущении возвращения в Россию членов императорской семьи с целью оказания поддержки контрреволюции, вполне справедливо замечают здесь, что подобный акт рыцарства и милосердия по отношению к бывшему противнику Германии значительно увеличил бы число ее сторонников. Антанта почти ничего не сделала для своего прежнего союзника, но у нее и не было средств добиться его вызволения. Подобное требование с нашей стороны Россия приняла бы, как и все другие, без сопротивления. Похоже, что наше правительство руководствовалось двумя соображениями. С одной стороны, наши левые партии расценили бы такой шаг как вмешательство во внутренние дела России и поддержку реакции, с другой — не было уверенности, что если с выдачей царя согласятся, то ей воспрепятствует покушение на царя и его убийство, которое произойдет, естественно, «против воли и к большому сожалению правительства Советов», определенные попытки оказания содействия царской фамилии дипломатическим путем вообще-то предпринимались.

Вчера вечером пришло сообщение, что Ярославль капитулировал. Одновременно правительство пожаловалось на поведение немецкой комиссии попечения военнопленных. При этом утверждается, что немцы взяли восставших «белых» под свою защиту, захватили власть в городе и обвиняются в том, что как не признавшие «законное» правительство советов они нарушили свой нейтралитет и экстерриториальность, для проверки обстоятельств, о которых было сообщено, конечно же односторонне, сегодня ночью спецпоездом выехали Радек и немецкий лейтенант Гербер, в совершенстве владеющий русским языком.

Победа по всей линии, включая Ярославль, над внутренним врагом, придаст правительству новые силы. За последние две недели нашло подтверждение представление о том, что только поддержка извне может вызвать перелом в ходе событий. Контрреволюция способна свергнуть коммунистов только в том случае, если будет единство всех их противников. Спорят вокруг горящего дома и дают ему разрушиться, так как не могут договориться о способах его тушения. Здесь мог бы помочь только диктатор, поддерживаемый внешней силой, он не должен зависеть от партии, его девизом должно стать: «Установление порядка и права, а все остальное решается конституционным собранием под защитой диктатуры, за которой сохраняется исполнительная власть». Наша позиция о необходимости отступиться от большевиков не находит поддержки у министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе. Нами было предложено перевести миссию в Петербург или Смоленск, чтобы, как нейтральные государства и Антанта, иметь контакт с Россией, но в то же время показать ей, что 6 июля не оставлено без последствий. О том, что следует покинуть Россию, нет и речи, это и не желательно, поскольку мы не хотим, чтобы создалось впечатление, будто мы пытаемся избежать какой-то опасности.

В качестве нового посланника должен прибыть государственный министр Гельферих[71]. Выбор личности такого ранга и такого политического значения говорит о том, что наше правительство не верит в возможность разрыва отношений или даже не предполагает возможности хотя бы ослабления отношений, дабы не нанести урон авторитету Германии. Мы, солдаты, здесь в Москве полагаем, что министерство иностранных дел тихонько радуется мертвым параграфам, появлению Дополнительных договоров, составляемых его превосходительством Криге вместе с Иоффе и Красиным, и при этом совершенно забывает, что здесь авторитет германской империи находится в опасности, что все мы, находящиеся здесь, расцениваем это как бесполезную бумажную работу. Какое значение могут иметь форпосты и патрулирование, если находящийся в тылу руководитель не считается с их донесениями или если он ценит выше сведения вражеского агента? Неизгладимое впечатление произвела на меня недавно записка министерства иностранных дел, в которой говорится, что с мнением дипломатической миссии нельзя согласиться, поскольку большевистский посланник, господин Иоффе, придерживается иного мнения.

Так называемый «Гамбургский бюллетень», в котором сообщается о реорганизации нашей службы иностранных дел, прав прежде всего в том, что наши дипломаты должны набираться из различных сфер государственной службы. Чем больше число претендентов на освобождающиеся посты, а позднее — для занимания более высоких постов, тем строже отбор и тем больше вероятность, что, несмотря на возможность ошибок, наверху останутся действительно достойные люди. Само по себе отношение численности атташе и советников миссии к более высоким постам министерства иностранных дел таково, что о настоящем выборе, например, в том виде, как это делается в армии для генерального штаба, не может быть и речи. Преобразование политики, ее все большая переориентация на экономическое соперничество и все большая направленность дипломатии на то, чтобы представлять народы и их экономические интересы, а не быть связующим звеном между дворами, требуют другой и более широкой подготовительной базы.

23 июля.

Занятость и напряженность отношений до сих пор не давали мне возможности коснуться некоторых важных вопросов. К ним относятся, в первую очередь, установление торговых отношений и использование русского сырья и товаров для находящейся в блокаде Германии. По крайней мере, отдельными штрихами я обрисую свои впечатления. Несмотря на развал русской экономики и промышленности, общую дезорганизацию и печальное состояние средств связи, возможности для торговли все-таки имеются, так как в результате почти полного прекращения с 1914 года экспорта в России накопились значительные запасы. Советское правительство сознает, что имея такие резервы на складах, оно обладает по отношению к нам важным козырем. Ввиду национализации внешней торговли и угрозы смертной казнью за нарушение декрета, товарообмен в сколько-нибудь значительном объеме без посредничества советского правительства невозможен. Проводимые в настоящее время переговоры в Берлине должны изменить это положение, в то время как все попытки, предпринимавшиеся в течение четверти года, оканчивались полной неудачей. Но у нас здесь по праву задаются вопросом, окажется ли предполагаемый через несколько недель обмен, в случае благоприятного заключения и лояльного осуществления дополнительных договоров, все еще своевременным, чтобы усилить Германию для заключения мира. Такая надежда была одной из причин заключения Брестского мира, и о ней говорилось в свое время от лица нашего правительства. Как и в вопросе обмена военнопленными, нас не покидает мысль, не содержит ли сам мирный договор обязательные двусторонние обязательства в виде дополнительных соглашений. Здесь также следовало бы заверить русских, что в случае быстрого и корректного выполнения ими своих обязательств, они получат заманчивые встречные поставки и что им даже пойдут на уступки в территориальном вопросе; и в то же время, в случае саботирования договоров. Германия будет иметь право на определенные штрафные санкции. Тогда нам не пришлось бы, в этом нет сомнений, безуспешно работать здесь в течение трех месяцев с использованием многочисленного персонала торговых агентов.

Представители многих военных компаний и различные покупатели, постепенно собравшиеся при полномочном представителе военного министерства и подчиненном ему отделе экономики, развернули усердную деятельность, чтобы исключить параллельную работу друг против друга. Первоначальный оптимизм, радость по случаю обнаружения запасов товаров, а также по поводу предстоящих заключений договоров, вскоре сменились настроением безнадежности. Правительство ограничивалось общими заверениями, не выдавая при этом разрешения на вывоз. В русских торговых кругах, в которых сначала была надежда на успех, который они связывали с влиянием на торговые дела победоносной Германии, прежний интерес давно пропал. В таких условиях не смогли ничего изменить ни прибывший в дипломатическую миссию атташе по делам торговли, ни генеральные консульства, открытые здесь и в Петербурге.

25 июля.

Сегодня мне доставили скрытно прокламацию, которая еще раз демонстрирует поведение высших правительственных деятелей. Нарком железнодорожных путей сообщения соответствует нашему министру железных дорог. Этот документ дружественного и миролюбивого по отношению к нам советского правительства, с которым на Вильгельмштрассе и после 6 июля, и несмотря на целый ряд аналогичных проявлений действительной «благодарности», считают возможным заключать договоры, должен быть включен сюда в переводе[72]:

Всем комитетам, всем товарищам рабочим и служащим всех железных дорог Советской федеративной республики

Дорогие товарищи!

Революционный пролетариат Украины, обманутый меньшевистской и социал-революционной радой, отдавшей украинских рабочих и крестьян немецким империалистам-кровопийцам и их ставленнику Скоропадскому[73], вступил в отчаянную борьбу с врагами революции. Нарастающее движение крестьян, которое борется против очага черносотенной кадетской клики, сметет с лица земли украинских поработителей и помещиков. Пролетариат железных дорог Украины, этот передовой отряд рабочего класса, снова сплотился под красным знаменем борьбы за власть рабочих и крестьян. Близок час расплаты с немецкими бандами и их приспешниками за то, что они покушаются на революцию, украинские железнодорожники в своей борьбе против врага революции, ставленника Скоропадского, прибегли к испытанному средству революционной борьбы, к всеобщей забастовке железнодорожников. В эти дни отчаянной борьбы украинского пролетариата против контрреволюционеров всех мастей железнодорожники Украины протягивают к вам израненные в борьбе руки, становясь по одну сторону баррикад и оставляя по их другую сторону всех контрреволюционеров-монархистов, кадетов, меньшевиков и правых социалистов-революционеров.

Товарищи, помните, пока мы не снесем голову нагло поднимающейся у нас в стране контрреволюции, пока мы совместными усилиями не разобьем наймитов англо-французского империализма, а также чехословаков, пока мы сами не свяжем себя революционной классовой дисциплиной, до тех пор мы будем бессильны помочь нашим братьям на Украине. Более того, мы сами станем жертвой Скоропадских, Милюковых или нового Николая.

Сплачивайтесь поэтому на ваших рабочих местах и в мастерских. Смыкайте ваши ряды вокруг рабочей партии коммунистов! Да здравствует партийная и рабочая дисциплина! Долой предателей русского пролетариата железнодорожников, которые призывают вас к забастовке!

В Российской советской республике, в которой вся власть принадлежит только рабочим и беднейшему крестьянству, всякий призыв к забастовке должен быть заклеймен как подлость и как контрреволюционное преступление, наносящее вред классовым интересам рабочих, должен быть наказан.

Долой подстрекателей забастовок, толкающих вас на такой гибельный шаг.

Помните, что любое нарушение партийной и рабочей дисциплины — это удар Каина в спину брата.

Близится день!

На горизонте с каждым днем все отчетливее первый луч мировой социалистической революции.

Да здравствует федеративный братский союз революционного пролетариата Украины и России с товарищами всего мира!

Представитель народного комиссариата железных дорог

В. Невский[74]

Одновременно с выпуском этой прокламации по учреждениям начался сбор денег для забастовщиков Украины, и большое число агитаторов с крупными суммами денег выехали на места.

События в Ярославле полностью выяснились. Лейтенант Гербер возвратился назад, пришло также сообщение руководителя комиссии попечения о военнопленных лейтенанта резерва Валька, содержание которого я привожу в разделе «Документы», так как оно представляет особый интерес (Док. 14 4).

Поведение наших офицеров в этой чрезвычайной и сложной ситуации было и разумным и тактичным. Умело лавируя, затем в решительный момент приняв правильное решение, они сумели предотвратить почти неизбежное вовлечение доверенных им многочисленных пленных в водоворот событий и тем самым снять с себя подозрение в том, что комиссия попечения занимается политической деятельностью, что могло бы полностью парализовать ее дальнейшую работу. Немецкий лейтенант везде на месте, и сам при необходимости может успешно выступать в роли дипломата и блюстителя авторитета Германии. Русское правительство на основании отчета Радека признало свою ошибку и было, таким образом, удовлетворено. Ярославль, ранее процветающий город, известный своей архитектурой и произведениями искусства, в результате обстрелов и возникших в связи с этим пожаров, которые никто не тушил, наполовину уничтожен. Среди небольшевистского населения красные провели суровую расправу за посягательство на политическую свободу. Правительство сообщило в прессе, что по закону военного времени «по приказу комиссара» расстреляно 350 человек, в большинстве бывших офицеров и служащих, в остальном — зажиточных граждан, много студентов.

Изъятая у приговоренных офицеров корреспонденция указывает на соучастие Антанты, особенно французов и сербов. Во многих местах восстание началось за несколько часов, в Ярославле — за 12 часов, до убийства графа Мирбаха, это свидетельствует о том, что оно готовилось планомерно и не было вызвано убийством Мирбаха и направленной затем из Москвы телеграммой о победе, одержанной эсерами, что якобы явилось толчком к выступлению.

Активную политику наших противников понять можно, но иначе как недобросовестной ее не назовешь. Недостаточно подготовленное восстание без поддержки его военными частями было заранее обречено на провал. Если побудительным моментом для них было не только безграничное чувство мести, которым руководствуются их русские приверженцы, то у них должно было хватить политического разума, чтобы предотвратить эту акцию. Нет сомнения, что победа большевиков укрепит их власть и продлит пребывание у власти.

Мы, немцы, испытывающие после всего пережитого только презрение и ужас перед диктатурой пролетариата, в действительности являющейся диктатурой ограниченного числа людей, полных ненависти и мстительности, испытывая такое чувство, не имеющее ничего общего с расхождением политических взглядов, мы все-таки можем приветствовать победу советского правительства. Его поражение означало бы победу Антанты и новую войну на востоке. Надо надеяться, что власть коммунистов-семитов в недалеком будущем все-таки падет, что ей на смену придет правительство из тех людей, которые понимают значение честной дружбы с Германией. Очевидность такова, что Россия сможет перейти к фазе спокойного строительства и законности только после долгой борьбы и периода правления одного или нескольких переходных правительств социал-революционного или меньшевистского толка. Такое развитие событий возможно только при помощи извне.

26 июля.

Послезавтра прибывает новый посланник, которого мы ждем с беспокойством. Очевидно, он прибудет с вполне определенными планами, может быть, с ясной инструкцией министерства иностранных дел.

Последнее, однако, сомнительно, вряд ли там в состоянии изменить свои взгляды. Первое вполне допустимо, если учесть все то, что известно о Гельферихе.

Геннинг надеется, что с приходом нового посланника оживятся торговые переговоры, что в будущем они будут вестись не только за зеленым столом, за которым сидят его превосходительство Криге, Красин и Иоффе. Большевистская пресса также приветствует выбор Гельфериха в качестве посланника. В новом назначении она видит окончательный отказ Германии от разрыва, от ее серьезных намерений получить удовлетворение за убийство Мирбаха, а также подтверждение желания экономических сближений.

Несмотря на победу над контрреволюцией, критические дни показали слабость правительства. Москве пришлось настолько оголить свой гарнизон, что даже русская охрана дипломатической миссии порой была ослаблена или для охраны выделялись слабо подготовленные отряды.

Сегодня вышло постановление правительства, запрещающее ношение военной формы всем иностранным военным лицам и распространяющее на них те же ограничения в отношении ношения оружия, которые действительны для русских граждан. Эта акция направлена против Антанты, в отношении которой, наконец-то, хотят принять более жесткие меры.

Берлин отклонил идею отмежевание от Ленина и товарищей, таким образом, мы останемся здесь, о чем мы чисто по-человечески никак не сожалеем, жизнь здесь столь же приятна, как и интересна, требование о допуске батальона, конечно же, не поддержано, так как русские считают, что это несовместимо с их авторитетом. В качестве компромисса Россия разрешила допустить для охраны 300 человек в гражданском и пообещала охрану из 1000 красногвардейцев, которых военный атташе может выбрать из имеющихся частей, министерство иностранных дел в том же письме, в котором пришли эти сообщения, советует для большей безопасности занять дом вне Москвы!

На Вильгельмштрассе, таким образом, делают вид, что нас не слышат. Еще ни в одном сообщении отсюда мы ни в какой форме не высказывались, что речь идет о нашей безопасности. Не говоря уже о том, что такую безопасность, как я уже упоминал, обеспечить в случае серьезных боев невозможно, мы продолжаем придерживаться мнения, что требования и меры правительства должны быть вызваны только одной идеей. Его должен беспокоить только вопрос поддержания престижа Германии. Что нужно для сохранения авторитета Германской империи? Что можно потребовать от советского правительства во искупление его соучастия в убийстве посланника Мирбаха?

Лома нас либо не могут, либо не хотят понять; видимо, там живут иллюзиями и думают только о спокойной работе по заключению Дополнительных договоров. Это желание подавляет тонкое чувство национальной гордости. Большевистские диктаторы торжествуют, российская буржуазия недоумевает и отворачивается от нас. Мы же, пожалуй, все без исключения чувствуем подавленность, поскольку не в состоянии с гордостью представлять великую державу.

27 июля.

Изменить курс политических проволочек будет нелегко. Если даже в Берлине изменятся взгляды, Гельферих столкнется здесь с почти неразрешимым вопросом. Момент, позволяющий нам подчинить события на востоке нашей воле, упущен. Ситуация на западном фронте, о чем хорошо осведомлены не только мы, но и русское правительство и общественность, за последние недели развивается таким образом, что мы должны оставить надежду на возможность заставить Антанту пойти на переговоры. Мир, который наверняка для нас во многих отношениях будет выгодным, будет означать конец всему. Чем менее благоприятно положение на западе, тем важнее для нас положение на востоке.

Напрашивается невольно вопрос, возможно ли еще добиться здесь такого положения, которое давало бы нам надежду на перспективу. Только люди на Вильгельмштрассе все еще верят, что договорами и переговорами они смогут собрать урожай нашей победы на востоке. Если не обольщаться иллюзиями, то фактическое положение можно выразить следующими словами.

Большевики вовсе не думают о том, чтобы жить в мире с кайзеровской Германией, им нужно было лишь остановить наше наступление, затем установить кажущийся мир, чтобы тем самым выиграть время для укрепления своего господства. Если мы отказались бы подписать мир 3 марта и продолжили военную прогулку на восток, избегая широкого фронта боевых действий, то коммунистическое правительство наверняка немедленно бы пало. Если мы не хотели или не могли поступить так по веским причинам, то, по крайней мере, мы не должны были компрометирвать себя перед большинством российского населения, идя «рука об руку» с Лениным и товарищами всего мира. Теперь же мы остались без единого друга, утратив всякий авторитет в России. Советская власть разыгрывает спектакль и ждет мировой революции, российская буржуазия, потеряв надежду, видит в нас только соучастников победы большевиков, опору их нынешней власти.

Только так я могу оценить ситуацию. События развивались неуклонно в этом направлении, поскольку мы фактически неделя за неделей шли курсом, желательным для Кремля. Когда же события начали принимать иной оборот, о чем мы в свое время предупреждали наше министерство иностранных дел, было еще не поздно.

Но после того, как случившееся 6 июля не стало поводом для четкого определения наших позиций, на успех более нельзя было рассчитывать. Желательно и достижимо пока еще показать буржуазной России, что мы были заодно с кровавой диктатурой временно, выполняя свои военные задачи, и что мы готовы отмежеваться от нее по первому же вескому поводу, каким стало убийство посланника.

Для Антанты нашелся другой способ сохранить свое достоинство и свободу.

Умело обрабатывая общественное мнение при одновременном разрыве с правительством, еще можно добиться понимания или, по крайней мере, справедливой оценки наших действий. Мы должны сказать русским:

«Вы только что видели, куда ведет плохо подготовленное и недостаточно поддержанное извне восстание. Мы не хотим, как это сделала Антанта, ввергать вас в авантюру, чтобы потом оставить в беде. Держитесь и скрытно организовывайтесь. Как только у нас высвободятся войска, мы обратимся к восточному фронту. Не для того, чтобы навязать вам правительство, а только чтобы дать вам возможность создать самим через Учредительное собрание законное правительство. Затем вам нужно будет пойти на пересмотр Брестского мира, прежде всего в отношении Украины. Большевики никогда не были нашими друзьями, мы должны были использовать их, так как это было для нас вопросом жизни или смерти.»

Вопрос пересмотра мирного договора играет большую роль во всех беседах с представителями русской интеллигенции, независимо от того, к каким партиям они принадлежат. Среди нас этот вопрос тоже часто дебатируется. В Германии нет, пожалуй, ни одного здравомыслящего человека, который оценивал бы отделение Украины от России не как паллиатив в системе ведения войны. По своему народонаселению, в экономическом, историческом и геополитическом отношениях эта страна является составной частью России, и по крайней мере федеративно должна быть связана с ней.

Этот факт придает агитации против мира, которую проводят как правительство Советов, так и его враги, неодолимую силу, которая еще более возрастает ввиду настроений в самой Украине. И те, кто хотели бы сейчас, чтобы Украина и впредь оставалась вне зависимости от России, готовы на это перед лицом большевизма, от которого Украина защищена немецкими штыками. Украина, по их мнению, должна стать базой коренного поворота, с помощью которого Россия должна быть вырвана из рук коммунизма, чтобы затем снова восстановить огромную славянскую империю.

Видимо, у нас наверху рассматривают вопрос точно так же. Украина должна помочь нашей военной экономике, ее «освобождение» должно служить угрозой несговорчивым большевикам, ее возвращение в будущем должно послужить хорошим объектом обмена, тем средством, которое поможет нам привлечь на свою сторону будущее правительство. Даже своими войсками мы не сможем в дальнейшем воспрепятствовать объединению.

Сознавая это, нужно было соответственно заключать мир, заявляя, что мы признаем существующее правительство только как временную власть, с которой мы считаемся. Но договор может быть только временным, отвечающим нашему положению, и может быть пересмотрен по договоренности с законным правительством, которое будет выбрано народом. Либо, что и случилось, мы выбираем паллиатив: официальное признание правительства и заключение мира, но даем русскому народу знать, что он может рассчитывать на встречные уступки. Отделение Курляндии, Литвы и Финляндии Россия может снести.

Готовность поступиться ими есть. Потеря же Эстонии и Латвии, имеющих выход в Балтийское море, и полный контроль над морским выходом из Петрограда столь невыносимы, что позже вряд ли можно будет обойтись без определенной компенсации с сохранением автономии этих государств в рамках федеративного объединения.

В споре о том, следует ли разгромить Россию и удерживать ее в бессилии или стремиться к тому, чтобы в лице России найти дружественную страну, я всегда был сторонником последнего направления, разделяемого, например, профессором Хёчем и Рорбахом. Пересмотр мирного договора представляется мне поэтому не только безусловной необходимостью, но и отвечающим нашим интересам.

28 июля.

Кремлевское правительство отмечает в своей прессе наш отказ от привлечения батальона охраны как большой успех и как признание невиновности правительства в убийстве посланника.

Вот уже несколько дней, как царит оживление в кругах тех немцев, которые работали здесь до войны в промышленности, торговле и ряде компаний, пытающихся теперь вернуть свое имущество, строящих планы на будущее и готовящихся к их осуществлению в связи с известием, что на переговорах в Берлине наше правительство пошло на значительные уступки. Характерно, что и об этом мы узнали из русских источников (из сообщения комиссариата по торговле представителю крупной немецкой компании). Дипломатическую миссию снова оставили, таким образом, в неведении. Мы согласились с тем, что после погашения паушальных долгов немецкие компании, как и русские, могут быть национализированы. Таким образом, мы перед неизвестностью и готовы ко всему.

29 июля.

Вчера вечером прибыл новый посланник. По просьбе правительства он сошел с поезда на одной из подмосковных станций из-за опасности покушения. Там его встретили Радек и д-р Рицлер. Таким образом, Гельферих мог сразу получить представление, какое достойное проживание ждет его здесь как представителя Германской империи, если страна, в которой он аккредитован, не способна обеспечить его защиту. Настоятельная просьба состояла в том, чтобы посланник проявлял особую осторожность и по возможности реже выходил из дома. Пока еще не выполнено наше требование, заключающееся в том, чтобы для нас было выделено подразделение в 1000 красногвардейцев, из числа которых 200 человек постоянно несли бы караул в нашем квартале. Причина, видимо, в нехватке войсковых частей. Это связано с нестабильностью обстановки во многих губерниях, войной чехословаков, близкой к военной обстановкой в отношениях с Антантой в мурманской и Архангельской областях. Требование военного атташе, чтобы караул несли только латышские части, выполняется редко. В линиях караула несут службу и наши немецкие солдаты, которые контролируют русских. Для усиления безопасности, предотвращения попыток покушения и нападения врасплох предусмотрены дополнительные меры: наблюдательные пункты на стенах, ограждающих сад, отдельный проход в стене к новому солдатскому общежитию, введение паролей при смене караулов.

30 июля.

Тем временем из Берлина пришло подтверждение того, что, согласно Дополнительным договорам, за выплату от 6 до 7 миллиардов русским дается право национализировать немецкое имущество, здесь по праву расценивается такое решение как слабость и намерение и в дальнейшем тесно сотрудничать с коммунистической диктатурой. Как же представляют на Вильгельмштрассе будущее использование немецкого духа предпринимательства, немецкого капитала в России? Откуда возьмется смелость у немецкого торговца или промышленника, если он не уверен, что Германия защитит его? Как выдержит он конкуренцию представителей других государств? Надежда была на совершенно противоположное; на всестороннюю защиту наших интересов, на категорический протест против любого насилия по отношению к немецким предпринимательствам. Мы, дилетанты, конечно, не способны понять, что кроется за этими планами.

31 июля.

Вчера вечером меня и Геннинга такими вопросами буквально засыпали. Нас пригласили в компанию русских, среди которых было несколько семей немецкого происхождения, с которыми за прошедшие месяцы мы неоднократно беседовали на политические темы. Здесь же были несколько бывших высоких чиновников и один фабрикант. Наши ответы были осторожными и успокаивающими, но в то же время мы старались не возбуждать новые надежды. Дружественные отношения между народами строятся на взаимовыгодных условиях. Так же и здесь. Отношение русских немцев, поддерживаемое национальными чувствами, и симпатии этих русских, основывающиеся на монархических взглядах и определенных надеждах, могут немедленно исчезнуть, если наша политика зайдет в тупик. В деловых отношениях, как и в политике, действует здоровое изречение: «Ты мне — я тебе».

1 августа.

Вчера на чрезвычайном заседании Центрального исполнительного комитета ввиду опасности, сложившейся в результате действий чехословаков и нехватки хлеба было объявлено «отечество в опасности». Правительство осознает серьезность своего положения, но преисполнено твердой уверенности, что оно одержит верх. Происки Антанты, по данным комиссариата иностранных дел, чувствуются повсюду, она пытается всеми средствами привлечь на свою сторону латышские части, побудить командующего чехословацким фронтом Вацетиса[75] на роль второго Муравьева[76].

Вопрос союза с Германией против Антанты, чтобы вместе с нашими финскими и балтийскими частями выступить в район Мурманска, взвешивается серьезно. Но пойти в этом вопросе до конца не решаются, поскольку боятся, что официальное объявление войны Англии и Франции не найдет поддержки у народа, к тому же не хотят предоставлять нам для операций территорию восточнее Чудского озера. Поэтому более желателен случайный характер совместных действий. Я считаю, что если такой союз не состоится, то мы должны это только приветствовать. В нашем положении было бы сложно отказаться от предложения о заключении такого союза. Принести существенную пользу он не может, но вполне способен еще более раздробить наши силы, утвердить нашу «славу» друзей большевизма.

Увидев на месте, что представляет собой коммунизм, какую опасность он может представлять для всего мира, трудно понять, почему немедленно не прекращена мировая война и мировой союз не обратился против него.

Вчера вечером был прием в турецкой дипломатической миссии, где собрались представители разных государств. Наш посланник по совету русского правительства во встрече не участвовал. Возвращаясь поздно ночью домой, мы увидели, что улицы вокруг дома Берга оцеплены, все имевшиеся в наличии немецкие солдаты и красногвардейцы выставлены в боевой готовности. Из сада, примыкающего к нашему, раздались выстрелы, на которые последовал ответный огонь наших охранных постов. Мы предположили, что это была проверка бдительности нашего караула в ночное время. Тревога повторилась еще раз, но это оказался случайный выстрел одного из караульных, вызванный его нервозностью. Только под утро в доме Берга все успокоилось.

2 августа.

Сегодня вышел первый номер пронемецкой газеты «Мир». Она не сможет привлечь на нашу сторону много друзей, если наша политика не выберет иного четкого курса. Его превосходительство Гельферих очень скоро понял, что в Берлине заблуждаются по поводу действительного положения дел. Он, как и мы все, считает, что практическая работа здесь невозможна и что необходим отход от прежней политики. Он намерен сделать запрос в министерстве иностранных дел по поводу перевода нашей миссии в Петербург, чтобы тем самым русскому правительству и населению дать понять, что мы отмежевываемся, но не намереваемся отказываться от своего участия в проводимой здесь политике. Мотивировать перемещение миссии мы можем ссылкой на правительственное заявление «Отечество в опасности», на неоплаченное убийство посланника и на убийство фельдмаршала Эйхгорна 30 июля в Киеве. Эсеровская пресса и на этот раз ставит в заслугу своей партии эту акцию, совершенную по официальному указанию руководства. Говоря об отказе в требовании немцев допустить их батальон для охраны миссии, большевистская пресса указывает торжествующе, что даже присутствие целой армии не гарантирует безопасность, о чем свидетельствует смерть Эйхгорна. Такое утверждение бесспорно, если речь идет об убийстве из-за угла. Для нас же речь идет о другом. Появление 500 человек в стальных касках должно показать в том числе и особо склонному к торжеству крестьянину и всем, кто придерживается нейтралитета, что у нас достаточно силы и воли защитить свой авторитет, что Германия при таких обстоятельствах не смирится с убийством своего посланника, что она больше не доверяет правительству Советов, если такое доверие вообще существовало. Разглагольствования газеты «Известия» свидетельствуют о том, что наше министерство иностранных дел, сообщая Иоффе о наших требованиях по поводу батальона, мотивирует их только необходимостью обеспечить нашу безопасность и не считается с мнением дипломатической миссии. Позиция большевистской прессы по случаю убийства в Киеве доказывает, что в этом случае даже не находят нужным соблюсти хотя бы внешнюю форму, как это было сделано после убийства посланника 6 июля. Тогда, в связи с последовавшим одновременно восстанием, убийство рассматривалось и как покушение на власть, и поэтому можно было легко изобразить возмущение. Убийство же Эйхгорна находит почти неприкрытое одобрение даже со стороны советского правительства как шаг на пути освобождения Украины.

Но и это, как и все события, имевшие место ранее, не окажет воздействия на наше правительство. Там будут опять обсуждать и принимать всевозможные красивые параграфы, которые под влиянием директора отдела права министерства иностранных дел Криге будут наверняка безупречны по форме и с юридической точки зрения, но никогда не будут наполнены жизнью. Министерству иностранных дел, по-видимому, совершенно непонятно и поэтому безразлично, что наша честь и наш авторитет здесь тем временем попираются ногами, что представители Германии в Москве играют жалкую роль, о чем здесь знают уже все. В последние недели отсюда неоднократно отправлялись отчеты, достаточно ясно обрисовывающие ситуацию, и все напрасно. Некоторая надежда на изменения останется, если новый посланник будет продолжать бить в ту же цель.

Гельферих тоже считает, что политического успеха в данный момент добиться невозможно. Необходимо, однако, окончательно определить наше отношение к людям в Кремле, чьи руки обагрены кровью, очень многие из нас считают, что переговоры в Берлине должны быть прекращены как бесполезные и только компрометирующие нас.

3 августа.

В связи со стрельбой 31 июля мы потребовали освободить весь блок домов между денежным переулком, смоленским бульваром и двумя соединяющими их улицами. Согласие на это было получено. На этой территории должны разместиться все немецкие учреждения: генеральное консульство, главная комиссия, комиссия попечения о военнопленных, все общежития военных и гражданских пленных.

В последние дни особое распространение получают слухи и предупреждения о готовящихся покушениях. Наверное, в этом много преувеличенного. Правительство сообщило, что готовится бомбежка с самолетов, и выставило несколько пулеметов на крышах окружающих домов для отражения налета.

Интересные новости сообщил нам о положении в повстанческих районах профессор Ревельского университета, балтийский немец, прибывший недавно из Самары. Из его сообщения можно представить положение дел большевиков и действия Антанты, которая во многих районах, например в Сибири, добивается успеха, различные движения против большевиков могли бы добиться успеха, если бы они объединились для совместных действий. К сожалению, на это надеяться не приходится.

Партийные распри берут верх над стремлением к победе и свободе. Если не придет помощь извне, буржуазная контрреволюция заглохнет.

4 августа.

В последние дни правительство особенно активизировало свою деятельность по конфискации товаров на складах, опечатыванию фабричных складов, особенно с товарами текстильной промышленности. Пресса объясняет эти действия принятыми в Берлине договоренностями, согласно которым Россия намерена осуществить крупные поставки в Германию. Против нас участились подстрекательства.

5 августа.

Посланник за это время только один раз вышел из дома Берга на короткую прогулку. После его звонка в Кремль с намерением появиться для вручения верительной грамоты в дипломатическую миссию прибыл за ней самолично Чичерин. При этом он еще раз подчеркнул, что правительство не в состоянии гарантировать безопасность посланника и попросил сделать выводы относительно свободы перемещения. Своего рода домашний арест, достойный представителя Германской империи.

В Берлине продолжают ту же песню, что и после смерти Мирбаха. «Отношения с советским правительством ввиду готовящихся Дополнительных договоров должны сохраняться. В случае появления непосредственной опасности для жизни членов дипломатической миссии посланник может распорядиться об ее отъезде» — примерно таково содержание последних указаний.

За последние два месяца я получил представление о работе нашего министерства иностранных дел и царящих там умонастроениях. Помимо бездумного бюрократизма, который видит вещи такими, какие его больше устраивают, я установил следующее. На Вильгельмштрассе не хотят брать на себя никакую ответственность и, таким образом, дают возможность посланнику самостоятельно решать вопрос о выезде. Вместе с тем, не принимая во внимание основной вопрос, на который мы делаем особое ударение, а именно — честь империи в министерстве, так сказать, умывают руки, чтобы в случае нашего отъезда нашим левым партиям и советским людям можно было сказать: «Мы ничего не имеем против большевиков и хотим продолжать поддерживать дружественные отношения. Вот только нашей миссии в Москве атмосфера показалась слишком небезопасной». Гельферих готов принять самостоятельное решение по поводу переезда миссии в Петербург. Он отдельно побеседовал с каждым из трех офицеров генерального штаба, чтобы удостовериться, что мы, как и он, видим в выезде политическую необходимость, а не отступление перед личной опасностью. Было выявлено полное единодушие.

6 августа.

Телеграмма Гельфериха о намерении перевода миссии на Неву была уже отправлена, когда ему пришло указание немедленно прибыть в Берлин для личного донесения. В самом приказе кроется осуждение взглядов посланника, изложенных им в ряде депеш. Поэтому мы сомневаемся, что он вернется на свое прежнее место. Люди с собственными взглядами не удобны, если их не разделяют наверху или если в более высокой инстанции отсутствует внутренняя убежденность в логичности и правильности своих собственных идей. И все-таки в силу инертности и недостаточности такта за них цепляются.

7 августа.

Вчера вечером его превосходительство Гельферих отбыл вместе со срочным курьером. Еще до отъезда он распорядился о переезде миссии в Петербург, не дожидаясь согласия министерства иностранных дел. По договоренности с Радеком, которая была достигнута вчера на переговорах с участием графа Бассевица, наш отъезд намечен на сегодняшний вечер. Таким образом, московские приключения заканчиваются.

В первой половине дня я еще раз побродил по центру Москвы, чтобы сделать кое-какие покупки и попрощаться с российской твердыней, увидеть которую мне уже более, наверное, не приведется. Пережитое здесь нами останется навсегда в моих воспоминаниях о военном времени. Мне понятна та печаль образованных русских, с которой они вспоминают о былой Москве. Даже в эти страшные дни мы имели возможность почувствовать, что такое русское гостеприимство и умение находить радость в жизни. Когда этот своеобразный и даже теперь в своем запустении красивый город снова заживет спокойной трудовой жизнью? Когда россиянин снова обретет свою беззаботность, так живо отражающуюся на его языке в часто употребляемом «ничего», свою щедрость и форму бытия, которую он называет «широкой русской душой»?

В Москве с каждой неделей жизнь как бы затихает. В эту свою последнюю прогулку я особенно отчетливо увидел признаки нищеты, упадка и общего развала. Попадается все больше бледных, понурых и голодающих людей. Витрины пусты, часто заколочены досками, большинство магазинов закрыты. Население пол бичом коммунизма, террора, голода и безработицы. И все это вследствие безумного эксперимента небольшой группы тщеславных и мстительных людей, большинство которых является представителями еврейской национальности, когда они уберутся из Кремля и будут привлечены к ответу? Когда русский сможет сказать: «Над Москвой только кремль, над Кремлем только небо»?

Русское правительство, похоже, не удивлено нашим переездом в Петербург и даже не огорчено. Только Чичерин воспринимает наш отъезд болезненно, он, действительно, хотел бы проводить мирную политику, но он только исполнительный инструмент и не имеет значительного влияния. Появляются сведения, что правительство серьезно подумывает о том, чтобы самому перебраться обратно на Неву, там они будут дальше от чехословацкого фронта и ближе значительно к загранице. Я думаю, что оно все-таки останется в Москве, снова ставшей действительно центром России. С уходом правительства из Москвы возрастет неуверенность. Сейчас такая неуверенность постепенно исчезает. Это связано с тем, что исчез страх перед возможным наступлением немцев, что их положение на западном фронте не позволяет им проводить активную политику.

8 августа.

Мы в поезде, который со скоростью улитки катит нас в Петербург. Нам предоставили приличный эшелон с хорошим спальным вагоном, помогли с доставкой нашего довольно объемистого багажа. Вчера ходил по Москве. Вечером для меня и Геннинга был устроен прощальный ужин в доме балтийской семьи на Трубниковской улице, чье гостеприимство будет одним из лучших моих воспоминаний о Москве. Нас беспокоила дальнейшая судьба этой семьи, особенно хозяйки дома и детей, которые оставались в Москве, с каждым днем становившейся все неприютнее. Поскольку наш отъезд вызвал очередную волну беспокойства, мы еще раз настоятельно посоветовали им перебираться поскорее в Германию.

9 августа.

Чем ближе к Петербургу, тем слабее типичный для России характер всего окружающего. Реже леса и невозделанные пашни, крупнее населенные пункты, более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал. Нас встречают представители Петербургского совета и высланные вперед наши квартирьеры, разместились в Грандотеле в немецком генеральном консульстве на Исаакиевской площади.

Вскоре после прибытия, как только была установлена телеграфная связь с Москвой, поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому дипломатическая миссия вместе со всеми немцами, без участия которых в комиссии попечительства о пленных можно было обойтись, должна была по возможности незамедлительно покинуть страну. Сегодня вечером я вместе с переводчиком побывал в Петербургском совете, чтобы урегулировать вопрос об отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким[77], почти неограниченным властителем города, наводящим страх своим кровавым террором. Небольшого расточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей с хитровато-настороженным выражением лица.

10 августа.

В поезде. В 4 часа пополудни мы отъехали с Финляндского вокзала. Золотые купола многочисленных церквей города Петра, отсвечивая в лучах вечернего солнца, прощаются с нами. Город по обеим сторонам поезда остается позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и пашни, березовые и сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно, если мысли при этом возвращаются к прошлому и будущему этой несчастной страны, которое, наверняка, лучшим не станет.

Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва не совсем ясны. Со ссылкой на агентурные сведения Голландии министерство иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась ввиду запланированного социалистами-революционерами массового террора с целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен был только повод. Но если дело только в этом, то не было необходимости телеграфировать нам все это в такой вычурной и многословной форме. Наше положение теперь не то, чтобы мы могли начать наступление на Смоленск и Петербург!

Удивление вызывает прежде всего, что во всех решениях Берлина, как и в этом случае, полностью игнорируются мнения местного представительства и его почти не информируют по поводу политических планов и намерений. В обоснование отзыва дипломатической миссии из Берлина русским властям было сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят оградить русско-германские отношения от последствии возможных новых покушений. Конечно же, это сделано прежде всего для того, чтобы господа на Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе могли спокойно и без помех высиживать свои параграфы.

Все сидящие в вагоне, без исключения, пытаются понять, как могут у нас дома заблуждаться по поводу большевистской России, ее намерений и возможностей? Вокзал Раяйоки в Финляндии. Дальше Белоострова наш поезд не идет. Железнодорожный мост через пограничную речку Систербек взорван, по берегам напротив друг друга стоят красные и финские войска, охраняя демаркационную линию во время перемирия. Нас принял и взял под охрану комиссар в сопровождении хорошо вооруженных красногвардейцев. Затем началась довольно трудная и достаточно комичная перевозка нашего багажа, заполнившего пять товарных вагонов, всеми возможными средствами — на дрезины, стоявшие в начале железнодорожного пути на финской стороне. К нам относились сдержанно, но все же вежливо, затем мы гуськом направились через деревянный мост, на котором комиссар проверял наши документы. Под конец красногвардейцы попытались реквизировать часть нашего багажа, как не подлежащего вывозу, но получив хорошее вознаграждение за оказанную нам небольшую помощь в погрузке, успокоились.

Лишь на финской стороне мы почувствовали себя в безопасности, мы были любезно встречены несколькими финскими лейтенантами, блондинами германской крови, шведского происхождения, во главе с их полковником (немецким капитаном фон капером), которых мы затем пригласили на импровизированный ужин, различие между Россией, по крайней мере сегодняшней, и Финляндией заметно с первого взгляда. Здесь все блестит от чистоты и порядка в новом, со вкусом построенном здании вокзала; там же грязь — беспорядок и упадок на каждом шагу.

11 августа.

На борту корабля «Боевульф». Впервые после того, как в конце июля 1914 г. я покинул Соньефьйорд, чтобы по суше быстрее добраться до Берлина, куда я был вызван в связи с угрожающим политическим положением, я снова вступил на боевой корабль, который должен нас доставить в Ревель, сегодня утром мы прибыли в Гельсингфорс и хотели остановиться в нем на несколько дней, но получили категорический отказ властей из-за отсутствия мест для проживания. У нас оставалось время на то, чтобы осмотреть город и его окрестности. Наконец-то снова море. И хотя это всего-навсего старый броненосец береговой обороны, для меня, с ранней молодости мечтавшего о море и полюбившего немецкий флот, эта поездка и вид наших голубых курток были большой радостью.

12 августа.

Ревель. Хорошо разместились в казино русских морских офицеров. Поездка по морю проходила при отличной погоде. Старый ганзейский город приветствовал нас, купаясь в золотых лучах заходящего солнца. Только золотые луковицы православной церкви, как нахальный пришелец, расположившейся возле городского готического собора в верхней части города, напоминают о том, что господствовали здесь, надо надеяться временно, проникшие сюда славяне. И все же — «хотелось бы надеяться» больше идет от сердца, чем от разума. Россия никогда не сможет согласиться с тем, чтобы быть отрезанной от Балтийского моря, выход в которое ей дает только Петербург как портовый город.

13 августа.

Необходимо написать еще о петербургских впечатлениях, за сутки я сумел увидеть столько, сколько было в моих силах и насколько позволил световой день, продолжавшийся до 11 часов вечера. Город расположен на удивление просторно; чувствуется, что он застраивался планомерно по приказу самодержца и вместе с тем значительной личности, в отличие от Москвы, становление которой длилось веками. Это современный крупный европейский город на Неве, где только церкви напоминают о том, что это матушка Россия, в то время как город на Москва-реке — типичный русский город с многочисленными формами азиатского типа.

Когда мы поздно вечером стояли на стрелке, между Большой и Малой Невой, напротив Петропавловской крепости, старой тюрьмы царской России, непроизвольно напрашивались сравнения. Новая свобода должна означать конец таким учреждениям, устранение которых было одной из главнейших целей революции, сейчас тюрьмы России заполнены как никогда раньше, только сидят в них, ожидая своей дальнейшей судьбы, люди другого круга.

Петропавловская крепость и Кронштадт выбраны в качестве тюрем, в первую очередь, для бывших государственных лиц, высоких чиновников, генералов и прочих офицеров. Царской России ставили в вину, что в Сибирь ссылали многих без судебного приговора по административным решениям. Республика Советов вообще не признает законного судопроизводства для политических заключенных, решение о жизни и смерти выносят несколько человек от лица Чрезвычайной комиссии. Их преступление состоит только в принадлежности к ранее правящему классу, в том, что они воспользовались официально принесенной революцией свободой политического выбора и т. п.

Кораблей в гавани мало, жизнь замерла. На Большой Неве стоят несколько крейсеров и торпедных катеров, бывшая императорская яхта — грязные и запущенные; такие же матросы, в субботу утром, 10 августа, мы поехали с Шубертом на Финляндский вокзал для урегулирования вопроса с отъездом, затем на «острова» в дельте Невы и стемки, служащие местом отдыха, как Ванзе для Берлина. Затем пешком — осмотрели ряд общественных зданий и церквей, в первую очередь Казанский собор и церковь Вознесения. Покупки на Невском проспекте.

Общее впечатление: умирающий город! Население после революции сократилось более, чем наполовину. Если Москва останется столицей, Петербург много потеряет, даже если с господством ужаса будет покончено. Он может оставаться значительным городом ввоза и вывоза товаров с развитой промышленностью, если прибалтийские государства будут для России потеряны, но никогда уже не приобретет своего былого значения, данного ему волей царя. Великолепные административные здания должны скоро отойти правительству из Москвы, где таких помещений не хватает и при нынешних условиях их не удастся создать. Но какое правительство захочет даже в мирное время иметь по соседству в сорока километрах с одной стороны и в двухстах — с другой чужие государства и быть постоянно готовым к бегству в случае начала войны.

15 августа.

Равель очень симпатичный город. В нем чувствуешь себя, будто находишься в Любеке или Ростоке. Красив и пригород. Наша дипломатическая миссия может спокойно отказаться от мысли попасть в Псков, где близость демаркационной линии будет вызывать стремление к более тесным контактам с советским правительством. Но все это в теории. Пока обстановка прояснится, пока станет ясно, что возвращение в Россию в ближайшей перспективе исключается, на это время я попрошу отпуск, а затем найду себе другое занятие.

16 августа.

Вечером торжественный ужин при генеральном штабе в честь управляющего бургомистра Гамбурга фон Пепле. Торжественные речи, в том числе со стороны представителей города. Отношения между немецкими и местными властями кажутся хорошими, с какой радостью и оптимизмом можно было бы подумать обо всем, что достигнуто в трудной борьбе против всего мира, не в последнюю очередь — об освобождении старых балтийских колониальных стран немецких купцов и рыцарей, если бы положение на западе не приняло такой серьезный оборот. У меня постоянно возникает вопрос, не были ли все победы и все жертвы напрасными? Армия сделала все возможное. Конечно, ошибки были, особенно в начале войны, когда из-за полумер и недостаточной воли Верховного главнокомандования противнику была дана возможность добиться успеха на Парне. Но за эти годы противник допускал еще больше ошибок, иначе ему не пришлось бы четыре года подряд напрасно осаждать превосходящими силами и всеми средствами голодной блокады окруженную со всех сторон крепость Четверного союза.

Причиной нашего кажущегося порой безнадежным положения является то, что в результате половинчатости и бесплановости нашей политики мы приобрели врагов как на западе, так и на востоке, к которым примкнули даже два наших союзных государства. Этот исторический факт не вычеркнешь никакими дипломатическими ухищрениями.

Пока еще мы не должны отказываться от надежды выйти с честью из создавшейся ситуации, если русская зараза, которую пытаются всеми средствами занести к нам из Москвы и которая и у нас уже находит широкую почву, благодаря предательской деятельности некоторых вождей рабочего класса, не выведет из строя основу основ армии — родину. Полную победу Антанта может одержать только имея союзника в тылу нашего западного фронта, своими силами она такой победы не добьется никогда.

20 августа.

Прекрасный день проведен на борту «Беовульфа», проводившего стрельбы в открытом море. Ревельская бухта оживлена как в мирное время. Мирную картину нарушают только полуфлотилия крупных торпедных катеров, несколько тральщиков-искателей и санитарное судно. В остальном же это торговые суда, в том числе финские и шведские, входящие и выходящие из гавани.

Вечером получено разрешение ехать в Берлин, до получения нового назначения.

24 августа.

В поезде Конно-Берлин. Экспедиция в Москву окончена. Начиная эти записи, я взял себе в обязанность, не руководствуясь своими собственными политическими убеждениями и своим неприятием великого переворота, попытаться дать справедливую и объективную оценку целям и действиям коммунистического правительства России. Завершая свои записи, я суммирую поэтому свои взгляды на результаты большевистского господства, средства его утверждения и перспективы дальнейшего существования.

Можно считать, что заслуга Ленина и его товарищей перед всем миром огромна, если этот мир окажется разумным настолько, чтобы сделать выводы из урока, преподнесенного ему теперь уже практическим доказательством безумия марксистского общественного строя. Борьбой умов в научно-теоретической области нельзя было наставить на путь истины ни тех, кто был привержен высоким и благородным идеалам коммунизма, ни тех, кем владела идея чисто материального характера, желание владеть тем, чем обладают более имущие сограждане. Надежды на улучшение мира и благосостояния у представителей и того, и другого направления рассеются вследствие коммунистического способа хозяйствования, если посмотреть открытыми глазами на то, что происходит в России.

Многие защитники марксизма могут по праву сказать, что мировая реформа в их понимании не предполагает бессмысленного разрушения всего существующего, как это произошло в России, что они планируют постепенную и хорошо продуманную перестройку. Не говоря уж о том, что пришедшая к господству коммунистическая масса заставит даже благоразумных вождей прибегнуть к бессмысленной мести и немедленно вмешаться в тонко организованную экономику, повышение общего благосостояния и условий жизни как цель не может быть достигнуто и по другим причинам, существующее богатство презренных предпринимателей и капиталистов превратится по большей части в ничто, если национализация уничтожит дух предпринимательства, заинтересованности в развитии, а, следовательно, в начислении процентов и увеличении капитала.

К тому же производительность труд рабочих, почувствовавших себя хозяевами предприятия, быстро упадет, упадет и обязательная дисциплина. В усредненном человеке, которого только и можно принимать во внимание, слишком сильно желание произвести такое количество труда, которого хватило бы ему для поддержания существования. При системе, когда рабочие будут сами назначать себе жалование, его размер должен находиться в самой непосредственной зависимости от продолжительности рабочего времени. Следствием всех этих мероприятий являются, кроме того, преступный террор, безрассудное преследование всех инакомыслящих и устранение правового порядка в России. И правящие личности в принципе не что иное, как ловкие агитаторы, своими речами и вдохновением подстегивающие на борьбу против буржуазии, против всего существующего, способные воодушевлять массы верой в светлое будущее, на пути к которому — подлость и эгоизм правивших до сих пор классов, которые должны быть поэтому уничтожены.

Но творческие силы нигде, собственно, не проявляются. Русские города в запустении, экономическая жизнь в основном замерла, частично она еще поддерживается искусственно ценой больших жертв и затрат из государственных средств. Даже обеспечение населения продовольствием, которое в России по сравнению с другими европейскими государствами отличалось в лучшую сторону, теперь в крупных городах пришло в полный упадок. Прежде всего потому, что была сделана попытка решить крестьянский вопрос в интересах всего общества в духе коммунистической революции, не принимая во внимание опасные последствия такого подхода.

Россия живет, не думая о капитале, которого ввиду богатства страны должно хватить, казалось бы, на длительное существование. Торговля и промышленность едва теплятся, сельское хозяйство поставляет продукцию только под угрозой применения силы, и тем не менее эти поставки недостаточны.

Если бы уничтожение старого капиталистического порядка привело к улучшению жизни пролетариата, критика тогда умолкла бы. Но на деле все выглядит иначе. У массы российского народа нет никакой перспективы добиться уровня жизни презренной буржуазии, поскольку в этом стремлении используются все средства для превращения буржуазии в пролетариат.

Советская диктатура все еще утверждает, что она на правильном пути. Признаться в ошибке было бы равносильно признанию поражения. Нарастание недовольства в России заставляет власть имущих усиливать политику наведения страха. При этом утверждают, что это необходимая промежуточная стадия и только, что она необходима для защиты свободы пролетариата и для обращения врагов в свою веру или их уничтожения. В действительности же, это единственное средство сохранить диктатуру меньшинства, предоставить ему достаточно времени для отмщения и разрушений.

Коммунистическая революция должна была подарить русскому народу права человека и политическую свободу. Мы не обнаружили в этой стране никакой политической жизни, никаких демократических свобод; увидели народ, который в страхе и сомнениях живет от одного дня до другого; лишь малая часть этого народа мчится вперед, упоенная жаждой мести и крови.

Правительство, которое утверждает свою власть только преступными средствами, не способное ни к каким делам, может вызвать только чувство презрения и отвращения. Во всяком случае, мы, проработав совместно почти четыре месяца, не можем испытывать иных чувств по отношению к коммунистической диктатуре. Хотелось бы надеяться, что рано или поздно остальная Европа поймет опасность большевизма для мира и найдет в себе силы остановить его распространение и покончить с ним. Решающую роль в этом сыграет, конечно, исход войны. Если Германии удастся добиться мира на приемлемых для себя условиях, то она как наиболее пострадавшее государство не должна будет уклоняться от решения вопроса в целях самозащиты. Хотелось бы надеяться, что такую политику будут проводить люди, у которых хватит мужества, несмотря на возмущение левых партий по поводу реакционности намерений и недопустимого вмешательства во внутренние дела России, идти избранным путем. Хозяин лома, на которого напали убийцы и грабители, наверняка не назовет прибежавших на помощь соседей нарушителями спокойствия домашнего очага, даже если они ворвутся в дом без разрешения и будут действовать решительно.

Коммунизм не продержится долго, самое большее несколько лет, если Россия останется без помощи извне. Если же ему удастся распространиться и на другие народы, то процесс оздоровления продлится значительно дольше. Чем дольше продлится безрассудная битва народов, тем больше опасность для остального мира. Хочется надеяться, что наше правительство видит такую опасность и готово бороться с ней.

Если Россия не найдет поддержки, то все некоммунистические партии объединятся, наконец, на отчаянную борьбу, которая увенчается победой. Тогда и в этой несчастной стране в правительство войдут снова люди, которые заодно с теми, кто стремится из темноты к свету.


Примечания:



1

Граф Вильгельм фон Мирбах-Харф, p 2 июля 1871, убит 6 июля 1918, владелец заповедного имения на Харфе, член верхней палаты Пруссии, императорский германский посланник, ротмистр резерва кирасирского Дризенского полка Вестфалии, почетный кавалер суверенного Мальтийского ордена.



2

Имеется в виду победа над Россией и заключение Брест-Литовского мира в марте 1918 года Интересно, что Ботмеру подписание Брестского мира казалось «окончательной победой»



3

Пауль фон Гинденбург (1847–1934), с 27 ноября 1914 года — генерал-фельдмаршал 29 августа 1916 — начальник генерального штаба германской действующей армии Верховного главнокомандования



4

Я M Свердлов (1885–1919), в партии с 1901 года В 1912 году кооптирован в ЦК РСДРП, член Русского бюро ЦК

После Седьмой (апрельской 1917 г) партийной конференции — секретарь ЦК Руководитель Оргбюро по созыву Шестого съезда РСДРП(б), активный участник подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде Председатель большевистской фракции Второго Всероссийского съезда Советов В описываемый Ботмером период — Председатель ВЦИК



5

В. И. Ленин (1870–1924). Крупнейший революционер XX столетия. Создатель и руководитель партии большевиков. После Октябрьской революции занял пост Председателя Совета народных комиссаров



6

К. Б. Радек (1885–1939) Деятель российского и международного революционного движения В 1919-24 гг — член ЦК, член президиума Исполкома Коминтерна.



7

С марта 1920 г секретарь Коминтерна Радек был исключен из польской, а затем и из германской социал-демократической партии по инициативе Ф. Дзержинского и P. Люксембург, обвинявших Радека в мошенничестве (растрате общественных денег) и провокаторстве (сотрудничестве с германским и австро-венгерским правительством). Радек, однако, был взят под защиту Лениным и восстановлен, но уже в российском социал-демократическом крыле.



8

Чешским евреем Радек не был. Он родился во Львове и мог считаться либо австрийским, либо польским евреем



9

С И Гиллерсон (род, в 1869 г), в партии с 1917 по 1924 г В 1920-21 — руководитель миссии советского Красного креста в Праге, занимавшегося в том числе репатриацией бывших русских военнопленных из Чехословакии в советскую Россию



10

Не исключено, что Ботмер имеет в виду Л. С. Виленского (Ленский, Леонов, 1880–1950), большевик с 1903 года В 1905 году вышел из РСДРП и вступил в организацию анархистов-коммунистов После Октябрьской революции работал в Одессе, в 1922-24 был секретарем правления Промбанка в Москве, затем работал в Госплане



11

Члены Независимой социал-демократической партии Германии, основанной в апреле 1917 года на базе левого крыла германской социал-демократической партии До конца 1918 года в состав Независимых входил Союз Спартака В декабре 1920 года левое крыло НСДПГ влилось в коммунистическую партию Германии, а в 1922 г оставшееся правое крыло НСДПГ во главе с Г. Гаазе и К. Каутским вернулись в СДПГ



12

Вильсон Томас Вудро (1856–1924), 28-й президент США (1913-21) от демократической партии



13

Г. В. Чичерин (1872–1936), с 1905 г член социал-демократической партии. Меньшевик. С 1918 года-большевик В 1918-30 годах — нарком иностранных дел



14

Л. М. Карахан (1889–1937), в партии с 1917 г., член ВРК. Секретарь советской делегации на переговорах о Брестском мире В 1918-20 и 1927-34 гг — заместитель наркома иностранных дел В 1921 г — полпред в Польше, в 1923-26 — в Китае, с 1933 г — в Турции



15

Видимо, И. И. Белопольский (1884–1918), в партии с 1903 года, большевик с 1905 После Октябрьской революции избран в ЦИК Советов Сибири (Центросибирь), в Красноярский исполком и наркомат Енисейской губернии Расстрелян чехословаками



16

А. В. Кривошеий (1857–1921), русский государственный деятель. В 1908-15 гг — министр земледелия, управляющий дворянским и Крестьянским банками. Руководил проведением Столыпинской земельной реформы. В 1920 году глава правительства Юга России. Затем в эмиграции.



17

П. H. Милюков (1859–1943), лидер партии кадетов, министр Временного правительства в марте-мае 1917 г. Эмигрировал в Париж, где был редактором «Последних новостей».



18

А. Ф. Керенский (1881–1970), российский политический и общественный деятель. По профессии адвокат, лидер фракции трудовиков в Четвертой Государственной думе. С марта 1917 г — эсер Занимал различные посты во Временном правительстве министра юстиции (март-май), военного и морского министра (май-сентябрь), министра-председателя (с 8 июля) и верховного главнокомандующего (с 30 августа). После Октябрьской революции находился в эмиграции. В последний период эмиграции — профессор Стэнфордского университета в Калифорнии.



19

Ботмер ошибается, Керенский меньшевиком никогда не был.



20

Б. В. Савинков (1879–1925), в 1903 — сентябре 1917 — эсер, один их руководителей «Боевой организации», террорист. После Октябрьской революции эмигрировал, ставя себе целью свержение советской власти. В 1924 году заманен в советскую Россию сотрудниками ГПУ, арестован. Согласно официальной версии покончил жизнь самоубийством



21

Сергей Александрович (1857–1905), Великий князь, сын императора Александра II. Участник русско-турецкой войны 1877-78 годов. Московский генерал-губернатор в 1891–1905. Убит эсером-террористом И. П. Каляевым



22

В. К. Плеве (1846–1904), министр внутренних дел, шеф отдельного корпуса жандармов (1902-04). Убит террористом E. С. Созоновым (Сазоновым)



23

Александр II (1818-81), российский император (1855–1881)



24

Александр III (1845-94), российский император (1881–1894)



25

Отто фон Шенхаузен Бисмарк (1815-98), князь, первый рейхсканцлер германской империи в 1871-90. Осуществил объединение германии под эгидой Пруссии, один из инициаторов тройственного союза 1882 года, направленного главным образом против Франции, но одновременно и против России. Предупреждал против войны Германии на два фронта



26

Курт Рицлер (Рюдорфер, 1882–1955) — германский дипломат, философ и публицист. С мая 1913 — постоянный помощник при министерстве иностранных дел. В августе 1914 был назначен в свиту кайзера в Ставке. В январе 1915 переведен в Имперскую канцелярию. В сентябре 1917 назначен консулом при посольстве в Стокгольме во главе вновь созданной русской секции. В апреле 1918 отозван в Берлин и в апреле же отправился работать с послом в Москве графом Мирбахом. После убийства Мирбаха в июле исполнял обязанности посла вплоть до своего отзыва в Берлин в августе 1918 г. Автор ряда работ по вопросам мировой политики



27

Теобальд фон Бетман-Гольвег (1856–1921) — с июля 1909 по июль 1917 года германский рейхсканцлер. После отставки отошел от политической деятельности



28

M. Д. Скобелев (1843-82), русский генерал от инфантерии (1881). Участник Хивинского похода 1873 г, Ахалтекинской экспедиции 1880-81, подавления Кокандского восстания 1873-76. В Русско-турецкую войну 1877-78 командовал отрядом под Плевной, затем дивизией в сражении при Щипке-Шейново.



29

В. В. Верещагин (1842–1904), русский живописец. Погиб при взрыве броненосца «Петропавловск» в Порт-Артуре.



30

Бонапарт (Наполеон I), 1769–1821 — французский император в 1804–1814 гг и в марте-июне 1815 г.



31

Мартин Лютер (1483–1546), родоначальник реформаторского движения в Германии. Основатель лютеранства. Перевел на немецкий язык Библию



32

С. И. Щукин (1854–1937), промышленник, меценат, коллекционер. Покровитель и собиратель Матисса, Пикассо, Гогена и Сезанна. К началу первой мировой войны владел крупнейшей коллекцией импрессионистов в мире (221 картина). Превратил свой дом в публичную галерею, основатель института философии в Московском университете. После Октябрьской революции — эмигрант. Умер в Париже. Коллекция Щукина была национализирована советской властью.



33

Л. Д. Троцкий (Бронштейн, 1879–1940). Виднейший русский и международный революционер, один из идеологов русской революции 1905-07 гг. После поражения революции — в эмиграции. В 1917 г — один из руководителей русской революции. Являлся сторонником и теоретиком мировой революции.



34

Гертлинг — германский политический деятель, с ноября 1917 — канцлер Германии



35

Рихард фон Кюльман (1873–1948), германский дипломат. В 1900 году начал дипломатическую карьеру в качестве атташе германского посольства в Петербурге. В 1904-09 гг — поверенный в делах в Танжере, в 1909-14 — советником посольства в Лондоне. После начала первой мировой войны — в Константинополе. В 1915 — назначен посланником в Гааге. В 1916 г — послом в Константинополе. С августа 1917 по июль 1918 — статс-секретарь иностранных дел



36

П. H. Краснов (1869–1947), казачий генерал, писатель. В первую мировую войну командовал казачьей бригадой и дивизией. После Октябрьской революции первым выступил против большевиков. 18 мая 1918 г избран атаманом донских казаков. После окончания гражданской войны эмигрировал, жил в Германии. Стал известным писателем, автором нескольких десятков книг, в основном написанных в жанре исторического романа. Во вторую мировую войну возглавлял антисоветские казачьи силы, финансируемые и организованные германским правительством. Выступал против объединения казаков с РОА генерала А. А. Власова. Интернирован в Австрии британскими войсками и в мае 1945 г выдан СССР. Судим в Москве за измену, приговорен к казни и повешен.



37

H. И. Муралов (1877–1937) — в партии с 1903 г. В 1918 г — командующий войсками московского военного округа.



38

В 1918 г наркомами финансов успели побывать три человека В. P. Менжинский (до марта месяца), И. Э. Гуковский и H. H. Крестинский (остававшийся на этом посту до 1922 г). Ботмер имеет в виду Гуковского (1871–1921), до революции причастного к т. н. «темным» большевистским деньгам.



39

И. С. Уншлихт (1879–1938), в партии с 1900 года. После февральской революции — член Петроградского совета. В период Октябрьской революции — член Петроградского ВРК и Исполкома Петросовета. С декабря 1917 года — член коллегии НКВД. В 1918 г — нарком по военным делам Литвы и Белоруссии



40

Речь идет о Розе Маврикиевне Радек



41

А. А. Иоффе (1883–1927). В партии большевиков с 1917 г., участник Октябрьской революции в Петрограде, член ВРК. В 1918 году один из ведущих советских дипломатов во время переговоров в Брест-Литовске, затем полпред в Берлине



42

Речь идет об аресте и расстреле А. М. Частного (1881–1918). Капитан. В первую мировой войну служил в Балтийском флоте. В 1918 г — начальник штаба Балтфлота. После подписания Брестского мира и угрозы захвата Балтфлота немцами был назначен начальником морских сил в Балтийском море.



43

Речь идет о вдове графа Н. Д. Остен-Сакена (1831–1912), русского дипломата, посла в Берлине с 1895 по 1912 годы.



44

Очевидно, Ботмер ошибается, в июня 1918 года наркомом был П. А. Кобозев (1878–1941), отозванный в Москву из Туркестана в мае 1918 г и приступивший по прибытии в столицу к исполнению обязанностей наркома путей сообщения.



45

П. А. Кропоткин (1842–1921), князь, русский революционер, теоретик анархизма. В 1876–1917 гг — в эмиграции



46

Л. H. Толстой (1828–1910), русский писатель.



47

А. И. Дутов (1879–1921), генерал-лейтенант, казачий атаман. В первую мировую войну — заместитель командира казачьего полка. После февральской революции избран председателем Всероссийского союза казачьих армий. В июне 1917 — главой Всероссийского казачьего съезда. В сентябре 1917 — атаманом Оренбургских казаков. Вместе с чехословаками воевал против большевиков на Урале. В 1918-19 — командующий Оренбургской казачьей армией у адмирала Колчака. После поражения белых в марте 1921 года отступил в Китай.



48

А. В. Колчак (1874–1920), арктический исследователь, адмирал. В 1915 году — командующий флотом в Риге, затем командующий Черноморским флотом. В июне 1917 года после беспорядков моряков ушел в отставку и покинул Крым. Некоторое время читал в США лекции, затем вернулся в Сибирь. Был военным министром в правительстве Директории в Омске. После переворота 18 ноября 1918 года и устранения Директории провозглашен Верховным правителем России. С осени 1919 г терпит поражения. 27 декабря 1919 г интернирован чехословацкими войсками и 15 января передан ими меньшевистско-эсеровскому правительству в Иркутске, которое в свою очередь 20 января 1920 года выдало Колчака большевикам. 7 февраля 1920 г Колчак был расстрелян.



49

Может быть, Ботмер пишет об А. И. Верховском (1886–1938). В июле-сентябре 1917 г Верховский командовал войсками московского военного округа. По политическим симпатиям — эсер. Сотрудничал с эсерами и меньшевиками, выступил против Л. Г. Корнилова. 30 августа (12 сентября) назначен военным министром Временного правительства. Выступал за сепаратный мир с Германией. 4 ноября по новому стилю из-за несогласия Временного правительства пойти на сепаратное соглашение вышел в отставку. После Октябрьской революции сначала отказался признать советскую власть и даже участвовал в попытке создания в ставке Главнокомандующего в Могилеве антибольшевистского правительства. Однако уже в феврале 1918 года вступил в Красную армию, занимал высокие посты в генеральном штабе РККА. С 1921 года — на преподавательской работе, профессор военной академии им Фрунзе.



50

Г. M. Семенов (1890–1946), один из главных военных руководителей антибольшевистским движением в Забайкалье. С 1919 — генерал-лейтенант, атаман Забайкальского казачьего войска. С января 1920 — преемник Колчака на территории «Российской восточной окраины». С 1921 — в эмиграции Захвачен в Манчжурии советской военной разведкой в 1945 г и по приговору Верховного суда СССР казнен.



51

Эрих Людендорф (1865–1937), прусский генерал, в первую мировую войну — помощник генерала Гинденбурга. С августа 1914 г — начальник штаба Восточного фронта. Фактически руководил военными действиями фронта в 1914-16 гг С 29 августа 1916 по 26 октября 1918 — первый генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандовании, командующий всеми вооруженными силами Германии. Участник Капповского путча в 1920 г, соучастник фашистского путча 1923 г в Мюнхене.



52

M. A. Спиридонова (1884–1941), видный деятель партии эсеров. Один из лидеров «левых» эсеров, сторонница коалиции с большевиками. Противница Брестского соглашения. Приняла на себя ответственность за убийство Мирбаха и мятеж «левых» эсеров. С июля 1918 года в основном находилась в ссылках и тюрьмах.



53

Б. Д. Камков (1885–1938), эсер, затем один из лидеров левых эсеров. В годы первой мировой войны — интернационалист. В октябре 1917 г, будучи членом ЛСР, поддержал большевиков, был одним из основателей ПЛСР (партия левых эсеров). Выступал против Брестского мира



54

В. А. Карелин (1891–1938), эсер, затем один из лидеров левых эсеров. В декабре 1917 г вошел в советское правительство как нарком государственного имущества. Член советской делегации от ПЛСР на переговорах в Брест-Литовске. Противник Брестского соглашения. В марте 1918 г вышел из СНК.



55

В. А. Александрович (Л. А. Дмитриевский, Дмитревский, «Льер Ораж», 1884–1918), левый эсер, после Октябрьской революции — заместитель председателя ВЧК Дзержинского. Расстрелян по обвинению в организации убийства Мирбаха и мятежа левых эсеров.



56

Д. А. Черепанов, эсер, затем левый эсер. Член ЦК. После июльских событий 1918 года уходит в подполье. Сотрудничает с анархистами, один из организаторов «всероссийского штаба революционных партизан», ставившего своей задачей террористические акты против «беков» — большевиков, в первую очередь — ответственных партийных работников. Арестован 17 февраля 1920 г. Казнен.



57

Речь идет о боксерском или ихэтуаньском восстании в Китае, начавшемся в мае 1900 года и направленном в основном против иностранцев. 20 июня в Пекине, прямо на улице, повстанцами был убит германский посланник фон Кеттелер. Вслед за тем началась осада дипломатических миссий. 14 августа в Пекин вступил 20-тысячный международный экспедиционный корпус, и миссии были освобождены.



58

Ф. Э. Дзержинский (1877–1926), революционер, социал-демократ с 1895 г. Член ЦК РСДРП с 1907 г. С 1917 г — председатель ВЧК. Во время дискуссий о Брестском мире — «левый» коммунист.



59

Имеется в виду П. И. Стучка (1865–1932), в социал-демократическом движении с 1895 года С 1904 г — член ЦК латышской социал-демократической партии. С 18 марта 1918 г — нарком юстиции В 1918-20 — председатель советского правительства Латвии.



60

Я. Г. Блюмкин (1898–1929), левый эсер, участник убийства Мирбаха 6 июля 1918 г, сотрудник ВЧК, с 1920 г большевик.



61

H. A. Андреев, сотрудник ВЧК, фактический убийца Мирбаха. После убийства скрылся, бежал на Украину, где вскоре умер от тифа.



62

M. Г. Вронский (1882–1941), член социал-демократической партии Польши и Литвы с 1902 года, затем член большевистской партии. После Октябрьской революции — заместитель наркома торговли и промышленности. В 1918 г — левый коммунист, с 1920 — полпред и торгпред в Австрии. Наркомом торговли Вронский не был. Ботмер не точен.



63

Д. И. Попов (1892–1921) С 1917 по 1919 гг — левый эсер. В 1918 — член ВЦИК. С марта 1918 — начальник одного из отрядов ВЧК. С апреля 1918 — член коллегии ВЧК. В июле 1918 года, в ответ на арест большевиками фракции ПЛСР на V съезде Советов предпринял ряд действий, квалифицированных советским правительством как мятеж левых эсеров. Отряд Попова был разгромлен, а Попов бежал на Украину. В сентябре 1919 г служил у Махно. Во время переговоров большевиков с Махно являлся посредником. После разрыва советской власти с Махно в ноябре 1920 г украинское ЧК арестовало Попова и направило его в Москву, где в мае 1921 года он был приговорен к казни и расстрелян.



64

Л. Б. Красин (1870–1926), член партии с 1890 г. Агент «Искры», в 1903-07 гг — член ЦК РСДРП. В первую русскую революцию — руководитель боевой технической группы (террористическая деятельность) при ЦК. В 1918 г — член Президиума ВСНХ, нарком торговли и промышленности.



65

Еще и сейчас (1922 г) есть мнение, что царь и его семья бежали и скрываются, что вместо них были пленены и расстреляны другие Такое мнение наверняка ошибочно. — прим. автора



66

Николай II (Романов), Николай Александрович (1868–1918), российский император с 1894 до 1917 года. Отрекся от престола.



67

Карл I (1600-49), английский король с 1625 года, из династии Стюартов. Низвержен в период английской революции и казнен



68

Людовик XVI (1754-93), французский король в 1774-92 гг. Из династии Бурбонов. Свергнут народным восстанием в 1792 г, осужден Конвентом и казнен.



69

Следует отдать должное интуиции Ботмера. Лишь много лет спустя станет известно, что убийство, причастность к которому центральное советское правительство всегда отрицало, совершено по прямому указанию Ленина и Свердлова. Вот что записал в своем дневнике 9 апреля 1935 г. Троцкий:

«Белая печать когда-то очень горячо дебатировала вопрос, по чьему решению была предана казни царская семья… Либералы склонялись, как будто, к тому, что уральский исполком, отрезанный от Москвы, действовал самостоятельно. Это не верно. Постановление вынесено было в Москве. Дело происходило в критический период гражданской войны, когда я почти все время проводил на фронте, и мои воспоминания о деле царской семьи имеют отрывочный характер. Расскажу здесь, что помню.

В один из коротких наездов в Москву — думаю, что за несколько недель до казни Романовых, — я мимоходом заметил в Политбюро, что, ввиду плохого положения на Урале, следовало бы ускорить процесс царя. Я предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования (крестьянск[ая] политика, рабочая, национальная, культурная, две войны и пр.); по радио (?) ход процесса должен был передаваться по всей стране; в волостях отчеты о процессе должны были читаться и комментироваться каждый день. Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если б было осуществимо. Но… времени может не хватить… Прений никаких не вышло, так [как] я на своем предложении не настаивал, поглощенный другими делами. Да и в Политбюро нас, помнится, было трое-четверо: Ленин, я, Свердлов… Каменева, как будто, не было. Ленин в тот период был настроен довольно сумрачно, не очень верил тому, что удастся построить армию… Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

— Да, а где царь?

— Конечно, — ответил он, — расстрелян.

— А семья где?

— И семья с ним.

— Все? — спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

— Все! — ответил Свердлов, — а что?

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.

— А кто решал? — спросил я.

— Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Больше я никаких вопросов не задавал, поставив на деле крест. По существу, решение было не только целесообразным, но и необходимым. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтоб запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентных кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли бы и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал: способность думать и чувствовать за массу и с массой была ему в высшей мере свойственна, особенно на великих политических поворотах…» (Л. Д. Троцкий. Дневники и письма. Изд. Гуманитарной литературы, М., 1994, с. 117–118).



70

Представитель Турции



71

Карл Гельферих (1872–1924) — государственный деятель, дипломат, экономист. Его труд о деньгах часто упоминается с эпитетом «классический». С 1906 гола — один из директоров Анатолийской (Багдадской) железной дороги. С 1908 директор Немецкого банка. С февраля 1915 — влиятельный член правительства, сначала — статс-секретарь в министерстве финансов, затем — статс-секретарь внутренних дел и до ноября 1917 — вице-канцлер. Один из руководителей финансовой политики Германии в первую мировую войну. В ноябре 1917 года, после образования правительства во главе с канцлером Гертлингом, ушел в отставку. Руководил работами по подготовке будущих мирных переговоров. Был назначен преемником Мирбаха на пост германского посла в России, куда отбыл из Берлина 26 июля 1918 г. Однако 6 августа покинул Москву и больше уже в Россию не возвращался.



72

Дается в обратном переводе с немецкого



73

Л. Л. Скоропадский (1873–1945), генерал-лейтенант (1916), гетман Украинской державы (1918). В 1918 г. эмигрировал в Германию. Арестован советской разведкой в конце второй мировой войны, вывезен в Советский Союз и казнен



74

В. И. Невский (1876–1937), нарком путей сообщения, сменивший на этом посту Кобозева. В партии с 1897 года. Один из первых партийных историков.



75

И. И. Вацетис (1873–1938), в первую мировую войну — командир 5-го латышского Земгальского полка. В дни Октябрьской революции вступил в соглашение с Петросоветом о невыводе латышских стрелков на фронт в обмен на поддержку латышами советской власти. В 1918 г — командир латышской стрелковой дивизии, военной опоры Совнаркома в столице. Военный руководитель разгрома левых эсеров 6–7 июля 1918 г в Москве.



76

M. A. Муравьев (1880–1918), бывший офицер царской армии. По политической принадлежности близок к эсерам. После Октябрьской революции предложил свои услуги советскому правительству. В ноябре 1917 г руководил обороной революционного Петрограда против Краснова. В начале 1918 г командовал войсками, действовавшими против Украинской центральной рады и Каледина. В июне 1918 назначен главнокомандующим Восточным фронтом против чехословаков. Узнав об убийстве Мирбаха в Москве пытался поднять антигерманский мятеж в войсках, во время его ареста и начавшейся из-за этого перестрелки был убит.



77

M. С. Урицкий (1873–1918), в социал-демократическом движении с 1898 года. С 1917 — большевик, с июля 1917 — член ЦК партии, с октября — член Военно-революционного центра по руководству восстанием и Петроградского ВРК, член ВЦИК. С марта 1918 — председатель Петроградской ЧК, кандидат в члены ЦК РКП(б) Убит террористом 30 августа 1918 г









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх